Текст книги "Измена в прошлом (СИ)"
Автор книги: Марта Макова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 31
Совершенно напрасно я переживала о нашем с Пашей сосуществовании на одной территории.
Как только мы проводили свекровь домой, мило распрощавшись в аэропорту и помахав рукой взлетающему самолёту, наша жизнь, потихоньку стала входить в спокойное, размеренное русло. Нам даже заново привыкать друг к другу не пришлось, всё как-то естественно, само собой, складывалось.
Несмотря на обманчивую внешность, в моём бывшем-настоящем муже не было уже той юношеской беспечности и легкомыслия. Это был взрослый, зрелый человек, умеющий принимать серьёзные решения.
К тому же он очень старался снова завоевать моё доверие. Незаметно, но настойчиво ухаживал, заботился и няшил меня.
А я мысленно посмеивалась над собой, но не могла пройти спокойно мимо, стоящего у плиты в одних только джинсах, Пашки, не проведя ладонью по заманчивой впадине между лопаток на его спине. Или, тихо подойдя сзади, не погладить ладонями широкие плечи, когда он сидит за письменным столом и строчит лекции в тетради. Пашка ловил мою ладонь, целовал самую серединку её, удерживая мой взгляд, и видя разгорающееся синее пламя в его глазах, я вспыхивала сама. Это была игра. Я, словно ненароком, дефилировала мимо него в красивом белье или выходила из ванной замотанная в одно только коротенькое полотенце, якобы "забыв" свою одежду в комнате. Пашке же достаточно было просто снять футболку, в одних только джинсах и босиком, прийти "за водичкой" на кухню, где я готовила. Постоянно соблазняли друг друга, но больше не заводили разговоров о любви или наших отношениях.
Мы много обсуждали будущее, строили планы и разбирали варианты дальнейших действий.
– Даже если я не буду работать по специальности, вышка мне всё равно пригодится. Когда точно буду уверен, в каком направлении действовать и развиваться – получу второе, третье образование, если понадобится. – Пашка складывал в дипломат конспекты и тетради с лекциями, готовясь к следующему дню. – Какой дебил придумал моду на эти чемоданы? Как я с ним раньше ходил? Нужно срочно купить новую сумку.
Пашка раздражённо щёлкнул замочками, закрывая дипломат, и с недоумением и лёгким отвращением поставил его на стул.
– Страшно неудобная вещь. На плечо не повесишь, руки всегда заняты, места много занимает. – перечислил все недостатки пластикового кейса.
– Зато ты первый модник в институте. – подсмеивалась я, сидя на диване и наблюдая за Пашкиными сборами. Муж только недовольно сморщил свой красивый ровный нос в ответ на мою реплику.
– А ты, Юль? Куда учиться пойдёшь? – закончив сборы, Пашка плюхнулся рядом со мной на диван.
– Вообще-то, у меня есть диплом. Был. – я осознала, что полученное когда-то образование сгорело, испарилось вместе с моей прошлой жизнью.
– А какая у тебя была специальность? – Пашка протянул руку, заправил мне за ушко выбившуюся прядь и с любопытством посмотрел на меня. Ему было интересно всё, вся моя прошлая жизнь.
– Технолог рыбного производства. – и глядя на его скептически приподнятую бровь и улыбку, засмеялась. – Ну это была самая невостребованная специальность, туда почти не было конкурса при поступлении. Ты же помнишь, что отличницей я не была?
В прошлом я всё-таки окончила институт. Отучилась на вечерне-заочном отделении. Так нам с мамой было удобнее приглядывать за Серёжкой.
– Ты работала на рыбзаводе? – неверяще и даже сочувственно смотрел на меня Пашка.
– Пока я окончила институт, все рыбзаводы уже развалились. Так что нет. По специальности я не работала. – я поджала под себя ногу, устраиваясь поудобнее и разворачиваясь лицом к сидящему рядом мужу. – И сейчас я точно не хочу учиться на технолога.
– А куда пойдёшь? Может, в мед или в пед?
В нашем городе, кроме мореходного училища, куда принимали только парней, было ещё три института. Медицинский, педагогический и институт рыбного хозяйства. Ну и консерватория, но это совсем не про меня.
Я в задумчивости почесала нос. И правда, куда пойти учиться? Не в медицинский же. И не в педагогический.
– Юль, а кем ты мечтала стать? – неожиданный вопрос застал врасплох. Я рассеянно захлопала глазами, глядя в заинтересованное лицо Паши. И правда, кем я мечтала стать? Ведь наверняка когда-то мечтала. Но совсем не помнила об этом.
– Юла, ты так глубоко задумалась, что мне уже стало страшно. – посмеиваясь Пашка поднял руки в шутливом умоляющем жесте. – Только не говори, что мечтала стать космонавтов или актрисой.
Я фыркнула в ответ. Не знаю я, кем хочу стать. Лет двадцать не задумывалась уже.
– Ты же понимаешь, что это бесперспективные профессии в ближайшем будущем? Всё развалится. И космос, и кинематограф.
– И что теперь? Учится на экономиста или юриста? – я возразила из чистого упрямства. – Мама всю жизнь бухгалтером корпела. Я скучнее и зануднее работы не представляю.
– Юрист неплохо, конечно, но необязательно. Зарабатывать деньги буду я, а ты выбери себе занятие по душе.
– Актрисой? – подначивала я с самым серьёзным видом. Никогда не мечтала об этой профессии, но удержаться от шуточек не получилось.
– Ну если хочешь, можешь актрисой. – неохотно согласился Пашка. – А можешь совсем не работать. Я сумею прокормить нас.
– А если бросишь меня, я как жить буду? А если в сорок бросишь, или в пятьдесят? Найдёшь двух по двадцать. И прости-прощай, любовь всей моей жизни!
Ага! Прямо сейчас! Разбежалась! Нашёл дурочку. Доверить своё будущее благополучие ему?
– Я же сказал, что не брошу. – насупился, нахмурил брови свои соболиные. – Юля, прекращай!
Пашка сердился, я злилась. Вот так, зачастую из малейшей искры у нас разгорались ссоры. Я дулась в углу, а Пашка уходил заниматься какими-нибудь домашними делами. На удивление он оказался очень приспособленным к бытовым заботам. Мыл полы и посуду. Запросто мог затеять стирку в старенькой стиральной машине. И очень вкусно готовил. Не делил домашнюю работу на мужскую и женскую. Без проблем мог перегладить постельное бельё или мои блузки и платья. А я, глядя на него со стареньким утюгом в руках, не могла долго обижаться. Кто может устоять от вида полураздетого атлета со шваброй в руках или пекущего блины и ловко переворачивающего их на сковороде?
* * *
– Юль, ты не беременна случайно? – вопрос мамы застал меня, с аппетитом поедающую хрустящий огурец, врасплох. Я с удивлением покрутила малосольный огурчик, рассматривая его со всех сторон. Вкусно же просто!
– Нет, мам. Не беременна.
– Вы бы повременили с ребёночком. Пожили для себя. Не спешите. – мама пыталась делать вид, что это просто случайный разговор. Отвернулась к плите, на которой закипал чайник.
– В чём дело, мам? Ты не хочешь внука? – я отодвинула подальше от себя миску с огурцами, одуряюще вкусно пахнущими свежим укропом и чесночком.
– Подумала, рано вам. – пожала мама плечами, не поворачиваясь ко мне. – Вы молодые совсем. Паша ещё учится. Да и тебе в этом году опять попробовать поступить надо. Не ко времени пока детки.
– Ма-а-м? Ну-ка посмотри на меня.
– Ну что? – мама как-то устало и удручённо вздохнула и повернулась.
– Что случилось? С чего такие разговоры? – наседала я.
– Да ничего не случилось, Юль. Так просто, подумала, что не спешить бы вам с ребёнком.
Она суетливо разливала кипяток по чашкам. Гремела крышечкой заварного чайника. Дёргаными движениями достала чайные ложки из выдвижного ящика шкафчика. Я не сводила с неё требовательного взгляда.
– Ну что ты так на меня смотришь? Пей чай, пока горячий. – пододвинула она ко мне сахарницу. – Сахар клади, или вот, конфеты у меня есть. Остались со свадьбы.
– Говори, о чём думаешь. Что не так, мам?
Я смотрела на её поджатые губы, на нахмуренные брови.
– Признавайся, что хотела сказать?
– Я тебе уже не раз об этом говорила, Юль. Чем тебе наши парни не нравились? Простые, работящие, из знакомых семей. Мы все тут друг друга знаем! А Павел твой...
– Что Павел? – как тогда, так и сейчас уступать я не собиралась. – Чем Паша мой не угодил?
– Да угодил, угодил. Только одного ты дочка не понимаешь, – устало вздохнула мама. – не пара ты ему.
Я молчала и ждала продолжения, сжимая до боли в пальцах чайную ложку.
– Мы со свахой поговорили на свадьбе. Она мне про семью их рассказывала. Непростые они люди. Москвичи.
– И что?
– И то! – начала сердиться мама. – Молодая ты ещё, жизни не знаешь! Не ко двору ты там будешь. Москвичи на москвичках женятся, себе подобных ищут. Нагуляется твой Павел тут, наживётся с тобой, а потом в Москву уедет. А ты тут с дитём одна останешься.
Вот оно! То, в чём меня неустанно убеждали все кому не лень. То, что уронило мою самооценку ниже плинтуса, и мне понадобились годы, чтобы достать её оттуда. То, что Паша – звезда, а я всего лишь простушка, которую он от скуки подцепил. Недостойная его величия.
Я отложила в сторону ложечку, отодвинула от себя чашку с чаем.
– Вот сейчас посмотри на меня внимательно мама. Я что, уродина у тебя?
– Ну нет, конечно.
– Может быть, я у тебя дурочка, непутёвая, невоспитанная? – продолжала наседать я.
– Юль, ну что ты говоришь?! Ты у меня красавица. И неглупая совсем…только… – мама замялась, маятно вздохнула и подняла на меня взгляд от чашки, в которой прятала его.
– Что только? – уф…Юлия Владимировна, умерь свой суровый начальственный тон. Перед тобой не грузчики, уборщицы и садовники, которыми ты запросто командовала как ротой солдат. Перед тобой мама. Вон и губы у неё уже дрожат.
– Мам, – я как могла, постаралась смягчить тон, – ты даже не переживай. Всё у нас с Пашей будет хорошо. И с отцом его я тоже справлюсь. Вот увидишь! А Паша… ну красавец, конечно, но и меня не мусорке нашли! И пожалуйста, не говори мне больше такого. Пашка ничем не лучше меня!
Глава 32
Я понемногу привыкала к своей новой жизни. Иногда ещё удивлялась наивной вере людей в светлое, стабильное будущее. Всё чаще прикусывала язык от желания рассказать о том, что нас всех ждёт.
Радовалась, встретив случайно старых знакомых, которых уже потеряла в прошлой жизни. Слушала, о чём мечтают и что планируют девочки на работе и иногда позволяла себе давать им советы, которые могли бы уберечь от последующих неудач.
Например, нашей признанной красавице и умницей Иринке не ходить на свидание к Ивашкину. Она выйдет за него замуж, а этот балбес в девяностые продастся в рэкет и, в конце концов, сядет на десять лет в тюрьму. А потом ещё на семь. Иринка будет носить передачи, а Ивашкин, между отсидками, поколачивать её из-за ревности.
Буквально силой заставила свою любимую бабушку, пока ещё бодрую и полную энергии, сходить к врачам и обследоваться, чтобы выявить и начать лечить болезнь, которую она запустила и слишком поздно обратилась за помощью в прошлом.
Но Иринка так и продолжала бегать на свидания к своему Ивашкину, а бабушка, смеясь, махнула рукой "да нормально у меня всё".
Самое мучительное было знать о том, кто и когда уйдёт из жизни. Тяжело было встречать этих людей и молчать. Я не понимала, могу ли я предупреждать их о чём-то? И если мои предсказания начнут сбываться, то как отреагируют люди?
– Юль, не лезь ты в это. Не вмешивайся. У каждого своя судьба. – Паша, до этого внимательно слушавший меня, резко встал со стула и нервно заходил по комнате. – Ты не можешь спасти каждого, ты не Господь бог, не тебе решать, как им жить и умирать.
– Я понимаю, Паш. Но как промолчать? Знать и не предупредить? Сердце разрывается иногда, так жалко. – съёжилась я в углу дивана.
– Ты не несёшь ответственность за всех этих людей. – Пашка сел рядом, развернул меня за плечи лицом к себе и поймал мой взгляд. – Теперь подумай, Юль. Если всё, что ты будешь говорить, начнёт сбываться, а оно начнёт, потому, что люди всё равно будут поступать по-своему, как к тебе вокруг относиться начнут? Будут шарахаться от тебя, как от прокажённой. Считать, что ты приносишь несчастья. Пускай всё идёт как предначертано. Думаю наша задача сейчас совсем в другом.
– В чём, Паш? – этот вопрос мучил меня с самого начала.
Пашка задумчиво пожал плечами.
– Не знаю, Юла. Возможно, наши дети. Сергей и может быть ещё кто-то, кого мы могли родить, если бы не расстались. Думаю, мы должны что-то исправить. Неспроста оказались именно в этом периоде нашей жизни, а не родились заново младенцами.
– Думаешь, со всеми происходит то же что и с нами? Ну... после смерти?
– Да кто его знает, Юль. – Пашка напряжённо потёр лоб, а потом тряхнул головой, словно разгоняя стаю роящихся мыслей. – Никто ещё не возвращался оттуда. Не рассказывал, что бывает потом.
Я прильнула к мужу, обняла за талию, спрятав лицо у него на груди.
– Мне немного страшно, Паш.
– Не бойся, Юла, не переживай. – Пашка обнял меня в ответ, прижал покрепче к себе и поцеловал в макушку. – Будем просто жить. Делать что должно и будь что будет. Всё будет хорошо.
Здесь, в кольце сильных рук, на широкой и твёрдой груди я, вопреки всему, чувствовала себя наконец-то дома. Рядом с мужем мне было спокойней. У меня снова была своя крепость, семья. Катастрофически не хватало только сына.
– Расскажи мне о Серёже, Юль. – Пашка словно подслушал мои мысли. Он всегда чувствовал меня лучше других. Моё настроение, мои намерения, моё самочувствие. – Расскажи, каким был наш сын?
– Он похож на тебя. – Я немного отодвинулась, рассматривая Пашкино лицо. Изучающе провела пальчиком по ровным чёрным бровям, чуть коснулась длинных пушистых ресниц, которым позавидовала бы любая девчонка, по капризной линии верхней губы. – Особенно глаза. Синие-синие, как у тебя.
Пашка чуть прикрыл веки, наслаждаясь мимолётной лаской. Поймал мою руку и, дрогнувшими губами, поцеловал мякушку, блуждающего по его лицу, пальчика.
– Серёжка очень умный и целеустремлённый. Ещё в седьмом классе решил, что станет врачом. Готовился к поступлению, изучал химию и биологию. После девятого всё лето пахал на стройке, чтобы заработать на репетиторов. Все ровесники купались, отдыхали, а он с утра до позднего вечера вкалывал. Не хотел, чтобы я брала подработку.
Пашка откинулся на спинку дивана, чуть прикрыл глаза, спрятав боль и сцепив зубы, молча слушал.
Я могла говорить о Серёжке часами. От рассказов о сыне мне становилось немного легче, даже радостнее на истосковавшемся сердце. Словно я на это время снова была с ним рядом. Вот же он, живой, стоит перед моими глазами испуганным первоклассником, или размазывает по потному, чумазому лицу злые слёзы боли и обиды, когда в пятый раз падает с велосипеда, на котором учится кататься.
Или он пятиклассник весь разрисованный в зелёную точку, потому что именно в этом возрасте его догнала ветрянка. Зашёл к другу за книжкой, а там заболевшая маленькая сестрёнка. Пять минут в квартире с больным ребёнком и Сергей неделю жутко температурил и каждый сантиметр его кожи был усыпан зудящими пузыриками ветрянки.
Или читающий книгу сидя за кухонным столом, а рядом стоит забытая тарелка с давно остывшим супом.
Или азартно рубящийся в приставку Dendy, сидя прямо на полу перед телевизором. Долговязый, немного неуклюжий подросток, с пробивающимся первым пушком на лице и ломающимся голосом.
– Знаешь, он был удивительно беспроблемный ребенком. Сообразительным, вдумчивым и очень добрым. Кормил всех бездомных собак и котов по дороге в школу. – я не могла без улыбки вспоминать, как сын тайком скармливал подвальным кошкам бутерброды и булочки, которые я давала ему с собой в школу. Когда я это выяснила, стала складывать для животных в отдельный пакетик остатки еды.
– В девятом классе принёс домой котёнка. Подобрал на улице. Больного, одноглазого, с переломанной лапкой. Лечил его сам. Назвал Морсом. Оказалось, что это кошка. Маруся. Пятнадцать лет у нас прожила.
– У меня тоже была кошка. – улыбнулся Паша. – Она даже на самолёте с нами летала, когда мы переезжали с места на место.
– Сергей так и вырос вместе с Маруськой. – улыбалась я, вспоминая эти счастливые времена. – Она только его признавала хозяином. Меня так, терпела. А его встречала под дверью, ходила за ним хвостом и спала только на его кровати. И жутко ревновала, если к нему гости приходили.
Картинки нашего с сыном прошлого мелькали перед глазами, менялись как эпизоды в кино. Я рассказывала и заново переживала Серёжкин выпускной. Студенческие годы. Его ночные дежурства в роли санитара на скорой помощи. Влюблённых в него девчонок, ждущих его под нашими окнами. Серёжка был настоящим кумиром у женской половины медакадемии. Высокий, красивый, спортивный. Внешне весь в отца, а внутренне... Мне сложно быть объективной. К женщинам он относился уважительно. Надеюсь, сын не разбил вдребезги ни одного девичьего сердца.
– Знаешь, когда я провожала его в последнюю командировку, у меня даже ничего не ёкнуло. Никаких дурных предчувствий. Я была совершенно спокойна. Нет, волновалась, конечно, но не больше чем всегда. Ничего не почувствовала, – уже шёпотом договаривала, – я только через два дня узнала, что он погиб.
Пашка сгрёб меня в объятия, прижал к себе, тёплому и живому, гладил по спине, успокаивая и поддерживая. Тяжело и глубоко дышал и молчал. Да и что он мог сказать? Никакие его слова меня сейчас не утешили бы. О том, что он сожалеет? Что мне до его сожалений?
– Мы же сможем его вернуть, Паш? Нашего сына. Как ты думаешь, он может снова у нас родиться? – мне нужна была надежда, поддержка, Пашкина уверенность в том, что это возможно.
Я тревожно заглядывала ему в глаза, требуя ответа. Паша промолчал, только согласно кивнул. Я чувствовала, понимала, что он не совсем уверен в этом и обида разливалась тяжёлым свинцом по всему телу.
– Почему ты не уверен, Паш? – забитое вязкой горечью горло позволило только просипеть.
Серьёзный, даже пугающе хладнокровный взгляд, напряжённо сжатые губы, ходящие желваки, всё говорило о том, что Паша если не согласен, то очень, очень сомневается. И от этого становилось страшно. И только сильные, горячие руки, нежные поцелуи и живое тепло его тела давали надежду, что всё получится.
Глава 33
Это было жаркое, даже горячее, во всех смыслах этого слова, наше медовое лето, которое мы проживали заново. Оно совсем не было похоже на первое. Тогда мы были молоды, беззаботны, безумно счастливы и влюблены. Сейчас всё было немного по-другому. Мы изменились, но это не мешало нам наслаждаться жизнью и брать от жаркого, южного лета всё самое лучшее.
И, что греха таить, – наслаждаться молодостью. С каким удовольствием я каждый день рассматривала себя в зеркале! Любовалась тоненькой талией, гладкой, без единой морщинки кожей, блеском в глазах.
Можно было опять носить коротенькие шорты и открытые сарафаны без бюстгальтера. Распускать свою шикарную гриву волос и, тишком, довольно посмеиваться над сворачивающими мне вслед головы мужчинами.
Я была такая глупенькая в молодости, совсем не понимала своей хрупкой и нежной красоты. Сейчас я могла наслаждаться ею на все сто процентов.
Пашка недовольно насупливался, а мне была смешно. Он меня ревновал! Ко всем пялившимся на меня парням и мужчинам. Это было что-то новенькое. Я чувствовала свою женскую силу и привлекательность и использовала её по полной, дразня его и заводя на каждом шагу.
Впрочем, заводить его особо и не приходилось, кажется, он вообще не выпускал меня из своих рук. Даже когда мы просто гуляли по набережной, прячась в тенистых аллеях старых вязов от палящего солнца, Пашка постоянно держал меня за руку. Смотрел на меня шальными глазами и пытался затащить в какой-нибудь укромный уголок, чтобы целовать.
Дома просто валил меня на ближайшую горизонтальную поверхность, жадно, горячо доказывал свою любовь. Иногда я смеялась и отбивалась от него, но чаще сдавалась под его неистовым напором и горячечным шёпотом. А потом сладко нежилась в трепетных благодарных ласках, купалась в восхищённых взглядах.
Это было удивительное лето. Ко многому приходилось привыкать заново. Например, к отсутствию сплит-систем.
– Божечки, как мы жили раньше? – металась я по раскалённым простыням. – Паша, давай первым делом купим кондиционер.
– Обязательно. Сейчас, подожди! – муж сорвался и исчез в ванной. Я распласталась на кровати, раскинув руки и ноги, пытаясь уловить разгорячённой кожей хоть какое-нибудь дуновение ветерка из окна. Ахнула, когда Пашка, развернув и встряхнув мокрую, холодную простынь, накрыл меня ею.
– В выходные поедем на базу отдыха. – бухнулся рядом со мною на кровать. – У реки будет прохладнее.
– С твоими друзьями? – недовольно пробурчала я. Его однокурсники действительно исчезли из нашей жизни после той вечеринки в апреле. И портить выходной день их присутствием не хотелось.
– Нет. Там будут совсем другие люди. Отличные ребята. А главное, они пригодятся нам в будущем. Не эта вот вся шушера.
Пашка, действительно всерьёз занялся налаживанием контактов и дружбы с людьми, которые в будущем неплохо устроятся в жизни. Получат высокие посты и должности в бизнесе, быстро развивающихся компаниях и производствах.
– Что, и Стасика не будет? – сыронизировала я. Пашка задумчиво пожал плечами.
– Вообще-то, с ним тоже не мешало бы дружить. У него будет высокая должность в Газпроме. Дядя у него непростой мужик, подтянет Стаса к себе в управление.
Я задумалась.
– Он ведь влюблён в тебя, Юль. Он сам мне в этом признался. – Пашка перевернулся на спину и уставился в потолок. – Мы виделись с ним много лет назад. Случайно. В Квебеке. Странная встреча получилась.
– Влюблён? – от изумления я даже про жару забыла. Приподнялась на локтях и уставилась на задумчиво примолкшего Пашку. Он повернул ко мне лицо и грустно улыбнулся.
– Сказал, что всегда влюблён был. С первого знакомства. Страшно завидовал мне и тайком страдал. Даже обрадовался, когда мы расстались и я уехал. Говорит, хотел подкатить к тебе, но ты его отшила.
Что-то я ничего подобного припомнить не могла. Мы встречались с ним пару раз после нашего с Пашей развода. Первый раз Стас привёз мне ключи от квартиры, которые передал уехавший Пашка. Мы даже не разговаривали. Стас пытался что-то сказать в своей привычной манере, но я забрала связку и хлопнула дверью перед его носом. Второй раз где-то через год. Случайно, на улице в центре города. Стас пытался предложить мне какую-то помощь, но я настолько терпеть его не могла, что буркнула что-то типа "ничего от тебя не надо" и, развернувшись, решительно ушла.
– Странная у него любовь. Обычно мальчишки в первом классе дёргают за косички понравившуюся девчонку, и бьют книжкой по голове.
– Ну вот такая, у него любовь. – засмеялся Пашка, подтягивая меня к себе и вынуждая лечь на его прохладную после освежающего душа грудь. – Пускай завидует, а я и близко его к тебе не подпущу! Никого не подпущу!
Это было замечательное лето. Пашка закрыл сессию в институте. Не на все пятёрки, как раньше, но вытянул без троек. За прошедшие время знания всё же подрастерялись.
Я вообще не рискнула сдавать вступительные экзамены в этом году. Школьная программа в моей голове осталась только обрывками и нужно было слишком много вспоминать. Особенно всё, что касалось КПСС, новейшей истории, все эти партсъезды, принятые на них постановления и прочую белиберду.
Днём я работала, а Пашка дома занимался переводами. Английский и французский давно стали для него родными языками. Брал заказы у студентов и даже преподавателей. Ещё умудрялся бегать разгружать какие-то баржи с овощами. Приносил домой звонкие, полосатые арбузы, которые трещали, когда в них втыкали нож и сами распадались на две половинки, обнажая алую, сочную, сахарную мякоть с россыпью мелких чёрных семечек.
Покупал в плавучем магазине живую рыбу и очень вкусно готовил её к моему приходу. И к определённому времени прибегал на пристань, чтобы встретить речной теплоходик "Москва" на котором я возвращалась с работы. В нашем городе, расположенном на двух берегах реки, был и такой вид городского транспорта. По Волге, на речном трамвайчике, мне было быстрее добраться с работы и на работу, чем с пересадками на автобусе. Да и гораздо приятнее дышать свежим воздухом на открытой верхней палубе, чем жариться в переполненном, душном, пахнущим бензином, автобусе.
Вечерами ходили купаться, благо жили рядом с рекой. Маленький катерок перевозил нас на остров с широким песчаным пляжем и мы наслаждались прохладной водой, горячим, нагретым солнцем, песком. И последним рейсом возвращались в душный, раскалённый город.
А в выходные Пашка брал у какого-то знакомого моторную лодку, и мы уплывали на ней вверх по течению, на небольшой пустынный остров с песчаной отмелью. Ставили там палатку, разводили в ночи костёр и охлаждали арбуз и вино в реке, привязав сетку-авоську с ними к торчащему из воды кусту.
Пашка учил меня плавать, и уроки чаще всего заканчивались страстным сексом тут же на безлюдном берегу или в палатке, на надувном матрасе, который смешно скрипел под нами.
Мы провожали кроваво-красные закаты, смотрели на огни проплывающих мимо кораблей, спали в обнимку и встречали тихие розовые рассветы.
– Юла, в этот раз не получится поехать в Кисловодск. – глухо и осторожно проговорил Пашка.
Я жарилась на солнышке вытянувшись на животе и положив голову на руки, а Пашка сидел рядом, набирал в ладонь горячий песок и тонкой щекотной струйкой сыпал его мне на спину, выводя замысловатые виньетки и узоры.
Новость для меня была неожиданной. Но не настолько, чтобы возмутиться или испугаться. Слишком хорошо и расслабленно мне было сейчас. Я только приоткрыла один глаз и прищурившись посмотрела на мужа.
– Почему?
– Соревнования. Мы шестнадцатого улетаем с командой во Владимир.
– Странно. Вы не ездили в прошлый раз.
Опять всё шло не так. В этой жизни постоянно что-то изменялось.
– Юль, я не могу подвести команду. Они рассчитывают на меня. – пытался оправдываться Пашка.
Я задумчиво прикусывала нижнюю губу и рассматривала золотистые песчинки, прилипшие к загорелому мужскому телу.
– Ла-а-адно. – протянула, стряхнув песок с ладоней и садясь рядом. – Всё равно эта поездка в Кисловодск не удалась. Помню, меня постоянно мутило и рвало.
– Ты отпускаешь меня? Не обидишься? – пытливо, даже неверяще смотрел на меня Паша. Я только плечами пожала.
– Не обижусь.
Как ни странно, но я всегда точно знала, в какой день я забеременела Серёжкой. Десятого августа. И ровно через неделю, в день нашего приезда в Кисловодск меня догнали первые признаки токсикоза. Утро семнадцатого августа я встретила с жуткой тошнотой.
