Текст книги "О, мой ангел…"
Автор книги: Марсия Иваник
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
10
Надя сидела под деревом и бросала камешки в ручей. Оуэн осторожно раздвинул ветви кустарника и сел рядом.
– Можно?
– Это же свободная страна, – сказала она, даже не взглянув на него, и продолжала меланхолично кидать камешки в журчащий поток.
– Страна, конечно, свободная, однако ты хозяйка этого ранчо.
– Мне принадлежат только две трети земли, остальной владеет компания Прескотт. – Она взялась за новый камешек. – Кто определит, что ты сидишь именно на территории Прескоттов?
– В прошлый раз, Надя, я уже сказал тебе, что не имею никакого отношения к этому банку.
– Но банк носит твое имя?
Он откинулся на локти и вытянул ноги.
– Почему ты споришь со мной? Неужели из-за того, что твой отец позвонил из тюрьмы мне, а не тебе? Или из-за того, что он отпустил неуместную шутку?
Надя обняла руками колени и положила на них голову.
– Прости меня, Оуэн, это не ты виноват, а я. Я просто сошла с ума. – Она посмотрела на бегущий по валунам ручей. – И вовсе не из-за отца. Он волен говорить все, что захочет.
– Тогда из-за чего?
– Из-за того, что приходится сжигать мосты.
Камешек, брошенный ее рукой, с бульканьем ушел под воду. Оуэн внимательно вглядывался в посерьезневшее лицо Нади.
– Какие же мосты тебе приходится сжигать?
– Самые важные для меня. – Она грустно усмехнулась. – Мосты, которые ведут к любви и счастью.
– Пожалуйста, поподробнее.
– В подробности не хочу вдаваться.
– Я думал, ты мне доверяешь.
От слов Оуэна Надя скривилась, как от резкой зубной боли.
– Я доверяю тебе, Оуэн, и не раз это повторяла, – с усилием произнесла она.
– Но этого недостаточно, чтобы поделиться секретами, так?
– Доверие к секретам не имеет отношения. – Надя быстро отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. – Мои секреты – это мой стыд. И этот крест я несу сама.
Он нежно прикоснулся к ее щеке, повернув голову Нади к себе. В его улыбке светилась ласка и любовь.
– Некоторые считают, – сказал Оуэн, – что для тяжелой ноши у них широкие плечи.
Надя посмотрела на его мускулы, рельефно выступавшие под рубашкой.
– Они правы, Оуэн. Твои плечи прекрасны. – Она вспомнила, как обнимала их, когда Оуэн нес ее по лестнице той, их первой ночью.
Оуэн чуть слышно хмыкнул.
– Ты не совсем правильно поняла меня, Надя. Я совсем не имел в виду их форму. Я говорил о выносливости. Когда у человека широкие плечи, это еще не означает, что он в состоянии брать на себя решение чужих проблем.
Кончиками пальцев он погладил ее нижнюю губу.
– С какой стати ты должен решать мои проблемы? Я их создала, ты тут ни при чем.
– Когда ты кого-нибудь любишь, то делишь с ним весь груз забот. А я люблю тебя, поэтому позволь и мне помочь тебе.
Его губы коснулись солоноватой от слез щеки.
– Я боюсь.
– Чего?
Она протянула руку и дотронулась до его шершавого подбородка. Он не брился уже второй день. Ей бы следовало чувствовать себя счастливейшей женщиной в Америке, но, увы, так не получалось. Человек, которого она любит, только что сказал самые желанные для женщины слова, а она ничего не могла ответить. Она не в силах говорить ему о любви и в то же время скрывать свою тайну. Оуэн был достоин иной доли.
– Я боюсь потерять тебя.
Он улыбнулся и потерся колючей щекой о ее ладонь.
– Такого не может случиться.
– Откуда у тебя такая уверенность? Ты же не знаешь моего прошлого.
– Конечно, не знаю. Впрочем, у тебя может быть муж.
Он прижал к ее губам палец.
– Муж?! Ты думаешь, что я замужем?! – Она попыталась освободиться. – Неужели у тебя найдутся основания подозревать меня в тайном браке?
Он усмехнулся.
– А почему бы им не быть, любовь моя? Ведь у тебя же есть проблемы. Я только предположил худшую из них. – Он нежно коснулся ее щеки. – Может быть, тебя разыскивает полиция или что-то в этом роде?
– Не говори глупостей!
Однако он был близок к истине. Ее допрашивали. Долго – часы, дни, недели, пока полиция не убедилась, что она ничего не знает. Она сумела противостоять всему, но заплатила за это дорогой ценой.
– Прелестно. Если ты не замужем и тебя не разыскивает полиция, то все остальное ерунда.
– А если это прошлое?
– Какое прошлое?
Его губы совершали путешествие от ее гладкого запястья до впадинки на локтевом сгибе.
– И тебе все равно, что я натворила?
Она поежилась от прикосновения его губ, которые обласкали смуглое плечо и прикусили воротничок блузки. Оуэн поднял голову.
– Постараюсь быть искренним с тобой, любовь моя. Конечно, мне любопытно узнать, что тебя беспокоит, но как бы там ни было, это не изменит моего чувства. – Он легонько толкнул ее на траву. – Мне плевать на твое прошлое, Надя. – Он наклонился над ней и сдул упавший на рот локон. – Меня волнует больше твое будущее. Твое и мое.
– Но…
Он прошептал ей на ухо:
– В Америке «но» означает конец. Таким образом, обсуждение закончено. Если когда-нибудь ты захочешь рассказать мне о своем прошлом, пожалуйста. Я выслушаю тебя с вниманием, но никогда и ни за что не буду тебя осуждать. Прошлое для меня абсолютно не важно.
Надя, закрыв глаза, отдалась прикосновениям его обжигающих губ. Он обещал ей райский день, и она жадно ловила каждую его минуту. И все же Оуэн был не прав. Прошлое – это очень много. Именно оно укрепило ее, сделало более независимой, но оно же украло у нее прежнюю наивность, доверчивость. Оно превратило ее в ту женщину, которой Надя стала сейчас. И однажды Оуэн захочет узнать все, и она ему все расскажет. Тогда прощай, райский день, едва приоткрывшись, дверь в счастье захлопнется.
Она приподнялась, обхватила шею Оуэна и сразу же почувствовала его отклик. Да, он любит ее! Поцелуи Нади становились все горячей и горячей. Она должна удержать этот райский день как можно дольше, чего бы это ей ни стоило.
Надя медленно повесила телефонную трубку. Оуэн сидел на кухне, попивая кофе с безразличным видом, словно не подслушивал Надиного разговора. Она изобразила на лице улыбку, подошла к двери и поглядела на сарай. Отремонтированные ворота не болтались на одной петле, как раньше, и были окрашены в белый цвет. Вчера один из братьев потратил целый день, чтобы скосить траву и привести двор в порядок. Ранчо Кондратовичей стало похоже на игрушку. Даже Эни и Виктория Роза приобрели более величественную осанку. Что бы произошло со всем семейством, если бы Надя не заплатила в срок очередной взнос за ранчо? Они потеряли бы его с потрохами.
Оуэн незаметно стал за ее спиной и обнял за талию, а головой прижался к щеке. Он смотрел в ту же сторону, что и она.
– Не хочешь что-нибудь сказать?
– Был звонок из студии звукозаписи. – Она прислонилась к Оуэну, чувствуя его тепло и силу. – Они перенесли срок на три недели.
Надя закрыла глаза и прислушалась к дуновению ветерка и жужжанию пчел – обычные летние звуки, которые проникали через полуоткрытую дверь. Она была способна слышать все, включая дыхание Оуэна, но никак не могла найти одну-единственную недостающую ноту. Музыка так и не возвращалась, а время летело и летело.
– У меня остается меньше месяца, чтобы закончить песню.
Он крепче обнял ее и поцеловал в макушку.
– Она вернется, Надя. Потерпи еще немного.
– Я и так потратила больше месяца, а результат нулевой. Одна тишина. Ведь вся работа почти завершена. Я готова записать песни на шести языках. А с последней не ладится, и в итоге все летит насмарку. – Она прижалась к металлическому косяку на двери. – Прямо наказание какое-то, и все из-за того, что пожадничала.
– Ты жадная? – удивился он. Ему еще не приходилось встречать такую щедрую натуру. В ее гостиной практически не было никакой обстановки. Большую часть своего дохода она потратила недавно на маленькую Либерти.
– Мне хочется все, все.
– Что все?
Он не мог понять, о чем она говорит, но если ей что-то нужно, она это получит.
– Мне очень хотелось, чтобы моя семья уехала из Европы, хотелось жить в красивом месте, мирно и свободно.
– Разве это жадность, Надя? Это любовь. – Он повернул ее к себе лицом. – Неужели ты не видишь, что все это сбылось?
– Я пожертвовала всем, чтобы родственникам было хорошо, Оуэн. – Она посмотрела по сторонам. – И горжусь этим, но должна сделать больше. Что же касается ранчо… – Надя пожала плечами. – Оно еще может исчезнуть, если пластинка не получится. Я потеряю первый настоящий дом, о котором грезила вся моя семья.
– Ты его не потеряешь, любовь моя. Я не допущу, чтобы это случилось.
– Мне не требуется твоя помощь, Оуэн.
– Почему? Я способен выручить тебя из затруднительного положения. Ты вернешь мне долг, когда запишешь пластинку.
– Деньги! Ты предлагаешь мне деньги?!
Она высвободилась из его объятий. В такой момент он толкует о долларах и центах. Да, она уже однажды продавалась и не позволит повториться этому вновь. Лучше она отправится кочевать с родней по дорогам Америки, чем позволит ему платить ей за любовь.
– Я предлагаю тебе шанс сохранить мечту.
– Нет, Оуэн. Ты предлагаешь купить ее. – Она отошла к столу и взялась за кофейник – подарок Оуэна после первой встречи.
– Ты действительно хочешь что-то сделать для меня?
– Ты же знаешь, дорогая.
– Тогда помоги обрести музыку.
– Увы, мне это не по силам, Надя, – криво улыбнулся он. – Но я могу показать тебе место, где люди ее находят.
Надя в растерянности оглядела просторное помещение магазина. От пола до потолка его заполняли пластинки, аудиокассеты, магнитофоны, проигрыватели и прочие музыкальные принадлежности. Из динамиков звучала старая, но любимая всеми мелодия Гленна Миллера. Коробки с альбомами пластинок пылились на прилавках. Всюду, всюду Надя видела музыку. Тут и классика, и оперы, народные песни, джаз, блюз и рок-н-роллы. Все было перемешано. Она чувствовала себя здесь на седьмом небе. Это небо называлось магазин «Пол Эмпориум».
– Оуэн, как тебе удалось открыть это чудо?
– Я впервые забрел сюда лет пять назад, – ответил он, улыбаясь и любуясь Надей, которая склонилась над прилавком. От обилия музыкальных сокровищ она опешила и не знала, с чего начать осмотр. Пола, владельца магазина, такое поведение новичка не удивляло.
– Тебе будет легче найти нужную запись по каталогу, – сказал опытный Оуэн.
– А можно заказать то, чего здесь нет? – спросила Надя, перебирая стопку альбомов. – Тут все вперемешку: Алиса Купер и Моцарт, Вилли Нельсон и Шарль Гуно.
– Ты права. Так было одно время, но теперь все изменилось.
– Снова жалуетесь, богатенький? – хрипловато поинтересовался высокий грузный человек, неожиданно оказавшийся рядом с Оуэном. Тот повернулся и обрадованно пожал великану руку.
– А, Пол, старая змея. Ты подползаешь так тихо, как всамделишный питон.
Пол расплылся в улыбке, ощерив почти беззубый рот, и покачал головой.
– Вот, Пол, хочу познакомить тебя с очень необычной леди, Надей Кондратович. Надя, это Пол, хозяин всего этого музыкального богатства.
Надя с нескрываемым любопытством разглядывала странного человека. Она представляла себе владельца подобного заведения совсем другим. Пол был ростом едва ли не более двух метров, а объемом напоминал трейлер для дальних перевозок. На нем были потрепанные джинсы и черная майка с эмблемой фирмы мотоциклов «Харли-Дэвидсон». Вместо пояса болталась хромированная цепь, а на ногах красовались гигантские мотоциклетные бутсы. Длинные с проседью волосы были заплетены в косичку, спадавшую на спину. Нижняя половина лица заросла кудрявой, окладистой бородой. Она протянула для пожатия руку, обратив внимание на три золотых кольца в правом ухе мужчины.
– Привет, Пол. Я Надя. Приятно встретить человека, у которого есть такие сокровища.
Она обвела рукой обширный зал магазина. Пол взял ее за пальцы и легонько прикоснулся к ним губами.
– Теперь я понимаю, почему Оуэн пропал почти на месяц.
Надя бросила взгляд на Оуэна и зарделась.
– Могу заверить вас, сэр, знай я это прекрасное место раньше, мы бы уже давно посетили его.
Она повернулась к стопке альбомов и стала копаться в них. Оуэн с осуждением покачал головой, отвечая на ухмылку Пола, который уставился на Надю.
– Хватит, парень, – сказал Оуэн. – Веди себя скромнее.
Он придвинулся к Наде и попытался рассмотреть, чем она увлеклась.
– Советую тебе, Пол, звякнуть жене и пятерым своим деткам. Предупреди их, что задержишься к обеду. Как мне кажется, мы пробудем здесь довольно долго.
Через два часа Оуэн тронул Надю за плечо.
– Ленч готов, голубка.
– Ленч? – удивилась она, потерев глаза ладонями и моргнув.
– Ну да. Сейчас уже час дня.
Он помахал рукой Полу, который, стоя за прилавком, освобождал место для еды – отодвигал в стороны горы пластинок и коробки с аудиокассетами.
– Давайте перекусим. Я кое-что припас, – сказал он. Надя увидела два бумажных пакета. – Вы закончили?
Оуэн ухмыльнулся и стукнул себя по груди.
– Закончили? Проще проткнуть мое сердце, чем закончить это дело.
Надя покраснела, услышав, как громкий смех Пола прокатился по всему магазину. Она обтерла о джинсы пыльные руки.
– Вы могли бы просто предупредить меня о времени.
Она осторожно взяла два альбома, отобранных ею из большой стопки.
– Я же говорил тебе, что сбегаю за сэндвичами и кока-колой. Помнишь, что ты ответила?
Надя смахнула тряпкой пыль с каждого альбома. В сущности, она не собиралась здесь перекусывать. У нее были заботы поважнее, чем еда. Надя посмотрела на Оуэна.
– Если я не заметила, как ты ушел, то каким образом могу вспомнить, что тебе сказала?
– Ты сказала, чтобы я ехал осторожно.
Он достал сэндвичи и большую упаковку чипсов.
– И это все? – Она взглянула на руки и пожала плечами. Руки были явно грязными. – Пол, где у вас туалет?
Он указал пальцем на занавеску.
– Там есть умывальник.
– Спасибо. – Она отложила в сторону отобранные альбомы. – Не разрешайте никому дотрагиваться до них, – сказала она, скрываясь за занавеской.
Пол покачал головой и обратился к приятелю.
– Она просто одержимая. А ты как думаешь?
Оуэн подвинул Полу баночку кока-колы.
– Когда дело касается музыки, она забывает обо всем. Понимаешь, она же певица.
– Правда? И кто же ее импресарио?
– У нее нет импресарио. Она выступает самостоятельно. Должна закончить запись пластинки с детскими песенками на шести языках.
Пол наморщил лоб, отчего его белесые брови поползли вверх.
– Впечатляет! А чем она занималась раньше?
– Пела в ночных клубах Нью-Йорка. Очень неплохо зарабатывала.
Когда Надя вернулась, Пол пристально посмотрел на нее и придвинул стул.
– Оуэн сказал мне, что вы пели в Нью-Йорке. А в каком клубе?
Дожевывая кусок сэндвича, Надя пробормотала:
– Это маленький клуб. Вы, наверное, там и не бывали. – Она улыбнулась Оуэну, взяв у него баночку кока-колы. – Вы часто наведываетесь в Нью-Йорк, Пол?
– Я приезжаю туда раза три в году. Там живут мои родители, и они с удовольствием возятся с внуками.
Он откусил сэндвич и взглянул на Надю, которая торопливо заканчивала свой ленч.
– Чем-то вы мне очень знакомы. Вы когда-нибудь выступали по телевидению?
– Нет, не приходилось.
Надя не считала выступлениями свои минутные появления на экране в промежутках между рекламными роликами. Она дожевала сэндвич. По вкусу он напоминал старые сапоги. Неужели Пол узнал ее?! В свое время ее фото обошло первые полосы газет, а Надина особа привлекала внимание ньюйоркцев на протяжении нескольких месяцев. Хотя половина публикаций о ней была просто вымыслом. Один из репортеров, всюду сующий свой нос, назвал ее манхеттенской наложницей и активной участницей потрясающей драмы.
– И все же могу поклясться, что я вас где-то видел, – промолвил Пол.
Оуэн с удивлением заметил, как щеки Нади покрылись красными пятнами.
Пол уставился на Надю и ухмыльнулся.
– Ладно. Вы были когда-нибудь в Калифорнии?
– В краю богатеньких, Голливуда и землетрясений? – Надя отрицательно покачала головой. – Никогда не приходилось.
Обрадовавшись, что разговор перешел с Нью-Йорка на Калифорнию, она спросила:
– А вы бывали в Будапеште?
– Нет. Только однажды – в Альбукерке, там сдох мой хряк.
Надя смущенно посмотрела на Оуэна. С какой стати Пол заговорил о свинье? Оуэн засмеялся, увидев выражение ее лица.
– Пол хотел сказать: в Альбукерке, том самом, что в штате Нью-Мексико, его мотоцикл отказал.
Надя улыбнулась Полу.
– Я никогда не была в Нью-Мексико и никогда не каталась на поросятах.
Пол взревел от хохота, толкнув грудью Оуэна, который тоже залился смехом.
– Надя, милая, – Оуэн задыхался, – если ты не хочешь расстаться со своими альбомами и даже с жизнью, никогда не произноси в присутствии Пола слово «поросенок». Говори «хряк», понимаешь, «хряк».
Он собрал пустые пакеты, банки из-под кока-колы и бросил их в мусорный бачок. Надя же прошла к концу прилавка, где лежали альбомы со старыми записями.
Пол сидел на высокой табуретке, почесывал бороду и внимательно смотрел на Надину головку. Оуэн стоял между ними и поглядывал то на Пола, то на Надю. В уголках его губ залегла глубокая складка.
Надя протиснулась меж прилавками и приблизилась к высокой стопке альбомов, покрытых приличным слоем пыли. Она стерла ее тряпкой, подняв серое облачко, и обнаружила пластинки с песнями, которые когда-то исполнял Пэт Бун. При виде его улыбающейся физиономии Надю охватило странное чувство. Желание продолжать поиски в куче этих сокровищ вдруг исчезло. Ей нестерпимо захотелось покинуть магазин, пока Пол не догадался, где он ее видел.
– Слушай, Оуэн, может, мы заедем ко мне? – спросила Надя, с сожалением вспомнив о доме, где жил Оуэн. В нем ей было так спокойно и уютно, как нигде. Широкая кровать всегда была застелена свежими простынями, на которых красовался рисунок, придуманный Оуэном. Он всегда пользовался только этим бельем.
– Но ты же сказала, что хочешь прослушать пластинки на моей стереосистеме.
– Но ты же еще не купил новый проигрыватель.
Надя придвинула к себе пакет с дюжиной пластинок, которые выбрала в магазине. Сославшись на головную боль, она поторопилась улизнуть от глаз Пола.
Дорога до дома Оуэна заняла почти час. Надя открыла дверцу машины и направилась к респектабельному особняку.
– Мы не побеспокоим тетушку?
– Тетя Верна с двумя подругами уехала на несколько дней в Кейп Гатте. – Он взял ее за руку. – В доме мы будем одни.
– А Себастьян и Милли? – спросила Надя, взглянув на две большие керамические вазы, стоявшие по обе стороны подъезда. В вазах поднимали головки самые разнообразные цветы, и каждый поражал своей свежестью и чудесно сочетался с соседом. Ну чем не символ самого Оуэна и его жизни? У него прекрасный дом, замечательная тетка, идеальная карьера и безупречная репутация в обществе. Все на высшем уровне – кроме возлюбленной.
Заметив ее растерянность, Оуэн усмехнулся.
– Тебе не понравились цветы? – Он пропустил Надю в большую прохладную прихожую. – У тебя по-прежнему болит голова?
Он взял из ее рук пакет и положил на столик рядом с дверью. Надя потерла виски.
– Есть у тебя аспирин?
– Я сейчас принесу, сэр, – проворчал невесть откуда взявшийся Себастьян.
Надя увидела привратника, как всегда, бесшумно появившегося в прихожей.
– Я сама, Себастьян. Только скажи, где его найти.
В присутствии Себастьяна Надя чувствовала себя скованно.
Оуэн все еще смотрел на Надю.
– Аспирин в комнате рядом с моим кабинетом.
– Спасибо. – Она робко улыбнулась Себастьяну и пошла в указанном направлении.
Через несколько минут Надя вернулась в холл. Оуэн склонился над стереопроигрывателем и держал одну из отобранных ею пластинок. На столике стояли поднос с холодными напитками и тарелочка с ломтиками кекса.
– Себастьян позаботился?
– Это я принес. – Он нажал кнопку проигрывателя, и полилась музыка Моцарта. – Я отпустил Себастьяна и Милли на всю ночь.
– Зачем?
– Я заметил, что они действуют тебе на нервы. – Он сел на диван и взял стакан. – Почему?!
– Они совсем не действуют мне на нервы. – Надя поиграла с диванной подушкой. – Просто я не привыкла, чтобы меня обслуживали.
– Ну конечно, принести пару таблеток аспирина – это такой тяжелый труд, и вообще, тебе не по нраву отдавать распоряжения кому бы то ни было.
– Уверена, что если я пролью воду на ковер, он немедленно явится сюда с тряпкой. Значит, сегодня ты взял на себя обязанность наводить в доме порядок?
Оуэн ничего не ответил, поставил стакан на поднос и поднялся.
– Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Надя ухватилась за его руку и встала с дивана.
– Ты собираешься совратить меня?
Он покачал головой и повел ее из комнаты.
– Ну как, боль не утихла?
Боже, подумала она, неужели минуло только десять часов с тех пор, как они занимались любовью? Как ей придется жить, если он уйдет от нее? Еще чуть-чуть, и могла произойти катастрофа.
– Почти.
– Вот и хорошо.
Он потянул ее за собой к широкой лестнице.
– Нет, Оуэн. Ты собираешься совратить меня.
– Давай прекратим глупый спор. Поговорим потом. – Он стал подниматься по отделанной дубом лестнице. – Сейчас я намерен тебе кое-что показать.
Он поддерживал ее, ведя по лестнице. Со стен на них взирали предки Оуэна в старинных рамах. Оуэн не хотел терять времени и объяснять, кто здесь изображен. Они вошли в верхний зал и остановились перед большим портретом, освещенным вечерним солнцем.
– Я хочу познакомить тебя с моей прапрабабушкой, которую звали Морнинг Айс, что означает Утренние Глаза.
Надя с удивлением рассматривала портрет, совсем не похожий на те, что висели по стенам. Юная индианка, сидящая у ручья, была необыкновенно свежа и прекрасна. На ней была кожаная накидка, украшенная разноцветными узорами из шариков. Волосы, черные и блестящие, напоминали по цвету вороново крыло, а подбородок был гордо приподнят. Но больше всего Надю поразили глаза – голубые, как утреннее небо.
– Твоя прапрабабушка – американка?
– Только наполовину. Ее мать была из племени чероки, а неизвестный отец – белым. Когда девочке исполнилось пять лет, ее мать умерла, оставив дочь на попечение незамужней женщины – школьной учительницы, которая воспитала Морнинг Айс как родную. Джереми Прескотт влюбился в нее с первого взгляда. Через три недели после знакомства они поженились.
– Какая чудесная история. – Надя улыбнулась, глядя на портрет. – О судьбе Морнинг Айс мечтает любая женщина: полюбить человека, который в ней души не чает.
– Но начало их совместной жизни как раз не было безоблачным. Весь город воспротивился этому браку. Как так, герой Гражданской войны и безродная индианка?! Морнинг Айс так записала в своем дневнике: «Жители Кроу Хеда едва ли не все без исключения считали, что генерал Джереми Прескотт поступает, как безмозглый самодур».
– Ужасно! – воскликнула Надя.
– Согласен, – подтвердил Оуэн, прислонившись к стене и внимательно глядя на живую, прелестную женщину, стоявшую перед ним. – Морнинг Айс претил снобизм обитателей нашего города, хотя в ее доме было множество слуг.
– И как же она поступила?
– Во-первых, попыталась уговорить Джереми отказаться от половины слуг, но он не отказался.
– Почему? Мне кажется, она была права.
– Вовсе нет. После Гражданской войны люди обнищали, ни денег, ни работы. В доме же Прескотта у них была крыша над головой, еда, хоть и небольшие, но честно заработанные деньги.
– А что произошло дальше?
– К этому времени Морнинг Айс родила седьмого ребенка, чем удвоила штат домочадцев. – Оуэн усмехнулся и посмотрел на портрет. – Спустя несколько лет она приглашала к себе каждого страждущего, кто стучался к ней в дверь. По округе тогда пронесся слух, что у Прескоттов плата за труд самая высокая во всем штате.
Надя тоже взглянула на портрет и улыбнулась.
– Среди твоих предков, оказывается, была очень душевная женщина.
– Вне всякого сомнения. Она также очень любила детей. – Оуэн приблизился к Наде и погладил ее щеку, потом коснулся локона. – Ты очень напоминаешь мне мою прапрабабушку.
– Я? – немножко нервно засмеялась Надя и покачала головой.
– У Прескоттов тоже есть традиция – брать в жены прекрасных женщин. Если я уволю Себастьяна и Милли, ты выйдешь за меня замуж?
Она впилась взглядом в Оуэна. Серьезно ли он говорит? О Боже! Что ей делать?!
– Я… Я. – Она с усилием справилась с комком, застрявшим в горле, и стала судорожно подыскивать нужные слова. – Я…
Оуэн улыбнулся.
– Ты захлебнулась, любовь моя.
– Я… – Надя опустила руки, не представляя, как ей вести себя дальше. Она должна ответить – нет, должна рассказать Оуэну все и дать ему шанс забрать свои слова обратно. Но не могла открыть рта и мысленно молилась, чтобы он никогда не узнал о ее прошлом. После долгого молчания Надя еле слышно выдавила: – Я не знаю, что сказать.
– Скажи – да. – Он привлек ее к себе и быстро поцеловал. – Как теперь с головной болью?
Она сконфуженно заморгала.
– Какая головная боль?
Оуэн засмеялся и только-только собрался обнять Надю, как раздался телефонный звонок.
– Если Себастьян еще не ушел, он возьмет трубку.
Надя посмотрела вниз, когда телефон вновь задребезжал.
– Должно быть, что-то важное.
– Наверное, это тот, кто намеревается продать кладбищенские участки. – Оуэн легонько щелкнул пальцем по ее носу. – Не двигайся. – Он сбежал вниз к одному из телефонных аппаратов. – Мы продолжим наш разговор сразу же, как вернусь. – Он сделал еще несколько шагов и посмотрел на нее через плечо. – И я жду ответа.
Надя следила за Оуэном до тех пор, пока он не скрылся в одной из комнат. Она повернулась к портрету Морнинг Айс и вгляделась в лицо молодой женщины, спокойно сидевшей под деревом около ручья. Была ли любовь между тобой и Джереми столь сильна, подумала Надя, чтобы не замечать неприязнь горожан Кроу Хеда, а кроме того, разницу в вашем положении? Ах да, ведь Морнинг Айс родила семерых детей. Глупый вопрос.
Надя стояла посреди зала и чувствовала, как в ней отзываются эхом отголоски счастья, которое наполняло этот дом много-много лет назад. Дети взбегали по этой лестнице, а мальчик, может быть, два мальчика бесстрашно съезжали вниз по дубовым перилам, заставляя мать трепетать от волнения или радости.
Морнинг Айс, чья вина заключалась лишь в том, что она родилась не на том одеяле, поняла бы Надино состояние. Должна ли она, желая спасти Оуэну будущее, нанести ему удар в сердце, сказав, что не сможет выйти за него замуж? Или ей следует мужественно встретить то, что предопределено?
Надя пожала плечами и с уважением посмотрела на Морнинг Айс. Она все же соберется с духом и, отбросив все сомнения, поведает Оуэну о своем прошлом.
– Надя!
Она быстро обернулась, и улыбка мгновенно сошла с лица. Оуэн был чем-то крайне озабочен.
– Что случилось?
– Звонит твоя мама.
Надя побледнела.
– Кажется, у нас возникла серьезная проблема. – Он взъерошил волосы и провел пальцем по воротнику. – Очень, очень серьезная проблема.
– Скажи же наконец!
– Весь город стоит на ушах!
Надя закрыла глаза и с тревогой спросила:
– Что натворили мои родственники на этот раз?
– Твой братец Никита сбежал с дочкой мэра.