Текст книги "О, мой ангел…"

Автор книги: Марсия Иваник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

4

При виде открывшейся в его кабинет двери Оуэн собрал бумаги, разложенные на столе. В дверях появилась мясистая физиономия Себастьяна, а сзади выглядывала женская головка.

– Надя?!

Он вскочил на ноги. Она сама пришла к нему! Вот радость!

– Сэр, прошу прощения за вторжение, – произнес обеспокоенный привратник.

– Все в порядке, Себастьян. Мисс Кондратович может приходить ко мне в любое время. Неужели ты забыл об этом?

Привратник служил их семейству более тридцати лет и знал посетителей всех на перечет. А эту девушку увидел впервые в жизни и тут же получил выговор. Величественный Себастьян всегда напоминал Оуэну большую сторожевую собаку, безраздельно преданную тетушке Верне.

Надя посмотрела на каменную физиономию привратника и ободряюще улыбнулась.

– Я одна из вашей футбольной команды. Пасую влево и бегу вправо, – пошутила Надя.

Оуэн хмыкнул, увидев, как Себастьян поклонился Наде.

– Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, спасибо.

Он отпустил привратника и повернулся к молодой женщине, стоявшей поодаль. Длинные волосы ниспадали на плечи, чуть прикрывая зарумянившиеся щеки. По ее виду нельзя было сказать, что она в восторге от встречи.

– Надя?

Она резко подняла голову навстречу Оуэну. На гладком лбу между похожими на стрелы бровями застыла вертикальная морщинка. Она положила обе руки на стол и командным тоном сказала:

– Я требую вернуть ее, и немедленно!

Оуэн растерянно моргнул.

– Что вернуть?

Надя сжала губы и подалась вперед.

– Мою музыку!

За последние пять дней в ее голове не родилось ни одной ноты, ни одной мелодии. Пять дней прошли в сплошном молчании. Она не могла понять, каким образом ему удалось лишить ее главного и любимого занятия. Ведь во время обеда в «Фоксчейзе» музыка звучала, как и позже, по пути домой, даже тогда, когда она рассказывала Оуэну смешные истории из своего детства. И вот он украл ее своим поцелуем.

– Какую музыку?

Она заговорила громче и настойчивей.

– Мою музыку.

Оуэн уселся обратно в кресло.

– У тебя потерялась музыка, и ты полагаешь, что в этом виноват я?

– Я не полагаю, я знаю.

– Когда же она потерялась?

– Она звучала у меня в ушах, когда я ехала с тобой в «Фоксчейз», но после того, как ты привез меня домой, она исчезла.

Он с силой потер лицо ладонями и задумался.

– Не паникуй, Надя. Музыка где-нибудь поблизости. На чем она записана? На кассете? На диске?

Он взялся за телефонную трубку.

– Я позвоню в ресторан и спрошу, не обнаружили ли ее там.

Он стал набирать номер.

– Может быть, ты выронила ее в машине и она закатилась под сиденье? И вообще, какого черта ты таскаешь ее с собой, если она тебе так дорога?

Надя нажала на рычаг телефонного аппарата и взглянула на озадаченную физиономию Оуэна.

– Оставь телефон, Оуэн, – молвила она с тяжелым вздохом. – Музыка не потерялась в ресторане.

Надя подошла к окну и посмотрела на внутренний дворик. Справа виднелся уголок бассейна, чуть в стороне возвышались большие керамические вазы, а дальше, за решетчатой оградой, располагался теннисный корт. Дом Оуэна был больше, чем ресторан «Фоксчейз», и походил скорее на загородный особняк. Она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза.

– Музыка была в голове, – почти по слогам произнесла Надя.

– Если она была в голове, то каким образом ты могла потерять ее?

– Это-то мне и хочется выяснить.

Она повернулась и пожала плечами. За минувшие пять дней ничего не изменилось. Эни дважды ломал забор в загоне, ее отцу и дяде Рупе предложили два выгодных заказа, но потом сделка так и не состоялась, а в нынешнее утро мать сказала, что Микола уже два дня нигде не видели. Радостным было только одно сообщение – о том, что две ее песни уже переведены и записаны. Обычно на перевод уходило много времени. Другая трудность заключалась в том, чтобы слова сочетались с мелодией. Надя торопилась выполнить условия контракта, ведь деньги, полученные по нему, должны были пойти на покупку подержанного трактора, а также на приобретение двух маток для Эни. И все это могло сорваться из-за того, что она не в состоянии сочинить последнюю песню, которую надо закончить до октября.

– Почему ты думаешь, что именно я – причина потери?

– Потому что музыка звучала до тех пор, пока ты не поцеловал меня.

Физиономия Оуэна расплылась в широкой улыбке, а глаза заблестели от восторга.

– Значит, своим поцелуем я извлек из тебя музыку?

Надя возмутилась, увидев плотское выражение его глаз. Он не должен смотреть так, будто хочет ее объятий. Подбородок девушки дрогнул, когда Оуэн встал с кресла.

– Могу сказать только, – произнесла она, испугавшись его приближения, – что она звучала перед тем, как ты поцеловал меня.

– Меня еще никто не обвинял в подобном, – Оуэн старался говорить серьезно.

– Это была не просто музыка, Оуэн. Это было все мое состояние, – прерывающимся голосом произнесла Надя. – Музыка поддерживала не только меня, но и всю нашу семью.

Веселое выражение сошло с лица Оуэна. Она не шутила. Ее будущее автора и исполнительницы детских песен действительно оказалось под угрозой. Он приблизился к Наде и взял за руку.

– Прости, мне ужасно неприятно, что мой поцелуй вызвал такую реакцию. Странно, мы не ходили с тобой на танцы, не бывали в кино, не любовались звездами на ночном небе. Мы только обедали и беседовали не больше двух часов, перед тем как я поцеловал тебя.

Она посмотрела на руки Оуэна и покачала головой. Ее рука по сравнению с лапой Оуэна была маленькой и беспомощной. И вдруг Надя подумала: а что, если позволить Оуэну оказать ей материальную поддержку? Нет, на это она не пойдет. Надя отняла руку и чуть отпрянула.

Она передернула плечами и удивилась собственной глупости. Оуэн бедром привалился к краю стола и попытался найти хоть какое-то объяснение случившемуся.

– Может быть, ты потеряла писательское вдохновение?

– Я не писательница, Оуэн. Я композитор. Я слышу музыку. Будь все нормально, я могла бы стоять здесь и слышать музыку.

– Что, и кабинет издает какие-то звуки?

Надя оглядела просторную комнату.

– Видишь деревянные, полированные панели? – произнесла она, указывая на стены, на высокие, до потолка, книжные шкафы. – Они напевают мне. Солнечные лучи, проникая в твой кабинет через стеклянные двери, наполняют его светом и неслышной музыкой. Этот стол говорит о твоем присутствии, а бумаги и чертежи – о том, над чем ты работаешь. – Ее рука безжизненно упала. – Все здесь должно звучать, петь или исполнять для меня серенаду.

– А не трудно различать все эти непохожие звуки?

– Совсем нет, – выдохнула она, видя, как он посерьезнел. – Все убранство этого помещения – декорация. Стены, книги, стол, даже шторы поют каждый на свой лад, сливаясь в единую мелодию, в симфонию всех этих вещей.

Оуэн оглядел кабинет. Он никогда не думал, что предметы могут звучать.

– А что ты слышишь сейчас? – с любопытством спросил он.

Надя попыталась сосредоточиться. Она прижала руки к груди и закрыла глаза.

– Увы, ничего не слышу, кроме твоего голоса, – сказала она, медленно открывая глаза и смахивая слезы со щеки.

Он не мог безучастно видеть такое горе и, стараясь быть нежным и заботливым, прижал Надю к себе.

– Не волнуйся, мы отыщем твою музыку.

Подчиняясь его силе, Надя не сопротивлялась. Она устала, была напугана и, зажмурившись, уткнулась в плечо Оуэна. Холодная ткань сорочки успокоила жар разгоряченной щеки, а запах его одеколона, слегка отдававший лимоном, защекотал ноздри. Может быть, с помощью Оуэна ей удастся восстановить утраченную способность слышать музыку? Оуэн действительно необычный человек. Теперь ему стало ясно, о какой музыке она толковала. Надя теснее прижалась к его плечу и вздохнула.

Сильные пальцы бережно поглаживали ее спину, волосы, руки. Всхлипывания Нади отзывались щемящей болью в сердце Оуэна. Ведь ей пришлось переломить себя, думал он, набраться смелости, чтобы прийти и потребовать вернуть музыку. Он был бы рад сделать это, если бы только знал, что от него требуется. Оуэн нежно приподнял ее лицо за подбородок и внимательно вгляделся в черные грустные глаза. Уголки его губ дрогнули.

– Ты уверена, что мой поцелуй лишил тебя музыки?

– Уверена? И да и нет. Но это единственное, что хоть как-то объясняет случившееся. – Она откинула голову и поднесла руки к глазам. – Если не это, то что же?

Он усмехнулся.

– Мне следует снова поцеловать тебя. Как ты думаешь, музыка вернется?

Надя оттолкнула его.

– Откуда я знаю?

Объятия Оуэна окрепли.

– Мы могли бы попробовать снова.

Надя окинула взглядом кабинет.

– Попробовать снова что?

– Поцеловаться.

Одной рукой он держал ее за талию.

– Один поцелуй, Надя. Это так просто. – Указательным пальцем он провел по ее нижней губе. – Разве это повредит?

Не рехнулся ли он? Первый поцелуй отнял у нее музыку, а второй может лишить души.

– Не знаю, Оуэн. Это может стать опасным.

Большие черные глаза с мольбой уставились на него.

– Опасным? Вполне вероятно.

Он почти наверняка знал, чем грозит ему поцелуй: он может потерять рассудок. Аромат Нади, который Оуэн ощутил пять дней назад, как наваждение преследовал его, когда он ложился в свою одинокую постель. Но если поцелуй способен отнять музыку, то вдруг он и возвратит ее?

Оуэн вгляделся в манящий рот Нади.

– Почему бы нам не попробовать? – спросил он.

Надя кончиком языка облизала вдруг пересохшие губы. Может, он и впрямь прав? Она посмотрела на чувственные губы Оуэна и вспомнила, какой у них вкус, пьянящий, одурманивающий. Когда она произнесла: «А почему бы нет?» – ее уста чуть приоткрылись.

Оуэн воспринял ее слова как разрешение и склонил голову. Обняв Надю, он приблизил свои губы к ее губам. Поцелуй получился легким, воздушным, как прикосновение летнего ветерка.

– Слышишь что-нибудь? – спросил он, отстраняясь.

Надя обвила его шею руками.

– Это не такой поцелуй, как в тот вечер. – Она прильнула к нему. – Попробуй снова!

Оуэна не пришлось уговаривать дважды. Он с жадностью впился в ее губы, а руки, как стальные тиски, сжали Надю в объятиях. Небывалое по остроте желание пронзило его, жаром обдав тело. Оуэн уперся спиной о стол и чуть раздвинул ноги, чтобы Надя еще отчетливей поняла, как он хочет ее.

Кончик его языка то и дело касался ее губ, словно просил разрешения проникнуть внутрь. Когда она приоткрыла рот, он со стоном ворвался туда, сразу ощутив движение ее языка. Это был не его поцелуй, это был их поцелуй. Каждый был опален страстным желанием.

Ее пальцы подрагивали, когда она гладила щеки, плечи Оуэна. Его словно захлестнула мощная волна страсти, которую еще больше возбуждал исходивший от Нади аромат – аромат свежего воздуха, солнца и полевых цветов. Одной рукой он ласкал ее чудесные черные волосы, а другой прижимал Надю к себе, чтобы она чувствовала его мужскую силу, скрытую за джинсовой тканью. Оуэну показалось, что пришел его последний час, когда Надя провела рукой по его животу, опускаясь все ниже и ниже.

– Ты что-нибудь слышишь сейчас? – спросил он, зная, что внутри у него бушует пламя, извергается вулкан, крутятся кометы и перемещается земля.

Надя нехотя оторвалась от Оуэна. Она отчетливо слышала, как часто и гулко бьется его сердце, словно птица, стремящаяся взлететь. С каждым ударом к голове приливала и приливала кровь, но музыки она не слышала. Поцелуй не помог. Надя закрыла глаза и покачала головой.

– Ничего не слышу, – прошептала она.

Сердце Оуэна готово было выпрыгнуть из груди. Он вновь обнял Надю и прошептал:

– Мне хочется попробовать еще. – На губах у него появилась улыбка, когда он почувствовал, как дрогнули от беззвучного смеха ее плечи. – Черт возьми, если ты пожелаешь, я готов провести таким образом всю ночь.

За свою жертвенность он был вознагражден только тем, что Надя уперлась в него локтем.

– Ты испорченный человек, – пробормотала она, отбросив с глаз прядь волос. – А я-то думала, ты настоящий джентльмен.

Он поднял руки вверх, словно сдаваясь.

– Я действительно джентльмен. Если не веришь, спроси у тетки, она скажет, какая кровь течет в моих жилах.

Надя стала приводить в порядок свою одежду. Ну вот, поморщилась она, снова я позволила зайти так далеко. А ведь сама согласилась на поцелуй.

– Не знаю, что думает твоя тетка, а по мне что кровь, что вода – все едино, все жидкое и течет. – Она расправила складки на блузке.

Оуэн усмехнулся.

– Помнишь, есть выражение: не будите спящую собаку? – Он приподнял бровь и подмигнул. – Меня приучили быть настоящим джентльменом, и ты удивишься моей мужской мощи.

Надя украдкой взглянула на его джинсы: да, мощь была потрясающа! Кровь бросилась ей в виски, когда она услышала, как он поцокал языком. Надя покраснела, словно маков цвет, увидев в его глазах голодные огоньки, и быстро отвернулась.

– Может быть, это не так уж и плохо, – помимо своей воли бросила она.

– Это совсем неплохо, – ответил он, подходя к столу. – Я думаю, мы смогли бы устроиться здесь.

Она нахмурила брови и уперлась руками в бедра.

– А я думаю, что у тебя мозги набекрень.

Его громкий смех эхом прокатился по кабинету.

– Мне так не кажется, Надя. – Он посмотрел на джинсы и ухарски улыбнулся. – Я-то уж знаю.

– Мне, наверное, послышалось, что ты назвал себя джентльменом?

– Я не из тех, кто афиширует это.

Надя вспыхнула.

– Прости, пожалуйста. – Она провела носком туфли по толстому ковру, проследив, как изменилось направление ворсинок.

Оуэн прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Не расстраивайся, Надя. Стоит проще относиться к вещам. – Он сел и попытался расслабиться. – Разве не ясно, что твоя музыка исчезла, когда я был с тобой? И разве не логично, что мне следует присутствовать рядом, когда музыка вернется?

– Ничего логичного в этом нет, Оуэн. – Она сделала несколько шагов к окну и посмотрела на аккуратно подстриженную лужайку. – Сколько женщин обвиняло тебя в том, что своим поцелуем ты лишил их возможности слушать музыку?

– Должен признать, Надя, ты первая. – Он откинулся на стуле и заложил руки за голову.

– А сколько музыкантш ты целовал? – вдруг спросила Надя.

– И здесь ты первая. – Он поднял глаза к потолку. – Хотя погоди, я целовал Сьюзи Рейнольдс, когда учился в седьмом классе, а она играла на пианино.

– И после твоего поцелуя она продолжала играть?

– Боюсь, что да. – Он положил ноги на стол и оглядел Надю, освещенную солнцем, льющимся из окна. – Когда ты точно заметила, что перестала слышать музыку?

– Сразу же как вошла в дом и закрыла дверь.

– А когда музыка звучала в последний раз?

– Когда я стояла на крыльце. – Надя вспомнила: это случилось в то самое время, когда она сказала ему, что им лучше не встречаться.

– Надо определить точку.

– Какую точку?

– Ту самую точку отсчета, после которой я стал виновником исчезновения музыки. – Он сбросил ноги со стола и встал. – Каким-то образом я замешан в том, что музыка перестала звучать.

– Но поцелуй не дал результатов.

– Может, мы сделали что-то не так, – ответил он, вглядываясь в огорченное лицо Нади. – Нам, наверное, стоит снова поцеловаться на крыльце на сытый желудок.

– А может, и не поцелуй виноват, а что-то другое, – тихо сказала Надя. – Она отвернулась, стараясь скрыть слезы, выступившие на глазах. По всему видно, что ее визит к нему был ошибкой.

Оуэн подошел и ласково прикоснулся к ее руке.

– Вероятно, ты права. Тут не в поцелуе дело. Причина кроется в чем-то другом.

Его пальцы гладили шелковистую кожу.

– Мне очень хочется помочь тебе отыскать музыку.

– Как?

– Не знаю. Нам следует поработать над этим вместе. – Он легонько тронул темные круги под ее глазами. – Во-первых, ты должна хорошенько выспаться.

– Но больше всего я нуждаюсь в музыке.

Она не знала, как выглядит, хотя в доме было зеркало.

– Боюсь, ты нуждаешься в отдыхе. Может быть, музыка уже витает где-то рядом, а ты слишком измучена, чтобы ее услышать. – Он нежно поглаживал волосы Нади и время от времени массировал мышцы ее шеи. – Ты когда-нибудь слышала о долине Хидден?

Она наклонила голову вперед, подчиняясь магическим прикосновениям его пальцев, снимавших напряжение.

– Это что, название салата?

– Нет, – хмыкнул Оуэн. – Долина Хидден – это место в десяти милях от города. О нем знают не все, а тот, кто знает, помалкивает. Долина – настоящий райский уголок. Там звонкие ручьи, есть маленький водопад, всегда голубое небо и зеленая трава.

– Как заманчиво это звучит.

– Там и впрямь замечательно. – Он в последний раз провел пальцами по ее шее. – Я приготовлю корзинку для пикника, и мы отправимся туда.

– Минутку, – пробормотала Надя и быстро повернулась. – Разве я обещала тебе поехать? – Ей не понравилось выражение его глаз. – У меня невпроворот дел на ранчо.

– Но ты же сама говорила, что музыка для тебя главное?

Надя прикусила губу.

– Если я поеду с тобой в долину, разве музыка вернется?

– А почему бы и нет?

Она задумалась. Может быть, действительно музыка снова зазвучит в ушах, если она окажется с Оуэном в этом райском уголке? Она отдавала себе отчет в том, что по своему положению ей далеко до Оуэна. Да, он был ей приятен, но сейчас, с исчезновением музыки, могла ли она рисковать и отказываться от встречи? Что, если он прав и только с его помощью она вернет себе музыку? К тому же она достаточно опытная женщина и умеет владеть собой. Несколько часов, проведенных с ним при соблюдении определенных правил приличия, не принесут вреда.

– Если я и поеду, то из дружеского расположения к тебе, и только, – твердо сказала она.

Оуэн кивнул и улыбнулся.

– У меня только один вопрос.

– Какой же?

– Что ты больше любишь: жареных цыплят или болонские сэндвичи?

Надя удивленно посмотрела на две машины, стоявшие чуть в стороне от дороги, и взяла из рук Оуэна одеяло.

– Ты говорил, что только горстка людей знает это место, – сказала она.

Оуэн вытащил из багажника тяжелую корзину со снедью и захлопнул крышку.

– Не волнуйся, людей мы не встретим. Здесь более ста акров леса и лугов.

– У меня ранчо занимает большую площадь и то каждый раз, когда я оглядываюсь, то обязательно кого-нибудь замечаю.

– Могу себе представить, – буркнул Оуэн.

Надя склонилась над низко прибитой доской, на которой было написано: «Прохода нет».

– Кто владеет всем этим?

– Мы.

Он приподнял доску, чтобы Надя пролезла под ней.

– Что значит – мы?

– Разве ты не налогоплательщица?

– Даже более того. – Она озиралась с любопытством.

Лес густо зарос высокими соснами, а воздух был напоен ароматом хвои. Тропинка, по которой зашагал Оуэн, едва заметно вилась в траве. Воздух здесь был более прохладным, чем в городе, и еще хранил свежесть прошедшего ночью дождя.

– Так эта земля – собственность местных властей?

– Они выкупили ее и превратили в парк еще в семидесятые годы.

Он взял Надю за руку и помог переступить через поваленное дерево.

– Нам пока везет. Они еще не явились сюда вырубать лес, устраивать автостоянку и прокладывать асфальтированные дороги.

Он усмехнулся и махнул в сторону убегавшей вдаль тропинки, освещенной солнечными лучами, которые проникали сквозь ветви деревьев.

– Другими словами, природа здесь пока почти девственная.

Надя сделала несколько шагов и замерла в восторге – это ли не настоящий рай?

– Тебе нравится?

Она ничего не ответила и с грустью почувствовала, как ей не хватает музыки. Оуэн потянул Надю за руку.

– Я становлюсь здесь сентиментальным, – сказал он, ведя спутницу сквозь высокую траву к рощице. – Давай шагай быстрее. Самое лучшее место для пикника на другой стороне долины.

Надя с трудом разогнула спину.

– Не могу поверить, что в корзине была только еда. Кажется, ты пригласил на пикник и борцов сумо.

– Еще пять минут назад, когда я вытащил оттуда пару шоколадных пирожных, ты не жаловалась, – сказал он, усмехаясь.

Закончив извлекать из корзины разные разности, Оуэн отбросил ее в сторону. Сейчас Надя выглядела отдохнувшей. Она подставила лицо солнцу и с удовольствием шевелила пальцами ног, высунувшихся из-под одеяла. Оуэн не только был счастлив провести время с Надей, но и радовался тому, что под глазами у нее исчезли тени, которые он заметил еще в кабинете. Ему очень хотелось услышать, что к Наде вернулась музыка. Если бы так случилось, она бы забыла обо всем на свете.

Честно говоря, он был не против добавить свое имя к имени этой хрупкой странницы, но не торопил события, хотя ему стукнуло тридцать три и он умел по достоинству оценить хорошее. Надя была заботливой, воспитанной, вероятно, любвеобильной и удивительно сексуальной. Оуэн обладал такими же качествами, поэтому их отношения вызывали у него робкую надежду. Что касается его тетки, то эта добросердечная женщина продолжала любить племянника, хотя он давно вырос из юношеского возраста. Оуэн всегда мечтал о куче собственных детей, но для этого ему следовало жениться.

Он повернулся к Наде. Она лежала на боку, подложив руку под голову. Глаза, которые еще недавно светились желанием, были полузакрыты, а на губах застыла сонная улыбка. Оуэн внимательно поглядел на нее, потом вытащил из кармана монету и положил ее между ними на одеяле.

– Даю цент за твои мысли.

Надя улыбнулась.

– Неужели они так дешево стоят?

– Это зависит от того, о чем ты думаешь. – Он небрежно засунул монету в карман.

– Я думаю о тебе, – ответила она, тронув пальцами его губы. Под солнечными лучами она разомлела. Казалось, еще чуть-чуть, и она растает.

– Угу, – произнес он, вынимая другую монету. – Тогда эта перекрывает значение первой. Так?

Она подбросила серебряный дайм и прижала его к щеке.

– Вот эта будет получше. – Она закрыла глаза и задумалась. – Я все гадаю, почему тебя женщины до сих пор не защипали?

– До сих пор не защипали?

– Ну, конечно. Привели бы тебя к алтарю, подарили двух-трех малышей, завели бы собаку и заставили тебя оплачивать их счета дантистам.

– Знаешь, Надя, есть выражение «уцепиться за кого-либо», а не «защипать».

Он сорвал травинку и покрутил ее в пальцах.

– Ты что же, веришь, что меня ждет богатый улов?

– Большой улов сулит постепенность. Ты будешь грандиозным мужем. И вообще, почему ты не женишься?

Он посмотрел на Надю. Вид у нее был сонный.

– Порядочная женщина никогда не уцепится за меня.

– Хм. – Она чуть кивнула, не открывая глаз, и пробормотала: – Может быть, она должна вместо этого защипать тебя.

Оуэн хмыкнул. Сейчас они обсуждали тему, которая безмерно волновала весь Кроу Хед. Однако Надя заснула. Разве ее не трогало, что он был самым завидным холостяком во всей западной части штата? Проклятье, по его сведениям, это беспокоило и другую половину штата, а тут объявилась женщина, выражавшая к создавшемуся положению явное равнодушие.

Он придвинулся ближе к Наде и нежно погладил ее локон, упавший на лицо. Потом прикоснулся к уху. Она выглядела как ангел – нежная и невинная. Длинные темные ресницы почти касались щек, а на полуоткрытых губах, казалось, задремала легкая улыбка.

Растянувшись рядом с Надей на одеяле, он следил за солнечными зайчиками, игравшими на ее лице. Оуэн подумал: а как он будет чувствовать себя, просыпаясь рядом с этой женщиной из месяца в месяц, из года в год?