Текст книги "О, мой ангел…"

Автор книги: Марсия Иваник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

9

Оуэн взглянул на Надиного отца, лежавшего на больничной койке, и чуть повысил голос.

– Ты должен оставаться в постели до тех пор, пока доктор не разрешит вставать. – Он легонько толкнул Милоша. – И если потребуется тебя связать за непослушание, я сам это сделаю.

– Нет. Я поеду домой, – упрямился Милош.

– Хорошо, но только не сегодня, – Оуэн грустно покачал головой, глядя на старика с симпатией. – Ты же помнишь, что сказал доктор.

– Доктор, смоктор. Что он знает? Он совсем мальчик.

Оуэн подвинул стул ближе к кровати и сел.

– Слушай, Милош. Тебе так трудно смириться с тем, что ты в больнице? Это же необходимо для твоего здоровья.

– Дома мне будет лучше.

Оуэн усмехнулся.

– Ты какой-то твердолобый, Милош.

– То же самое сообщил мне мальчишка-доктор, когда сделал снимок.

Милош скривился и потер голову в том месте, где красовалась огромная шишка.

– Он сказал, что стальная балка могла прошибить мне башку, но она выдержала.

Оуэн помрачнел, быстро встал и подошел к окну. Он не хотел, чтобы Милош заметил, как болезненно исказилось его лицо. Отец женщины, которую он любит, мог погибнуть на строительной площадке, принадлежавшей его компании. Вот уже две недели, как Оуэн и Надя проводили вместе каждую ночь. Он сердцем чувствовал, что они становились все ближе и ближе друг к другу, а теперь вот этот случай, чуть не закончившийся трагедией. Когда он увидел распростертого на земле Милоша, то сам чуть не умер. Как потом объяснять Наде, что ее отец погиб, работая в его компании? Непросто было и набраться сил, позвонить Наде из отделения реанимации и сообщить о происшедшем. Она вместе с матерью должна была с минуты на минуту появиться в больнице.

– Эй, хозяин, – позвал Милош. – Расскажи-ка мне еще раз о «скорой помощи».

Оуэн с трудом оторвался от мысли, как Надя ответила на его телефонный звонок. Он несколько раз повторил, что Милош обязательно поправится, однако по ее тону понял, что она не очень-то верит ему. Оуэн вернулся к кровати Милоша и снова присел.

– Сначала они доставили тебя на «скорой помощи» в это отделение, потом надели на шею специальный твердый воротник – бандаж, дали кислородную маску, положили на носилки и поместили в особую камеру, похожую на мешок для картошки.

Милош взорвался смехом.

– Ну и чудная история!

Оуэн тоже улыбнулся. Ох, как будет обсуждать семейство эту историю с Милошем, сколько в ней появится изменений и дополнений. В конце концов все будет выглядеть так, будто Милош разбился вдребезги, а врачи собрали его по кусочкам, сшили, и он стал как новый.

– Если ты пообещаешь вести себя спокойно и выполнять предписания доктора, я расскажу тебе о парне, который поступил в реанимацию вслед за тобой.

– О том самом, что лежал за желтой занавеской и стонал?

– Именно о нем. Я говорил с его женой в то время, когда делали снимок твоей головы.

Глаза Милоша округлились, а лицо побледнело. Он обвел взглядом палату.

– Он что, помер?

– Нет, нет, – засмеялся Оуэн. – Его уже отпустили домой.

Милош был готов задать следующий вопрос, когда дверь со стуком распахнулась и в палату ураганом влетели Надя с матерью да еще в сопровождении двадцати восьми чад и домочадцев семейства Кондратовичей. Юрик же до сих пор находился на строительной площадке. Оуэн уставился на Соню, которая прижимала к себе новорожденную Либерти. Боже мой! Что тут началось!

Маленькая больница наполнилась шумом, гамом, ревом детей. Ребята постарше выглядели испуганными, а взрослые о чем-то оживленно переговаривались. Оуэн так и не понял, о чем они толковали, потому что спор шел на русском языке. Оуэн покачал головой, удивившись тому, как эта орава сумела прорваться через приемный покой.

Отыскав взглядом Надю и ее мать, он бросился к ним, обнял любимую. Слезы бежали из ее глаз, она даже не пыталась их вытирать.

– Ну чего ты плачешь? Я же сказал, все будет в порядке. – Он посмотрел на Милоша. – Чтобы разбить его голову, потребуется не одна стальная балка.

Надя подняла взор на отца, накрытого одеялом. К нему уже прижалась жена и что-то шептала по-русски. Милош выглядел хоть и побледневшим, но достаточно бодрым.

– Если у него все хорошо, то почему бы не забрать его домой?

– Ушиб был очень сильным, поэтому врачи рекомендуют Милошу остаться здесь на ночь.

Он постарался вывести Надю на свободное место.

– Смотри, – сказал он, – как они шумят. И почему все явились сюда?

– Они пришли посочувствовать отцу.

Надя улыбнулась Милошу, у изголовья которого склонилась Оленка.

– А ты знаешь, сколько посетителей могут одновременно находиться в палате?

– Откуда мне знать? – Надя оглядела палату. Переполох в ней поутих, когда женщины заметили, что Милош не собирается предстать перед Всевышним. Да и мужчины прекратили спор. Только Либерти попискивала в своем одеяльце. – Я только раз была в госпитале, да и то затем, чтобы сказать последнее прости дедушке. – Надя поежилась и прижалась к Оуэну. – Он тогда умер, так и не проснувшись.

– Сожалею, любовь моя.

Он крепче обнял ее и поцеловал в лоб. Ему следовало внимательнее отнестись к словам Нади, сказанным в тот вечер, когда родилась Либерти. Но что это могло изменить? Милошу требовалась неотложная помощь, а кто, кроме врачей, мог оказать ее?

– Твой отец получил травму, Надя, и я сделал все, чтобы облегчить его состояние.

– Знаю, Оуэн. – Она подалась вперед и поцеловала его в щеку. – Спасибо за заботу.

– Он крепкий старый дуб, – засмеялся Оуэн, – и вырастил тебя.

Хоу Картленд, руководитель строительных работ, просунул голову в палату, приветливо помахал рукой Милошу и слегка поклонился шефу, который понял его знак.

– Я скоро вернусь, – сказал Оуэн, целуя Надю и торопясь к выходу.

Надя пробралась к кровати отца и поцеловала его.

– Я еще зайду к тебе, папа. Поправляйся.

Она последовала за Оуэном.

В коридоре стояли он, Хоу Картленд и дядя Юрик, который притиснул к стене какого-то парня. Парень был явно испуган. Мужчины заметили Надю, но не прервали разговор.

– Мне кажется, что это по вине Милоша стальная балка не легла на нужное место, соскользнула и, падая, задела его самого. Думаю, у Милоша нет достаточного опыта, с ним следует расстаться, – внушал Хоу.

Оуэн повернулся к краснорожему парню, которого держал Юрик.

– Теперь ты, Билл.

– Никто не застрахован от травмы, – пролепетал парень.

– Скажи об этом Милошу, – резко произнес Оуэн. – Эта балка ничем не была подстрахована и падала прямо на Джимми Ли. Если бы Милош не оттолкнул Джимми, то его бы мгновенно убило. И слава Богу, что Милош остался жив.

Билл чуть не плакал.

– Никто не застрахован от травмы, – твердил он.

Юрик тряхнул его за рубашку, поднеся к носу огромный кулак.

– Кто это сказал?

– Уатт Маршалл, вот кто. Он же и объяснил, как нужно класть балку. – Билл пытался освободиться из рук Юрика.

– Сколько он тебе заплатил? – прорычал Оуэн.

– Ничего он не платил, – плаксиво затянул парень, когда кулак Юрика почти коснулся его носа. – Он просто списал мой долг. – Кулак отодвинулся. – Я задолжал ему пару сотен, проиграв в прошлом месяце в карты, а вернуть сразу так и не смог.

Оуэн и Надя обменялись взглядами. Они оба знали, что Маршалл постарается сделать какую-нибудь пакость, но не догадывались, какую именно.

– Твой отец – настоящий герой, – сказал Оуэн.

Надя пожала плечами.

– Получить удар стальной балкой еще не значит быть героем. Скорее он оказался в дураках.

– Вот я и собираюсь навестить этого дурака, – произнес Юрик, оттолкнув от себя напуганного Билла.

Оуэн пожал руку Юрику.

– Спасибо, что внес ясность, Юрик. Без тебя мы бы не разобрались в этом прискорбном случае. Пожалуйста, расскажи Милошу, что произошло в действительности. Через минуту я потолкую с ним о компенсации и о наказании виновного.

Оуэн проводил взглядом Юрика, а потом повернулся к Хоу.

– Следите за Биллом, а я пойду сообщу в полицию.

Он взял Надю за руку и направился с ней разыскивать телефон. Она украдкой покосилась на Оуэна.

– Ты в самом деле собираешься туда звонить?

– Эта история могла стоить жизни двум людям, а один из них твой отец.

Около приемного отделения стояли три медицинские сестры, доктор, две Надины тетки и о чем-то спорили. Оуэн с Надей подошли поближе и прислушались к разговору. Медсестры и врач требовали, чтобы в палате Милоша осталось не более двух посетителей, а тетки что-то галдели в ответ, хотя было ясно, что они ни слова не понимают по-английски.

Оуэн засмеялся и потянул Надю.

– Это твое семейство. Хочешь, разбирайся с ними сама или необходимо мое вмешательство?

Надя кивнула, улыбнулась медсестрам и доктору, а затем обратилась на русском языке к своим родственникам.

Оуэн отвел в сторону одну из медсестер и спросил, откуда можно позвонить в полицию. Оказалось, что несчастный случай совсем не несчастный, а его управляющий задержал преступника. Медсестра молча поставила перед ним телефонный аппарат.

Через двадцать минут полиция увезла с собой Билла, а Надя постаралась вывести всех родственников из палаты, где осталась только мать. Надя посмотрела на толпу в вестибюле и засмеялась. Каждая из цыганок занялась здесь привычным делом. Кое-кто принялся предсказывать судьбу пациентам, пришедшим на шум. Елена, например, сидела на полу и гадала по руке пожилому мужчине в инвалидной коляске. Воля устроилась в углу около трех седовласых дам, объясняя им, как избавиться от порчи.

Другие больные с интересом наблюдали за детишками. Особым вниманием пользовалась крошка Либерти. Одна из медсестер развела руками, увидев такую толпу, но Надя ничего не могла поделать.

– Оуэн, я не в силах уговорить маму вернуться домой, – сказала Надя. – Она не хочет трогаться с места.

Оуэн посмотрел на нее, что-то соображая.

– Постараюсь помочь, – сказал он, оставив Надю рядом с ее шумными родственниками. Через пять минут он вернулся. – Все устроено.

– Значит, она уходит с нами?

– Нет, она останется здесь.

– В больнице? – Надя передала двухлетнюю Татьяну в руки ее матери. – Она же не может тут быть, она не больна.

– Я попросил поставить в палате дополнительную койку, так что Оленка проведет эту ночь вместе с отцом.

– И ей позволят?

– Поскольку он в отдельной палате, мать никого не стеснит, а посему правила не будут нарушены.

Он повел Надю к палате, где находился отец.

– Я также договорился, что она пробудет здесь до тех пор, пока Милош не выпишется.

Надя остановилась перед дверью.

– Ты абсолютно уверен, что все будет в порядке?

Он гладил ее по щеке.

– Ты доверяешь мне, Надя?

Она провела пальцами по лицу Оуэна, стирая с него строительную пыль. Он дотронулся до ее волос, взгляд его выражал только одно чувство – любовь.

Как она могла не доверять человеку, который любим? Однако доверяет ли Оуэн ей, если она по-прежнему хранит свою тайну? Тайну, которая, стань она известна, сможет их разлучить. Да, Надя доверяла Оуэну всем сердцем.

Она взяла его ладонь и поднесла к губам.

– Да, Оуэн, я доверяю, скорее, верю тебе.

– Прекрати, – сказала Надя, – щекотно. – Она качнулась. – Ты обещал, что будешь паинькой.

– А я и есть паинька, – Оуэн провел травинкой по ее локтю, потом по узкой загорелой щиколотке. – Если хочешь, проверь мое поведение. – Он потянулся за корзинкой со снедью и вытащил оттуда яблоко. – На прошлой неделе, когда увозил тебя отсюда, я и не думал, как поступать. Просто подставлял под солнце все части своего тела, даже самые интимные. – Он почесал спину.

Надя скрестила ноги и села прямо.

– Хочешь послушать «Капризную Ники» на польском? Ники была резвой обезьянкой и всем причиняла одни неприятности.

Оуэн ухмыльнулся и передразнил ее.

– Я хочу нечто иное.

От его намека у Нади кровь прилила к вискам. Все эти дни его улыбка, горячий взгляд или просто слово оказывали на нее магическое действие. Она оглядела место, где они устроились на пикник. Эни и Виктория Роза мирно паслись в высокой траве среди деревьев. Совсем рядом дремотно журчал ручей, полевые цветы издавали пьянящий аромат. Солнце согревало душу и тело. Это был райский уголок, который они недавно обнаружили на самом краю ранчо. Никто и ничто не могло им здесь помешать: ни Уатт Маршалл, ни близкая дата судебного разбирательства, ни даже музыка и последняя, еще не законченная песня. Как и та тайна, которую она продолжала скрывать от Оуэна.

Пальцы Нади лежали на струнах гитары, однако она не собиралась играть, ей просто хорошо было сидеть рядом с Оуэном и припоминать былое.

– Ты как-то обронил, что хочешь услышать, как звучат разные языки.

Широкая ладонь погладила ей ногу.

– Хочу. – Его палец, словно блуждая, дотронулся до кожи там, где кончались шорты. Он улыбнулся, ощутив, как Надя вздрогнула и напряглась. – Когда мы любим друг друга, ты начинаешь шептать что-то непонятное. Почему?

Он взял из ее рук гитару и положил рядом на одеяло.

– Прости, – пробормотала она смущенно. – Иногда я вдруг забываю, где нахожусь и на каком языке следует говорить.

Однако это было лишь полуправдой. Причина заключалась в том, чтобы скрыть свои истинные чувства. Дважды Надя призналась Оуэну, что любит его, но оба раза сказала это по-русски.

Пальцами одной руки он проник под шорты, а другой взялся за пуговицы ее блузки.

– Не извиняйся. – Он бережно уложил ее на одеяло. – Черт возьми, то, что ты лепечешь мне на ухо на чужих языках, звучит очень эротично. – Оуэн погладил указательным пальцем ее нижнюю губу. – Я по-своему перевожу твои фразы.

Она просунула руку ему под рубашку и погладила теплую спину.

– Да уж, ты можешь.

– Я придумал для тебя маленькую историю. – Он отбросил ее волосы назад, и они черным веером рассыпались по желтому одеялу. – Однажды жила-была старая сова [2]2
  По-английски слово, «сова» и имя Оуэн произносятся почти одинаково. ( Прим. пер.)


[Закрыть]по имени Оуэн…

– Кто, кто?

– Старая сова по имени Оуэн, которая вдруг решила, что может отгадать значение всех слов в мире. – Он приник к Наде долгим поцелуем. – И вот как-то раз дикая цыганская роза вручила сове ключ от всех секретов. И знаешь, что обнаружила сова?

– Нет. А что же?

– Она открыла для себя счастье, настоящее счастье. Когда-нибудь, Надя, ты скажешь мне, что означают твои слова.

Она приблизила к себе его голову и стала горячо целовать. Пусть он не увидит, как из ее глаз полились слезы. Да, она откроет ему свое сердце и позволит себе унестись в прекрасный край, куда может доставить ее только он.

Оуэн медленно повел машину, подъезжая к Надиному дому. Миновал его и направился к тому месту, где стоял табор. Возможно, счастье не обойдет его стороной, и ему удастся снять назревающий конфликт между Надей и ее отцом. И почему именно ему приходится улаживать отношения в Надиной семье? Не потому ли, что ее члены частенько ведут себя как дети?

Он посмотрел на Милоша, который важно сидел в машине рядом с ним, придерживая пузырь со льдом у глаза.

– Ты уверен, что нет необходимости показаться доктору?

– Уверен. Мне нравится, что Оленка порхает вокруг меня, как пушинка.

Оуэн ухмыльнулся.

– Как пушинка, говоришь?

– Да, да, порхает, как пушинка. – Он опустил пузырь со льдом. – Я хочу еще раз поблагодарить тебя, друг, за доброту ко мне. – Он схватил Оуэна за руку, лежавшую на руле и сильно потряс ее. – Сколько долларов я тебе задолжал?

Оуэн постарался быстрее высвободить руку, и машина завиляла.

– О, очень много, дружище. – Он взглянул на приближавшийся табор и расплылся в улыбке, когда увидел Надю, стоявшую у стола в окружении дядей. – Но я говорю не о деньгах, Милош. Я говорю о твоей дочери.

Милош хохотнул.

– Да, да, она очень любезна, но сердце у нее, как твердый орех.

Оуэн улыбнулся.

– Наверное, ты хотел сказать, что у нее воздушное сердце, Милош.

Он притормозил, наблюдая, как семейство бросилось к машине. Слишком поздно удирать от них. По виду Нади, которая обычно улыбалась, он понял, что не избежать какого-то неприятного объяснения.

– Похоже, Милош, сейчас у нее сердце действительно как твердый орех.

Милош хмыкнул, снова приставил пузырь к распухшему глазу, а здоровым подмигнул Оуэну.

– Уж я-то знаю, как укрощать малышку Надю. – Он медленно открыл дверцу и шепнул: – У меня двадцативосьмилетний опыт, друг. Слушай и учись.

С громким оханьем он вылез из машины, представ перед родней. Оуэн следил за выражением лица Нади, которое менялось на глазах: от гнева до сострадания.

Наверняка старый цыган знал, как себя вести. Оуэну было интересно, что произойдет дальше. Он тоже вышел из машины и присоединился к толпе.

– Где ты был, папа? – спросила Надя, вопросительно посмотрев на Оуэна.

– Что с твоим глазом? – запричитала Оленка, бросаясь к мужу и отводя пузырь со льдом от его лица.

– Я был в этой самой Америке, дитя мое, – сказал Милош и успокаивающе улыбнулся жене, которая пришла в ужас при виде глаза, окруженного разноцветным синяком.

Оуэн перехватил Надин взгляд. Любопытно, как Милош будет выкручиваться, подумал он и к сказанному отцом добавил:

– Он был в тюрьме.

– Это там его ударили? – закричала Надя.

– Никто его не бил, он просто был в тюрьме, Надя. Успокойся.

Ему вовсе не хотелось, чтобы она побежала в полицейский участок и устроила скандал шерифу. Оуэн обернулся на притихшего было Милоша.

– Кажется, твой отец зашел к Уатту Маршаллу и поговорил с ним относительно Билла.

– Как ты мог, папа?! – Надя подошла к нему. Стоявшие рядом дяди поглядывали на Милоша с уважением. – И ты решил разобраться с ним, не дожидаясь суда?

– Я уже говорил Оуэну, что не собираюсь жаловаться властям. – Он ткнул пальцем в свою волосатую грудь и торжественно произнес: – Я, Милош Кондратович, свободный человек. Я не позволю каким-то людям в черных платьях указывать мне, что есть правильно и как защищать мою семью!

Надя посмотрела на Оуэна.

– Когда назначено слушание?

– Поскольку твой отец отказался от обвинения, этим делом займется моя компания. Уатт Маршалл должен ответить за то, что натворил. Ведь кто-то мог и погибнуть. Я же далек от мысли освободить его от ответственности. Трагедия может произойти снова.

– Хорошо. – Надя кивнула и обернулась к отцу. – Это, верно, Маршалл так тебя разукрасил?

– Он ударил меня только раз, – проворчал Милош. – И все потому, что этот человек – трус. И он ударил-то, когда я отвернулся.

– Тогда почему ты очутился в тюрьме?

– Потому, что я влепил ему в ответ.

Надя снова посмотрела на Оуэна.

– Они сажают людей в тюрьму только за то, что те защищаются?

– Вовсе нет, – возразил Оуэн. – Твой отец очень сильный человек, а Маршалл… – Он почтительно поклонился старику. – Твой отец уложил его отдыхать и вроде надолго.

– И ты был свидетелем этой заварухи?

– Разумеется нет. Я ничего об этом не знал, пока из тюрьмы мне не позвонил сам Милош. Кажется, он решил, что только я способен вызволить его оттуда.

Надя медленно повернулась к отцу и, упираясь пальцем в его грудь, сказала:

– Как могло…

Милош отмахнулся от пальца, неторопливо обошел машину Оуэна, затем скрестил руки на груди и воскликнул:

– Обращаюсь ко всем! Я желаю сделать заявление.

В таборе установилось полное молчание.

– Мой лучший американский друг Оуэн оказал мне и моей семье огромную услугу, защитил и освободил меня. Я перед ним в долгу и знаю, чем отплатить.

Он оглядел всех своих родственников и убедился, что его слушают внимательно.

– Я, Милош Зурка Кондратович, – забасил он, – отдаю тебе, Оуэн, одно из самых дорогих своих сокровищ, дочь Надю Катрину в жены.

У Оуэна отвалилась челюсть.

Надя, даже не взглянув на Оуэна, продолжала смотреть на отца так, словно в первый раз его увидела. Яркий румянец выступил на ее щеках. Она что-то тихо сказала родителям по-русски, сопровождая свою речь жестами. С каждым словом голос ее становился все громче и громче. Те, кто стоял близко, отошли от Нади на безопасное расстояние. Милош что-то бормотал, пытаясь заглушить ее звонкий голос. Надя закончила выступление явно злой фразой, подбоченилась и испепеляющим взором окинула отца.

Оуэну не понравились ни улыбка, сморщившая лицо Милоша, ни алая краска, залившая щеки его дочери. Почему бы Наде, как и большинству ее родственников, не превратить этот эпизод в шутку? Он попытался воззвать к чувству юмора Нади.

– Что касается меня, – сказал он, – то я отвечу: не согласен.

Надина реакция на его слова была быстрой и гневной. Она топнула ногой, погрозила кулачком и что-то произнесла по-русски. Затем резко повернулась, подняв облачко пыли, и зашагала прочь под удивленными взглядами близких. Оуэн хотел последовать за ней, но Милош его остановил.

– Если тебе дорога жизнь, не трогай ее, пусть сначала остынет. Так-то, мой лучший друг в Америке.

Оуэн крепко пожал Милошу руку и посмотрел в ту сторону, куда направлялась Надя. Она шла не домой, а к тому самому ручью.

– Объясни мне, Милош, почему Надя так разозлилась не на шутку. И кроме того, ты действительно шутил?

– Да, да. Это была шутка, – ответил Милош. – Я давно говорил Наде, что выходить замуж надо по любви. – Он посмотрел на жену и улыбнулся. – Мы хотим, чтобы наши дети имели то, что мы имеем.

– А что так расстроило ее?

– Она очень многое помнит. – Милош грустно покачал головой. – Она помнит подруг, выходивших замуж за нелюбимых или за тех, кого совсем не знали. Такая традиция еще существует у цыган.

Оуэн взъерошил волосы.

– Тогда какого черта ты шутишь по этому поводу?

Милош с гордостью улыбнулся.

– Чтобы она прекратила учить меня, как не попадать в тюрьму. – Оуэн опустил голову. – Брось грустить, мой друг, – сказал Милош и хлопнул Оуэна по спине. – Все прекрасно.

– Как ты можешь так говорить?

– А ты не заметил, как горячо выступала моя дочь?

– Разумеется, заметил. Она была зла, как разгневанная кошка.

– Да, да. Это-то и хорошо. Вот если бы рассмеялась, было бы плохо. Это означало бы, что у нее нет к тебе чувства. Но раз она взвилась, у нее много чувства к тебе, мой американский друг.

Оуэн поскреб подбородок.

– То, что ты сказал, мне неясно.

– Что значит неясно?

– Это… неважно, Милош. – Он двинулся туда, где, по его предположению, находилась Надя. – Дорогой мой цыганский друг, можешь сделать мне одолжение?

– Только скажи какое, и я все сделаю.

– В следующий раз, когда тебя посадят в каталажку, пожалуйста, не звони мне!