Текст книги "Ветер и море"
Автор книги: Марша Кэнхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
– Я бы предпочел получить возможность находиться вместе со своей командой под открытым небом. Мэтт тяжело ранен, и нельзя ожидать, что он один справится со всеми, кто нуждается в помощи.
– И вы хотите, чтобы я отправила вас к нему? – изумленно воскликнула она. – И что же при всем вашем высокомерии дает вам основание хоть на минуту подумать, будто я пойду на это? Вы забыли, как долго я просила – нет, умоляла! – отправить меня в трюм к людям моего дяди? И вы забыли, что ответили мне? Что я не простая пленница! Что ж, Янки, прочистите уши и послушайте: вы тоже не обычный пленник! Я не стану предлагать вам ничего сверх того, что вы предлагали мне. Я не стану рассказывать вам, как живет ваша команда! Не стану сообщать, сколько раненых умерло и как обращаются с остальными! Я буду смотреть, как они голодают, как их бьют и заставляют работать, пока они не упадут замертво! Я буду так же оскорбительно обращаться с вами, как вы обращались со мной, и, ей-богу, если потребуется, вы отведаете такой же удар саблей по вашей заднице!
Кулаки у Кортни были сжаты, а грудь под тонкой батистовой блузкой вздымалась как при беге. Она отвернулась от Баллантайна, боясь, что не сможет удержаться и ее ногти оставят отметины у него на лице, и не желая, чтобы он увидел слезы, ярко блестевшие в ее глазах. Слезы! Что с ней происходит? Где ее гнев, ее ненависть? Почему только оттого, что он стоит здесь и смотрит на нее, у нее слабеют колени и пересыхает во рту? Как она может побороть двадцать разнородных чувств, сталкивающихся в ее сердце, если ему достаточно лишь взглянуть на нее – и она погибла?
– Вы будете делать то, что я велю вам, Янки, – раздраженно объявила она, – или ваш доктор Рутгер снова окажется на решетке, но на этот раз между ним и плеткой не будет ни рубашки, ни сюртука.
Адриан слегка пошатнулся, моргнул, чтобы стряхнуть с глаз пот, и с силой натянул веревки, связывавшие его запястья, покорно приняв жгучую боль, когда на его и так уже израненном теле выступила кровь. Его единственной мыслью было освободить руки, дотянуться до узких плеч, до ее шеи... и сжимать до тех пор, пока Кортни не задохнется.
– Мэтт помогал вам, – холодно напомнил Баллантайн, – помогал и людям вашего дяди, и я не верю, что свой гнев на меня вы обратите против него.
– Янки, вы, опять повторяетесь, пытаетесь отгадать, что я буду и чего не буду делать. – Кортни медленно покачала головой. – Но вот что я не сделаю, так это не буду худшей дочерью, чем ожидает от меня отец. И речь идет не просто о том, чтобы дать выход своему гневу, и не о желании увидеть, что вы так же унижены, как унижали меня. Речь идет о смертях, за которые нужно отомстить, о несправедливостях, за которые нужно расплатиться, о предательствах, которые нужно разоблачить. Кстати, Янки, вы должны все знать о предательствах. – Тряхнув золотисто-каштановыми волосами, она повернулась к лейтенанту. – Или вы еще не успели задуматься над тем, как капитан Шо стал обладателем ваших военно-морских кодов?
– Я думал. – Адриан сдержанно вздохнул.
– И как далеко вы уже зашли, чтобы удовлетворить свое любопытство?
Баллантайн не мог мыслить ясно и ничего не видел перед собой от внезапного приступа головокружения, после которого у него во рту стало еще суше, чем прежде. Пот заливал ему лицо, соль разъедала царапины и обжигала глаза, но еще больше о его неспособности ответить на вызов Кортни говорило то, что его руки дрожали и он еле дышал.
– Нечего сказать, Янки? Никаких остроумных объяснений?
Баллантайн с трудом перевел дыхание. Комната покачнулась и начала медленно вращаться. Он хотел шире расставить ноги, чтобы устоять в кругу вертящихся световых колец, но цепи не позволили ему этого сделать. Он вздрогнул, когда жуткая боль в голове взорвалась и охватила все тело. Его глаза закрылись, а голова бессильно свесилась набок.
Кортни инстинктивно бросилась поддержать его, чтобы не дать упасть на пол, и он чуть не опрокинул ее, навалившись всем телом. Однако ей удалось повернуть Баллантайна так, что он тяжело опустился на стул.
Кортни смотрела на него, не зная, что делать. Она могла позвать Дэви Донна – он, несомненно, подслушивал под дверью. Но Дэви вряд ли проявит сострадание, и он совершенно бесполезен, когда дело касалось помощи. Он скорее вытащит лейтенанта за ноги из ее каюты, нежели сделает хоть что-то, чтобы ему помочь.
– И не вздумайте тут умереть! – предупредила она дрожащим голосом и побежала к умывальнику. Налив воды в фарфоровую миску и сдернув с крючка полотенце, она вернулась к столу и поставила миску рядом с Адрианом.
Он крепко сжимал зубы, чтобы они не стучали. Тепло каюты согрело его, но отчаянная борьба с болью и слабостью в течение двадцати четырех часов оказалась испытанием большим, чем Баллантайн мог выдержать.
Кортни еще какое-то время колебалась, а затем несмело убрала упавшие ему на лоб пряди выжженных солнцем волос – его кожа была холодной, хотя пот блестящими ручейками струился по его вискам и шее. Кортни впервые добровольно дотронулась до него, и удивление от этого поступка разлилось по ее телу. Что-то горячее забурлило внутри ее, она сделала несколько коротких вдохов, и у нее возникло ощущение, что в сердце ее развязался какой-то узел. Она почувствовала негодование и потребность не дать Баллантайну умереть, а потом на смену им пришло бессознательное желание обнять его, приласкать, прижать его голову к своей груди и унять его боль.
Прикусив губу, она поднесла ко рту Адриана кружку с холодной водой и внимательно рассматривала ужасную глубокую рану у него на виске, залепленную волосами и грязью. Разрез был длиной около пяти дюймов, и если его не промыть и не зашить, останется грубый шрам.
Ее собственная рана в предплечье заболела, ощутимо напомнив, что без умелой помощи доктора Рутгера у нее могло бы начаться заражение крови, или гангрена, или, наконец, она могла бы ослабеть от потери крови. Баллантайн был абсолютно прав, хотя ему совершенно незачем знать об этом: она не станет обращать свой гнев на доктора, хотя угроза сделать это, возможно, была единственным рычагом для управления лейтенантом.
С холодной решимостью она отправилась на поиски иголки и нитки среди туалетных принадлежностей капитана, чтобы, промыв рану, сшить ее рваные края. Завязывая узел на чистой повязке, она неожиданно обнаружила, что серо-стальные глаза открыты и внимательно смотрят на нее.
– Как я вижу, ваши таланты распространяются не только на удаление заноз. Вам следовало сказать об этом Мэтту, тогда он нашел бы вам лучшее применение.
– В той жизни, которую веду я, нельзя выжить, не научившись одному-двум приемам лечения ран.
– Но все же половину своей жизни вы провели одетой в шелка и атлас. – Глаза Адриана потемнели. – И я бы сказал, что именно для такой жизни нужно гораздо больше мужества и стойкости.
Краска отлила от щек Кортни, а затем снова вернулась на ее лицо. Она выпрямилась и отступила на шаг, не решаясь взглянуть в глаза Адриану и опасаясь близости его тела. Его руки были связаны и неподвижны, движения строго ограниченны, и все же она чувствовала себя гораздо более беззащитной, чем когда-либо прежде.
Воткнув иголку в клубок, Кортни положила все это на стол. Она не смотрела на Адриана, но чувствовала, что его взгляд, как теплые руки, скользит по ее телу.
– Вы говорите, моя судьба в ваших руках... до Триполи?
– Да. До Триполи.
– А Мэтта?
– С ним ничего не случится – как и со всеми вашими людьми, пока они подчиняются приказам.
– Вы не сказали мне, где содержится капитан Дженнингс.
– Да, не сказала, – ядовито отозвалась она. – Вы же понимаете, что мы все-таки враги. Вы мой узник, а не мой страж, и я совершаю ошибку, давая вам право задавать вопросы, но не думайте, что я буду отвечать на них!
– Простите. – Лицо Баллантайна осталось бесстрастным. – С моей стороны это было слишком самонадеянно.
Кортни взглянула на него, ожидая увидеть скрывавшуюся за вежливым извинением насмешку, но ничего не обнаружила. Ее щеки побагровели, а грудь внезапно стала настолько чувствительной, что ощутила прикосновение батистовой блузки, и Кортни вздрогнула.
Адриан заметил ее реакцию, и его чувства вмиг обострились. Извинение было результатом сильной усталости, он неосознанно пытался лишить Кортни самоуверенности, но обнаружил, что задел ее за живое. Такой он уже видел ее однажды – в каюте утром, после того как, возможно, изнасиловал ее. Тогда он уловил противоречие в ее чувствах, хотя не мог понять, чем оно вызвано. Сейчас он снова прочел те же чувства в ее больших изумрудных глазах, и это подтолкнуло его к определенным размышлениям.
Он согласился с обвинением в изнасиловании потому, что Кортни заявила тогда, что это было именно так, и потому, что у него были самые туманные воспоминания, которые он не мог выставить в свою защиту. А что, если он вовсе не насиловал ее, а она по собственному желанию легла в его постель? Это могло означать, что существует проход сквозь те преграды, которые она на протяжении многих лет тщательно воздвигала вокруг своих чувств.
Она спросила его, как далеко он готов зайти. Бесконечно далеко!
– Вы снова победили, Ирландка, – бесстрастно произнес он.
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал. Я устал, страдаю от боли и не хочу видеть, как Мэтт получит больше того, что он уже выстрадал. Вы победили. Я буду вашим послушным слугой. – Он заметил недоверие в ее глазах и поспешно добавил: – Но только до тех пор, пока мы не прибудем в Триполи. После этого я не собираюсь быть рабом ни у вас, ни у кого-то другого.
– Если вы задумали убежать, как только к вам вернутся силы... – Кортни не договорила, блеск в его глазах подтвердил, что он именно это и замышлял, ведь она сама планировала сделать то же самое, как только «Орел» пришел бы в Гибралтар.
– И что? Вы собираетесь мне помочь?
– Ничего подобного, Янки. – Кортни попятилась, его неприкрытая насмешка заставила ее отойти подальше. – И если вы попытаетесь сделать это в моем присутствии, я вас застрелю. Мы поняли друг друга?
– Прекрасно поняли.
Подойдя к двери каюты, Кортни распахнула ее, и Дэви Донн мгновенно влетел внутрь с настороженным видом.
– Э-э? Я не слышал, чтобы вы меня звали.
– Дэви, запах гордости этого янки становится невыносим. – Взгляд темных, непроницаемых глаз обратился к Баллантайну. – Отведите лейтенанта наверх. Он безумно хочет знать, что происходит с его людьми, так пусть увидит это сам. Пусть разделяет с ними их помои и чистит им гнойные раны. Возможно, он научится быть человеком.
Это было совсем не то наказание, которое выбрал бы Донн, но он кивнул и, дернув Адриана за веревку, заставил его встать на ноги, не обратив внимания на то, что лейтенант застонал от боли.
– Надеюсь, парень, у вас крепкие нервы. По тому, что я видел, там хватит работы на десятерых здоровых мужчин и достаточно конечностей, расставшихся со своими владельцами, чтобы радовать угрей в течение недели.
Адриан покорно принял тычок меж лопаток, но задержался возле Кортни, однако она, крепко сжав губы, смотрела в сторону.
Глава 13
Мэтью Рутгер провел по лбу дрожащей рукой и ошеломленно сел на корточки. Человек, вытянувшийся перед ним, был мертв. Он не издал ни звука, не пошевелился и не вышел из комы, в которую впал после транспортировки с «Орла» на «Ястреб». Его звали Пирс, и он вместе со своими раздробленными конечностями станет еще одной кучкой дочиста обглоданных костей на дне залива.
Мэтт не спал всю ночь, делая все, что было в его силах, для раненых моряков с «Орла». У него не было ни лекарств, ни перевязочных материалов, кроме тех, что он мог оторвать от одежды, ни еды, а для питья была только дождевая вода, которую они собрали в складки парусов. Ему самому хотелось лечь и умереть. Он устал и потерял уверенность в себе. Его спина прошла через все мыслимые стадии боли. Ему удалось надеть одежду, снятую с человека, который больше не нуждался в земных удобствах. И хотя его собственные раны больше не кровоточили, рукава рубашки и бриджи были в кровавых пятнах, оставленных дюжиной оторванных конечностей. Его лицо было бледным, кожа обтягивала скулы, в глазах отражалась боль, разделенная с каждым из окружавших его людей.
Мэтью со вздохом накрыл лицо Пирса обрывком паруса. Дождь прекратился, и сквозь облака старалось прорваться солнце, но воздух был настолько наполнен влагой и москитами, что казалось, один ад просто заменили на другой.
– Эй, вы!
Мэтт взглянул вверх и растерянно моргнул. Корсары поставили вокруг пленных барьер из обломков и остатков шпангоутов, соорудив загон, который предназначался для коз и овец и в котором остался их запах.
– Вы, с полосатой спиной! Взгляните-ка сюда! Мэтт посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик, и узнал лохматого корсара, который накануне вел Адриана к вантам. Рутгер решил, что его мозг сыграл с ним злую шутку, когда увидел стоящую позади Донна высокую фигуру, но затем обрел дар речи и неуверенно поднялся на ноги.
– Адриан!
– Мне сказали, янки, что вы молили о помощи. – Донн сплюнул. – Что ж, получайте.
Мэтью обменялся приветствием с Баллантайном и тут же обратился к Донну с требованием войти в их положение.
– Этим людям необходимо укрытие. И еда. Во имя Господа, разве вы не видите, что они умирают? И умрет еще больше людей, если о них не позаботиться немедленно. Тарелка супа, немного мази от ожогов...
– Хватит скулить, янки! – зарычал Донн. – Или я пущу ваши потроха на приманку для рыб.
Он толкнул Адриана вперед и, снова сплюнув на палубу, закрыл проем в загоне и ушел. У Мэтта опустились плечи, как будто все мускулы вдруг лишились сил.
– Неужели это все люди, которые у нас остались? – прошептал Баллантайн, в ужасе осматривая загон.
– Двадцать три, – мрачно ответил Мэтт. – Шесть человек умерли в течение ночи, Пирс скончался несколько минут назад. А возможно, это произошло час назад... или два часа... Я уже ничего не знаю.
Адриан всмотрелся в своего друга. Мэтт, очевидно, был на пределе выносливости – они оба были на пределе, но ни один из них не мог позволить себе роскошь упасть без чувств.
– Можно сесть там. – Мэтт повел Адриана к перевернутому ящику. – У тебя что-нибудь пострадало, кроме головы?
– Ничего серьезного, кроме моей гордости. Можно как-нибудь избавить меня от этих веревок?
Мэтт провел по толстой веревке пальцами, в которых не было сил даже для того, чтобы сдвинуть с места тугой узел.
– Мне понадобилось бы около часа, чтобы перегрызть их, – с досадой пробурчал он.
– У меня в кармане бриджей... Вчера, еще до того, как начался весь этот кошмар, я положил туда свою бритву. Насколько я могу судить...
– Она еще там! – воскликнул Мэтт и достал тонкое складное лезвие. Быстро оглянувшись по сторонам, чтобы проверить, не наблюдает ли за ними кто-то из охранников, он начал перерезать веревки. Занимаясь этим делом, он с любопытством рассматривал белую повязку на голове Адриана. – У тебя есть личный врач, о котором я не знаю?
– Девушка, – объяснил Адриан. – Она подштопала меня.
– Кортни? Она жива?
– К сожалению, да. А-а... – Веревка лопнула, и Адриан осторожно потер растертую, воспаленную кожу на запястьях. – Она не прожила бы долго, если бы я смог сдавить руками ее горло.
– Она здесь совсем ни при чем.
– Я не уверен в этом. Сколько человек охраняют этот загон?
– Четыре или пять. А что?
– Естественно, вооруженные?
– Как небольшая армия.
– А «Орел»? О нем что-нибудь известно?
– Ничего. Ты что, надеешься, что оттуда поступят какие-нибудь известия?
– Я не верю, что они склонят головы и будут вилять хвостами, как побитые собаки!
– Ты же не думаешь всерьез...
– Мэтт, нас везут в Триполи. Они планируют отбуксировать туда «Орел» и передать его в руки Караманли вместе с несколькими дюжинами заложников – или рабов, в J зависимости от того, в каком настроении будет его высочество. В любом случае ты понимаешь, что останется от планов коммодора Пребла быстро закончить эту войну?
– От них мало что останется, – тихо ответил Мэтт. – К сожалению, я не вижу, что ты можешь сделать, чтобы этому помешать.
– В данный момент я тоже не вижу, но мы должны что-то придумать. – Его взгляд блуждал по разбитому корпусу «Орла». Корабль стоял на якоре менее чем в пяти ярдах от «Ястреба», и Баллантайн ясно видел, что и на нижней, и на верхней палубах кипела работа. – Если бы только нам удалось найти способ связаться с ними...
Эндрю Раунтри, сержант с «Орла», смотрел через узкий промежуток воды, разделявший два корабля, с трудом подавляя желание задрать голову к разбитым переборкам и закричать. Двадцатилетний моряк был зол и чувствовал себя униженным из-за того, что его взяли в плен несколько грубых пиратов. Прошло много времени с тех пор, как он решил, что не может быть ничего лучше, чем посвятить свою жизнь службе на благо своей страны, и никогда забота о собственной безопасности не управляла его поступками. Единственное, что охлаждало его пыл сейчас, – это сознание того, что он и его товарищи остались без руководства. Их строго охраняли, били за каждое проявление неподчинения, кормили объедками и ограничивали в питье, и потому они не могли восстановить силы, которые потеряли за последние двадцать четыре часа. То, что раненых взяли в заложники, чтобы добиться повиновения американцев, было еще одним средством устрашения – возможно, самым главным, – как и строгая изоляция старших офицеров «Орла». Лейтенант Баллантайн был на борту «Ястреба», Дженнингс тоже, насколько могли судить моряки «Орла»; второго лейтенанта Фолуорта на рассвете забрали и перевели на другую сторону «Орла», и с матросами остались лишь два младших гардемарина, сам Раунтри и Ангус Макдональд, который всего на один ранг был выше рядового.
Без командиров люди растерялись, но Раунтри отказывался мириться с таким положением дел, пока оставалось в живых сто сорок шесть членов команды одного из лучших военных кораблей, плавающих по морям. У него и в мыслях не было сдаваться, и он старался придумать, как использовать своих людей. Если бы только он мог найти способ связаться с теми, кто был на «Ястребе»! Он видел, как лейтенанта Баллантайна отвязали от вантов, но тот был скорее похож на мертвого, чем на живого, однако то, что он все же двигался и дышал, вселяло некоторую надежду.
Почувствовав у себя на локте твердую руку, Эндрю оглянулся и, увидев рядом с собой шотландца Ангуса Макдональда, откинулся на переборку, и свет, который проникал сквозь пробоину в наружной обшивке корпуса судна, упал ему на лицо. Остальное помещение кладовой было погружено в темноту из-за стремления сэкономить единственный масляный фонарь, который давал больше дыма, чем света. Воздух в кладовой, битком набитой телами, был тяжелым, а наполненный до краев бочонок с нечистотами, не опорожнявшийся с момента заключения моряков под стражу, только усиливал зловоние.
– Вам нужно хоть немного поспать, дружище, – мягко пожурил шотландец Раунтри. – Вы всю ночь не спали, колотя молотком, словно за вами гнался сам дьявол. Не будет ничего хорошего, если вы свалитесь в лихорадке.
– Я не могу спать, Ангус. Бог свидетель, я устал, но каждый раз, как я закрываю глаза...
– Да, дружище, да, я понимаю, что вы испытываете. Я сто раз видел, как люди вроде вас умирали у меня на глазах.
Эндрю вздохнул. Ангус заработал ожог предплечья во время обстрела Змеиного острова, ушибы ребер и глубокую рану на щеке в сражении на берегу, легкую рану на плече во время попытки мятежа на «Орле» и вспухшие розовые рубцы на спине от порки. Во время морской битвы с «Ястребом» к этому добавился набор синяков и царапин, и – как финальный удар – роскошные густые усы, его гордость и слава, на верхней губе обгорели, когда он гасил огонь на палубе.
– Ангус, почему вы не лежите? – сочувственно спросил Раунтри.
– Потребовалось бы гораздо больше таких укусов, чтобы уложить Макдональда. Смотрите, мерзавец принес нам еду. Она не слишком приятно пахнет, но вам лучше съесть ее, чтобы не потерять силы.
– Силы для чего, Ангус? – устало вздохнул Раунтри. – Силы, чтобы восстановить наш корабль и дать возможность этим негодяям доставить его в Триполи как трофей? Паша разрисует его в желто-зеленые цвета и развесит на мачтах бумажные фонарики. Если бы только... – Он повернулся и снова посмотрел на пробоину в корпусе. – Если бы только найти какой-нибудь способ установить контакт с «Ястребом», с лейтенантом Баллантайном, например. Если бы мы могли просто поговорить с ним, дать знать о себе.
– С этими черношеими, хватающими нас за глотку каждые две секунды? С таким же успехом можно написать письмо и смотреть, как его доставит пакетбот.
– Пожалуй, вы правы, – помрачнев, согласился Раунтри. – Как вы думаете, почему они забрали от нас лейтенанта Фолуорта?
Шотландец глубоко вздохнул, выпятив широкую голую грудь, и поморщился от боли в ушибленных ребрах, которая, однако, не остановила его от смачного гэльского проклятия в адрес Фолуорта.
– Думаю, вы не сказали мне ничего такого, чего бы я уже не знал. – Некоторое время Эндрю молча глядел на него, а затем снова начал внимательно осматривать пиратский корабль.
– Свинья! – Ангус сплюнул. – Он жулик, готовый продать свою душу дьяволу, если решит, что за это сможет купить пару новых штанов и ночь с пиратской шлюхой.
Движением руки Эндрю остановил поток оскорбительных слов. Он знал, что между Ангусом и Фолуортом в прошлом не раз происходили стычки – именно из-за них такого превосходного солдата, как Мак, обычно отправляли на дежурство в вонючий трюм.
– Как я понимаю, – тихо заговорил Раунтри, – проблема в том, что все, чем мы воспользуемся, чтобы привлечь внимание наших людей на «Ястребе», будет замечено и их охранниками. Это относится к свету, крикам, к знакам, поданным руками или флажками.
– Сигналы руками, – задумчиво протянул шотландец. – Обычные сигналы – да, но что, если это будут жесты, которыми пользуется док, разговаривая с Малышом Дики?
У Эндрю расширились глаза, он медленно отвернулся от щели и посмотрел на улыбающегося Ангуса.
– Малыш Дики? – повторил он. – Ну почему мне это не пришло в голову? Где он? Он сейчас в рабочей смене?
– Нет, он здесь, вон в том углу.
Оттолкнувшись от переборки, Эндрю встал и нетерпеливым взглядом попытался отыскать в темноте маленькую сжавшуюся фигурку мальчика. Он был там, где и предполагал Ангус. Обхватив тонкими руками колени, он свернулся калачиком в углу кладовой; его глаза были закрыты, лицо покрывал слой копоти, а волосы на одной стороне головы обгорели.
Эндрю присел на корточки рядом с мальчиком – и растерялся. Дики закрыл глаза и погрузился в собственный замкнутый мир. Другие мальчики не часто общались с ним, предпочитая издеваться, насмехаться над ним и передразнивать его глухоту, и никогда не пытались его понять. Взрослые на борту «Орла» были не намного лучше. Они толкали его, если он попадался им на пути, выкручивали ему ухо или били по голове, если он неправильно понимал приказ, и только Мэтью Рутгер относился к нему по-человечески.
Эндрю протянул руку и осторожно коснулся плеча Дики.
Огромные карие глаза тут же распахнулись, и в них блеснул страх, который никто на борту не мог постичь. Эндрю поспешил поднять грязную руку, чтобы заверить мальчика в том, что бояться нечего. Дики в ответ сжался от страха.
– Нам нужна твоя помощь, – с отчаянием в голосе заговорил Эндрю. – что мне сделать, чтобы ты меня понял?
– Позвольте, я попробую. – Ангус опустился рядом с сержантом. Несмотря на шотландскую сдержанность, он обладал теплой улыбкой, которой при необходимости умело пользовался. И сейчас, скрестив на груди огромные руки, он пустил ее в дело. Испуганными глазами Дики посмотрел на Раунтри, потом на Ангуса и снова на сержанта.
– Я видел, как док много раз в разговоре с ним использовал этот жест, – тихо объяснил Макдональд. – Думаю, он означает «друг».
Эндрю сделал то же самое: с надеждой улыбнулся и скрестил руки на груди. Еще несколько мгновений Дики смотрел на мужчин, а потом медленно, нерешительно отпустил колени и ответил таким же жестом.
– Слава Богу, – прошептал Эндрю. – И что дальше? Как мы объясним ему, что он должен сделать? И даже если нам удастся переслать сообщение на «Ястреб», как мы сможем узнать ответ?
– Будем беспокоиться тогда, когда это произойдет, дружище. – Не отрывая взгляда от мальчика, Ангус вслух, скорее для самого себя, добавил: – Можешь доверять мне, парень, клянусь могилой моей матери. – Он встал и протянул одну руку, а другой указал в противоположный конец кладовой на маленький квадратик света. – Пойдем, Дики, – прошептал он, – у нас есть для тебя мужская работа, так как ты честный, смелый и единственный из нас, кто может ее выполнить. – Рука Дики слегка шевельнулась, как будто у него внезапно сжались мышцы. Заметив это, Ангус ободряюще улыбнулся и еще доброжелательнее раскрыл ладонь. – Хороший парень! – возбужденно воскликнул он, почувствовав, как маленькие холодные пальцы скользнули в его руку. – Отлично! А теперь... пойдем к окошку.
Ангус помог мальчику встать на ноги и медленно повел его мимо молчавших настороженных моряков, которые с напряженным вниманием следили за происходящим. Когда они подошли к щели в корпусе корабля, Ангус перевернул пустой ящик, чтобы мальчик, став на него, мог выглянуть в пролом. Встревоженные карие глаза осмотрели небольшой открывшийся вид – полоску деревьев, спокойные воды залива, стоящий на якоре «Ястреб» – и снова беспомощно взглянули на Ангуса.
– Каким знаком можно сказать «доктор»? – вслух поинтересовался Эндрю.
– Может, кто-нибудь из этих болтунов придумает знак для слова «доктор»? – Ангус обвел пристальным взглядом трюм.
– Что было бы логично? – пожав плечами, спросил Эндрю.
Ангус уже начал разводить руками, но на середине жеста остановился, свел руки вместе и изобразил иголку с ниткой, которыми зашивают его раненое плечо, а потом указал на дыру в борту.
Лицо у мальчика стало еще печальнее, и он, медленно кивнув, опустил голову.
– Вероятно, он думает, что мы говорим ему о том, что доктор находится на другом корабле.
– Да, но по крайней мере он понимает. – Ангус наклонился вперед и, сжав хрупкое плечо Дики, коснулся пальцем сначала его дрожащих бескровных губ, потом своих собственных... потом указал на сломанные доски. Он повторял эти движения с некоторыми несущественными изменениями, стараясь довести до мальчика смысл того, что от него хотят. Ангус снова и снова терпеливо изображал иголку с ниткой, касался пальцем губ, указывал на пробоину в борту. Его улыбка одобрения стала еще шире, а затем он победно просиял, когда Дики наконец понял их идею и сжал своей ручкой огромную ручищу Ангуса Макдонадда.
– Ей-богу, он понимает! – облегченно вздохнул Эндрю.
– Разве кто-то в этом сомневался? – восторженно улыбаясь, вопросил шотландец.
– Теперь нам нужно найти способ привлечь внимание доктора... если он еще жив и если его оставили наверху с ранеными.
– Он должен быть с ранеными, – заявил Ангус, – или я сам лично отправлю все их проклятые души гореть в адском огне!
Эндрю с тревогой выглядывал сквозь щель, пока Ангус осторожно и бесшумно удалял щепки и выламывал куски дерева, чтобы расширить дыру.
Прошло десять минут. Двадцать.
На юте «Ястреба», где держали узников, не было заметно никакого движения. Когда Эндрю показалось, что он что-то увидел, он взволнованно сжал локоть капрала, но ничего не случилось. Прошло еще десять минут напряженного ожидания, и в поле зрения попала голова, но она снова скрылась за барьером из ящиков и досок.
Сердце Эндрю успело сделать еще несколько медленных ударов, и он вцепился пальцами в локоть Макдонадда.
– Смотрите! Конечно, я могу ошибиться, но... по-моему, это лейтенант Баллантайн!
– Да, и доктор! Давай, парень, – прошептал Ангус и коснулся руки мальчика. Дики не нужно было поторапливать, в его глазах засветилось понимание, губы дрогнули в улыбке, руки неистово задвигались – к груди, ко рту, кругами и взмахами... и все время возвращались к сердцу.
– Боже правый, да это же Дики! – не веря своим глазам, прошептал Мэтью.
– Ты можешь понять, что он говорит? – нетерпеливо спросил Адриан, бдительно следя за несколькими охранниками, которые могли заметить лицо мальчика, появившееся между досками корпуса.
– Он говорит, что рад меня видеть. Он боялся, что я мертв – что все мы мертвы.
– Кто с ним?
Мэтт сделал несколько коротких резких движений руками, и после небольшой паузы с другого корабля пришел ответ.
– Их разбили на три рабочих группы примерно по пятьдесят человек в каждой. С ним Раунтри и Макдонадд...
– Ей-богу, у нас все-таки есть шанс, – пробормотал Адриан. – Есть там кто-нибудь, кто понимает мальчика?
– Думаю, они стараются. – Мэтт гордо улыбнулся. – Если нужно, он заставит их понимать!
– Хорошо. Сначала необходимо узнать, в каком они состоянии. Ты говоришь, три смены по пятьдесят человек? Когда они меняются, куда их водят, как пристально за ними следят?.. И есть ли у них хоть какое-то оружие?
Мэтью передал вопросы, но ответы пришли почти через пятнадцать минут, очевидно после долгих стараний двух моряков разобраться в жестах Дики.
– Гарпун и два ножа, – сказал Мэтт с явным разочарованием. – Отличное начало для вооруженного восстания, если ты это задумал.
– И все же это начало, – настаивал Адриан. – И честное слово, если я хорошо знаю этих людей, это начало конца для Шо и его команды!
Как раз в то время, когда Адриан Баллантайн представлял себе расправу с Гарретом Шо, капитан, вытянувшись, лежал на кровати под балдахином в капитанской каюте «Орла». Его зубы оскалились, лицо было залито потом, жилы на шее превратились в канаты, и каждый вздох, который ему удавалось сделать, был победой воли. Его нагое тело блестело от лихорадочного желания.
Час назад ее перевезли на «Орел», так как она объяснила страже, что этого требует «личное дело чрезвычайной важности». Оказавшись в капитанской каюте, она несколько минут стояла у спинки кровати, глядя на спящего Гаррета Шо, и восхищалась великолепием его мускулистой, гладкой, без волос, груди, узкой талией и бедрами, казавшимися высеченными из мрамора.
Бесшумно сбросив с себя блузку и юбку, Миранда скользнула к нему в постель. Игра началась со слабого толчка ему в пах, и затем от мягкого, дразнящего прикосновения ее грудей его плоть поднялась и затвердела.
Миранда не могла бы точно сказать, в какой момент Гаррет проснулся окончательно, она лишь почувствовала, что он отвечает ее рукам и губам с энергией, достойной мужчины. Она не стала дожидаться приглашения раздвинуть соблазнительные бедра и не пыталась сдержать дыхание, когда его тепло проникло глубоко внутрь ее тела. От единственного умелого поворота ее таза Миранда затрепетала, а потом сосредоточилась только на том, чтобы облегчить собственное внутреннее напряжение. Миранда уже очень давно не получала удовольствия, очень давно у нее не было мужчины, способного доставить ей наслаждение. Усилия Дженнингса были смехотворны, а Фолуорт думал лишь о собственном удовольствии.
