Текст книги "Повседневная жизнь Испании Золотого века"

Автор книги: Марселен Дефурно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Марселен Дефурно
Повседневная жизнь Испании Золотого века

В. Д. Балакин
Век великой иллюзии

Миф о золотом веке сопровождает человечество на всем протяжении его истории. Поскольку не представлялось возможным вновь обрести утерянный рай, эпитет «золотой век» стали применять к реальным историческим эпохам, отмеченным расцветом и подъемом в различных областях жизни. При всей условности и даже спорности такого определения должны быть объективные предпосылки для его применения – успехи в экономике, политике, культуре, что само по себе не предполагает земного благоденствия для всех или хотя бы для большинства. Скорее наоборот, героические периоды в истории чаще всего были ознаменованы трудной жизнью народа, что служило и продолжает служить поводом, чтобы подвергнуть сомнению «золотое» содержание золотого века: для кого он был таковым и был ли вообще? Все это в полной мере относится к периоду испанской истории, традиционно именуемому золотым веком.

М. Дефурно в своей книге, выходящей теперь и на русском языке, придерживается традиционного определения этого периода – XVI – первой половины XVII века в истории Испании. [1]1
  Это определение используется и другими авторами, хотя хронологические рамки варьируют в весьма широком диапазоне, от 1470 до 1714 г.: Davis R. Т. The golden century of Spain. 1501–1621. London, 1937; Bennassar B. Un siècle d’or espagnol (1525–1648). Paris, 1982; Kamen H. Golden age Spain. N. Y., 1988.


[Закрыть]Не вдаваясь в полемику с его противниками (среди которых немало и самих испанцев), он разворачивает перед читателем живописные картины повседневного быта различных слоев испанского общества, с самых низов до элиты господствующего класса, что, собственно, и являлось его главной задачей. Политика и экономика присутствуют лишь в качестве фона, на котором он рисует колоритные образы крестьян, ремесленников, купцов, солдат, студентов, артистов, писателей, монахов, авантюристов, идальго, придворных дам и кавалеров, королей. Вполне традиционен и его взгляд на золото и серебро, поступавшие в страну из южноамериканских колоний, как средство, позволившее Испании в рассматриваемый период осуществлять амбициозные политические проекты, но не оградившее ее от последующего упадка. Бесспорен (этого никто не отрицает) наблюдавшийся в то время культурный расцвет страны, который, по мнению многих, и был собственно золотым веком Испании. В других отношениях, полагают они, ее успехи были далеко не столь впечатляющи, чтобы говорить о некой эпохе расцвета – о золотом веке.

Поскольку М. Дефурно, как я уже отметил, уклонился от полемики, сосредоточившись на бытописании эпохи, будет уместно рассказать, хотя бы в самых общих чертах, о характерных особенностях исторической судьбы Испании. Сосуществование на Пиренейском полуострове в течение семи столетий трех религий – христианства, ислама и иудаизма – решающим образом повлияло на формирование национального характера испанцев, что нашло свое отражение и в историографии: для многих исследователей, как в самой Испании, так и за ее пределами, эта страна настолько «другая», что требуются особые категории для ее истолкования и понимания (правда, нечто подобное мы уже слышали: «Умом Россию не понять…»). Испанцев представляют как нацию, глубоко отличную от других народов Европы. Поскольку Испания, по мнению сторонников этой изоляционистской теории, шла своим особым путем развития как в Средние века, так и в Новое время, она якобы не знала ни Ренессанса, ни барокко, ни Контрреформации, поэтому некоторые социальные характеристики – глубокая и страстная религиозность, обостренное чувство личного достоинства, болезненная гордость при отсутствии материального достатка – считаются типично испанскими, коренящимися в истории этого народа. Как в социальном, так и в культурном отношении испанцев считают далекими от мира сего. Подобного рода изоляционистский взгляд можно встретить среди историков различных убеждений: традиционалистов он привлекает акцентированием якобы исконно испанских ценностей, либералов – как повод в очередной раз предать проклятию отсталость своей страны, а неиспанцы усматривают в нем подтверждение романтического представления о народе, якобы живущем прошлым.

Однако развитие в последние десятилетия компаративистики (сравнительных исторических исследований) с привлечением методов социологии и социальной антропологии [2]2
  См., в частности: Gerbet М.-С. La nobles dans le royaume de Castille. Etude sur ses structures socials en Estremadure (1454–1516). Paris, 1979; Pitt-Rivers J. The People of the Sierra. Chicago, 1991.


[Закрыть]со всей очевидностью продемонстрировало, что, несмотря на имеющиеся особенности, исторический опыт Испании нельзя признать уникальным. В процессе социального и культурного развития страны действовали те же самые факторы, что и в Западной Европе. Кастильские купцы и предприниматели были весьма активны на рынках Европы как до, так и после открытия Америки, и тесно взаимодействовали с генуэзцами в средиземноморской торговле. Накапливались крупные капиталы, а дух раннего предпринимательства на Пиренейском полуострове был не менее крепок, чем где бы то ни было еще. Хотя многие писатели того времени продолжали высмеивать толстосумов и превозносить доблести средневековых рыцарей, финансовая буржуазия, жиревшая на торговле, занимала в Испании все более важное место. Трудность заключается лишь в том (и здесь она та же, что и в других западных странах), чтобы проследить эволюцию буржуазии, следы которой зачастую теряются ввиду перехода ее представителей в благородное сословие или утраты ими своих состояний из-за превратностей торгового промысла. При ближайшем рассмотрении оказываются не столь уж глубоко укоренившимися, как традиционно считалось, и проблемы, связанные с чувством сословной чести и общественным положением: писатели XVI века допускали, что крупномасштабная торговля может быть столь же почетным занятием, как и профессия воина или литератора, а в XVII веке купцов даже принимали в духовно-рыцарские ордены. Телегу ставят впереди лошади исследователи, утверждающие, что экономические проблемы Испании в Новое время объясняются отсутствием в стране капиталистической этики и, как следствие этого, недостатком активной и преуспевающей буржуазии: было в ней то и другое, и лишь неблагоприятная в целом ситуация в стране не позволяла им развернуться. В книге М. Дефурно приводятся многочисленные примеры того, как неумолимо укоренялось в сознании испанцев презрение к труду и вообще любой полезной деятельности.

Негативна оценка исторической роли испанской аристократии, выступающей в роли реакционной общественной силы. Несомненно, что аристократия была хранительницей традиционных ценностей с упором на воинскую доблесть и приоритетом земледелия над торговлей. Однако, если еще во второй половине XV века, при Католических королях Фердинанде и Изабелле, династический брак которых и личная уния Арагона и Кастилии положили начало современной Испании, доступ в благородное сословие открывался только для отличившихся на войне, то в дальнейшем рекрутирование правительственной бюрократии из рядов благородного сословия все больше девальвировало рыцарскую этику, и при Филиппе II (1556–1598) в ходу были сетования на то, что перо теперь заменило меч и кастильская аристократия разучилась сражаться. Настойчиво внедрялся в общественное сознание ренессансный идеал, согласно которому государственная служба – в администрации, университетах или армии – дает более важный титул, нежели рождение дворянином. В Испании, так же как во Франции и Англии, все больше дворянских титулов жаловалось государством. Эта «инфляция благородства» служила реальным отражением сближения финансовой и землевладельческой элит, доказывая тем самым, что испанское общество не застыло в своем развитии.

На другом конце социальной лестницы находилась масса беднейшего населения. Особый литературный жанр, плутовской роман, зародившийся в Испании и получивший в XVII веке широкое распространение, немало способствовал складыванию образа этой страны как безнадежно погрязшей в нищете. Заметки иностранных путешественников также увековечивали репутацию испанцев как нации праздных дворян и оборванцев-крестьян. Именно эта литература послужила одним из основных источников для написания М. Дефурно книги о повседневной жизни испанцев золотого века. И определенные политические факторы в совокупности с инквизицией усиливали непонимание ситуации на полуострове, так что не кажутся удивительными высказывания вроде того, что нет страны, менее известной остальной Европе, чем Испания. Принимается как бесспорная истина, что Филипп II закрыл страну для внешних влияний, хотя понятно, что эта цель не могла быть в полной мере достигнута: по крайней мере, поддерживались многосторонние связи с Италией, большая часть которой находилась под властью испанской короны, и Нидерландами.

Духовная и церковная история золотого века в Испании имеет ту отличительную особенность, что ее миновала Реформация. Это само по себе представляется загадкой, поскольку испанская церковь, подверженная всем характерным порокам того времени, нуждалась в реформировании не меньше, чем в странах, переживших Реформацию. Единственным правдоподобным объяснением может служить тот факт, что мультикультурный характер испанского общества отвлекал его внимание от проблем самой церкви, направляя всю энергию на конфронтацию с иудаизмом и исламом. В связи с этим возникает вопрос о значении инквизиции. М. Дефурно в своей книге уделяет ему много внимания, и его оценка деятельности Святой службы мне представляется более обоснованной, нежели предпринимавшиеся в последние десятилетия попытки представить ее довольно безобидной, находящейся как бы на периферии общественной жизни. Инквизиция не только терроризировала представителей культурных и религиозных меньшинств, но и подавляла духовную свободу испанского общества в целом, оказывала крайне негативное влияние на литературу, искусство и науку, изолировала Испанию от других европейских стран.

По крайней мере, первая половина золотого века Испании была действительно славной эпохой в истории страны. Ее стремительный взлет, превращение при Карле V (1516–1556) в мировую империю, над которой никогда не заходит солнце, ставили в тупик многих историков, пытавшихся искать объяснение этому феномену. Не менее трудные вопросы ставил перед историками и последовавший за этим взлетом упадок Испании, заставлявший многих испанцев с пессимизмом смотреть на судьбы своего отечества. Этот пессимизм находил свое выражение, в частности, и в высказываниях подобного рода: Испания якобы была по-настоящему великой и процветающей при Католических королях Фердинанде и Изабелле, а то, что называют золотым веком, в действительности оказалось лихорадочным блеском упадка.

Так не является ли золотой век Испании иллюзией? Ответ на этот вопрос зависит от политических и моральных установок индивида, и многие испанские историки в XIX–XX веках проклинали весь этот период как время тирании и массовых предубеждений. Другие, не отрицая, что Испания была в XVI веке великой державой, усматривают в ее последующем упадке напоминание о неизбежности расплаты за имперское величие. Если же попытаться уйти от моральных и идеологических оценок эпохи, получившей название золотого века, и принимать во внимание только факты, то придется признать, что в течение полутора столетий Испания прочно занимала положение великой европейской державы, осуществила колонизацию Южной Америки и Филиппин, выступала в роли стойкого и бескомпромиссного защитника католической веры и обогатила мировую цивилизацию вершинными достижениями своей культуры. В истории страны это был воистину золотой век, даже если повседневная жизнь большинства ее населения была весьма далека от райского блаженства, о чем увлекательно рассказал М. Дефурно в своей книге, за чтением которой можно провести с пользой для себя много приятных часов.

В. Д. Балакин

Предисловие

Посвящается Мишель

Применительно к Испании, выражение «золотой век» ( el Siglo de oro) может пониматься двояко. С одной стороны, оно охватывает весь период (около полутора веков) от начала правления Карла V и до заключения Пиренейского мира, в течение которого золото и особенно серебро, поступавшие из Америки, позволяли Испании осуществлять крупномасштабные акции за ее пределами и распространять свое влияние на всю Европу, тогда как с конца царствования Филиппа II во внутренней жизни страны стали проявляться симптомы, свидетельствовавшие о ее экономическом истощении. С другой стороны, этот термин относится к эпохе, которую прославил гений Сервантеса, Лопе де Вега, Веласкеса и Сурбарана. В этот период политически ослабленная Испания добилась признания со стороны своих соседей блистательными достижениями в области культуры и особенно литературы, породившими за пределами страны, в частности во Франции, многочисленные подражания, давшие начало Великому веку Европы.

Попытка представить исчерпывающую картину «повседневной жизни», которая охватила бы весь XVI век и первую половину следующего столетия, сопряжена с риском анахронизма не только в описании материальной стороны жизни людей, но и, что кажется нам более важным, в понимании этой стороны. Поступки и поведение, образующие повседневную жизнь каждого индивида или каждой группы людей, неотделимы не только от социальных структур, к которым они принадлежат, но и от концепций и идеалов, которые им навязываются и которые представляют собой отличительный признак эпохи.

Итак, в эпоху Филиппа II (1556–1598) и двух его преемников, Филиппа III (1598–1621) и Филиппа IV (1621–1665), происходит эволюция политических и моральных установок, влияние которой со всей очевидностью проявляется в различных аспектах общественной жизни и находит отражение в литературе. Смерть «благоразумного короля» позволила аристократии занять важное место в управлении делами государства и способствовала росту ее социальной значимости; изгнание морисков означало ликвидацию последних остатков религии ислама, унаследованных от средневековой Испании; упадок в экономике способствовал более четкому проявлению контраста между различными социальными группами населения, а спад производственной активности сопровождался все большей склонностью к показной роскоши и чопорности. Стоит отметить и такой парадокс, что Испания, в то время как гений ее писателей обеспечивал ей очевидное интеллектуальное лидерство в Европе, все больше стремилась замкнуться в самой себе, сделаться в некотором роде более «испанской», чем в предшествующем веке.

Несомненно, следует с недоверием отнестись к бесчисленным литературным свидетельствам, рисующим нам лицевую и оборотную стороны общества того времени и, возможно, зачастую искажающим действительность, представляя нам как «повседневное» то, что, напротив, привлекало внимание своей неординарностью. Следовательно, использование этих свидетельств имеет смысл только при условии их постоянного сопоставления с другими, документальными, источниками. Среди них рассказы иностранных путешественников представляют особый интерес, поскольку, несмотря на их многочисленность и различия в интеллектуальном уровне их авторов, совпадение точек зрения, изложенных в них, в какой-то мере можно рассматривать как гарантию достоверности. Тем не менее не следует забывать, что как раз в первой половине XVII столетия «путешествие в Испанию» начинает превращаться в литературный жанр, просуществовавший вплоть до времен Т. Готье, А. Дюма и дальше, характерной чертой которого является поиск всего необычного. Из рассказов о путешествиях мы узнаем, что некоторые аспекты материальной и духовной жизни Испании эпохи золотого века, способные поразить наше воображение сейчас, спустя три века, отделяющих нас от той поры, поражали уже современников, приезжавших туда из других стран Европы, и что Испания привлекала к себе внимание непохожестью на другие края – как своей природой, так и людьми.

И наконец, эти повествования позволяют нам скорректировать неверное впечатление, возникавшее в результате рассмотрения исключительно внешних, порой весьма фривольных аспектов жизни испанцев. Они помогают нам не поддаваться иллюзии, которая рождается из наших знаний более поздней истории; иллюзии, которая заставляет верить в то, что в великом противоборстве Франции и Испании последняя, экономически истощенная, была обречена на поражение. Нет путешественника первой половины XVII века, который не восхищался бы могуществом «испанской монархии» (термин, обозначающий весь комплекс владений, управлявшихся из Мадрида), государства, искусной политики и военных предприятий которого не переставал страшиться Ришелье вплоть до своей смерти, настигшей его за несколько месяцев до Рокруа. [3]3
  Рокруа– город во Франции, близ которого в 1643 г. в ходе Тридцатилетней войны (1618–1648) французы нанесли сокрушительное поражение испанцам. (Прим. науч. ред.)


[Закрыть]

Таковы причины, побудившие нас довериться нескольким иностранным путешественникам, большей частью французам, дабы они представили нам в воображаемом «Письме о путешествии в Испанию»«гордый народ», по отношению к которому в своем «Политическом завещании»,составленном в 1635 году, кардинал Ришелье выразил столько же восхищения, сколько и враждебности.

Глава I
«ПИСЬМО О ПУТЕШЕСТВИИ В ИСПАНИЮ»

Путешествие: таможни, транспорт, постоялые дворы. – Разнообразие испанского пейзажа. Изгнание морисков и его последствия. Экономический спад и его причины. Упадок городов; роль иностранцев. Испанский темперамент и провинциальный партикуляризм. – Королевство Франция и королевство Испания

Долгое время занимаясь изучением кастильского языка, чтобы глубже проникнуть в смысл восхитительных художественных произведений, в которых светлые умы обрисовали нам характеры и нравы жителей своей родины, я захотел изнутри узнать этот гордый и благоразумный народ, который, казалось, только затем и появился на исторической сцене, чтобы указывать другим, как жить, и распространять свое влияние на различные народы.

Между тем я извлек большую пользу из этой истинной и великой школы, каковой является путешествие в чужую страну, но у меня не было достаточно времени в Испании, чтобы прояснить для себя все вопросы, и я не удержался от того, чтобы расспросить людей, достойных доверия, о том, чего не смог увидеть сам, и о том, что могут знать только те, кто родился, вырос и живет в этих краях. Таким образом, все представлено так, как я это увидел или узнал. Неудивительно, что я, пытаясь охватить самые различные аспекты жизни, где-то ненароком солгу, сам того не желая, или ошибусь, даже не узнав об этом. ^{1}

Я пересек границу Испании в том месте, где это удобнее всего, переплыв через Бидасоа, реку или, вернее говоря, поток, который разделяет два королевства. Жители обоих берегов этой реки говорят на языке, бесписьменном и понятном только в этой местности. Поэтому общение между людьми на этой границе было всегда, даже тогда, когда между двумя народами шла война. В Ируне, первом населенном пункте, принадлежащем королю Испании и находящемся в четверти лье от упомянутой реки, не спрашивают ни паспорт, ни причину, по которой вы сюда приехали, и по отношению к вам не чувствуется ни опасения, ни недоверия. Только представитель инквизиции спросит у вас, нет ли в вашем багаже каких-нибудь произведений, запрещенных Святой Церковью (к которым в основном относятся сочинения теологов-еретиков), и заставит вас заплатить за этот контроль скромный взнос, который там называется налогом инквизиции. ^{2}

Первая таможня королевства находится непосредственно там, где кончаются горы Басконии, недалеко от города Витория. Именно здесь начинается Кастильское королевство, которое включает в себя всю Испанию, кроме королевств Наварра, Арагон-Каталония и Валенсия. Тем не менее и эти три королевства являются неотъемлемой частью испанской монархии и обязаны подчиняться ее королю; но они сохраняют свои фуэрос (fueros),то есть определенные привилегии, одна из которых представляет собой большое неудобство для путешественника, как я многократно имел случай убедиться: между Кастилией и упомянутыми королевствами – или лучше сказать провинциями – существуют своего рода «сухопутные гавани», обязательные для путешественника переходы, где помещаются таможня и охрана; через эти контрольные пункты невозможно проехать, не зарегистрировав под страхом сурового наказания свои упряжки, товары и деньги и не заплатив за все, что считается хоть в какой-то мере новым. Поэтому нужно иметь при себе паспорт, что, однако, порой не мешает таможеннику делать вид, что он сомневается в его подлинности, заявляя, что документ недействителен, и пытаясь проверить, нет ли в вашем багаже еще чего-нибудь такого, что вы не включили в декларацию; на самом же деле он хочет лишь выманить у вас несколько пистолей за разрешение продолжить путь.

Однажды я пожаловался одному знатному испанцу на назойливость этих людей, подобных гарпиям, подстерегающим проезжающих, особенно иностранцев, чтобы подвергнуть его унижению. Он ответил мне, что снисходительное отношение к этим канальям объясняется тем, что основной доход короля заключается именно в этой форме налогов, и на произвол сборщиков закрывают глаза, чтобы те лучше исполняли свой долг. Впрочем, сбором этих налогов занимаются в основном португальские евреи, именующие себя христианами; когда они вдоволь наворуются и набьют себе доверху карманы золотом и деньгами, их пытаются поймать в ловушку инквизиции, обвиняя в том, что они называют себя испанцами лишь для того, чтобы быть принятыми в Испании, а на самом деле они обыкновенные богохульники. Тогда их заставляют вернуть награбленное и поджаривают на медленном огне, чтобы они поплатились за все грехи и все зло, причиненное королю и его подданным. ^{3}

Кроме этих неудобств на таможне есть еще и другие обстоятельства, задерживающие путешественника, особенно простои из-за отсутствия лошадей. И при этом нет другой страны в мире, где почта была бы лучше обеспечена лошадьми, которых меняют через каждые два – четыре лье, поэтому всадники могут скакать во весь опор, преодолевая за день до тридцати лье. Но королевская почта служит лишь для пересылки писем и для сверхважных курьеров, отправляемых из Мадрида в другие крупные города и на границы королевства, чтобы оттуда достичь Фландрии и Италии (если этому не мешает война с Францией); и хотя Филипп II позволил обращаться к услугам почты частным лицам, ею не пользуются для того, чтобы куда-нибудь добраться, и передвижение на мулах остается наиболее популярным. Люди знатного происхождения, желающие путешествовать с комфортом, арендуют подстилку, которую тащат два мула; но мало того, что этот транспорт очень медленный, он еще и чрезвычайно дорогой. Самой обычной считается поездка верхом на муле. Мне пришлось договориться в Сан-Себастьяне с погонщиком мулов ( moco de mulas), чтобы он одолжил мне двух животных и служил проводником до Мадрида. ^{4}

Что касается пищи, то я научился путешествовать так, как принято в этой стране, то есть покупать съестное по случаю в различных местах, поскольку невозможно найти на протяжении всего долгого пути какой-нибудь постоялый двор, как это бывает во Франции или Италии, где можно пообедать и устроиться на ночлег. Вот что вы должны проделывать каждый день: прибыв в маленькую гостиницу, вы спрашиваете, есть ли свободные места; получив утвердительный ответ, нужно либо отдать сырое мясо, которое вы везете с собой, либо пойти в мясную лавку, либо дать денег посыльному, чтобы он туда сходил и принес все, что необходимо. Поскольку же зачастую у вас воруют часть того, что вы просите принести, самое разумное – привезти мясо в своей сумке и каждый день запасаться провизией на следующий день в тех местах, где есть все необходимое – хлеб, яйца и масло. По дороге можно встретить охотников, убивших куропаток или кроликов и готовых уступить их вам по сходной цене. ^{5}

Кажется странным, что в этих придорожных гостиницах нельзя найти ничего, кроме того, что вы принесли с собой. Причина кроется в налогах, которые называются millionsи которые распространяются на все, что можно есть и пить. В каждом поселке или городке право торговать мясом и другой провизией приобретается у короля откупщиком, и все это может продаваться только тем, кто купил у него это право.

Постоялые дворы имеют жалкий вид: когда смотришь на всю эту грязь вокруг, пропадает аппетит. Кухня представляет собой место, где посередине разводится огонь под трубой или дымоходом, откуда извергается такой густой дым, что порой кажется, что вы оказались в лисьей норе, из которой выкуривают укрывшегося там зверя. Женщина или мужчина, похожие на оборванных нищих, одетые в грязные лохмотья, наливают вам вино из бурдюка козлиной или свиной кожи. Даже самое лучшее вино, которое производится повсюду в этой стране, после хранения в таких мешках, служащих вместо винного погреба (поскольку только в Каталонии и в королевстве Валенсия для этой цели используются бочки), приобретает невыносимый привкус шкуры и шерсти животного, превращаясь тем самым в отвратительное пойло. Но если вы путешествуете в сезон фруктов, вы сможете найти здесь фиги, виноград, яблоки, а также восхитительного вкуса апельсины.

Поскольку стол, накрытый в столовой, является общим для всех, хозяева, слуги, погонщики мулов едят вместе, каждый свое, после чего отправляются спать – одни на соломе, другие в постелях, которые еще хуже этих подстилок: считайте, что свершилось чудо, если блохи и клопы позволят вам хоть на мгновение сомкнуть глаза. Вот что говорит об этом Гусман де Альфараче, который провел ночь в одном из таких пристанищ ( venta) Андалусии: «Если бы я сейчас предстал перед родной матерью, вряд ли она узнала бы меня, – такое количество блох ползает по мне, как будто я болен корью; когда я встаю утром, у меня нет ни одного живого места без укуса – ни на теле, ни на лице, ни на руках». ^{6}

Небольшой компенсацией за столь плохое обращение является то, что вы мало потратите в этих гостиницах, поскольку вам придется выложить ровно ту сумму, которая указана в тарифе, написанном на табличке под названием el arancel. Хозяин обязан вывешивать ее так, чтобы каждый мог прочесть то, что на ней написано; там можно увидеть цену, размер которой определен королевским указом и которая весьма умеренна, ибо обычно не превышает одного реала (который приблизительно равен четырем су) за постель, одного реала за еду и одного реала за свечу и услуги. Но хозяева гостиницы ( venteros) порой оказываются мошенниками под стать разбойникам с большой дороги, так что утром, прежде чем садиться на своего мула, не забудьте проверить все свое снаряжение, а то можете чего-нибудь не досчитаться.

* * *

Хотя отец Мариана и заявляет в своей «Истории»,что земля Испании является одной из самых лучших в мире и ни одна другая не превосходит ее целебными свойствами климата и обилием плодов, ^{7} однако следует признать, что природа здесь не лучше, чем во Франции, и что сухость климата этой страны и суровость ее гор (за исключением провинций Бискайя, Астурия и Галисия) в сочетании с беспечностью жителей способствуют тому, что бóльшая часть этой страны остается невозделанной и дикой. Горы, пересекающие Испанию во всех направлениях, не имеют растительности, на них нет деревень, как во Франции, они состоят из высоких, голых и изрезанных скал, которые называют sierrasили penas; если они чуть менее высоки и покрыты низкорослыми деревьями, то их называют просто «горами» и пасут там своих домашних животных. Среди этих гор встречаются и совершенно плоские равнины, как в Кастилии, но большинство из них обрабатывается лишь в окрестностях крупных городов и на расстоянии лье или полулье вокруг деревень, однако селения так удалены друг от друга, что порой можно скакать на лошади целый день, не встретив ни одной живой души, разве что попадется какой-нибудь пастух, стерегущий свое стадо. Большая часть Арагона еще более бесплодна, там нет никакой растительности – ни деревьев, ни травы, разве что тимьян да другие растения, служащие кормом для овец, которых, как мне говорили, каждый год пригоняют сюда из Франции в количестве более двухсот тысяч. ^{8}

Конечно, Испания не всегда и не везде производит такое удручающее впечатление. Порой достаточно, чтобы умелая рука человека заставила бить воду из земли или подвела воду реки, дабы вырастить прекрасные сады среди этих пустынь. В долине Ла-Манча – которая является одной из самых засушливых – я видел вокруг деревень большое количество колодцев, называемых norias, куда ставят колеса, на которых крепятся горшки с землей; мулы, приводящие в движение эту машину, заставляют воду подниматься наверх, откуда она попадает в резервуары и потом течет по маленьким желобкам, орошающим землю, на которой благодаря этому произрастают всевозможные виды зерновых и овощей. ^{9}

Но похоже, что природа отвела для самых плодородных и приятных мест удаленные части страны. Когда попадаешь в Андалусию, взгляд с удивлением обнаруживает обширные пространства, занятые лесами, оливковыми и апельсиновыми деревьями и кипарисами. ^{10} Самые восхитительные места расположены в окрестностях Гранады, где мавры, которые долгое время жили в этом королевстве, подвели со Сьерры, покрытой снегами, с помощью двух каналов и канав воду, орошающую долину и цветущие холмы вокруг нее, делающую эту местность одним из самых красивых мест в мире.

Прекрасная земля находится в королевстве Валенсия. Эта земля столь богата, что ее называют regalada(что означает подаренная), будто бы она является подарком небес. Дожди здесь бывают редко, поэтому их заменяет вода фонтанов, которая подводится с помощью маленьких желобов из кирпича в глубь садов. Все королевство зелено от деревьев, травы и виноградников, а в болотистых местах здесь сажают рис; повсюду растут пальмы, лимоны, апельсины, шелковицы (поскольку там разводят шелковичных червей), а также тростник, из которого добывают сладкую воду для приготовления сахара. ^{11}

Но этот дивный сад Испании утратил почти все свое богатство и красоту после того, как король Филипп приказал в 1610 году изгнать всех морисков, живших в его королевстве и которых здесь было больше, чем в любой другой провинции. Это чрезвычайно суровое решение, лишившее короля множества добропорядочных и деятельных подданных, породило различные мнения и споры; одни сожалели о чрезмерной жестокости, вследствие которой целый народ потерял свою родину; другие восхищались действиями, которые не только свидетельствовали о благочестии короля-католика, но и изгоняли из королевства лжехристиан, которые, памятуя о том, что их предки в течение нескольких веков были хозяевами Испании, поддерживали постоянные связи с африканцами, турками и другими врагами монархии.

Мне захотелось поподробнее узнать об истинных причинах этого королевского приказа, но даже и сегодня существует такая разница во мнениях самых образованных и самых благоразумных людей, что по этому вопросу следует предоставить слово им.