Текст книги "Энеида"

Автор книги: Марон Вергилий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Возле самых сеней на пороге царском ярится 470 Пирр, и ярко блестит доспех, сверкающий медью. Так выходит на свет, напитавшись травой ядовитой, Змейка: зимой холода под землей ее долго держали; Юностью ныне блестя и сбросив старую кожу, Скользкую спину она извивает и грудь поднимает 475 К солнцу опять, и трепещет язык раздвоенный в пасти. Рядом стоит великан Перифант и возница Ахилла Автомедонт-щитоносец и с ним скиросское войско: Все, дворец обступив, на крышу факелы мечут. Пирр – в передних рядах: схватив топор двулезвийный, 480 Рубит порог и дверь, обитую медью, срывает Прочь с косяка. Уж насквозь прорубил он дубовую доску; Словно раскрытая пасть, широко в ней зияет отверстье: Внутренность дома видна, череда чертогов открылась, Виден Приама покой и царей наших древних палаты, 485 Люди с оружьем видны, что стоят за первою дверью.

Полнится дом между тем смятеньем и горестным стоном: В гулких чертогах дворца отдаются женские вопли, Крик долетает до звезд. Объятые трепетом, бродят Матери, жены везде по обширным покоям, и двери 490 Держат в объятьях они, поцелуями их покрывая. Натиском Пирр подобен отцу: и запоры и стражи Все бессильны пред ним. От ударов частых тарана Дверь подалась наконец, сорвалась с шипов и упала. Сила путь пролагает себе: вломились данайцы, 495 Первых стражей свалив, разлились по дворцу, словно волны. С меньшей силой поток вспененный, прорвавши плотины, Натиском волн одолев на пути стоящие дамбы, Бешено мчит по лугам и по нивам стремит свои волны, Вместе со стойлами скот унося. Разъяренного Пирра 500 Видел я сам и Атридов двоих на высоком пороге, Видел меж ста дочерей и невесток Гекубу, Приама, Кровью багрил он алтарь, где огонь им самим освящен был. Брачных покоев полета – на потомков обильных надежда, Двери, щитами врагов и варварский гордые златом,505 Рушится все. Что огонь пощадил,– досталось данайцам.

Спросишь, быть может, о том, какова была участь Приама? Видя, что занят врагом разрушенный город, что входы Взломаны царских палат, что дворец наполняют данайцы, Старец, отвыкший от битв, дрожащей рукой облачает 510 Дряхлое тело в доспех, надевает меч бесполезный, Прямо в гущу врагов устремляется в поисках смерти. В самом сердце дворца, под открытым сводом небесным Был огромный алтарь, и старый лавр густолистый Рос, нависая над ним, осеняя ветвями пенатов. 515 В тщетной надежде вокруг с Гекубой дочери сели, Жались друг к другу они, как голубки под бурею черной, Статуи вечных богов обнимая. Когда же Гекуба Мужа увидела вдруг в доспехах, приличных лишь юным, Молвила: "Бедный Приам, о что за умысел страшный 520 Это оружие взять тебя заставил? Куда ты? Нет, не в таком подкрепленье, увы, не в таких ратоборцах Время нуждается! Нет, если б даже был здесь мой Гектор... Так отойди же сюда! Защитит нас жертвенник этот, Или же вместе умрем!" И, промолвив, она привлекает 525 Старца к себе и сажает его в укрытье священном.

В этот миг, ускользнув от резни, учиняемой Пирром, Сын Приамов Попит появился. Средь вражеских копий, Раненый, вдоль колоннад он летит по пустынным палатам, Следом гонится Пирр, разъяренный пролитой кровью,530 Кажется – вот он схватит его или пикой настигнет. Все же Полит убежал: истекающий кровью, упал он Наземь и дух испустил на глазах у Приама с Гекубой. Тут Приам, хоть над ним уже верная смерть нависала, Гнева не мог сдержать и воскликнул голосом слабым: 535 "Пусть за злодейство тебе и за дерзость преступную боги, Если еще справедливость небес карает преступных, Всем, что ты заслужил, воздадут и заплатят достойной Платой за то, что меня ты заставил сыновнюю гибель Видеть и взоры отца запятнал лицезрением смерти. 540 Нет, не таков был Ахилл (ты лжешь, что тебе он родитель): Прав молящего он устыдился и чести был верен, Отдал Приаму-врагу бездыханное Гектора тело Для погребенья и нас отпустил домой невредимо". Вымолвив так, без размаха копье бессильной рукою 545 Старец в Пирра метнул, но застряла безвредная пика В выпуклой части щита, отраженная гулкою медью. Пирр отвечал: "Так ступай, и вестником будь, и поведай Это Пелиду-отцу. О моих печальных деяньях Все рассказать не забудь и о выродке Неоптолеме. 550 Так умри же!" И вот, промолвив, влечет к алтарю он Старца, который скользит в крови убитого сына; Левой рукой Приама схватив за волосы, правой Меч он заносит и в бок вонзает по рукоятку. Так скончался Приам, и судил ему рок перед смертью 555 Трои славной пожар и крушенье Пергама увидеть, После того как властителем он земель и народов Азии некогда был. Лежит на прибрежье троянском, Срублена с плеч, голова и лежит безымянное тело.

Я обомлел, и впервые объял меня ужас жестокий: 560 Милого образ отца мне представился в это мгновенье, Ибо я видел, как царь, ровесник ему, от удара Страшного дух испустил. Предо мной предстала Креуса, Дом разграбленный мой, малолетнего Юла погибель. Я оглянулся, смотрю, вокруг осталось ли войско? 565 Все покинули бой: ослабевши, трусливо на землю Спрыгнули или огню истомленное предали тело.

Был я один, когда вдруг на пороге святилища Весты Вижу Тиндарову дочь, что в убежище тайном скрывалась Молча, в надежде спастись,– но при ярком свете пожара 570 Видно было мне все, когда брел я, вокруг озираясь. Равно страшась, что ее за сожженный Пергам покарают Тевкры и что отомстят покинутый муж и данайцы, Спряталась у алтаря и, незримая, в храме сидела Та, что была рождена на погибель отчизне и Трое. 575 Вспыхнуло пламя в душе, побуждает гнев перед смертью Ей за отчизну воздать, наказать за все преступленья: "Значит, вернется она невредимо в родные Микены, Спарту узрит и пройдет царицей в триумфе, рожденном Ею самой? Увидав сыновей и родителей снова, 580 В дом свой войдет в окруженье толпы рабов илионских, После того как Приам от меча погиб, и пылает Троя, и кровью не раз орошался берег дарданский? Так не бывать же тому! Пусть славы мне не прибавит Женщине месть,– недостойна хвалы такая победа,585 Но, по заслугам ее покарав, истребив эту скверну, Я стяжаю хвалу, и сладко будет наполнить Душу мщенья огнем и прах моих близких насытить". Мысли такие в уме, ослепленном гневом, кипели, Вдруг (очам никогда так ясно она не являлась) 590 Мать благая, в ночи блистая чистым сияньем, Встала передо мной во всем величье богини, Точно такая, какой ее небожители видят. Руку мою удержала она и молвила слово: "Что за страшная боль подстрекает безудержный гнев твой? 595 Что ты безумствуешь, сын? Иль до нас уж нет тебе дела? Что не посмотришь сперва, где отец, удрученный годами, Брошен тобой, и живы ль еще супруга Креуса, Мальчик Асканий? Ведь их окружили греков отряды! Если б моя не была им надежной защитой забота, 600 Их унес бы огонь или вражеский меч уничтожил. Нет, не спартанки краса Тиндариды, тебе ненавистной, И не Парис, обвиненный во всем,– лишь богов беспощадность, Только она опрокинула мощь и величие Трои. Сын мой, взгляни: я рассею туман, что сейчас омрачает 605 Взор твоих смертных очей и плотной влажной завесой Все застилает вокруг. Молю: материнских приказов Ты не страшись и советам моим безотказно последуй. Там, где повержены в прах громады башен, где глыбы Сброшены с глыб и дым клубится, смешанный с пылью,610 Стены сметает Нептун, сотрясая устои трезубцем, Город весь он крушит и срывает его с оснований. Тут Юнона, заняв ворота Скейские первой, Яростным пылом полна и мечом опоясана, кличет Войско от кораблей. 615 Видишь: там, в высоте, заняла твердыни Паллада, Села, эгидой блестя, головой Горгоны пугая. Сам Отец укрепляет дух данайцев, и силы Им придает, и богов возбуждает против дарданцев. Бегством спасайся, мой сын, покинь сраженья! С тобою 620 Буду всегда и к отчим дверям приведу безопасно". Вымолвив, скрылась она в непроглядном сумраке ночи; Я же воочью узрел богов, Илиону враждебных, Грозные лики во тьме. Весь перед взором моим Илион горящий простерся. 625 Вижу: падает в прах с высоты Нептунова Троя, Будто с вершины горы, беспощадным подрублен железом, Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся, Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает, 630 И наконец, побежден глубокими ранами, с тяжким Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь.

Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров Двигаюсь в путь: пропускают меня огонь и оружье. Но лишь только достиг я порогов гнезда родового, 635 Старого дома отцов,– тот, к кому я всех больше стремился, В горы кого унести всех прежде желал я,– родитель Мне говорит, что не хочет он жить после гибели Трои, Чтобы изгнанье сносить: "У вас не тронула старость Крови, и силы крепки, и тела выносливы ваши, 640 Вы и бегите! Если бы век мой продлить небожителям было угодно, Это жилище они б сохранили. Довольно однажды Город взятый узреть, пережить паденье отчизны! Здесь положите меня, здесь проститесь со мной и бегите! 645 Смерть от своей руки я приму, иль враг пожалеет: Ради добычи убьет. Мне лишиться гробницы не страшно! Слишком уж я зажился, ненавистный богам, бесполезный, С той поры как родитель богов и людей повелитель Молнией дунул в меня и огнем коснулся небесным". 650 Так упорствовал он и одно твердил непреклонно; Я взмолился в слезах, и со мной Креуса, Асканий, Весь наш дом отца умолял, чтобы всех не губил он Вместе с собой и гнетущему нас не способствовал року. Все мольбы он отверг и стоял на том, что замыслил. 655 Вновь я в битву стремлюсь и желаю смерти, несчастный; Был ли выход иной у меня, иное решенье? "Мог ты подумать и впрямь, что, покинув тебя, убегу я? Как с родительских уст сорвалось нечестивое слово? Если угодно богам до конца истребить этот город, 660 Прежде могучий, и ты желаешь к погибели Трои Гибель прибавить свою и потомков своих, то для смерти Дверь открыта: ведь Пирр, Приамовой залитый кровью, Сына пред взором отца и отца в святилище губит. Мать всеблагая! Так вот для чего сквозь пламя, сквозь копья 665 Ты меня провела: чтоб врагов в этом доме я видел, Чтоб на глазах у меня и отец, и сын, и Креуса Пали мертвыми здесь, обагряя кровью Друг друга! Мужи, несите мечи! Последний рассвет побежденных Ныне зовет! Отпустите меня к врагам и позвольте 670 В новую битву вступить, чтоб не умерли мы без отмщенья!"

Вновь надеваю доспех, и снова щит прикрепляю К левой руке, и опять поспешаю из дому в битву, Но на пороге меня удержала жена, припадая С плачем к коленям моим и Юла к отцу протянувши: 675 "Если на гибель идешь, то и нас веди за собою! Если ж, оружье подняв, на него возлагаешь надежды, Раньше наш дом защити! На кого покидаешь ты Юла, Старца-отца и меня, которую звал ты супругой?" Так причитала она, чертог оглашая стенаньем.

680 Тут изумленным очам явилось нежданное чудо: Юл стоял в этот миг пред лицом родителей скорбных; Вдруг привиделось нам, что венцом вкруг головки ребенка Ровный свет разлился, и огонь, касаясь безвредно Мальчика мягких волос, у висков разгорается ярко. 685 Трепет объял нас и страх: спешим горящие кудри Мы погасить и водой заливаем священное пламя. Очи воздел родитель Анхиз к созвездьям, ликуя, Руки простер к небесам и слова промолвил такие: "Если к мольбам склоняешься ты, всемогущий Юпитер, 690 Взгляд обрати к нам, коль мы благочестьем того заслужили, Знаменье дай нам, Отец, подтверди нам эти приметы!" Только лишь вымолвил он, как гром внезапно раздался Слева, и, с неба скользнув, над нами звезда пролетела, Сумрак огнем разорвав и в ночи излучая сиянье. 695 Видели мы, как она, промелькнув над кровлею дома, Светлая, скрылась в лесу на склоне Иды высокой, В небе свой путь прочертив бороздою огненной длинной, Блеск разливая вокруг и запах серного дыма. Чудом таким убежден, родитель, взор устремляя 700 Ввысь, обратился к богам и почтил святое светило: "Больше не медлю я, нет, но пойду, куда поведете, Боги отцов! Лишь спасите мой род, мне внука спасите! Знаменье вами дано, в вашей власти божественной Троя. Я уступаю, мой сын: тебе я спутником буду". 705 Так промолвил Анхиз. Между тем доносился все громче Пламени рев из-за стен и пожары к нам зной приближали. "Милый отец, если так,– поскорей садись мне на плечи! Сам я тебя понесу, и не будет мне труд этот тяжек. Что б ни случилось в пути – одна нас встретит опасность 710 Или спасенье одно. Идет пусть рядом со мною Маленький Юл и по нашим следам в отдаленье – Креуса. Вы же наказы мои со вниманьем слушайте, слуги: Есть за стеной городской пригорок с покинутым храмом Древним Цереры; растет близ него кипарис, что священным 715 Слыл у отцов и лишь тем сохранен был долгие годы. С вами в убежище то мы с разных сторон соберемся. В руки, родитель, возьми святыни и отчих пенатов; Мне их касаться грешно: лишь недавно сраженье и сечу Я покинул, и мне текучей прежде струек? 720 Должно омыться". Вымолвив так, я плечи себе и склоненную спину Сверху одеждой покрыл и желтой львиною шкурой, Поднял ношу мою; вцепился в правую руку Маленький Юл, за отцом поспешавший шагом неровным; 725 Шла жена позади. Потемней выбираем дорогу; Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся, Ни бессчетных врагов, толпой мне путь преграждавших, Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь: Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше. 730 Вот и ворота видны; я думал, путь мой окончен Но показалось мне вдруг, что до слуха доносится частый Шорох шагов. И родитель, во тьму вперившийся взором, Крикнул: "Беги, мой сын, беги: они уже близко! Вижу: щиты их горят и медь мерцает во мраке". 735 Тут-то враждебное мне божество (не знаю, какое) Разум похитило мой, помутив его страхом: покуда Я без дороги бежал, выбираясь из улиц знакомых, Злая судьба у меня отняла супругу Креусу: То ли замешкалась где, заблудилась ли, села ль, уставши,740 Я не знаю досель,– но ее мы не видели больше. Я ж оглянулся назад, о потерянной вспомнил не раньше, Чем на священный холм к старинному храму Цереры Мы добрались. Пришли сюда все – одной не хватало; Мужа, и сына, и слуг ожиданья она обманула. 745 О, кого из богов и людей в тот миг, обезумев, Я не винил? Что видал я страшней в поверженной Трое? Юного сына, отца Анхиза, троянских пенатов Я поручаю друзьям, укрыв их в изгибе долины, Сам же в город стремлюсь, облачившись доспехом блестящим. 750 Твердо решаю опять превратности боя изведать, Трою пройти до конца средь смертельных опасностей снова... Прежде спешу я к стене и к воротам, откуда я вышел, Тем же путем возвращаюсь назад и во тьме озираюсь: 755 Жутко повсюду душе, сама тишина устрашает. К дому – может быть, здесь, быть может, сюда воротилась? Я подхожу, но в чертог уже проникли данайцы. Пламя жадное вверх до высокой взвивается кровли, Ветер вздувает огонь, и пожар до неба бушует. 760 Дальше иду: предо мной Приамов дворец и твердыня; Храма Юноны пусты колоннады – только отборных Двое стражей стоят: Улисс проклятый и Феникс, Зорко добычу храня. Сюда несли отовсюду Трои казну и престолы богов, из горящих святилищ 765 Взятые дерзко врагом, золотые чаши литые, Груды одежд. И тут же, дрожа, вереницею длинной Матери, дети стоят. Даже голос подать я решился в сумраке ночи, Улицы криком своим наполнил и скорбно Креусу 770 Снова и снова к себе призывал со стоном,– но тщетно. Так я искал без конца, вне себя по городу рыскал; Вдруг пред очами предстал печальный призрак Креусы: Тень ее выше была, чем при жизни облик знакомый. Тотчас я обомлел, и голос в горле пресекся. 775 Мне сказала она, облегчая заботы словами: "Пользы много ли в том, что безумной предался ты скорби, Милый супруг? Не без воли богов все это свершилось, И не судьба тебе спутницей взять отсюда Креусу: Не дал этого нам властитель бессмертный Олимпа! 780 Долго широкую гладь бороздить ты будешь в изгнанье, Прежде чем в землю придешь Гесперийскую, где тихоструйный Тибр лидийский течет средь мужами возделанных пашен. Ты счастливый удел, и царство себе, и супругу Царского рода найдешь; так не плачь по Креусе любимой! 785 Мне не придется дворцы мирмидонян или долопов Гордые видеть и быть у жен данайских рабыней. Внучке Дардана, невестке Венеры. Здесь удержала меня богов Великая Матерь. Ныне прощай и храни любовь нашу общую к сыну!" 790 Слезы я лил и о многом сказать хотел, но, промолвив, Призрак покинул меня и растаял в воздухе легком. Трижды пытался ее удержать я, сжимая в объятьях, Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала, Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна.

795 Ночь на исходе была, когда вновь друзей я увидел. Тут, удивленный, нашел я толпу огромную новых Спутников: к нам, что ни час, стекалися матери, мужи, К нам молодежь собралась – поколенье изгнанников жалких! Шли отовсюду они, и сил и решимости полны 800 В землю любую со мной отплыть, куда захочу я. Тою порой Люцифер взошел над вершинами Иды, День выводя за собой. Охраняла данайская стража Входы ворот. Наши силы уже не крепила надежда. На плечи взял я отца и безропотно двинулся в горы".

КНИГА ТРЕТЬЯ

"После того, как был истреблен безвинно Приамов Род по воле богов, и в поверженном царстве Азийском В прахе простерлась, дымясь, Нептунова гордая Троя, Нас же в изгнанье искать свободных земель побуждали 5 В знаменьях боги не раз,– корабли мы начали строить Возле Антандра, в лесах, у подножья Иды Фригийской, Стали людей собирать, хоть не знали, куда понесет нас Рок и где позволит осесть. Весна наступила, Вверить судьбе паруса приказал Анхиз, мой родитель. 10 Гавань, и берег родной, и поля, где Троя стояла, Я покидаю в слезах и в открытое море, изгнанник, Сына везу и друзей, великих богов и пенатов.

Есть земля вдалеке, где Маворса широкие нивы Пашет фракийцев народ, где царил Ликург беспощадный. 15 Были пенаты страны дружелюбны пенатам троянским Встарь, когда Троя цвела. Прибыв туда, у залива Стены я заложил – хоть рок был враждебен – и дал им Имя свое, назвав Энеадой первый мой город.

Правя у моря обряд, я мать молил Дионею, 20 С нею бессмертных других, чтобы нам даровали удачу В новых трудах, и быка приносил Юпитеру в жертву. Рядом пригорок стоял. На его вершине разросся Куст кизила и мирт, ощетинивший сучья густые. Только, поднявшись на холм, я куст попробовал вырвать, 25 Чтобы покрыть алтари зеленой листвой и ветвями, Страшно сказать – явилось очам небывалое чудо: Стоило первый росток мне из почвы вытащить,– тотчас Черная кровь из корней разорванных стала сочиться, Землю пятная вокруг. Холодным ужасом схвачен, 30 Весь задрожал я, и кровь, леденея, застыла от страха. Снова попробовал я лозину гибкую вырвать, Чтобы чуда причин доискаться, глубоко сокрытых, Снова черная кровь из-под тонкой коры выступает. Тяжкой тревогой объят, я сельских нимф умоляю, 35 С ними Градива-отца, владыку пажитей гетских, Чтобы знаменье нам они обратили на благо. Но лишь только налег я на третий сучок посильнее, Твердо коленом в песок упершись (молвить об этом Иль промолчать?),– вдруг жалобный стон до нашего слуха 40 Прямо из недр холма долетел, и голос раздался: "Что ты терзаешь меня, Эней? Погребенных не трогай, Праведных рук не скверни. Для тебя не чужим был рожден я: Знай, что троянская кровь из стволов надломленных льется! Горе! Беги от жестокой земли, от алчных прибрежий! 45 Я – Полидор: поднялись над пронзенным железные всходы Копий, и густо сплелись, разросшись, острые дроты". Замер я: ужас двойной потрясает смущенную душу, Волосы дыбом встают, пресекается голос в гортани.

Некогда был Полидор с обильной казной золотою 50 Тайно отправлен к царю фракийцев несчастным Приамом: Веру утратил тогда в оружье дарданское старец, Видя, что город кольцом осады плотно охвачен. Но, когда счастье от нас отвернулось и силы сломились, Царь, побежденных предав, Агамемнона сторону принял, 55 Высшее право презрев, Полидора убил он и силой Золото все захватил. О, на что только ты не толкаешь Алчные души людей, проклятая золота жажда!

Только лишь страх покинул меня,– о чуде поведал Я отцу и народа вождям и спросил их совета. 60 Мненье у всех одно: от преступной земли удалиться, Гостеприимства закон осквернившей, и с ветром умчаться. Вновь погребальный обряд мы над телом творим Полидора, Холм насыпаем большой; воздвигаем жертвенник манам, Мрачный от черных ветвей кипариса и темных повязок; 65 Вкруг троянки стоят, распустив по обычаю косы, Пенные чаши несут с парным молоком и сосуды С жертвенной кровью мужи, и в последний раз громогласно Все взывают к нему, схоронив его душу в могиле. Чуть лишь ввериться вновь волнам смогли мы, и в море 70 Ветры открыли нам путь, и Австр призвал нас в просторы, На воду снова спустив корабли, собралися троянцы. Гавань покинув, плывем; отступают селенья и берег.

Остров средь моря лежит, почитаемый всюду священным, Мать Нереид и Эгейский Нептун его возлюбили. 75 Долго блуждал он вдоль берегов, пока Стреловержец Прочно его не связал с Миконом, с Гиаром высоким, Не дал ветры презреть и средь волн пребывать неподвижным. Мчимся туда; приняла утомленных спокойная гавань. На берег вышли мы все поклониться городу Феба. 80 Смертных царь и жрец Аполлона Аний нас встретил, Лавром священным чело увенчав и повязками бога, Руки пожал нам, узнав Анхиза – старого друга, Гостеприимства союз заключил и повел нас в чертоги.

Фебов храм я почтил, из старинного строенный камня. 85 "Дай нам собственный дом, Тимбрей, дай стены усталым, Трое дай новый Пергам, дай потомков и град долговечный Нам, что от греков спаслись и от ярости грозной Ахилла. Молви, за кем нам идти? Куда? И где поселиться? Знаменье дай нам, отец, снизойди, вселись в наши души". 90 Только лишь вымолвил я, как все содрогнулось внезапно: Фебово дерево – лавр, пороги, окрестные горы, Дверь распахнулась сама, загремели треножники в храме; Все мы простерлись ниц, и донесся голос до слуха: "Та же земля, где некогда род возник ваш старинный, 95 В щедрое лоно свое, Дардана стойкие внуки, Примет вернувшихся вас. Отыщите древнюю матерь! Будут над всею страной там царить Энея потомки, Дети детей, а за ними и те, кто от них народится". Так вещает нам Феб. Раздаются шумные клики 100 Радости; все, как один, вопрошают, в который же город Феб скитальцев зовет, куда велит он вернуться. Тут, вспоминая отцов преданья древние, молвит Старец Анхиз: "Узнайте, друзья, на что уповать вам: Остров Юпитера – Крит – лежит средь широкого моря, 105 Нашего племени там колыбель, близ Иды высокой. Сто больших городов там стоит,– обильные царства. Если все, что слыхал, я верно помню,– то прибыл Славный предок наш Тевкр оттуда к пашням Ретейским, Место для царства ища. Илион на высотах Пергамских 110 Не был еще возведен; в низинах люди селились. Матерь – владычица рощ Кибелы и медь корибантов, Имя идейских лесов, нерушимое таинств молчанье, Львы, в колесницу ее запряженные,– все это с Крита. Что же! Куда нас ведут веленья богов, устремимся, 115 Жертвами ветры смирим и направимся в Кносское царство. Нам до него невелик переход: коль поможет Юпитер, Третий рассвет корабли возле критского берега встретят". Молвив так, он заклал богам почетные жертвы: Бык – Нептуну и бык – тебе, Аполлон пышнокудрый, 120 Буре – черных овец, белоснежных – попутным Зефирам.

К нам долетела молва, что покинул отчее царство Изгнанный Идоменей и безлюдны Крита прибрежья: Бросил дома свои враг, и пустыми остались жилища. Гавань Ортигии мы покидаем, по морю мчимся 125 Мимо Наксосских хребтов, оглашаемых воплем вакханок, Мимо зеленых брегов Донусы и белых – Пароса, Путь наш лежит меж Киклад, по пучине разбросанных часто, Крик поднимают гребцы, состязаясь между собою. Спутники их ободряют, спеша на родину предков. 130 Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевший, Так прибываем мы все на старинный берег Куретов. Стены спешу возвести и, назвав Пергамеей желанный Город, народу велю, довольному именем этим, Новых жилищ любить очаги и воздвигнуть твердыню.

135 Быстрые наши суда уж давно стояли на суше, Свадьбы справлять начала молодежь и вспахивать нивы, Я же строил дома и законы давал; но внезапно Мор на пришельцев наслал вредоносный воздух прибрежья: Всходы, деревья и тот год смертоносный зараза губила. 140 Люди один за другим испускали дух иль в недуге Тело влачили без сил, и пашни Сириус выжег, Травы горели в лугах, не давал посев урожая. Плыть в Ортигию вновь мне велит родитель и снова, Море измерив, молить о милости Фебов оракул: 145 Где мытарствам конец и где искать повелит он Помощи в горькой беде? Куда нам путь свой направить? Ночь опустилась, и сон объял на земле все живое; Тут изваянья богов – священных фригийских пенатов, Те, что с собой из огня, из пылавшей Трои унес я, 150 Мне предстали во сне, к изголовью приблизившись ложа: Ясно я видеть их мог, озаренных ярким сияньем Полной луны, что лила свой свет в широкие окна. Так они молвили мне, облегчая заботы словами: "Тот же ответ, что тебе был бы дан в Ортигии Фебом, 155 Здесь ты услышишь от нас, по его явившихся воле. Мы пошли за тобой из сожженного края дарданцев, Мы на твоих кораблях измерили бурное море, Мы потомков твоих грядущих до звезд возвеличим, Городу их даруем мы власть. Но великие стены 160 Ты для великих создай. Не бросай же трудов и скитаний! Должно страну вам сменить. Не об этих краях говорил вам Делий; велел Аполлон не здесь, не на Крите селиться: Место на западе есть, что греки зовут Гесперией, В древней этой стране, плодородной, мощной оружьем, 165 Прежде жили мужи энотры; теперь их потомки Взяли имя вождя и назвали себя "италийцы". Там исконный наш край: там Дардан на свет появился, Там же Иасий рожден, от которых наш род происходит. Встань и радостно ты непреложные наши вещанья 170 Старцу-отцу передай: пусть Корит и Авзонии земли Ищет он. Вам не дает Юпитер пашен Диктейских!" Вещий голос богов и виденья меня поразили: Видел я не во сне пред собою лица пенатов, Облик богов я узнал и кудри в священных повязках. 175 Вмиг все тело мое покрылось потом холодным. С ложа вскочив, я ладонями вверх простираю, ликуя, Руки с мольбой к небесам и вином неразбавленным тотчас Над очагом возлиянье творю. По свершенье обряда Я обо всем рассказал по порядку старцу Анхизу. 180 Вспомнил он тут о рожденье двойном и о двух наших предках, Понял, что, древний наш край назвав, он снова ошибся. Молвит он: "О мой сын, Илиона судьбою гонимый, Мне лишь Кассандра одна предсказала превратности эти; Нашему роду она предрекла грядущее, помню, 185 И называла не раз Гесперию и край Италийский. Кто бы поверил тогда, что придут к берегам Гесперии Тевкры? Кого убедить могли предсказанья Кассандры? Феб указал нам пути – так последуем вещим советам". Так он промолвил, и все подчинились, ликуя, Анхизу. 190 Снова отплыть мы спешим, немногих сограждан оставив, И, паруса распустив, разрезаем килем пучины.

Вышли едва лишь суда в просторы морей, и нигде уж Видно не стало земли – только небо и море повсюду, Как над моей головой сгустились синие тучи 195 Тьму и ненастье суля, и вздыбились волны во мраке, Вырвавшись, ветер взметнул валы высокие в небо, Строй кораблей разбросав, и погнал по широкой пучине. Тучи окутали день, и влажная ночь похищает Небо, и молнии блеск облака разрывает все чаще. 200 Сбившись с пути, в темноте по волнам мы блуждаем вслепую. Сам Палинур говорит, что ни дня, ни ночи не может Он различить в небесах, что средь волн потерял он дорогу. Солнца не видя, три дня мы блуждаем во мгле непроглядной, Столько ж беззвездных ночей по бурному носимся морю. 205 Утром четвертого дня мы видим: земля показалась, Горы встают вдалеке и дым поднимается к небу. Тотчас спустив паруса, мы сильней налегаем на весла, Пену вздымая, гребцы разметают лазурные воды.

Принял нас берег Строфад, когда из пучины я спасся. 210 Страшные те острова, что зовут Строфадами греки, В море великом лежат Ионийском. С ужасной Келено Прочие гарпии там обитают с тех пор, как закрылся Дом Финея для них и столы они бросили в страхе. Нет чудовищ гнусней, чем они, и более страшной 215 Язвы, проклятья богов, из вод не рождалось Стигийских. Птицы с девичьим лицом, крючковатые пальцы на лапах; Все оскверняют они изверженьями мерзкими чрева, Щеки их бледны всегда от голода.

В гавань вошли мы, куда пригнала нас буря,– и видим: 220 Тучное стадо коров на равнине вольно пасется, Мелкий скот по траве гуляет, никем не хранимый. Мы нападаем на них, и Юпитера мы призываем, С ним великих богов, чтобы приняли долю добычи. Начали мы пировать, у залива ложа устроив,225 К ужасу нашему, тут внезапно с гор налетают Гарпии, воздух вокруг наполняя хлопаньем крыльев. С гнусным воплем напав, расхищают чудовища яства, Страшно смердя, оскверняют столы касаньем нечистым. 229 Вновь в углубленье скалы, в укрытье надежном поодаль 231 Ставим столы и снова огонь алтарей зажигаем, Вновь с другой стороны из незримых тайных убежищ Шумная стая летит, крючковатые когти нацелив, Пастями яства скверня. Друзьям тогда приказал я 235 Взять оружье и в бой вступить с отродьем проклятым. Точно приказ выполняют они и в травах украдкой Острые прячут мечи и щиты скрывают надежно. Только лишь стая, слетев, огласила изогнутый берег Криками, в гулкую медь затрубил Мизен и с утеса 240 Подал нам знак, и друзья в небывалую битву вступили, Мерзких пернатых морских поразить пытаясь мечами. Самый сильный удар их перьям не страшен, и ранить Их нельзя: уносятся ввысь они в бегстве поспешном, Гнусный оставив след и добычу сожрать не успевши. 245 Только Келено одна на скале высокой уселась, Горьких пророчица бед, и такие слова она молвит: "Даже за битых быков и за телок зарезанных в сечу Вы готовы вступить, потомки Лаомедонта, Гарпий изгнать, не повинных ни в чем, из отчего царства? 250 Так внемлите же мне и мои запомните речи! Все я скажу, что Фебу Отец всемогущий поведал, Все, что Феб-Аполлон мне открыл, величайшей из фурий. Держите вы в Италию путь: воззвавши к попутным Ветрам, в Италию вы доплывете и в гавань войдете, 255 Но окружите стеной обещанный город не прежде, Чем за обиду, что вы нанесли нам, вас не заставит Голод жестокий столы пожирать, вгрызаясь зубами". Кончила речь и в леса унеслась на крыльях Келено. В жилах кровь леденит у спутников ужас внезапный, 260 Духом упав, уверяют они, что мира добиться Нужно уже не мечом, но мольбою и просьбой смиренной, Будь хоть богини они, хоть нечистые мерзкие птицы. С берега руки простер отец мой Анхиз, призывая Милость великих богов, и назначил почетные жертвы. 265 "Боги! От нас отвратите беду и отриньте угрозы! Молим: смягчитесь и нас благочестия ради спасите!" Молвив, канаты велит отвязать он причальные тотчас.

Нот напряг паруса; по волнам пробегаем вспененным, Путь направляем, куда поведут нас ветер и кормчий. 270 Вот появился уже лесистый Закинф средь пучины, Сама, Дулихий за ним и крутые утесы Нерита. Держимся дальше от скал Итаки, Лаэртова царства, Край проклиная, где был рожден Улисс беспощадный. Вот перед нами встают в тумане вершины Левкаты, 275 Виден и Фебов храм, мореходам внушающий трепет, Мчимся, усталые, к ним, заходим в маленький город, С носа летят якоря, корма у берега встала.