Текст книги "Незримый фронт"

Автор книги: Марк Ланской

Соавторы: Юлий Рест
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Был один из самых тяжелых дней затянувшегося следствия. Соколов сидел в кабинете полковника Зубова и все чаще, каким-то виноватым жестом приглаживал редкие волосы. Он только что закончил свой неутешительный доклад и ждал грозы. Признаки ее уже появились на горизонте. Полковник стал подчеркнуто вежливым и внимательным. А это никогда не сулило добра.

– Так вы утверждаете, уважаемый Виктор Леонидович, что версия «знакомые» себя исчерпала?

Соколов ничего подобного не утверждал, но словечко «уважаемый» так его ушибло, что он счел за благо промолчать.

– Опрошено сто двадцать восемь человек, – продолжал Зубов. – Проверены все адреса. Вскрыты все связи. Проанализированы все обстоятельства. И вся работа впустую. Я вас правильно понял, товарищ капитан?

– Никак нет, товарищ полковник. Вы меня неправильно поняли.

– Как так неправильно! – загремел Зубов. – Приносите мне кучу бумаг, докладываете о выполнении плана расследования, а вместо мыслей я слышу какое-то бульканье. Да я же по вашему лицу вижу, что вы не верите больше в основную версию. Какого же чорта вы юлите?! «Нет, товарищ полковник», «неправильно, товарищ полковник»… А все почему? Потому что привыкли больше ногами работать, чем головой. Голова, мол, у начальства есть, пусть оно и думает. А мы лучше сбегаем…

Зубов вышел из-за стола, подошел к несгораемому шкафу, проглотил какой-то порошок и, расстегнув пуговицу кителя, помассировал ладонью грудь. Словно тончайшая игла медленно проходила через глубины сердца.

Соколов молчал. Его бледные, втянутые щеки порозовели, а уши стали совсем красными. Зубов смотрел на него со спины подобревшими глазами. Он любил Соколова за скромность и выдержку.

– Давай рассуждать. Предположим, тебе указали квартиру и твердо сказали: «Преступник там, ищи!» Ты ищешь и приходишь ни с чем. Какой вывод нужно делать из этого факта? Одно из двух – либо тебе указали не ту квартиру, либо ты плохо искал. Верно?

– Так точно…

– Брось ты это «так точно»! Говори, верно или нет.

– Верно.

– Третьего быть не может. Испариться преступник не мог. Ду́хи до сих пор убийствами не занимались. Преступник весь из плоти и крови. Каждый его шаг оставляет след на земле. В этом его извечная слабость и наша сила. Он не может от нас уйти. Хоть под землю проваливайся, все равно достанем… К чему это я? А к тому, что нужно больше верить выводам своего рассудка. Если ты твердо убежден, что преступник в квартире спрятался, не уходи оттуда пока не найдешь. Понял?

– Понял.

– Вернемся теперь к нашей версии. Ты считаешь, что она полностью отработана и ничего не дала. Значит, одно из двух – либо версия была ошибочной, либо… ну, договаривай!

– Плохо ее отрабатывали.

– Вот именно. Плохо. Плохо допрашивали, плохо думали. Вот конкретный пример. Фотоснимок детской группы. Ухватились за него правильно? Правильно. Сразу потянули нитку с двух концов. Потянули и оборвали… Когда геологическая экспедиция выехала из Ленинграда?

– Двадцать шестого?

– Проверили?

– Проверили.

– А этот «питомец» тоже с ней уехал?

– Да… мать утверждает.

– А экспедицию ты запрашивал? Есть у тебя документ, подтверждающий показания матери?

– Нет.

– То-то же. Немедленно запроси. Допускаю, что Кастальский действительно уехал накануне происшествия. Значит ли это, что «питомцы» нас больше не интересуют? Не значит. Когда мы ищем знакомых, подозреваемых в преступлении, вовсе не следует ограничиваться прямыми знакомыми. Нельзя упускать из вида и знакомых второго колена. Знакомые знакомых могут оказаться не менее интересными.

– Точно.

– Вот тебе пример. Сурин узнал, что близкий друг уехавшего Кастальского некий лоботряс Жорж. Допускаешь ли такой вариант: к Бондаревой заходил не один Кастальский, а вдвоем с Жоржем. Мог этот Жорж влезть в доверие к старухе и потом придти в гости уже без Кастальского – с другими своими приятелями под любым благовидным предлогом?

– Мог.

– А нашел ты этого Жоржа? Проверил ты его?

– Нет.

– Найди и проверь.

В дверь кабинета постучался и вошел Филиппов. Его лицо лучше всяких слов говорило, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

– Разрешите доложить, товарищ полковник. Только что по телефону позвонила женщина и спросила Соколова. Спрашиваю: «Кто говорит?» «Неважно». – отвечает, – «я хочу вам помочь раскрыть убийство на Мойке. Вы не там ищите, где нужно. Старуху убил вахтер, который в ту ночь дежурил в конструкторском бюро. Вещи он сейчас где-то припрятал, но я их сама у него видела». И повесила трубку.

Правый глаз Зубова спрятался под опущенным веком.

– Голос молодой? Приметы есть?

– Чистый голос, звонкий. Только звук «г» произносит ближе к «х», «хде-то»…

Анонимные письма и звонки редко помогали следственной работе. Большей частью они оказывались трусливой попыткой свести личные счеты, скомпрометировать честного человека. Но в данном случае, звонок неизвестной женщины имел особый интерес и вызывал много вопросов. Кто эта женщина? Почему она оказалась в курсе следственной работы? Откуда она узнала фамилию Соколова?

– Мы этого вахтера допрашивали? – повернулся к Соколову полковник.

– Дважды. В первый день, когда он сообщил, что заметил двоих на набережной, и недавно был повторный допрос.

– Вызывали его повесткой?

– Так точно.

Зубов снова обратился к Филиппову.

– Вы запомнили все, что она говорила?

– Записал слово в слово, – протянул Филиппов листок бумаги.

Зубов долго вчитывался в короткую запись телефонного разговора. Вдруг губы его изогнулись в улыбке и он весело посмотрел на своих сотрудников.

– Ну как, понятно?

У Соколова тоже повеселели глаза. Филиппов старательно морщил лоб, но не мог догадаться, чем обрадовала Зубова телефонная анонимка, казалось бы зачеркивающая всю проделанную работу.

– Вижу, что не понимаешь, – сказал Зубов. – Ладно, потом объясню. Сейчас некогда. Поедешь сейчас к этому вахтеру.

– С обыском?

– Никакого обыска. Задача у тебя одна – установить личность женщины, звонившей по телефону. Ищи среди людей, которые могли видеть у вахтера нашу повестку. Фамилию Соколова эта женщина взяла оттуда.

2

Филиппов уехал. Полковник, придвинув к себе толщенную папку – четвертый том дела, стал быстро перелистывать следственные материалы.

– Теперь, Виктор Леонидович, все силы направляй в одну точку – на версию «питомец». Все остальное сворачивай. Больше терять времени нельзя.

Рука Зубова потянулась к трубке затрезвонившего телефона.

– Пропустите, – оказал он, кого-то выслушав, и веселое выражение, которое Соколов только что видел на лице полковника, сразу улетучилось. Движения его пальцев, опять начавших перелистывать протоколы допросов, стали замедленными, бесцельными, как будто продолжались они только по инерции.

Когда в кабинет робко, почти крадучись вошла Галина Яковлевна Гурова, Соколов с трудом ее узнал. Из-под черного шелкового платка, накинутого на голову, свисали неубранные волосы. Ее лицо выражало отчаяние и мольбу.

Она опустилась в кресло, хотела что-то сказать, но закусила губы и молча достала из сумочки маленькую зеленую коробочку. Дрожащими пальцами, ломая ногти, она отколупнула крышку и, положив коробочку перед Зубовым, прошептала:

– Спасите меня.

Перед полковником лежали большие золотые серьги с крупными рубинами – серьги, похищенные у Екатерины Петровны Бондаревой.

Снова зазвонил телефон. Голос, доносившийся с другого конца провода, звучал громко и четко. Соколов, сидевший неподалеку, ясно слышал, каждое слово.

– Полковник Зубов?.. Говорит Бондарев. Моя жена находится у вас?

– Да.

– Очень хорошо. Я хотел доложить вам, что сейчас еду на аэродром и возвращаюсь к себе на корабль. В Ленинграде мне делать больше нечего… У вас будут ко мне вопросы?

– Они могут возникнуть.

– К сожалению, ждать я не могу. Ищите убийцу. Вы его найдете… Прощайте…

Где-то далеко щелкнул рычаг и послышались короткие, нудные гудки.

3

В автобусе, шедшем на Выборгскую сторону, Филиппов вытащил из полевой сумки учебник алгебры.

Ему, младшему лейтенанту Юрию Филиппову, приходилось в эти дни куда труднее, чем Соколову и Сурину. Помимо всего другого, он учился еще в школе для взрослых и приближались переходные экзамены в десятый класс.

В школу Филиппов поступил два года назад, как только началась его служба в милиции. Полковник Зубов побеседовал тогда с новым сотрудником и, между прочим, осведомился об его образовании.

– Семилетка, – признался Юра. – Дальше – война. Отец на фронт пошел, а я на завод…

– Тяжело вам будет работать с семью классами, – предупредил Филиппова полковник. – Советую продолжать учебу.

Филиппова приняли в восьмой класс. Общеобразовательная школа помещалась тут же, в нижнем этаже здания Управления. Заниматься было нелегко: оперативная работа не поддавалась согласованию со школьным расписанием. Хотя посещать школу можно было вечером или утром – в зависимости от выполняемого задания, но к урокам частенько приходилось готовиться в автобусе или трамвае.

«Решение системы уравнений, – раскрыл он книгу на заложенной странице, – сводится к решению одного уравнения при помощи исключения неизвестных…»

Сосредоточиться не удавалось. Мысли возвращались к нескольким фразам, торопливо брошенным женщиной по телефону. Полковник, видимо, считает эту женщину причастной к преступлению. Искать ее, сказал Зубов, следует среди людей, близких к вахтеру. Значит, замешан и вахтер. Но вахтера полковник решительно отметает. Какой же смысл женщине, замешанной в убийстве, наводить милицию на свой след?

Юра снова взялся за учебник. «Решение уравнений…» стал он снова вчитываться в алгебраическое правило. И снова отвлекся. Поиски любых неизвестных величин, – подумал он, – в математике куда проще, чем в жизни; ни в какие формулы жизнь не укладывается…

Автобус рывком отошел от остановки, все пассажиры подались вперед и Филиппов понял, что успел задремать. Он поглядел сквозь темное стекло на улицу и убедился, что спал не больше двух минут.

Даже среди оперативных работников, физически закаленных и крепких, Филиппов отличался своим богатырским здоровьем. За глаза его называли «цельнометаллический Юра». Но последняя неделя непрерывной беготни, напряженной работы мысли и случайного сна отразилась даже на его «цельнометаллическом» организме. Хотелось вытянуть ноги, расслабить руки и уснуть без оглядки на время.

Филиппов передернул плечами и встал. Поощрять слабость он не разрешал себе даже в мечтах.

Квартиру № 4 в маленьком домике на Лесном проспекте Юра нашел без труда, но достучаться никак не мог.

– Ну, чего вы стучите? – спросил его появившийся дворник. – Нет их никого.

– Куда же они все подевались? Час-то поздний.

– Известно куда. Старики к сыну пошли на свадьбу, а Наталка с фабрики еще не вернулась. Она со второй смены так рано не приходит.

Пришлось переключиться на более обстоятельный разговор с дворником.

Кульковы жили в этом доме с незапамятных времен и дворник рассказывал о них так же подробно, как и о самом себе.

– Прокофий Ильич и Пелагея Саввишна с одного завода, там и поженились. Оба на пенсию вышли. Недавно только Прокофий со скуки пошел в вахтеры. Детей у них было четверо. Два сына с фронта не вернулись. Третий, Сережка – большой инженер, на своей машине к старикам приезжает, часто родителей подарками одаривает. Самая младшая, Наталка, на парфюмерной фабрике склянки-банки в коробки укладывает. Вот и вся их семья. Гости? А у кого ж их не бывает? Ходят, конечно. Все больше молодежь. Наталка она завлекательная и одевается чисто, и характером веселая, – парни это любят. Девушки?.. И девушки ходят.

Ночь была холодная. С Карельского перешейка врывался сырой буйный ветер и продувал Лесной проспект, как огромную вентиляционную трубу. Дворник ушел погреться. Филиппов поднял воротник и укрылся в подворотне.

В половине первого он издали услышал стук каблучков по асфальту. Во двор вошла девушка, Филиппов ее окликнул:

– Наталья Прокофьевна?

Девушка остановилась, стараясь разглядеть в темноте лицо мужчины.

– Кто вы такой? – не без испуга спросила она.

Юра подошел поближе и широко улыбнулся. Он считал это единственным способом успокоить Наташу.

– Вы меня не бойтесь. Я из милиции. Мне нужно к вам зайти.

– Папы нет дома.

– Я знаю. А он мне и не нужен. Я хочу поговорить с вами.

Наташа еще раз взглянула на улыбающееся лицо Филиппова и пошла вперед.

Первой вещью, которую заметил Филиппов, как только он вошел в уютную комнату Наташи, был прозрачный целлофановый конверт из-под чулок. На нем зелеными латинскими буквами было написано: «Нейлон». В нижнем углу конверта золотом были обозначены фирма и далекий заморский город. Точно такой-же конверт Филиппов видел на квартире убитой Бондаревой.

Наташа уже успела переодеться в легкое, затейливо скроенное платьице. Заметив в руках Филиппова целлофановый конверт, она потянула его к себе.

– Не дам, – шутливо сказал Филиппов. – Сначала расскажите, где вы купили эти чулки?

– Так вам и скажу. – Наташа кокетливо надула губки и сильнее потянула конверт.

– Тогда я буду не спрашивать, а допрашивать. – Добродушие исчезло в голосе Филиппова. – Мне нужно знать, откуда у вас эти чулки.

Наташа растерялась и стала похожа на школьницу, не выучившую урок.

– Мне их подарили, – неуверенно произнесла ока.

– Кто?

– Не знаю.

– Как это понять?

– Так и понимайте. Сегодня утром заглянула в почтовый ящик и вместо газеты вытащила вот это, – показала Наташа на конверт.

– А где чулки?

– На мне.

– Кто же это мог положить?

– Не знаю… Кто-нибудь из парней…

– А почему бы ему не передать вам в руки?

– Не знаю.

Филиппов разглаживал ладонью хрустящий лист целлофана и внимательно рассматривал Наташу. Как ни казалось нелепым и надуманным ее объяснение, уверенность в том, что девушка говорит правду, все больше укреплялось. Больше того, эта находка в почтовом ящике вызывала у него, какую-то очень важную, но все время ускользавшую мысль.

И вдруг все стало ясно. Он понял полковника Зубова. Эти нейлоновые чулки лишний раз подтвердили прозорливость его начальника.

Женщина позвонила по телефону с одной целью – сбить следствие с правильного пути. Преступники почувствовали, что милиция вышла на их след и предприняли свои меры. Расчет у них был примитивным. Милиция ринется на Лесной проспект, найдет чулки, похищенные на Мойке, и всю энергию направит на разоблачение ни в чем не повинного вахтера. Пока все прояснится, уйдет время и верная ниточка, которую уголовный розыск уже держал в своих руках, будет утеряна.

Теперь понятно, почему так оживился Зубов. Таинственный телефонный звонок был для него сигналом, что оперативная группа находится у цели. Найти эту женщину – значит схватить участницу убийства.

Филиппов почувствовал себя бодрым и свежим, как будто он проспал целую ночь и только что принял душ. А вдруг ему повезет и он сегодня же первым представит в Управление изобличенного преступника.

Наташа с изумлением увидела, что этот странный работник милиции снова стал веселым, улыбающимся, таким же приятным, каким был вначале.

– Вот что, Наталочка-полтавочка, я хотел бы, чтобы вы меня познакомили со своими подругами.

– Со всеми?

– Вы расскажите о всех, а я выберу одну.

– Жениться хотите?

Филиппов рассмеялся.

– Там видно будет. Вы мне скажите, как зовут девушку, которая говорит «вдрух», «хород», – вместо «ге» у нее получается «хе».

Наташа всплеснула руками.

– Ой верно! Только сейчас заметила, что она так говорит.

– Кто?

– Марго.

– Кто она?

Наташа почувствовала уже знакомый холодок в голосе Филиппова и заторопилась.

– Это подруга была у меня. Не подруга собственно, а так…

– Как ее фамилия? Где живет? Где работает?

– Фамилии не знаю. Она где-то здесь на Выборгской живет, у родственников. Я у ней ни разу не была. И где работает не знаю.

– У вас она часто бывала?

– Не так часто, но заходила.

– Когда она в последний раз была?

– Дня три назад. Мы поссорились в тот день и больше она не заходила.

– Почему поссорились?

Наташа замялась.

– Так, ничего особенного.

– Наташа!!

– Она мне предложила, чтобы я… одеколон с фабрики вынесла. А она продаст – у нее парикмахер знакомый. Я стала ее стыдить, ну и… поругались.

– Где вы с ней познакомились?

– На танцах. В Мраморном зале.

– Часто она там бывает.

– Всегда.

– Знаете что, Наташа? Мне пришла в голову замечательная идея. Поедем сейчас танцевать. Там ведь до трех эта шарманка работает?

Наташа замахала руками.

– Да что вы! Ведь я прямо с фабрики.

– И я от станка. Мы не надолго. Сейчас вызову машину и слетаем. Два тура пройдемся и обратно.

Филиппов вскочил, сбегал в переднюю за пальто, и Наташа не успела опомниться, как они уже были на улице.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Несколько раз за время расследования убийства на Мойке то у Соколова, то у Сурина и Филиппова возникало чувство уверенности в близком успехе. Но только теперь это чувство проявилось у всех троих. С каждым часом оно становилось прочнее.

Вначале, когда Сурин узнал о неожиданном приходе Гуровой и о появлении серег с рубинами, он вскочил и перебил Соколова.

– Я же говорил, что ее давно следовало посадить!

Соколов переждал вспышку возмущения и спросил:

– Можно продолжать, Глеб Максимович? Так вот, положила она серьги и говорит: «Спасите меня!». Зубов успокаивает ее и просит рассказать, что случилось. Начала она со свекрови. В тот вечер, когда произошло ее примирение с Бондаревой, старушка так растрогалась, что подарила ей эти серьги. «Я их получила от своего отца и мечтала передать своей дочери. Но дочери у меня нет. Ты – моя дочь. Возьми и помни, что у тебя есть мать».

– А почему Гурова раньше молчала?

– С тобой хорошо горчицу есть – ты прямо изо рта хватаешь. Потерпи, все узнаешь. Этот же вопрос задал ей Зубов. Почему, спрашивает, вы не упомянули о серьгах, когда осматривали с Соколовым вещи на квартире? Она отвечает, что разговор тогда шел только о похищенных вещах, а серьги похищены не были. Она и решила, что воспоминание об этом подарке – ее глубоко личное дело, не имеющее для следствия никакого интереса.

– А почему она мямлила, когда речь шла о вазе с ее отпечатками?

– И это объяснила. Коробочка с серьгами лежала в вазе вместе с облигациями. Бондарева велела ей достать вазу и вынуть оттуда коробочку. Потом она поставила вазу на место. Старушка примерила ей серьги и подарила.

– Значит, про печенье она придумала?

– Придумала.

– А чего же она вчера прибежала?

– Вот здесь-то вся трагедия и начинается. Все эти дни муж ее ходил расстроенный. Вчера она пришла со службы, и он встретил ее бледный от ярости. В ее туалете Бондарев нашел эти серьги, держит их в руках и спрашивает: «Откуда?!» Она ему все рассказала. А он не поверил. Можешь себе представить, что там разыгралось?! Кончилось это тем, что муж приказал жене немедленно отнести серьги в милицию, а сам взял чемодан и уехал на аэродром.

– Значит, муж не поверил, а Зубов поверил?

– Да, мы поверили. И не в том дело, что поверили. Просто мы больше знаем, чем ее муж. Зубов ей так и сказал: «Доказать вашу невиновность мы можем только одним путем – найти настоящих убийц. Обещаю вам, что мы их найдем в ближайшие дни. Постарайтесь успокоиться. Мы вернем вам вашего мужа». Отдал ей серьги и на своей машине отправил домой.

– Так и сказал: «в ближайшие дни найдем»?

Соколов понял недоумение Сурина. Им еще никогда не приходилось слышать, чтобы Зубов давал посторонним лицам такие обещания.

– Так и сказал.

– А где их искать, он заодно не сказал?

– Где? Тебе это лучше известно, чем кому бы то ни было. С сегодняшнего дня разрабатываем до победного конца только одну версию: «Владислав Кастальский и его друзья».

Соколов сообщил об анонимном звонке и о последних распоряжениях Зубова.

– Филиппов ищет эту женщину. Он недавно звонил: ее имя и приметы ему уже известны. Ты запроси экспедицию о дне приезда Кастальского и, если нужно, выедешь на место. Я займусь Жоржем.

2

В осветительном цехе киностудии, где работал Кастальский до отъезда в экспедицию, многие хорошо помнили Владика. Разные люди отвечали Соколову примерно одно и то же:

– Был работничек, не знали, как избавиться. Лодырь. Прогульщик.

Со смехом вспоминали его пиджаки, усики, блатные словечки.

Известен был здесь и Жорж.

– Дружок его? Жора? У проходной его видел, – вспомнил бригадир осветителей. – Два сапога пара…

– Фамилии его не знаете?

– А на кой мне чорт его фамилия?

– Он артист?

Стоявшие кругом рабочие рассмеялись.

– На ножницах играет. Парикмахер он. На Невском работает. Я у него раз был. За десять минут двенадцать рублей с меня стриганул. Я ему говорю, все мои волосы того не стоят, а он уже кричит: «следующий!»

В Управлении Соколов застал Сурина. Ни слова не говоря, Глеб протянул ему служебную телеграмму.

«На ваш запрос сообщаю. Владислав Кастальский прибыл место работы третьего мая, опозданием на четыре дня».

– Зубов, как в воду смотрел, – сказал Соколов.

– Точно! Значит, этот Владик был в Ленинграде в день происшествия и потом еще три дня. Уехал он в ночь на первое.

– Мать соврала?

– Может соврала, а может ее сынок надул и кочевал в другом месте. Собственно, сейчас это уже значения не имеет. Я думаю, сегодня же мне нужно выехать на Кольский полуостров.

– Собирайся в дорогу. Доложу только Василию Лукичу.

У полковника Соколов задержался недолго.

– Отставить поездку, – сказал он Сурину. – Дадим команду местным органам за ним присмотреть. А ты займись выяснением всей биографии Кастальского со дня его рождения.

3

Филиппов успел поспать целых пять часов и явился свежим и румяным, как всегда. Он один умел весело докладывать даже о неудачах.

– Сгинула! Исчезла, утопая в сияньи голубого дня.

– В стихах будешь докладывать Зубову, – оборвал его Соколов, – а нам расскажи прозой.

– Могу и прозой. Зовут ее Марго. Полная блондинка среднего роста, у левого уха родинка. Танцует. Живет где-то на Выборгской. Была приятельницей дочки вахтера – Наташи. Заходила к ним. Была и в тот день, когда принесли повестку с вызовом Кулькова в Управление. Уговаривала Наташу красть на фабрике одеколон. Есть у нее знакомый парикмахер. Имя неизвестно. Есть и другой друг, партнер по танцам. – Филиппов обернулся к Сурину. – Как приятеля Кастальского зовут?

– Жорж.

– И друг этой Марго тоже Жорж. Приметы сходятся. Полагаю, что это один и тот же фрукт.

Все помолчали, словно взвешивая ценность этого открытия. Соколов потер от удовольствия руки и тепло взглянул на своих соратников.

– Вот, когда сошлось, братцы! Вся троица налицо – двое мужчин и одна женщина. Все, как на картине. Найти Марго и вся шайка в руках.

– А Жорж? – спросил Филиппов.

– Работает в парикмахерской на Невском. Сегодня будет стричь и брить в вечернюю смену.

– Значит, он и есть партнер по танцам. Это для него Марго одеколон доставала…

– Для него, – согласился Соколов. – Давайте восстановим ход событий. Глеб побывал у Кастальской. Это стало известно Жоржу, и он дрогнул. Посоветовался с Марго. Она вспомнила повестку, которую видела у отца Наташи, и подумала, что Кульков под подозрением. Решили пойти на рискованный вариант телефонного доноса. В повестке было указано: «явиться к Соколову». В бюро пропусков Марго узнала мой телефон и позвонила, чтобы направить нас на ложный след и увести подальше от квартиры Кастальского. Для пущей убедительности она подбрасывает Наташе похищенные чулки. После этого ей уже опасно оставаться вблизи семьи Кульковых и она, конечно, исчезает. На Выборгской стороне ты ее, Юрий, не ищи. Вероятней всего она переехала в другой район города, к кому-нибудь из своих друзей.

Соколов взял чистый лист бумаги и встряхнул свое вечное перо.

– Такова ситуация. Теперь нужно точненько и аккуратно разработать план заключительных операций.

Нелегкое дело найти и схватить преступника. Но еще труднее бывает уличить его, доказать его вину. Никакой прокурор не дал бы санкции на арест и никакой судья не взялся бы судить Владислава Кастальского и его приятелей на основании тех улик, которыми располагала оперативная группа.

По существу пока никаких улик не было. Опоздание Кастальского – это еще не преступление. Звонок некой женщины? Доказать, что звонила именно Марго просто невозможно. Подкинутые чулки? Кто возьмется доказывать, что они похищены в доме на Мойке и подброшены участниками убийства?

У разведчиков милиции была только твердая убежденность в виновности этой группы. Но на весах правосудия для эмоций и логических построений отведено очень мало места. Нужны факты, нужны убедительные, неопровержимые улики. На поиске таких улик сосредоточилась теперь вся энергия оперативных работников.