Текст книги "Незримый фронт"

Автор книги: Марк Ланской

Соавторы: Юлий Рест
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Незримый фронт

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

В эти дни телеграф работал с двойной нагрузкой. Был конец апреля и, как всегда перед праздниками, в Ленинград заранее шли тысячи поздравлений – родным, друзьям, знакомым.

Разносчица телеграмм Зина Ломова с утра бегала по лестницам многоэтажных домов.

В семь часов вечера Зина вошла во двор старого дома на набережной Мойки. Она свернула в подъезд налево, перешагнула через три ступеньки и остановилась на площадке первого этажа. Сюда выходили две двери. На одной висела эмалированная табличка: «Дворник», на второй – номерок: «35».

Зина перечитала адрес на телеграфном бланке: «…КВАРТИРА ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ БОНДАРЕВОЙ ЕКАТЕРИНЕ ПЕТРОВНЕ» и нажала кнопку звонка. Звонок задребезжал, но никто не откликнулся. Она снова позвонила.

Только сейчас Зина заметила, что дверь, у которой она стоит, не заперта и даже не захлопнута. Зина легонько потянула на себя дверную ручку. В расширившуюся щель она просунула голову, а пальцем снова нажала кнопку. Звонок теперь трещал над самым ухом. В темной передней никого не было. Звонок смолк. Зина прислушалась – в квартире ни шороха.

– Гражданка Бондарева! – крикнула Зина.

Ее голос потонул в глухой тишине. Зина вздрогнула и отшатнулась: ей вдруг стало страшно, и она выбежала во двор.

Во дворе было по-весеннему шумно. Расчертив мелом асфальт тротуара, из «класса» в «класс» перескакивали звонкоголосые девочки. В маленьком скверике, разбитом посреди двора, малыш во-флотском бушлатике шлепал по непросохшим лужам и шипел, изображая пароход. Кругленькая девчушка упруго, как мячик, подпрыгивала над быстро мелькавшей веревкой.

Зина улыбнулась своим страхам и пошла в контору домохозяйства.

Управхоз проделал все с самого начала. Он нажал кнопку звонка и, приоткрыв дверь, прокричал: «Екатерина Петровна!» Потом он строго откашлялся и побежал вызывать милицию.

Вскоре пришли двое в милицейской форме. У одного на погонах были лейтенантские звездочки, у второго – сержантские полоски. Лейтенант вошел в квартиру. Вышел он обратно не позже, чем через минуту, но лицо его изменилось, как после утомительной и бессонной ночи. Приказав сержанту никого на площадку не пускать, он увел управхоза и Зину в домовую контору.

2

– Убийство!

Это короткое и страшное слово, принятое дежурным по городу, уже через несколько секунд перелетело из первого этажа в третий, в четвертый, прозвучало в разных комнатах огромного здания на Дворцовой площади и заставило многих работников милицейского аппарата отложить в сторону текущие дела.

Поднялся из-за стола начальник Управления с генеральскими погонами на кителе.

Торопливо застегнул белый халат судебно-медицинский эксперт.

Накинул на шею ремешок фотоаппарата сотрудник научно-технического отдела.

Полковник милиции Василий Лукич Зубов выслушал по телефону донесение и вызвал гараж:

– Машину на площадь!

Как команды перед боем, передавались краткие распоряжения по телефонам отдела уголовного розыска:

– Автобус к подъезду!

– Глеб, едешь со мной!

– Филиппов, на выход!

Ни одного лишнего слова. Ни одной потерянной минуты. Произошло чрезвычайное происшествие: в городе появился убийца.

Оперативные работники, спускавшиеся по широкой лестнице Управления милиции, еще не знали кто убит и при каких обстоятельствах совершено тягчайшее преступление. Ясно было только основное условие задачи, к решению которой призывал их служебный и партийный долг – преступника нужно в кратчайший срок найти, обезвредить и наказать. Где бы он ни был, куда бы не скрылся, как бы не замел свои следы – он должен быть найден и схвачен как враг советского общества.

От здания милиции на Дворцовой площади одна за другой отъезжали машины.

3

После того как лейтенант побывал в квартире Бондаревой не прошло и десяти минут. Ни управхоз, ни Зина Ломова не успели еще ни с кем поделиться своими переживаниями, но жильцы дома уже догадывались о случившемся. Группы встревоженных людей толпились у подъездов, обменивались тут же возникавшими слухами и старались не слышать милиционеров, уговаривавших их разойтись.

Лейтенант подбежал к первому из въехавших во двор автомобилей. Приоткрыв дверцу, он вполголоса доложил обстановку полковнику, сидевшему рядом с водителем.

Полковник Зубов повернулся к сотрудникам, приехавшим вместе с ним.

– Соколов, со мной, – ровным, тихим голосом приказал он. – Управхоза и девушку с телеграфа допросит Сурин. Филиппов, поговорите с жильцами.

Зубов вышел из машины и направился к подъезду, охраняемому сержантом. На лестничной площадке полковника догнали капитан Соколов – сухощавый молодой человек в бобриковой куртке и русских сапогах, эксперт научно-технического отдела майор Прохоров и еще один сотрудник, державший на поводке красивую, сильную овчарку.

– Ведите! – приказал Зубов проводнику служебной собаки, распахивая дверь.

Из передней они попали в комнату, служившую, видимо, и столовой и кухней. Кроме дубового буфета и круглого обеденного стола, здесь стояла еще газовая плита, а над водопроводной раковиной висела полочка с кухонной посудой.

Неподалеку от стола, на полу, лежала женщина. Голова ее была прикрыта стеганным ватным одеялом. Откинутая в сторону правая рука застыла в судорожном жесте.

Овчарка медленно, словно раздумывая, ходила по квартире и принюхивалась к вещам. Из кухни-столовой она прошла во вторую комнату, где стояли кровать, зеркальный шкаф и большой сундук. Здесь на всем был отпечаток поспешного грабительского поиска. На ковре, устилавшем пол, на стульях и креслах валялись смятые, скомканные, чужой рукой брошенные платья, блузки, пиджаки… Меховая шапка, застрявшая на ребре сундука, помешала захлопнуться его крышке.

Будто догадавшись, наконец, чего от нее хотят, ищейка сосредоточилась, натянула поводок и пошла по невидимому следу. Из передней она вышла на площадку и потянула проводника во двор. Соколов последовал за ними.

В квартире Бондаревой не был еще сдвинут с места ни один стул, не тронут ни один предмет. В таком неизменном виде запечатлевает обстановку на месте происшествия самый точный и беспристрастный «глаз» – объектив фотоаппарата. Сколько бы времени ни велось затем следствие, какие бы нарушения обстановки не произошли в дальнейшем, фотоснимки, сделанные сегодня в доме на Мойке, останутся объективными и важными документами.

Майор Прохоров, уже сделавший несколько обзорных снимков, фотографировал теперь крупным планом наиболее выразительные детали. Судебно-медицинский эксперт – молодая женщина с черными пытливыми глазами – натянула на тонкие пальцы хирургические перчатки и склонилась над убитой.

Как только полковник Зубов переступил порог квартиры № 35, выражение его лица резко изменилось. Исчезло внешнее спокойствие, и в глубоких морщинах, обозначившихся на лбу, отразилась напряженная работа мысли.

Зубов не раз убеждался, как велико значение первого осмотра места происшествия. Самые обыкновенные вещи – немые свидетели преступления, могут дать ценнейшие показания. Нужно только уметь разгадывать их язык.

Шаг за шагом Зубов обходил комнаты, всматриваясь в окружавшие его предметы.

Вот обеденный стол. Он уставлен чайной посудой. В центре его раскрытая коробка с кондитерским тортом и сахарница. В одной из чашек осталось немного чая. Чашка необычная – большая, украшенная тонким китайским орнаментом. Золотой вязью тянется на ней надпись: «Дорогой мамочке в день шестидесятилетия». Три других, меньших по размеру и одинаковых чашечек, расставлены по окружности стола против трех отодвинутых стульев. Две из них полны до краев, третья чуть отпита. Около каждой чашки стоит десертная тарелка. Две из них пусты. На двух других лежат ломтики торта. Ломтик возле китайской чашки наполовину съеден; от второго ломтика откушен лишь самый краешек…

Правый глаз Зубова надолго прищурился. Крошечный осколок снаряда, разорвавшегося на улицах блокадного Ленинграда, ранил Зубова в тот момент, когда он выносил женщин из разрушенного дома. Осколок перебил какую-то мышцу над глазом. С тех пор полковник только привычным усилием воли поддерживал правое веко в нормальном положении. Когда же он задумывался и ослаблял контроль за своим лицом, веко опускалось и глаз казался прищуренным.

Зубов присел на корточки и со всех сторон осмотрел массивную шестигранную тумбу, на которой держался стол. Одну из полированных граней он изучил даже с помощью большой круглой лупы. Потом он сел на стул и несколько раз качнул закинутой на колено ногой. Только после этого полковник ладонью помог расправиться прищуренному глазу. Лицо его прояснилось.

– Василий Лукич, – донесся голос Прохорова из соседней комнаты. – Нашел, Василий Лукич.

Эксперта полковник увидел склонившимся над металлической пластинкой, прикрывавшей замок сундука. Под косым светом электрического фонаря на ней можно было разглядеть туманную сетку разбегавшихся линий. Эксперт опылил пластинку алюминиевым порошком. Отчетливо проступил серебристый отпечаток пальца – тот единственный и неповторимый узор кожи, которым природа отмечает каждого отдельного человека.

– Скопируйте и продолжайте поиск, – приказал полковник.

Вернулся Соколов. Отряхивая измазанный глиной рукав своей куртки, он объяснил:

– Пришлось перелезать через забор во двор соседнего дома. С той стороны кусты со свежими надломами, а на куче старого снега отпечатки двух мужских ботинок. Собака привела к этому месту и дальше не пошла – асфальт дальше, людно. Ткнулась туда-сюда и отказалась.

Зубов позвал эксперта.

– Владимир Сергеевич, прошу, снимите слепок со следов на снегу. Особое внимание обратите на носки. Соколов, проводите Владимира Сергеевича.

4

Люди, которых опрашивали Сурин и Филиппов, очень охотно отвечали на вопросы оперативных работников. Они рассказывали все, что знали о погибшей Бондаревой. Но знали они очень мало.

По справке из домовой книги Сурину уже стало известно, что Екатерине Петровне было шестьдесят три года, что служила она регистратором в поликлинике и в доме на Мойке жила около трех лет.

Соседи отмечали ее замкнутый, нелюдимый характер. Ни с кем из жильцов она не вступала в дружеские отношения и ничего о себе никому не сообщала. Вспоминали, что Екатерина Петровна остерегалась впускать в квартиру посторонних. Даже контролеры Ленэнерго и газовой сети попадали к ней после долгих и тщательных расспросов.

Гости к ней ходили редко. Кой-кому запомнился только красивый, высокого роста моряк, который иногда появлялся в доме с большими чемоданами. Судя по всему, моряк был сыном Бондаревой. Это подтверждалось и телеграммой, которую принесла Зина Ломова. Приобщив телеграмму к первым документам начатого следствия, Сурин прочел в ней:

«Борт т/х «Ладога». Поздравляю мамочку с наступающим праздником. Желаю здоровья, бодрости, счастья. Обнимаю. Целую. Олег».

Наиболее ценные показания дала женщина из 14-й квартиры. Она видела Бондареву вчера около десяти часов вечера. Екатерина Петровна несла большой желтый портфель и сетку с пакетом, завернутым в газету. По раскрасневшемуся и распаренному лицу старушки соседка догадалась, что Бондарева возвращается из бани и поздравила ее «с легким паром». Екатерина Петровна поблагодарила и поднялась на площадку лестницы.

С тех пор никто ее не видел.

Показание, полученное в 14-й квартире, давало отправную точку для ответа на важный вопрос: «Когда было совершено преступление?» От дежурного по поликлинике Сурин узнал по телефону, что сегодня утром Бондарева на работу не вышла. Следовательно, убита она была ночью после десяти часов.

«Видел ли кто-нибудь ночью во дворе подозрительных людей?» – вопрос этот задавался многим, но все отвечали отрицательно.

Филиппову удалось найти вахтера, дежурившего в конструкторском бюро, расположенном по соседству. Вахтер припомнил, что в двенадцатом часу ночи по набережной, мимо дома, проходили двое подозрительных молодых людей.

– Один – высокий в черном пальто и другой – среднего роста с большим портфелем в руках. Подозрительными они показались потому, что сначала шли, как все ходят, а когда приметили меня, то прикинулись пьяными и стали покачиваться. Отошли подальше – снова зашагали нормально.

От разных свидетелей Сурин слышал имя дворника Шкериной.

– Вы у Шкериной спросите. Она у Екатерины Петровны доверием пользовалась.

– Соседкой ей была Тоня Шкерина…

– Дрова Бондаревой носила Шкерина, квартиру убирать помогала…

Шкерину назвал и управхоз:

– Может Тоня кого видела. Она вчера дежурным дворником была. Последний раз дежурила, – добавил он.

– Почему последний?

– В отставку подала, – хмуро пошутил управхоз. – Уезжает.

– Где она сейчас?

– А кто ее знает?! Сегодня выходная, наверно, по магазинам ходит.

– Какие сейчас магазины! Продуктовые, и то уже закрываются.

– Значит, скоро придет.

Но Шкерина не пришла.

5

Первый этап следствия подходил к концу. Судебно-медицинский эксперт уже подписал свое заключение. Бондаревой нанесено несколько ударов твердым тяжелым предметом. Более полную картину смерти даст вскрытие.

Прохоров изготовил гипсовые слепки отпечатавшихся на снегу подошв и закончил осмотр квартиры. Ему удалось найти отпечатки пальцев и на фарфоровой вазе, стоявшей в глубине буфета. Захватив вазу с собой, он уехал в Управление.

Соколов завернул в отдельную пачку найденные в ящике зеркального шкафа письма и альбом с фотографиями.

Первым доложил о своих беседах с жильцами Филиппов. В блокноте полковника появилась новая запись: «Двое с портфелем». Жирная черта подчеркивала последнее слово.

Когда Сурин начал докладывать о Шкериной, все насторожились.

Подражая полковнику, его сотрудники старались ничем не выражать своих чувств и оставаться невозмутимо спокойными при любых обстоятельствах. Поэтому темпераментный, быстрый на выводы, смелый на догадки, Сурин рассказывал сейчас о Шкериной с беспристрастием исследователя, объективно излагающего результаты своих наблюдений.

– Шкерина – ближайшая соседка Бондаревой. Ее квартира рядом, тут же на площадке. Шкерина – единственная из жильцов дома, имевшая доступ к покойной. Работает она дворником второй год и вдруг, дней десять назад, подала заявление об увольнении. Вчера, в ночь убийства, было ее последнее дежурство. Вчера же днем к ней приходил какой-то неизвестный парень. Сегодня с утра Шкерина исчезла. Нет ее до сих пор.

Сурин замолчал. Он не хотел делать никаких выводов, потому что был убежден в их очевидности.

Молчал и полковник. У него уже сложилась определенная версия преступления, исключавшая вывод, подсказанный Суриным.

Зубов знал, как вредно может отразиться на ходе расследования ошибка, допущенная в самом начале. Но нельзя было не считаться с фактами, грозно обступившими дворника Шкерину. Чего не бывает? Возможно, что к утру убийцы будут изобличены.

– Куда Шкерина собиралась уезжать из Ленинграда? – спросил Зубов.

– Не поинтересовался.

– Зря.

– Одному из дворников известно, что у Шкериной в Ленинграде, где-то на Свечном переулке, живет тетка.

– Тетку надо найти.

Сурин встал.

– Разрешите ехать, товарищ полковник?

– Куда?

– Место рождения Шкериной я выписал из домовой книги: Порховский район. Вероятно, тетка ее землячка. По этому признаку и буду искать. Свечной переулок не такой уж большой.

– Что ж, – согласился Зубов, – берите машину и поезжайте с Филипповым. Если найдете Шкерину, везите ее в Управление.

– Похоже, что в цвет, Василий Лукич, – заметил Соколов, когда Сурин и Филиппов ушли. Этим словечком «в цвет» оперативные работники обозначали удачный выход на след преступника.

– Ночью все кошки в цвет, – отозвался полковник. – Заканчивайте, Виктор Леонидович.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Предположение Сурина подтвердилось. В Свечном переулке уроженцев Порховского района оказалось не так уж много, и вскоре тетка Шкериной отыскалась.

– Как же, есть такая, – сказал управхоз. – Щербачева Анастасия Ивановна, на «Красном треугольнике» работает. Мужа в войну потеряла, живет с сыновьями и дочкой. Племянница? Это, которая дворником где-то работает? Бывает, заходит. Анастасия Ивановна еще хотела ее в нашем доме пристроить, да места не нашлось…

В маленькой квартире было тепло и сытно пахло пирогами. Анастасия Ивановна – пожилая женщина с веселыми, подвижными глазками на морщинистом лице – встретила работников милиции сердитым вопросом:

– Чего это вы на ночь глядя по гостям ходите?

Сурин извинился и объяснил, что им по неотложному делу нужен дворник Шкерина из дома на Мойке.

– Ну раз по дворницким делам, тогда разговор другой. Антонида у меня. Заходите, раздевайтесь.

Из-за двери, выходившей в коридор, донесся дружный молодой смех. Анастасия Ивановна улыбнулась. Сурин сказал, что раздеваться они не будут – недосуг.

В комнате, уставленной горшочками с цветами, за столом сидели две девушки и юноша лет шестнадцати. Они щелкали кедровые орешки и переговаривались о чем-то веселом.

– Антонида, тебя спрашивают, – сказала Анастасия Ивановна.

Девушка, сидевшая спиной к двери, обернулась и удивленно посмотрела на двух мужчин. В ее глазах еще не остыли искорки смеха, а с верхней, пухлой губы свисал кусочек ореховой скорлупы. Узнав, что это за ней пришли из милиции, Шкерина вскочила со стула.

– По какому делу? – спросила она, переводя глаза с Сурина на Филиппова.

– Узнаете на Дворцовой площади.

Шкерина побледнела и оглянулась на тетку. Анастасия Ивановна прикрикнула на нее:

– Чего? Чего испугалась? Где дворники, там и милиция. Раз зовут, значит нужно! Долго вы ее держать будете? – строго спросила она у Сурина. – Ей ведь в дорогу собираться.

– Там видно будет… – неопределенно протянул Сурин. – Одевайтесь, Шкерина!

2

В машине Сурин молчал. Он был недоволен собой и сам не знал почему. Все факты против дворника, собранные на Мойке, оставались неопровергнутыми и в то же время они как-то сразу потеряли свою силу. Еще недавно ему казались необходимыми энергичные следственные мероприятия – обыск в квартире тетки, арест Шкериной, розыск парня, бывшего вчера у нее в гостях. И хотя ничего нового по существу не произошло, ненужность этих чрезвычайных мероприятий стала сама собой очевидной. Сурин вспомнил лицо Анастасии Ивановны, взгляд обернувшейся Шкериной, девушку и юношу, разгрызавших орехи молодыми зубами, и поморщился.

Полковник Зубов был у себя и Шкерину провели к нему. Сюда же зашел и Соколов.

Зубов начал издалека: расспросил о тетке, поинтересовался, где Тоня училась, где работала…

Шкерина вначале отвечала робко, а потом разговорилась и стала даже улыбаться, наклоняя голову и пряча ровные белые зубы.

– Давно вы знаете Бондареву Екатерину Петровну? – как бы невзначай спросил Зубов.

– Второй год. Как дворником стала работать.

– Бывали у нее?

– А как же! По хозяйству ей помогала, дрова носила…

– Вы, кажется, решили уволиться?..

– Уже… С сегодняшнего дня. В деревню уезжаю.

– Надоело дворничать?

– Не то чтоб надоело, а ни к чему это мне. Я ведь курсы прошла, на сложной молотилке работала, а позапрошлый год с председателем колхоза поссорилась и уехала. А сейчас у нас и председатель другой, и машины новые пришли…

Девушка опять доверчиво улыбнулась.

– Это вы правильно решили… – кивнул головой Зубов. – Теперь вот что мне расскажите. Постарайтесь припомнить всех, кто к Екатерине Петровне Бондаревой в гости ходил. Не торопитесь, подумайте.

Шкерина думала недолго.

– Не любит Екатерина Петровна гостей. С лета, как Олег Константинович приезжал, никого больше и не было.

– Олег Константинович – это сын?

– Сын. Один он у нее. Больше ни детей, ни родных не осталось.

– А откуда приезжал Олег Константинович?

– Так он же моряк, капитаном на пароходе. Все по дальним странам ездит. Раза два в год к семье приезжает.

– А где его семья?

– Здесь, в Ленинграде. Жена его, Галина Яковлевна, где-то на Измайловском живет. Я раз за посылочкой ездила к невестке, Екатерина Петровна просила.

– А невестка бывала у Бондаревой?

– Ни разу не видала. Чего-то промеж них разладилось. Не любит ее Екатерина Петровна.

– А почему, не знаете?

– Так, думаю, из-за сына… Говорила мне как-то Екатерина Петровна, что невестка, мол, уважение ей не оказывает и сына против матери настраивает. А так больше разговоров не было.

– Может, кто раньше приходил к Бондаревой?

– Еще вспомнила, прошлым летом, ближе к осени, матрос один приезжал от Олега Константиновича. Он из порта дрова привозил. – Шкерина снова улыбнулась и добавила: – Веселый такой дяденька.

– Фамилии его не помните?

– Не знаю. Так его видала, а по имени не помню.

– Какой он из себя – высокий, низкий?

– Так повыше меня будет, не то чтоб полный, но крепкий такой.

– Еще кого можете припомнить?

– Больше никого не было.

– Когда вы в последний раз видели Екатерину Петровну?

– Вчера не видела… Во вторник видела… Она на службу шла, а я во дворе подметала.

– Ничего не говорила?

– «Здравствуй, Тоня», – сказала, а так больше ничего не говорила.

– До какого часа вы вчера дежурили?

Шкерина потупила глаза и ее певучий голос потускнел.

– До двенадцати.

– От десяти до двенадцати где вы находились?

– Известно где, – у ворот. Домой может забегала. Где же еще?

– Вот я и хочу знать, где еще? Если бы вы были у ворот или даже дома, вы бы не могли не заметить прихода Екатерины Петровны. Верно?

– Да… Но Екатерина Петровна раньше приходит – в седьмом…

– А вчера пришла в десятом. А потом к ней еще люди приходили…

– Какие люди?

– Те, что убили ее, ограбили и вещи унесли.

– Кого убили?

– Бондареву, Екатерину Петровну.

Шкерина уставилась на Зубова неподвижными зрачками.

– Убили? – переспросила она. – Екатерину Петровну?

– Да, убили. А вы дежурили и никого не заметили. Или, может, заметили?

– Не видела я, – прошептала Шкерина. – Никого не видела.

– Как же так, Тоня? Не могли ведь люди мимо тебя проходить, чтоб ты их не видела. Тем более, на одной площадке с Бондаревой жила. А если прошли, значит тебя в доме не было. Так?

Шкерина заплакала.

– Виновата я… Судите, как хотите.

– Расскажи все как было, тогда рассудим.

– Ушла я с дежурства, никому не сказавши… Девяти еще не было. К тете пошла. К ней парень из нашего колхоза приезжал. Он на МТС бригадиром. И меня в свою бригаду звал. То все письма писал, а тут взял и приехал. Спозаранку он ко мне заходил, а вечером я туда пошла.

– Жених, что ли?

– Не знаю, может и женихом будет…

– Что же ты не могла отложить свидания на другой день?

– Так он вчера уехал, просил проводить.

– Проводила?

– Проводила.

– Когда поезд уходил?

– Ночью, в полдвенадцатого.

– А с вокзала куда пошла?

– Опять же к тетке. И ночевала у нее.

– И кто там тебя, кроме тети, видел?

– Меня? Да все видели, – и Андрей, и Дуняша, и Вася…

– Это кто такие?

– Двоюродные мои братья и сестра. Еще сосед ихний с нами сидел, в первом часу ушел.

Зубов усмехнулся.

– С колхозом все это правильно у тебя вышло, а вот с дежурства уходить не следовало. Непорядок. Верно?

– Верно… Виновата.

Зубов повернулся к Сурину.

– Возьмите машину и отвезите Шкерину к ее тете.

3

Шел третий час ночи, когда полковник встал из-за стола и, расхаживая по кабинету, стал подводить итоги первого дня расследования.

– Основные обстоятельства преступления прояснились. Бондарева убита после десяти часов вечера. В десять ее видела свидетельница, допрошенная Суриным. А спать она лечь не успела, потому что постель ее не только не смята, но и не приготовлена ко сну.

Мотивы убийства – грабеж. Что именно похищено, выяснится, как только найдутся родственники Бондаревой.

Какие еще обстоятельства нам известны? Совершено преступление людьми, которых Бондарева лично знала и которым настолько доверяла, что впустила их в квартиру, несмотря, на поздний час. Это подтверждается и тем, что замки в полной сохранности, а хозяйская связка ключей осталась в замочной скважине.

Я полагаю, что участников преступления – трое. Какие у меня основания для этого? Обеденный стол в первой комнате. Вокруг него незадолго до убийства сидели четыре человека. Было мирное чаепитие… с некоторыми странностями.

Пила чай только Бондарева из своей большой хозяйской чашки, подаренной ей сыном. Двое гостей даже не прикоснулись к своим чашкам – чашки полны до краев и ни одного следа рук мы на них не нашли. Судя по всему, эти двое очень нервничали и торопились. Им наверно казалось, что если они начнут пить чай, то будут сидеть до бесконечности. Отказались они и от торта, предложенного хозяйкой. Им было не до еды и они, вероятно, отговорились: «Спасибо, мы сладкого не едим».

Совсем иначе вел себя третий гость. Он не отказался от торта и даже попробовал его. Сделал он и два – три глотка из чашки. Почему? А потому, что третьим гостем была женщина. Ей было неудобно повторить за мужчинами: «Я сладкого не ем». Она предпочла, хотя бы для вида, разделить компанию с хозяйкой. Она проглотила кусочек торта и дала нам дополнительное подтверждение нашей версии. На обратной стороне чайной ложечки остался чуть видный след губной помады.

Женщина, судя по ее поведению, чувствовала себя спокойнее, чем мужчины. Полагаю, что в преступлении она участвует не впервые. Если бы остались отпечатки ее пальцев, я уверен, что мы нашли бы эту женщину в нашей картотеке.

Сидела вся эта компания недолго. Бондарева не успела даже допить свою чашку. Ей пришлось встать, чтобы проводить гостей, и в этот момент ей нанесли первый удар.

…Зубов молча походил по кабинету. Три его сотрудника смотрели на него, как смотрят студенты на профессора, просто и увлекательно объясняющего какое-нибудь загадочное явление. Под руководством Зубова каждое расследование сложного дела превращалось в наглядный и глубокий урок криминалистики.

– Могу дать вам еще некоторые дополнительные данные, – продолжал полковник. – Один из мужчин – высокого роста. В день происшествия он был обут в ботинки с подковками на носках. Когда нервничает, подрагивает ногой. Из чего я это заключаю?

Обеденный стол Бондаревой держится на толстой тумбе. На одной из граней тумбы я нашел несколько свежих царапин. Расположены они кучно, пересекая друг друга. К нашему приходу они не успели даже запылиться. Такие следы мог оставить человек, сидевший за столом и постукивавший по тумбе носком ботинка. Обычным носком таких острых царапин не сделать. Значит, ботинок был подбит металлическими подковками.

Когда я сел на стул и попробовал дотянуться носком своего сапога до этих следов, у меня ничего не вышло. Царапины оказались гораздо ниже. Значит, ноги человека, сидевшего в тот вечер на этом стуле, длиннее моих. Думаю, что рост его около ста восьмидесяти сантиметров.

На слепках, снятых со следов во дворе, подковки не обнаружены. Значит, эти следы оставлены вторым мужчиной. Он ростом пониже. Размер его обуви сороковой.

Вот, пока все. Теперь набросаем план расследования и поедем спать. Старшим группы назначаю Соколова. Расширять состав группы будем по мере надобности. Записывайте, Виктор Леонидович.

Завтра же вызвать радиограммой сына Бондаревой. В пароходстве узнать адрес невестки и с ее помощью уточнить, какие вещи похищены. Главное направление нашей работы – родные, друзья и знакомые Бондаревой. Чем быстрее мы их проверим, тем скорее выйдем на след убийц. В этом мероприятии вам могут помочь те фотографии и письма, которые нашел Соколов.

Со Шкериной все ясно. Матроса, привозившего дрова, хорошо бы найти. Если находится в дальнем плаваньи, пусть плавает. Особо отмечаю двух мужчин, замеченных вахтером на набережной. Они несли большой портфель. Портфель в руках Бондаревой видела свидетельница. Этого портфеля мы в квартире не нашли.

Что я буду требовать от вас? Быстроты, вдумчивости, инициативы. За нашей работой будет следить весь отдел. Все вы – коммунисты. Больше добавлять ничего не буду. Ко мне вопросы есть? А если нет, то – по домам!