Текст книги "Жанна д'Арк"

Автор книги: Марк Твен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава IX

Поистине это был великий день и восхитительное зрелище. Жанна победила! Де ла Тремуйль и другие ее недоброжелатели совершили большую ошибку, позволив ей выступать по вечерам в суде.

Комиссия из духовных лиц, посланная в Лотарингию якобы для того, чтобы собрать сведения о прошлом Жанны, а в сущности, чтобы затянуть время, истощить ее терпение и заставить отказаться от намеченной цели, – вернулась назад и сообщила, что личность Жанны не вызывает подозрений. Теперь/как видите, дела у нас пошли на лад.

Народ ликовал. Мертвая Франция сразу ожила, молва докатилась до отдаленнейших уголков страны, и все воспрянули духом. И если раньше, доведенные до отчаяния, запуганные, люди опускали головы и шарахались в сторону, когда с ними заговаривали о войне, теперь эти люди без всякого принуждения спешили сами стать под знамена Девы из Вокулера; воинственные песни и гром барабанов сотрясали воздух. И мне вспоминаются замечательные слова, сказанные Жанной еще в деревне, когда я на основании фактов и статистики доказывал ей, что дело Франции безнадежно проиграно и никто не в состоянии пробудить угнетенный народ от летаргического сна:

«Он услышит бой барабанов и откликнется – встанет под развевающиеся знамена и с честью выступит на защиту родины!»

Говорят, беда одна не приходит. Это изречение в равной степени применимо и к удаче. Счастье нам улыбалось, мы пожинали плоды все новых и новых успехов. Например: часть духовенства серьезно сомневалась в том, может ли церковь позволить женщине-воину одеваться в мужское платье. Вскоре был издан специальный указ. Двое из самых знаменитых ученых богословов того времени – один из них был ректором Парижского университета – решили: поскольку Жанна «должна исполнять обязанности мужчины и воина, то справедливо и законно, чтобы ее наряд соответствовал ее положению».

Это было большим достижением – добиться у церковных властей дозвола для Жанны одеваться по-мужски. Действительно, счастье хлынуло на нас потоком. Не говоря уже о мелких волнах удач, я хочу вам рассказать об одной большой волне, которая нас, людей маленьких, хлестнула с такой силой, что мы едва не захлебнулись от радости. В день закрытия судебной сессии к королю вместе с приговором были посланы курьеры, и на следующий день утром в морозном воздухе раздались пронзительные звуки трубы. Насторожившись, мы стали считать: раз, два, три – пауза; раз, два – пауза; потом снова – раз, два, три. Тогда мы выбежали на улицу. Мы знали, что так трубят только тогда, когда королевские герольды собираются объявить народу важный указ. Когда мы вышли, народ валил отовсюду, из всех улиц и переулков; мужчины, женщины, дети бежали возбужденные, раскрасневшиеся, набросив на себя что попало и одеваясь на ходу; пронзительные звуки трубы не умолкали; толпа увеличивалась и, наконец, заполнила всю главную улицу. Мы с трудом добрались до площади, битком набитой народом, и там, на высоком пьедестале огромного креста, увидели герольда в сверкающих одеждах, окруженного слугами. И герольд начал читать громким голосом:

– Настоящим доводится до всеобщего сведения: августейший великий государь Карл, милостью божией король Франции, соблаговолил даровать своей любезной подданной Жанне д'Арк, прозванной Девою, титул, жалованье, власть и полномочия главнокомандующего французской армии…

Тысячи шапок взлетели в воздух, толпа разразилась бурей одобрительных возгласов, которым, казалось, не будет конца. Когда же воцарилась тишина, герольд снова приступил к чтению и закончил так:

– …А ее помощником и начальником штаба назначается принц королевского дома, его высочество герцог Алансонский!

Едва он закончил чтение, как новый взрыв одобрительных возгласов раздался на площади, стремительными потоками разлился по улицам и охватил весь город от края до края.

Жанна – командующий всеми войсками Франции, а принц королевской крови – ее подчиненный! Вчера она была никем, а сегодня поднялась на вершину величия. Вчера она не была даже сержантом, капралом, рядовым солдатом, а сегодня ей доверили всю полноту власти. Вчера она значила меньше, чем самый заурядный новобранец, а сегодня ее приказания стали законом для Ла Гира, Сентрайля, принца Орлеанского и для всех других выдающихся ветеранов и прославленных воинов. Я думал только об этом, пытаясь постичь странное, удивительное событие, которое свершилось на моих глазах.

Мысленно я перенесся в прошлое и увидел картину, до сих пор столь свежую и яркую в моей памяти, словно все случилось только вчера, хотя в действительности относилось к первым числам января месяца. Какую же картину я представил себе? Я увидел перед собой крестьянскую девушку из глухой деревушки, лет семнадцати от роду, никому не известную, как будто она жила на другом полушарии. Она подобрала и принесла домой бедное, маленькое существо – голодного, заброшенного котенка, приласкала, накормила его, и котенок доверчиво свернулся у нее на коленях, мурлыкал и дремал, а она вязала грубый шерстяной чулок и думала, – о чем? – кто знает? И вот не успел еще котенок превратиться во взрослую кошку, как девушка, спасшая его от гибели, стала главнокомандующим, а его высочество принц оказался в ее подчинении. Она поднялась, как солнце над просторами ее родных полей, и стала видимой всем, во всех уголках отечества! У меня кружилась голова, когда я размышлял об этом, – так все это было странно и необычно.

Глава X

Жанна продиктовала письмо английским военачальникам в Орлеане с требованием сдать все крепости, находящиеся в их руках, и уйти из Франции, – это было ее первое официальное действие. Видимо, она обдумала все заранее, потому что слова лились из ее уст совершенно свободно, слагаясь в яркие, сильные выражения. Впрочем, Жанна могла и не обдумывать заранее: она всегда отличалась быстротой соображения и красноречием, и эти способности особенно развились в ней в последнее время. Письмо предполагалось немедленно послать из Блуа. Теперь появились в изобилии и люди, и провиант, и деньги. Жанна избрала Блуа сборным пунктом и центром снабжения, передав его под командование Ла Гира.

Великий бастард – отпрыск герцогского дома, правитель Орлеана, давно настаивал, чтобы Жанну прислали к нему. И вот от него опять прибыл гонец – старый воин д'Олон, доблестный офицер, человек весьма надежный и честный. Король задержал его и передал в распоряжение Жанны для использования в качестве ее личного мажордома; затем он поручил ей самой подобрать себе свиту, количеством и знатностью соответствующую ее высокому положению; одновременно с этим он приказал должным образом снабдить всех оружием, одеждой и лошадьми. Король сразу же заказал в Туре полный комплект вооружения для самой Жанны. Оно было из чистейшей стали, с богатой серебряной отделкой, расписано выгравированными девизами и отшлифовано, как зеркало.

«Голоса» поведали Жанне, что существует древний меч[24]24
  …существует древний меч. – В исторических источниках имеется много легенд о «чудесном» происхождении этого «священного» меча. Согласно этим легендам, святая Екатерина, явившись к Жанне, будто бы указала ей место, где зарыт старинный меч, которым был вооружен французский король Карл Мартелл в день битвы при Пуатье 700 лет тому назад (4 октября 732 г.), когда тяжелая конница франков разбила арабов и положила предел их дальнейшему продвижению в Европу. Считалось, что этот «священный» меч придаст ее рукам чудесную силу. Но некоторые историки находят объяснение этого эпизода в том, что все стены древней часовни св. Екатерины в Фьербуа были в те времена увешаны доспехами и оружием, которое французские воины оставляли там в качестве приношения по обету. Св. Екатерина считалась покровительницей воинов, особенно пленных и раненых, и оружие жертвовалось ей за удачный побег из плена или исцеление от ран.


[Закрыть], спрятанный под алтарем церкви святой Екатерины в Фьербуа, и она послала де Меца разыскать его. Священники ничего не знали о его существовании, но меч действительно был найден в указанном месте, зарытым в землю на небольшой глубине. Он был без ножен и покрыт ржавчиной; священники очистили его и отослали в Тур, куда направились теперь и мы. Они вложили меч в новые ножны из пунцового бархата, а жители Тура сделали еще одни ножны из золотой парчи. Однако Жан-ил, желая всегда носить этот меч при себе в сражениях, сняла с него парадные ножны и заказала другие, из бычьей кожи. Многие полагали, что древний меч принадлежал Карлу Великому, но это осталось недоказанным. Я хотел было отточить его, но Жанна сказала, что это не обязательно, так как она не собирается никого убивать и будет носить меч только как символ власти.

В Туре она сама придумала себе знамя, а шотландский художник Джеймс Пауэр расписал его. Оно было из тонкой белой материи с шелковой бахромой. На знамени был изображен бог-отец, восседающий на троне из облаков с державой в руке; два ангела, преклонив колени, подавали ему лилии. Надпись на знамени состояла всего из двух слов: «Jesus, Maria»; на оборотной стороне была нарисована корона Франции, поддерживаемая двумя ангелами.

Она заказала себе также меньшее знамя, или хоругвь, с изображением ангела, подносящего лилию богородице.

В Туре царило необычайное оживление. То и дело раздавались звуки военной музыки, мерный топот марширующих войск, – рекрутов, уходивших в Блуа; днем и ночью не смолкали песни и громкое «ура!». Город был переполнен приезжими; постоялые дворы и улицы битком набиты; всюду замечалась суета приготовлений; у всех были веселые, довольные лица. Вокруг главной квартиры Жанны всегда толпились люди в надежде хоть мельком увидеть нового главнокомандующего, и когда им это удавалось, они приходили в восторг. Но Жанна показывалась редко; она была занята составлением плана кампании, выслушивала донесения, отдавала приказания, рассылала курьеров, а, кроме того, в свободные минуты принимала знатных посетителей, ожидавших ее в приемной. Даже мы, ее товарищи, видели ее редко, – настолько она была занята.

Настроение наше менялось: иногда нас окрыляла надежда, но чаще мы впадали в уныние. Жанна еще не набрала свою свиту, – и это нас беспокоило. Мы знали, что по этому поводу ее осаждали просьбами десятки желающих и что эти просьбы подкреплялись рекомендациями весьма влиятельных лиц, тогда как мы не пользовались ничьим покровительством. Она могла заполнить вакантные места знатными людьми, чьи родственники защитили бы ее и поддержали в любую минуту. Позволят ли ей при таких обстоятельствах соображения политического характера вспомнить о нас? Вот почему мы не разделяли в полной мере всеобщей радости, а скорее были подавлены и озабочены. Иногда мы сообща обсуждали наши жалкие шансы, стремясь по возможности представить их в розовых красках. Но одно лишь упоминание об этом приводило в уныние Паладина. Мы могли питать хоть какие-то надежды, ему же не на что было надеяться. Как правило, Ноэль Ренгессон старался избегать этого щекотливого разговора, но ни в коем случае не в присутствии Паладина. Однажды, когда мы предавались нашим грустным размышлениям, он сказал:

– Держись, Паладин! Вчера ночью мне приснился сон, будто ты единственный из нас всех получил назначение. Правда, оно не такое уж важное – что-то вроде лакея или повара, но все же назначение.

Паладин воспрянул духом и заметно повеселел, Он верил в сны и признавал сверхъестественное. Размечтавшись, он радостно воскликнул:

– Ах, если бы твой сон сбылся! Ты веришь в то, что он сбудется?

– Конечно. Я в этом абсолютно убежден: мои сны почти всегда сбываются.

– Я расцеловал бы тебя, Ноэль, если бы этот сон сбылся! Клянусь! Разве не замечательно быть слугой первого генерала Франции! Весь мир услышит об этом! А когда слух дойдет до деревни, все наши сельские остолопы, заявлявшие, что я ни к чему не способен, разинут рты от удивления. Думаешь, так не будет, Ноэль? Ты не веришь, Ноэль?

– Верю, верю. Вот тебе моя рука.

– Ноэль, если все это сбудется, я не забуду тебя до гроба. Пожми еще раз мне руку. Я надену расшитую золотом ливрею. Услышав обо мне, эти сельские олухи скажут: «Как? Он слуга главнокомандующего и известен всему миру? Какое счастье! Вот уж, видно, чувствует себя на седьмом небе!»

Он принялся расхаживать взад и вперед, строя в своем воображении такие воздушные замки, что мы еле успевали следить за полетом его мечты. Вдруг лицо его омрачилось, радость исчезла, и он печально промолвил:

– Нет, мой дорогой, все это выдумка, этого никогда не будет. Я совсем забыл о глупой истории в городишке Туль. Все эти дни я старался не попадаться ей на глаза, надеясь, что она забудет и простит. Но я знаю, что она не простит. И все-таки я не виноват. Правда, я говорил, что она обещала выйти за меня замуж, но ведь меня подучили сказать это. Честное слово, подучили!

И этот здоровенный детина едва не расплакался. Почувствовав раскаяние, он пробормотал:

– Единственный раз соврал, и то…

Его раскаяние было встречено дружными насмешками. Не успел он начать вновь, как появился слуга д'Олона и сообщил, что нас вызывают в штаб. Все поднялись, и Ноэль сказал:

– Ага! Я вам что говорил? Мое предчувствие меня не подводит. Она собирается назначить его на какую-то должность. Нам нужно отправиться туда и выразить ему свое почтение. Вперед, ребята!

Паладин побоялся пойти, и нам пришлось оставить его одного. Когда мы предстали перед нею и толпой офицеров в блестящих мундирах, Жанна приветливо поздоровалась с нами и улыбаясь сказала, что всех нас зачисляет в свой личный штаб, ибо не желает разлучаться со своими старыми друзьями. Какой приятный сюрприз! Какая честь! И это в то время, когда на наши места можно было назначить лиц из весьма знатных и влиятельных фамилий. У нас не нашлось слов, чтобы выразить свою благодарность. Что мы перед ее величием! Мы один за другим шагнули вперед, и наш начальник д'Олон вручил нам назначения. Все получили почетные должности: самые высокие были пожалованы двоим, известным уже нам рыцарям; затем следовали оба брата Жанны; я назначался ее первым пажом и личным секретарем, а дворянин по имени Раймонд – ее вторым пажом; Ноэль стал ее курьером; потом следовали два герольда, а за ними Жак Паскерель, назначенный капелланом и раздатчиком милостыни. Еще раньше она назначила своего дворецкого и выбрала нескольких слуг.

Осмотревшись, Жанна спросила:

– А где же Паладин?

Сьер Бертран ответил:

– Он думал, что вы его не вызывали, ваше превосходительство.

– Нехорошо. Позовите его.

Паладин робко вошел и, не осмеливаясь подойти ближе, остановился у двери, смущенный и испуганный. Жанна ласково сказала:

– Всю дорогу я наблюдала за тобой. Ты начал плохо, но исправился. Раньше ты был пустым фантазером, но в тебе кроется настоящая храбрость, и я дам тебе возможность проявить ее.

Услышав такие слова, Паладин просиял от радости.

– Пойдешь ли ты за мной?

– В огонь и в воду, – ответил он. Тут я подумал: «Она превратила нашего болтуна в героя. Несомненно, это еще одно из ее чудес».

– Верю, – сказала Жанна. – Вот тебе мое знамя. Бери! Ты должен следовать за мной во всех походах и боях и, когда Франция будет спасена, вернешь его мне обратно.

Он взял знамя, являющееся сейчас самой драгоценной реликвией, сохранившейся от Жанны, и произнес дрожащим от волнения голосом:

– Если я когда-нибудь не оправдаю этого высокого доверия, пусть тогда мои товарищи покарают меня. Это право я оставляю за ними, зная, что у них не будет оснований воспользоваться им.

Глава XI

Домой мы с Ноэлем возвращались вместе; сначала шли молча, потрясенные тем, что произошло. Наконец, Ноэль не выдержал:

– Вообще, есть чему удивляться. Видал, как вознесли нашего медведя! Это что же, как в евангелии: первые станут последними, и наоборот?

– Действительно! Я все еще никак не могу опомниться. Ведь это одна из самых почетных должностей, какую она могла предложить.

– Да. Генералов много, и она может возвести в это звание любого, а знаменосец – один.

– Конечно! При главнокомандующем это самая видная должность!

– И добавь: самая завидная и почетная. На это место претендовали сыновья каких-то двух герцогов, как мы знаем. А что вышло? Посчастливилось лишь одной нашей ветряной мельнице. Подумать только – такое повышение!

– Просто непостижимо! Собственно говоря, это та же Жанна, только в малом масштабе.

– Ума не приложу, как это объяснить.

– По-моему, это не так уж и трудно. Ноэль посмотрел на меня с удивлением, словно желая убедиться – говорю я в шутку или всерьез.

– Я думал, – сказал он, – ты не умеешь быть серьезным, но, кажется, ошибся. Если ты можешь помочь мне разгадать эту загадку, пожалуйста. Я готов слушать.

– Пожалуй, да. Ты ведь знаешь, что у нашего глазного рыцаря голова не трухой набита, если уж он что говорит, то говорит с толком. Так вот, однажды, когда мы вместе ехали и рассуждали об исключительных дарованиях Жанны, он сказал: «Из всех ее дарований самое поразительное – зрение. У нее ясновидящее око». Не подумав, я ляпнул, как дурак: «Ясновидящее око? Ну и что тут особенного? Мы все не слепые». «Нет, – ответил рыцарь, – люди с таким зрением рождаются редко». Потом он разъяснил мне смысл своих слов, и я все понял. Он сказал, что обыкновенный глаз видит и судит только о внешней стороне явлений. А ясновидящее око проникает в сущность человека, раскрывает его сердце и душу, обнажает его способности и возможности, именно то, что недоступно обычному глазу. Он добавил, что даже величайший полководец потерпит неудачу и ничего не добьется, если у него нет дара ясновидения. Иначе говоря, грош ему цена, раз он не умеет разбираться в людях и не в состоянии безошибочно оценить своих подчиненных. Он интуитивно чувствует, что один силен в стратегии, другой без раздумья готов броситься в огонь, третий обладает необыкновенной настойчивостью и упорством. Каждого он ставит на свое место и благодаря этому выигрывает. Командир же, лишенный этого дара, все путает и терпит поражение. Он, конечно, был прав, отзываясь так о Жанне, и я это понимал. Помнится, когда еще она была ребенком, однажды ночью к нам забрел бродяга. Все мы, в том числе и ее отец, приняли его за мошенника, а она под жалкими лохмотьями его одежды угадала честного человека. Или вот еще случай: как-то давным-давно, на обеде у коменданта Вокулера я ничего особенного не приметил в наших двух рыцарях, хоть проговорил с ними добрых два часа. Жанна же, побыв там каких-нибудь пять минут и не обменявшись с ними ни словом, сразу увидела в них достойных и преданных людей. И она не ошиблась – ее определение подтвердилось полностью. А кого она направила в Блуа укрощать этих омерзительных рекрутов, бандитов и убийц, сбежавших туда из бывших шаек Арманьяка. Кого? Конечно, самого сатану – Ла Гира, этого грозного льва войны, отъявленного забияку, беспощадного громилу, извергающего, как Везувий, неслыханные проклятия и богохульства. Кто же, как не он, справится с этой толпой неистовствующих дьяволов? Кто это умеет лучше него? Никто. А почему? Да потому, что он сам – дьявол из дьяволов, равен им всем, вместе взятым, и к тому же, вероятно, приходится отцом большинству из них. До своего прибытия в Блуа Жанна временно назначила его командовать ими, а потом?.. О, потом она возьмется за этих молодчиков сама и приберет их к рукам, это уж наверное, или я совсем не знаю ее, несмотря на долгие годы близкого общения. Предвкушаю изумительное зрелище! Небесное создание в белых латах подчинит себе эту дрянь, это сборище оборванцев, эти отбросы общества.

– Ла Гир! – воскликнул Ноэль, – наш прославленный герой! Как бы я хотел увидеть его!

– И я тоже. Его имя волнует меня с самого детства. – Вот бы услышать, как он ругается!

– Еще бы! Лучше слушать его ругань, чем чью-либо молитву. И в то же время он – сама наивность и простодушие. Однажды, будучи обвиненным в грабежах, он сказал: «Если б сам бог был солдатом, он бы тоже грабил!» Вот вам и Ла Гир-этот «гнев божий». Лично я считаю его самым подходящим человеком для временного командования в Блуа, Как видишь, ясновидящее око Жанны заметило и его.

– А теперь вернемся к начатому разговору. Я с чистой душой отношусь к Паладину, и не потому, что он просто славный малый, а потому, что он – мое детище. Это я сделал его таким ветрогоном и самым первым хвастуном и лгуном в королевстве. Я рад за него, хоть и не обладаю ясновидящим оком. Но я бы никогда не назначил его на самую ответственную должность в армии. Он бы отправился у меня в тыл добивать раненых и снимать одежду с убитых.

– Что ж, поживем – увидим. Жанна, видимо, знает, где он сможет лучше проявить себя. А теперь послушай. Когда такая авторитетная личность как Жанна д'Арк говорит о человеке, что он храбр, человек верит ей, и этого достаточно. Действительно, достаточно поверить в то, что ты храбр, и ты будешь храбрым. В этом вся соль.

– Ты попал в точку! – воскликнул Ноэль. – Дело в том, что у нее не только ясновидящее око, но и животворные уста. Францию усмирили и поработили, но стоило Жанне д'Арк поднять свой голос, как Франция воспрянула духом и с гордо поднятой головой идет в поход.

Но тут меня неожиданно вызвали к Жанне. Она собиралась продиктовать письмо.

На следующий день портные сшили нам новое обмундирование, и мы получили новые доспехи. Теперь на всех нас приятно было взглянуть, независимо от того, пойдем мы на войну или нет. В богатом мундире из дорогого сукна Паладин возвышался над нами, как башня, и его великолепный костюм отливал всеми цветами радуги в лучах заходящего солнца. Форма вполне мирная, но такие воинские атрибуты, как перья на шлеме, расшитый пояс, железный панцирь и латы, придавали ему еще более статный и внушительный вид.

К этому времени был отдан приказ – идти в Блуа. Наступило утро, ясное утро с легким морозцем. Наш разросшийся отряд двинулся рысью, колонной по два: впереди Жанна с герцогом Алансонским, за ними – д'Олон вместе с нашим рослым знаменосцем, а потом все остальные; картина живописная, можете себе представить. Когда мы прокладывали путь сквозь восторженные толпы народа, Жанна в шапочке с павлиньими перьями непринужденно кланялась направо и налево. Лучи солнца, ослепляя, отражались от ее серебряного панциря. Народ понимал, что перед ним раздвигается занавес и начинается первый акт невиданной доселе драмы, и в нем пробудились надежды. Энтузиазм нарастал с каждой минутой, пока, наконец, не вылился в громовое «ура». Из отдаленного конца улицы до нас донеслись неясные звуки военного марша, и вскоре мы увидели отряды копьеносцев, двигавшихся нам навстречу; солнце играло тусклыми бликами на бесчисленных панцирях, время от времени вспыхивая ослепительными искрами на остриях отточенных копий; казалось, на нас надвигается звездная туманность, а над ней – яркое,созвездие. То был наш почетный караул. Он присоединился к колонне, и шествие замкнулось. Итак, занавес раздвинулся – начался первый боевой поход Жанны д'Арк.