Текст книги "Владимир Высоцкий в Одессе
(Документальная повесть)"
Автор книги: Марк Цыбульский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
«Место встречи изменить нельзя»
(май 1978 года – ноябрь 1979 года)
Об этом телевизионном фильме написано столько, что если собрать всё воедино, получился бы солидного размера том. Однако такого рода работа в нашу задачу не входит. Мы остановимся исключительно на участии в «Месте встречи…» главного героя данной повести. Все нижеприведённые высказывания сценаристов, режиссёра и актёров относятся исключительно к теме участия Владимира Высоцкого в создании картины, которую сам режиссёр-постановщик С. Говорухин назвал «народным фильмом».
А. Вайнер, сценарист:
«У нас с братом есть железная и нерушимая традиция: когда в свет выходит наша новая книга, мы получаем авторские экземпляры и первые десять экземпляров принадлежат нашим товарищам и друзьям. Когда вышел наш роман „Эра милосердия" по установившейся традиции мы собрали десятерых любимых друзей. Володя тоже получил от нас экземпляр „Эры милосердия" с нежными и замечательными словами. Задерживаться на застолье он не стал и убежал. Сказал: „Буду лучше читать книгу".
Наутро он примчался. Говорит: „Ребята, я вашу книгу прочитал. Книжка превосходная!" Мы сказали: „Вовочка, спасибо. Идём чай пить. Ты что, только ради этого примчался?" Он говорит: „Да. Впрочем, нет. Я пришёл застолбить Жеглова". – „В каком смысле «застолбить»?" Он говорит: „В буквальном смысле. Вы же не делаете вид, что не знаете, что это – сценарий гигантского многосерийного фильма, и Жеглова в этом фильме хотел бы играть я. И вообще, так, как я, вам Жеглова никто не сыграет".
Мы тут, естественно, съехидничали и сказали: „А чего ты так уж… Неужели, например, Сергей Шакуров сыграет хуже тебя?" Володя задумался… Надо сказать, что одним из характернейших его человеческих качеств была замечательная справедливость. Видимо, повинуясь этому чувству справедливости, он сказал: „Да… Серёжка сыграет, как я". Но мы на этом не угомонились и продолжали ехидничать. Я его спросил: „А Николай Губенко чем бы хуже тебя сыграет?" Тут уже Высоцкий задумался всерьёз – это при той быстроте, которая была ему свойственна! Потом сказал: „Мда… Об этом я не подумал… Коля лучше меня сыграет». Помолчал, потом хитро на нас покосился и сказал: „Да вам-то лучше не надо, вам надо, как я его сыграю!"
Это было смешно, и это было правильно, и в этом мы сами себе быстро отдали отчёт. Тот срез жизненных отношений, та психологическая и человеческая характеристика времени, которая была нам нужна для сорок пятого года, для начальника тогдашнего ОББ в МУРе Жеглова, Высоцкому была в высшей мере свойственна. Он то время хорошо знал, понимал и, я бы сказал, всей кожей чувствовал… Он, как никто, понимал психологию тогдашних сыщиков, понимал их человеческую суть, их идеалы, их устремления, их жизненные мотивации и задачи.
Когда мы писали сценарий, то делали его уже с определённым прицелом – на Володю. В нашем романе Жеглов имеет иные внешние характеристики. Он у нас там большой и плечистый красавец. Это надо было менять, потому что Володя был сухонький, не такого уж высокого роста. Так что некоторые вещи надо было перестраивать применительно и к типажу, и к характеру Володи Высоцкого, что мы и делали с нашим полным удовольствием.
Володя не чуждался, так сказать, подключаться к решению вопроса, как может быть решён тот или другой драматургический поворот сценария.
Для фильма Володя написал одну или две песни, сделал наброски для ещё одной-двух песен, очень симпатичных. Он стал их как-то для себя отрабатывать, причём, всё это уже происходило в ходе съёмок. Как сейчас помню один разговор. На Одесской киностудии есть такое замечательное место – аквариум. Он так устроен, что когда в него наливают воду, она сливается с линией горизонта и моря. Кинохудожники запускают туда макетики кораблей, а кинооператоры эти макетики снимают заместо настоящих. Вот мы уселись возле этого аквариума, обсуждали несколько важных вопросов – Высоцкий, Говорухин и мы. Зашла речь о песне. Володя сказал: „Я вот думал-думал и пришёл к выводу, что как только я раскрою пасть, я из капитана Жеглова, начальника Отдела борьбы с бандитизмом 1945 года, превращусь во Владимира Высоцкого, что само по себе было бы и приятно, но будет сильно рушить драматургию фильма и зрительское восприятие. Зритель так устроен, что он забыл уже, что я – Высоцкий, он видит на экране Жеглова".
Это был аргумент, друзья мои, очень серьёзный. Мы задумались, и вскоре и Говорухин, и мы согласились с ним на все сто процентов, хотя песни было ужасно жалко терять. Но он нас заверил, что в следующем сериале, – а у него была идея, он с ней носился, что мы напишем сценарий, продолжение „Места встречи…" где он будет продолжать играть Глеба Жеглова, – мы песни запустим.
Когда у нас уже был написан сценарий, стоял вопрос о нескольких режиссёрах-постановщиках. Мы с самого начала с заказчиками договорились, что прерогатива в решении вопроса о том, кто будет постановщиком, принадлежит нам, авторам. Это довольно выдающийся и редкий случай, обычно авторов никто не спрашивает.
Первоначально думалось, что будет ставить картину Алексей Баталов, но это не состоялось. Он хотел играть Жеглова, ставить фильм и самому играть, а такую огромную по объёму задачу выполнить никак нельзя. Таким образом, кандидатура Баталова отпала, было несколько кандидатур, которые нас особо ничем не привлекали.
Состоялась наша очередная встреча с Володей, как-то к обеду мы съехались в Центральный дом литераторов. Обсуждались какие-то творческие вопросы, и Володя предложил кандидатуру Говорухина. Потом мы встретились с Говорухиным, и он пообещал: „Клянусь, что ни одной фразы, ни одной строчки, ни одного слова в вашем сценарии без вашего согласия я не изменю. Клянусь публично в присутствии Володи".
Свою клятву Говорухин сдержал, и фильм, в итоге, пользовался приличным успехом. Конечно, не только в итоге этого, но и в совокупности слагаемых. Почему мы обо всём этом рассказываем? Потому что таким образом Говорухин вошёл в ядро нашего творческого коллектива, который был просто счастлив, что этот вопрос решился, несмотря на то, что на Одесской студии всякие интриги происходили, обиды, ссоры. Там оказалось, что некоторые режиссёры считали, что уже дело в шляпе, что они будут снимать эту картину на базе, скажем, полуминутного разговора со мной или с Георгием. Год назад был разговор на эту тему, а Жора или я отвечал ему: „Посмотрим".
Начались кинопробы. Были представлены основные актёры. Один герой неоспоримый – это Высоцкий на роль Жеглова. Второй – его постоянный партнёр, его второе „я" в этой картине – это Шарапов. Вдруг нам Говорухин говорит: „Я предлагаю Владимира Конкина". Мы говорим: „Кто такой?" Он говорит: „Он играл Павку Корчагина". Я честно могу вам признаться, что мы ту картину не смотрели, но как-то однажды по ящику краем глаза что-то такое я видел, и мне не понравилось исполнение. Я как-то всегда иначе себе представлял Павку Корчагина, не таким, как его себе представлял Конкин.
Говорухин сказал: „Он замечательный! Это то, что для Шарапова надо. Вы не видели его глаза, его лицо – чистое, благородное".
Сделали кинопробы, посмотрели. Не понравился он нам решительно. И не потому, что он артист плохой или человек неважный… Он нам на экране в виде Шарапова не понравился. Мы себе Шарапова представляли, а потом описали в своём очень большом по объёму романе, а потом в сценарии, как фронтового разведчика, который сорок два раза ходил через линию фронта и возвращался с „языком" на плече.
Не надо быть самому фронтовиком, не надо быть ветераном и иметь семь пядей во лбу, чтобы представить, что разведчик, который захватывает в плен фашиста на его территории и тащит его на плечах через линию фронта, должен быть убедительно сильным мужчиной. Володя Конкин никак таким мужчиной не мог выглядеть, он не был им рождён.
Когда эти пробы были показаны на Центральном телевидении, оказалось, что наше мнение разделил худсовет в полной мере – ни одного голоса за Конкина не было подано, и режиссёру официально предложили искать другого артиста…
Через несколько дней он звонит: „Прошу вас, приезжайте, при вас будем делать пробы претендентов на роль Шарапова. Я нашёл десять человек".
Приезжаем мы на студию, вводит он нас в гримёрную, где будущие „Шараповы" гримируются. Увидели мы этих восемь или девять „Шараповых" упали на пол и зарыдали, и захохотали. Все признаки истерики были налицо.
Он пригнал нам ещё десять Конкиных, только похуже и пожиже. Где он их смог за неделю достать – это уму непостижимо, но он вообще очень энергичный товарищ. Когда мы это увидели, мы сказали: „Слава, стоп. Не надо тратить плёнку, не надо делать кинопробы. Извинись перед людьми, заплати им, что полагается".
Мы поняли, что в какой-то его режиссёрской извилине образ Конкина засел у него навсегда в качестве Шарапова, и если мы начнём его заламывать, мы можем поломать ему творческий настрой. Так вопрос был закрыт и нам, собственно, не дали, а мы сами взяли Конкина. Самый первый материал стал показывать, что наши опасения были не напрасными, но уже деваться было некуда…»[131]131
Цит. по фонограмме творческого вечера братьев Вайнеров. Ленинград, 1983.
[Закрыть].
Г. Вайнер, сценарист:
«Ему хотели платить тринадцать рублей за съёмочный день, потому что Володя Высоцкий, в отличие от других величайших артистов, своих партнёров, не был ни заслуженным артистом, ни народным. Он был просто артист, а такого звания, как Артист с большой буквы, в штатном расписании не существует. Пришлось предпринять нечеловеческие усилия, поставить нашими совместными усилиями Гостелерадио перед альтернативой – закрыть картину на середине, на которую уже потрачено полмиллиона, или платить Высоцкому нормальную съёмочную ставку. В связи с тем, что им не хотелось терять потраченные полмиллиона, Высоцкому подписали ставку 50 рублей за съёмочный день.
(Не совсем так, но близко. В музее Одесской киностудии хранится расчётная ведомость фильма „Место встречи изменить нельзя" фотокопия которой была опубликована в газете „Комсомольская правда", выпуск от 10–17 августа 2006 г., на стр. 19. Согласно этому документу, Высоцкий получал 42 рубля за съёмочный день. В. Конкин получал на десять рублей больше. – М. Ц.)
Высоцкий тратил, я думаю, половину съёмочного времени на то, чтобы руководить актёрами. Руководить он умел замечательно, потому что он делал это с уверенностью, твёрдостью, лёгкостью и неоскорбительностью. В нём была очень чётко просматриваемая социальная роль лидера.
В свою очередь, он с ними и очень щедро расплачивался, потом что во всех возникающих конфликтах он затрачивал огромное количество своих сил для того, чтобы развеселить людей. Мог спеть, отвлечь, рассказать шутки, анекдоты, чудовищные какие-то истории, над которыми все хохотали. Это никаким штатным расписанием не предусматривается, а эффект на работоспособность огромный.
Наверное, на восемьдесят процентов Жеглов действует в картине вместе с Шараповым. Артист Высоцкий проводил, наверное, половину времени, объясняя заслуженному артисту УССР Конкину его задачу в эпизоде, ситуацию в кадре, и показывал, как надо ходить. Надо отдать должное Конкину – он понимал разницу, и слушал Высоцкого. У Высоцкого была поговорка: „Наша работа ничего не стоит" и он очень щедро отдавал свои силы и время, пытаясь как-то подтянуть Конкина к своему уровню. А с другой стороны, у него была высокая художественная корысть: он не мог его бросить на произвол судьбы – мол, как хочешь, так и снимайся. Он понимал, что разрыв между ними, если он не будет Конкиным руководить и затрачивать на него половину своего времени, возникнет такой громадный, что достоверность его собственной роли, эффект художественного произведения будет подрезан.
Высоцкий заставлял работать всю группу в два раза быстрее, потому что сам торопился. У него всегда остро не хватало времени. Он всё делал очень быстро, передвигался почти бегом, ездил на машине так, что одна машина всегда у него была разбита.
Надо отметить одно важное обстоятельство: Высоцкий очень точно понимал социальную роль Жеглова… Такой яркий и сильный человек, как Жеглов, при определённых исторических предпосылках, предоставленный своим инстинктам и своему пониманию правосознания, превращается из обуха, при помощи которого держали в узде преступность, в кистень против людей порядочных.
Когда был закончен монтаж, черновая сборка, то там было фактически семь серий. Но поскольку было твёрдо оговорено договором, что будет только пять серий, две серии пришлось уничтожить. Это жалко, конечно. Когда вместо семи серий пришлось монтировать всё-таки пять, то режиссёр не имел указаний, какие конкретно сцены надо выкидывать. Это было на его усмотрение, был приделан только метраж. И то, что он оставил за рамками картины, в принципе, по качеству уступает тому, что в ней осталось»[132]132
Там же.
[Закрыть].
С. Говорухин, режиссёр картины, рассказывает совершенно иную версию того, как они с Высоцким оказались партнёрами по фильму.
«Повесть нашёл я сам (творчество Вайнеров мне было знакомо), прочёл, восхитился, рассказал Высоцкому, что вот, мол, есть замечательная книжка и роль на него.
«О! – сказал Володя. – Мне Вайнеры как раз подарили её, сказали: прочти, прекрасная роль на тебя. Но я ещё не читал».
Поехали к Вайнерам, по дороге я рассказал ему сюжет. Приехали, пообедали, побалагурили, понравились друг другу. Союз был заключён.
Так они и не узнали, что Володя на тот момент не читал их книжки»[133]133
Цит. по факсу Говорухина С. Лазаревой Г., 4.07.2006. в кн.: Лазарева Г., Миненко В. «Имена Одесской киностудии. Владимир Высоцкий». Одесса, 2006.
[Закрыть].
Непонятно, ради чего С. Говорухину потребовалась эта история… Ведь сам же он много лет назад, сразу после выхода картины на экран, рассказывал всё совершенно иначе:
«Идея поставить фильм по роману братьев Вайнеров пришла не мне. В данном случае снимать фильм меня пригласил Владимир Высоцкий»[134]134
Цит. по газ. «Вечерняя Одесса», 16.11.1979.
[Закрыть].
«10 мая 1978 года – первый день съёмок. И день рождения Марины Влади. Мы в Одессе, на даче нашего друга. И вот – неожиданность. Марина уводит меня в другую комнату, запирает дверь, со слезами просит: „Отпусти Володю, снимай другого артиста". И Володя: „Пойми, мне так мало осталось, я не могу тратить год жизни на эту роль". Как много потеряли бы зрители, если бы я сдался в тот вечер»[135]135
Цит. по: Говорухин С. «Такую жизнь нельзя считать короткой» в кн. «Четыре четверти пути», Москва, 1988. С. 102.
[Закрыть].
«Он давно подумывал о режиссуре. Хотелось на экране выразить свой взгляд на жизнь. Возможность подвернулась сама собой. Мне нужно было срочно уехать на фестиваль, и я с радостным облегчением уступил ему режиссёрский жезл.
Когда я вернулся, группа встретила меня словами: „Он нас измучил!"
Шутка, конечно, но, как в каждой шутке, тут была лишь доля шутки. Привыкших к долгому раскачиванию работников группы поначалу ошарашивала его неслыханная требовательность. Обычно ведь как? „Почему не снимаем?" – „Тс-с, дайте настроиться. Режиссёру надо подумать". У Высоцкого камера начинала крутиться через несколько минут после того, как он входил в павильон. Объект, рассчитанный на неделю, был готов за четыре дня. Он бы в моё отсутствие снял всю картину, если бы ему позволили»[136]136
Говорухин С. Неизвестное об известных // Наш следопыт. Санкт-Петербург, 1998. № 9 (18). С. 18.
[Закрыть].
«Конкин сыграл хорошо, кто спорит, но я-то видел другого Шарапова. Я предполагал сначала позвать Губенко. И тут Высоцкий заспорил: куда, мы с ним будем мазать одной краской… Действительно, это был бы Шарапов подстать Жеглову, сам с некоторой приблатнённой хитростью. А нужен был интеллигент. И только когда уже полкартины отсняли, я вспомнил про Филатова. Они бы с Высоцким отлично работали, – и это был бы тот Шарапов, какого я хотел с самого начала. Не уступающий Жеглову по силе, не пасующий перед ним. Сильному в пару годится только сильный»[137]137
Говорухин С.: «В пару сильному годится только сильный». Интервью Быкову Д. Цит. по еж. «Собеседник». Москва, 30.08–05.09.2006. № 33 (1131). С. 12.
[Закрыть].
На вопрос о взаимоотношениях со сценаристами во время съёмок, С. Говорухин ответил так: «Мы разругались ещё до их начала. Они были не согласны с некоторыми изменениями в сценарии, а то, что я настаивал на кандидатуре Конкина, просто вывело их из себя. Так что они даже попросили убрать свою фамилию из титров, первоначально там был указан некий Станислав Константинов (очевидно, намёк на Станиславского). Только потом, когда фильм имел такой успех, мы встретились, и Вайнеры согласились фамилию вернуть»[138]138
Говорухин С.: «Высоцкий хотел отказаться от роли Жеглова». Интервью Леонову О. // Областная газета. Екатеринбург, 18.11.2004. С. 21.
[Закрыть].
Эта информация подтверждается документально: в музее Одесской киностудии хранятся подписанные режиссёром листы титров фильма. В качества автора сценария действительно указан никогда не существовавший Станислав Константинов. Уточним заодно, что братья Вайнеры не просто согласились вернуть свою фамилию, а переснимали титры за собственные деньги.
В другом интервью С. Говорухин сказал: «Я ему (Высоцкому. – М. Ц.) не заказывал песни для этого фильма, но он кое-что сам по собственной инициативе предлагал. Я сразу отказался от песен. Когда я оставил его вместо себя – это был июнь (1978 г. – М. Ц.) Всё, что он тогда наснимал – всё вошло в картину. К сожалению, ему достались не самые интересные эпизоды. Ну, например, такие, как опознание Фокса, в этом эпизоде играет моя жена Юнона. Я не хотел с ней работать – это моя бывшая жена. И допрос Шараповым Груздева. Вообще он театральный режиссёр, и поэтому эпизоды получились все немножко длинноватые. Все эпизоды присутствуют в фильме, у нас не было времени что-то переснимать, да и не было необходимости»[139]139
Цит. по интервью Говорухина С. Акимову Б., 12.02.1990. Опубл. в сб. «Белорусские страницы». Вып. 42, Минск, 2006. С. 41.
[Закрыть].
О том, что Высоцкий был очень рад возможности снять несколько эпизодов в картине как режиссёр-постановщик, вспоминает Д. Калиновская, соавтор Высоцкого по сценарию «Помните, война случилась в сорок первом…»:
«Я приехала в Одессу. С приятелем мы едем в машине под проливным дождём. Жуткий ливень. Едем мимо киностудии. Возле киностудии стоит Володечка и, прикрываясь чуть ли не кейсом или папкой какой-то от дождя, ловит машину, уже мокрый до нитки. Мы его забрали к себе в машину, повезли в аэропорт. То есть, даже не в аэропорт, мы вышли раньше, он поехал дальше. Мы ехали, и он рассказывал, что Слава Говорухин уехал. Какое счастье! Он может немножко порежиссировать. Он ему оставил эту работу. И он говорит: „Они так здорово играют! Я их накачиваю. Они у меня такие возбуждённые, так всё хорошо делают"»[140]140
Цит. по интервью Д. Калиновской Б. Акимову, 3.02.1990. Опубл. в сб. «Белорусские страницы». Вып. 45. Минск, 2006. С. 61.
[Закрыть].
С. Говорухин упомянул две сцены, снятые Высоцким, – опознание Фокса и допрос Груздева. Были ли другие? Возможно, что да. «Зиновий Гердт, игравший в фильме Михаила Михайловича, соседа Шарапова по коммунальной квартире, вспоминал, что когда он приехал в Одессу для съёмок своего эпизода, вместо Говорухина съёмками руководил Высоцкий… А так как Зиновий Гердт принимал участие в павильонных съёмках коммунальной квартиры, то отсюда следует, что и эти сцены тоже поставлены Высоцким»[141]141
Мельниченко Л. Я не спел вам в кино, хоть хотел…// Одесса. 1998. № 1 (19).
[Закрыть].
Сказано с большим апломбом, но действительности это не соответствует. Как сказала мне участвовавшая в той сцене артистка Н. Корниенко (исполнительница роли Шуры), сцена в коммунальной квартире снималась не в Одессе, а в Москве. Высоцкий принимал в ней участие только как актёр.
Со слов Е. Леонова-Гладышева, исполнителя роли Васи Векшина, мы знаем, что и эту сцену снимал Высоцкий.
«Эпизодическая роль, но знаменательно, что этот эпизод с моим участием снимал Владимир Высоцкий… Во-первых, чувствовалось, что не только задатки режиссёра в нём, несомненно, есть, и что он абсолютно готов к режиссёрской работе, а во-вторых, на съёмочной площадке ощущался его неоспоримый авторитет.
…Меня поразило то, что он хорошо и детально знал послевоенное время. Помню, возник вопрос, что у Васи Векшина должна быть какая-то татуировка на руке, потому что по роману он в прошлом колонист, вышел из заключения, а в то время у таких людей это была и потребность, чуть ли не необходимость, и мода. Посыпались предложения: „За Родину! За Сталина!" „Не забуду мать родную!" и другие подобные банальные предложения. А Владимир Семёнович предложил написать женское имя…
«Лёлю» предложил Высоцкий. Спустя много лет я узнал, что в довоенные и первые послевоенные годы очень модным было имя Лёля.
Белое офицерское кашне появилось на шее у Васи Векшина – это опять же деталь, придуманная Высоцким, довольно характерная деталь, потому что многие молодые люди, не попавшие на фронт в силу своего возраста, после войны щеголяли этим кашне, подобным образом подчёркивая свою, якобы, принадлежность к фронтовикам»[142]142
Желтов В. Автор татуировки – Высоцкий // Калейдоскоп. Санкт-Петербург, 1996. № 7(130). С. 25.
[Закрыть].
Не сомневаюсь, что и татуировку, и кашне предложил Высоцкий. В фильме, однако, этих кадров нет. Видимо, Е. Леонов-Гладышев не смотрел окончательную редакцию фильма. И тут мы подходим к интересной теме: какие сцены с участием Высоцкого были из фильма вырезаны?
Из воспоминаний тех, кто участвовал в работе над картиной, я знаю об одной не вошедшей фильм сцене с участием Высоцкого. Вспоминает художник-постановщик картины В. Гидулянов:
«Помню, снимали эпизод в декорации „квартира Шарапова". Ночной вызов на задание. В дверь стучит водитель „Фердинанда". Спросонок с постелей вскакивают Шарапов и Жеглов. Оба худенькие, в длинных ситцевых заношенных трусах, оба на одинаково тонких ножках. Съёмочная группа взорвалась смехом. И дольше всех стоял хохот Высоцкого. Эпизод вырезали, – думаю, зря…»[143]143
Цит. по кн.: Лазарева Г., Миненко В. «Имена Одесской киностудии. Владимир Высоцкий». Одесса, 2006.
[Закрыть].
Есть неподтверждённая информация о другом эпизоде: в МУР приглашён инструктор по самбо. Во время демонстрации им приёмов самообороны Глеб Жеглов выхватывает у инструктора картонный нож и «всаживает» его в грудь растерявшемуся спортсмену[144]144
Инф.: Владимирова Н., Валентинов А. «Прощайте, капитан Жеглов. До нового свидания, лейтенант Шарапов?»// Российская газета. Москва, 10.03.2000. С. 24.
[Закрыть]. Видимо, эпизод не попал в фильм по политическим соображениям: в советские времена считалось, что эффективнее самбо ничего быть не может – и вдруг такой конфуз. Впрочем, это только догадки.
Цитирование воспоминаний актёров я начал с Е. Леонова-Гладышева, теперь послушаем других актёров, имевших дело с Высоцким-режиссёром.
Ю. Карева, исполнительница роли Желтовской, жены Груздева:
«Станислав Сергеевич (Говорухин. – М. Ц.) привёз сценарий и предложил любую роль на выбор (нельзя не отметить, что эти слова резко расходятся с вышеприведённым высказыванием самого Говорухина, сказавшего, что он не хотел работать с бывшей женой. – М. Ц.) Но у меня тогда были спектакли почти каждый день, а время шло… И тут мой сын Серёжа закатил скандал… В общем, сын настоял, чтобы я немедленно летела в Одессу. Но к тому времени осталась одна более или менее подходящая роль – совсем незаметная роль Желтовской в одном маленьком эпизоде опознания Фокса и освобождения Груздева. Вспоминать о нём я не люблю, потому что у меня там совсем ничего не получилось, да и озвучивала её не я. Меня на озвучание не отпустили из театра. Но самое интересное в этом эпизоде то, что снимал его сам Володя.
…Прилетела я в Одессу и совсем растерялась в незнакомой обстановке. Ничего не знаю, ничего не умею… Не умею держаться перед камерой, не понимаю, кто чем занимается на съёмочной площадке, к кому с каким вопросом можно подойти. И в такой круговерти меня спас Володя. Он окружил меня самой настоящей отцовской заботой. Он помогал абсолютно во всём – рассказывал, показывал, объяснял, что к чему и как, знакомил с людьми, делал всё, чтобы я чувствовала себя уверенно и естественно. Хотя он сам, как я сейчас понимаю, очень волновался и чувствовал себя совсем неопытным в режиссуре, и ему самому была нужна надёжная поддержка. Но виду он, конечно, не подавал. Был очень собран, доброжелателен ко всем членам съёмочной группы. Здорово помог Володе Сергей Юрский. Он как изумительный профессионал, как заправский режиссёр, держал всю группу в своих руках, не давал расслабиться, халтурить, следил, чтобы каждый был на своём месте.
Сняли эпизод очень быстро, и сняли, по-моему, совсем неплохо, но когда вернулся Станислав Сергеевич и просмотрел отснятый материал, то остался ужасно недоволен. Они жёстко и откровенно разбирали с Володей по косточкам весь эпизод. Станиславу Сергеевичу не нравилось всё – как я хожу, как я говорю, как и во что меня одели. Не знаю почему, но больше всего раздражал его платок, который был накинут мне на плечи. А ведь Володя просил снять этот платок. Но я сказала, что в нём мне как-то уютнее, и он настаивать не стал, а только улыбнулся: „Ну, раз тебе уютнее…"»[145]145
Карева Ю.: «В этом был весь Володя». Цит. по ж. «Вагант», Москва, 1992. № 10 (35). С. 9–10.
[Закрыть].
Не могу исключить, что С. Говорухина раздражала не столько неумелость Высоцкого в качестве режиссёра (в конце концов, будем откровенны, – этот эпизод в фильме выглядит ничуть не хуже других, снятых им самим), а то, что снималась его бывшая жена… Впрочем, это, конечно, только предположение.
С. Юрский, исполнитель роли Груздева, о своей помощи Высоцкому на съёмочной площадке рассказал немного:
«В сцене допроса Жеглов, по моему мнению, действует очень наступательно, даже директивно. Поэтому я и предложил, чтобы Жеглов (не случайно, отнюдь не случайно) наступил ногой на плащ Груздева, когда тот хотел встать. Высоцкий возражал – он режиссировал эту сцену. Но, в общем, пришли всё-таки к соглашению… Я доказал Володе, что так будет убедительнее выглядеть характер Жеглова и способ его действий, не очень-то демократичный…»[146]146
Цит. по ж. «Вагант». Москва, № № 3–4 (76–77), 1996. С. 11.
[Закрыть].
Когда я разговаривал с С. Юрским, тот сказал, что говорить о влиянии на Высоцкого было бы неправомерно: «Это он сам снимал, учился, собирался стать кинорежиссёром. Не я ему помогал, а он снимал. У нас были, конечно, такие коллегиальные, дружественные разговоры, я ведь активный артист, – но только и всего»[147]147
Цит. по фонограмме беседы от 15.03.2007.
[Закрыть].
О работе Высоцкого в картине С. Юрский был весьма высокого мнения: «Высоцкий, так случилось, в большинстве сцен, в которых я снимался, был режиссёром в связи с тем, что Говорухин уехал куда-то по неотложным делам и оставил его за себя. Поэтому я наблюдал Высоцкого, как говорится, в двух ипостасях одновременно. И мне кажется, он замечательно с этим справлялся. Это поднимало его дух, он был контактен, очень легко шёл на компромиссы… Да, это был один из лучших моментов его жизни – время съёмок „Места встречи изменить нельзя"»[148]148
Юрский С.: «Играть нужно только любимых». Цит. по ж. «Воин». Москва, 1995. № 12. С. 80.
[Закрыть].
Прежде, чем предоставить слово В. Конкину, почитаем, что сказал главный оператор фильма Л. Бурлака:
«Роль в телефильме „Место встречи изменить нельзя" была одной из первых для Станислава Садальского. Но, несмотря на это, „новенький" сразу показал себя человеком незаурядным. И вообще он был таким заводилой! Постоянно шутил, пытался всё перевернуть – в хорошем смысле – на съёмочной площадке. Но при этом был очень дисциплинированным и ответственным. Никогда не опаздывал на съёмки, не приходил нетрезвым (запомним это. – М. Ц.).
Весёлые темпераменты Высоцкого и Садальского сковывали Конкина. Конкин даже обижался. Я помню, Володя подходил и делился со мной, что он себя неуютно чувствует, так как Высоцкий его частенько подкалывал. Ему казалось, что его недолюбливают, приходилось успокаивать»[149]149
Цит. по еж. «Комсомольская правда». Челябинск, № 117 (23754), 10–17.08.2006. С. 18.
[Закрыть].
У В. Конкина, исполнителя роли Шарапова, воспоминания о съёмках остались вовсе не радужные, и тут он, пожалуй, расходится со всеми остальными членами съёмочной группы:
«То, что я сыграл Шарапова – это, прежде всего, заслуга Станислава Сергеевича Говорухина. Все остальные были категорически против моего участия в картине, но Говорухин меня отстоял.
И работа началась, но первые результаты тоже никому не понравились. Тогда вдруг, совершенно неожиданно, Станислав Сергеевич сказал фразу, которая меня просто сразила наповал: „Володя, ты меня предаёшь! Я так тебя отстаивал, а у нас ничего не получается".
Тогда я тихо собрал свой чемодан и уже решил было уезжать, как вдруг в дверь моего гостиничного номера постучался Виктор Павлов, с которым мы должны были сниматься в прологе фильма…
Так вот Витя Павлов спрашивает: „Чего это ты чемодан собрал?" – „Да вот, Витя, уезжаю я. Не могу больше работать в такой обстановке, когда все тебя не любят, не понимают, а теперь ещё и в предательстве обвиняют. Да и Высоцкий давит, как танк, ничего не слушает, тянет одеяло на себя…" А именно так и было, чего скрывать? Не знаю, может, кому-то и приятно, когда на него орут. Мне приятно не было, у меня просто руки опускались… Другая порода, понимаете? Не толстокожий я, что ж поделаешь…
А Вите Павлову я буду по гроб жизни благодарен… Мы вышли на улицу. Смеркалось. А неподалёку от нашей гостиницы был то ли институт марксизма-ленинизма, то ли ещё что-то в этом роде, и там стояли на пьедесталах Маркс и Ленин. Вот в этих декорациях Витюша начал читать сценарий. Как смешно было! Мне и в голову прийти не могло, что это, оказывается, просто комедия, водевиль, канкан на тему борьбы с бандитизмом. По крайней мере, в интерпретации Витюши всё выглядело именно так… Я просто умирал от смеха! В общем, ему удалось вырвать меня из атмосферы всеобщей агрессивности, поддержать и успокоить.
А потом приехал Стас Садальский, и Высоцкий со свойственным ему темпераментом начал давить уже на Стаса. Дело в том, что Владимир Семёнович в очередной раз куда-то опаздывал, хотя в своё время и обещал, что будет сниматься только „у друга Славы" в театре останется лишь на „Гамлете", отменит все планы, все гастрольные поездки. На самом же деле, то на месяц пропадал, то на два. Кто сейчас об этом вспомнит?
Значит, стал он на Стаса давить, повторялась та же история, что и со мной. Но я уже привык, у меня выработалась внутренняя броня.
Я говорю: „Стас, попроси получасовой перерыв"…Я завёл Стасика за ближайший сарай, где уже был накрыт на земле рушник со всевозможными яствами и бутылкой шампанского. Стас выпил стаканчик, другой, а я тем временем ему объяснял: „Успокойся, дорогой, я испытал то же самое, но потом притерпелся".
За эти полчаса Стас пришёл в себя, и когда вернулся на съёмочную площадку, то был уже совершенно спокоен, только язык немного заплетался – отсюда эта шепелявость у его героя…»[150]150
Конкин В.: «Жестокость в наших отношениях доминировала». Беседовал Нодель М. Цит. по газ. «Сегодня». Москва, 31.01.1995.
[Закрыть].
Кстати, режиссёр картины С. Говорухин историю появления шепелявости у Кирпича рассказывал совершенно иначе:
«Высоцкий помог создать образ Кирпича, – он же изначально не шепелявил. Володя часто рассказывал истории, словно придуриваясь. И вот эту его манеру в картине скопировал Садальский»[151]151
Говорухин С.: «Высоцкий хотел отказаться от роли Жеглова». Интервью Леонову О. // Областная газета. Екатеринбург, 18.11.2004. С. 21.
[Закрыть].
То, что образ Кирпича лепился не без помощи Высоцкого, подтверждал и сам исполнитель С. Садальский:
«Вопрос: Смешной дефект речи, который был у Кирпича, вы специально придумали?
– Это Высоцкий подсказал такой приблатнённый говорок. Ну а я уж дальше развил, тем более что у самого в детстве был неправильный прикус. Вот видите, чем хороша актёрская профессия, – свои недостатки можно превратить в достоинство.
Вопрос: Кстати, как вам работалось на съёмочной площадке с Высоцким? Вы были с ним дружны в жизни?
– Я, пожалуй, сейчас единственный из артистов, кто не клянётся, что был близок с Высоцким. Мы с Высоцким как-то сразу друг другу не понравились. Он мне – тем, что был разодет во французские шмотки. Володя же возмутился, когда я однажды спросил, кто это у нас тут вертится на съёмках: „Как кто? Это же Марина Влади!" По ходу работы, конечно, отношения сложились»[152]152
Садальский С.: «Зовите меня просто – ваше превосходительство». Беседу вёл Луканин М. «Комсомолец Кубани». Краснодар, 10.02.1994.
[Закрыть].
Пора, однако, вернуться к воспоминаниям В. Конкина. В одном из интервью он сказал так:
«Трения (в отношениях с Высоцким. – М. Ц.) возникали буквально на ровном месте, – он был постоянно не согласен с моей игрой. А поскольку Владимир Семёнович был другом Говорухина ещё со времён„Вертикали", ему позволялось высказывать своё мнение по любому поводу и делать замечания всем и вся. Думаю, Высоцкий пользовался своей лужёной глоткой чаще, чем это было нужно.