Текст книги "Виски со сливками"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Она, как могла, попыталась убедить Лилю в необходимости подчиниться.

Лена уже знала, что с виллы не сбежать, и лучше из худшего выбрать лучшее, чем оказаться в худшем положении. Вроде бы Лиля с ней согласилась.

В свой следующий приезд Геннадий Павлович велел Лене и Лиле заняться перед ним лесбийской любовью. Лена всегда предпочитала мужчин, но была готова выполнить эту прихоть хозяина. Для Лили же подобное было неприемлемо.

Дубовицкий велел запереть Лилю в отдельной комнате и дал указание вводить ей какие-то препараты.

Отару больше не разрешали встречаться с Лилей. Один раз она все-таки уломала Сулему открыть ей дверь Лялиной комнаты. Лиля лежала на кровати, безвольно глядя в потолок. Лена попыталась её растормошить, но бесполезно.

Сулема сказала, что Лиля почти ничего не ест и просто чахнет на глазах. Лена не знала, пользовал ли Лилю хозяин после того раза или нет, но подозревала, что да.

Я подумала, что Валера с Костиком беспокоились не зря. Девушка пришла в отчаяние, не хотела жить так, как была вынуждена жить, – и перерезала себе вены.

– Наташа, – обратилась ко мне Отару, – ты сказала, что Лилю убили. Это правда? Я покачала головой.

– А что случилось?

– Она покончила с собой.

– Господи! – воскликнула Лена. – Бедняжка! Господи!

Отару расплакалась. Мы с дядей Сашей молчали.

Я не знала, что сказать Лене. Меня спасла Людмила, постучавшая в дверь и пригласившая нас всех на ужин.

– Лена, спускайся, – велел ей дядя Саша, – а мы с Натальей придём через пару минут.

Отару кивнула и ушла. Я вопросительно посмотрела на Никитина.

– Нас ждут большие проблемы с Рутой, – заметил он.

– Какое нам дело до Рутиных проблем? – удивилась я. – Пусть Марис с ними разбирается. Мы помогли её вытащить, а дальше их дело. Я свою роль выполнила.

Дядя Саша молчал. Я поняла, что не все так просто.

– Что вы хотите сказать? – спросила я.

– Завтра, вернее, уже сегодня, мы все поедем в Латвию. Марис, Рута, ты, Вахтанг и я.

– А что с остальными будет?

– Зураб берет себе Оксанку. Понравилась она ему, понимаешь ли.

Насмотрелся, как они с его братом в цистерне кувыркались, так ему тоже захотелось. Его дело. Оксанку, по-моему, такой вариант устраивает. Ей вообще все равно, с кем. Лену я уже пристроил пожить к одному своему знакомому.

– Так что же вы ей об этом не сказали? – поразилась я.

– Завтра скажу. Ей предоставят жильё, место, где можно укрыться.

Девочка-то она приметная, наш друг Гeннадий Павлович дело это просто так не оставит. Так что Отару надо временно спрятать а потом, глядишь, и свидетельницей выступит. Утром я ей все объясню. Она девочка послушная.

Вот это дядя Саша подметил правильно. Лена готова подчиняться. Да и все её царапины подлечить надо бы. Значит, вопрос с Леной и Оксанкой решался. Но что с Рутой?

– В Латвии и у Мариса и у меня будут кое-какие дела, – снова заговорил дядя Саша. – А вам с Вахтангом придётся провести какое-то время с Рутой… С Марисом я пока не мог поговорить. – Дядя Саша усмехнулся. – Когда завтра протрезвеет, обсудим вопрос. Но, в любом случае, у Руты будет ломка.

– Но может, стоит отправить её в клинику?

– Не знаю… В общем, как решит Марис. Планировалось, что вы поедете в глубь Латвии, там у Мариса какие-то родственники на хуторе. От греха подальше.

М-да, интересно, что дядя Саша с Марисом спланировали? Весёленькое меня ждёт время – с родственниками Мариса, Рутой в период ломки и большим любителем женщин Вахтангом Георгиевичем, восстанавливающим здоровье после пулевых ранений. Но выбора пока нет. Мне необходимо смыться из Питера. Поживу на природе, покупаюсь, позагораю. И какое мне дело до Руты, Вахтанга и всех остальных? Я свою часть сделки выполнила. Пусть теперь Марис обеспечивает мне проживание в Латвии и модельные контракты в Скандинавских странах, как обещал.

С этой мыслью я спустилась на ужин.

Глава 18

На следующее утро протрезвевший Марис заявил, что ему нужно задержаться в Петербурге, но чтобы мы отправлялись в Латвию, не дожидаясь его. Он присоединится к нам несколько позже. Сделав пару звонков, он сообщил, что нас ждут и что для обследования Руты специально приедет его знакомый врач, кое-чем обязанный Марису.

– Прямо на хутор приедет? – спросил дядя Саша.

– Да, – кивнул Марис. – Это очень хороший психотерапевт. Я ему полностью доверяю. И… если у кого-то из вас есть какие-то проблемы, – Шулманис обвёл взглядом нашу компанию, начиная с дяди Саши, переходя на Вахтанга и кончая мной, – можете с ним посоветоваться.

Мне было бы интересно узнать, по каким вопросам могли бы обратиться к психотерапевту уверенные в себе дядя Саша или Вахтанг. Эти, по-моему, могли только по хирургам ходить пули вытаскивать или к протезистам выбитые зубы вставлять, но чтобы к такому врачу? Да и мне к нему обращаться было не с чем.

Вот к колдуну к какому-нибудь, может, и сходила бы, да и то только в том случае, если бы верила в возможность возвращения на эту грешную землю моего предыдущего.

Марис пообещал дяде Саше, что лично передаст Мулатку с рук на руки по указанному Никитиным адресу, проследит за «делом Дубовицкого» и постарается быть в курсе отношений Зураба с Оксаной. Если она ему надоест – пристроит туда, куда велел дядя Саша.

После этого мы начали обсуждать, на чем нам лучше ехать. Все сошлись на том, что наиболее подходящий для нас вид транспорта – автомобиль, только мы никак не могли прийти к общему мнению, на каком ехать. Вахтанг Георгиевич настаивал на своей комфортабельной цистерне, в которой места хватит всем, да и путешествовать в ней удобно. И сколько запасов можно с собой прихватить!

Главным для Чкадуа был комфорт.

– Не забывай, что нам, возможно, придётся и по Латвии много ездить, – заметил дядя Саша. – И маневрировать. А вдруг уходить от погони? Я, например, не уверен, что на ней мы сможем успешно скрыться, если возникнет такая необходимость:

– Но Саша… – промычал Вахтанг.

– Возьмите «лендровер», – предложил Зураб. – Ну чем не машина? По любым дорогам пройдёт. Ведь не зря на ней гонки по всяким непроходимым местам устраивают? Как раз то, что вам нужно.

– Нет, надо бы что-нибудь попроще, – заметил дядя Саша. – Чтобы не особо в глаза бросаться.

– Тогда остаётся моя «бээмвэшка», – вставила я. – Скромно, но со вкусом. И машина проверенная.

Дядя Саша снова отклонил предложенный вариант и заявил, что теперь ему надо кое-кому позвонить. Может, нам выделят нужную машину. «Интересно, кто это такой добренький?» – подумала я, но не стала спрашивать вслух. Ну что ж, дядя Саша уже продемонстрировал, что умеет хорошо готовиться к операциям. Пусть ещё раз постарается. Я была согласна ехать на той машине, которую выберет Никитин.

Мы стали собираться в город. Было решено, что поедем на моей машине, дядя Саша оставит её у своих друзей, которые предоставят взамен другую. Я заявила, что мне нужно сделать одну остановку.

– Тебе что, шмоток не хватает? – спросил дядя Саша. – Если уж так нужно заехать на квартиру, скажи, что взять. Я дам задание своим людям.

– Нет, вещей мне хватит, – ответила я. – Если только до зимы не задержимся. Шубку не прихватила.

– Так чего не хватит?

– Мне нужно заехать на кладбище.

– А это ещё зачем?

– Попрощаться с одним человеком.

– Он работает на кладбище?

– Нет, проживает.

Все. с удивлением уставились на меня. Я пояснила, что хочу побывать на могиле Сергея – мужчины, оставившего в моей жизни самый заметный след. Меня стали отговаривать, но я упорно стояла на своём, заявив, что не посидев на могиле Сергея, никуда не уеду. В конце концов дядя Саша махнул рукой, назвав меня «упрямой ослицей», но вынужден был уступить, поняв, что я все равно поеду, куда решила.

– Тогда в город нужно двигаться, по крайней мере, на трех машинах, если не на четырех, – заметил Вахтанг Георгиевич. – Наташа отправится по своим делам, ты, Саша, по своим. У Мариса – свои. Ну да и мне, откровенно говоря…

– Нет, Вахтанг, нет, нет и нет! – перебил его младший брат. – Ты не будешь заниматься никакими делами! Хочешь, чтобы в тебя ещё раз выстрелили? А вдруг попадут?

– Так и в тот раз попали, – усмехнулся Вахтанг.

– Теперь по-другому попадут! В сердце попадут! Не пущу! – вопил Зураб.

– Только через мой труп! Саша, скажи ему!

Никитин поддержал Зураба Георгиевича и Вахтанг согласился сопровождать по делам дядю Сашу. Интересно, может, полковник Никитин хочет отвезти старшего Чкадуа куда-то во вполне определённое место? Или что-то у него выпытать? Что-то мне не особо верилось в такую заботу, которую дядя Саша проявлял о благополучии Вахтанга Георгиевича. Зачем-то он был ему нужен…

Чкадуа заявил, что тогда их повезёт Вадим на памятном «лендровере», а потом отгонит его обратно. Можно и Мулатку захватить, а не оставлять на даче вместе с Зурабом и Оксанкой. То есть в одной машине поедут Вадим, Вахтанг, дядя Саша, Рута и Мулатка, а на второй мы с Марисом.

– Послушай, – обратился ко мне Шулманис, – может, ты тогда мне тачку оставишь? А то без машины в Питере… сама понимаешь…

– Конечно, оставлю, – благосклонно согласилась я. – И потом не нужно отгонять её к друзьям дяди Саши, просто поставишь на мою обычную стоянку.

Я объяснила, куда, сколько нужно заплатить и кому именно. Марис обещал все сделать. Да. и зачем мне потом выуживать машину от дяди Сашиных знакомых?

Мало ли что… Пусть уж лучше стоит, где всегда стояла. На том и порешили.

Вахтанг Георгиевич разлил всем красное вино (настоящее грузинское, а не «подвальное»), встал с бокалом в руке, чтобы произнести тост (наверное, за успешное воплощение наших планов), уже Расплылся в улыбке и открыл рот, чтобы начать Речь, как наступившую тишину прорезал дикий вопль:

– Убью суку!

За первым криком последовал второй, издаваемый уже другим лицом. Все мужчины дёрнулись, не понимая, что случилось. Мне же сразу стало понятно, что происходит: опять сцепились Оксанка с Мулаткой.

Все мужчины бросились в направлении, откуда раздавались вопли и звуки ударов, я спокойно дожевала кусок яблока, не торопясь, поднялась со своего места. Открылась дверь из кухни, и в столовую заглянула Людмила:

– Что там? – шёпотом поинтересовалась она.

– Да бабы две дерутся, – отмахнулась я. – Эка невидаль!

– А эти все глазеть побежали?

– А то как же! Сама знаешь, как мужичьё любит посмотреть, как тётки из-за них друг друга бутузят, – подтвердила я.

– Из-за кого сцепились-то? – любопытничала Людка. – Из-за хозяина?

Вопрос заставил меня задуматься. Я в самом деле не знала, почему сцепились Оксанка с Мулаткой. Отару говорила, что Оксанка её ненавидит за то, что Лена стала любимой наложницей Дубовицкого, но они больше не у Геннадия Павловича в гареме. Зураб чётко заявил Оксанке, что берет её к себе. Одну.

Тогда что же? Я решила пойти выяснить ситуацию, пообещав рассказать Людмиле все, что удастся узнать.

Как выяснилось. Мулатка бросилась на защиту Руты, которую почему-то решила отбутузить опохмелившаяся Оксанка. И эту пьянь хочет забрать к себе Зураб? Не понимаю я мужиков. Мулатку я зауважала. За себя постоять толком не могла, а вот за более слабую и беззащитную вступилась. Боролась как львица! У меня, откровенно говоря, на мгновение появилось желание ввязаться, чтобы также поддать этой стерве Оксанке, но я вовремя сдержала свой благородной порыв: не нужно опускаться до такой степени, тем более в присутствии мужиков. Особи противоположного пола стояли как очарованные, глядя на бой. Ситуацию следовало в корне менять. Эту почётную миссию могла на себя взвалить только я – больше было некому.

– И не стыдно вам? – завопила я. – Ещё мужики называются! Нет, чтобы разнять немедленно, так они представление решили посмотреть! Зураб, ты хотел эту пьянчугу? Так забери её! Забери и наслаждайся. Может, ещё тебе когда-нибудь пару раз поддаст. Или дом спалит. Нужна тебе такая? Ты посмотри на неё, посмотри. Полюбуйся! Дядя Саша, вы-то куда смотрите? Вахтанг Георгиевич, как вы можете допускать подобное в своём доме? Марис, постыдился бы! Твою Руту защищает другая женщина, а ты стоишь, разинув пасть!

Мои увещевания подействовали. Девчонок растащили. Рута уже поднялась из угла, куда её отшвырнула Оксанка, и с безразличным выражением лица сидела в кресле. Латышке было все равно. Она посмотрела на нас пустыми глазами и отвернулась к стене. Марис бросился к ней и запорхал вокруг кресла, воркуя на латышском.

Зураб не поскупился на воспитательные мероприятия – и Оксанка получила кулаком в глаз, правда, восприняла это в порядке вещей, придя к определённым выводам, о которых тут же сообщила вслух:

– Бьёт – значит, любит. Ты правда меня любишь, Зурабчик?

Она, шатаясь, поднялась с ковра и полезла к Зурабу Георгиевичу целоваться. Тот пытался от неё увернуться, не решаясь дать ей во второй глаз, а надо было бы.

Вахтанг с дядей Сашей увели Мулатку, чтобы в очередной раз оказать ей первую помощь.

Вот настрадалась Ленка! Но на этот раз Оксанка не одержала над ней победу – борьба шла на равных.

Я поняла, что делать мне в этом обществе нечего: Марис крутился вокруг Руты, Оксанка уже вела покорного Зураба в опочивальню, дядя Сами, Вахтанг и Мулатка скрылись в чьей-то комнате. Я отправилась на кухню к Людмиле. Мне вдруг страшно захотелось есть.

Увидев, как кухарка опять достаёт из-за банки с мукой очередную бутылку и украдкой прикладывается к ней, я подумала о своей дорогой мамочке. Я решила, что перед отъездом мне обязательно нужно заглянуть и к ней. Если только она ещё жива и обитает в той же квартире. Могла ведь продать, чтобы хватило на выпивку.

* * *

Примерно через час мы все-таки тронулись в путь. Я в гордом одиночестве ехала на своей «бээмвэшке». На этот раз я не маскировалась под старуху, но парик все-таки нацепила, да и оделась нетипично для себя. Хорошо знающая меня женщина ещё могла бы меня узнать, но только не мужчина. А если меня кто-то ещё ищет, то только мужики. На всякий случай Вахтанг отдал мне свою трубку.

Дядя Саша, Вахтанг и безразличная Рута забрались в комфортабельную цистерну, за руль которой сел племянник Зураба. Вадим, Марис и израненная Мулатка отправились путешествовать в «лендровере». Леньке было дано задание отогнать разбитый джип Михалыча к какому-нибудь озеру и утопить там – пусть ищет на здоровье. Зураб заявил, что пару деньков побудет на вилле брата, с делами разберётся. Я прекрасно понимала, что дела эти – вино-водочные. Оксанка была заперта в одной из комнат, но ей не привыкать – сколько она там недель в гареме прожила?

Мы договорились о встрече с дядей Сашей, Вахтангом и Марисом через три часа после въезда в город. Дядя Саша не сомневался, что успеет и забрать нужную машину, и ещё кое-какие дела переделать за это время. Племянник Зураба отгонит цистерну назад. Вадим с Марисом отвезут Мулатку по указанному дядей Сашей адресу, а потом на общей встрече-прощании Марис пересядет в мою машину, а я – в пригнанную дядей Сашей и Вахтангом. Вадим на «лендровере» отправится назад на виллу. По моим подсчётам, я должна была успеть и заскочить к мамочке, и побывать на кладбище. На машине обернуться можно быстро. Конечно, если все идёт по плану. Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает.

Глава 19

Первым делом я решила съездить к родной мамочке, которую не имела счастья лицезреть со дня нашего переезда. Насколько мне было известно, брат Андрюша тоже с ней ни разу не виделся с тех пор и желания такого не испытывал.

Я, откровенно говоря, тоже не ощущала таких позывов, вот только требовалось выяснить одну вещь, а ещё лучше, запастись различными ядами – мало ли что в пути может пригодиться. Тех остатков в маленькой бутылочке, которые я в своё время увела у мамаши, может и не хватить. Мало ли в какую ситуацию влипну…

Дядя Саша, конечно, может обеспечить меня чем угодно (в его возможностях я уже не сомневалась), вот только хотелось бы иметь что-то своё, так сказать, для личного пользования.

Адрес мамашиной квартиры я назвать не смогла бы, помнила только улицу, остальное планировала найти визуально (я там бывала, когда мы только собирались меняться) – зрительная память у меня отличная, впрочем, и не только зрительная.

Я оставила машину у соседнего дома – зачем привлекать лишнее внимание?

– и направилась к мамочкиной парадной. На лавочке сидели четыре старушки – несли вахту, осматривая всех входящих и выходящих. Меня оглядели с ног до головы. Но запомнят они только самые заметные детали – рыжие волосы (я специально выбрала сегодня этот парик из всех, предложенных дядей Сашей), накладные веснушки на носу и щеках, очень широкие плечи. Я была в зеленом пиджаке с набивными плечиками и зелёных джинсах. В таком виде меня можно было принять за баскетболистку. Пусть свидетели запоминают спортивную рыжую девушку.

Зелёный цвет я терпеть не могу и согласилась бы его надеть только под дулом пистолета. Но на этот раз я оделась так по доброй воле, чтобы сбить со следа возможных противников.

Итак, я поднялась на лифте на пятый этаж, где находилась мамочкина хата, и позвонила. За дверью было молчание, я позвонила ещё раз. На этот раз из соседней квартиры показалось старушечье лицо – двойник бабы Кати из моей парадной (или в каждой имеется такая бабка, все знающая и все ведающая? Только вот почему она с остальными на лавочке не сидит?).

– Бабушка, – исключительно вежливо спросила я, – не скажете ли, есть кто дома у ваших соседей?

– А то как же, – кивнула бабка, открывая дверь пошире. – Только пьяные все. Как обычно. Спят.

– Значит, стоит и дальше звонить? – посоветовалась я с бабкой.

– Если добудитесь, конечно. А вы откуда будете-то?

Легенду я продумала заранее, а поэтому, ни секунды не колеблясь, сообщила:

– Из Госкомимущества.

– Откуда? Откуда?

Я подозревала, что работники Госкомимущества по квартирам не ходят, только откуда это знать соседке моей мамаши? Я пояснила бабке, что представители нашей организации ходят по квартирам злостных неплательщиков, выясняя, по каким причинам не производится плата за жильё, поскольку недавно вышел новый указ, в соответствии с которым злостных неплательщиков надлежит выселять, предоставляя освобождающиеся квартиры нуждающимся. Исключение составляют малоимущие семьи с малыми детьми. Последнее я добавила специально, чтобы расположить бабку к себе: алкоголиков выселяем вон, а к малоимущим проявляем жалость. Моя уловка сработала.

Бабка тут же начала рассказывать, какие оргии устраивает моя мамаша с сожителями. Оказалось, что моя родительница в данный момент проживает с двумя, один из которых моложе её на семь лет, а второй аж на одиннадцать. Я мысленно поаплодировала мамочке. Генетика, конечно, страшная вещь. Может, любовь противоположного пола к моей особе – это тоже подарок родителей? Трудно сказать, трудно сказать.

Кроме двух постоянных сожителей, к мамочке ещё какие-то кавалеры захаживают, когда этих двоих нет дома.

– А на что они живут? – поинтересовалась я. – Работают где-нибудь?

Бабка считала безобразием отмену статьи за тунеядство, потому что таких, как её соседи, давно следовало посадить за колючую проволоку и заставить там работать. Мамочка где-то то ли мыла полы, то ли махала метлой, сожители на пару трудились грузчиками, а вдобавок ко всему вся святая троица собирала бутылки по микрорайону. Этакая дружная шведская тройка с рюкзачками. У меня мелькнула мысль, не пристроить ли их всех в какой-нибудь Вахташин подвальчик? И я вроде бы свой дочерний долг выполню, и мамочке с хахалями хорошо. Я решила, что вернусь к этому вопросу по возвращении в Питер. Конечно, если я сюда вообще когда-нибудь вернусь.

– У вас случайно ключей от их квартиры нет? – спросила я у бабули.

Соседка сообщила, что моя мамочка ни с ней, ни с кем другим из парадной не дружит, её тут не любят и будут очень рады, если её выселят. Я попросила у бабки дать мне её собственные ключи – вдруг подойдут – и решила попробовать свои собственные. Только взглянув на замок, я знала, что тут сгодится любая проволочка, но при бабке ковыряться не хотелось.

На моё счастье подошёл бабкин ключ от почтового ящика.

– Им замки не нужны, – заявила она. – Им все равно беречь нечего. И воры к таким не пойдут. Чего у них брать-то? Воры-то теперь умные.

Откуда бабка знала про то, какие воры теперь и какие были раньше, я уточнять не стала. Для отвода глаз я записала фамилию, имя, отчество и телефон соседки и сказала, что в случае необходимости наш комитет свяжется с ней. Вдруг нам понадобится какая-то информация, а ездить сюда неудобно, на телефонные звонки граждане не отвечают… Соседка с радостью выразила готовность предоставлять нашему комитету любую необходимую информацию – только бы мы этих алкашей выселили. Я прошла в квартиру. Бабке, как я видела, очень хотелось пойти вместе со мной, но мне её присутствие было совсем ни к чему. Я не сомневалась, что она будет стоять на лестнице, приложив ухо к двери, или слушать из своей комнаты, прижав ухо к стене. Пусть слушает. То, что мне нужно, я скажу на кухне, тихо и на ухо мамочке.

Стоило мне открыть дверь, как мне тут же ударил запах мочи из незакрытого туалета. Хотя в квартире были открыты окна и на кухне, и в комнате, запах дешёвой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался. Справа от входной двери была прибита вешалка, на которой висели какие-то старые пальто. Ни туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно. А ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок в доме. Или это отец её заставлял?

Я надела специально приготовленные тонкие резиновые перчатки и заглянула на кухню. Грязная, по всей вероятности, никогда не мытая плита в дальнем левом углу, незакрытое помойное ведро, от одного вида которого у меня к горлу подступила тошнота, остатки нехитрой закуски на столе, три табуретки – и горы пустых бутылок.

В комнате мамочка с сожителями уже успели учинить пожар. Может быть, даже не один. Обгорели занавески и две стены, правда, несильно, но тем не менее. Единственная тахта тоже пострадала, но спать на ней ещё было можно. По крайней мере, в этот момент на ней лежали две фигуры в одежде – мужская и женская. Ещё один мужичонка сладко посапывал под грубым деревянным столом, положив под голову пиджачок. На столе тоже были остатки пира, гора окурков в тарелке – и бутылки, бутылки, бутылки. «Да тут целое богатство, – подумала я. – Интересно, на какую сумму можно их сдать?» Сдачей бутылок я никогда не занималась, просто выставляя их на лестницу, так что цен на стеклотару не знала.

Бегло осмотрев этикетки, я узнала знакомые. Здесь была продукция по большей части из запасников Вахтанга Георгиевича. Так вот для кого дорогой господин Чкадуа изготавливает пойло, для моей дражайшей мамочкой и её сожителей.

Моего присутствия никто не заметил, троица продолжала сладко посапывать, хотя ложиться было ещё рано. Но у мамаши с друзьями был свой режим.

Ладно, надо будить. Времени у меня не так много.

Я направилась к тахте, задела по пути за колченогий стул, чертыхнулась, стул с грохотом упал, но никто из троицы на шум не отреагировал. Вначале я для порядка потрясла мамашу за плечо, но не тут-то было. Она промычала что-то невнятное, попыталась меня оттолкнуть и снова погрузилась в забытьё. Тогда я решила использовать старый испытанный способ. К мамочке я заявилась с подарками. Все-таки родная дочь, негоже к родительнице с пустыми руками приезжать. Вахтанг Георгиевич меня по моей просьбе обеспечил товаром. Чкадуа, конечно, хотел мне что-нибудь высококачественного предложить, но я пояснила, что дама, для которой это предназначается, качество все равно не оценит – это во-первых, во-вторых, её организм качественную продукцию может и не принять, да и бормотуха ей как-то роднее и привычнее. Вахтанг Георгиевич выделил мне три пол-литровые бутылки из серии фирменных «коктейлей» Вадика с Ленькой.

Я отвинтила пробку первой попавшейся бутылки, извлечённой из моей сумки, приподняла мамашу за шиворот (чтобы не захлебнулась), поднесла горлышко ко рту – и стала ждать реакции. Испытанное средство подействовало. Не открывая глаз, мамаша подняла руку, ловко ухватилась за бутылку – и начала заглатывать содержимое как воду. Выпив половину, она наконец разомкнула веки и не совсем ясным взором уставилась на меня. Родную дочь мамаша не узнала.

Я не стала терять времени и заявила:

– Вставай и пошли на кухню. Разговор есть.

– А? Чего?.. – промычала мамаша.

Я показала ей содержимое сумки. Этот аргумент подействовал лучше всего.

Мамаша тут же поднялась и, пошатываясь, двинулась за мной. Я плотно прикрыла дверь в комнату – на всякий случай. Вдруг все-таки хахали проснутся?

– Погоди, пописаю, – сообщила мамаша и направилась в туалет.

Я тем временем зашла на кухню и встала у раскрытого окна, чтобы не потерять сознание от запаха, исходившего от помойного ведра. Я старалась ни к чему не прикасаться – все в кухне было замызганным, над головой жужжали мухи и какие-то мошки. В компании с тараканами эта компания питалась остатками закуски на давно не мытых тарелках. По стенам ползали различные домашние насекомые… Я не понимала, как можно жить в этой помойке. Я лично всегда любила чистоту. Да, в общем, раньше и у нас в доме было чисто. «Или это отец требовал от матери соблюдения порядка? – опять подумала я. – И как человек мог так опуститься, тем более женщина?»

Наконец появилась мамочка и плюхнулась на табуретку рядом с плитой. Я стояла напротив входа в кухню у раскрытого окна, плита находилась в дальнем углу, так что мы оказались напротив друг друга.

– Наташа? – удивилась она.

Вот это да! Неужели узнала? Или забыла, как я выгляжу на самом деле, а увидев холёную высокую девушку, появившуюся у неё в квартире, пусть и рыжую, пришла к выводу, что это могу быть только я. У меня были сомнения, признаваться ей или нет. Пока я думала, мамаша продолжила:

– А тебя туг искали.

– Кто? – спросила я.

– Да мужики какие-то молодые. Выпить нам принесли. Много выпивки притащили. Все допытывались, где ты. У меня, у Витьки с Сашкой. Я сказала, что не знаю, ты ко мне не заходишь. Ты поэтому пришла? Не бойся, я не сказала, где ты живёшь.

Можно подумать, они этого не знают. Знают получше тебя. Просто проверяли все возможные места, но, познакомившись с тобой, дорогая мамочка, явно решили, что я с родительницей связь не поддерживаю и туг прятаться не могу.

– А как там Андрюша? – спросила мать, – Вы меня совсем забыли. Хоть бы заехали иногда… Дай ещё глотнуть-то.

Я протянула ей открытую бутылку, глядела на мать и думала, что с того времени, как я её видела в последний раз, она постарела лет на двадцать. Просто старуха, сухая, жилистая, вся седая, опустившаяся. Одно хорошо – полнота мне не грозит. Опять же если верить в наследственность.

– Деньжат не подкинешь? – спросила мать.

– Взамен на информацию, – ответила я, не желая терять время.

Мамаша посмотрела на меня довольно осмысленным взглядом.

– Где ты брала яд? – Я глядела ей прямо в глаза. – Которым отравила отца.

Мамаша расхохоталась и долго не могла успокоиться.

– Тоже кого-то травануть решила? Мужик тебя бросил? К другой стерве ушёл? И от тебя, от красивой? Это все не просто так, Наташка. На нашей семье проклятие. Родовое проклятие. На семь поколений.

– Чего? Чего? – Я ошалело посмотрела на мать.

– Да, дочка. Не будет тебе счастья с мужиками. Не будет. Уходить будут, бросать, гулять. Может, и замуж выйдешь, и дите родишь, а счастья не будет.

Внезапно за плитой послышалось какое-то шуршание. Я подпрыгнула на месте. Мамаша меня успокоила, сообщив, что там у неё тоже проживают домашние животные.

– Хоть бы кота завела, что ли, – заметила я.

– А чем его кормить-то? – искренне удивилась мать.

Я не нашла, что ответить, и поинтересовалась:

– А кто нас проклял?

– Твою прабабку её несостоявшаяся свекровь. Это мне моя мать рассказала, когда я ещё за твоего отца замуж собиралась. Говорила мне: не выходи, не выходи, не будет тебе счастья. Роди просто ребёнка, вырастим. Я же выходила уже беременная Андрюшей. И вышла. А твой папочка сразу же от меня гулять начал. Я тебя-то знаешь, почему родила? Думала его удержать. Двумя детьми. Думала, что от двух-то детей он никуда не денется. Он и жил с нами, семью не бросил, потому что вас любил, а на меня внимания не обращал. Я же в доме у вас была как прислуга.

Мать расплакалась. Мне стало её жалко, потому что я понимала: многое из того, что она говорит, – правда. Она была в нашем доме прислугой. Готовила, стирала, убирала, молча сносила измены отца, да и мы с братом на неё никогда серьёзно не смотрели… Принимали все как должное. Но слова матери меня ещё и возмутили. Как вы думаете, приятно узнать, что тебя родили только для того, чтобы удержать мужика? Я высказала мамаше, что о ней думаю по этому поводу. Она пожала плечами и продолжала:

– Все были против твоего рождения, Наташка. Моя мать, отцовские родители, да и я тебя не хотела, если честно. Если бы твой отец меня тогда послал куда подальше, я бы тебя в роддоме оставила. Отец-то твой тебя тоже не хотел. Потом только, когда ты родилась, он тебя обожать стал. Ты ведь на него как две капли воды похожа. Ты была его любимой женщиной. Единственной женщиной, которую он любил. Своих бл… он не любил, только трахаться к ним бегал… И ты его обожала. Я же знаю. Меня ты никогда не любила, а папочку своего боготворила. Знаешь, как мне тяжко было? Я спину гнула на вас, на детей, на него, на кобеля, а не получала от вас ни ласки, ни тёплого словечка, а папочка ваш придёт от очередной бл… – и вы с Андрюшей в нему несётесь и с колен не слезаете. Знаешь, каково мне было на это смотреть?

– Но отец же тебя не бросил, – заметила я сквозь зубы. – Это ты его отравила.

Мать пожала плечами.

– Лучше бы бросил, – сказала она на удивление твёрдым голосом – словно не вылакала только что пол-литра бормотухи. – Может, жизнь бы у меня совсем по-другому сложилась.

– А как же родовое проклятие? – поинтересовалась я, не очень верившая в подобные дела. – Что там прабабка-то учудила?

– Хочешь знать? Испугалась? – Мать зло посмотрела на меня, прищурив глаза. – Ну так слушай.

Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого, но богатого жениха. Семья наша тогда влачила жалкое существование, и этот брак решил бы проблемы прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась, а убежала из дома и тайно обвенчалась с самым красивым парнем на деревне. Несостоявшаяся свекровь, которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена.

Чтобы все женщины в нашем роду были несчастливы в любви. Ведь сын колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот мать и решила, чтобы последующие поколения в семье изменщицы страдали из-за её поступка. Муж прабабки через год бросил её с маленькой дочкой и ушёл к другой. Потом она ещё раз вышла замуж – и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, моя мать родилась уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего отца, но, как мне было известно, жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было хорошо, и безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом был отец, обожавший своих детей. Но не жену.