Текст книги "Трое (СИ)"

Автор книги: Мария Зайцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Эй, брат, – Мартинез тихо тронул напряженного Диксона за рукав, – остынь. Они разговаривают просто.

– На хуй иди.

Диксон резко встал, направляясь к разговаривающим молодым людям.

– Цезарь, останови его! – Керол с тревогой смотрела на Мартинеза, – не надо этого! Мишель и так видеть их не хочет, а если он еще и бить всех, с кем она говорит, будет…

– Да как я его остановлю, он же как танк! – Мартинез огляделся, решая, что предпринять, – а где твой Гризли? О, вот он! Зови сюда!

Гризли, показавшийся из дверей тюрьмы, в самом деле довольно неспешным шагом направлялся к кухне. То, что происходило возле огорода, было скрыто от его взгляда.

Мартинез посмотрел вслед спешащей к своему мужчине Керол, потом глянул на все так же невозмутимо жующую Мишонн:

– А ты, я смотрю, совсем не беспокоишься о подруге, mujer bella?

Мишонн продолжала есть, не реагируя на его слова.

Она не видела никакого смысла дергаться. Диксон Мишель ничего не сделает, она вполне в состоянии сама за себя постоять. А ее собеседник уже должен бы понять, что не стоит с ней заигрывать. Обычно это в течение двух дней понимали все новенькие мужчины. Если он до сих пор не осознал опасность, что ж… земля ему пухом…

С момента их возвращения, когда дорогу от затеянного городка до тюрьмы преодолели в рекордные сроки, и успели-таки спасти бесчувственную Мишель, так и не приходящую в сознание, Диксоны, когда по одиночке, сменяя друг друга, а чаще всего вдвоем не отходили от нее ни на шаг.

Пока девушка металась в горячке, определенной Хершеллом, как нервная, от перенесенного стресса, братья сидели у ее кровати, разговаривая с ней, уговаривая, держа за руки.

Потом Мишель очнулась. Увидев у кровати Дерила, отшатнулась так, что выдернула капельницу из руки. Заплакала, тихо и горько, отвернувшись. Дерил смотрел, кусая губы, не пытаясь заговорить, подойти поближе, потом прибежала Андреа и вытолкала его прочь.

Мишель еще долго плакала, Андреа и пришедшая чуть позже Мишонн сидели возле нее, пытаясь отвлечь и утешить.

– Зачем мы здесь? Зачем приехали? – все время повторяла Мишель, – не хочу тут… Не хочу!

Наконец, ее удалось успокоить, но через полчаса принесся старший Диксон, услышавший, что Мишель очнулась.

Младший к этому времени, с совершенно отсутствующим, каменным лицом,  убрел куда-то в сторону леса.

Мерла остановить не удалось, он ворвался в палату, упал на колени перед кроватью Мишель.

– Куколка, девочка моя…

Мишель смотрела на него блестящими от слез, испуганными глазами, ничего не говорила. Только опять отшатнулась, когда он попробовал взять ее за руку.

– Девочка… Ты прости меня, я мудак, ну прости меня! Я во всем виноват!

– Мерл… – она говорила чуть слышно, – уходи.

Больше она ничего не сказала, Мерл уходить не желал, все пытаясь убедить ее в чем-то. Убрать его из комнаты удалось только Хершеллу, за которым экстренно сбегала Андреа.

Он вышел из комнаты, но дальше не двинулся, намертво заякорившись в коридоре.

– Он где? Мишонн, он где? – Мишель схватила подругу за руку.

– В коридоре.

– А… Дерил?

– Ушел, не знаю , куда.

– Мишонн, зачем мы здесь? Я не смогу здесь, с ними… После всего. Я не смогу им в глаза смотреть, понимаешь? Давай уедем? Пожалуйста!

С огромным трудом удалось убедить Мишель остаться в тюрьме до полного выздоровления. Она упрямо твердила, что не сможет оставаться здесь, с Диксонами, после того, что с ней сделал Губернатор. Она заставила подруг поклясться, что они ничего никому не скажут.

Андреа промолчала о том, что Мерл, увидев синяки на руках, следы от зубов и засосы на шее Мишель еще тогда, в убежище, все понял, и метался диким зверем, вытрясая из нее информацию о том, кто это сделал. Дерил ничего не спрашивал, но на лицо его смотреть ей было откровенно страшно. Она ничего не сказала, кроме клятвенного заверения, что девочку не успели изнасиловать, но про остальное молчала каменно, и от применения мер воздействия  к ней спас только Шейн, заслонивший ее грудью, и Мартинез, кричащий, что он сам поможет найти тварь, сделавшую это с Мишель, что , скорее всего, это кто-то из Вудберри, и что они перетрясут весь этот гребанный город по камешку. Но не сейчас. Сейчас надо срочно везти девушек в тюрьму, к Хершеллу.

Разум взял верх над эмоциями.

Андреа так и не сказала Мишонн о том, что произошло тогда в убежище. И теперь не собиралась говорить Мишель, понимая, что девушка в этом случае даже выжидать не будет, пока выздоровеет, убежит прямо сейчас, уползет. На тот свет , скорее всего, учитывая ее состояние.

Чуть придя в себя, Мишель попросила передать Диксонам, что она не хочет с ними говорить, и если кто-нибудь из них будет ее преследовать, то она просто опять уйдет, куда глаза глядят. Не будет никакого разговора по душам, ничего больше не будет. Они уже давно чужие друг другу, вот пусть все так и остается. При любом другом раскладе Мишель уйдет. С Мишонн, если та захочет, или одна. Ей не привыкать.

Мерл слушал молча, с каменным лицом, сжав зубы, искоса поглядывая на вернувшегося накануне из леса брата, успевшего уже нажраться до полной невменяемости, протрезветь, получить по физиономии от старшего, и теперь сидевшего с таким же лишенным всяких эмоций выражением лица.

– Скажи ей, Блонди… – голос Мерла звучал особенно хрипло, – скажи ей, что мы не будем к ней подходить. Пусть не боится.

Дерил отвернулся, сплюнув на землю.

Братья держали слово. Они не подходили к Мишель, издалека с тоской наблюдая за ней, начавшей подниматься и прогуливаться уже в конце первой недели во дворе тюрьмы.

Они не заговаривали с ней, сидевшей вместе со всеми женщинами вечером за чаем, спешащей по делам в коридорах, играющей с детьми возле загона для животных.

Они никак с ней не контактировали. Никак.

Но из виду не упускали ни на минуту. Это было заметно всем обитателям. Тем, что знали их давно, и тем, кто пришел совсем недавно.

Мишонн была уверена, что, надумай Мишель опять провернуть фокус с исчезновением, Диксоны будут знать об этом.

И ни за что теперь, никогда не оставят ее одну.

Глава 33

– То есть ты мне сейчас говоришь, что трое самых серьезных защитников уедут непонятно куда и неизвестно когда вернутся? Мерл, прости, но ты оборзел.

– Шериф, это ты оборзел. Ты решил, что я у тебя разрешения спрашиваю? Нихрена. Я тебя просто в известность ставлю. Цени это, блядь. Мог  бы и не говорить.

– Мерл, но так нельзя, ты понимаешь это? У меня здесь женщины беззащитные, дети. В конце концов, ты тоже здесь оставляешь … любимого человека…

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, шериф. Мы ненадолго уедем. Совсем ненадолго. Нубийская королева говорит, здесь день пути. Примерно. Ну и там день-два… Как сложится. Так это… Слышь, шериф… Пригляди здесь за нашей… Чтоб не делась никуда опять. Я бы братуху оставил, но его ж не остановишь, мудака… Пригляди. Как человека тебя прошу. А я тебе обещаю, слышь, шериф, слово даю, что вернемся, и с Дерилиной завалим всю тюрягу жратвой. Все, чего надо принесем, из леса неделями вылезать не будем, и все , что надо твоим малявкам, тоже добудем. Хоть из другого штата приволокем. Только дай мне эти три дня.

– Мерл…

– Нет, ты дослушай. Ты пойми меня, шериф. Я не могу спокойно жить, пока знаю, что эта тварь где-то по земле ходит. И брат не может. Это наше дело с ним. Чернявочка едет по своим причинам, они у нее есть наверняка. Да и мне она нужна сильно, она мне этого скота укажет. А Гризли и подходить близко не будет, сверху прикроет. У тебя дохрена остается людей еще.

– Да кто остается-то? Шейн, Гленн, Цезарь, Дейл … Женщины? Хершелл? Остальным доверять не могу, ты же понимаешь. И как я в этих условиях смогу позаботиться о вашей женщине? Сам знаешь, что все в одну секунду может произойти. А тюрьма обескровлена. Слишком большой риск, Мерл. Гризли останется.

– Блядь. Ну ладно, шериф, пусть так. Но за девочкой пригляди, ты слышишь меня?

– Да, Мерл. Удачи вам.

– Бывай, шериф.

Мишель.

То, что Диксоны уехали, она поняла сразу же. За все время своего нахождения в тюрьме, Мишель постоянно и очень остро чувствовала на себе их взгляды. Где бы она ни была, что бы ни делала, с кем бы ни разговаривала, всегда кто-то из братьев ошивался в пределах видимости. Этот постоянный молчаливый контроль не досаждал, как ни странно, наоборот, придавал спокойствия, уверенности в том, что с ней больше ничего плохого не произойдет, ведь они рядом.

Мишель по-прежнему не могла терпеть чьи-либо прикосновения, плохо спала ночами, кричала, заставляя живущую с ней Мишонн просыпаться и утешать ее.

Но почему-то стало легче. И спокойнее. Мишель не знала, когда она впервые испытала это ощущение. Возможно, в тот самый момент, когда, находясь в мучительном  бредовом забытье, в убежище еще, она почувствовала их рядом. Их теплую силу, энергию, уверенность. То, чего она не ощущала с того самого ужасного происшествия с Мерлом. Абсолютно на инстинктах, абсолютно наощупь, совершенно слепо, она, не осознавая этого, потянулась к ним всем своим существом, желая  воссоединения, желая стать целой.

Тем не менее, она боялась быть с ними рядом, и боялась, что они узнают, что с ней произошло. Она не хотела этого.  Ничего уже не будет , как прежде, ничего не вернется. Не будет того единения душ, которое почему-то сложилось у них с самого начала. Мишель, как никогда, чувствовала себя куском чего-то целого, что разъединили насильно, что уже не соберешь.

И, наблюдая Диксонами, неустанно нарезающими круги вокруг нее, она ощущала лишь боль потери. Она их потеряла. Навсегда. Несмотря на то, что она чувствовала их теплое оберегающее присутствие даже на расстоянии, девушка понимала, что так не может продолжаться вечно. Они должны разорвать эту мучительную для всех связь. Она больше уже не та наивная, открытая девушка, что так привлекла их. Она даже не знает, сможет ли когда-либо позволить  себе прикоснуться к кому-либо, быть с кем-либо рядом.

Однако,судя по их поведению, Диксоны все же всерьез решили не отпускать ее. Но это уже не им решать. Она теперь сама все решит. Так, как будет лучше для всех.

Несмотря на то, что сейчас она, как никогда, чувствовала холод одиночества, беспокоилась за них, исчезнувших так внезапно, да еще и Мишонн с собой прихвативших, девушка была настроена решительно.

В конце концов, надо собраться с силами и поговорить, объяснить, что нет у них будущего, ничего нет. Они должны понять. Они должны попробовать жить, смотря вперед, а не в назад.

Безусловно, их прошлое было невероятным. Мишель часто вспоминала их домик в лесу, безмятежные , наполненные страстью, нежностью, доверием, любовью, дни и ночи. Зачем они уехали? Решили бы они что-нибудь с отоплением, с Диксонами ей точно не пришлось бы мерзнуть и голодать. И не было бы никогда в ее жизни Мерла в наркотическом трансе, диких, безумных глаз Дерила… Не было бы Вудберри.

Они совершили ошибку, уехав. Они разорвали этот круг , этот  уже сложившийся счастливый пазл.

И теперь осколками блуждают по орбите друг друга,  и никакой возможности воссоединиться нет.

 Надо разбивать эту безнадежность. Мишель твердо решила, что подлечится и уйдет. С Мишонн. Андреа, похоже, окончательно застряла здесь, вцепившись в Шейна, как в единственную свою отдушину.

Если Мишонн не захочет, Мишель уйдет одна. Надо, наконец, избавляться от этой детской зависимости быть рядом с кем-то. Она ни с кем не сможет больше быть.

– Слушай, Диксон, а ты ведь совершенно loco idiota, si?

– Че? – Мерл оторвался от чистки лезвия в протезе, основательно уделанного кровью, и недобро взглянул на Мартинеза.

– Он говорит, что ты ебанутый придурок, – Дерил в последний раз проверил уровень всех необходимых жидкостей в байке и теперь , присев на него, закурил.

– Аааа... Совсем  ты страх потерял, Брауни, как я погляжу… – Мерл, однако же, совершенно не разозлился, услышав о себе такое, а продолжил свое занятие.

Мартинез глянул на невозмутимую Мишонн, стоявшую поодаль и пристально вглядывающуюся в столб густого черного дыма, в глубине леса, покачал головой:

– Иди к нам, belleza, нечего там смотреть. Никто уже оттуда не приедет. Furioso Диксон постарался.

– Так, я не понял, – Мерл наконец-то решил возмутиться, – ты недоволен чем-то, блядь? Все получилось очень даже круто. Нам даже делать ничего не пришлось, этот дегенерат сам все сделал.

– Да, конечно, – хмыкнул Мартинез, – сам… Вы, Диксоны, сalamidad, рядом с вами выживают только совершенно отмороженные…

– Че?

– Он говорит, что мы – как это… – Дерил пощелкал пальцами, – стихийное бедствие, блин, ураган.

– Аааа, ну че, так и есть… – с этим Мерл был согласен, – это Брауни прав, нехер становиться у нас на пути. Тебя это тоже, кстати, касается, Цезарито… Еще раз тебя возле нашей девочки пронаблюдаю, то, че мы с этим говнюком сделали, покажется легкой разминкой тебе…

Мартинез , осторожно и опасливо покосившись на все так же стоявшую поодаль Мишонн, недовольно пробормотал, скривив губы:

– Это все уже давно в прошлом, чего вспоминать… Да и не было ничего…

– Нихера себе, давно, да месяц прошел только с тех пор, как ты к конфетке яйца подкатывал, – громко возмутился Мерл, но потом, перехватив тревожный взгляд Мартинеза, озадаченно замолчал.

Задумался.

Сопоставил факты.

И выдал.

– Так вон ты чего за нами увязался -то? К шоколадке в теплую постельку метишь? Это ты молодец, – продолжил он громко разглагольствовать, с удовольствием делая вид, что не замечает страшных глаз Мартинеза, – Мишонн – девка смачная, одна жопа чего стоит. Только, Марти, слышь? Она ведь так просто не даст. Не боишься, что отрежет тебе все к херам своим ножиком?

Мартинез только открывал рот, как рыба, страшно смутившись  изучающего взгляда все прекрасно слышавшей Мишонн. Он проклинал про себя гадского Диксона, так не вовремя раскрывшего свой рот, и свою, внезапно непонятно откуда взявшуюся робость.

Он всегда гордился тем, что с женщинами умеет обращаться виртуозно. Ни одна не устояла. И ни одна потом не пожаловалась. А тут как отморозило все. Он едва мог говорить в присутствии такой шикарной женщины. И никак не решался перейти к следующей фазе ухаживаний, предполагающей какой-никакой, а все же физический контакт. Справедливо опасался быстроты реакции женщины и остроты ее катаны. И заводился тут же от этой опасности неимоверно. Уложить эту кошку в постель стало практически навязчивой идеей. Жаль только, что Мишонн вообще никак не реагировала на него. Скорее всего, была даже не в курсе его намерений. Ну вот, теперь благодаря неимоверно длинному и грязному языку придурка-Диксона, узнала. Не так он хотел ей признаться, не так…

Во всей этой ситуации обрадовало только то, что Мишонн, с как всегда, невозмутимым видом, сделала вид, что ничего не услышала, продолжая смотреть на последствия их пребывания в Вудберри. Да уж, тут он прав, где Диксоны – там разруха, ужас и боль.

Дерил с усмешкой наблюдал за перепалкой брата и Марти, потом с удовольствием за вытянувшимся лицом латиноса. Так и надо придурку. Увязался за ними, надо же. Не его это война, нехер было лезть. Пусть обтекает теперь. Хотя, надо сказать, он помог.

Когда они , наконец, добрались до этой твари, что было, кстати, на удивление просто, ведь тайный ход, разведанный Мишонн, эти идиоты так и не нашли, Мерл собирался залить весь дом кровью. Дерил и сам с трудом сдержался, когда говнюк сначала проявил гонор, предлагая работу даже. Вот кретин. Потом, когда ему сказали, кто они,Губернатор  сник, но все равно храбрился, все отрицая. Потом он увидел Мишонн. Дерил охренел тогда от превращения вполне себе вменяемого подонка в совершенно отбитого скота, с налитыми кровью глазами и пеной изо рта. Он так рванулся к ней с кресла, что Дерил даже засомневался в крепости своих фирменных узлов. Он, оказывается, все это время искал именно ее, она его кровница. Прикольно, че.

Тут -то он и заговорил. Так заговорил, что не остановить было. Мерл , чуть послушав, превратился в неуправляемого маньяка, готового рвать тварь голыми руками, Дерил недалеко от него ушел, Мишонн при всем желании удержать бы их не смогла. И быть тогда охренительной кровавой бане, после которой существовать-то можно, но вот жить по-прежнему( хотя, где она, эта прежняя жизнь? да и зачем она нужна, если сейчас с ними нет их девочки?) не получилось бы, это точно. Братья Диксоны и раньше не отличались  ангельским поведением, всякое бывало, но такого, что они собирались утворить… Грань была тонка, очень тонка. И Марти , любопытный , как хорек, уже успевший облазить весь дом, комнату с аквариумами, где прекрасно себя чувствовали отрубленные головы ходячих, нашел прямо очень вовремя.

Братья отвлеклись немного, осмотрелись, охренели от запущенности ситуации и болезни Губернатора. И выход был найден. Оригинальный. О прекрасном увлечении аквариумами и головами неугодных Губернатору персонажей ( среди которых, кстати, были и женщины) узнали не только его ближайшие, запуганные или отмороженные соратники, но и весь гребанный Вудберри.

Диксоны с удовлетворением понаблюдали за грандиозными разборками и последовавшим за этим судом Линча (хорошо все-таки, что они на юге штата, живы традиции, живы!), оценили уровень децибелов в бешеных криках бывшего главы города, которого буквально рвали на части, и свалили. Пожар в доме Губернатора, который занялся, уже когда они выезжали из города, стал приятной вишенкой на торте.

Можно было возвращаться.

Глава 34

– Диксоны? – рассеянно переспросила Андреа, занятая наблюдениями за Шейном, дежурившим сегодня на вышке и выглядящим до невозможности мужественно с обрезом, картинно закинутым на плечо. – Так они же уехали в Вуд… Ойййй…

– Куда? – внезапно севшим голосом уточнила Мишель.

– Да на охоту, наверно… – голос Андреа стал невыносимо равнодушным, а взгляд – стеклянным.

– Андреа! – Мишель резко развернула женщину к себе за локоть, требовательно глядя в глаза.

Андреа тяжело вздохнула, отвела взгляд.

– Они… Они что, знают? – последнее слово Мишель произнесла практически шепотом. Дрожащим шепотом.

– Мишель…

– Откуда? Ты? Андреа! Как ты… Андреа!

Мишель отвернулась, закрывшись руками, в ужасе переживая свалившуюся на нее информацию.

– Мишель, – Андреа осторожно приблизилась, обняла. – Я не говорила ничего, дорогая. Они сами…

Мишель только всхлипнула, не отводя рук от пылающего лица.

– Ты была без сознания, металась в бреду, и синяки на теле, очень характерные… Тут несложно было догадаться… Они тогда как с ума сошли. Хотели кинуться сразу искать виновного. Мы с Шейном  еле уговорили их отложить на потом, ты очень плоха была, и Мишонн тоже без сознания валялась… Ну что мне было делать? Я не отрицала, какой смысл…

– Значит все это время, – Мишель отняла руки от лица, взглянула мокрыми красными глазами на подругу, – все это время…

– Они знали, Мишель.

– И… все остальные? – вопрос дался с трудом.

– Нет. Не думаю, что они говорили кому-то, ну а Мишонн, сама знаешь...Слова лишнего не скажет…

– Хорошо.

Мишель кивнула и пошла в тюрьму. Андреа посмотрела еще раз на привлекательную фигуру Шейна на вышке, вздохнула и побежала следом за подругой, пытаясь отвлечь ее разговором от ужасной новости.

В тюрьме почему-то было очень шумно.Люди сновали туда-сюда, словно произошло что-то необычное.  Мимо с бешеными глазами пролетела Бет, с тазиком горячей воды. Сквозь всеобщий гвалт прорвалось одно: “Лори! Рожает!”

– О боже! – Андреа сорвалась с места, забыв ненадолго про подругу, – а Хершелл? Где Хершелл? И Рик? Как это, на огороде? Ему что, никто не сказал?

Возбужденный голос женщины уже стихал вдалеке, Мишель молча смотрела ей вслед.

Потом развернулась на второй этаж, в свою камеру. Сумка собрана была уже давно, оставалось только на кухне взять немного еды, на первое время. Про нее явно никто в ближайшие несколько часов не вспомнит. Она успеет уйти далеко.

– Стой, Брауни! – рев Мерла заставил задумавшегося Цезаря резко нажать на тормоз. Мишонн, сидевшая сзади, не удержалась, чуть не впечатавшись  в лобовое стекло.

– Ты чего, Диксон, охренел? – Мартинез оглянулся, оценивая ущерб, нанесенный женщине внезапным торможением. – Как ты, Bebé?

Мишонн только оскалилась зло.

Цезарь повернулся к Диксону с намерением узнать, что же такого могло произойти, что надо было так орать, но того и след простыл. Мартинез с изумлением глядел вслед быстро удаляющейся фигуре. Диксон явно кого-то или что-то увидел в лесу, и теперь несся туда со скоростью крейсерского поезда. Раздался рокот байка, Дерил возвращался узнать, почему остановились.

– Да вот твой брат-bobo, ни слова не сказал, умотал в ту сторону. – Ответил на невысказанный вопрос Мартинез, – слушай, Диксон, вы бы таблетки пили какие-то что ли… Ну невозможно же так, ну ведь совсем loco…

– Пасть закрой, блядь, – коротко бросил Дерил, оставляя байк на обочине и поправляя арбалет за спиной, – пиздуйте в тюрьму, мы своим ходом.

– ¡Vete a la mierda! – сплюнул ему под ноги Мартинез, прыгнул за руль и вдавил газ. Мишонн на заднем сиденье, опять не ожидавшая такого резкого маневра, повалилась на пол, не выдерживая и кроя вспыльчивого мексиканца на чем свет стоит.

Дерил проводил их взглядом и рванул вслед за братом, уже успевшим исчезнуть в густых зарослях.

– Останови, придурок! Куда ты поехал? А Диксоны? Да стой ты, скотина чертова!

Мишонн болтало на заднем сиденье, как одинокую горошину в кульке, она все никак не могла ухватиться за поручень и хоть немного заякориться. Мартинез гнал вперед, сцепив зубы, желваки так и гуляли под смуглыми, давно не бритыми щеками.

Внезапно он опять резко затормозил, и Мишонн уже в который раз  еле спаслась от того, чтоб со всего размаху не приложиться носом о лобовое.

– Да что с тобой такое! Господи, да я убью тебя! – уже не сдерживаясь, заорала она, и попыталась выскочить с заднего сиденья машины.

Хватит с нее сумасшедших мужиков, пешком дойдет, тут уже недалеко.

Она повернулась к двери, но та внезапно распахнулась и Мишонн уже с некоторым страхом уставилась в совершенно темные от  гнева глаза Мартинеза.

Не говоря ни слова и никак не реагируя на ее  попытки выскочить из машины, он нагнулся и рыбкой нырнул на заднее сиденье, повалив женщину на подушки и прижав ее крепким торсом.

Мишонн от такого маневра просто потеряла дар речи, оторопела и в панике оглянулась, лихорадочно соображая, сможет ли она добраться до засапожного ножа. О том, чтобы в таком пространстве орудовать катаной, речи не шло.

Мартинез же, схватив ее за обе руки одной своей и прижав запястьями над головой, вздохнул, как будто перед прыжком в воду, и прижался к пухлым, открытым в удивлении губам требовательным долгим поцелуем.

Мишонн так удивилась, что даже не сопротивлялась. Его порыв был настолько резким, неожиданным и искренним, что женщина на какое-то время замерла, позволяя себя целовать, позволяя настойчивым и ( чего уж там скрывать?) опытным губам скользить по своей коже, по скуле, спускаться вниз по шее, безошибочно находить чувствительное местечко возле ушка, от прикосновения к которому все внутри дрожит и замирает сладостно. Она не поняла даже, в какой момент он перестал ее удерживать, поглощенная захлестнувшими ее, так давно уже не испытываемыми эмоциями. И, когда в какой-то момент все прекратилось, Мишонн не смогла удержаться от протестующего стона. Стона, удивившего ее саму больше, чем Цезаря. Она не хотела, чтоб он останавливался. Но Мартинез, чуть выдохнув, смотрел ей в глаза своим потемневшим вмиг взглядом, и явно боролся с собой.

– Ahora puedes matarme (Теперь ты можешь убить меня), – выдохнул он прямо ей в губы, потом еще целую секунду  не отрывался от испуганных глаз женщины, а затем выскочил из машины так же легко и ловко, как и запрыгивал до этого.

В тюрьму они доехали в полном молчании.

Дерил , матерясь про себя, шел по следу брата, гадая, что его могло так внезапно сорвать с места. Сумасшедший прямо, прав латинос. Благо, что недалеко ушел. Мерл стоял , чуть пригнувшись, наблюдая за кем-то из-за густо росших кустов.

Дерил встал рядом, глядя на внезапную причину помутнения рассудка брата. И, как оказалось, и своего тоже.

На невысоком поваленном деревце сидела Мишель. Одна. В лесу, набитом мертвецами и всякими придурками. Одна. Блядь.

Дерил с трудом подавил поднимающийся из глубин гнев, только шумно выдохнул. Мерл покосился на него.

– Ну как? – едва слышным шепотом, практически не различимым за шелестом листвы, спросил он, – Круто, да?

– Да, пиздец, как круто… – согласился Дерил.

Мишель внезапно словно почувствовала, что за ней наблюдают, вздрогнула, вскочила, достала нож.

Дерил покачал головой, глядя на этот цирк. Это же пиздец, че творится! Малышка, которая, как уверял Мерл, должна находиться под жестким присмотром в тюрьме , разгуливает в двух часах ходьбы от нее, с ножиком для резки хлеба.

Дерил мгновенно оценил ее рюкзак, набитый вещами, и аж  покраснел от злости. Мерл чуть усмехнулся, глядя на него, проследил за взглядом, и кивнул, дескать, увидел тоже.

– Далеко собралась… – пробормотал он тихо. – Блядь, никому нельзя верить… Эх, шериф, шериф…

Мишель все стояла, выставив перед собой нож, напряженно вглядываясь в кусты. Мерл вздохнул, и , кивнув брату, пошел вперед.

Мишель ожидала увидеть кого угодно, ходячего, зверя, незнакомых людей, но только не Диксонов, с мрачными лицами выходящих из кустов.

Она глядела на них слегка расширенными от удивления и испуга глазами, застыв все в той же нелепой позе с выставленным вперед ножом.

Братья притормозили с паре метров от нее. Молчали. Смотрели. Их совершенно одинаковое выражение глаз, нахмуренные брови и сжатые твердо губы еще больше испугали девушку. Она помнила, что такое разъяренные Диксоны. Ей было непросто общаться с ними в таком состоянии раньше и уж совсем невыносимо сейчас.

Молчание затягивалось, становилось удушающим, обволакиваясь вокруг них плотным коконом.

– Что вы… – Мишель не выдержала первая, заговаривая, опуская свое смешное оружие, – как вы…

– Это у тебя я хотел спросить, куколка, – голос Мерла был еще более хриплым и низким, чем обычно. – Ты далеко?

– Я…

Она не знала, что сказать, переводя взгляд с Мерла на Дерила и обратно. Облизнула  пересохшие от волнения губы, заметила, как оба брата тут же на них уставились, смутилась еще больше.

– Я… Не ваше дело. Вот.

Упрямо задрала подбородок. Она не будет отчитываться. Ни перед кем. Она уже давно свободная, давно самостоятельная.

– Ну да… – Мерл сделал шаг ближе, Мишель рефлекторно шагнула назад, подмечая краем глаза, как Дерил чуть сдвинулся вправо  и вперед. Все-таки, натуры у братьев были звериные, они скрадывали ее, как добычу, отрезая пути отхода.

– Конфетка… Давай поговорим. Мы ничего тебе не сделаем, ты же знаешь… Ну побегала, и хватит…

– Нет, – неожиданно даже для себя резко и громко выкрикнула Мишель, – нет! Я не хочу говорить. И не хочу больше ни с кем быть! Ни с кем!

Внезапно губы ее задрожали, девушка какое-то время пыталась сдержать слезы, но не смогла. Крупные капли потоком полились по щекам, по мгновенно размокшим губам, стекая за воротник куртки. Мишель боролась с собой молча, не позволяя вырываться рыданиям. Она лишь на секунду закрыла глаза, и тут же почувствовала на себе тяжелые , жесткие, такие родные объятия  Мерла. Вдохнула совершенно одуряющий запах его тела. От этого, такого знакомого, такого позабыто-незабываемого ощущения спокойствия, теплоты, надежной гавани в его руках ей стало даже не по себе. Мишель ведь думала, что все в прошлом, что больше никогда, никогда… Но теперь, когда он обнимал ее, прижимал к себе, чуть царапая креплением протеза, успокаивающе бухтел что-то на ушко,  Мишель поняла , что отказаться от этого она больше не сможет. Как не сможет отказаться от ощущения невероятной цельности мира, охватившей ее, когда девушка почувствовала еще одни руки на своей талии и горячее , такое сладкое и родное дыхание Дерила на шее. Она просто тонула в забытых ощущениях, словно в бурном водовороте, внезапно подхватившем ее и понесшем в своих оберегающих объятиях далеко-далеко…

Девушка уже не отдавала себе отчет, что происходит, что делают с ней братья. Забыты были все мысли о том, что она им не нужна такая, что она никому не нужна. Забыты были горькие и , казалось, неистребимые ощущения от нежеланных прикосновений к своему телу. Потому что теперь она хотела, чтоб к ней прикасались, чтоб ее нежно и бережно трогали, целовали, ласкали.

И братья, между которыми она стояла, как будто в охранном, оберегающем  кольце, сгорая от таких старых-новых ощущений, не торопились. Они, словно хищники, прижимались все теснее, трогали все настойчивее, целовали, сначала лишь едва касаясь, затем все сильнее и яростнее, чуть прикусывая нежную шею, тонкие плечи, сладкие местечки за ушками, словно оставляя свои метки, закрепляя за собой опять свои права на нее, права собственности. Теперь она их. Опять и навсегда. Больше никуда не денется. Больше они ее не отпустят.

Мерл , оторвавшись от ее шейки, резко потянул вниз за рукав куртку девушки, обнажая руки и плечи, дернул за майку, разрывая, добираясь до груди. Он уже понял, что Мишель не будет сопротивляться, что она хочет этого не меньше их, поэтому перестал осторожничать.

Стресс и воздержание  последних месяцев, когда они сначала искали ее как одержимые, потом смотрели на нее издали, страдая от невозможности прикоснуться, и особенно события последних дней и устроенная ради нее кровавая баня, давали о себе знать. Он ощущал себя не человеком уже, нет. Зверем, хищником, грубым и жадным, заполучившим , наконец, вожделенную самку после жестоких боев за лидерство.

Он резко рванул ремень на брюках Мишель, расстегивая и в один момент сдирая их с ног девушки. Еще одно длинное, оглаживающее движение рукой от шеи, нежной, чувствительной  груди до тонкой, так податливо гнущейся под его пальцами, талии, подхват под ягодицы.

Мишель не успела охнуть, как оказалась на бедрах Мерла, спиной упираясь в тесно прижавшегося к ней Дерила.

Воздуха катастрофически не хватало, Мишель задыхалась, сходила с ума, ощущая обжигающие поцелуи Дерила на своей шее, глядя в ставшие бездонными, затягивающими, колдовски  обволакивающими, глаза Мерла. Вот он еще раз чуть приподнял ее на руке, легко, словно она ничего не весила, и, все так же не отрывая от нее взгляда, медленно опустил ее на себя, входя сразу, полностью. Мишель ахнула , словно в первый раз , ощущая его в себе, выгнулась , упершись еще сильнее затылком в широкую и твердую грудь Дерила, закусила губу, утопая в  глазах Мерла, в своих ощущениях, без шанса выбраться на поверхность. Водоворот подхватил и понес, покачивая в надежных, твердых объятиях, заставляя сходить с ума, захлебываться от жажды, дикого желания. Сквозь шум воды, заглушающий все другие звуки, прорывалось только хриплое сдавленное дыхание Мерла, собственные низкие, прямо таки животные стоны и лихорадочный шепот Дерила: