Текст книги "Год черной луны"

Автор книги: Мария Спивак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Одно омрачало идиллию: истерические звонки жены.

– Не выдумывай, никого со мной нет, – бормотал я, смущенно отворачиваясь от Таты, и безжалостно вешал трубку. Сострадания не было, домой не хотелось совершенно.

– Приедем и сразу начнем оформлять визу в Америку, – объявил я в последний день. – У меня через месяц конференция в Лас-Вегасе.

Тата радостно кивнула и прильнула ко мне.

Мы летели домой, одурманенные бессонницей, прижимаясь друг к другу, бесконечно проваливаясь в дремоту. Тата то и дело роняла голову, вздергивалась, смешливо кривила губы и опять припадала ко мне.

После этого не жалко и умереть, думал я – и блаженно засыпал снова.

* * *

В Москве я первым делом попытался объясниться с женой.

Жена попыталась покончить с собой.

Я, на волне раскаяния, разорвал отношения с Татой, причем повел себя очень жестоко. И, хотя я не продержался трех дней и мы помирились, она вновь замкнулась внутри ненавистного стеклянного шара.

Я понимал, что виноват сам, и очень хотел все поправить, но… не бежать же по новой за цветами в церковь?

Пусть уж лучше заграница поможет.

8
Александра

А я, между прочим, говорила: как жареный петух в одно место клюнет, сразу ко мне прибежит. Татка, в смысле. Лягушка-путешественница.

Хотя мне про нее последнее время только от Умки сведения поступали, да и та была не слишком в теме. На Таткин день рождения я, хоть и обижалась на нее за молчание, все-таки решила поздравить. Звоню – дома никого. Я к Умке: где наша красавица? Эх, Саня, отвечает, и не угадаешь – в Париже! Сама полчаса как узнала. Протопопов повез. Причем не просто, а с заездом в Норвегию.

Я, собственно, в подробности маршрута не вникала, но не слабо, да? С другой стороны, ничего удивительного: пока все по моим прогнозам происходит. Я ли ей не вдалбливала: хватай, такие мужики на дороге не валяются! Слава богу, сообразила послушаться.

И вот вчера, наконец, диво дивное: телефонный звонок, Таткин номер на определителе. Снимаю трубку:

– Представляю, сколько медведей в лесу сдохло. Чему обязаны?

– Ладно тебе, Саня! – А в голосе, главное, никакого раскаяния. – Перестань. Меня в Москве не было, на днях только появилась. Как дела?

– Это у вас дела, а у нас так, суета бесполезная.

– Ну вот, обиделась.

– Я? С какой стати? Ты мне докладываться не обязана.

И еще минут пять в таком духе. Ничего, думаю, пусть прочувствует. Я, конечно, к человеческим слабостям отношусь философски, но и у меня какое-никакое самоуважение имеется и терпение не безгранично. Я же не утюг, чтоб меня из розетки выключать и в шкафу держать до надобности.

Короче, повоспитывала ее малость, а потом решила – все, хватит. А то так ничего и не узнаю.

– Ну, – говорю, – подруга, выкладывай, что у тебя происходит. Ходят слухи, ты теперь дни рождения во Франции отмечаешь?

– Это был подарок.

– И все?

– В каком смысле?

– Только сама поездка? А бриллиантовое колье?

– Если ты серьезно, то я к драгоценностям равнодушна.

Ну да, ну да.

– И все-таки? Протопопов еще на что-нибудь раскошелился?

– Ha букет роз.

Господи! Что за мужик пошел? Ни размаха, ни фантазии.

– М-да. Конечно, и на том спасибо, но на сорок пять лет мог бы преподнести что-нибудь памятное.

– Подстаканник? Для меня Париж и есть самое памятное.

Ага. А книга – лучший подарок.

– Чудненько, рада за тебя. Что еще нового?

– Через неделю должны были в Америку лететь, уже визу получили. Но…

– Что?

– Да так, неважно.

– Слушай, не ломайся, говори! Протопопов? Вытворил что-нибудь?

– Можно и так сказать.

– А конкретней?

– Он хотел от жены уйти, а она попыталась с собой покончить.

– Нормальный ход. Умная баба. И что?

– Он решил снова стать примерным семьянином.

Ясненько. Вот почему обо мне вспомнили.

– Погоди, сейчас за компьютером схожу.

– Да не надо, я не затем…

Неужели? А зачем же? Не стала я слушать, компьютер притащила, открыла, смотрю.

– Ой-ой-ой, до чего мы страдаем… Страсти какие невозможные… Татуська, не переживай: не сегодня-завтра явится твой козлик. Позвонит или прибежит. Буквально к вечеру жди. Татка, чем ты его до такой степени зацепила? Хотя ты же у нас Скорпион.

– И что?

– Самый сексуальный знак.

– Думаешь, дело только в этом?

– А то в чем? Мужики – создания рефлекторные. Ох, видела бы ты, какие здесь метания нарисованы!

– Все равно ничего не поняла бы.

– Потому и не объясняю, а просто говорю: Протопопов только о тебе и думает. И предупреждаю: не удивляйся, он по карте истерик и будет время от времени сцены закатывать. Пропадать иногда, даже на месяц, на два. Свободолюбие в извращенной форме. Привязанностей мужик боится.

– Что ж ты мне его так старательно сватала? Эдакую-то личность?

– А чем тебе плохо? Подумаешь. Внимания не обращай, и все. Побегает, побегает и вернется. Никуда не денется. От тебя особенно. У вас отношения завязались на таких аспектах, что вам, скорее всего, до конца жизни друг от друга не отделаться. При всем желании. Правда, от жены если вскоре не уйдет, то потом только через два года. Извини.

– Завязались – давно или сейчас?

Опять двадцать пять. Ну, раз вы настаиваете…

– И в самом начале, тринадцать лет назад, и в этом году тоже. Он может исчезать – человек, что и говорить, непростой, – но потом неизбежно будет появляться. Так что не переживай, Татусь! Поедете вы в свою Америку. Тем более у тебя сейчас не карта, а конфетка.

– Ты меня озадачила. Может, не надо ехать с ним? Зачем мне его сцены? Я и одна не пропаду – у меня там куча друзей.

– Еще чего! Пусть свозит. У тебя что, лишние деньги завелись?

– Нельзя же все мерить деньгами. – И, с ехидцей: – Душевный комфортдороже.

– Хватит выдумывать! Говорю же: по карте на ближайшее время ты в шоколаде. Будет тебе комфорт – и душевный, и какой хочешь.

– Посмотрим.

И молчит, зависла: задумалась.

– Расскажи-ка, что Иван? – спрашиваю.

– Понятия не имею, забыла, кто это такой.

– Совсем не появляется?

– Совсем. Намеков на возвращение пока нет.

– Для ускорения процесса надо было не по заграницам шастать, а к бабе Нюре ездить. Впрочем, что уж – развлекаться тоже необходимо. Но вообще…

– Что?

– А вдруг… что, если… там наверху решили тебе Ивана на Протопопова заменить?

– Боже упаси!

– А чего? Он разве тебя замуж еще не звал? По карте я бы сказала, что только о том и думает.

– Впрямую нет, но о совместной жизни заговаривает постоянно. Одна загвоздка: я не хочу.

– Здрасьте пожалуйста! Это еще почему?

– Да по всему. Не мой человек.

– Раскидалась олигархами! Семен – не твой, Протопопов – не твой. А кто твой?

– Представления не имею. Увижу – пойму.

– Больно ты разборчивая. А лучше бы не капризничала. Для нормальной жизни нужны деньги, пойми, наконец. Поэтому сначала обзаведись источником доходов, а уж там ищи своегочеловека сколько душе угодно. Богатый мужик – вот наша первоочередная задача.

– Я бы предпочла веселого и доброго. С кем приятно поговорить и посмеяться. Остальное неважно.

– На голодном пайке долго не повеселишься.

– Конечно, лучше уж быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Кто бы спорил.

Спорить мы и не стали. Татка любит делать вид, что низменное ее не касается. Будто не она теперь авоськи с рынка таскает. Я как-то раньше поинтересовалась: «Чего Протопопова к делу не приставишь?» – «Он не предлагает, видимо, в голову не приходит, а просить я не хочу».

Такие мы гордые. Вот и сейчас то же самое: деньги – это земное, предмет, недостойный обсуждения. Хорошо, думаю, хочешь – изображай принцессу. До следующего жареного петуха.

Мы еще поговорили о том о сем, она про Париж песни пела, но я слушала вполуха: что мне за интерес, когда я там все равно не была и вряд ли попаду. Наконец Татка соблаговолила моей особой поинтересоваться, спросила про Фила. Ничего нового, говорю, все фордыбачит. Не хочет, чтобы мы дальше на его шее сидели. «Ищите работу, ты и твой ребенок». Темке ведь восемнадцать исполнилось.

– А ты еще не думала про работу?

Да она ж ничего не знает! Я ведь работу нашла, причем, можно сказать, с ее легкой руки. После нашего разговора стала искать место в магическом салоне – исключительно ради интереса, чтобы разведать обстановку. Ничего особо хорошего не нашла, но зато – как будто я притянула ее своими поисками – мне неожиданно позвонила одна старинная знакомая, с которой мы вместе на астрологических курсах учились. Начала расспрашивать, что и как. То, се, слово за слово – и она вскользь упомянула, что на ее бывшей работе освобождается место, точнее, кабинет. Не хочешь, спросила, арендовать и там принимать клиентов? Солидная контора и народ весьма интересный, с разными чудо-способностями.

Я загорелась, сходила, посмотрела – понравилось. Не долго думая, сняла помещение, объявление в Интернете повесила. И самое удивительное, сразу звонки пошли. Правда, большую часть людей все равно дома принимать приходится, всем по вечерам удобней, да и мне на своей кухне привычно, но в целом жизнь забурлила. Притом, что интересно, на новой работе все – и гадалка, и мужик ясновидящий, и целительница, и остальные – в один голос твердят две вещи: во-первых, что я черно-белая, есть во мне тяга к нехорошему, и непонятно, какая сторона пересилит, а во-вторых, что для перемены судьбы мне надо за границу скататься. А одна женщина, которая яйцом порчу выкатывает, когда занималась со мной, почти невзначай обронила:

– Александра, тебе обязательнонадо за границу, и поскорей. Куда-нибудь недалеко, в Болгарию или Чехию. Там новую любовь встретишь, а может, и замуж выйдешь.

Я все это Татке рассказала, она воодушевилась:

– Правда, Сань, поезжай. Мне тоже кажется, ты с кем-нибудь познакомишься.

А мне от ее рассказов и самой уже захотелось. Весь вечер потом думала, думала и еще целую неделю – почти постоянно.

И вот – не знаю, колдовство это или как – мои мысли опять материализовались. Звонит вдруг клиентка, из новых, турбизнесом занимается, и спрашивает:

– Саша, не хотите съездить на недельку в Прагу? У нас очень хорошие предложения по путевкам, а эта еще и горящая – человек в последний момент отказался. Совсем бесплатно получается. Если вас интересует, с удовольствием придержу. Вы же мне так помогли, так помогли!

– Спасибо, – говорю, – подумаю.

Долго не думала, сразу решила – еду! Чем я, в конце концов, хуже Татки?

В результате мы с ней отчаливали практически одновременно, в конце ноября. Что я говорила? Протопопов через два дня приполз на коленях. Это мне, опять же, Умка поведала, Татка позвонить не соизволила. Ладно, не хочу обижаться, бог ей судья. Правда, у нее-то целое турне: сначала с Протопоповым по одному побережью, а потом в одиночестве к друзьям в Нью-Йорк и Бостон.

Ну а я скромненько – в Прагу и обратно.

Собралась, приехала в аэропорт. Брожу по магазинам. В книжный зашла, путеводитель купить. Пригодится. Взяла с полки, листаю.

– Первый раз в Прагу?

Поднимаю глаза: мужик, еще молодой, хоть и с проседью, приятный. Довольно рослый, фигуристый. Одет спортивно; рюкзачок стильный.

– А что?

– Если первый, то… буду рад показать город интересной девушке.

Девушке? Хм. Спасибо за комплимент.

– Я подумаю.

– Нет, серьезно. Я город знаю как свои пять пальцев. Часто по делам бываю. А в этот раз по случайному стечению обстоятельств дел намечается мало.

– Спасибо. Я уже сказала: подумаю.

– Летим, должно быть, одним рейсом?

Я назвала номер. Действительно, одним.

Что, впрочем, неудивительно.

– А… разрешите угостить вас кофе? Кстати, позвольте представиться: Макс. Если честно, вы мне очень понравились. Давайте познакомимся поближе. Вдруг и я вам понравлюсь?

Ох и нифига ж себе, думаю, скорость. С другой стороны, чем я рискую?

Сели мы в кафе – и как начали болтать, так чуть самолет не пропустили. Очень харизматичный товарищ оказался! Я сначала все сумку к себе прижимала, на всякий случай, а потом обо всем забыла. Он рассказал, чем в Чехии занимается – недвижимостью, и что женат, но жена давно в Америку слиняла и дочку увезла, он, можно считать, одинокий. Моими обстоятельствами поинтересовался. Я вкратце объяснила, что и как.

– А работаете где?

– Я астролог и… одним словом, колдунья.

– То-то я чувствую – совсем зачарован!

– Я серьезно. Кстати, если не секрет: когда вы родились? И где? Профессиональное любопытство.

– Увы, дорогая Сашенька, его я удовлетворить не смогу. Хоть это и странно по нашему времени, но я… подкидыш. Да-да! Не улыбайтесь. Сорок три года назад нашли меня зимой на пороге приемного покоя одной московской больницы. Мне было около трех месяцев, а в пеленках – ни документов, ни записки, ни медальона, как в старых романах… так что настоящие дата и место моего рождения никому не известны. Я воспитывался в детдоме, родных нет. В жизни пробивался сам.

Вот это да! Плохо, конечно, что ни черта не поймешь – ни что за человек, ни про совместимость. Но в любом случае внушает уважение.

Естественно, пока трепались, я успела вспомнить предсказания своих коллег. Но мне говорили: встретишь за границей, а мы из Москвы не успели вылететь. Он это, не он, поди разбери. Может, самое банальное дорожное знакомство, которое ничем не кончится.

Но понравился он мне сильно, и я ему вроде тоже – чувствовалось.

Поэтому, когда Макс спросил, как найти меня в Праге, я честно назвала отель. Захочет – появится. А я… вообще-то отдыхать еду. Могу себе позволить что хочу.

А уж дальше – как звезды встанут.

9
Лео

С кем поведешься, от того и заразишься. Народная мудрость.

Вот и я стала как Ваня. Смотрю на нас: блин! Два сапога пара, и оба не по ноге. Что он вечно киснет, что я с тоски дохну. Уж и не припомню, нахрена мне надо было такое счастье? И кто бы объяснил, почему я до сих пор ни на что решиться не могу.

Про Ваню ладно, все ясно: я его другим тысячу лет не видела, с начала знакомства. А ведь первые три недели он был… как печка из сказки: и согреет, и накормит, и отвезет куда пожелаешь. Добродушный, спокойный, веселый, шутил через слово. Бывало, пообщаемся – у меня сразу сил прибавляется. Еще думала: вот мужик! Да при нем горы своротишь. И куда все подевалось? Может, чертова баба Нюра наколдовала, чтобы нам с ним «тосковать, ни днем ни ночью покоя не видать»? Видела я такой заговор в заветных тетрадочках.

Не то чтоб покоя совсем нет. Случается. И радуемся, и смеемся. Развлекаемся. В гости ходим. Только смысла во всем – ноль. Приедешь к Ваниным школьным друзьям: все, естественно, старые пердуны под полтинник, все упакованы под завязку, у каждого – молодая жена, вторая, третья, четвертая, кто сколько подстрелил, некоторые новых младенцев налепили. Жены – одна другой моложе, все не москвички. Соберемся, мужики за выпивку и разговоры садятся, друг перед другом перья распускать, а нас с девками чуть ли не за отдельный столик ссылают. Вот как про малышню считается, что если их в одну песочницу насовали, то они в момент обязаны подружиться, заняться своими куличиками и, главное, от взрослых отвязаться, так и про нас то же самое. А чего? Понаехали в Москву, отхватили себе по «папаше» с толстым бумажником, ну и играйте теперь вместе – вы ж одинаковые. Клоны. Болтайте про тряпки, машины, брюлики, кому там чего нового подарили; про родственников из… откуда ты у нас? Ах да.

А если мне эти девчонки не нравятся? И не чем-нибудь, а ровно тем, что с виду ужасно на меня похожи? И проблемы у них такие же: старый пень под боком – от которого, какой он добряк ни будь, все равно зависишь —и птичьи права, даже при штампе в паспорте. А еще мысль, что вот сама устроилась, а маме с папой и тете Шуре с дядей Колей толком помочь не можешь. Потому что у мужика твоего, когда ты еще только думаешьк нему с просьбой подъехать, моментально на лбу надпись загорается большими неоновыми буквами: НА ВСЕХ НЕ НАПАСЕШЬСЯ. И пусть он твоих родителей в гостях принимает, пыль в глаза пускает и Красную площадь показывает, дела это не меняет. ОН НЕ ОБЯЗАН. И по сути, так оно и есть, и ты это понимаешь…

В общем, постоянно хочется либо от родни навсегда отречься, чтобы совесть не грызла, либо козлу своему по башке настучать прямо за столиком в «Национале»: глаза-то разуй, пузо! На каком свете живешь?

Девица самого богатого Ваниного приятеля, Армена, двадцать пять лет ей, как только добилась, чтобы он на ней женился, – забеременела – тут же спиваться начала. И так у нее «хорошо» дело пошло, что дочку родила уже с зависимостью. А самой и вовсе теперь никто не указ. Армен как бы переживает, но ни черта не делает, а Надька с утра бутылку сухого – вроде приличней водки – вылакает и целый день дрыхнет; с маленькой одна нянька возится. Ванька пробовал с Арменом поговорить, а тот: чего я могу? Если Надьке выпить не дать, она скандалить начнет, а ей нервничать вредно: ребенка кормит. Жуткое дело, а вмешиваться – себе дороже. Да и Надьку я понимаю: на Армена не то что без слез, без зубовного скрежета, по Ваниному выражению, не взглянешь. Туша полтора центнера, шеи нет, рожа кирпича просит. Нет, пусть он умный (Иван так считает, а по-моему, прохиндей) и в чем-то даже добрый – сколько угодно. Но чтобы девочке-дюймовочке в сорок пять килограмм весом с таким урылищем спать, никакой, нафиг, священной любви не хватит. Я бы, честно говоря, и ради особняка в Беверли-Хиллз не согласилась.

Вообще, ни одной счастливой истории, типа как у Золушки, я не знаю. Каждая что-нибудь да терпит в позе карельской березы. Тут сопьешься.

Но по большому счету, хоть я многим сочувствую, общение с ними радости не приносит. Я в Москву ехала за красивой жизнью, а страданий русского народа и дома наелась.

Я бы лучше с Ванькиной Татой общалась, если б она согласилась с нами нормальные отношения поддерживать. Бывает же, что люди со своими бывшими в друзьях остаются. И чего наша кобенится? Иван к ней так, сяк, наперекосяк: ни в какую. Знать не желает. Хотя… если б, скажем, мы с Антоном четверть века прожили, а он от меня потом к какой-то шмакодявке сбежал, я бы тоже не простила. Да что там не простила, глотку бы перерезала! Так что понять можно, все естественно, но жалко: баба-то, судя по рассказам, интересная. Даже слишком. Я бы, пожалуй, за Ваню все-таки опасалась: как бы назад не переметнулся. Хорошо, она роман закрутила, поэтому вряд ли согласится. Все же миллионера подцепила, причем, я так себе думаю, в буквальном смысле. Он, в отличие от Ваньки, совладелец компании. Обидно, что на Тате подвинут, не то я бы сама его на зуб попробовала. Какая мне разница, он или Ваня. Чего теперь, когда жизнь поломана.

С Антохой ведь у нас все кончилось. Я-то, идиотина, после его приезда решила: никуда от меня не денется. Увяз по самую макушку. Честно сказать, я к тому времени не раз подумывала Ваню бросить, только никак не решалась. Соберусь вроде родителей навестить – лишь бы уехать без объяснений, а уж оттуда по телефону огорошить, – и сразу в душе бунт: как это, взять и своими руками все порушить? Вот же, Москва, квартира – Ваня к тому времени купил, пусть однокомнатную, – машина красивая, дача, от мамы ему досталась. На работу я, кстати, в их контору перешла, зарплату дали неплохую. И от всего этого отказаться? Не могла я, никак не могла. Жалко было.

Ну и надеялась: уломаю Антоху в Москву перебраться и роман с ним заведу. А дальше как бог даст. Чего зря загадывать? Может, мы вообще друг другу не подходим. Проверим сначала, и уж после решим.

Но он оказался та еще штучка. И откуда такие берутся в наше время? Уперся: не хочу тебя ни с кем делить – и все тут. Только раз после Москвы с ним и поговорили.

Позвонил через день:

– Клепка! Привет! Как настроение?

У меня от одного его голоса мурашки по позвоночнику.

– Отличное, – отвечаю. – После кое-какого события.

– И что же это за событие за такое? – смеющимся голосом.

– А то ты не знаешь.

– Допустим, знаю. Но все-таки?

– Антош, – говорю, – ну вот чего ты уехал? Остался бы у меня. Ваня только завтра возвращается.

– Клепкин, – таким тоном, как с детьми разговаривают, – мы ж все обсудили. По-моему, я доходчиво объяснил: у меня к тебе любовь. Любовь.Знаешь такое слово? Или у вас в Москве ничего подобного уже не бывает?

– Бывает, – отвечаю, – еще как.

– Почему ж ты тогда не в курсе, что, когда эта самая любовь с человеком случается, он ни с кем свою любимую делить не хочет? Невозможно это – никак. Пойми: ты мне нужна вся, всегда, постоянно. Я хочу с тобой жить. Утром с тобой просыпаться, вечером к тебе с работы возвращаться. Свадьбу хочу. Семью. Детей. Хочу, чтобы ты была моя жена. А ты что предлагаешь? Ездить в Москву трахаться, когда твоего Вани дома нет? И начисто все опошлить? Забудь. Можешь считать, что я такой гордый.

– Антош, – я уже чуть не плакала, – ну послушай: не могу я так сразу все порвать. Время нужно. Только нам-то зачем его, это время, терять?

– Времени нужно меньше, чем ты сейчас тратишь на разговоры. Сказала: прости, ухожу – и все. Одна секунда. Тяжело, кто спорит, но… я же не заставляю. Выбирай. Как решишь, так и будет.

– Антоха! Да пойми ты!..

– Понимаю – с одной стороны. А с другой – ничего понимать не хочу. Если есть у тебя ко мне чувства, будь со мной. А на нет… как говорится, и суда нет.

– Но все же совсем не так!..

– А как? Что тебе всего и сразу хочется, это я вижу, можешь не объяснять. Про Москву я уже говорил: хочешь там жить – я приеду, устроюсь. Для начала, понятное дело, ничего особенного не обещаю. Но что землю грызть буду, не сомневайся. Только выбирать все равно придется. Два мужика – даже для тебя жирно, хоть ты и царица. Ваня твой, может, и согласился бы, а я – ни за что.

– Антоша, я тебя прошу, подожди немного, дай мне подумать…

– Нет, Клепка, на «подумать» времени у тебя был вагон. Давай говори прямо сейчас: кто? Я или он?

– Но…

Тут Антон надолго замолчал, и я тоже дыхание затаила, пошевелиться боялась. А потом он заговорил, совершенно другим, железным таким голосом:

– Понял. Все ясно. Не любишь ты меня, Клепка. Просто упустить не хочешь, натура твоя жадная не дает. Но ничего, я тебе помогу. Слушай меня внимательно: все кончено. Не пиши мне и не звони больше. Отвечать не буду.

Я оторопела, слова вымолвить не могу. Он помолчал еще секунду, сказал:

– Прощай, – и бросил трубку.

Я гудки слушаю и ни ушам своим, ни глазам, ни вообще ничему не верю. Что это? Как это? Чтобы Антоха – вот так – со мной? Да быть того не может!

Через две минуты, только-только опомнилась, набрала его номер. Не подходит. Ладно, думаю, подожду, остынет, передумает. Хожу по квартире от стены к стене, места не нахожу, каждые пять минут перезваниваю. Ни ответа, ни привета. Так прошло несколько часов. Я их как под наркозом провела – без чувств и мыслей. А когда дошло до меня, что Антоша без шуток со мной распрощался, тут-то мне каюк и настал. Как же я рыдала! Сроду такого не было. Уже и глаза заплыли, и нос до боли заложило, а я все реву и реву белугой. Кричала даже. Странно, что соседи не прибежали.

Потом – не знаю когда, стемнело уже на улице – начала в себя приходить. Заметалась: делать ведь что-то надо. Домой ехать? А Ваня как же? Странно будет, если я перед самым его возвращением свалю. Лучше подождать для приличия, видимость создать, что ничего особенного не происходит. Ладно, думаю, за сегодня-завтра Антоха никуда не денется, только в разум войдет, а на третий день к вечеру я к нему приеду и уж как-нибудь уломаю не совершать резких движений. Налила себе сладкого чаю, съела конфетку-другую, чуточку успокоилась и принялась размышлять, что Ване лучше сказать, какие вещи с собой взять и чем Антона в письме зацепить, чтоб не смог не ответить. На третьей конфетке стало казаться, что придумала я все – любо-дорого.

Включила поскорей компьютер и со страшной скоростью и кучей опечаток – будь я поспокойней, меньше б времени потратила – настучала Антошке письмо. Типа, не мучай меня так больше никогда. Знал бы ты, как я плакала. Я тебя люблю и жизни без тебя не мыслю, но пойми: Иван ради меня из семьи ушел, не могу я взять и на ровном месте – он-то ведь ничего не знает – его бросить. Дай мне, пожалуйста, время все уладить. Послезавтра я приеду, давай встретимся и все обсудим. Прошу, ответь, я очень, очень жду. Твоя Клепка.

Сто раз потом почту проверяла, и вечером, и утром, – пусто. Вот дурак упертый. Как я прямо.

Но я уже план составила и не сомневалась – победа будет за нами. Ванька вернулся, против моей поездки не возражал, и через сутки я уже к себе в Иваново катила. Мечтала, как меня Антон на вокзале встретит, обнимать-целовать бросится…

Зря надеялась.

Доволоклась до дома, пятнадцать минут передохнула, чаю с предками попила – и к Антохе. Подхожу к квартире, звоню. Цезарь загавкал, дворняга его здоровущая. Открывает мать. Цезарь – ко мне; лапы на плечи, в щеку лизнуть пытается. Насилу угомонила.

– Клепушка!

– Здрасьте, Татьяна Степановна, я к Антошке. Он дома?

Она замялась, потопталась на месте и бормочет:

– Клепушка, он ведь уехал. И даже мы с отцом не знаем куда. Далеко, по работе – и весь сказ. Какой-то у них там объект в Сибири… вроде бы…

– Что же, так молча и уехал?

– Нет, сказал: не переживайте, звонить буду. Но город не назову, не хочу, чтобы Клеопатра узнала. Она, говорит, обязательно к вам придет, поэтому я лучше промолчу, чтобы вы мой секрет не выдали. Что у вас стряслось-то, а? Чего он так вздернулся? Да ты проходи, проходи в дом.

– Нет, Татьяна Степановна, спасибо. – А сама еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. – В другой раз. Меня дома ждут, я ж только что с поезда.

– Как же вы сумели на расстоянии так поссориться?

– Сама не понимаю, Татьяна Степановна. Когда Антон объявится, скажите, что я заходила, ладно? И просила позвонить.

– Скажу, Клепушка, скажу, не переживай. Ты зайди потом, хорошо?

– Зайду, зайду. До свидания.

Никуда я, конечно, не зашла, тем же вечером назад в Москву уехала. Ни минуты покоя мне дома не было.

И нигде не было, никогда. Как поняла, что он мне действительно больше ни звонить, ни писать не собирается, для меня будто жизнь кончилась.

Что же делать-то? – думаю. Для чего по утрам вставать, умываться, причесываться, краситься, на работу ходить и в гости? С Ваней как общаться? Я только сейчас поняла, что последние месяцы жила на Антохе, как на бензине. Он один мне силы давал, причем на Ивана тоже; даже притворяться не приходилось, будто между нами ничего не изменилось. А тут вдруг щелк! – и Ваня мне стал посторонний взрослый дяденька, с которым в постель просто так не ляжешь. Неловко, стыдно, странно как-то. Не знаю, почему так вышло, сама удивляюсь.

Живу, как механизм, а в голове: Антон, Антон, Антон… свихнуться можно. Одно желание – сорваться и побежать, полететь, помчаться к нему. Увидеть, обнять, всем телом прижаться. Узнать бы только, где он. Но как? Вот ведь мука мученическая. Если с Иваном так же было, когда он в меня влюбился, не завидую ни ему, ни его Тате. Врагу такого счастья не пожелаешь.

Сначала думала: время пройдет – успокоюсь. Ни фига подобного. Чем дальше, тем хуже. Что ни случись, куда бы мы с Ваней ни шли, что бы он мне ни подарил – заметил мою тоску, вот и старался утешить, – все мои мысли только об Антохе. Пока перезванивались-переписывались, я, конечно, тоже часто о нем мечтала, но до такой степени все-таки не доходило. А тут мозги начисто отрубило, осталась одна извилина – та, которая про Антона умеет думать. Остальное на автопилоте: дом, работа, Ваня, койка.

А потом меня вдруг ударило: что же я делаю?! Неужели вот так и вся жизнь пройдет? Да не хочу! Нахрена мне Москва, если я ее в упор не вижу? На кой черт Ваня, когда я с ним ничего не чувствую, а он вдобавок этого не замечает? Страдает себе преспокойно свои собственные страдания… Что мы с ним за команда инвалидная?

Я словно прозрела. И быстро сообразила, как надо действовать. Позвонила Зинке, рассказала обо всем – до этого про Антона скрывала, чтобы она мне полоскание мозгов не устроила, – и велела:

– Как только он у родителей или вообще в городе появится, сразу мне свистни, поняла? Сразу! Немедленно! Из-под земли меня откопай, если что! Обещаешь, Зинка? Обещаешь?

– Хорошо, хорошо… – проворчала. – Ишь, бешеная. А я, между прочим, говорила: не влюбляйся. До добра не доведет. Ваньке-то пока не вздумай сознаваться. Слышишь?

Я и не собиралась. Даже если б можно было, какой смысл? Где ему меня понять?

Ведь у меня ЛЮБОВЬ.