Текст книги "Тайный воин"

Автор книги: Мария Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Рында

Прежде Беды крепость звалась Царским Волоком, потому что здесь кончался залив, а дальше торговые пути шли надвое: болотными речками к югу или через волоки в Левобережье. Старое название до сих пор бытовало, но теперь больше в ходу было новое: Чёрная Пя́терь. Со времени Беды успело повзрослеть племя, которому прежнее название требовалось объяснять. Нынешнее и без толкований было понятно.

Сквара таких больших построек никогда раньше не видел. Только избы в два жилья в купеческой Торожихе, где держали торг и витали богатые люди. Да и то внутрь не входил. Светел ему рассказывал о просторных каменных лестницах, о сводчатых палатах, открытых тёплому солнцу и свежему ветру с моря… Теперь Сквара лучше представлял себе, о чём вспоминал брат.

Старшего Опёнка снедало любопытство, он рад был бы всё здесь облазить – от подвалов до смотровых площадок на башнях, но покамест новые ложки мало куда ходили одни. А открытого глумления над запретами мораничи не прощали, это он тоже успел себе уяснить.

Выпустив из загаженного подвала, мальчишкам для начала почти под корень обкромсали овечьими ножницами волосы. После чего, окончательно униженных и несчастных, повели – почему-то крича и подгоняя, как на пожаре, – в другую хоромину, чуть менее зябкую, по крайней мере без потёков сырости на стенах. Здесь несколько самых робких и безразличных облюбовали себе уголок, где и засели. Другие обнаружили неструганые доски, сваленные под стеной. Тут же разгорелась драка из-за самых широких, годившихся для настила. Ознобиша первым сообразил, что на полу валяются не просто доски, а разобранные топчаны.

– Всё пытают нас, – тихо сказал он Скваре, когда они вдвоём воздвигли первый лежак и взялись за следующий. – Смотрят на каждого… И в дороге, и здесь…

Топчанов хватило на всех. Они были не очень устойчивыми и могли держаться только упираясь один в другой. Скоро деревянные подвыси рядком выросли вдоль стен, ещё восемь заняли середину хоромины.

Двоим строителям достались уже привычные места возле двери.

– Значит, тут жить будем, – сказал Сквара.

Похлопал по занозистым доскам, улыбнулся.

– Весело тебе?.. – хмуро спросил Лыкаш.

Без кудрей у него мёрзла голова, топчан казался ненадёжным, а будущее – вовсе безрадостным.

– Не, – сказал Сквара. – Чтоб весело, так не очень. А больше толку нос вешать?

В тот день их ещё заставили чистить холодницу. Для уборки туда внесли свет. Сквара увидел по стенам кольца со свисающими цепями. Цепи заканчивались ошейниками. Сквара с Ознобишей только переглянулись. Может, Ивень тут перед казнью сидел? Ознобиша взял в руки один из ошейников, показавшийся менее ржавым с внутренней стороны, долго не выпускал…

Когда с работой было покончено, их накормили. На чёрном дворе, у порога поварни, какими-то остатками, вполсыта… но накормили. Не иначе – корками с пира, что любовно готовил к возвращению котляров толстый державец Инберн.

– Больше даром ничего не получите, – насмешливо предупредил Лихарь.

Новые ложки испуганно таращили на него глаза.

– Это как? – спросил Сквара.

– Господин стень!

– Это как, господин стень?

– А так, что из лука станете стрелять, кто попал, тот и съел. На шест лазить начнёте, а лепёшки наверху будут висеть!

Ознобиша сразу загрустил. Метко выстрелить или влезть куда-то вперёд других он не надеялся.

Лихарь добавил:

– Грамоте возьмётесь учиться, кто прочёл, тот и сыт!

Тут уже Сквара наклонился к уху братейки, решил подбодрить:

– Со мной-то поделишься?..

Когда их вели обратно, навстречу вдруг проплыла волна одуряюще сдобного запаха. Потом донеслось шарканье шагов, неровный стук сошки. Наконец из-за поворота каменного коридора вышла сгорбленная старуха. Она несла под мышкой опрятный лубяной короб. Из него-то и распространялся упоительный запах.

Мальчишки так и потянулись на дивный дух. Каждый немедленно вспомнил самую вкусную перепечу, когда-либо пробованную дома. Избяное тепло, ласку родных рук…

Одна нога у старухи была согнута то ли давней хворью, то ли увечьем. Тем не менее ковыляла древняя карга на удивление шустро.

– Здравствуй, бабушка, – уважительно поздоровался Сквара.

Он никак не чаял её осердить. Еле увернулся, когда старуха вдруг зло зашипела, развернулась и со всего маху треснула по нему костылём. Мальчишки влипли в стены, освобождая ей путь. Сквара заметил, как опасливо посторонились межеумки.

Позже они узнали, что склочная бабка звалась Шерёшкой. Она обитала на дальних выселках, где её дружно ненавидели и боялись шабры. Грозна она была, конечно, не сама по себе, а потому, что ей благоволил Ветер. Межеумки знали причину благоволения, но мелкой шушели не рассказывали. Знай оттопыривали губу: мол, сведаете в свой черёд. Скваре было любопытно, но что поделаешь, если не говорят. Да и не самое насущное, чего они ещё не знали про Пятерь.

Ветер не показывался уже несколько дней. Лыкаш, обладавший, кажется, способностью всё как есть вызнавать, от кого-то услышал, будто господин учитель уехал по важному и даже опасному делу. Так было или нет, а новыми ложками без него распоряжался Лихарь. Когда их в одних рубашках выгнали в передний двор, все ждали, что вот сейчас придётся лезть на шесты или сбивать стрелами лепёшки. Но в углу двора виднелся всего один столб примерно в человеческий рост. Толстый, чёрный от времени и смолы. Наверное, он и прежде там был, только они мимо смотрели. Стоёк выглядел мало подходящим для лазанья, не нёс отметин от метания и стрельбы.

– Столб видите? – спросил Лихарь.

Ложки посмотрели в угол, а стень с удовольствием пояснил:

– Там ленивых и непослушных наказывать будем. Чтобы оставляли у столба либо свою вину, либо свою честь!

Ознобиша споткнулся на ровном месте. Сразу вспомнил вывернутые руки Ивеня. Да, кажется, не он один.

Сквара присмотрелся к столбу. Ни кольца, ни рассошины, чтобы перебросить верёвку.

Он спросил:

– А как наказывать будут, господин стень?

Лихарь покивал головой:

– Уж тебя-то длинный язык первого туда приведёт. Тогда и узнаешь.

Вместо луков им вручили широкие лопаты, окованные железом, велели подвязать ледоходные шипы к валенкам. Недавно прошёл снегопад – нужно было чистить дорогу.

В крепостные ворота упиралось много путей. Новых ложек погнали на тот, по которому собирались вывозить поганые бочки. С высокого берега была хорошо видна белая равнина залива и подползавшее с юга тёмное пятнышко. Кто-то ехал в Пятерь. Может, Ветер возвращался?

Ознобиша поднял голову:

– С чего взял, что Ветер?

– Дозорные на башне уже давно небось разглядели, а войско не всполошилось, – сказал Сквара. – И нас вот за ворота ведут… Значит, Ветер не Ветер, но всяко свои.

Ознобиша вдруг спросил:

– Ты что, соскучился по нему?

Сквара подумал, ответил:

– Его спросишь, он хоть объяснит. А Лихарь только гвоздит, какие мы дураки, да язык отрезать грозится.

– А тебе спрашивать охота…

Сквара нахмурился:

– Я сюда не хотел. Но коли попал, толку-то притворяться, что сейчас дома проснусь.

За пределами зеленца дорога некоторое время тянулась по гребню, где почти не было снега. Потом ныряла вниз и довольно скоро превращалась в этакий ров между двумя гладкими льдистыми стенами. Здесь уже пошли в ход лопаты. Оплавленные оттепелями стены стояли высокие, в хорошую косую сажень, поди ещё приноровись, чтобы выброшенный снег перелетал край и не валился обратно. Половину мальчишек, тех, что были поменьше, с самого начала загнали наверх – отгребать, перекидывать дальше. Иначе к концу зимы будет и не добросить.

Сквара поддевал снег, зашвыривал туда, где переступали обшитые кожей валенки Ознобиши. Привычное, но натужное дело требовало усилия всего стана. Здесь было ещё не так холодно, снег садился на лопату сплочёнными глыбками, работа шла споро. Дальше, где снег станет сыпучим, будет труднее.

Рядом топтался недовольный Пороша.

– Пускай бы дикомыты лопатами и махали! – зло сказал он подошедшему межеумку. – Вон, ему нравится! А мы воинской учельне обязывались!

В ответ он получил подзатыльник. Очень сильный и такой быстрый, что парень не успел ни увернуться, ни даже сообразить, с какой стороны прилетело. Лишь бестолково взмахнул руками, сплющил нос о ледяную стену, оставил на ней ярко-красную кляксу.

– Воин должен слушаться и терпеть, – спокойно сказал межеумок.

Пороша сразу перестал спорить. Подхватил лопату, начал бросать, зло шмыгая и время от времени осторожно сморкаясь.

Сквара смотрел на взрослых парней, пытаясь поверить, что всего через несколько лет они с Ознобишей станут такими же. Верилось плохо.

Уже к сумеркам дорога повернула последний раз. Стал виден ещё один зримый след стародавних корчей земли. Снежный ров упирался в широкую трещину с отвесными и почти чистыми стенами. Судя по тому, что снег до сих пор не заполнил её, трещина была неимоверно глубокой. Возле самого края позаботились устроить бортик и в нём слив, чтобы опорожнять бочки.

Последние рассыпающиеся сугробы спихнули прямо в обрыв.

– Домой! – велел Лихарь.

Новые ложки устало потащились обратно.

Лихарь посмотрел на их понурые головы:

– А хвалу петь я за вас буду?

Что петь, они уже знали.

– Славься вовек… – уныло, враздрайку затянули мальчишеские голоса.

Петь было велено по-андархски. Не все верно выговаривали трудные чужие слова, не все их и понимали.

Господин стень отвесил ближайшему отроку сокрушительную затрещину, швырнув на соседа:

– Я петь сказал, а не скулить! Порадуйте Владычицу, не то я сам вас порадую! К столбу захотели?

Угроза была непонятной и от этого особенно страшной. Испуганные ложки заголосили по-прежнему нестройно, зато во всё горло:

 
Славься вовек, Мораны справедливость!
Праведный суд и верность навсегда!
Будем служить мы Ей, покуда живы,
Разум наш ясен, и рука тверда!
Мы расточим врагов Её державы,
Трепет и ужас до скончанья дней
В них мы вселим – и Ею будем правы,
Гибель неся любому, кто не с Ней!
 

На втором круге песни они даже начали попадать в лад.

Сквара больше впустую открывал рот, потому что песня ему не нравилась. Под неё удобно получалось шагать, но и только, стихотворец был далеко не дядя Кербога. Вот кто песни слагал – заслушаешься! Даже та неправильная колыбельная краше была. А уж мораничам он такое бы сочинил, чтобы они со злости в поганую трещину сами попрыгали…

Сквара жгуче пожалел, что лишь мимолётно соприкоснулся с ремеслом скомороха.

«Царица… удавиться… провалиться…»

Новые ложки топали валенками по плотно убитому снегу и блажили:

 
Славен разящий гнев Твой, о Царица!
Славен котёл и братья за спиной!
Круг Мудрецов, что выучил молиться
Приснодержавной Матери одной!
 

И как бы отдельно от всех плыл один голос, в восторге выводивший совсем другие слова.

 
Если мы вдруг прогневаем Царицу,
Свяжут верёвкой руки за спиной.
Бросят в котёл, чтоб до смерти свариться,
Или запрут в подвале за стеной…
 

– Молчать!.. – не своим голосом заорал Лихарь. Вмиг стало тихо. Тогда он зловеще, с нешуточным бешенством выдохнул: – Кто?!

Хотён и Пороша одновременно вытянули руки, указывая на Сквару.

Тот успел только зубы оскалить. Межеумки единым духом завернули ему за спину руки, поступив в точности по его песне. Согнули пополам, поддёрнули за штаны – и быстрым шагом потащили вперёд, прикладывая по дороге о каждый выступ стены. Ознобиша заплакал, побежал следом. Лихарь поймал его за ворот, швырнул к остальным, едва не снеся голову оплеухой.

Напуганные ложки сбились в кучку, молча затрусили дальше. Каждый представлял себе столб и то тёмное и ужасное, что возле него сейчас сделают с виноватым.

Сквара тоже думал о столбе, насколько ему вообще удавалось думать между сыпавшимися тумаками. Когда добрались до ворот, он исполнился решимости затеять последний бой и погибнуть, но к столбу не даваться. Беда только, ловкие межеумки никак не позволяли ему крепко стать на ноги, а как без этого задерёшься? Сквара отчётливо понимал: что захотят над ним, то сотворят, и не вдвоём, а каждый поодиночке. Как Лихарь и Ветер в Житой Росточи…

По счастью, его протащили мимо столба. Спустили в уже знакомый подвал. Только не оставили спокойно отлёживаться на полу, а поволокли в глубину, нацепили ошейник. Дали ещё по пинку. Захлопнули за собой дверь…

Немного проморгавшись, Сквара разжал кулаки, утёр лицо рукавом, начал было думать, как пересидеть ночь раздетому… и неожиданно понял, что в покаянной он не один. У противоположной стены, ближе к каменной пасти, кто-то дышал.

Насторожившись, Опёнок притих, стал ждать, пока глаза привыкнут к скудному освещению. И наконец различил взрослого мужчину, сидевшего на такой же цепи, только в дополнение к простому ошейнику на нём была какая-то треугольная снасть из железных прутков: ни руки вместе свести, ни нос почесать. Мужчина молчал и в свою очередь пытался рассмотреть Сквару. Было видно, как блестели глаза.

– Ты кто, дядя? – сипло спросил Сквара.

Человек не ответил. Тогда он повторил по-андархски:

– Ты кто?

– Всё тебе скажи, – проворчал низкий голос. Мужчина передвинулся, на ногах звякнули кандалы. – Сам кто таков?

– Я-то?.. А я с Конового Вена, меня в котёл сильно забрали… Скварой люди ругают.

Мужчина подумал, отозвался:

– Тогда меня ругай Космохвостом.

– Ух ты!.. – восхитился Сквара и на время забыл даже про холод. – А у тебя, дядя, правда, что ли, хвост есть? Косматый?..

Человек негромко засмеялся:

– Рассветёт, тогда увидишь. – Помолчал, спросил: – Ты-то здесь за что, малый? Лихарю не так поклонился?

– Не, – сказал Сквара, забыв удивиться, откуда неведомый узник знает Лихаря и его нрав. – Нам хвалу велели петь ихней Моране, а мне слова не полюбились, я и давай свои складывать.

Космохвост вдруг помрачнел:

– Полно заливать-то, парнишка. Ведь врёшь…

Сквара нахмурился:

– А вот не вру!

– А не врёшь, спой, что сложил.

Сквара с готовностью набрал воздуху в грудь:

– Если мы вдруг…

– Тихо ты!.. – сразу щунул его Космохвост. – Придержи голосину! Допоёшься, что отступником назовут! А с отступниками знаешь что здесь творят?

– Знаю, – вздохнул Сквара. – Видели.

– То-то, олух… Тихонько петь можешь?

Сквара кивнул и шёпотом повторил свою крамолу.

Узник расхохотался – громко, от души. Тут же охнул, настигнутый болью, смолк. Обождал, успокоил дыхание, опять засмеялся, уже осторожнее.

– Ну, парень!.. Если снова не врёшь…

Теперь Сквара лучше видел его. Этот человек выглядел настоящим воином, плечистым и крепким. Когда-то он брил бороду по-андархски, но теперь скулы облепила щетина. Голову охватывала повязка, запёкшаяся кровью возле виска.

Сквара хотел спросить Космохвоста, за что тот к мораничам в холодницу угодил, но его отвлекла тень, мелькнувшая наверху. Во дворе горели факелы. Мимо окна прошёл Ознобиша.

Узник заметил его взгляд, тихо спросил:

– Что там?

– Дружок мой, – сказал Сквара. – Братейко.

– Небось пожрать тебе сунуть хочет? Самого дурака сюда же запрут, да ещё откулачат…

– Не, – мотнул головой Сквара. – Не запрут. Умный он, не попадётся.

Ознобиша прошёл снова, в другую сторону, не глядя на окно, и пропал.

Космохвост потянулся к повязке на голове, но жестокая снасть остановила его. Он усмехнулся:

– А я, выходит, дурак, коли попался.

Сквара обождал, потом спросил:

– Ты, дядя, что им сделал-то?

В трубе над каменной пастью негромко зашуршало. Вылетела туча сажи, на дно очага шлёпнулся узелок.

– Спасибо, братейка, – пробормотал Сквара.

Третьего дня они с Ознобишей мыли пол наверху и увидели дверку в стене. Она ржаво заскрипела, когда её отворили. В чёрной трубе обнаружилась железная перекладина. «Лодырей коптить», – насмешливо пояснил межеумок…

Космохвост с любопытством спросил:

– Как добывать будешь?

Сквара потёр ладонями озябшие плечи. В ту дверку человека нельзя было пропихнуть, даже мальчишку. А вот откуда тянулся дымоход и как мог пригодиться, они быстро смекнули.

– Ты, дядя, если под стену достанешь, там палка припрятана…

Мужчина завозился, привстал на колени, сгребая кандалами каменный бой на полу. Рукой не сумел, повернулся, ногой выудил палку. Не с первой попытки перекинул в ладонь – и выгреб свёрток из очага.

– Лови, малец.

– Не, дядя, стой! Пополам…

На битых камнях не очень-то разоспишься. Особенно в холоде, под урчание несытого брюха… Временами узники замолкали, клюя носом в ошейниках, потом опять начинали разговаривать.

К полуночи Сквара узнал, что Космохвост был рындой. Этим словом, звонким, словно удар колокола, андархи называли телохранителей. Да не тех подобранных по статям праздных красавцев, что во время великих приёмов стоят в белых кафтанах возле трона властителя. Стоят, маются, щиплют себя, боясь выронить золочёные топоры… Космохвост обходился без жемчугов и шитья. Был просто хранящей тенью за плечом Эдарга, царевича одной из младших ветвей. Тенью неприметной, но грозной.

Однажды господин с госпожой собрались из родного Шегардая в столицу: Эдарга пожелал видеть царь Аодх. Венценосные супруги отправились в самый дворец… а лучшему своему, самому доверенному рынде велели остаться в дальнем загородном подворье, поберечь двоих дыбушат – годовалого царевича Эрелиса да старшенькую Эльбиз. Недовольный Космохвост остался ругаться с няньками и кормилицами. Тогда-то грянула Беда с победушками. Жар, плавивший южные склоны холмов, дотла сжёг подворье. Вот так скромный телохранитель в одночасье стал для венценосных сироток и воспитателем, и защитником, и едва ли не единственным другом…

– Это почему? – спросил Сквара. – Куда ж окольные подевались?

Он помнил рассказы Светела о многолюдье высоких палат. Царедворцы, воины, слуги…

– А ты представь, тебя бы целая деревня баловала и любила, а потом явился медведь, и все растеклись.

Сквара попробовал вообразить. Не получилось.

Космохвост понял его недоумение:

– Каждый, кто уцелел, к своей семье побежал. А у меня семьи не было, только господин да дети его.

В первые, самые страшные годы, когда ласковая зелёная страна оказалась под снегом и люди изо всех сил чаяли протянуть ещё день, маленького Эрелиса считали седьмым наследником трона. Это, может, было и хорошо. Кому нужна жизнь или смерть захолустного царевича, который никогда не станет царём?.. Потом что-то начало происходить. Один из первых наследников заблудился во время охоты, замёрз насмерть. Другого в лютую метель нелёгкая потянула на башню, откуда сильный порыв швырнул его наземь. Ещё один выбрал неудачное место для переправы, канул под лёд вместе с санями… В общем, Эрелис довольно скоро вместо седьмого стал третьим.

Космохвост, не веривший в совпадения, нашёл где-то на улице других двух сирот, мальчика с девочкой. Выучил одеваться в узорочье, носить чужие волосы, ладить с царскими кошками…

Сквара сразу догадался зачем, но догадка была такой страшной, что верить не захотелось. Он спросил:

– На что, дядя?

Космохвост ответил без затей:

– Не каждый рында бьётся оружием. Иные просто умирают вместо господина и госпожи.

Сквара представил себе, как взрослый мужчина объясняет двоим голодным оборвышам, что их отдадут подосланному убийце. Стало ещё страшнее. Но с тем и любопытнее.

Цепь не позволяла ему лечь у стены, спасибо на том, что удавалось подняться. Он встал, сунул руки под мышки, начал быстро приседать, пытаясь согреться.

– А дальше что было, дядя?

– Дальше… – Рында вздохнул. – Так тебе скажу, парень: боялся за своих царят я не зря.

– Нешто убили?

Космохвост пожал плечами:

– Надеюсь, что нет.

– А… тех других ребят? Заменков?

– Я всех спрятал, как почуял, что злыдни настали. – И усмехнулся: – Пускай за многими зайцами бегают.

– А сам ты?

– А я бой дал, чтобы скрыться успели. Благо ваши мораничи без хитростей обошлись, просто в дом влезли.

– Ну тебя, дядя… Скажешь тоже, наши!..

– А меня кто, по-твоему, сюда приволок?

Сквара долго молчал.

– И вовсе они не мои, – пробурчал он затем. – Слышь, дядя… Теперь-то что с тобой будет?

Узник зябко пожал плечами. Цепь звякнула.

– А что гадать… Ветер небось про царят выпытывать станет. Потом убьёт.

– Ты и Ветра знаешь?

– А как мне его не знать? – удивился Космохвост. – Я сам ложкой в котле был. Только при праведном царе первые ученики становились телохранителями. Теперь мы, рынды, – второй разбор, а лучшие убивают.

Сквара стал думать о маленьких сиротах, вряд ли толком помнивших солнце. И как они, прижавшись, тихонько сидели в тесной и тёмной скрыне, пока их защитник отбивался от страшных людей в короткополых одеяниях котляров. И как теперь брат с сестрой шли, взявшись за руки, по ночной снежной дороге, держа путь в тайное место… о котором Ветер станет выпытывать, но дядька Космохвост нипочём ему не расскажет…

Почему-то он очень зримо представил кошку облачно-голубой шерсти за пазухой у девчушки.

Рында вдруг тоскливо проговорил:

– Хорошо вы живёте там у себя, на Коновом Вене. Я слышал, у вас до сих пор двери не запирают… Правда, что ли, или всё врут?

– От кого запирать? – удивился Сквара.

Космохвост снова вздохнул:

– Вот и живите так ещё тысячу лет да счастью своему радуйтесь…

Сквара худо-бедно заснул только под утро. Приснилось ему всякое непотребство. То он убегал из подвала, таща на себе Жога, одетого и закованного, точно Космохвост, то рвался отбивать Светела, которого собирались вздёрнуть, как Ивеня…

Проснулся он от лязганья засова. В холоднице было почти светло. Сквара увидел, как у противоположной стены зашевелился рында. Дверь отворилась. Вниз сошёл Лихарь.

– Утро доброе, – весело сказал ему Космохвост. – Пожрать принёс или сразу пальцы обрубишь?

– Нужен ты мне, – буркнул стень. – Тебе Ветра ждать.

Узник поудобней устроился возле стены, подобрал ноги:

– Так я и знал, что он тебе до сих пор никакого веского дела вверить не хочет. Ты небось ещё крови-то не видал.

Сквара чуть не взялся рассказывать ему про Подстёгин погост, но увидел, как Лихарь сжал кулаки, и что-то остановило. Космохвост отвернулся, бросив:

– Жалко мне тебя, Дудырь.

Почему это рекло так взбесило молодого котляра, Сквара не понял, а задуматься или спросить не стало времени, поскольку дальше всё произошло очень быстро. Стень шагнул к узнику, желая то ли припугнуть его, то ли пинка дать…

Космохвост метнулся навстречу движением, больше всего напоминавшим прыжок, хотя в его-то веригах какие вроде прыжки? Тело рынды выхлестнуло вперёд, распрямившись над полом, ноги оплели ноги Лихаря, подрубили их цепью. Стень заорал от неожиданности и свалился прямо на пленника. Космохвост, успевший перевернуться, метил схватить его за волосы или за шею, но снасть помешала – не достал. Правая рука лишь вцепилась в плечо, Лихарь сумел вырваться. В кулаке рынды остался порядочный клок сукна. Котляр откатился, вскочил, в два прыжка скрылся за дверью. Сквара только заметил, какое белое у него было лицо.

– Эх, – досадливо проворчал Космохвост.

Бросил лоскут, устроился на прежнем месте возле стены.

Сквара отклеился от камней, снова начал дышать.

– А ты его, дядя, убить мог…

Язык почему-то заплетался.

– Жаль, не убил, – сказал Космохвост. Помолчал, непонятно добавил: – Прости, парень, если и на тебе отыграются.

Пока Сквара соображал, что имел в виду рында, вернулся Лихарь. Красный вместо белого, трясущийся от ярости и унижения. Он даже каменную крошку не выбил из одежды, зато в руках держал небольшой самострел. Едва сойдя со ступеней, стень молча навёл его на Космохвоста, спустил тетиву. Рында охнул, потянулся к бедру, к торчащему древку… обмяк. Свесил седоватую голову в заскорузлой повязке.

Следом за Лихарем в подвал ввалилось с полдюжины старших и межеумков. Космохвост потерялся у них под ногами. Только было слышно, как били.

Сквара шарахнулся и закричал. Это небось не сверстника, одетого в толстый кожух, ногами в мягких поршеньках отпинать. Сейчас Космохвоста убьют. Растопчут по полу.

– Лихарь, вонючка! Дудырь несчастный! Отлезь от него, короста! Чтоб тебя Морана твоя сосулькой прибила!..

Он во всё горло выкрикивал поношения, одни других опаснее и страшнее, каким-то уголком разума уже ощущая верёвку Ивеня у себя на запястьях. Но не умолкал – просто потому, что иначе было совсем невозможно.

Как позже утверждал Ознобиша, Сквару стало слышно по всей Пятери. Меньшой побратим сразу понял, что старшего пришла пора выручать. Ветер в нетчинах, к кому плакать?.. И Ознобиша бросился на чёрный двор, в поварню, – Лыкаш наверняка вызнал, что именно там видели Инберна.

Строго говоря, державец был над Лихарем не начальник. Он гоил крепость: следил, чтобы на головы не сыпались камни, чтобы содержались в порядке пруды и ухожи и люди не сидели голодными. Однако межеумки ему почтительно кланялись, Ветер разговаривал как с равным… Значит, оставалась надежда, что как-нибудь со стенем управится. Если пожелает, конечно. Если же нет…

Страшно сидеть и гадать, как всё будет. Когда начинаешь действовать, становится не до боязни. Ознобиша влетел в поварню, не спросившись возле порога. Седобородый приспешник заподозрил в нём воришку, потянулся схватить, но не поймал юркого мальца, с маху сел на пол.

В стряпной было почти ничего не видно из-за едкого дыма: в горячие угли пролилось жирное. Зато было хорошо слышно, как ругался державец, костеривший растопыр за испорченную подливу.

Подстёгин сирота припал к самому полу, спасаясь от удушливой пелены. Почти вслепую устремился на голос. Выкатился под ноги Инберну, обхватил сапоги:

– Господин, не погуби!.. Добрый высокоимён… высокодержав…

Следом на четвереньках выполз старик, снова попытался схватить отрока. Штаны у приспешника от волнения успели некрасиво промокнуть, подтверждая презрительную кличку: Опура.

– Добрый господин! Там Лихарь Сквару в холоднице убивает!..

Державец чуть не дал мальчонке пинка. Тоже успел решить, что бесстыдник посягал на хозяйский кусок. Потом начал кое-как разбирать, о чём тот верещал. Нахмурился. Новые ложки все были ему бровь в бровь, а дикарское слово «холодница» заставляло вспомнить о драгоценных погребах с припасами. Возможно ли, что ненасытные пролазы и туда добрались?..

– Доброе высокостепенство, там ещё пленник и…

Наконец всё стало понятно. Пленник, на которого у Ветра имелись особые замыслы, был важен. Державец стряхнул Ознобишу. Устремился к выходу из поварни, кашляя, ладонью разгоняя перед лицом чад. Он-то собирался неспешно, со вкусом обсудить с главной стряпухой, в чём способнее душить вепревину: в жидком отходе горлодёра, в масле с водорослями или в пряном вине. От какого дела, злыдари, оторвали!..

Лихарь вдруг услышал Скварины вопли. Оставил Космохвоста, повернулся и подошёл, тяжело дыша.

Дикомыт перестал кричать, лишь смотрел на него зло и отчаянно и понимал, что погиб.

В это время снова открылась дверь. На пороге появился Инберн.

– Лихарь, – громко сказал он. – Погоди, ты чего хочешь, чтобы Ветер нам обоим головы оторвал?

Сквара вскинул глаза. Успел увидеть Ознобишу, мечущегося за спиной у державца. Ещё кого-то из ложек…

Лихарь ударил без предупреждения, наотмашь. Мальчишка всё-таки вскинул руку, но это ему не особенно помогло – отлетел обратно к стене, ударился спиной и затылком, повис на цепи.

Лихарь указал на него межеумкам:

– Этого спустить. Воды принесите. Пусть за вторым ходит.