Текст книги "Фонарщик"
Автор книги: Мария Сюзанна Камминз
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава XVIII
Победа над собой
Однажды Георг, вернувшись из Бостона, передал Герти, что миссис Салливан получила письмо от Вилли и просит девушку зайти к ней. Эмилия ничего не имела против, но лошадь была нужна мистеру Грэму.
– Так почему же ей не поехать на омнибусе? – сказала миссис Эллис.
Герти с благодарностью посмотрела на нее: в первый раз миссис Эллис с участием отнеслась к ней.
– Право, не знаю, удобно ли отправлять ее одну на омнибусе [1]1
О́мнибус(от лат. omnibus– для всех) – общественный транспорт второй половины XIX века; многоместная (15–20 мест) повозка на конной тяге; предшественник автобуса.
[Закрыть]? – усомнилась Эмилия.
– Ну, вот еще! Такую большую девочку!
– Вы думаете? И правда, я-то все считаю ее ребенком, а ведь она почти уже взрослая!
Гертруда была в восторге и весело отправилась в путь. Миссис Салливан и мистер Купер были здоровы и очень радовались, получив известия от Вилли.
Вилли описывал свои занятия, своих хозяев, расспрашивал о близких и о Герти.
Пообедав у миссис Салливан, Герти поспешила на станцию, чтобы не опоздать и вовремя вернуться домой. Усевшись в омнибус, она в ожидании отъезда рассматривала прохожих.
Время шло, и Герти уже думала, что других пассажиров не будет. Вдруг она услышала чей-то голос, но никого не было видно. Она подошла к дверце экипажа и увидела маленькую горбатую старушку.
Старушка старалась взобраться в экипаж и звала на помощь кондуктора.
Кондуктор ухватил ее под локоть и, впихнув внутрь, запер дверцу.
– Бог мой! – вскричала новая пассажирка, усаживаясь напротив Гертруды и принимаясь оправлять свою вуаль. – Я потеряла зонтик!
Она вскочила. В ту же минуту экипаж двинулся. От толчка старушка зашаталась и наверняка упала бы, если бы Гертруда не подхватила ее. Усадив пожилую леди, она сказала:
– Не беспокойтесь, мадам, вот ваш зонтик.
Огромный зонт был привязан к поясу дамы зеленой лентой и соскользнул со своего места, а ей показалось, что он потерян. Тут же Гертруда обнаружила множество других предметов, точно так же прилаженных к той же зеленой ленте. Тут были и ридикюль [2]2
Ридикю́ль– дамская сумочка.
[Закрыть], и веер, и какие-то свертки.
Старушка скоро успокоилась и стала чувствовать себя как дома. Она сняла вуаль и шляпу и накрыла ее большим платком, чтобы защитить от пыли, затем взяла веер и стала им обмахиваться.
Гертруда, занятая собственными мыслями, разглядывала большое облако, надвигавшееся с запада, и не обращала внимания на спутницу, пока, вздрогнув от прикосновения, не услышала неожиданное восклицание:
– Моя милая барышня, не предвещают ли эти черные тучи грозу?
– Да, я думаю, скоро пойдет дождь, – отвечала Гертруда.
– Сегодня утром, когда я отправилась из дому, – продолжала старая дама, – солнце сияло, небо было лазурное; пернатые певцы изощрялись в своем пении, принимая участие во всеобщем ликовании, а теперь, прежде чем я вновь возвращусь в свое жилище, мое легкое кружевное украшение (она взглянула на подол своего платья) станет жертвой безжалостной грозы.
– Разве омнибус не проходит мимо вашего дома? – спросила Герти.
– О, нет! Он проходит на расстоянии полумили. Вы поставлены в лучшие условия, милая барышня?
– Нет, мадам, мне нужно пройти пешком от станции около мили.
Старая дама подвинулась к Гертруде и сказала самым жалобным тоном:
– Увы! Я трепещу за нежную белизну банта на вашей шляпке!
Между тем прибыли на станцию, и путешественницы вышли из кареты. Гертруда собиралась пуститься в путь, но старуха уцепилась за нее и упросила подождать, чтобы идти вместе, так как им было по дороге. Это сильно задержало движение, так как ее спутница еле передвигала ноги. Пошел дождь. Старуха раскрыла свой зонтик, и они обе укрылись под ним, но дождь полил как из ведра. Вдруг они услышали за собой быстрые шаги, и Гертруда, обернувшись, увидела догонявшего их Георга, кучера мистера Грэма.
– Мисс Гертруда, – кричал он, – вы промокнете до костей, надо поторопиться!
Он подхватил старушку, и они со всех ног пустились к стоявшему неподалеку домику.
Старушку звали мисс Пэтч, а этот домик принадлежал ей. Она едва пришла в себя и несколько минут не могла опомниться. Решили, что Гертруда останется у нее на часок, а Георг приедет за ней и отвезет домой.
Мисс Патти Пэтч жила в своем домике совсем одна, без прислуги. Здесь она поселилась недавно, а так как все ее родные и знакомые жили в Бостоне, то она постоянно ездила туда. Бедная мисс Патти была так ошеломлена случившимся, что Гертруде пришлось за ней ухаживать. Она взяла ключ и отперла комнаты, затем помогла хозяйке снять с себя бесчисленные чепчики, шали и вуали.
Успокоившись, мисс Патти оставила свою гостью, чтобы пойти переодеться.
Как только она вышла, Гертруда с любопытством стала осматривать комнату. Тут были старинные стулья, старые, вышитые шерстью, подушки, какие-то окаменелости и дешевые рыночные украшения наряду с изящными старинными вещами.
Когда старая дама вернулась, на ней было простое черное платье, которое шло ей гораздо больше, чем то нарядное, которое было на ней раньше. Она держала в руке большой стакан воды с мятными каплями и уговаривала Гертруду выпить их, уверяя, что это лучшее средство от простуды. Гертруда, с трудом удерживаясь от смеха, отказалась. Мисс Патти села и стала пить маленькими глотками, разговаривая с Гертрудой, которой временами казалось, что это вполне нормальная женщина, а временами – что она потеряла рассудок.
Гертруда произвела на мисс Патти очень хорошее впечатление. Старушка заявила, что уму ее гостьи могла бы позавидовать любая королева, что у нее походка газели и грациозные движения лебедя.
Когда Георг приехал за Гертрудой, мисс Пэтч была не на шутку огорчена и так любезно приглашала ее, что Гертруда обещала непременно прийти.
Хорошие известия о Вилли и забавное приключение в дороге развеселили Герти, и, приехав домой, она так легко и радостно взбежала по лестнице, как не бегала с самой смерти дяди Тру. Она бросилась в свою комнату, чтобы снять шляпу и переодеться, а затем идти к Эмилии.
У дверей она встретила горничную Бригиту со щеткой и метелкой. И узнала, что за время ее отсутствия убирались в ее комнате, где, по словам миссис Эллис, все было вверх дном – с тех пор, как там поселилась Гертруда.
Герти пришла в ужас при мысли, что в ее жилище хозяйничала миссис Эллис, и с тревогой оглядела свою комнату.
Когда Гертруда переехала в дом мистера Грэма, кроме чемодана с платьями и бельем она привезла с собой старую картонку, которую поставила в своей комнате. Когда переезжали на дачу, она захватила ее с собой. На даче не оказалось местечка, куда можно было бы спрятать картонку. Пришлось поставить ее в уголок за кроватью. Накануне своей поездки в город она еще раз рассматривала любимые вещицы, и все это было ей дорого, все навевало воспоминания. Как часто случалось ей всплакнуть, разбирая лежавшие там вещи! Тут была статуэтка, изображавшая Самуила, – первый подарок дяди Тру, его же трубки, почерневшие от дыма, и фонарь, который осветил ее мрачную детскую жизнь; старая меховая шапка, из-под которой он так приветливо улыбался ей. Несколько старых игрушек, книжки с картинками, подарок Вилли – корзиночка, которую он сделал ей из ореховой скорлупы, и другие мелочи… Кое-что было расставлено на камине.
Теперь же на камине ничего не было; картонка тоже исчезла. Догнав горничную, Герти стала ее расспрашивать. Оказалось, что статуэтку, трубки и фонарь выкинули в мусорную кучу, и они разбились вдребезги. Шапка, съеденная молью, была сожжена; остальные же вещи Бригита смела в камин, как приказала миссис Эллис. Гертруда отпустила Бригиту, ничего не сказав ей, но затем заперла дверь и, безутешно рыдая, бросилась на кровать.
«Вот почему, – думала она, – миссис Эллис так благожелательно отнеслась к моему отъезду в город! А я была настолько глупа, что вообразила, будто она хотела доставить мне удовольствие. А она просто хотела уничтожить мои сокровища!..»
Герти вскочила и бросилась к двери, но что-то удержало ее; она опять вернулась к кровати, опустилась, рыдая, на колени и закрыла лицо руками. Наконец встала, села у открытого окна и, опершись головой на руку, задумалась. Гроза прошла, и все кругом радостно сияло. Как раз напротив окна раскинулась яркая радуга; в ветвях дерева весело чирикали птички. Сильно пахло цветущей сиренью. Это спокойствие, разлившееся в природе, проникло и в душу Гертруды. Она поборола свою обиду, и светлая улыбка вновь показалась на ее лице. Она одержала величайшую в жизни победу – победу над собой.
Колокол, призывавший к вечернему чаю, вывел Герти из задумчивости. Она поспешно умылась, оправила волосы и спустилась в столовую, где застала одну миссис Эллис. Мистер Грэм задержался в городе, а Эмилия страдала мигренью. Гертруда пила чай вдвоем с миссис Эллис, которая, хотя и не знала, как дороги были для Герти все ее реликвии, прекрасно понимала, что сделала что-то нехорошее. Но Герти не выказала ни гнева, ни недовольства и даже не намекнула на произошедшее, тогда как миссис Эллис явно было не по себе.
На другой день кухарка, миссис Прим, заглянула в комнату Эмилии и сказала:
– Не могу найти мисс Гертруду, мисс Эмилия; я подобрала эту корзиночку возле мусорной ямы и знаю, что она будет рада получить ее обратно. Она совсем не испорчена.
– Какая корзиночка? – удивилась Эмилия.
Кухарка передала ей корзиночку из ореховой скорлупы и рассказала, как было уничтожено все, что хранилось у Гертруды. Кухарка считала, что так делать не следовало. Ей было очень жаль Герти. Она была в комнате рядом и слышала, как Гертруда расспрашивала Бригиту.
Тут Эмилия вспомнила, что вчера ей показалось, будто кто-то плакал в комнате Гертруды, но она думала, что это ей послышалось.
– Отнесите эту корзиночку Гертруде, – сказала она, – она в библиотеке, но не говорите, что рассказали мне об этом.
Напрасно Эмилия несколько дней ждала, что Гертруда поделится с ней своим огорчением: девочка уже научилась переносить горе не жалуясь.
Это был первый пример полного самообладания Гертруды. С этих пор ее умение владеть собой все более и более увеличивалось. Ей не было еще четырнадцати лет, но она выглядела почти взрослой. Работа в саду на чистом воздухе способствовала тому, что она росла здоровой. Ее цветник разросся на славу, и каждое утро за завтраком у прибора Эмилии лежал букетик свежих цветов.
Иногда она ходила навещать своего нового друга, мисс Патти Пэтч, которая всегда принимала ее очень приветливо. Мисс Патти делала искусственные цветы, а так как сад Гертруды предоставлял прекрасные модели, девочка редко приходила с пустыми руками. Правда, старой даме так плохо удавались имитации, что самая лучшая из ее работ казалась уродством. Но она была довольна, как и ее друзья, которым она приносила громадные букеты, приколотые к зеленой ленте ее пояса.
У мисс Патти было много друзей. Судя по множеству имен, которые она называла в разговоре, Гертруда заключила, что она знала весь Бостон. И правда, немного было людей с такими обширными знакомствами. Став в молодости мастерицей по ковровым изделиям, мисс Патти долгое время занималась своим ремеслом и работала, как она говорила, для первых домов города. Она была так наблюдательна, что в прежние времена о ней говорили, что мисс Пэтч имеет две пары ушей и еще пару глаз на затылке. В течение года она успевала обойти весь круг своих знакомых и со всеми поддерживала добрые отношения.
Эмилия, хорошо знавшая мисс Пэтч и даже часто дававшая ей работу, ничего не имела против визитов Гертруды. Иногда она даже сопровождала ее, потому что любила поразвлечься и комичный разговор мисс Пэтч забавлял ее так же, как и Герти. Правда, мисс Пэтч гораздо больше нравилась роль гостьи, чем хозяйки. Эмилия пригласила ее заходить, когда захочет, и старушка не заставила просить себя дважды.
Глава XIX
Маленькая сиделка
Время шло. Целые дни Гертруда проводила с Эмилией, для которой она стала совершенно необходимой. Никто не умел так хорошо услужить ей и развлечь ее.
Но вдруг Эмилия заболела, и сразу все переменилось. В первый же раз, когда Гертруда хотела войти к ней, миссис Эллис грубо загородила ей дорогу. Напрасно бедная девочка со слезами упрашивала впустить ее: экономка объявила, что ей там нечего делать; когда Эмилия больна, она никого не выносит около себя, кроме миссис Эллис. Три дня Гертруда бродила как потерянная. Наконец однажды утром она увидела на лестнице кухарку, миссис Прим, которая несла наверх чай. Она попросила передать Эмилии только что срезанные, едва распустившиеся розы и спросить, нельзя ли ей войти, а сама осталась на кухне – ждать, пока вернется кухарка. Но кухарка принесла цветы обратно и бросила их на стол.
– Я вам не советую туда ходить, мисс Гертруда.
– Мисс Эмилия не взяла мои цветы? – расстроилась Гертруда.
– Да где уж там! Миссис Эллис выкинула мне их за дверь, да еще обругала, – говорит, мол, надо быть сумасшедшей, чтобы приносить цветы в комнату больной.
Гертруда ничего не могла делать – так ее беспокоило, не опасно ли больна Эмилия. Прошло две недели. Эмилия не поправлялась, и Гертруда не знала о ней ничего, кроме того, что миссис Эллис в ее присутствии сообщала иногда о больной мистеру Грэму. А он и так каждый день видел доктора, лечившего больную, и часто навещал дочь. Раза два она осмелилась обратиться к миссис Эллис, чтобы узнать о здоровье Эмилии, но каждый раз экономка отвечала: «Не надоедай мне, пожалуйста!»
Однажды Гертруда сидела в беседке. Она только что собрала семена и раскладывала их в пакетики. Вдруг послышались шаги, и в беседку вошел домашний доктор Грэмов, мистер Джереми.
– Что вы тут делаете? – резко спросил он. – Разбираете семена?
– Да, сэр, – ответила Гертруда, краснея под пристальным взглядом доктора.
– Я, кажется, где-то видел вас раньше?
– Вы меня видели у мистера Флинта.
– А, помню! Вы его дочка? А бедный Тру-то умер!.. Его все жалеют! Итак, вы – маленькая сиделка, которую я видел у него? Господи! Как дети растут!
– Доктор! – умоляющим тоном обратилась к нему Гертруда. – Скажите мне, пожалуйста, как здоровье мисс Эмилии?
– Да не очень хорошо.
– Она может умереть?
– Зачем ей умирать? Я этого не допущу, а вы мне поможете. Почему вы за ней не ухаживаете?
– Ах! – вскричала Гертруда. – Я так бы этого хотела, но миссис Эллис меня не пускает. Она говорит, что кроме нее там никто не нужен.
– Это ее не касается. Это мое дело, а мне вы нужны. Я скорее доверю больную вам, чем миссис Эллис. Она ничего не понимает. Пусть стряпает свои пироги и соусы. А вы ходите за больной. И завтра же принимайтесь!
– О, как я вам благодарна, доктор!
– Ладно, не спешите благодарить, сначала попробуйте. Ходить за больными – дело нелегкое. Чей это сад?
– Миссис Брюс.
– И это грушевое дерево тоже ее?
– Да, сэр.
– Честное слово, миссис Брюс, я отведаю ваших груш!
И с этими словами доктор, который, несмотря на свои шестьдесят пять лет, был силен и ловок, взобрался на каменную стену, отделявшую его от соседского сада, и, увлеченный собственной смелостью, одним прыжком очутился у подножия дерева.
Гертруда весело глядела на него. Она видела, как доктор чуть не упал, но ухватился обеими руками за толстый ствол. В этот самый момент из высокой травы медленно поднялась голова в бархатном берете, и молодой человек лет шестнадцати, приподнявшись на локте, принялся разглядывать неожиданного посетителя. Доктор, нимало не смущаясь, первым накинулся на молодого человека:
– Ты что это, лентяй, тут валяешься? Чтобы о тебя спотыкались честные люди?
– А где же здесь эти честные люди, сэр? – насмешливо ответил молодой человек.
– Ну хотя бы я и моя приятельница, – возразил доктор, указывая на Гертруду.
– Чем я могу вам служить?
– Да вот я забрался сюда, чтобы попробовать груши. Кстати, вы ведь выше меня и с помощью вашей палки легче управитесь с этим делом.
– Не смею отказаться, – пробормотал юноша, взял палку и, зацепив ею ветку, стал трясти дерево. Спелые плоды градом падали на землю. Доктор набил грушами карманы и снова перебрался через забор.
– Достаточно? – с иронией спросил молодой человек.
– О, да! И даже больше, чем надо.
– Я очень рад, – ответил юноша, снова небрежно растянувшись на траве.
– А ведь вы, я думаю, не на шутку утомились! – пошутил доктор. – Советую вам принять мой совет и хорошенько выспаться!
– Правда? – усмехнувшись, спросил молодой человек. – Спасибо за совет! Я так и сделаю!
Он опустился на траву и закрыл глаза. Доктор выложил свою добычу на скамейку и со смехом принялся угощать грушами Гертруду. Наконец он заметил, что ему пора отправляться домой.
– Уже половина пятого! – воскликнул он, поглядев на часы. – Через десять минут поезд отходит! Кто же отвезет меня на станцию? Где Георг?
– Он на лугу, убирает сено. Но лошадь стоит на дворе, запряженная. Я видела, как он ее привязал.
– Ну так довезите меня до станции!
– Я? Да я не умею править!
– Выучитесь! Я вам покажу! Вы не боитесь?
– Я? Нет. Но мистер Грэм…
– Не беспокойтесь. Ничего не случится.
Гертруда по природе была смелой девочкой. Раньше она никогда не правила, но так как она ничего не боялась, то прекрасно справилась со своей задачей. Потом она часто оказывала доктору эту услугу и вскоре научилась мастерски править.
Доктор Джереми исполнил свое обещание и потребовал, чтоб она ухаживала за больной. Он очень хвалил Гертруду, вспоминая, как умело она ходила за больным Труманом, и с удивлением спросил Эмилию, почему ее не пускали.
– Она боится заразиться, – ответила Эмилия.
– Не верьте этому, – возразил доктор.
– Вы думаете? – живо спросила Эмилия. – А миссис Эллис…
– Она солгала, – прервал ее доктор. – Герти хочет ухаживать за вами и сделает это лучше кого бы то ни было. Ведь уход несложный. Нужен только покой, которого вам не хватает при этой болтунье, что сидит здесь. Таким образом, я ей пропишу отставку, а вам пришлю Гертруду. Она тиха как мышка, и у нее есть голова на плечах.
Эмилия отлично знала, что Герти не может полностью заменить миссис Эллис, которая, при всех недостатках, прекрасно исполняла свои обязанности. Она постаралась устроить все к общему удовольствию. Гертруда заняла при Эмилии свое обычное место, не вытесняя миссис Эллис.
Когда ночью Эмилия просыпалась от тревожного сна, чья-то рука неизменно подносила ей освежающее питье; слыша громкий храп миссис Эллис, больная догадывалась, что не она подает ей лекарство. Кто так старательно обмахивал ее от мух в жаркие дни? Кто часами не уставал менять ей компрессы? Эмилия должна была признать, что доктор Джереми не ошибся в выборе сиделки.
Через две недели Эмилия уже могла вставать с постели, но еще не выходила из комнаты. Потом доктор стал требовать, чтобы она выходила на воздух, советовал кататься хотя бы раз в день.
– Это невозможно, – ответила Эмилия. – Георг очень занят; это будет неудобно.
– Тогда Гертруда будет править; она отлично с этим справляется.
– Гертруда, – улыбаясь, сказала Эмилия, – ты, кажется, сильно поднялась во мнении доктора. Он думает, что ты все умеешь. Ведь ты же никогда не правила.
– Что вы! Вот уже шесть недель, как она ежедневно возит меня на станцию, – возразил доктор.
– Не может быть!
Эмилия была изумлена: она не допускала мысли, что женщина может править лошадью. Но ее быстро разуверили, и скоро эти прогулки вошли в обыкновение. Иногда Эмилия брала с собой миссис Эллис; если же экономка была занята по хозяйству, они отправлялись вдвоем с Гертрудой. Здоровье Эмилии быстро поправлялось.
За это время Гертруда пару раз видела молодого лентяя, о которого споткнулся доктор Джереми, когда полез воровать груши.
Однажды, когда она работала в саду, он уселся на забор и разговорился: удивлялся, как много она работает, спросил о цветах, о докторе Джереми и, наконец, спросил, как ее зовут.
Герти покраснела. Она привыкла называть себя фамилией Флинт, и обычно это ее мало беспокоило. Но когда ей прямо задавали этот вопрос, она вспоминала, что, в сущности, не знала своей настоящей фамилии, и смущалась.
Эмилия пыталась отыскать Нэнси Грант, чтобы расспросить о подробностях детства Гертруды, но Нэнси съехала со старой квартиры, и уже несколько лет о ней не было ни слуху ни духу.
И на вопрос молодого человека она ответила, что скажет ему, как ее зовут, только узнав его имя.
– Я не скажу, и вашего добиваться не стану! – запальчиво ответил юноша и удалился, разбрасывая ногами упавшие в траву яблоки.
Глава XX
Перемены
Был вечер после жаркого сентябрьского дня. Эмилия Грэм, утомленная духотой, сидела на террасе перед домом, с наслаждением вдыхая только что поднявшийся освежающий бриз. На западной стороне неба тянулась ярко-красная полоса – последний отсвет великолепного заката; первые лучи почти полной восходящей луны ложились на белое платье Эмилии.
Десять лет прошло с тех пор, как она встретилась в церкви с Гертрудой. Время мало изменило ее. То же ясное спокойствие и теперь отражалось на ее лице. Только самый тонкий наблюдатель мог бы подметить в нем немного больше движения и жизни, немного больше интереса к окружающему. Этим Эмилия была обязана Гертруде. Нежная дружба, неутомимая забота, а главное – умение живо передавать свои собственные впечатления пробудили в душе Эмилии множество почти исчезнувших представлений. Гертруда заменила слепой потерянное зрение.
В этот вечер Эмилия была грустна. Она часто склоняла голову, словно прислушиваясь, и вздрагивала каждый раз, как скрипнет дверь.
Но вот кто-то вышел из-за ограды сада и подошел к двери. Шаги такие легкие, что только чуткий слух слепой мог их различить.
Это наша старая знакомая, маленькая Герти; но узнать ее теперь очень трудно. Она выше Эмилии, стройна и хорошо сложена. У нее смуглый, но здоровый и свежий цвет лица. От быстрой ходьбы она раскраснелась. Шляпу Герти сняла, и ее чудные, хотя по-прежнему непослушные волосы слегка растрепались. Темные глаза уже не кажутся слишком большими. Ласковая улыбка играет на ее губах. Красавицей девушку назвать нельзя, но ее личико очень привлекательно, хотя сама она по-прежнему считает себя дурнушкой.
Увидев мисс Грэм, девушка подбежала к ней и, дружески обняв, повела ее в сад.
– Вот я и вернулась, Эмилия, – сказала она, укутывая слепую шалью. – Вы все время были одна?
– Почти что. Я страшно беспокоилась, как ты там бегаешь по городу в такую жару.
– Мне было не слишком жарко. А теперь-то как прохладно! И какая здесь прелесть после душного и пыльного города!
– Тебе нечего рассказать мне, Гертруда? – спросила Эмилия.
– Многое, но…
– Ты знаешь, что для меня это грустные вести, и не решаешься сообщить их, не правда ли?
– Я не настолько самонадеянна, дорогая Эмилия, чтобы думать, что это может вас опечалить; но со вчерашнего вечера, когда я передала вам слова мистера Уилсона и рассказала о своих намерениях, вы стали так грустны при мысли о предстоящей разлуке, что я усомнилась в разумности своих планов.
– А я, Гертруда, упрекала себя в том, что не сумела скрыть впечатления, произведенного твоими словами. Я не хочу, чтобы под моим влиянием ты изменила тому, что считаешь своим долгом. Мне, напротив, следовало одобрить твое решение.
– Дорогая Эмилия! – воскликнула Гертруда. – Я уверена: знай все, что происходит, вы убедились бы, что иначе поступить нельзя.
– Как? Что-то у миссис Салливан?
– Дела гораздо хуже, чем я вам говорила. Я и сама всего не знала. Сегодня я пробыла у нее весь день, так как мистер Уилсон задержал меня всего минут на пять; невозможно оставлять ее, такую слабую и болезненную, одну с мистером Купером, когда он в таком ужасном состоянии.
– И ты думаешь, что можешь ей помочь?
– Я уверена, милая Эмилия. Я прекрасно с ним лажу. Ведь он капризничает, как ребенок. Миссис Салливан делает все, что он хочет, не только из любви к нему, но и потому, что боится прекословить: он стал таким раздражительным. Она говорит, что у него появляются самые дикие фантазии. То он ночью собирается идти гулять, то настежь отворяет окна, а они ведь живут в нижнем этаже.
– Бедная женщина! Как же она с ним справляется?
– Да вот сегодня утром, когда я приехала, он вздумал растопить камин и навалил целую кучу угля – в такую-то жару! А миссис Салливан сидит и плачет. Ну что она с ним поделает?
– Ей надо бы иметь при нем здоровую женщину, а еще лучше мужчину, который смотрел бы за ним.
– Вот этого-то она и не хочет. Боится, что с ним будут грубо обращаться. К тому же ей неприятно было бы иметь у себя в доме постороннего человека – она так привыкла жить одна.
– Вот уж радость ей на новоселье! Странно только, что она раньше ничего не замечала. Ведь когда я была у них с тобой еще на старой квартире, мне уже тогда показалось, что старик не в своем уме.
– Я также видела кое-что, – согласилась Гертруда, – но ничего ей не говорила.
– Знаешь, Гертруда, я думаю, что это началось уже тогда, когда он потерял место.
– Конечно, он сразу страшно изменился и быстро одряхлел.
– Он, должно быть, очень стар?
– Еще бы! Миссис Салливан уже давно говорила мне, что ему восемьдесят.
– Неудивительно, что он впал в детство.
– Но мне очень жаль миссис Салливан, она меня сильно беспокоит.
– Конечно, все это грустно и тяжело.
– Если бы она еще была здорова, а то и ее здоровье неважно.
– Обращалась ли она к доктору?
– И слышать не хочет, говорит, пустяки. Уже только поэтому мне хотелось бы поскорее быть в Бостоне. Уж я бы устроила так, чтобы ее осмотрел доктор Джереми.
– Ты говоришь о жизни в Бостоне так, будто это решенное дело. Разве все уже устроилось?
– Ах, я ведь еще не рассказала вам о моем посещении мистера Уилсона! Я так ему благодарна! Он обещал дать мне место. Дядя Тру хотел, чтобы я была учительницей; это была его мечта. Как он был бы счастлив, если бы дожил! Не правда ли, милая Эмилия?
– Конечно. Только, пожалуй, он, как и я, нашел бы, что ты берешь на себя слишком много. Половину дня ты будешь занята в пансионе, а затем надо будет еще ухаживать за миссис Салливан и за стариком. Это очень трудно, дитя мое; я буду постоянно беспокоиться за тебя.
– Милая, дорогая Эмилия, не бойтесь за меня! Я здорова, и, право, у меня хватит сил на все! Единственное, чего я боюсь, – это оставить вас одну. Боюсь, чтобы вы не подумали, что я…
– Не бойся; я знаю, что ты меня любишь и не променяешь ни на кого. Ты считаешь себя обязанной помочь миссис Салливан; я это прекрасно понимаю. Но мне не хотелось бы, чтобы ты устраивалась на работу к мистеру Уилсону. Поживи у миссис Салливан, помоги ей; а когда придет время нашего отъезда, твои услуги, может быть, будут уже и не нужны. Тогда ты могла бы поехать с нами на юг, это было бы очень полезно для тебя.
– Но ведь это немыслимо, дорогая Эмилия! Я не могу жить за счет миссис Салливан. Ведь настоящей сиделкой все же я не буду, да миссис Салливан и не согласится, чтоб я исполняла все обязанности сиделки. Значит, делать все то, что я когда-то делала для дяди Тру, я не буду. И я только тогда смогу жить с ней, если получу место у мистера Уилсона.
– Конечно, для миссис Салливан лучше, если ты будешь с ней.
– Я надеюсь, что принесу ей больше пользы, чем кто-либо другой. Она меня любит. Да и старик слушается меня. Не знаю, чем это объяснить, но мне всегда удается уговорить его! При этом я для него как бы «сливаюсь» с Вилли. Конечно, он привык всегда видеть нас вместе. Да и миссис Салливан спокойнее смотрит в будущее, зная, что зимой я буду с ней. Она так радовалась этому, что я даже забыла, как тяжело мне будет расстаться с вами. Как подумаешь, что вы уедете так далеко и сколько времени пройдет, пока мы опять будем вместе, то…
И Гертруда горько заплакала.
Мисс Грэм нежно старалась утешить ее.
– Мне хорошо жилось с тобою, Герти, – говорила она, – и я буду скучать по тебе. Но я знаю, как ты любишь семью Салливанов и как ты обязана им. Знаю, что ты считаешь своим долгом помочь им и поэтому отказываешься от путешествия, которое доставило бы тебе массу удовольствий. Это доказывает, что моя Герти стала именно той честной и доброй девушкой, какой я и хотела ее видеть.
Незаметно они дошли до конца аллеи. Тут и нашла их горничная с сообщением, что в гостиной сидят миссис Брюс с сыном и желают их видеть.
– Ты купила ей пуговицы, Гертруда? – спросила Эмилия.
– Да, я нашла очень подходящие к ее платью. Вы передайте ей, что я исполнила ее поручение, но я сейчас не могу показываться.
– Меня проводит Кэти, а ты сможешь незаметно пройти в маленькую дверь. Я извинюсь за тебя перед миссис Брюс, а когда ты успокоишься, то выйдешь и сама все ей скажешь.