Текст книги "Подростки бессмертны (СИ)"

Автор книги: Мария Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

8

По дороге в школу прохожие провожали меня кто любопытными, кто осуждающими взглядами. Некоторые даже показывали пальцем (в основном, дети и подростки) – лысых девочек в нашем районе еще никогда не было. Но самая бурная реакция ждала в родной Альма-матер.

Едва мне стоило подойти к воротам, послышались возгласы удивления стоящих на крыльце учеников.

– Это че, ты?! Даже не узнали сначала, думали, левый кто-то идет, – недоумевали они, – ого, нифига себе! У тебя что, вши?

– Сами вы вши, – гордо ответила я, – а мне так ходить нравится. Это стиль такой.

И я не врала, новый имидж действительно казался мне очень привлекательным, стильным, ярким. Я вообще впервые в жизни себе нравилась, что придавало уверенности.

С гордо поднятой головой я прошагала по коридорам в сторону своего класса, провожаемая множеством любопытных глаз.

Стоило войти в кабинет, повисла мертвая тишина, все головы были повернуты в мою сторону, разговоры мгновенно прекратились. Учительницы пока не было, и я спокойно двинулась к своему месту, невозмутимо устроилась на стуле, доставая школьные принадлежности.

Наконец дар речи вернулся к моему соседу по парте – веселому троечнику Андрею.

– В натуре забрилась! Женька рассказала, да мы не поверили, она ж пиздоболка та еще. А нафиг ты так сделала? Болеешь что ли? – осторожно спросил он.

– Сам ты болеешь, вообще ниче не понимаешь что ли, это стиль такой, мне так нравится, – возмутилась я.

– Ну вообще-то ниче так, на Машу Макарову похожа стала, – это был самый прекрасный комплимент в моей жизни, – а предки не орали?

– Да че они мне сделают-то? – небрежно бросила я.

Девчонки тем временем стали перешептываться, поглядывая на меня. Но, видимо, мою уверенность почувствовали все, поэтому никто не стал откровенно осуждать или возмущаться. Вскоре полкласса столпилось вокруг моей парты, разглядывая дерзкую «прическу».

– А можно потрогать? – спрашивали они.

– Ну потрогайте, че.

– Ха, прикольно, шершавая такая! Ну ты даешь! А шишка откуда на затылке? Небось родаки леща отвесили? – в их голосах теперь появилось что-то вроде восхищения. Еще бы – вытворить такое, не побоясь родителей и реакции окружающих, действительно было смело. К тому же они помнили недавнюю сцену в хореографическом классе.

– Так! Что за столпотворение, сели за парты все, – с порога начала учительница (наша классуха Елена Николаевна. Очень интеллигентная и сдержанная женщина возраста моей мамы. У нее был богатый муж, поэтому работала она ради удовольствия, будучи очень талантливым педагогом).

Когда дети расступились, она наконец заметила меня.

– Мальчик, а ты откуда? – тут она осеклась, узнав свою отличницу. – Это ты?! А где волосы? Что случилось?

– Елена Николаевна, это стиль такой, красиво же, – с улыбкой ответила я.

Та не стала спорить, лишь покачала головой. Она прекрасно понимала максимализм подростковой души.

Надо сказать, отношения с ней у меня были прекрасные. Вы не подумайте: я хоть и была круглой отличницей, оценки меня совершенно не волновали, пугал только магнитофонный шнур, к которому любили прибегать родители в целях воспитания. Никогда не бегала за учителями, выпрашивая пятерочки. Наоборот: я легко могла с ними спорить, не соглашаться. Но не дерзить, не хамить, а вести дискуссии на равных (со взрослыми мне вообще было проще разговаривать).

Учеба давалась легко (кроме упомянутых ранее Истории и Географии, которые приходилось тупо зубрить, ведь логики в них я не видела, а только чувствовала ложь).

Русский язык был для меня понятной, упорядоченной системой, многослойной интересной структурой, я его просто чувствовала, во всех правилах видела логику и поэтому легко их запоминала.

Математика была музыкой, я понимала ее скорее интуитивно, чем с помощью мозга. Все цифры и буквы не были для меня пустым звуком, я просто видела их смысл, слышала их немое послание. С геометрией вообще легко: будучи художницей, чувствовала пространство, его структуру. Физика и химия попросту были очень интересны – так здорово пытаться понять законы природы.

Единственное, что могло помешать мне в учебе – природная лень (Природная ли? Может, как раз давление родителей отбивало желание что-либо делать?), но ее с лихвой компенсировала бдительная мама, неустанно следящая за моими успехами.

Вскоре вся школа говорила обо мне. У нас и с крашеными волосами-то ходили лишь единицы, и их за это гоняли, а тут – такое.

– Да, ну и причесон, – оценивающе оглядела меня Катя, когда мы стояли в курилке. Она была старше на год, то есть вообще совсем взрослая по моим меркам. Девочка была авторитетом школы. Я ее немного побаивалась.

– Это стиль такой, – оправдывалась я.

К моему изумлению, и здесь, вне класса, мой новый образ восприняли довольно мирно. Кто-то немного подшучивал – но не зло. Все же за период моего курения отношения со старшаками сложились довольно неплохие.

Директорша увидела меня последней, и то не в стенах школы. Видимо, учителя не стали ей ничего рассказывать.

Это была церемония награждения за первое место на региональной олимпиаде по русскому. Когда я поднималась на помпезную сцену дворца культуры, оформленного в стиле барокко, весь зал, полный учителей, директоров, людей из министерства, «круглых отличников» и их благородных родителей сначала ахнул, а потом погрузился в полную тишину.

Я чувствовала их недоумевающие взгляды – лысая победительница шла за своей высокой наградой. Даже у ведущей микрофон чуть не выпал.

– Ну и влетело нам из-за тебя, – позже рассказывала моя физичка Антонина Павловна. Она была старше моих родителей и такая, знаете, немного грубоватая, здоровая, эдакая мужичка. Не скупилась на крепкое словцо, могла даже пинками выпроводить какого-нибудь нерадивого ученика из класса, взбесившись от его упертого непонимания простых физических истин. Однажды, психанув, она швырнула в нас горшок с цветком во время урока. Еле успели увернуться. Но она была баба что надо – свой человек. Понимающая, прямолинейная, честная. Помню, как в более старших классах она отпаивала меня водкой в лаборантской, утешая после одной неприятной истории. Вот такая она была.

– А что случилось, Антонина Павловна? – не поняла я.

– Ну так после той церемонии наша директорша (а директорша, Лидия Антоновна, напоминала Брежнева – такая же неповоротливая и туповатая) целый педсовет собрала, ругала нас, учителей. Как мы тебе разрешили такое с собой сделать – мол, опозорила наша «гордость» всю школу своим видом. Долго мы тебя выгораживали.

Тем временем Ольга Ивановна (руководительница танцевального), не простив кровную обиду, всеми силами пыталась убрать меня из школы. Она приводила директорше веские аргументы: мол я с другого района, в танцевальный теперь не хожу – так что меня в хореографическом классе держать? Пусть теперь катится в свою отвратительную районную школу.

Но учителя встали за меня горой. Большинство из них вообще болело за учеников. «Ну что теперь, в старших классах, человека исключать», – уговаривали они директоршу, – «дайте уж доучиться, немного же осталось».

В итоге меня оставили.

Весь этот ажиотаж меня будоражил, я и думать забыла о той гоповской компании, откуда меня с позором выгнали.

Время шло, к моему виду все привыкли. Я постепенно дорабатывала свой образ: уговорила маму сшить мне приталенный черный френч и штаны из красивого черного же кожзама, на китайском базаре мне купили офигенные ботинки на платформе. Надо сказать, мама к экспериментам со внешностью отнеслась положительно: будучи творческой в душе натурой, она даже проявила неподдельный интерес. Папа, конечно, возмущался, ругался пару раз, но она уговорила его быть снисходительнее. Мол, подросток же – перебесится (ох как она заблуждалась!). Главное, что учится хорошо.

Если вы помните клип Мумий Тролля «Утекай», то примерно можете представить себе, как я выглядела (вспомните ту бритую бабу).

К тому времени Лагутенко стал моей новой страстью. Он выскочил на экраны, словно чертик из табакерки. Его бархатный вкрадчивый голос и безумная улыбка чеширского кота мало кого оставили равнодушным: его или любили за оригинальность и новизну, или ненавидели, называя педиком. На любимую группу мне удалось подсадить и свою подружку Олю – она тоже была отличницей, но оценки доставались ей потом и кровью, зубрежкой, ее мама тоже не скупилась на подзатыльники, прибегая еще и к изощренному моральному насилию, в отличие от моей.

И вот через месяц он приезжает в наш город, какое счастье!

Мама поддалась на долгие уговоры и позволила пойти (с условием, что после концерта – сразу домой).

Это был первый концерт в моей жизни! Я трепетала в предвкушении. Там-то и произошло судьбоносное знакомство – первое звено в цепочке головокружительных перипетий подростковой жизни. С него-то и начался новый, совершенно безумный и даже страшный этап моей биографии.

9

На концерт мы с Олей пришли заранее, часов за пять до начала, в надежде хоть краем глаза увидеть обожаемого нами Лагутенко вне сцены. У черного входа, где, по нашим предположениям, ожидалось появление группы, уже собралась небольшая толпа – человек тридцать с горящими глазами, примерно одинакового с нами возраста. Вокруг царила атмосфера ликования, эйфории, мы были охвачены любовным экстазом, предвкушая долгожданную встречу с кумиром.

Разговоры заводились легко, все расспрашивали друг друга, выстраивая предположения, как бы лучше к нему подобраться.

Ближе всех к нам стояла девочка с короткой стрижкой и озорными глазами.

– Привет, клёвая прическа, – возбужденно начала она, – я Вика, оставь покурить, ладно? Че, давно стоите? Ничего не слышно?

Так и завязалось наше знакомство. Мы обменялись номерами телефонов, записав их на запястьях. Наперебой рассказывали друг другу, как сильно любим Лагутенко и какой он классный. Как-то спонтанно у нас сложилось импровизированное трио (я, Оля и Вика) и мы запели любимые песни. Вскоре к нам присоединилась вся толпа – и мы уже во всю глотку скандировали «Утекай». Гул многоголосного хора пронизывал все тело своими вибрациями, будоража и без того возбужденную психику. Никогда раньше мне не приходилось чувствовать такого всеобщего единения, экстаза.

И вот в поле зрения появился долгожданный гастрольный автобус: великолепная серебристая громадина с затемненными стеклами. Толпа с визгом ринулась к нему, машина с трудом пробиралась сквозь человеческое море, неохотно расступающееся перед бампером. Огромные железные ворота черного входа, за которыми была открытая парковочная площадка с подсобками, со скрипом отворились, и автобус начал медленно въезжать на территорию дворца спорта. Охрана едва справлялась с обезумевшими фанатами: нас еле удалось оттеснить.

Мы еще долго стояли там, ожидая хоть какого-то развития событий, хором скандировали имя кумира, надеясь, что он хотя бы выглянет из высоких окон, пытались перелезть через забор, но бдительные охранники нас каждый раз снимали. Тогда я подошла к одному из них, это был пожилой усатый мужчина:

– Дяденька, ну пожалуйста, пустите, мы быстро, только одним глазком глянем, – слезно умоляла я. На что он молча отрицательно качал головой. Я порылась в карманах и нашла школьный проездной, протянула бумажку усачу, – ну тогда хотя бы автограф у него возьмите, вы же можете! Ну пожааалуйста!

Сердце грозного усача при виде маленькой заплаканной (а слезы лились рекой из-за переизбытка чувств) лысой девочки, видимо, сжалось.

– Ну я попробую, но ничего не обещаю, – неохотно согласился он и удалился неспешной походкой.

Я ждала целый час, пока он вернется. Мужик протянул мне обратно мой проездной, на котором красовалась неразборчивая закорючка.

Мы просто прыгали от счастья, обнявшись. Все вокруг пытались разглядеть мое сокровище, я его показывала желающим, но из рук не выпускала (Уже годами позже я усомнилась в подлинности автографа. Скорее всего, усач просто не хотел меня разочаровывать и расписался сам).

Ближе к началу концерта мы переместились к главному входу.

Вы бы видели, что началось, когда открыли двери! Коррида отдыхает! Смотреть по сторонам было некогда. Это был забег на выживание.

Толпа ринулась к сцене, сметая все и всех на своем пути. Каждый хотел оказаться как можно ближе к любимому Илье. Благодаря своей ловкости, выработанной за семь тяжких лет в танцевальном, мне удалось добежать прям до самой сцены, которую оцепил плотным кольцом ОМОН. Подружек вблизи видно не было – но это меня сейчас совсем не волновало.

Мы долго скандировали всем залом имя кумира, прежде чем он появился в клубах дыма на сцене.

Мои чувства на концерте поймет лишь человек, побывавший в обезумевшей толпе, с которой сливаешься в полном экстазе. Песни любимой группы, которой подпевали все без исключения, гулом разносились по всему залу, толпа стала единым организмом.

Под конец никто не хотел расходиться, никто не хотел отпускать Илью, долго кричали хором «еще!» и распевали его хиты. Лагутенко пару раз выходил на бис, потом ушел совсем, мы рыдали. Нам тоже пришлось покинуть зал под давлением омоновских витязей.

Теперь моей задачей было найти девочек. Знаете, в эпоху без сотовых (вы только представьте!), у многих была какая-то чуйка друг на друга, внутренний навигатор, что ли. Поэтому ноги сами привели меня к Оле (она тоже искала меня у выхода, но в толпе найтись было непросто). Вику в тот вечер мы больше не встречали.

По дороге домой мы наперебой делились впечатлениями.

Мама долго выслушивала мой сбивчивый, полный эмоций рассказ, сопровождаемый активной жестикуляцией. Казалось, она была рада за мое счастье. Уснуть я не могла долго.

В ту же ночь раздался телефонный звонок. Резкий, оглушительный, дребезжащий голос красного дискового телефона поднял на уши весь дом, но я успела добежать до аппарата первой.

В трубке послышался голос Вики: «Че, не спишь? Я вот не могу уснуть, давай поболтаем», – предложила она. Родители, поняв, что это ко мне, сильно приставать не стали.

Мы проболтали с ней до самого утра, обсуждая подробности безумного вечера, словно были давними подругами – так мы успели сродниться благодаря совместным переживаниям. Чтобы не мешать спать родителям (а телефон стоял на полочке в коридоре, выходившем в зал, который и был по совместительству спальней родителей. Там раскладной диван служил им постелью), я заперлась в туалете, протянув телефонный шнур под дверью (небольшой щели как раз хватило для этого). Я бросила на бетонный пол полотенце, чтобы было не так холодно сидеть.

Мы договорились непременно встретиться на следующий день после уроков около памятника Ленину.

Так и не поспав, я побрела в школу. «Ты что, не спала совсем? Ох дурёха», – покачала головой мама. В таком возрасте недосыпы практически неощутимы, меня все еще одолевали эмоции после концерта, состояние было возбужденным, я с нетерпением ждала назначенной встречи, умоляя звонок скорее прозвенеть.

А потом все как-то само завертелось. Мы легко знакомились на улице с каждым, кто носил напульсник или футболку с логотипом любимой группы. Вообще, скажу я вам, тогда знакомиться на улице было очень просто, люди охотно шли на контакт. Еще было несколько приятелей, номера которых мы взяли на концерте.

Так зародилась первая в нашем городе фанатская тусовка Мумий Тролля. Постепенно она обрастала все новыми людьми. Местом встреч был назначен уютный дворик в центре, теперь туда можно было прийти в любое время и обязательно кого-нибудь встретить. Мы с Викой были ее основателями и, разумеется, завсегдатаями. Почти каждый день после школы я летела туда, даже прогуливая иногда художку (ну ничего, нагнать я всегда успею – наивно полагала я). Там мы распевали любимые песни, легкомысленно болтали, попивали иногда. Атмосфера была дружественной, мы были влюблены в жизнь.

Порой на огонек заглядывала и Оля, но нечасто. Ей было сложнее отпроситься у мамы.

Нас немного напрягал Олин друг детства (практически родственник, ну так бывает, когда родители дружат) Сёма, его я тоже давно знала. Он выглядел довольно нелепо: долговязый, худощавый и с огромной щекастой головой. Да и бойкостью характера не отличался: скромноватый, не особо разговорчивый.

Сёмы мы немного стеснялись, настолько непредставительно он выглядел. Но ему безумно хотелось находиться в компании, он скупал все, на чем красовался знак МТ – от футболок до брелков и напульсников – в надежде стать своим, и он всеми правдами-неправдами пытался проникнуть в наше «общество». Каждый раз мы безуспешно пытались от него отделаться, но Сёма, несмотря на свою скромность, был невероятно настойчивым и упрямым молодым человеком. В итоге он добился своего – все смирились с его пребыванием в наших рядах и потом даже подружились.

Вскоре, как-то незаметно, к нашей компании стали присоединяться (это были единичные случаи) фанаты Земфиры – певица появилась совсем недавно и сразу завоевала наши сердца. Почему-то считалось, что она на одном уровне с Лагутенко. Я так не думала. Хотя творчество мне ее нравилось, но сравнивать с Главным Троллем страны казалось немыслимым. Вскоре земфироманов стало много: примерно половина нашей тусовки (а насчитывалось уже человек тридцать-сорок).

От них-то и пошла эта лесбийская зараза.

10

На носу был новомодный праздник Хэллоуин. Мы мало что о нем знали, имели лишь смутное представление со слов учительницы по английскому. Намечалась школьная дискотека – многообещающее мероприятие, где можно было от души потусоваться с однокашниками, а если повезет – и напиться.

Мне тогда «очень крупно повезло». Старшаки умудрились протащить чуть ли не ящик портвейна и столько же пива мимо зорких глаз охраны. Мы глушили эти божественные напитки в задымленном туалете школы (мне тогда очень польстило, что на пиршество я была тоже приглашена).

Не имея большого опыта в таких делах, я заливала в себя алкоголь без всякой меры.

– Ты бы притормозила что ли, – заметила старшеклассница Катя, школьный авторитет.

Я тогда решила, что она просто жадничает. Зачем притормаживать, если я не пьянею?

Истинный смысл ее слов дошел лишь в актовом зале, когда я пыталась танцевать. Как меня накрыло! Сначала пришла эйфория и всепоглощающая любовь к окружающим, ужасно хотелось поцеловать одноклассника Сережу, который мне нравился в начальных классах. К счастью, до приставаний к парням дело не дошло. Вскоре картинка совсем поплыла, и я почувствовала рвотные позывы. Кое-как доковыляв до туалета, служившего нам недавно банкетным залом, я наконец обнялась с вожделенным унитазом.

Тогда я еще не знала, что директорша со своей свитой из завуча и психологини шерстит здание школы, кто-то донес про алкоголь. А после недавнего скандала попасться ей было чревато самыми серьезными последствиями.

Происходящее далее я смутно помню: чьи-то руки резко подняли мое беспомощное тельце с заблеванного кафельного пола, потом меня с головой окутали в чье-то длинное пальто, и вот уже ведут по улице в неизвестном направлении.

Среди моих конвоиров я узнала Катю.

– Куда мы идем? – еле сумела произнести я заплетающимся языком.

– Ты где живешь? – сердито спросила Катя.

Объяснить свой адрес стоило титанических усилий. Опять туман. И вот я сижу, прислонившись, к входной двери своей квартиры, мои провожатые нажали кнопку звонка и спешно удалились. Провал.

Очнулась я только в полдень в своей кроватке. Подростковое похмелье – это тоже определенное удовольствие. Никакой адской головной боли, только легкое недомогание и спутанные мысли, что казалось очень веселым и приятным фактом.

Я побрела на кухню, чтобы попить воды из крана, мама хлопотала по хозяйству.

– О, очнулась наконец, спящая красавица, – сдержанным голосом сказала она.

Никакой взбучки, так ожидаемой мной, не было.

– Ну ты и вычудила, дурёха. Хорошо хоть тебя не бросили на улице, домой привели, – продолжала мама, – ну что, понравилось?

Тогда мама впервые видела меня в таком состоянии. Брат любопытно заглядывал на кухню.

– Ну ты и дура, – усмехнулся он. Но в тайне-то, конечно, завидовал.

В тот же день я пошла на тусовку, пообещав сделать уроки позже. Благо, был выходной.

Там меня как всегда радушно встретили, здесь я была в своей тарелке, всеми любима и уважаема (но чего-то моей мятежной душе все равно не хватало, и я никак не могла понять, чего именно, скрытые устремления приняли четкие очертания гораздо позже).

– Бля, опохмелиться надо, так вчера погудели, – я старалась говорить небрежно, но втайне была полна гордости. Ведь это так по-взрослому – опохмелиться.

Тут же откуда-то мне протянули бутылку пива, она была кстати – помогла сбить дичайший сушняк.

К тому времени в нашей компании уже образовалось несколько однополых пар – дело рук земфироманок.

Не имея так привычного сегодня интернета, информацию о любимых музыкантах мы получали из газетных и журнальных статей (чаще всего из жёлтой прессы), сплетен, каких-то немногочисленных передач. Разумеется, в миф о нетрадиционной ориентации Земфиры (а может и не миф, я до сих пор этого не знаю, да и неважно это) все охотно поверили.

Эти пары были чистой воды подражательством кумиру, но тогда, разумеется, никто об этом не думал, всерьез веря в однополую любовь. А некоторые так до сих пор и верят (а вдруг и правда?).

Помимо обезьянничества, это еще и был легкий способ убежать от половых проблем: девочки, обделенные вниманием парней, неуверенные в своей привлекательности, таким образом просто уходили от этих жестоких игр. Простой выход прельщал многих. Признаться, я тоже подумывала об этом не раз.

И тут подвернулась девочка Ромашка. Она первая предложила «мутить», а я подумала – почему бы и нет, другие же мутят, чем я хуже, все еще не представляя до конца, что подразумевают подобные отношения.

Мы были знакомы не очень близко. Конечно, меня к ней даже не тянуло (я до сих пор не представляю, что такое однополое влечение), никаких «бабочек в животе» не водилось. Хотя девочка была яркая: эрудированная, с хорошо подвешенным языком, симпатичная, много рассуждала о «важных» вещах, в компании пользовалась большим уважением.

Было как-то неловко и нелепо сидеть у нее на коленках, при поцелуях я вообще не испытывала никаких эмоций, кроме смущения. К счастью, пока наши «любовные» отношения только этим и ограничивались. Никакой духовной близости тоже не было, мы даже подругами-то стать не могли, просто были на «разных волнах».

Теперь я гордо именовала себя «средним полом», ставя тем самым свою персону за грань (а вернее, выше) глупых межполовых отношений. Я выходила победительницей в борьбе за любовь парней, просто покинув ее. Конечно, себе я тогда не признавалась в понятных теперь истинах.

Лагутенко с этой идеей унисекса, сквозящей во всех клипах, тоже внес свою пассивную лепту, развращая наши воспаленные умы.

Я до сих пор задаюсь вопросом: навязывание подобных идей было четко спланированной пропагандой, рассчитанной на неустойчивую подростковую психику, или просто так сложились обстоятельства, а наши кумиры простодушно следовали новым веяниям?

Так я и обзавелась «девушкой». В школе, конечно, никто знать об этом не должен.

Там только и разговоров было о том, кто как нажрался на Хэллоуине и что после этого делал. Кто-то подрался, кто-то целовался, кого-то загребла директорша.

– Кать, спасибо, что до дома довела, – опустив глаза, благодарила я свою спасительницу, понимая, что накосячила.

– А че с тобой делать, тупой малолеткой? – я была младше на год, огромная разница по тем меркам. Да и выглядела она, высокая и фигуристая, очень взросло. Атаманша школы говорила с напускной строгостью. – Ты че творишь-то?! Ты хоть знаешь, как мы тебя прям перед носом директорши провели? А как долго тащили, ты ж за три пизды живешь, а ты еще брыкалась? Все, блядь, больше тебе не наливать.

Меня ужасно растрогала такая забота с ее стороны. И с чего она вдруг мне помогла? Все же не зря ее так уважают, это настоящий человек.

Тем временем художку я прогуливала все чаще, предпочтя занятиям тусовку (на которой теперь меня коробило одно: мой «роман» с Ромашкой), а однажды ко мне в школу заявилась Вика. Найдя мой класс по расписанию, она караулила меня в коридоре.

– Ты че здесь делаешь? – удивилась я неожиданному визиту, выйдя на перемену.

– Да у нас занятия отменили. Пошли гулять? – она смотрела на меня озорными глазами.

– У меня же еще пять уроков, как я пойду? – такое в голове не укладывалось.

– Да и че, я уже кучу раз прогуливала, давай, пошли.

Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстро сгребла вещи в охапку и мы весело побежали навстречу свободе.

Я и заметить не успела, как прогулы вошли в норму. Уговоры и угрозы родителей не действовали. У них постепенно опускались руки, взгляды их были растерянными (такой взгляд мне доводилось видеть и раньше – во время дефолта). Учителя пытались разговаривать со мной, но потом просто закрывали на это глаза (пока что по всем предметам я прекрасно успевала, наработанный годами материал помогал).

Жилось легко и свободно. Кроме нас самих и друг друга никто был не нужен.

Помню, как-то у Оли родители ушли к друзьям на ночную гулянку, и мы (я, Оля и Вика) решили затусовать. Еще Сёма просился, но мы от него отмазались. Распили на троих бутылку водки, украденную Викой у отчима. Ох как нас размотало, еле ползали!

А ночью послышался настойчивый стук в дверь. Оля на четвереньках поползла открывать, даже не спросив, кто.

В квартиру бешенным ураганом ворвалась мама Вики, она каким-то образом вычислила место нашего прибывания (видимо, созвонившись с моей мамой, я-то отпрашивалась на ночевку).

Эта свирепая женщина схватила меня за шиворот, больно отшвырнув в стену.

– Ты, наркоманка проклятая, чтоб я тебя больше близко рядом с моей дочкой не видела, поняла?! Иначе пеняй на себя, я тебе устрою! – зловеще пообещала она, одевая свою распластавшуюся на линолеуме дочурку.

Разумеется, никто ее не послушал. Мы продолжали сбегать с уроков, не разлучаясь ни на день. Жизнь шла своим чередом, беззаботно, пока одним поздним вечером мне не позвонила Ромашка.

– Але, слушай, – взволнованным голосом начала она, – мне гопы стрелку забили, с автомата звоню, домой не пускают, че делать – не знаю, – Ромашка жила в самом опасном районе нашего города, в котором неоднократно находили трупы зарезанных или просто забитых до смерти подростков, – приезжай, а? Я уже остальным звонила (конечно, мы не были по-настоящему близки, и мне она не стала звонить в первую очередь), никто не хочет ехать! – испуганно тараторила она.

– Ромаш, че случилось-то? – растерялась я.

– Да они меня у подъезда ждали, типа закурить попросили, а я ж не курю. Ну они начали там, типа, «че, спортсменка что ли», ну ты знаешь, как они умеют (я не понаслышке знала, как они умеют), потом толкать начали. Доебались типа «это ты весь лифт своей ебучей земфирой разрисовала, теперь блядь все стирать будешь (ребята с ее двора давно были не прочь навешать люлей неформалке, и подошел бы даже самый нелепый повод, была бы отправная точка, чтобы начать „подтягивать за базар“), че, сама отвечать будешь, или впрягу позовешь? (я ясно представляла их издевательский смех при этом, раньше самой доводилось видеть подобное)». Ну я и сказала, чтоб Земфиру не трогали, и что я щас своих позову (видимо, наивная Ромашка была уверена в помощи своих «верных» друзей), а никто не хочет ехать! – она чуть не плакала.

– Хорошо. Скоро буду. На остановке встреть. Умирать – так вместе.

Я быстро оделась и выбежала на улицу, не дождавшись расспросов своей бедненькой мамочки, которая уже ничего не понимала. И откуда эта решимость? Я понимала, что нам пиздец. И никто нам не поможет. В лучшем случае нас просто изобьют, а в худшем… Я старалась об этом не думать. Мне и самой хотелось малодушно слиться, как-нибудь отмазаться от встречи, сказать, что родители не отпускают. Но я не могла. Это было «не по-пацански», как сказал бы какой-нибудь гопник. Ведь Ромашка, как-никак, была моей «официальной девушкой». Я знала, что никогда не смогу себе этого простить, просто не смогу жить дальше с таким стыдом, с этой трусостью.

Я мчалась на остановку, ехать надо было с пересадками (пересадка, как раз, была около моей школы), моля неведомые силы, чтобы все закончилось хорошо. Ведь подростки бессмертны, ведь всегда все бывает только хорошо, правда?