Текст книги "Подростки бессмертны (СИ)"

Автор книги: Мария Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Мария Романова
Подростки бессмертны
(Отличники тоже плачут)

1

Слезы застилают глаза – от них прописные буквы плывут. Ничего не разобрать.

– Мам, ну пожалуйста… Ну я ненадолго, на часик! Ну отпусти… Там весь класс будет!

Весь третий «Д» уже празднует Светкин день рождения. Будет поход в зоопарк, аттракционы, всякие веселые игры и конкурсы (Светкины родители всегда делают ей самые лучшие праздники. Не то, что мне… Поэтому она – самая популярная девочка в классе.)

– Нет, я сказала! Вот пусть весь класс потом дворниками и работает. А тебе четверку по географии надо исправлять! Еще историю подтянуть – завтра контрольная, ты не забыла?!

За ту четверку мне уже всыпали… Теперь вообще никуда не отпустят.

Я всегда ненавидела географию. Ну откуда взялись эти нелепые границы на карте? Кто их нарисовал? И зачем они нужны? Их же нет в природе, они выдуманы! Почему я теперь должна это все зазубривать? Но еще хуже история… В ней я вообще никакой логики не видела… Одна толпа из нарисованной страны пошла убивать другую толпу из такой же нарисованной страны… Кто все эти правители? Почему они не сделают так, чтобы всем было хорошо? Зачем они мучают людей? Одни вопросы, ответов нет… Но вызубрить я обязана все их глупые поступки.

– Ну мамочка, миленькая, ну пожалуйста…

– Ты не поняла?! Щас ремня получишь!

Инстинктивно я зажмурилась и втянула голову в плечи. На этот раз был просто подзатыльник – немного соплей вперемешку со слезами вылетело на тетрадку. Хорошо, что не ремнем…

Ремня я боялась больше всего. Да и не ремень это был вовсе – шнур от магнитофона. Хлесткие удары оставляли жгучие полосы на руках, ногах, спине… Один раз даже по лицу попало. Вот и теперь она – моя мучительница – не выпускала из рук свое орудие пыток.

Вообще-то, родители у меня хорошие. Не пьют, не курят, не прелюбодействуют вроде… Папа – работяга. Мама швеей была, но теперь возится со мной и больным братиком. Ему тоже достается. Из-за тяжелой астмы и многочисленных препаратов он поздно начал говорить, с учебой – вообще никак. Мама неустанно стоит над нами, пока мы делаем уроки. На крики и подзатыльники не скупится – видимо, так учебный процесс лучше пойдет. Бедный братик! Он вообще не понимает, что от него хотят. Я-то всегда была сообразительна, и учеба давалась легко… А он – ну просто физически не может! У него заторможенное развитие. Но родителям во что бы то ни стало надо вывести нас «в люди». Чтобы мы жили лучше них.

– Тебя че на днюхе вчера не было? На конкурсах у всех подарки были. Мне вот лазер достался, – мой сосед по парте гордо показал лазерную указку.

– Да родаки не отпустили, – с сожалением отвечаю я… Какая клевая указка… Мне б такую…

– Так, дети, сегодня контрольная, – историчка раздает листочки. – Записали свой вариант. Головами не вертим, учебники с парт убрали.

Благодаря настойчивости мамы, материал у меня «от зубов отскакивает». Недаром до часу ночи она меня проверяла, пока я не начала рассказывать все главы наизусть. Цена моим знаниям – опухшие глаза и несколько полосок на теле от магнитофонного шнура.

Обычное дело: быстро написав свой вариант, стала помогать одноклассникам. Мои записочки по всему классу расходятся, как горячие пирожки. Отношения с ними у меня хорошие. Хотя все равно я как-то обособлена: учителя непрестанно хвалят, родители гордятся на собраниях. Но никто не назвал бы меня задавалой или ботаником. Было несколько ботаничек, эдакие тихони – их всегда чморили. Меня же здравая доля распиздяйства делает «своим парнем». Пару раз пришлось подраться с мальчишками. Благо, в этом возрасте девочки крупнее – победы давались легко.

Так и шли мои школьные годы. Как хотелось модно одеваться – на китайском базаре – а не носить сшитое мамой. Такие вещи, чтоб еще брат мог донашивать. А эти вязаные тетей Наташей свитеры? Я их ненавидела. Как девочка – я вообще ноль. Все уже целовались, а меня даже на школьных дискотеках никто не приглашал. Хотя влюблялась я довольно часто, и как страдала! Ведь на меня даже никто не смотрел. Хотелось гулять с ровесниками. Родители боялись этого, как огня. Новости в лихие девяностые пестрили криминальными сводками. После союза для всех это было шоком.

Иногда удавалось с мальчишками со двора улизнуть на гаражи или крышу – бегали от сторожей, лазили по стройкам. Но это редкость. Вырваться мне не давали… Вместо этого мой день был плотно расписан: танцевальный (в котором, кстати, успехи мои были равны нулю, за что я тоже часто получала «ремнем»), художественная школа, тхэквондо, шахматы, учеба, олимпиады всякие. Вечером я просто падала. А тем временем я взрослела…

Все началось с двоюродного брата. Он, в отличие от меня, рос фривольно. Пьющие родители за ним не особо присматривали, семейное общежитие, друзья хулиганы. Иногда он гостил и у нас. Тогда мы могли покататься на велосипедах. До сада, например. И вот в одну из таких поездок я выкурила первую сигарету – было мне лет двенадцать…

2

– Гош, а ты что, куришь что ли? – я с недоверием покосилась на двоюродного братца, доставшего пачку красного ЛМ, стоило нам едва отъехать от дома на велосипедах.

– Так полгода уже, – братец гордо подкурил и начал небрежно пускать «драконов» – т. е. дым через нос, – на, тоже попробуй.

Он протянул мне свою тлеющую сигаретку.

Сейчас, анализируя прошлое, пришла к выводу: это был первый шаг по наклонной. Нет, не брат стал тому виной. Он в дальнейшем никак не влиял на мою судьбу. Мне самой страстно хотелось перестать быть хорошей девочкой и гордостью родителей. Ведь никто кроме меня не знал, чего стоит быть этой «гордостью». Никто не видел моих слез и жгучих полосок, оставленных магнитофонным шнуром на коже. А та сигарета была моим первым неблаговидным поступком.

– Да не, Гош, я че-то не хочу.

– Да просто попробуй, – настаивал он. Брат всегда умел уговорить меня на что угодно. Помню, когда мне было лет пять, он украл у деда сто рублей и подбил меня убежать из дома. Тогда для меня и речи быть не могло (да и вплоть до шестого класса), чтоб передвигаться по городу без взрослых. Но брат знал ко мне подход. Мы весь день катались на аттракционах, а родня сходила с ума, ища нас с милицией. Ну и влетело нам тогда! Но побег из дома – не самое страшное. Несколько раз он разводил меня показать ему свою письку… Стремно вспоминать, конечно, я была маленькая и мало что понимала, а он постарше… Никто об этом никогда не узнает (кроме вас, почтенный читатель. Но молю никому не говорить).

В красках расписав все прелести курения, братец все-таки всучил мне сигарету.

Я комично закашлялась, он посмеялся.

– Ты вот как попробуй, – учил он – дым в рот набери, потом резко так скажи «Ааах (якобы вдох испуга) – мама запалила (на выдохе)».

Старый проверенный способ. Многие так учились курить.

– Ты когда куришь, сразу отношение к тебе другое, – напутствовал он, – там можно и в курилку пойти, потусоваться со старшаками. Не курят только лохи.

То, что не курят только лохи – я давно подозревала. А мой братец, будучи непреклонным авторитетом для меня, это лишь еще раз подтвердил. И это был ключ к новой жизни. Я начала активно обучаться искусству курения.

Как было противно сначала! А ведь еще недавно я старалась выбивать сигареты из рук деда, чтоб он не травил себя. Но теперь мне нужно было побороть свои глупые инстинкты и кашель, чтобы не быть лохушкой.

Не спалиться перед предками помогали нехитрые приемы: держать сигарету палочками, чтобы руки не провоняли, зажевать «Turbo» или листья клена, если жевы нет.

– Ты че, курить начала? – удивилась старшеклассница, увидев меня в задымленном школьном туалете. А знала меня вся школа, т. к. успела засветиться на всяких олимпиадах и капустниках – была там ведущей.

– Да, курю, – гордо ответила я, стараясь побороть головокружение и кашель.

– Ну молорик, а я думала – ты ботан, – усмехнулась та.

Сигареты обычно покупались поштучно. Я верила, что на них невозможно подсесть – настолько они противные. Дома курить не хотелось. Но какое было счастье просто находиться рядом со старшеклассниками на переменах! Слушать их взрослые разговоры, даже иногда участвовать. Быть в курсе школьных дел: кто с кем да как. Ради этого можно было и потерпеть неприятные ощущения в легких. А как было трогательно, что ли, по-братски курить сигарету на нескольких человек!

– Ты мне оставишь?

– За мной куришь, я заняла уже, оставлю.

Сама не заметила, как перестала кашлять при курении. Как уже по-настоящему хотелось курить. Покупать или стрелять сиги стало необходимостью.

А летом мы поехали с секцией тхэквондо в спортивный лагерь. Девочки там не курили, грешили этим только несколько парней. Вот с ними я и бегала на перекуры. Ну так сложилось, что общалась, в основном, с пацанами. Ну не то, что само сложилось. Просто баб я всегда недолюбливала за подлость, с парнями как-то проще. А к парням меня ой как тянуло! Гормоны играли, тело формировалось… В то время, как все уже целовались, а некоторые даже успели вкусить и кое-что посерьезнее, у меня совершенно не было опыта «половых отношений».

Девки заприметили мою тягу к парням… Слишком уж много времени я с ними проводила! (но, поверьте, ничего «такого» не было, мы просто общались, плавали на лодке, лазили по местным горам). И вот в один прекрасный день прекрасная половина нашей секции предложила мне прогуляться… Я и понять не успела, как мы оказались в заброшенном сарае, где меня поставили в круг… По довольным и плотоядным ухмылкам я поняла, что ничего хорошего меня не ждет… И тут неожиданный удар выбил звездочки из моих глаз.

3

– Девочки, вы чего?! Ну не надо, пожалуйста! – принялась уговаривать я, получая все новые удары. Ужасно боюсь физического насилия. Это стало настоящей фобией, с которой мне позже приходилось постоянно бороться в жестоком подростковом мире. Видимо, магнитофонный шнур – тот веский аргумент мамы в любом споре – оставил следы не только на теле…

Разумеется, уговоры не подействовали. Еще несколько ударов в голову (а лицо они не трогали) заставили упасть. Потом в ход пошли натренированные ноги… Конечно, следов на лице быть не должно. Иначе тренер (по-нашему, по-тхэквондистскому – сабумним) спалит. Тогда неприятностей им не избежать. Кстати, зачинщица расправы надо мной – любимая дочурка тренера. Младшенькая. Он в ней души не чаял. Нельзя же ей разочаровать папочку.

Насладившись моей беспомощностью и вдоволь попинав скорчившееся на полу сарая тельце (а девочкой я всегда была хрупкой, полтора метра росту), они начали воспитательную беседу.

– Ты че, сучка, о себе возомнила? – при этих словах «любимая дочурка», Катя ее звали (почему звали… позже она умерла от диабета), смачно харкнула на меня.

– Да че я вам сделала-то?! – сквозь сопли промычала я. И правда, я недоумевала, за что меня так.

– Ах ты не знаешь, тварь, – съязвила Катя. Она была непререкаемым авторитетом в этой своре, – а кто с нашими пацанами вечно ходит, шлюха ебаная! – при этом она придавила мою голову ногой, не давая подняться.

Объяснять, что я никакая не шлюха, тем более не ебаная (я даже не целовалась еще ни с кем, в отличие от остальных), не было возможности из-за грязного кроссовка на моем лице.

– Значит так, сучка, – продолжила свои наставления Катя, – чтоб близко к ним больше не подходила. Поняла, мразь?

Я только и смогла промычать «угу».

Девочки, довольные актом правосудия, как ни в чем не бывало направились обратно в лагерь, весело обсуждая при этом мое избиение, смакуя подробности и посмеиваясь. Мне приказали полежать в сарае еще полчаса и привести себя в порядок.

Я ощупала больнючие шишки на голове, отряхнула как могла одежду. Тело ныло, хромая, я побрела к озеру, чтобы умыться. Сигареты переломались от ударов. Подлечив одну дрожащими руками, глубоко затянулась и наконец-то заплакала. Зря говорят, что слезы – лишь вода, и горю ими не поможешь. Еще как поможешь! Это не вода, это – лекарство. Они приносят облегчение.

С тренером, Иванов Витальевичем, отношения у нас были доверительные. Он отличный мужик, всегда был готов выслушать, помочь, посоветовать. И ведь мудрый до чего наставник, неравнодушный. Он увлекался восточной философией и охотно делился своими знаниями с нами, детишками. Никого не осуждал. Даже узнав, что я покуриваю, не стал ругаться. Рассказал, конечно, о всех «прелестях» и последствиях этого пристрастия, но выбор оставил за мной. С ним мы как-то сроднились даже – мне всегда было проще общаться со взрослыми (не со всеми, конечно), с ними интереснее. Они умнее. У них можно было учиться жизни.

Разумеется, стучать я не собиралась. Это было табу. Хуже любого бесчестия. Поэтому, когда он заподозрил неладное, увидев мою неровную походку и печальные глаза, я отмазалась якобы плохим самочувствием. Мол приболела, тошнит меня. Наверное, съела что-то. Он освободил меня на несколько дней от тренировок, напоил активированным углем.

Девки довольно на меня поглядывали, при Иване Витальевиче делали вид, что хорошо ко мне относятся, разговаривают. А так… То плечом старались задеть, то подколоть, то чашку с едой опрокинуть. Это была травля. Странно, но пацаны тоже как-то резко от меня отстранились. Видимо, сучки успели им что-то наплести. А может, просто из солидарности, из стадного чувства, так сказать.

Положение мое было безвыходно. Общаться не с кем, кроме тренера. Я так мечтала поехать в этот лагерь, долго уговаривала родителей, чтоб отпустили. Как я была счастлива, когда они согласились! А теперь хотелось одного – поскорее домой и все забыть.

Мое отшельничество и сыграло ключевую роль в дальнейшей судьбе. Общаться было не с кем, поэтому покурить я бегала одна. И вот в один из таких перекуров ко мне подошла компания из четырех ребят и одной девочки.

– Че одна стоишь? – спросила Лена. Так ее звали. Ну типичная «пацанка»: короткая стрижка, спортивный костюм, нагловатая улыбка.

Я немного напряглась. Мало ли что им нужно? Лена тем временем смачно плюнула сквозь щель в зубах.

– Да не с кем курить, – небрежно бросила я, – у нас же все паиньки.

Эти ребята были нашими соседями по лагерю – из другой секции. Только в отличии от нас, они – настоящее стихийное бедствие. Никакие руководители с ними не справлялись. Бухали втихаря, сбегали из лагеря, даже успели подраться с деревенскими, пока искали, где бы раздобыть самогона.

Ну и как-то мы разговорились. Про тренировки, про школу, кто где живет и учится… Они все жили в моем городе, только в другом районе. Уж не знаю, почему меня приняли, как свою. Может, сигареты действительно стали эдаким волшебным ключиком в их компанию?

Оставшиеся дни в лагере стали для меня настоящим праздником духа. Я ликовала! Еще бы – попасть в крутую компанию, бухать с ними, бегать на озеро по ночам и жечь костры… Ну чего еще нужно подростковой душе? Они хоть и были распиздяями, но без той гнили, что жила в сердцах моих бывших «друзей по цеху».

– Давай-давай, до дна! – подбадривала меня Лена, пока я, морщась, опрокидывала в себя кружку самогона.

– Молорик, давай-давай! – ребята посмеивались над моими рвотными позывами, но не обидно. Задыхаясь, я лихорадочно тянулась к полторашке с газировкой.

– Вот молодец, пей давай, – мне помогли придерживать поторашку с запивоном.

Парни любили лапать девчонок в темноте. Пару раз и меня потискали… В таких случаях полагалось делать вид, что ты против этого и всячески возмущаться, или даже дать затрещину наглецу. Но втайне-то все девчонки лишь об этом и мечтали.

«Свои» наконец-то оставили меня в покое. Видимо, опасаясь моих новых друзей. Хотя им ничего я так и не рассказала.

Но самое веселье началось по приезду в город. Из секции я, разумеется ушла – ну не было сил смотреть на все эти рожи. Тренеру соврала, что это временно. Будто учебу надо подтянуть.

А вот покидать столь многообещающую компанию, где мне светит столько открытий и приключений (особенно любовного плана), я не собиралась… Был один парень на примете – Паша. Погоняло Слон. Многие по нему сохли. Я еще не понимала тогда в лагере, почему он без пары. А слишком уж открыто наводить справки о нем, выдавая тем самым свою заинтересованность, мне не хотелось. Это в городе я уже узнала причину…

4

Это было началом «гоповского» периода моей бурной юности. Как выяснилось позже – самого спокойного и приличного по сравнению с последующими.

Мне оставалось придумать, как отпрашиваться у родителей на прогулки со своими новыми друзьями.

Они зависали во дворах спального района. Благо, то место было не так далеко от моей художественной школы.

Надо сказать, что коллектив художки был самым лучшим за всю мою биографию. Спасибо учительнице, Тамаре Львовне. Ее главная заслуга – она минимально вмешивалась в учебный процесс, позволяя нам развиваться самим, помогая друг другу. Объяснив тему и усадив нас за мольберты перед натюрмортом, она спокойно продолжала заниматься своими делами. Конечно, подсказывала, когда нужно. И только при необходимости, все по делу. Без надобности не лезла. Она чаще говорила с нами на житейские или философские темы, чем вмешивалась в работу. А так мы сами разбирали свои ошибки, советовались между собой, спорили о контрастах и нюансах, критиковали друг друга. Иногда даже до драк доходило! Так ревностно мы относились к искусству. Тамара Львовна никогда не требовала идеальной тишины и неподвижного сидения за мольбертом. Параллельно с рисованием мы успевали резвиться, бегать по коридорам, строить штабы под лестницей, фехтовать швабрами, донимать вахтершу. Но совместных гулянок у нас почему-то особо не было. Все детки были очень занятые.

Интересное наблюдение: методика преподавания Тамары Львовны приносила наибольшие плоды по сравнению с другими классами художки. У остальных все было стандартно: строгость, тишина и порядок. Бедные дети часами сидели за мольбертами почти неподвижно (впрочем, как в обычной школе). Несмотря на наше разгильдяйство, по уровню работ мы явно лидировали. Без ложной скромности сообщу: я входила в двойку самых перспективных учеников. Второй тоже был из нашего класса. С ним-то мы и были главными зачинщиками всех беспорядков.

Димка – личность колоритная. Рос с матерью, в художку добирался аж из другого города. Он все время ходил в одном и том же свитере, за что над ним иногда посмеивались. Но не зло. Ему было плевать на общественное мнение, он мог городить полную чушь и говорить сам с собой. Своеобразные шутки иногда выводили из себя самых спокойных детей.

Да, морально он был явно сильнее меня. Знал свои цели и спокойно двигался к ним. Сейчас он – летчик-истребитель. Он всегда грезил авиацией, все самолеты рисовал.

Словом, в художке можно было отдохнуть от родителей, от школы и особенно от танцевального. Хореографический коллектив был полной противоположностью. Армейские порядки, педагоги, не скупящиеся на подзатыльники, звучные шлепки и щипки (не говоря уж о постоянном крике и обзывательствах в наш адрес. Чаще всего нас любили называть баранами). Мне особенно доставалось: я не обладала чувством ритма, да и коленки мои торчали нелепыми остриями. Всегда стояла на задних рядах второго состава.

Детки здесь были совсем другие. Многие страдали звездной болезнью. Немудрено: коллектив часто гастролировал по разным странам, был гордостью города. Как полагается, коллектив кишел интригами. Но как они шикарно танцевали! Вдохновенно, мастерски, движения отточены жесткой муштрой. Простые смертные физически неспособны так парить! За это им можно было простить что угодно.

Танцевальному я до сих пор благодарна за отличную фигуру и гордую осанку. С моим маленьким ростом – без осанки никак.

Так вот. В художке я отдыхала. Но мне было мало этого. Внутри давно зрела необъяснимая тяга к «плохим ребятам». Ужасно влекло на дно, хотелось чего-то нехорошего. К тому же откусить малюсенький кусочек запретных плодов уже довелось в лагере. Назад дороги не было. А еще я грезила Пашей «Слоном».

По счастливому стечению обстоятельств, моя подружка Марина из художки жила недалеко от вожделенного двора. И, как выяснилось, компанию ту знала.

Марина была самой настоящей, классической девочкой: немного врушкой, немного кокеткой. Симпатичная и улыбчивая.

Теперь, после ухода из секции, свободного времени у меня прибавилось.

– Мам, можно после художки к Марине в гости пойду? – канючила я. Марина была хорошей девочкой из хорошей семьи. Против нее мама ничего не имела.

– А ты уроки сделала? – начала кочевряжиться мама.

– Да, мам, все сделала.

– Ну ладно, зайдешь. Только ненадолго. Чтоб к восьми дома была.

Так мы с Мариной и стали посещать «благородные собрания» во дворе.

К сожалению, со Слоном мне ничего не светило. По иронии судьбы, он был влюблен в эту Марину (я ее втайне ненавидела и завидовала).

Слон – парень видный. Высокий, красивый, чувственный нос, печальные карие глаза, лихие кучеряшки. Да и хороший вроде человек. Но в характере своего объекта обожания я как-то слабо разбиралась – больше предавалась мечтаниям и грезила наяву.

Марина же была к бедному Слонику равнодушна. Ей нравился сосед-мажор… Как же его звали? Вадик, кажись. Точно Вадик.

Он был продвинутый, насколько можно. Смотрел МТV (тогда он только появился и не у всех ловил, быть телезрителем канала считалось очень круто). Носил широкие штаны с объемными карманами и спущенными лямками, большие кроссовки и кепку задом наперед. Разговаривал манерно, с каким-то московским акцентом. По-моему, говном был порядочным, если честно. Марину он жестко динамил и особого интереса к бедняжке не проявлял.

Я старалась отпрашиваться «к Марине» в любое свободное время. И летела на крыльях гормонов к тем дворам. Я всегда знала, где их найти. Либо беседка в садике, либо трубы теплотрассы рядом с речкой.

В тусовке были и просто спортсмены-раздолбаи, и хулиганы, и щипачи. Благо, наркоманов и нюхачей не было. Хотя позже некоторые ими стали…

Наши посиделки проходили незатейливо: парни лапали девчонок, те понарошку отмахивались. Изредка бывало пиво. Столь дорогой напиток мы нечасто могли себе позволить. Много курили, дурачились, что-то обсуждали. Наверняка пустяки какие-нибудь. Но тогда это казалось самым важным, даже священным.

– Олег, руки убрал! – с небольшой задержкой возмущенно вскрикиваю я, щелкая по беспардонным рукам, лапающим мою грудь. А сама мечтаю, чтобы это приятное ощущение длилось подольше. «Бабочки в животе» – как сказали бы сейчас – приятно порхали, будоража мое воображение, приправленное буйными гормонами.

– Да ладно тебе, жалко что ли, убудет у тебя? – обижается наглец, неохотно убирая руки.

Однажды ко мне подошла Лена.

– Ты это (она немного замялась), будешь с МалЫм гонять? Ты ему понравилась, – она хитро глянула на меня, наглые глаза заискрились.