Текст книги "Будет легче (СИ)"

Автор книги: Мария Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я смотрела на Сюмбюля. Мне понадобилось минут пять, чтобы до меня дошел смысл его последних слов: «все хорошо». Ибрагим жив, это был сон, пусть он показался мне очень реальным, про эту ночь султан ничего не узнал.

На глазах навернулись слезы. Теперь если мое сердце и разорвется, то только от счастья!

Весело смеясь, я на радостях обняла Сюмбюля, а потом, запрыгнув на кровать начала прыгать чуть ли не до потолка.

– Слава Аллаху, все хорошо! – крикнула я и плюхнулась на спину. – Сюмбюль, завтрак мне, я голодная как волк!

После завтрака я переоделась, привела себя в порядок и счастливая, направилась в сад. На улице ярко светило солнышко и я засмеялась, когда его ласковые лучики ослепили меня. Наложницы, что тоже гуляли, недоуменно на меня посмотрели, а мне было все равно. Пережили бы то, что пережила я, пусть и не наяву, то тогда не смотрели бы так.

Я чуть ли не вприпрыжку пошла по дорожке и вскоре увидела Махидевран и служанок у фонтана. Мустафа и мои дети весело играли и смеялись.

– Доброе утро! – весело сказала я Махидевран и посмотрела на детей. – Давно вы так гуляете?

Махидевран недоуменно уставилась на меня, но потом сделала дружелюбное выражение лица, видимо, она благодарна мне за вчерашнее.

– Нет не очень. У вас счастливый вид, что-то хорошее случилось? – спросила Махидевран.

– Просто хорошо выспалась, – соврала я, потому что сон мой, на самом деле, был поистине ужасен.

– Как прошел вечер с Повелителем?

Я посмотрела на Махидевран. При этом вопросе ее буквально перекосило от ревности, поэтому я поспешила ее успокоить:

– Поужинали, поговорили и разошлись.

Махидевран сразу же немного смягчилась в лице и тут же сказала:

– Сегодня просто чудесная погода.

Наступил вечер. Валиде решила устроить праздник и поэтому я уже как несколько часов сидела в окружении наложниц и, поедая сладости, с удовольствием слушала музыку и смотрела на танцующих девушек. Хорошее настроение не пропадало, и на душе было спокойно и хорошо. Но все рано или поздно надоедает. Поэтому сказав Валиде, что у меня немного кружится голова, я решила прогуляться по вечернему саду и подышать свежим воздухом.

Солнце уже село, и Стамбул окутали сумерки. Я ходила по саду и подставляла лицо легким порывам ветра, то и дело восторженно улыбаясь.

– Госпожа, – услышала я тихий голос. Я обернулась и увидела Ибрагима. Улыбка сразу же стала еще шире, и я чуть двинулась к нему.

– Ибрагим, мне сегодня снился ужасный сон, – сказала я.

– Что за сон?

– Это не важно, – я подошла к Паше еще ближе и положила руку ему на грудь, чтобы почувствовать биение его сердца. – Важно то, что я поняла, что ты смысл моей жизни.

Ибрагим нежно погладил меня по щеке и, приподняв лицо за подбородок, поцеловал в губы.

Комментарий к Я поняла, что ты смысл моей жизни. (Часть 2)

Можете меня материть, нет, правда, я не обижусь! Самой стыдно, что потрепала читателям нервы.

========== Я понял, что дико ревную. ==========

Теперь весь мир для меня словно утонул в лучах солнца, все стало необычным, ярким, красочным, неужели вот оно счастье? Мне казалось, что все встало на свои места именно так и должно быть.

Александра – моя женщина, ее душа принадлежит мне, так же как и моя принадлежит ей. Я очень ее люблю, но и вместе с тем чувство ревности полностью овладевает мной, когда я представляю, как Сулейман может вызвать ее в свои покои. Это ужасно мучительно, иногда даже одолевают сомнение, которые тут же рассеиваются, потому что она очень сильно рискует, а разве это уже не признак любви. Никогда не ожидал, что буду делить женщину с Сулейманом, и никогда не думал, что смогу за эту женщину, если понадобится, придушить султана голыми руками!

– Ибрагим, ты какой-то задумчивый, – вывел из раздумий меня голос Повелителя.

Мы сидели на балконе. Сулейман меня позвал просто поговорить, как раньше. Никаких государственных дел, просто разговор по душам. Так мы могли сидеть и разговаривать ночь напролет, когда были совсем юные, но сейчас времена изменились, как изменились и мы сами.

– Не выспался, – проговорил я и посмотрел на султана.

– Да, вид у тебя уставший. Я вот все думаю…

– О чем же?

– Валиде хочет устроить праздник для меня, а я не знаю соглашаться или нет.

Праздник. Если праздник для Повелителя значит, новые наложницы, которые будут танцевать для Сулеймана и скорее всего одну из них он позовет в свои покои, может, попадется какая-нибудь девушка, что султан отвлечется от Александры. Да, это мне точно на руку.

– Хорошая идея, – наконец сказал я.

– Ты думаешь?

– Да, вы в последнее время тоже немного не в себе, может праздник поднимет вам настроение, – предположил я.

– Возможно, ты прав, но я не хочу, чтобы Хюррем узнала, она и так всё еще не простила меня.

– Но это ведь правила гарема, вы можете устраивать себе праздники и звать наложниц, когда захотите.

– Но Хюррем я люблю, а ей это причинит боль. Эта женщина самое дорогое, что есть у меня, она не такая как все.

Я скривился при этих словах. А ничего что она уже моя? Мне хотелось не просто спросить, а буквально прокричать эти слова на весь дворец. Внутри появилось неприятное ощущение.

– Я вам уже все сказал по этому поводу, делайте так, как считаете нужным.

– Кто зеркало тебе вручил такой пригожей?

Любуешься собой, меня забыв, похоже!

Терзаешь грудь мою сильней любого рока.

Аллах, кто сотворил тебя такой жестокой?!

Поймала всех вокруг походкой плавной в сети,

Пройдешь – не усидят и муфтии в мечети!

И столько жарких стрел метать в меня не надо,

Давно я был сражен одним лишь метким взглядом.

Я сердце растерзал давно своей любовью,

Чтоб руки ты могла омыть моею кровью.

Александра улыбнулась, прочитав эти строки. Сразу видно, что ей безумно понравилось.

– Кто написал эти стихи, Ибрагим? – спросила она.

– Турецкий поэт Ахмед–паша.

– А сам ты стихи, что не пишешь? – с некой усмешкой спросила госпожа.

– Было дело.

Я любовался рыжими кудрями Александры, которые были такие яркие на солнце, что казалось можно ослепнуть. Ее тонкие пальчики листали страницы небольшой книжки со стихотворениями. У нее был очень сосредоточенный вид, глаза быстро пробегались по каждому стиху, и она тут же перелистывала страницу, словно пыталась найти какое-нибудь особенное стихотворение.

Мы находились в лесу на небольшой опушке со всех сторон густо окруженной деревьями. Ярко светило солнце и было очень тепло. Погода была просто под стать нашему настроению.

– О! Слушай, – сказала Александра и прочла, – В груди моей сердце как молот огромный стучит.

То плачет оно, то замрет, как в силках, и молчит.

Беда с ним, любовью горячее сердце больно,

Тебя лишь желает, любимый мой, видеть оно.

Ужели же всем суждены эти муки, Творец?

Не лучше ль тогда обойтись нам совсем без сердец?

Александра захлопнула книжку и посмотрела на меня.

– И вправду не лучше ль? – задумчиво спросила она, а потом растянулась на траве и зажмурилась из-за солнца.

– Что ты сказала, чтобы уехать из дворца? – поинтересовался я.

– Что поехала на коне покататься. А ты?

– Ничего никому не сказал.

– Ох, ты ж! – Александра села и как-то обеспокоенно посмотрела на меня. – Что с тобой ты сам не свой.

Я глубоко вздохнул и, подвинувшись поближе к госпоже, погладил ее по щеке.

– Да все хорошо.

Она не поверила, потому что лицо ее сразу же стало недовольным.

– Сашенька, – я погладил ее по лицу, и она тут же улыбнулась, мгновенно забыв про свое недовольство.

– Почему ты не зовёшь меня Хюррем?

– Это имя тебе дал султан, и Александра мне нравится больше.

Александра немного лукаво улыбнулась и, обняв меня, спросила:

– А какое бы имя ты мне дал?

Я задумался. На свете столько имен, значение которых идеально подходит моей Александре.

– Фериде.

– И что оно значит?

– Редкостная.

Александра улыбнулась, а затем задорно посмотрела на меня.

– Редкостная значит?

Я улыбнулся ей в ответ и поцеловал. Глупые вопросы ты задаешь мне милая. Конечно, редкостная! А еще я бы добавил непредсказуемая, смелая, лучезарная, самая красивая, умная, игривая, но самое главное – моя!

Глядя на Александру сердце замирало, а потом начинало бешено биться. Я был очарован ей, околдован, порабощён. Неужели она не понимает всей своей ценности и силы? Сколько бы женщин я не знал, я ни разу не встречал ту, которая не побоится бросить вызов хоть всему миру, которая, даже падая, будет продолжать подниматься и бороться, будет смотреть вперед и не опускать руки.

– Ты даже не представляешь насколько ты редкостная, – сказал я.

– Вот видишь, как тебе со мной повезло, – воскликнула Александра, а потом, прижавшись ко мне сильнее, наградила своим бесценным поцелуем.

Повелитель вновь вызвал меня к себе. Учитывая то, что дело было вечером, он не согласился на праздник. Что немало разочаровало меня.

– Заходи, Ибрагим, – сказал Сулейман, когда я зашел к нему в покои. – Скажи мне, ради любви ты мог бы нарушить закон?

При этом вопросе внутри все похолодело. Неужели он как-то узнал про меня и Александру.

– Да, – честно ответил я, учитывая то, что моя любовь именно такая.

– Не сомневаюсь, – султан криво улыбнулся и, встав из-за стола, подошел ко мне. – Мне сегодня в голову пришла одна мысль, и я прекрасно знаю, что все будут против этого.

Я выдохнул и посмотрел на султана. Ничего не узнал.

– И что же вы хотите сделать?

– Сегодня утром мы разговаривали о Хюррем. Эта мысль давно уже вертелась у меня в голове…

Нет, опять все сводится к Александре! Что он решил с ней сделать, сослать в старый дворец, выгнать, оторвать от детей?

Я стоял в напряжении, следя за падишахом, который прошелся по покоям, чтобы еще раз обдумать свою не озвученную мысль.

– Я решил, что мы с Хюррем заключим никях! – наконец сказал Сулейман.

У меня даже ноги подкосились, я резко вдохнул побольше воздуха и сразу же возразил:

– Это будет только во вред, особенно госпоже. Против вас никто и слова сказать не посмеет, а вот Хюррем-султан все будут в открытую ненавидеть. Вы не хуже меня знаете, какие интриги могут плести в гареме. Лучше забыть про это.

В данный момент, самое главное, это не потерять самообладание. Надо спокойно ему все объяснить и тогда я смогу переубедить его. Только бы не вспылить.

– Ибрагим, я понимаю, что это против правил, но…

Да ни черта ты не понимаешь! Гнев с каждой секундой все сильнее заполнял душу и вот-вот вырвется наружу.

– Это не самая хорошая идея, – четко сказал я.

– Но я хочу, чтобы Хюррем стала моей женой.

Я тоже хочу, но я ведь ничего не говорю! Я провел руками по лицу, словно это могло снять с меня напряжение и стереть усталость.

– Как знаете, – смиренно произнес я и пожал плечами, – но это не очень хорошая идея. Валиде и вовсе разозлиться.

– У них с Хюррем наладились отношения.

– Да и потом тут же испортятся.

Сулейман нахмурился, ему не нравилось, что я возражаю ему.

– Одного не понимаю, почему ты настолько против? Мне кажется, была бы это другая женщина, а не Хюррем, ты бы не стал так возражать.

Я не знал что сказать, точнее, что такого соврать. Неужели у Сулеймана есть какие-то подозрения. Хотя нет, он ведь ничего такого мне не говорил…

Внезапно в голове всплыло воспоминание. Когда Александра рыдала в беседке в саду, и я дал ей свой кафтан. Придя тогда к Сулейману, он признался мне, что очень обидел ее и приревновал. Приревновал. Неужели ко мне? Тогда мы были с ней еще врагами.

– А вы из-за сильной любви к Хюррем решили заключить никях?

– Почему ты спрашиваешь? – гневно спросил Сулейман, его терпение уже было на исходе.

– Если верить вашим словам ваши отношения не такие замечательные как раньше.

Султан гневно посмотрел на меня и отошел подальше, как будто боясь, что сможет в любую секунду накинуться на меня. Мне в эту минуту стало все ясно. Он решился на никях потому что этим хочет показать, что Александра только его женщина. Не из-за сильной любви, которой он так старательно прикрывается.

– Иди, Ибрагим, – падишах махнул рукой и вышел на балкон.

Я вышел их покоев, в полном расстройстве, что делать дальше я просто не мог понять.

========== Я поняла, что это конец. ==========

Дневной свет постепенно покидал мои покои. После встречи с Ибрагимом, я до ночи пролежала на кровати, глядя на окно, через которое проникали солнечные лучи и постепенно угасали с наступлением вечера.

Что я еще могу сказать, кроме того, что мне было очень хорошо на душе. Я расцвела словно цветок, который долгое время мучился от холода под проливным дождем, но вдруг выглянуло солнце. Я была, наконец, счастлива, чувствовала себя любимой, и главное, мне не надо было терпеть эту дикую ревность и бояться, что в любой момент может прийти какая-нибудь наложница, что нарушит мое счастье.

Хатидже я в счет не брала, потому что это попросту Хатидже. Да, в какой-то степени я ее уважала и даже ценила ее доброту ко мне. Но почему-то как соперницу я просто не могла ее воспринимать. Хотя чувство ревности появлялось, когда я представляла как она и Ибрагим, спят в одной постели.

Но сон, который приснился мне тогда, все так же не давал покоя. В голове постоянно вертелись мысли, а вдруг он был вещий и место того, чтобы поцеловать Ибрагима в саду, мне надо было прогнать его и сказать, что все кончено, чтобы он про все забыл.

Именно забыть, прекратить эти отношения и наконец, отпустить – требовал разум. Зато сердце ныло и стонало, когда его не было рядом и сердце требовало не отпускать и идти на любые жертвы ради этой любви, так как именно эта любовь и является настоящей, и именно эта любовь способна исцелить меня и сделать по-настоящему счастливой.

Мои размышления прервал стук в дверь. Я немало удивилась, потому что уже была поздняя ночь, и я не предполагала, кто это может быть. В душе возник страх, а вдруг это Сулейман?

Чуть приподнявшись на локтях, я сказала, чтобы входили. Но слава Аллаху это был Сюмбюль!

– Что-то случилось? – спросила я и села.

– Хюррем-султан, Ибрагим-паша просил передать вам это, – Сюмбюль подошел к кровати и протянул мне маленький свиток. Послание было немногословным и почему-то немало встревожило меня:

«Мне надо встретиться с тобой. Жду в своем кабинете»

– Сюмбюль, – я посмотрела на евнуха, а затем поднялась с кровати, – скажи мне сразу и при этом честно, я могу тебе доверять или нет?

– Конечно, можете, госпожа! К тому же после всего, что случилось… Ибрагим-паша, сказал, что я за вас головой отвечаю. Я не посмею вас ослушаться.

Сомнений в том, что Сюмбюль говорит правду, у меня не было. К тому же судя по всему, Ибрагим хорошенько его припугнул, уж что-что в этом он мастер. Проблема заключалась только в том, что больше всех Сюмбюль, к сожалению, боится не Ибрагима, а Сулеймана.

– Это письмо точно от Ибрагима? – спросила я.

– Аллахом клянусь!

Я чуть помедлила и хорошенько подумав, сказала:

– Мне надо отойти ненадолго, возникла проблема, которую я должна решить. Всем служанкам скажешь, что я иду в хамам, чтобы не сплетничали и слухи не распускали, если кто вдруг заявится, – я запнулась, а что еще можно сказать, кроме того, что я направляюсь в хамам? Правильно, ничего.

– Короче, всем так говорить будешь, – отмахнулась я.

– Хюррем-султан, а если падишах придет? – спросил Сюмбюль.

Да уж, падишаха в хамам не отправишь…

– У него сейчас в покоях нет наложницы? – решила уточнить я.

– Честно, я не знаю.

– А следовало, – пробормотала я, говорить евнуху, куда я направляюсь, не хотелось. Конечно на дворе уже поздняя ночь, но ведь что-нибудь обязательно как специально случится! Рисковать нельзя.

– Сюмбюль, я тебе кое-что скажу, но если после этого я услышу хоть один слушок, ты будешь с высокой скалы лететь в Босфор! И я не шучу, так что хочешь жить – молчи, ну еще вот, – я дала евнуху мешочек золота, – за верную службу в золоте ходить будешь! И не забывай про нашего грозного Пашу, он мстить умеет.

Сюмбюль немного побледнел, но после этого кивнул.

– Мне надо встретиться с Ибрагимом-пашой, поэтому если вдруг придет падишах, ты должен бежать в кабинет Ибрагима и звать меня. Думаю, угрозы повторять не стоит, ты ведь у нас сообразительный? Ну чего ты так побледнел? Помни, уверенность в завтрашнем дне, тебе обеспечит молчание.

Я довольная вышла из своих покоев и направилась к Ибрагиму.

Кабинет Ибрагима встретил меня темнотой и тишиной. Внезапно даже возникла мысль, а вдруг это западня?

Но тут я услышала щелчок и в конце комнаты зажглась свеча. Ибрагим стоял спиной ко мне и смотрел в окно.

– Ибрагим, что случилось? – обеспокоенно спросила я.

Он повернулся ко мне, вид у него был очень мрачный и даже злой.

– Сегодня султан мне кое-что сообщил, – начал Ибрагим.

Внутри все похолодело. Что такого ему сообщил Сулейман? Султан подозревает меня в измене или уже все знает, хотя нет, знал бы, уже казнил бы обоих.

– Ибрагим, не молчи, – попросила я.

– Сулейман хочет заключить с тобой никях, – наконец сказал он.

– Что!? – Я просто поверить в это не могла. Как так! Заключить никях когда наши отношения уже разладились, я его не люблю и категорически не желаю этого, когда мое сердце принадлежит другому.

В голове сразу же возникло предположение, а что если султан хочет этот никях именно из-за этого разлада. Я ведь уже смирилась со всем и оставила чувства в прошлом, а он, судя по всему, нет. Либо Сулейман так хочет загладить вину и проявить великодушие, пойти против закона и сделать меня своей женой, либо просто хочет показать свою власть надо мной, показать и доказать, что я есть, была и буду только его женщиной. Ведь он уже давно ревнует меня и говорит, как яростно любит, а став его женой я стану его навечно, ни о каких встречах с Ибрагимом тогда нельзя будет и подумать! Став женой султана я буду брать на себя больше ответственности – подозрение в измене, тогда казнят, скорее всего, не только меня, но и моих детей.

– Ты знаешь, что это означает, – сказал Ибрагим, я тут же отвлеклась от своих мыслей.

– Да, – тихо шепнула я. – Никак нельзя помешать этому?

– Только разве что умереть.

– Это не вариант и ты это знаешь, позволить тебе умереть мучительной смертью – равносильно для меня гореть в аду, даже если после этого сама тут же умру.

Наступила тишина. Слезы душили меня, а в груди словно образовалась рана, которая была очень глубокой, которая причиняла несусветную боль.

– Александра, – Ибрагим приблизился ко мне и посмотрел в глаза, – скажи мне, на что мы рассчитывали, когда все это начинали? На счастливый конец, как в сказках: «жили долго и счастливо»?

Я молчала, не зная, что сказать, потому что понимала, что Ибрагим прав и от таких мыслей, каждый удар сердца, отдавался болью.

– Я просто полюбил тебя и поддался этим чувствам. Ты губишь меня при каждом расставании и заставляешь возрождаться при каждой встрече!

Я заплакала и прижалась к Ибрагиму. Надо запомнить все эти чувства, что овладевают мной, когда он обнимает, запомнить его запах, прикосновения, поцелуи. Неужели после это счастья нам придется забыть друг о друге?

– Если это наша последняя ночь, – я посмотрела на Ибрагима, – то сделай для меня кое-что.

– Что?

Я ничего не сказала, лишь обняла его за шею и страстно поцеловала. Наверное, Ибрагим хотел воспротивиться, но не смог. Слишком долго мы оба этого желали, и раз выпадает последний шанс надо этим воспользоваться.

Нет, я не буду стыдиться этого никогда. Я знаю, что отдаюсь другому, но я отдаюсь не потому, что должна, как это было с Сулейманом, а потому что я, правда этого хочу, потому что я всей душой и всем сердцем люблю, и буду любить этого человека!

========== Я понял, что медленно умираю. ==========

Что есть жизнь? Мучения, страдания, слезы, разочарования? А как же счастье, смех, радость, любовь? Неужели в моем мире это невозможно, почему только обретя счастье, я должен тут же с ним расстаться!

Весь этот месяц я метался как загнанный в клетку зверь. Никто на свете не способен залечить эти раны кроме нее…

Но она уже не моя, она стала женой султана, как бы я не хотел, но никях состоялся, и теперь мне оставалось медленно умирать.

Даже имя ее я старался не вспоминать, старался запрятать подальше те воспоминания о нашей последней ночи. Забыть ее глубокие глаза, что смотрели с нежностью, любовью, а когда она злилась, то со злостью, злой усмешкой. Забыть ее прекрасный голос, смех, вкус ее нежных как лепесток розы губ, забыть ее прикосновения, объятия, поцелуи. Сделать так, словно она была для меня не реальным человеком, а мимолетным миражом. Но я не в состоянии избавиться от этих воспоминаний, для этого я слишком слаб.

Наверное, впервые в жизни я серьезно задумался о том, чтобы покинуть Стамбул навсегда. Знаю, убегать от этой невыносимой боли – неправильно, но ничего другого придумать не могу.

Душа обретет покой, когда я окажусь в незнакомом краю, где мне надо будет строить жизнь заново и забыть о прошлом. Это неправильно, каждый раз повторяю себе я. Но зато, это самый лучший вариант.

Я прекрасно знаю, сколько разобью сердец. Хатидже впадет в глубокую печаль, Повелитель вначале будет недоумевать, затем злиться, а потом и его настигнет грусть. А ОНА… она не будет злиться, она поймет, почему я сделал это, но будет так же мучиться, как и я.

Наверное, если рассказать кому-нибудь нашу с ней историю, то мне скажут, что судьба сыграла злую шутку. Вначале – враг, затем любовь всей жизни, а потом жена другого мужчины. Нет, это даже не шутка, скорее жестокая игра, которая заставляет страдать, будто тебя протащили по всем кругам Ада как в «Божественной комедии», только Рая в конце этой игры тебе не суждено увидеть.

А как интересно начинаю заново жить люди, у которых умерли их любимые? Раньше не задавался этим вопросом, а вот теперь задаюсь. Хотя в моей ситуации есть и положительные стороны, она ведь не умерла, с ней все хорошо, разве что только мы испытываем одинаковую душевную боль и, несмотря на то, что жива, потеряна для меня навсегда.

Это, наверное, как смотреть на нее через прозрачную стену. Вот она близко, предо мной, я могу любоваться ей, но не более и, в конце концов, ты устаешь от этого, и понимаешь, что лучше не любоваться, а навсегда забыть.

Забыть навсегда, как будто и не было – вот мой путь к душевному равновесию, жаль, что путь этот тернист и очень, очень труднопроходим, но выхода нет, только вперед по этому пути иначе погибнешь…

– Ибрагим, – в комнату вошла Хатидже с улыбкой на лице.

Я безразличным взглядом посмотрел на нее и закрыл книгу, которую я якобы «читаю».

– Что-то случилось? – спросил я.

Хатидже прошла в комнату и чуть помедлив, проговорила:

– Просто ты в последнее время сам не свой, я переживаю, поделись со мной скажи, что тебя беспокоит.

Я встал из-за стола и, подойдя к Хатидже, поцеловал ее в лоб.

– Не предавайте значение этому, госпожа.

– Как не придавать этому значения, когда на тебе лица нет?

– Я в последнее время очень плохо сплю, нестроения нет, ничего серьезного.

Хатидже улыбнулась мне. Я понимал, что она беспокоится, но находиться рядом с ней не мог. Перед глазами стояло Ее лицо, она тоже смотрела с нежностью, и каждый ее взгляд был бесценен, ее взгляд, но не Хатидже.

– Ибрагим, давай уедем ненадолго, чтобы ты отдохнул.

– Нет! – резко возразил я. – Об этом и речи идти не может, слишком у меня много дел. Возможно, скоро отправимся в поход, надо быть в Стамбуле наготове.

Хатидже опустила глаза, было видно, что она немного обиженна за то, что я так резко возразил. Но извиняться мне не хотелось. У меня вообще уже нет сил!

– Я, пожалуй, прогуляюсь, – сказал я и быстро вышел из комнаты, оставив недоуменную Хатидже.

Мне было смертельно жаль, что так складываются обстоятельства. Хатидже вышла за меня замуж из-за того, что любит и она думает, что наконец добилась счастья, сможет создать со мной крепкую семью. Я тоже так думал, я был твердо убежден, что вот она, моя судьба. Но все как всегда пошло не так.

На миг даже захотелось, чтобы я снова полюбил Хатидже так же сильно как раньше. Но сейчас я смотрю на нее и понимаю, что любви нет. Я уважаю ее, ценю как прекрасную, справедливую и добрую госпожу, жаль мы не сможем дать счастья друг другу, но какой ценой мне пришлось понять это!

Я вышел из дворца и быстро направился в сад. Куда бы я не пошел эти воспоминания и эти мысли не оставят меня, они будут преследовать мучить!

«Ужели же всем суждены эти муки, Творец?

Не лучше ль тогда обойтись нам совсем без сердец?» – пронеслись в голове знакомые строки. Она тогда читала их и потом сама себе задала вопрос: «И вправду не лучше ль?» Но не ответила на него. Хотя мне кажется, что сейчас она сидит во дворце и понимает, что если бы ей задали подобный вопрос, то она бы сказала, что человеку гораздо лучше без сердца, а я бы добавил, что еще лучше, если помимо сердца нет и души…

========== Я поняла, что ухожу навсегда. ==========

Нет, только не это. Только не эта душераздирающая боль в груди, которая заставляет сильно страдать, плакать, чуть ли не выть от отчаяния и лезть на стену.

Нет, только не это безумство, которое делает тебя по-настоящему уязвимым.

Я не могу больше терпеть все эти страдания. Меня уничтожили, растоптали, безжалостно убили, не моргнув глазом. Что я могу сделать сейчас, чего я могу добиться в этой жизни, кроме боли страдания и дикого ужаса!

Не хватает сил даже на фальшивую и неискреннюю улыбку, не хватает сил на то, чтобы поверить, что эта душевная боль рано или поздно оставит. Я умираю, я больше так не могу, еще чуть-чуть, и меня не станет…

– Хюррем, – сказал Сулейман.

Я вышла на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Я настолько задумалась, что даже не заметила, как перегнулась через перила балкона, стоит оттолкнуться, и я полечу вниз.

Я выпрямилась. Голова немного кружилась, даже живот скрутило. Повернувшись к Сулейману, я попыталась улыбнуться, но в глазах внезапно потемнело, колени подкосились, и я начала падать на пол.

– Хюррем! – султан подбежал ко мне и взял на руки, а я лишь чувствовала это ужасное головокружение.

Сулейман положил меня на кровать и приказал страже, чтобы привели лекаря. Я тяжело дышала, мне казалось еще чуть-чуть и я умру. В покои через некоторое время вошла лекарша и начала осматривать меня. А я лишь позже поняла, что Сулеймана нет в покоях.

После осмотра лекарша с улыбкой на лице сообщила, что я жду ребенка. Я прекрасно знала, что это не ребенок Ибрагима, а Сулеймана. После той ночи я сделала все, чтобы не забеременеть. Зато с султаном я провела несколько ночей, поэтому не удивительно, что мне сообщили такую новость.

Я дотронулась до живота и внутри все сжалось. Ребенок от нелюбимого мужчины! Снова сплетни, ссоры и эти ужасные взгляды наложниц, снова сидение в покоях несколько месяцев!

Я заплакала очень сильно. После того как мне пришлось расстаться с Ибрагимом, я дала себе слово, что у меня не будет детей, а в результате все получилось именно не так как я хотела.

В голове даже возникла мысль о том, что не надо было принимать меры, чтобы не забеременеть от Ибрагима. Наверное, мне жилось бы гораздо легче, если бы я носила под сердцем именно его ребенка, а не Сулеймана.

Чуть успокоившись, я приказала лекарше, чтобы она молчала и никому ничего не говорила. Нет, с ребенком я ничего делать не буду, мне просто нужно было время, чтобы привыкнуть к тому, что я в положении. Скорее всего, я буду молчать до тех пор, пока не появится живот.

Сулейману я сказала, что у меня легкое недомогание. Он забеспокоился не на шутку и предложил пригласить другого лекаря, я отказалась.

– Пока тебе не станет лучше, будешь жить в моих покоях, – сказал султан.

– Повелитель, – я села на край кровати и приложила руки ко лбу, небольшое головокружение все еще мучило меня, – не переживайте так, со мной все хорошо.

Сулейман нахмурился. Ему не понравилось, что я решила с ним спорить.

– Хюррем, – падишах присел рядом со мной и погладил по лицу, – душа моя, я буду всегда переживать за тебя, именно поэтому я прошу тебя, поживи пока в моих покоях, так мне будет спокойнее.

Раз Повелитель просит, отказывать не стоит, так же как и не стоит доводить его до того, чтобы он начал не просить, а приказывать. Я молча кивнула.

На следующее утро мне стало немного легче, и я вышла в сад, чтобы прогуляться. Дети тоже играли в саду. Был слишком теплый и солнечный день, чтобы они сидели в покоях.

Единственное, что расстраивало меня – мое душевное состояние, я дико скучала по Ибрагиму! Так хотелось увидеть его, заглянуть в его глаза, обнять, услышать его голос, но этому больше не суждено сбыться, остается только лишь страдать и ждать когда эта боль пройдет.

Тут я увидела Валиде и Махидевран, что тоже гуляли по саду. Завидев меня, они демонстративно отвернулись и отошли подальше.

Видимо Валиде способна быть ко мне доброй, только тогда, когда у нас с Сулейманом разлад в отношениях. Узнав, что султан решил пойти против правил и заключить со мной никях, она снова возненавидела меня, будто это я упросила падишаха сделать так, а не он сам принял такое решение. Снова по гарему поползли сплетни. Наложницы всем видом стали показывать, что они на стороне Валиде, а меня ненавидят.

Махидевран тоже немало взбесилась и каждый день ищет повод, чтобы как-нибудь унизить меня. Видимо ее благодарность за тот случай с султаном прошла.

Как ни странно меня поддерживала только та женщина, которую я должна ненавидеть больше всего – Хатидже. Она сказала, что так Сулейман доказал мне свою любовь и была искренне счастлива за меня и падишаха. Порой мне даже было невыносимо смотреть на Хатидже. Она так поддерживает меня, утешает, когда мне плохо, а я так поступила с ней! Хотя с другой стороны можно себя оправдать тем, что ни я, ни Ибрагим и предположить не могли такого расклада.

В общем, мою душу раздирали противоречивые чувства.

Тяжело вздохнув, я тоже отвернулась и посмотрела на Селима, что уже умел ходить. Но сейчас он предпочитал просто сидеть на лужайке и мять руками зеленую траву. Его волосы были очень яркие на солнце, я невольно улыбнулась, глядя на сына. Наверное, впервые за это время, я смогла искренне улыбнуться.

Время пролетало очень быстро. Незаметно для меня прошло еще два месяца. Они не были мучительными, но и не несли радость за собой. Все платья стали тесны, большого живота конечно еще не было, но все равно он стал заметен. Теперь я понимала, что рано или поздно Сулейман, как и все остальные, заметят это, но все равно я никому ничего не говорила, пусть гадают, если угодно, а у меня пока нет необходимости говорить кому-нибудь про свою беременность.

Я сидела в покоях Повелителя и читала книгу. На душе было очень спокойно. Я стала часто прятаться в покоях султана от злых взглядов. Ожидание ребенка сделало меня очень тревожной, подозрительной, капризной, а еще я очень часто плакала. Почти каждую ночь мне снился Ибрагим, которого я не видела еще с той ночи. Душа просто разрывалась на части. Я видела всю любовь Сулеймана, но не могла на нее ответить в полной мере. А мне так хотелось любить и быть любимой! Но эту любовь мог дать только Ибрагим, только он мог успокоить и заверить, что я в безопасности.