Текст книги "Туфельки от «Ле Монти»"

Автор книги: Мария Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Никита схватил малыша на руки и крепко прижал к себе. Он вдруг почувствовал, как защипало в носу и вся комната словно подернулась туманом.

– Пап, почему ты плачешь? – спросил Антон. – Без мамы скучаешь? Так мы же сейчас к ней поедем. Да вот же мама, смотри! – Антон освободился из объятий Никиты и подбежал к вошедшей в дом Ирине. – Мама тоже приехала! Ура!

Ирина прямо у порога присела на корточки, и Антон обвил ее шею ручонками.

– Мамочка, ты тоже плачешь? – удивленно спросил он.

– Нет-нет, сынок, это не слезы, – успокоила она, – просто на улице мокрый снег идет.

Под мокрый снег, видимо, попали все друзья: Федя, отвернувшись, провел кулаком по глазам, а Петр, стоя у двери, опустил голову и усердно протирал очки. Только сидевший за столом хозяин не понимал, что происходит и почему в его маленьком домике скопилось столько незнакомых людей.

– Как же так, Аллочка! – недоумевал он. – Вы сказали – завтра... Мы с Антошей спать уже собрались, время позднее.

– А вы, папаша, простите, кто будете? – строго спросил Федя, подойдя к столу.

– То есть как это – кто? – растерялся тот, но быстро пришел в себя и с достоинством проговорил: – Я хозяин этого дома, Морозовский Степан Аркадьевич. А вот кто вы, позвольте узнать?

– Мы друзья родителей Антона, – вмешался Петр, понимая, что этот человек, скорее всего, не имеет никакого отношения к похищению. – Дело в том... – Он оглянулся на Антона и, не желая, чтобы разговор их шел при ребенке, предложил: – Давайте пройдем в другую комнату, я вам все объясню.

– Мам, ты видела елку на улице? Видел, пап? – захлебывался от восторга Антон. – Это я, я сам ее нарядил, а дедушка Степа только игрушки держал и мишуру вешал. Красиво, да? А дома я тоже сам наряжать буду, я уже умею.

Минут через десять в комнату вернулись хозяин и Петр.

– Алла, это правда? – спросил потрясенный Степан Аркадьевич. – Вы действительно могли решиться на такое?

Ирина одела Антона и вышла с ним на улицу, чтобы он не присутствовал при этом разговоре и чтобы даже слово «похищение» не коснулось его уха. Пусть ничто не потревожит покой сына, решила она, и он будет считать, что тетя Алла с двумя незнакомыми дядями просто отвезли его в гости к дедушке Степе, с которым он наряжал елку и который читал ему «Айболита». Дедушка Степа научил Антона топить печку и вырезать из бумаги самолетики.

Как и предполагал Петр, Степана Аркадьевича до глубины души потрясло сообщение о том, что Антон был похищен и за него назначен солидный выкуп. Он сказал, что сын его, к сожалению, не оправдал отцовских надежд, но что такого святотатства не ожидал даже от него. Алла представила старику Антона своим дальним родственником, сказала, что у него умерла бабушка, а родители, чтобы не травмировать ребенка, просили на время похорон забрать его. Но поскольку в квартире самой Аллы полным ходом идет ремонт, то Олег предложил отвезти малыша на пару дней к своему отцу на дачу, чтобы и тому не так скучно было проводить предпраздничные дни.

– Мне и в голову ничего подобного не приходило, – огорченно сказал Степан Аркадьевич, – да и как я мог такое подумать? Сам Антон объяснил, что папа с мамой на работе задержались, я думал, взрослые так договорились, чтобы ребенок не узнал о смерти... Фу ты, Господи... Алла, – скорбно произнес он, – для вас нет ничего святого! Я дожил до седин и, убейте меня, не понимаю, что мы с женой делали не так и где наша ошибка. Почему наш сын стал таким? – Он беспомощно развел руками и взглядом указал на детские книжки, разбросанные по столу. – Вот на этих же книжках он рос, тоже любил «Айболита» и «Буратино»... Жена хранила здесь на чердаке все его игрушки и книги... – Он с тоской посмотрел на друзей. – Антоша вернул мне то счастливое время, когда мы точно так же сидели вечерами с Олегом и читали...

«Вот ведь как бывает...» – подумал Никита. Ему-то казалось, что эти лысые дебилы в кожанках либо выросли в детском доме, либо у них были такие родители, каких и врагу не пожелаешь. А все, оказывается, не так просто, и им с Ириной предстоит серьезно поразмышлять о судьбе Антона, а может быть, и будущих детей, постараться не потерять взаимопонимания с ними, чтобы к концу жизни не разводить беспомощно руками, недоумевая, как из твоего любимого чада выросло чудовище.

– Что же теперь будет? – обреченно спросил Степан Аркадьевич, готовый к любому наказанию для своего непутевого сына.

– В милицию мы еще не заявляли, – сказал Никита, – так уж нас запугал этот, который звонил насчет выкупа... как я теперь понимаю, скорее всего, Витек. Но это никогда не поздно сделать, а пока... Пока Алла Сергеевна сядет и в присутствии свидетелей напишет подробно про все свои художества, что и как, кто ее подельники и как договаривались поделить выкуп.

– Ничего я писать не буду! – зло закричала та. – Вы получили ребенка, значит, все, мы квиты, ничего не случилось.

– Ага, размечталась, стерва, – возмутился Федя, – все, значит, шито-крыто? Хочешь, блин, легко отмазаться? Щас я Ирку с улицы позову, она те красоту-то подправит!

Алла, вспомнив про жуткий флакон в сумке Ирины, вздрогнула и села к столу.

– Ладно уж, – понимая, что выхода нет, недовольно пробурчала она. – Что писать?

Степан Аркадьевич принес бумагу и ручку, а Никита начал диктовать:

– «Начальнику отделения милиции номер...», Федь, как зовут начальника?

Тот, порывшись в записной книжке, сообщил фамилию и, вспомнив, что Ирина с Антоном все еще на улице и, поди, совсем замерзли, вышел открыть им машину.

– Слушай, зачем начальнику? – попыталась возразить Алла.

– А кому же? Мне, что ли? – усмехнулся Никита. – Мы это оформим как явку с повинной, ты сама подпишешься, и мы все, в качестве свидетелей, что признание твое добровольное.

– Как же, добровольное,– мрачно хмыкнула она, но тем не менее послушно начала писать.

– Ник, думаю, младшему Морозовскому тоже не мешало бы состряпать такую бумажку, – сказал Петр.

– Правильно, – согласился тот, – мы по дороге к нему заедем, заодно и развяжем его.

Перехватив удивленный взгляд Степана Аркадьевича, Никита объяснил, что это была вынужденная мера предосторожности, чтобы тот не сумел предупредить своих дружков, зато теперь пусть посидит в одиночестве и на досуге подумает, как жить дальше.

– Во всяком случае, – добавил он, – ему ясно уже, что собой представляет эта женщина, и вряд ли он захочет иметь с ней какие-то дела, а тем более водить дружбу.

Степан Аркадьевич тоже засобирался вместе с ними в Москву.

– Раз такое дело, – сказал он, – не могу же я спокойно здесь отсиживаться и встречать Новый год, когда... Что же теперь будет? Что будет? – горестно восклицал он, собираясь в дорогу. Первым делом надо было потушить огонь в печке и закрыть с улицы ставни на окнах, затем по-хозяйски осмотреть сарай и все пристройки и тоже запереть их на ключ.

Наконец и Алла, и Степан Аркадьевич закончили каждый свой труд, все присутствующие поставили свои подписи под заявлением и вышли на улицу. В машине на переднем сиденье расположилась Ирина со спящим Антоном на коленях, на заднем же предстояло разместиться Степану Аркадьевичу вместе с Никитой и Петром.

– А я как же? – растерянно проговорила Алла.

– А ты ноженками до станции дотопочешь, – ответил Федя. – Ничего с тобой не случится, электрички еще ходят.

– И в самом деле, – поддержал его Степан Аркадьевич, – здесь до станции рукой подать, во-он огоньки светятся. Хулиганов нет, кроме Виктора, нет, но вас-то он не тронет, вы, как я понял, хорошо с ним знакомы.

– Во-во! – засмеялся Федя. – Особенно, если тот выскочит щас на дорогу и потребует свои три куска.

– Какие куски? – удивился Степан Аркадьевич.

– Ну, три тысячи, его доля от выкупа, – пояснил тот.

– Ладно, Федь, трогай, – скомандовал Петр. – Пусть они сами в своих долях разбираются.

Несмотря на поздний час и страшную усталость, настроение у друзей было бодрое. Петр рассказал про дымовую завесу, которую пришлось им с Никитой устроить на лестничной клетке, чтобы проникнуть в квартиру на Проспекте Мира, вспомнили, как мастерски Федя провел беседу с соседкой Степана Аркадьевича и как ловко Ирина придумала напугать Аллу.

– А кстати, – поинтересовался Никита, – у тебя там что, действительно соляная кислота?

– Ты думал, я шучу? – усмехнулась Ирина. – Самая настоящая, солоней не бывает.

– Да-да, Ник, вот это шантаж так шантаж, – сказал Петр, вспомнив, как та дрожала от ужаса, слушая угрозы Ирины. – Нет, согласись, это могло прийти в голову только женщине, причем разъяренной женщине. Все заявления на свете, с подписями и печатями, меркнут перед страхом потерять свою красоту.

– И она ее потеряет, если хотя бы близко подойдет к нашему дому! – воскликнула Ирина, вспомнив все, что вытерпела из-за этой женщины. – Это не шутка!

Степан Аркадьевич, сидя у окна, понимал далеко не все из того, о чем говорили эти люди, но он видел и чувствовал только одно: они любят друг друга, они настоящие друзья и готовы пойти в огонь и в воду, если кто-то из них окажется в беде.

Прибыв в квартиру на Ярославском шоссе, друзья первым делом освободили из веревочного плена младшего Морозовского и заставили его написать такое же заявление-признание, какое чуть раньше получили от его подруги.

– А позвольте узнать, – робко поинтересовался Степан Аркадьевич, – что вы намерены делать с этими заявлениями?

– Еще не решили, – весело ответил Никита. – Думаю, последнее слово за матерью Антона: как она скажет – так и будет.

– Запишите на всякий случай мой телефон, – предложил Степан Аркадьевич, – вдруг что понадобится...

– Ваши координаты у нас есть, – сказал Федя и похлопал себя по карману, где лежала записная книжка, – получены прямо из ГАИ, поскольку мы искали владельца джипа. Но я бы на вашем месте, папаша, не доверял такому сынку машину.

Степан Аркадьевич с мнением Феди согласился и сообщил, что срок доверенности как раз через неделю истекает и он ни за что теперь не продлит его.

– Да я вообще продам эту чертову машину! – разгорячился Степан Аркадьевич, хотя, конечно же, понимал, что это не решит его проблем с сыном. – Вот завтра же и продам!

– Если вправду надумаете – обращайтесь ко мне, помогу найти хорошего покупателя, – сказал Федя и черкнул ему свой рабочий телефон. – А машина классная, смотрите не прогадайте.

Распрощавшись со Степаном Аркадьевичем и пожелав ему в наступающем году здоровья, друзья отправились в Марьину Рощу. Никита предложил взять спящего Антона к себе на заднее сиденье, но Ирина не могла расстаться ни на миг со своим сокровищем и, несмотря на то что ноги уже затекли и потеряли чувствительность, крепко прижимала к себе сына, словно опасаясь, что тот опять куда-то исчезнет.

Когда подъехали к дому, Федя подняться в квартиру отказался, объяснив, что жена наверняка не спит и поджидает его.

– Да и я уже почти сутки своих девчат не видел, – сказал он, имея в виду жену и дочь, – а я всегда страсть как по ним скучаю...

– Ну что ж, – согласился Никита, хорошо понимая Федины чувства, – тогда послезавтра, как уговорились, ждем тебя на свадьбе, старик. Вместе с женой.

– Не послезавтра, а завтра, – уточнил Петр, посмотрев на часы, – наступило уже двадцать девятое декабря, ребята, пока мы тут с вами катались.

– Ну чё, Петрухан, давай домчу тебя до хаты, – предложил Федя.

– Нет-нет-нет, – запротестовал Никита, – пусть хоть Петруха останется, а то как-то сразу все вдруг... Иришка наверняка скоро отключится, а мне даже не с кем будет посидеть, покалякать... Спать что-то совсем не хочется...

Простились до тридцатого. В квартире их ждал с виноватым видом Макс, который из-за долгого отсутствия хозяев успел напустить небольшую лужу в прихожей. Он, конечно же, понимал, что делать этого нельзя, поэтому ожидал выволочки, но, к его удивлению, хозяева были настроены так благодушно, что не только посмеялись под его поступком, но даже ласково потрепали за уши, выразив сочувствие его долготерпению.

Петр был отправлен с Максом на улицу, Ирина понесла в кровать спящего Антона, а Никите предстояло соорудить на кухне что-то среднее между ужином и завтраком.

Когда Ирина и Петр, закончив свои дела по выгулу собак и укладыванию детей, появились на кухне, их встретил сияющий Никита, который жестом радушного хозяина пригласил всех к столу. На столе уже дымились пельмени и красовалась бутылка коньяку. Он коньяка Ирина сразу отказалась, тогда Никита достал из шкафчика початую бутылочку финского ликера и налил ей в крохотную рюмку. Затем он разлил коньяк, все трое торжественно встали с рюмками в руках вокруг стола, и Никита с чувством произнес:

– Ну что ж, друзья мои, у нас сегодня только один тост: за нашу победу!

– За победу! – улыбаясь во весь рот, повторил Петр.

– За победу! – эхом отозвалась Ирина, и слезы снова выступили у нее на глазах.

Сидя за поздней трапезой, зная, что за стеной в своей кроватке спокойно спит Антон, друзья в который раз вспоминали перипетии теперь уже вчерашнего дня и гордились тем, что сами, без помощи милиции, смогли справиться с таким нелегким делом.

– И вообще... пока мы вместе, Ник, им нас не одолеть, – сказал захмелевший от коньяка и от радости Петр.

Говоря «им», он не имел в виду Аллу, или Морозовского-младшего, или Филю с Витьком, он подразумевал под этим все темные силы вообще, все беды и несчастья, какие обрушиваются на человека в этой жизни, с которыми так трудно справиться в одиночку, и только дружба помогает выстоять и победить.

Ирина собралась спать, она с ног валилась от усталости и перенесенного потрясения.

– Погоди, Ириш, – остановил ее Никита, – расскажи нам все-таки про соляную кислоту. Где ты ее раздобыла? Что за сосед принес?

Ирина пошла в прихожую, где лежала ее сумка, и вернулась с тем самым зловещим флаконом, который произвел на Аллу столь неизгладимое впечатление.

– Вот, микстура от кашля, – сказала она, демонстрируя флакон, – Антошке врач как-то выписал, да я его травами сама вылечила. А при Степане Аркадьевиче не хотелось объяснять... кто его знает, вдруг он случайно проговорится сыну...

Никита с Петром от души расхохотались, передавая друг другу флакон, на наклейке которого поверх мудреных латинских терминов было жирно выведено фломастером от руки: НС₁.

– Ай да Иришка! – восхищался Никита. – Всех перехитрила!

– Да, мобилизация смекалки исключительная, – весело подтвердил Петр.

Ирина ушла, а друзья долго еще сидели на кухне за коньяком, болтая о всякой всячине, вспоминая турпоходы с одноклассниками и бессонные ночи у костра.

– Кстати, о бессонных ночах, – встрепенулся Петр. – Знаешь, спать тебе сейчас лечь не удастся.

– Почему это? – удивился Никита.

– У тебя ж встреча утром назначена, – напомнил тот, – ну, на Новослободской, с тем мужиком, что деньги обещал.

– Вот черт, – поморщился Никита, – совсем из головы вон. Хорошо хоть ты вспомнил.

– Так если мы сейчас завалимся, ни один будильник в мире нас не поднимет, – сказал Петр. – Придется куковать до того часа, когда принято звонить приличным людям.

– Ну, не знаю, насколько этот мужик приличный... – зевая, возразил Никита. – Такие проценты дерет... А вот Федя вроде говорил, что там аппарат с автоответчиком. Ну-ка, сейчас и проверим. Если пошлет – значит, Федя что-то напутал, – сказал он и направился в прихожую к телефону.

Через минуту вернулся и довольно проговорил:

– Действительно, Петруха, как в лучших домах Европы, оставьте, говорит, ваше сообщение. Ну, я и оставил. Так что давай, старик, на боковую, завтра дел много. Вернее, уже сегодня...

* * * 

Утром, выйдя на кухню, Антон застал такую картину: посредине тахты, раскинувшись на спине, храпел папа, а с краю, уцепившись за него, словно боясь упасть на пол, спал дядя, папин друг, почему-то в очках, которые съехали набок. В ногах у них, свернувшись калачиком, дремал Макс. Антон подошел к дяде, осторожно, чтобы не разбудить, снял очки и положил на стол.

Спать Антону уже не хотелось, но он понимал, что играть или смотреть телевизор еще нельзя, и решил тихо посидеть и полистать свои книжки с картинками, пока взрослые не проснутся. Макс спрыгнул с тахты и поплелся за ним в комнату.

Приоткрыв глаза, Ирина увидела, что сын сидит в кресле и, показывая Максу картинку, шепотом объясняет:

– А это доктор Айболит, смотри, он не только собак, а даже обезьян и волков лечит...

Макс, понимающе навостряя то одно, то другое ухо, внимательно слушал.

День пролетел незаметно. Петр с Никитой уехали по делам, Ирина, настрадавшись накануне без сына, решила не отвозить его к бабушке, а весь день провести вместе с ним. Они побывали на ВДНХ, где Антон катался в красивой тележке, запряженной маленькими нарядными лошадками с бубенчиками на шее. Лошадки, плавно перебирая ногами, все бегали по кругу, и Антон подумал, что такой способ передвижения вряд ли уступит двухколесному велосипеду.

Дома Ирина пекла пирог, а Никита, вернувшись с работы пораньше, наряжал с Антоном елку.

– Пап, а вдруг Дед Мороз не услышит, что я велосипед у него прошу? – волновался малыш. – Я ведь тихо-тихо говорю, шепотом.

– Хочешь, открою тебе один секрет? – заговорщически спросил Никита и наклонился к его уху. – Я точно знаю, что он тебе велосипед уже приготовил.

– Откуда ты знаешь? – оторопел Антон, посмотрев на отца широко раскрытыми глазами.

– Да узнал случайно, – ответил Никита. – Но откуда – сказать не могу, это о-очень большая тайна.

– И даже маме нельзя говорить? – прошептал Антон.

– Ну, маме-то можно, – разрешил Никита. И Антон, бросив украшать елку, с криком:

«Мама! Мама! Что я тебе скажу!» – помчался на кухню.

Вечером Никита подъехал к Рижскому рынку, чтобы купить цветы для предстоящего торжества. Выбирая белые и темно-красные розы, он услышал вдруг, как женский голос за его спиной проговорил:

– Возьми лучше белые орхидеи, это самые подходящие цветы для невесты.

Он оглянулся и увидел Наташу. Она, весело улыбаясь, принялась поздравлять его с завтрашним событием. В самой их встрече ничего удивительного не было, так как Никита знал, что живет она в двух шагах от рынка. Его поразила собственная реакция на эту встречу. В прошлый раз ему неприятно было видеть ее, потому что она напоминала об Алле; ему хотелось куда-то спрятаться, чтобы она не заметила его и прошла мимо. Он и сейчас понимал, что Наташа ее подруга, но все, связанное с Аллой, показалось ему сегодня каким-то сном, наваждением, которое теперь растаяло, исчезло, как мираж, и никогда не вернется. Ему даже любопытно было, известно ли ей что-нибудь о похищении. Сам он об этом, естественно, не заговаривал, а только спросил:

– Как Алла?

– Ой, тут такие дела, не поверишь! – оживилась Наташа. – Знаешь, Алкин режиссер вдруг объявился, два дня ее разыскивал, вчера наконец нашел.

По словам Наташи, той срочно потребовались деньги, три тысячи долларов, она обзванивала по этому поводу всех знакомых и была в отчаянии, что достать так и не смогла. А вчера вечером – бах! – как снег на голову свалился из Америки режиссер, приехал, говорит, за тобой, собирайся.

– Представляешь? Прямо новогодняя сказка! – восторгалась Наташа. – На коленях умолял, прощения просил, год, говорит, мучился и понял, что ни жить, ни работать без тебя не могу... Через неделю уезжают.

– Надолго? – поинтересовался Никита.

– Говорит, на год точно, а там посмотрит. Квартиру мне сдать поручила.

Заявившись домой с экзотическими белыми орхидеями, Никита рассказал Ирине о встрече на Рижском рынке.

– Слава богу! – обрадовалась Ирина.

– Как?! Разве ты не хочешь, чтобы мы возбудили дело? – спросил Никита. – У нас же в руках ее добровольное признание.

– Если мы отдадим это заявление в милицию, ее из страны не выпустят, – сказала она. – Ну уж нет! Пусть катится, и чем дальше, тем для нас лучше.

– И то правда! – согласился Никита. – У нас сейчас другие заботы.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ирина, уловив шаловливые нотки в его голосе.

– Ну, Золушка должна думать не только о предстоящем бале, – пояснил он. – Но и, например, о мебели для замка на Преображенке, и о том...

– И о том, как накормить своего принца, – закончила за него Ирина. – Иди, принц, ужин на кухне.

– Не просто накормить, но и приласкать, – добавил Никита.

После ужина Ирина еще раз примеряла голубое платье, в котором завтра должна была предстать не только перед гостями, но и перед своим супругом. Никита и Антон с восторгом смотрели на нее, вдруг Никита, спохватившись, полез в шкаф, достал коробку с фирменным знаком и буквами «Le Monti» на крышке, осторожно, словно они действительно были из хрусталя, вынул туфельки и, присев, надел их на ноги своей Золушке.

Накануне Нового года, тридцатого декабря, неожиданно подморозило, выпал снег и накрыл землю белым пушистым одеялом, и легкие новогодние снежинки весело и беззаботно порхали в воздухе.

Антону сказали, что мама с папой сегодня женятся, но он плохо представлял себе, что это такое и какие изменения произойдут в его жизни. Правда, мама говорила, что скоро они переедут в большую квартиру, где такой длинный коридор, что Антону разрешат кататься там на велосипеде. «Конечно, – рассуждал он, – обязательно надо тренироваться, а то летом Денис меня точно обгонит».

А еще Антону объяснили, что на свадьбу детей и животных не пускают, поэтому они с Максом остались дома под присмотром тети Марины, бабушкиной подруги. Но им и без свадьбы было весело. На улице они с тетей Мариной лепили снежную бабу, а Макс то старался допрыгнуть до морковки, которая изображала нос, то начинал гоняться за белыми мухами, плавно кружившими в воздухе.

Дома читали сказку про Золушку, и Антон пытался нарисовать туфельку, которую та потеряла, но туфелька почему-то получалась похожей то на машину, то на танк.

– А у моей мамы такое платье красивое есть, как у принцессы, – рассказывал он тете Марине. – Она сегодня в нем пошла... ну, с папой жениться.

И Антон нарисовал маму в голубом платье, а рядом – папу, в темном костюме, с улыбкой от уха до уха. Вскоре малыш начал клевать носом, и тетя Марина уложила его спать.

Поздно ночью на такси вернулись домой молодожены. Тихо, на цыпочках зайдя в комнату, Ирина обнаружила, что горит ночник и тетя Марина спит на ее диване. Повесив в шкаф голубое платье и сняв туфли, она подошла к кроватке сына и осторожно поцеловала малыша в лоб. Сонный Макс вылез из-под кресла, вяло поприветствовал хозяйку и отправился досыпать обратно.

На кухне молодоженов ждали подарки от тети Марины: в вазе на столе стояли белые розы, а на тахте в упаковке лежал комплект постельного белья.

– Вот это кстати! – обрадовалась Ирина и тут же расстелила простыню с красными розочками и сердечками по бледно-голубому полю.

Но они так были измучены свадебной суетой, шумным застольем и тревожными событиями накануне, что игривая расцветка белья не вызвала у них, кроме улыбки, никаких дополнительных эмоций. К тому же присутствие в квартире постороннего человека несколько смущало их, и они решили перенести забавы «первой» брачной ночи на завтра. У Ирины не было сил даже рассортировать подаренные на свадьбу цветы, она просто свалила их охапкой в ванну и залила водой. Когда новобрачная вернулась на кухню, глаза ее слипались от усталости, а новоиспеченный муж, отчаянно борясь со сном, откинул одеяло в розочках и сердечках, протянул к ней руки и принял ее в свои объятия.

Вскоре вся квартира в Марьиной Роще была охвачена безмятежным сном: на кухне, обнявшись, словно боясь потерять друг друга, крепко спали молодожены, в комнате, на Иринином диване, горой возвышалась величественная во сне тетя Марина, Антон мирно посапывал, уткнувшись в подушку и свесив руку с кроватки, на коврике под креслом, свернувшись клубочком, дремал Макс, а рядом с креслом стояли забытые хозяйкой замшевые туфельки. Одна из них чуть наклонилась набок, и при тусклом свете с улицы можно было разобрать четкие золотые буквы внутри: «Le Monti».