Текст книги "Семилетка поиска"
Автор книги: Мария Арбатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Никита. Это про меня?
Белокурая. Не только. Казалось, что мой брак с Каравановым вечен. А сейчас я обсуждаю, какие квартиры ему показывают. И никаких эмоций…
Никита. Скоро так же без эмоций будешь обсуждать меня… я веду себя совершенно не по-мужски…
Белокурая. Никто не виноват, что люди подходят друг другу в постели, а другие… меньше. Мы же с тобой это не специально…
Никита. Из тебя получится хороший адвокат дьявола.
Белокурая. Если бы ты был долюбленный, хрена бы ты сидел и ждал меня круглые сутки в Интернете!
Никита. С тобой, как на американских горках…
Белокурая. Еще бы. Ты привык к черно-белому кино… Представляешь, если бы мне сказали, что милый, добрый, терпимый Караванов начнет мелко мстить и не пойдет на день рождения к моим родителям, я бы в жизни не поверила… Он же знает, насколько это важно для меня.
Никита. Ему больно. Защищается, как умеет. Просто забыл, что ты – нежнейшее создание!
Белокурая. Где ты видишь нежнейшее создание? Если бы я им была, не выжили бы ни я, ни мой ребенок. Пожалуйста, воспринимай в натуральную величину. А не как карманный брелок.
Никита. Ты для меня в натуральную величину нежнейшее создание.
Белокурая. Мужчины всегда сначала говорят о хрупкости и нежности, а потом немедленно облокачиваются. Хочешь, я в десять минут стану феей Драже?
Никита. Хочу.
Белокурая. Тогда подписываем контракт, что я с завтрашнего дня бросаю работу. Ты ежемесячно даешь мне столько денег, чтобы их хватило на меня, Лиду и родителей. А я превращаюсь в эфирное создание, думаю только о массажных салонах и бассейнах, вместо того чтобы прикидывать, как написать рискованный материал в газету и не получить потом по голове обрезком трубы.
Никита. Лена, это провокация… Ты же знаешь, что сейчас я на мели.
Белокурая. А я вот не могу позволить себе быть на мели. За мной три рта. Так что с хрупкостью и нежностью пока повременим.
Никита. Надеюсь, не долго. Знаешь, почему у нас с тобой ничего не получится?
Белокурая. Почему?
Никита. Потому что я никогда не привыкну к тебе. Это как на войне: если не привыкаешь в первые три дня, то, значит, уже не привыкнешь.
Белокурая. Я на тебе как на войне…
Каждый день Елена заштриховывала очередную клеточку в образе Никиты, он становился все понятней и прозрачней. Как все воевавшие, был героем и адреналиновым наркоманом. Вернувшись в мирную жизнь, почувствовал себя преданным. Поднялся за счет внутренней собранности, но бизнес делал на дотациях. Своего серьезного дела никогда не имел. Отлично смотрелся в директорском кресле, но комплекс красавца-героя мешал становиться профессиональным управленцем. Ведь сначала в бизнесе деньги падали с неба сами. И он думал, что так будет всегда.
Любовь Никита тоже представлял себе по индийским фильмам. Как большинство совковых мужиков, считал, что хороший левак укрепляет брак, но эмоционально не мог справиться с романом. Дурел от того, что душа и тело перестают слушаться и ломают заведенный распорядок. Он был «любовно неразвит», в отличие от Елены – опытной охотницы за влюбленностью.
Она умела закрывать глаза на слабые и самые слабые стороны объекта воздыханий, если сильные заставляли учащенно биться сердце. И, хотя Никитино нытье отравляло весь кайф, ей не хотелось оставаться один на один с разводом, без костылей романа.
Позвонила Карцевой и умолила принять себя на час.
На мобильном обозначился телефон Караванова, он пожаловался:
– Очередной облом с очередной квартирой.
– А где был?
– На «Юго-Западной»…
– Жалко, интеллигентный район…
– Сейчас опять поеду. Теперь в Выхино.
– Мне очень важно, чтобы ты пошел на день рождения к отцу. Не могу сейчас тратить энергию на разборки с ними по поводу развода. Ты же знаешь, мать будет звонить каждый день и лить слезу…
– Знаю. Но ты так много говорила о том, не стать ли мне взрослым мальчиком. Может быть, и тебе пора стать взрослой девочкой и поставить родителей на место? – ехидно заметил он.
– Караванов, ты сволочнеешь на глазах! – задохнулась Елена.
– Зато ты с каждой минутой все ангелеешь и ангелеешь!
Странно, но насколько тяжело давались первые два посещения Карцевой, настолько в своей тарелке почувствовала себя сейчас. Будто пришла в парикмахерскую, откуда ее, немного потискав, выпустят красавицей.
Елена первый раз толком разглядела Карцеву, и та ей скорее понравилась, чем наоборот. Это была сдержанная дама академического разлива в строгом костюме со строгой прической. Выражение глаз менялось, когда она «работала», от нежно опекающего до недоумевающего.
– Почему вас удивляет поведение вашего бывшего мужа? – Карцева все время подчеркивала «бывшего». – Он ведет себя предельно корректно в создавшейся ситуации. Агрессивность – механизм освобождения от зависимости. Проявляя агрессивность, он показывает вам, что «он уже взрослый, уже способен позволить себе протест». Освобождаясь от зависимости и передвигаясь на следующую ступень, человек вынужден пройти фазу агрессивности по отношению к объекту прежнего страха. Вспомните, как ведут себя дети, когда начинают говорить «нет». Вспомните, как хамят подростки…
– То есть я должна радоваться его нежеланию помочь? – возмутилась Елена.
– Строго говоря, да. Я понимаю, это трудно, но любой матери трудно, когда ребенок в переходном возрасте начинает отдаляться от нее. И способна этому радоваться только мать, которая видит в нем не собственную вещь, а личность, формирующуюся в соответствии с требованиями возраста, – говорила Карцева баюкающим голосом. – Вспомните, как хвалятся мамы, пока ребенок становится «удобно взрослым»: мой пошел во столько-то, мой уже научился читать… А потом вдруг пугаются, когда ребенок становится «неудобно взрослым»…
– Но ведь Караванов рубит сук, на котором сидит. У него практически нет близких людей, – обиженно напомнила Елена.
– Никто не посягает на то, чтобы вы перестали быть близкими. Агрессивность – это компенсация страха. Устранения требует не агрессивность, а потребность в ней. Дайте ему спокойно пройти этот этап…
– Хорошо. А мне как пройти все этапы? Караванов – ребенок, Никита – вовсе младенец, – вздохнула Елена.
– Вы хотели плейбоя? Такие мужчины практически не вырастают. Плейбой – это диагноз, и он требует ежедневного подтверждения у своего носителя, – покачала головой Карцева. – Хорошо, что вы трезво его оцениваете.
– Протрезвеешь, когда тебе десять раз в день скажут о тяжести измены. Как говорил мой первый муж Толик, если сердце не ответит, надо в печень постучаться…
– Ваш брак посыпался не потому, что появился кто-то третий. А потому что у обоих появилось ощущение, что за поворотом ждет более яркое счастье, более полная эмоциональная востребованность. Что, почти не затрачивая усилий, можно опять стать легким и молодым…
– Не я потребовала встречи с психологом!
– Не вы. Но в вас сразу стали бороться две равновеликие силы: одна – дать Караванову вырасти во взрослого. Другая – сохранить брак и ради этого пожертвовать индивидуальностью обоих. Вы дали зеленый свет первой. И за это судьба отблагодарит вас.
– Чем? Тем, что с Каравановым теперь развод и тумбочка промеж кроватей… Или тем, что мужик, в которого я влюбилась, еще малохольней Караванова?
– Тем, что с той секунды, как вы с бывшим мужем стали друг другу понятны, вы перестали быть матерью и сыном. Но ваша потребность в маленьком опекаемом ребенке осталась. И вы материализовали себе нового «сынка», чтоб доказать Караванову, что есть хорошие мальчики, которые слушаются старших… Это называется: «Посмотри, а у соседа Васи одни пятерки и в комнате порядок».
– И что же теперь делать с Никитой?
– Есть эту кашу до дна. Тем более что отношения с ним увеличивают ваш психологический ресурс. Как только внутри вас что-то наладится, Никита немедленно изменится на другого героя.
– И сколько же еще мучиться? – засмеялась Елена.
– Почему же мучиться? – удивилась Карцева. – Есть такой спич: психотик скажет: «2 + 2 = 5», невротик возразит ему: «2 + 2 = 4, но это невыносимо!» Человек, лишенный ценностей, скажет: «2 + 2 = 4, ну и что?», а здоровый человек воскликнет: «2 + 2 = 4, как интересно!»
– А если я так и не встречу нормального?
– Встретите, как только изменитесь. Суженого на коне не объедешь…
Елена выпорхнула от Карцевой окрыленная. Долго шла пешком и мурлыкала песенку. Подумала, что неплохо бы прогуляться с Каравановым и пересказать ему визит к Карцевой. Набрала его мобильный.
– Ты где?
– В ресторане…
– В каком смысле? – удивилась она.
– В обычном, – иронично ответил он.
– Ну тогда не буду тебе мешать…
– А ты мне не мешаешь. Я – один…
– И что ты делаешь там один? Хочешь, я приеду?
– Не хочу. Сижу, пью водку, думаю…
– Поняла. Ну, тогда удачи. – Елена была потрясена.
Караванов ненавидел рестораны и ходил в них из-под палки. И вот вдруг начал учиться самостоятельно ходить в ресторан. И сидеть там думать.
– Взрослеет, – улыбнулась Елена.
И пошла пешком издалека, чтобы иметь возможность подумать и расставить все по местам.
И, пока шла, немного расставила. Внутренне отодвинула трогательного Караванова; и представила отношения с Никитой как «немое кино». В конце концов, все, что исходило от него, кроме слов, было безупречно. Разве что цветы… С цветами была беда. Он так и не научился их покупать.
…На следующий день Караванов позвонил ей на работу:
– Кажется, договор на квартиру подписываю на полгода.
– Поздравляю. И что там? – спросила она ровным голосом, а в носу защекотало и в груди что-то сжалось.
– Однокомнатная, вполне приличная. Вчера сидел в ресторане, думал. Принял решение. 5 минут ходьбы от метро. Вся дорога от дома до работы сорок минут. – Голос у него тоже был чуть не плачущий.
– Здорово. А уютно? Мебель и остальное?
– Все необходимое есть, даже стиральная машина… И выделенная линия для Интернета…
– Классно, а на сколько договор? – спросила она, чтоб что-нибудь спросить.
– Я же сказал, на полгода.
– Ну все гениально. Извини, мне пора на встречу… – Она отключила телефон, зашла в туалет и разревелась.
Потом умылась холодной водой, накрасилась и спросила себя в зеркало:
– Что ты ревешь? Ты же мечтать не могла, что избавишься от него? Он же тебя достал? Ну о чем ты ревешь? Кому ты ревешь?
Потом посмотрела на себя и ответила:
– Жалко…
И опять заревела, так и не поняв, чего и кого именно жалко. Захотелось немедленно прижаться к Никите и получить от него логичную в этой ситуации пайку нежности и утешения.
Включила компьютер и обнаружила его на экране.
Белокурая. Привет. Только сегодня выбросила подаренную тобой розу, превратившуюся в гербарий. С изумлением заметила, что ни в одном романе мне не дарили так мало цветов…
Никита. Я дарил цветок, который должен был быть прощальным…
Белокурая. Погребальным?
Никита. Чувствую, настроение у тебя не очень… Чего кусаешься?
Белокурая. Очень хреново. Самое смешное, что связано это с тем, что Караванов подписал договор на снятие квартиры.
Никита. Так возвращай его немедленно! Ну хочешь, хочешь я сам с ним поговорю, скажу, что ты дура и любишь только его…
Белокурая. Поговорить-то можно, только и то, и другое будет неправдой. Я не люблю его как мужа, а все равно муторно…
Никита. Может, ты сама себя не слышишь?
Белокурая. А почему ты не предлагаешь встретиться?
Никита. Из меня нулевой утешальщик. К тому же я не за рулем. Была презентация, выпил…
Белокурая. Это повод, чтобы бросить меня в плохом настроении?
Никита. Если будешь кусаться… постараюсь держаться на безопасном расстоянии…
Белокурая. Я еще даже не начала кусаться, только встала в подобающую позу.
Никита. Все! Пока…
И он отключился. Глаза у Елены вылезли на лоб, она мгновенно забыла об исходе Караванова и бодрящем статусе разведенной женщины, она просто задохнулась: «Что????!!!! Мальчик не понимает, что он почти уволен!»
Налила чашку кофе, подошла к компьютеру. Никита включился.
Никита. Ленка, милая, прости, я был не в себе…
Она не ответила, потягивая кофе.
Никита. Прости идиота. Был категорически не прав… ответь, умоляю.
Елена сухо ответила: «Я здесь».
Никита. Уже потерял надежду…
Белокурая. И расположение.
Никита. Мне тоскливо…
Белокурая. У тебя в пьяной башке все смешалось. Сегодня утешаем меня.
Никита. Что-то гложет с утра… а причина?…кто ее знает, причину-то… Мне тебя ужас как не хватает…
«Ох, ни фига себе, какой молодец! – подумала Елена. – Когда мне нужно сочувствие, все сопли из индийского кино у него мгновенно просыхают. И страдальцем он назначает себя…»
Белокурая. У меня ощущение внутренней неустойчивости.
Никита. От разлуки с ним?
Белокурая. И от разлуки с ним, и от диалога с тобой…
Никита. Я здесь, я с тобой. Мне все время кажется, что известные люди, с которыми ты общаешься по работе, могут оказаться привлекательнее меня.
Белокурая. Это детское oтношение к популярности.
Никита. Спасибо.
Белокурая. У этих людей только одно преимущество перед тобой – им ничего не надо объяснять.
Никита. Разговор не клеится… а чем больше я думаю, как его склеить, тем хуже получается…
Белокурая. Ничего не надо искусственно склеивать. Надо просто слышать, с чем человек обращается к тебе.
Никита. Ладно, пойду работать. Прости за неготовность к общению с тобой… Все равно тебя люблю…
Белокурая. Наверное, зря отказалась от командировки в Красноярск. Это бы меня встряхнуло.
Никита. И что бы ты там делала? Обличала местную коррупцию? Ну уж нет, сиди здесь. Целее будешь!
Белокурая. А я бы тебя взяла в качестве телохранителя. Впрочем, тебя же не выпустят.
Никита. Сейчас просто дела. Но обязательно слетаем… И в Красноярск, и в Париж.
Белокурая. Неужели тобой дадут попользоваться на выезде?
Никита. Я же часто езжу в командировки… Только будь умницей. Просто нужно, чтобы все правильно сложилось…
Белокурая. По складыванию узоров мне нет равных. Кто может в этом сравниться с криминальным журналистом?
Никита. А ты разве криминальный?
Белокурая. Раньше была и криминальный, и военный. Адреналина не хватало… Теперь редко балуюсь, годы…
Никита. Военным? Ты что, на войне была?
Белокурая. Да что ты? Где мне? Сидя в редакции, репортажи из пальца высасывала.
Никита. Ну я серьезно!
Белокурая. Пошутила. Тема закрыта.
Никита. Просто мне не надо про войну. Я это не люблю. Нас, знаешь, как тренировали для Афгана, чтоб стрелять в женщин и детей, не задумываясь?
Белокурая. Знаю, мне показывали.
Никита. И как?
Белокурая. Тренажер с монитором, и ремешки вокруг головы, рук и ног. Когда в цель промахиваешься, шарашит током.
Никита. Ха-ха-ха! Это специально для журналистов сделано. А нас вешали на турниках над ямой. Внизу были вкопаны два кола. Надо было висеть и орать: «Я ненавижу женщин и детей!» Постепенно голос переходил в звериный рев. Но, рано или поздно, руки все равно уставали, и ты падал. А там человек то успевал, то не успевал выдернуть колья. У меня следы от них на ногах до сих пор.
Белокурая. Круто.
Никита. Потому что после этого надо было с парашюта прыгнуть, кровлю пробить, оказаться в подвале, пробежаться и выбраться. А там полутемно и мишени с изображением женщин, детей, стариков. Короче, тяжело в ученье – легко в бою.
Елена знала, что продолжать эту тему, тем более задавать вопросы, в кого стрелял, в кого не стрелял, нельзя. Потому что стреляли все вместе, Никита только по наивности оказался исполнителем.
Белокурая. Хочешь, сменим тему?
Никита. Хочу! Лена, а ты могла бы… переспать с бывшим мужем?
Белокурая. Нет. Как писал Вознесенский: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным. Былых возлюбленных на свете нет…» У меня один раз был такой ремейк. Ужасное впечатление…
Вспомнила, как уже после развода с Филиппом встретила его на улице. Это было невероятно: они вышли с двух сторон кустов в человеческий рост, так одновременно быстро, что столкнулись, и упали бы, если бы не обнялись. Постояли так пару минут, вокруг был тихий дневной центр в осенних листьях.
– Соскучилась? – спросил Филипп, не выпуская ее.
– Со страшной силой, – кивнула Елена, вдыхая его запах.
И оба сразу забыли, куда шли. Начали пить пиво на Патриарших, потом оказались в какой-то его компании, потом в постели. При этом отчетливо понимали, что это никакое не перемирие, просто «дежавю». И все было бы ничего, если бы Филя под финал не нажрался, не начал стоять на коленях и требовать реставрации брака. И все было уничтожено. В ней поднялась и задушила густая волна брезгливости. Елена быстро оделась, отцепила от себя его железные пальцы и ушла под его крик:
– Мне от тебя ничего не надо, только давай еще раз встретимся! Еще один только раз!
– Не дождешься! – прошипела она, пожалев, что снова попала в болото его пьяных ласк.
На всю жизнь для нее так и осталось загадкой, почему существа, теряющие от алкоголя человеческий облик и на глазах превращающиеся в мрачных слюнявых и блюющих млекопитающихся в описанных штанах, называются в ее стране «сильным полом».
Отходя от компьютера, Елена стала повеселей, но с неумолимой отчетливостью поняла, что спектр употребления Никиты сократился еще на одно звено. Он не умеет вести себя, когда человеку нужна поддержка. Мальчик, обученный стрелять в женщин, детей и стариков… Значит, остается постель, только постель, ничего, кроме постели…
Поняла, что не хочет видеть его сегодня, и позвонила однокурснице Ритке, что приедет поплакаться.
…Утром Караванов нервно ходил по дому, осматривал углы, соображал, что возьмет.
– С кем же я теперь буду гулять? – капризно спросила Елена.
– С этим своим, белокурым богатырем, – посоветовал Караванов.
– Не годится. С ним ответственность большая. Если дернуть из брака, то пилить уже до гробовой доски.
– Ясное дело, такой подвиг тебе не по зубам, – съязвил Караванов.
– И в этом мы с тобой похожи! – пропела Елена. – А Никита совсем без всяких защит.
– Это как раз такая форма защиты, Карцева называла ее «выученная беспомощность»…
– Нет, правда, он такой инфантильный Бэтмен. Но для прогулок не годится… Надо купить газовый баллончик и научиться одной. До следующего брака…
– Гулять не обязательно с законными мужьями.
– Особенно если они чужие. Знаешь анекдот: «Мадам, сколько у вас было мужей?» Мадам переспрашивает: «Своих?»
– Очень смешно… Сковородку ты мне дашь, мою любимую?
– Ага. И кофеварку забирай. И посуду, какая нужна.
– Я тебя попрошу отобрать мне два комплекта постельного белья.
– Не обязательно красивого, как я понимаю. Тебе ведь это по фигу…
– По фигу. Главное, чтобы целого и удобного…
– Нет базара, начальник… Гулять со мной боишься?
– Мотивы отказа обсуждать не буду… Извини…
– Твое конституционное право.
– Я пошел в хозяйственный магазин, покупать веревки, чтоб книги увязывать.
– Ты их все одновременно будешь читать в новой квартире?
– Просто я хочу забрать все сразу.
– Ну-ну… Когда переедешь?
– Как только все увезу. Буду делать это партиями.
– Лучше в мое отсутствие, а то у меня это уже третий вывоз вещей из квартиры бывшим мужем. Так что организм может не справиться, могу начать истерически смеяться, тебя это огорчит…
– Странно… Непохоже, чтоб ты сильно переживала…
– И делай это поспокойней, без широкоформатного фильма для соседей. А то они и так со счета сбились…
Все вроде было правильно, и при этом было слишком… Елена быстро убежала на работу, чтоб не видеть, как Караванов увязывает книги, и включила компьютер.
Никита ждал.
Никита. Здравствуй!
Белокурая. Что ты делаешь сегодня?
Никита. Целый день работаю… очень хочется тебя увидеть… но… нужно пахать…
Белокурая. Началась игра: люблю, но по факсу.
Никита. Сегодня надо написать новый бизнес-план и попробовать найти под него инвестора… Этот бизнес-план должен прокрутиться до Нового года.
И она подумала, что могла свести его с кучей людей, желающих инвестировать деньги. Но не будет этого делать, потому что уверена, что он все провалит… Мальчик… И удивилась, что первый раз так трезво смотрит на мужика. Раньше бы сломя голову бросилась устраивать его дела. Однако из вежливости спросила:
– Могу я чем-то помочь?
Никита. Бизнес – дело мужское и не всегда безопасное…
О, как Елена любила это надуванье щек у раздолбаев и неумех! Любопытно, но ни одна из бизнес-леди, у которых она брала интервью, щек не надувала. Рассказывала о бизнесе так, как рассказывала бы о том, как она будет шить платье или печь пирог. От этого Никита показался еще трогательней…
Белокурая. Конечно, мужское, в бизнесе ведь надо отвечать за базар, не то что в отношениях между людьми…
Никита. Фу, графиня, что за сленг?!
Белокурая. Я не графиня, я – разночинка…
Никита. Мне не привыкать отвечать, я хоть и впечатлительный мальчик, но все-таки бывший спецназовец…
Белокурая. Да какой ты спецназовец, ты – плюшевый медведь…
Никита. Могу обидеться.
Белокурая. Обидеть не хотела… Караванов книжки увязывает в пачки…
Никита. Понимаю…
Белокурая. Давай где-нибудь посидим, выпьем после работы.
Никита. Обещал жене быть пораньше. Чувствую себя последней сволочью перед обеими…
Белокурая. Удачи тебе в твоем глубоком чувстве!
Она отключила компьютер и задумалась: «Послать, не послать? Ладно, не пошлю, буду сюсюкать дальше, но уважать уже не смогу совсем…»
Надо было чем-то отвлечь себя от того, что Караванов увязывает книги, а Никита спешит к жене. В молодости она бы остро почувствовала себя никому не нужной, но годы помогли наработать защитные механизмы. Теперь, когда оставляли без эмоциональной поддержки, Елена научилась говорить:
– Это не они плохие, что бросили меня. Это я глупая, что выбрала таких! Надо искать новых… Потом вы будете говорить, что я монстр, что я безнравственна, что мне раз плюнуть – завести интрижку? Да. Но это вы сделали меня такой, так что теперь вам это и хавать большой ложкой.
Позвонила Лиде:
– Зайка, домой сегодня и завтра не приходи, Караванов вывозит вещи, зрелище не для слабонервных…
– Мать, давай сходим куда-нибудь, потусуемся, – нежно предложила Лида.
– Спасибо. Но слишком заморочена в редакции. Не волнуйся, я в полном порядке… – В целом это было правдой.
– Ну гляди… А то мы тут на концерт собираемся…
– По концертам у нас главный Караванов! – засмеялась Елена.
– Я тут вроде работу нашла, пока не скажу, чтоб не сглазить, – сказала Лида.
– Умница моя! Целую, пока… – И оглянулась на Катю: – Подними мне настроение международными новостями.
– Легко, – откликнулась Катя. – В Восточном округе Москвы в автомашине «Газель» обнаружен бурый медведь. В милицию позвонили местные жители, обеспокоенные ревом. Хозяина зверя найти не удалось. Сейчас милиционеры оцепили машину и ожидают представителей Мосгорспаса. Развеселила?
– Караванов увязывает книги, а Никита занят семейной жизнью… Как тебе?
– Эти недоноски чистить тебе сапоги недостойны. Вот еще новость: «В бразильском городке Эсперантина пройдет необычный праздник – День оргазма. В ходе торжеств каждый из 35 тысяч жителей городка попытается достичь хотя бы одного оргазма. По крайней мере на это надеется инициатор праздника – член муниципалитета Ариматея Дантас. По его мнению, в городке сложилась катастрофическая ситуация с оргазмами, и местная власть обязана обратить внимание на эту проблему». А?
– Круто…
– Ты, коханая моя, не кисни. Достань записную книжку, вылови телефон мужика, которого тебе было бы сейчас приятно слышать, и набери.
– Любого?
– Ага… А там, если боженька не фраер, он все устроит. Если не пожалеешь об этом, ты мне завтра ставишь бутылку шампанского. Если пожалеешь – я тебе.
– Ладно, иди за шампанским…
Елена начала листать записную книжку и смотреть, кого бы хотелось увидеть. И вдруг остановилась на фамилии врача, лечившего родителям спины, странного человека по фамилии Муркин. Это был невысокий, почти квадратный мужичина с ручищами многоопытного мясника и презрительным взглядом, полная противоположность воздушному Караванову и пафосному Никите. Он всегда неровно дышал к Елене.
Набрала его мобильный и весело сказала:
– Здравствуйте, господин Муркин! Вы меня помните? Это Елена… Дочка… Да! Да! Вспомнили? Как вы и обещали мне, многочасовое сидение за компьютером дало дискомфорт в спине. Могу я к вам зайти сегодня к концу приема?
– Заходите… Скорее всего стандартное отложение солей, но можем снимочек сделать на всякий случай, – отрывисто сказал Муркин. – Где-нибудь к шести, я тогда раскидаюсь с приемом.
В отличие от Муркина Елена примерно представляла сценарий вечера. И начала сложносочиненно красить глаза, подводя их снизу бирюзовым карандашом для искристости.
Он принимал в закрытой поликлинике в центре. Пришлось преодолеть злющую бабку:
– Ваш пропуск? Ваша карта? Здесь закрытое учреждение, а не проходной двор!
Преодолеть настороженную девицу на микроресепшене:
– А вы с ним договаривались? У нас только по предварительной записи!
Преодолеть махнувшую на жизнь рукой толстенную пожилую медсестру. Как опытной журналистке, ей было не привыкать преодолевать кордоны. Наконец добралась до Муркина, мрачно сидевшего в комнатке, примыкающей к кабинету.
Перед ним стояли наполовину пустая бутылка коньяка, кофейная чашка и начатая коробка конфет.
– Садитесь, Лена! – пригласил он жестом, достал вторую кофейную чашку, плеснул туда коньяка. – Выпейте со мной! И ешьте конфеты. Это серотонин, полезно для мозгов…
– Что такое серотонин? – спросила Елена, чтобы распознать степень его опьянения.
– Вещество, присутствующее в шоколаде… – отрывисто сказал Муркин и опрокинул в себя чашку коньяка. – Вам, конечно, не известно, что шоколад полезен для сердца. А, например, в темном шоколаде содержатся антиоксиданты, которые способствуют увеличению «хорошего» холестерола. И чем больше некоторые дуры, вроде моей жены, убеждают себя отказываться от шоколада, тем больше сопротивляется этому организм… И он, кстати, одерживает победу в менструальный период или в стрессовых ситуациях…
– В стрессовых? – удивилась Елена и начала разворачивать конфету. – Тогда это ко мне!
– Между прочим, шоколад способен повышать уровень серотонина, эндорфина и фенилтиламинов – химических соединений… А эти соединения образуются в организме в ответ на такое замечательное чувство, как любовь. – Муркин почему-то грозно потряс здоровенным волосатым кулачищем, словно одновременно грозил и любви, и шоколаду.
– У меня стрессовая ситуация… – повторила она. – Развожусь.
– Зачем? В нашем возрасте люди уже не должны разводиться, уже должны доживать… – уставился на нее Муркин. – Не двадцать лет! Моя жена тоже устроила демарш. Переселилась в отдельную квартиру, пытается начать жизнь заново… в пятьдесят лет!
– Как я ее понимаю… – выдохнула Елена.
– Не бывает заново… Тканевые процессы необратимы, это я вам как врач говорю… – Было понятно, что смотреть спину – в медицинском смысле – он уже не в состоянии из-за количества выпитого. – И, между прочим, забыто все! И то, что она была студентка-лимитчица и ей нужно было присосаться к клану моих родителей… А у нас в медицине до сих пор все кланово… И то, что иначе ей грозило распределение в Зажопинск, из которого она приехала… И то, что я написал ей диссертацию… И то, что она все эти годы каталась как сыр в масле, потому что я не вылезал из операционной! Выпейте, Елена… А то я пью один, как алкаш.
– А почему она ушла? Как она это объяснила? – мягко спросила Елена.
– Потому что все уже получила. Квартиру вторую построил, думал – сыну после женитьбы, а он с невестой рванул в Германию. Машину купил… Деньги зарабатывать сама научилась… Зачем теперь я?
– Ну если серьезно? – нахмурилась Елена, как большинство мужиков, он самозабвенно врал самому себе и верил.
– Конечно, все это называется: «Не могу больше жить с алкоголиком!» А где вы видели непьющего хирурга? Это как проститутка-девственница. Ты постой у стола денечек… пооперируй, пошей их материалами… да еще поотвечай за послеоперационный уход, который они не могут обеспечить… потому что бабки надо платить! Они ж думают, что раз все ведомственное, значит, бабки платить не надо!
– Я тоже во втором браке разошлась из-за того, что муж пил. У нас даже была поговорка: «Филя, брось водку!» А Филя отвечал: «На кого ж я ее брошу?»
– А что я, пьяный, дерусь или бабам под подол лезу? У меня этого добра здесь и так полполиклиники! И в стационаре еще столько же…
– Значит, плюс к пьянству еще и гульба…
– Какая гульба? Это что, гульба, когда все на ходу, не снимая халата… – усмехнулся он. – Гульба – это когда время есть, чтоб душа свернулась и развернулась…
«Этот хотя бы потом не будет ныть о том, что потерял со мной невинность!» – подумала Елена и совершенно определенно сверкнула на него глазами.
– А что? Может быть, поехали поужинаем? У меня есть любимый грузинский ресторан «Мама Зоя». Они меня за мою черноту принимают за своего… Самый дорогой гость, многие у меня лечились… Поехали? – с надеждой спросил он.
– А моя спина? – игриво спросил Елена.
Он внимательно посмотрел на нее, вдруг понял, что у него, наконец, появился шанс; засиял, налил себе еще коньяку и ответил:
– А это уж как пойдет…
Елена не стала настаивать, тем более что раздеваться в кабинете в дымину пьяного врача было небезопасно. Да и качество диагноза могло снизиться, хотя, конечно, талант не пропьешь…
– Подождите, я переоденусь… Только не передумайте! – Муркин взял ее за руку и проникновенно посмотрел в глаза.
– Подожду на остановке автобуса, – предложила Елена.
– Отлично! – поцеловал ее руку, и Елена поняла, что он очень не хочет, чтоб их видели выходящими вместе.
«А почему бы нет? – подумала Елена. – Он мне нравится, он тоже одинок…»
Она стояла на остановке, когда Муркин подъехал на автомобиле. В машине и одежде он смотрелся проще и стертей, чем в белом халате.
– Может, возьмем такси? Хочу еще немного пожить, – сказала Елена, садясь возле него и пристегиваясь ремнем.
– А я когда выпью, мне легче ехать, чем идти. Такой поганый склад характера… И вообще, все, что травмирую, сам потом и пришью… – Надо сказать, что управлял машиной в этот момент он значительно лучше, чем диалогом. – В «Маму Зою»?
– Вот что, господин Муркин… Давай разговаривать, как два десантника, заброшенных во вражий тыл, видишь, я даже перешла на ты… – жестко сказала Елена.
– Легко, – буркнул Муркин, хотя было видно, что переход его потряс.
– Ни в какой ресторан я с тобой не поеду, потому что ты там уснешь за столом… Да и сейчас с гаишниками базарить неохота. Если наши планы совпадают, то мчи домой…
– Слушай, шустрая, ты со мной ничего не бойся. У меня ксива общества содействия порядка на дорогах! Я их пахана оперировал, – прищурился Муркин. – Домой, говоришь? Да… куда нам, примитивным врачишкам, до вас, журналюг… Чувствую себя перепелкой в зубах хищника… Домой?.. Да у меня там бардак. И жрать нечего… А в «Маме Зое» пхали, лобио, сациви, шашлык…
