Текст книги "Семилетка поиска"
Автор книги: Мария Арбатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Ну у тебя еще новости о нашем браке задним числом? – скривился он.
– Да. Квартиру сделал не ты, квартиру сделал Егорычев. Миронов срать на тебя хотел все эти годы!
– И зачем это надо было Егорычеву? – удивился Караванов.
– Угадай с трех раз… – фыркнула Елена.
– А, ты делала с ним интервью…
– Скажи, ты действительно идиот или прикидываешься?
– Не понял… Ты хочешь сказать, что ты… Что у вас с Егорычевым? – Он посмотрел на нее так, что подбитый глаз первый раз широко открылся.
– И вы угадали… приз в студию! – презрительно откликнулась Елена, пародируя ведущего известного ток-шоу.
Повисла нехорошая пауза. У Караванова что-то стало с лицом. Он дернул головой и странным голосом сказал:
– Ну-ну!
Елена вдруг увидела, что перед ней человек, который может не только ударить, но и убить. Она опасливо попятилась. Караванов стоял, раскачиваясь с пятки на носок, и автоматически повторял:
– Ну-ну!
Любое слово могло оказаться критическим, и Елена умно онемела. Мизансцена продолжалась минут пять, после чего Караванов вскрикнул:
– Мне лучше уйти!
Повернулся как на шарнирах и выбежал из квартиры, даже не надев темные очки.
Елена села и заплакала. И не понимала, о чем плачет: о том, что никогда не видела маленького трогательного Караванова таким страшным; о том, что совершенно не хочет с ним уже никаких отношений; о том, не слишком ли жестока, что сказала милому крошке правду о нем самом; о том, что Никита не звонил, да и вообще был игрушечным вариантом; о том, что больно расставаться… но другого выхода нет.
…Караванов появился под утро, пьяно свалившись в Лидиной комнате. Елена тише мышки умылась, оделась и выскользнула из дома. И вдруг поняла, что теперь, только теперь, сказав все, она совершенно свободна от Караванова. И может построить с ним честные дружеские отношения. И больше никогда не будет ему врать, потому что больше незачем… И внутри у нее такая чистота и легкость, что ей больше ничего не надо. Никакого Никиты, никакого парка, никаких вздохов. Словно прежде свободной от Караванова ее делали отношения с Никитой, а теперь она необратимо отодрала от себя брак, сказав правду. Словно расколдовала саму себя.
Пришла на работу, посмеялась с сотрудниками, посидела на редколлегии, включила компьютер – Никиты не было.
– Лен, смотри, – окликнула Катя из-за компьютера. – Из сообщения японского информационного агентства. 32-летняя жительница Японии приговорена судом к 40 годам тюремного заключения за то, что до смерти избила своего мужа сковородой. Это произошло после того, как 32-летний мужчина признался в измене. Женщина избила мужа сковородой до бессознательного состояния, после чего еще ударила его ножом, при этом якобы добавив, что «ты сказал, что умрешь, если изменишь мне, так умри, как обещал». В приговоре судья окружного суда Иокогамы отметил, что «жертва, будучи виновной, не заслуживала смерти».
– Это не наши методы, – усмехнулась Елена. – А ты бы что сделала, если бы своего застукала?
– Я? – призадумалась Катя. – Я бы очень удивилась… А потом бы ее очень пожалела. Он же у меня: обнять и плакать!
На экране компьютера появился Никита. И Елена почему-то не вздрогнула. Ну, Никита и Никита…
Никита. Привет!!!!!!!
Белокурая. Привет.
Никита. Как дела?
Белокурая. Нормально.
Никита. Лена, это ты?
Белокурая. Да. Та самая Лена, разбудить которую телефонным звонком ты забываешь уже дважды.
Никита. Был занят… да и сейчас не вполне принадлежу себе…
Белокурая. А мне?
Честно говоря, в этот момент Никита был ей по фигу, и она продолжала игру машинально.
Никита. У меня большие проблемы с бизнесом. Все резко повалилось… остался последний шанс…
Белокурая. Понимаю.
Никита. Все время думаю о тебе… вот и решай, принадлежу или нет… просто мне далеко не все позволено…
Белокурая. Кем?
Никита. Мной. Я, зная себя, должен реально оценивать ситуацию, чтобы потом не вспоминать вкус собственной крови…
Белокурая. Кончай драматизировать. Вкус твоей спермы интересует меня больше вкуса твоей крови.
Никита. Никому, кроме тебя, я бы не простил такой жуткой фразы…
Белокурая. А никто, кроме меня, тебе бы ее и не сказал…
Никита. В тебе я почему-то мирюсь с тем, что раньше отвергал в людях напрочь…
Белокурая. Что отвергал?
Никита. Цинизм, легкость, безответственность… Я был отличником в школе, в армии, на войне, в МГУ. Я не привык делать что-либо кое-как. И не важно, работа это или отношения.
Белокурая. Тебя, наверное, мама недолюбила…
Никита. С мамой я практически ничем не делился… она у меня была труднодоступная царица…
Белокурая. Ты и жену такую же выбрал.
Никита. Я хотел стать музыкантом, но мама считала, что это несерьезно. А насчет жены… ты зря… она единственный человек, который меня хорошо понимает…
Белокурая. Везде, кроме постели. Ты говорил, что она может подолгу молчать, когда обижается. День, два…
Никита. Может. Я от этого схожу с ума.
Белокурая. Как-то делала интервью с психологом, которая сейчас меня иногда консультирует. Она говорила, что длительное молчание – одна из самых жестких форм манипуляции. Считается, что лучше шлепнуть ребенка, чем накричать. Лучше накричать, чем изолировать молчанием.
Никита. Здорово, что ты так считаешь.
Белокурая. Проблема в том, что ящик, в который ты прежде запихивал любовниц, оказался для меня мал. И кусок, который не влезает, надо куда-то деть. Приходится отстраивать для него ящик побольше. А это непривычная работа.
Никита. Разве наши отношения – это только секс?
Белокурая. А разве нет?
Елена словно попробовала кромку льда: провалится или нет. Ее тошнило от пафосных текстов, но она понимала, что этот отрезок жизни он проживает именно на таком языке, с именно таким надрывом.
Никита. Отлично излагаешь. Я увидел себя твоими глазами и стал сам себе противен.
Белокурая. Просто спросила.
Никита. Не просто, и ты это отлично знаешь…
Елене стало стыдно, она смягчилась.
Белокурая. Ты просто немного взведен и слишком далеко, чтобы прижаться к тебе и успокоить…
Никита. Ты чудо! Ты мне нужна! Но это делает ситуацию еще более драматической…
Елена понимала, что ему так тяжело в этот период с самим собой, с семьей, с бизнесом, что он пытается спрятаться в любовь. И потому накручивает сюжет.
Белокурая. Я хотела бы немного сбавить трагизм.
Никита. А ты не бойся. Я – влюбчивый человек, но дальше этого меня не «раскачать»…Когда из Афгана пришел, конечно, хватал все подряд как комбайн, а потом надоело.
Белокурая. Я не собираюсь тебя раскачивать. У меня достаточные и опыт, и интеллект, чтобы никто никому не оторвал голову, руку или ногу, по ходу действия.
Елена подумала: «А ведь мне по фигу, женат он или нет… Мне ведь он целиком не нужен».
Никита. Ладно, пошел рулить фирмой.
Белокурая. Пока. Целую каждый сантиметр твоего фантастического тела.
Никита. Не могу согласиться со словом «фантастическое»… чтобы оправдать доверие… с понедельника пойду в качалку… Целую… бесконечно!!!…
«Интересно, когда же этот идиот будет со мной встречаться, если пойдет в качалку?» – раздраженно подумала Елена и занялась текстом на компьютере.
– Лен, я тут смотрю сайты зеленых. Ты не хочешь сделать материал о деревьях? – спросила Катя.
– В ноябре о деревьях?
– Так пересаживать можно, только когда листва опала. Смотри, в одном кубометре воздуха содержится от 100 до 500 тысяч частиц пыли и сажи. На деревьях оседают тысячи тонн этих веществ, не попадая в наши легкие…
– Кать, отвали от меня со своим экологическим благоразумием, у меня тут с любовью не получается, – отмахнулась Елена.
– Да какая там любовь! Опять взяла инфантила нянчить. Мопассан говорил, что любовь – это соревнование между мужчиной и женщиной в том, кто больше принесет другому счастья. А ты ни с кем не соревнуешься, ты всех кормишь мороженым и всем даришь игрушки. Мне потому и видно, что сама такая… – вздохнула Катя.
– Если сама такая, чего дразнишься?
– Лен, мужики приходят и уходят, а плохая экология остается. Слушай, лиственные породы поглощают до 26 % звука и рассеивают 74 %. Летом деревья охлаждают воздух и повышают влажность вдвое, способствуют ионизации воздуха, насыщают его фитонцидами. Скорость ветра внутри деревьев в три раза снижается… Сделай материал для человечества…
– Ладно, сбрасывай мне на почту свою абракадабру, – вздохнула Елена.
…Утром Караванов задержался дольше обычного. Был выбрит и предупредителен.
– Прости, я был немного взвинчен тогда, – сказал он за завтраком.
– Я тоже, – смягчила историю Елена. – Но, думаю, теперь мы сможем наладить отношения и расстаться друзьями.
– Зависит от тебя… – задумчиво сказал Караванов.
– Опять все зависит от меня? – напряглась она.
– Если не будешь бросать горящие спички, то пожаров не будет…
– Спички кончились. Давай дружить и помогать друг другу. Мы же это умеем…
– Умели… – грустно сказал он.
– Так у тебя что-то получилось с этой девочкой? – спросила Елена с материнской заботой в голосе, ей хотелось, чтоб за Караванова начал срочно отвечать кто-то другой.
– Да. Но заметь, после того как ты явилась вся в пятнах на шее… – Голос был сильно нравоучительный.
– Покажи фотку.
Караванов недоверчиво посмотрел на Елену, убедился, что открытость ничем не грозит ему, и кивнул:
– Пришлю. Она у меня на работе. На электронную почту сброшу. А ты за это мне своего покажешь…
– Легко. Хоть голым, хоть одетым, – хихикнула Елена.
– Вполне обойдусь одетым, – хихикнул в ответ Караванов.
Как-то и ревности не было у обоих. Словно договорились играть в детскую игру, где все понарошку. Да и поняли, что после вчерашнего разговора реставрация брака невозможна.
Елена прибежала в редакцию, включила компьютер и совсем запуталась, кого ждет: Никиту или фото девушки Караванова.
Сначала появилось письмо от Караванова. Фотка долго грузилась, и наконец на ней нарисовалась простая бесхитростная девушка. Такими был забит каждый вагон метро. Елена обиделась за Караванова, она рассчитывала, что жизнь преподнесет ему что-то болee утонченное. Общаться с ним по «аське» почему-то нe хотелось. «Аська» теперь означала для нее личную жизнь, а Караванов сместился в сторону родственников. Так что она набрала его телефон:
– Привет. Это я. Посмотрела фотку.
– И что скажешь? – спросил Караванов.
– Думаю, что сейчас мне ничего не стоит говорить. Ты решишь, что это ревность.
– В данный момент ты можешь ревновать только своего избранника, я же вижу, как ты себя ведешь, – провокационно ответил Караванов.
– Уф, тебе всю правду? Или только вырезку?
– По полной программе, пожалуйста…
– Ладно. Если бы мне показали фотку без всякого отношения к тебе, я сказала бы, что в моем кругу это называется «пергидроль с оптовки». Совершенно серийный вариант. Простовата, блядовата, не очень умна, шустра, практична, нет вкуса, не уверена в себе. Нет своего лица. И, судя по упаковке, даже не знает, что это… – бойко изложила Елена. – Есть один плюс – молодость, который при вашей разнице в возрасте является минусом.
– Спасибо за искренность, – хмыкнул Караванов.
– Надеюсь, что вариант будет проходным и дальше тебе повезет больше. Я очень хочу, чтобы у тебя наладилась хоть какая-то личная жизнь, потому что после моей перекошенной рожи в постели тебе все покажется раем… Не обижайся. Я совершенно беспристрастна. И хотела, чтобы после меня было что-то достойное.
– Прости, что не угодил, – сказал Караванов страшно довольным голосом.
– Мне-то что? Как в анекдоте, друзья смеются… – в тон ответила Елена.
– Друзьям тоже передавай мои извинения…
– Да не дуйся ты.
– Разве я дуюсь?
– Я думала, будет что-то не хуже твоей предыдущей жены. Впрочем, любовь зла…
– Каюсь, я подозревал, что появление фото вызовет рецидив, и долго колебался. Но потом решил: обещал – надо выполнять. К тому же ты взрослый человек: нравятся рецидивы – на здоровье…
– Рецидив чего? Чувств к тебе? Ты сам-то слышишь, чего говоришь?
– Рецидив темы: «Обсуждение недостатков моего мужа и способов их скорейшего исправления»…
– Бывшего мужа, – подчеркнула Елена. – Но я действительно считаю, что девочка одноразовая. Что я должна говорить, если я так считаю? Если завтра ты снимешь за сто рублей у Курского вокзала, у меня тоже будет своя оценка. И, как и эта, она не будет иметь отношения к нашим отношениям. Потому что наши отношения не реставрируемы.
– Можно сказать одним-двумя словами, а можно исписать стопку бумаги. Ты выбираешь второй путь. О чем это говорит, угадай с трех раз…
– Моя подробность может оказаться тебе полезной.
– Побереги воспитательные ресурсы для других, а еще лучше – других тоже жалко – направь в мирное русло…
– Не обороняйся так сильно. Никто не нападает.
– И тебе того же!
Елена положила трубку с двойственным отношением. С одной стороны, было неудобно, Караванов ждал, что она похвалит девочку. И, в общем, могла бы… Но зачем врать? Особенно теперь… Будущее Караванова с малолеткой выглядело совершенно нереальным предприятием. Ему надо было либо опереться на взрослую тетеньку, либо немедленно повзрослеть самому.
Она отправила ему на электронную почту фотографию Никиты. И позвонила через некоторое время.
– Ну? – спросила Елена почти угрожающе.
– Красивый парень, – сказал Караванов. – По-моему, очень мягкий… Странно, что он прошел Афган. Мне кажется, что с тобой он крупно влип…
– Bay! – У меня возникло чувство неловкости. – Ты очень бережно оценил Никиту. Но он действительно штучный товар.
– Я вообще человек очень бережный и соответственно очень ценю это свойство по отношению к себе…
– То есть мне надо было врать, что я смогу различить это лицо в толпе? Ответь честно.
– Отвечаю честно, – напрягся Караванов. – Врать не надо никогда. Тебе наша тема разговора еще не надоела? Все еще интересно?
– Давно надоела. Ты сегодня во сколько будешь?
– Еще не знаю, работы много.
– Ночуешь дома?
– У меня пока нет другой квартиры.
– Я просто спросила, чтоб распределить свое время. А ты сразу митинговать. Если бы у меня была возможность материализовать возлюбленного на ночь, я бы тут же… Потому и спрашиваю.
– Не переживай, все наладится… – успокоил Караванов.
– Что наладится? – не поняла Елена.
– С твоим штучным товаром.
– Ну вот, теперь Никиту будешь пинать за то, что я фотке овацию не устроила. Он-то при чем? И так мужик места себе не находит.
– Не буду, не боись. Ты ж уже отметила мою бережность.
– У меня не стоит вопрос налаживать. У меня стоит вопрос любить. Для меня в данный период жизни это сверхценность. А не то останусь я одна после развода или кто позарится…
– Такой товар не залеживается…
– Посмотрим… – Елена улыбнулась, все-таки Караванов был душка; как жаль, что брак себя исчерпал. – Знаешь, охота подвигаться, а одной слабо. Если наши возлюбленные нами сегодня пренебрегли, давай походим по-нашему, по-стариковски.
– Кааааакие песни мы поем… Хорошо, постараюсь не слишком поздно…
И они целый вечер гуляли в парке, подбрасывая носками туфель опавшие листья. И в этом не было ничего театрального, потому что, когда между ними не осталось лжи, им стало хорошо вместе. Но не по-супружески, а по-родственному… Обсуждали Лиду, работу, своих избранников, будущее… и почти не говорили гадостей друг другу. Стало так тепло и комфортно вместе, что, когда пришло время спать, Караванов испуганно схватился за рюмку, а Елена за компьютер, чтобы, не дай бог, не оказаться в провокационной постельной ситуации.
Чтобы поломать эту атмосферу, Караванов громко сказал:
– Я на днях пойду на концерт «Тату».
Это был грамотный ход, Елена прыснула и сказала:
– Зеленка в холодильнике.
– Ты полагаешь, что там будут драки? – усмехнулся Караванов.
– Нет. Надо покрасить волосы зеленкой, а то на входе сообразят, сколько тебе лет, и не пустят…
…Проснулась счастливая и полная сил. Вражда с Каравановым страшно истощала, а переход в дружбу открывал возможность остаться близкими людьми. И было жалко терять несексуальную часть отношений с мужем.
Караванова уже не было. Поговорила по телефону с Лидой. Та была в хорошем настроении. Идти на работу ужасно не хотелось. Позвонила, что-то соврала и включила компьютер, чтобы посмотреть новости.
Никита объявился тут же.
Никита. Это я.
Белокурая. А это я… Что делаешь, мое солнышко?
Никита. Твое солнышко думает о закате и пытается собрать мысли в кучку…
Белокурая. Получается?
Никита. Нет.
Белокурая. А я вчера весь вечер гуляла с Каравановым. И мы про все разговаривали. В том числе и про тебя.
Никита. Значит, тебе обо мне с мужем можно, а мне о тебе с женой нельзя? Это дискриминация…
Белокурая. Ну если ты решил развестись, то и тебе можно. Только я, как честный офицер, на тебе потом не женюсь.
Никита. Больно надо… Интересно, что же могло стать темой для обсуждения?
Белокурая. Его интересовало, в кого я влюбилась.
Никита. И что? Нашел кандидатуру достойной?
Белокурая. По всем статьям.
Никита. Ладно уж… Директор маленькой разоряющейся авиакомпании.
Белокурая. Его меньше всего интересовало, чем ты занимаешься.
Никита. А что тогда его могло еще интересовать? Мои постельные способности?
Белокурая. Что ты несешь? Его интересовали не твои постельные способности, а сила моего увлечения.
Никита. Это больше на мазохизм смахивает… с его стороны…
Белокурая. Я же сказала, что наш брак умер. Мы это поняли еще до твоего появления. Но при этом остались близкими людьми.
Никита. Ленка, одумайся… брось меня!
Белокурая. Какая связь между умершим браком и бросанием тебя? Это идет по разным статьям…
Никита. Я, думая о тебе, становлюсь лучше…
Белокурая. Как говорил мой отец: лучший способ выучить хорошие манеры – иметь роман со светской дамой.
Никита. Со светской дамой, которая еще и матом ругается…
Елена по редакционной привычке могла прокомментировать ситуацию не слишком нормативно. У Никиты от этого волосы становились дыбом.
Белокурая. Во-первых, ты еще не слышал, как я ругаюсь по-настоящему. Я тебя щажу. Во-вторых, мы в свете матом не ругаемся, мы на нем разговариваем.
Никита. Ну тогда мне с вами, светскими, не по пути… мне с народом уж лучше… там хоть ентого стесняются…
Белокурая. Ага. Слишком далеки они от народа. Что ты сейчас делаешь?
Никита. Готовил программу действий – как без копейки денег раскрутить начатое дело… И, ты знаешь… по-моему, придумал… меня же партнеры окончательно «опустили», то есть бросили на выживание… как зеленые береты проходят последнее испытание в джунглях…
Белокурая. Тебе идут джунгли, ты похож на Тарзана…
Никита. Можешь сейчас сбежать с работы?
Белокурая. Зачем?
Никита. Увидеть, поцеловать и обратно уехать.
Белокурая. Я дома. Приезжай.
Никита. Выйдешь?
Белокурая. Нет. Ты зайдешь… Караванов с утра улетел в командировку…
Она даже не успела понять, как так бойко соврала. Было ясно, что проще заручиться согласием Караванова, чтобы не появлялся раньше времени, чем что-то разъяснять Никите.
Никита. Все, рванул. Позвоню от подъезда. Я ни за что не зайду. Ты выйдешь…
Белокурая. Жду…
И подумала: «А куда ты денешься?»
Отключила компьютер и начала спешно красить глаза, мазать тело кремом, жарить мясо, убирать постель… вывалила все свои и Лидины кофточки… врубила музыку на полную громкость. Позвонила Караванову:
– Ты во сколько дома будешь?
– А что? – удивился он.
– Очень надо, – заговорщицки сказала она.
– Понял… Во сколько скажешь, – усмехнувшись, ответил Караванов.
– Надо вовремя, но не раньше…
– Договорились.
– Спасибо! Золотой мужик, и зачем я с тобой развожусь? – хихикнула Елена в ответ.
Никита позвонил, когда она уже была при параде, отбивные скворчали на сковороде, а кухонный стол был изо всех сил сервирован на две персоны.
– Выходишь? – спросил он неуверенно.
– Ой, у меня тут такая ерунда случилась! – забормотала Елена плачущим голосом. – Я еще вчера подумала, что в компьютере вирус… Представляешь, обрушился файл, а мне текст к вечеру сдавать. И Караванов уехал! Я же в этом дура дурой. Зайди, помоги…
– Не хочу… – заупрямился он.
– Ты хочешь, чтоб меня с работы выгнали? Ты меня тогда кем, пилотом к себе возьмешь? – еще более отчаянно пропела Елена, причесывая кисточкой брови.
– Ладно… – буркнул Никита. – Какая квартира?
Зашел, озираясь, как ребенок. Начал смущенно разуваться у порога. Елена потащила его на кухню:
– Представляешь, со вчерашнего дня ничего не ела, вот тебя ждала… После этого сразу займемся компьютером.
– Лена, что за цирк? В конце концов, это квартира твоего мужа… Что ты задумала?
– Я задумала? – захлопала она ресницами. – Я с утра мужчин вообще воспринимаю только как сотрудников, это у тебя одно на уме. Ты меня после того, как починишь, на работу забросишь? У меня редколлегия через час.
– Заброшу, – кивнул Никита, наивно расслабившись после этих слов, и взялся за нож и вилку.
Она что-то щебетала, наливала вина:
– Заплатишь гаишнику…
И когда дело дошло до комнаты с компьютером, о нем было забыто начисто… Пришли в себя часам к шести. Силы уже были только на то, чтобы целоваться…
– Лен, я слабый человек… – сияя, сказал он. – Подсаживаюсь на тебя как на наркотик, а потом будет ломка.
– Думаешь, я не подсаживаюсь? – эхом откликнулась Елена, понимая, что подсаживается на секс, а не на отношения.
И все выясняловки вынуждена терпеть из-за качества секса.
– Ты легко меня заменишь на другого мальчика, найденного по Интернету.
– Нелегко…
– Ставлю себя в пример и выдвигаю свою кандидатуру на соискание премии «За однолюбчивость в заданном отрезке времени», – сказал он, целуя Елену.
– Приз за однолюбчивость человека, состоящего в браке, готова оспаривать. Но не сейчас, а когда заключу новый брак… – расслабленно парировала Елена.
– Тебе меня не хватает? – Никита приподнялся на локте.
– Хватает. Но при чем тут брак?
– Вот заключи брак, чтобы осчастливить очередного несчастного… – Он резко встал и начал одеваться.
– По-твоему, со мной мужик может быть только несчастен? – обиделась Елена и тоже начала натягивать белье.
– Я же сказал, осчастливь! – Голос у Никиты был крайне напряженный.
– Уже столько времени люблю только тебя, что меня уже можно награждать… – Она попыталась отшутиться.
– Ты по определению не можешь любить одного… это слишком обременительно для твоей натуры… Ты же журналист, тебе нужны новости, чтоб все вертелось, искрилось и мелькало…
– Начали за здравие, кончили за упокой, – грустно сказала Елена.
– Потому что я не хотел, чтоб это было в постели, где ты спала с мужем…
– С бывшим. Лучше в машине, где ты ездишь с действующей женой? Да? Ты ханжа, Никита!
– Я не ханжа. Я – запутавшийся мудак, дотрагиваюсь до твоей груди и перестаю отвечать за базар… Ну, едем в редакцию?
– Там уже никого нет, – выдохнула Елена. – Считай, что меня уже выгнали с работы. Так что начинаю срочно обучаться на пилота.
– Значит, ты никуда не спешишь?
– Теперь уже никуда.
– Тогда раздевайся…
…Никита ушел, столкнувшись у лифта с Лидой.
– Твоего встретила, – подмигнула дочка.
– А как ты поняла? – захохотала в ответ Елена.
– По степени его невменяемости…
Елене хотелось петь и танцевать. Но было понятно, что все это не взрослые отношения, а неожиданно обрушившийся на голову детский праздник.
– Мать, знаешь такой анекдот? Мужик с бабой едут в купе. Он спрашивает: «Вам муж не изменял?» Она: «Изменял». Он говорит: «И мне жена изменяла. Давайте отомстим». Отомстили по разу, потом по второму, потом по третьему. Мужик спрашивает: «Вы не устали?» Баба отвечает: «Нет. Я бы мстила и мстила, мстила и мстила…» Это про тебя! – смеялась Лида.
– Точно про меня… – задумалась Елена. – И ведь какой страшный анекдот. Про то, что баба считает, что на хороший секс ей нужно обоснование… Ну совсем про меня… Какой ужас! Тебе нравится «Тату»?
– Дешевая попса. А что?
– Караванов стал фанатом…
– Беда! Совсем нашему маленькому плохо!
– У него роман с двадцативосьмилетней.
– В двадцать восемь «Тату» слушают только умственно отсталые.
– А в пятьдесят?
– В пятьдесят – это уже к музыке отношения не имеет.
Караванов пришел позже обычного и пьяный в дым. Сделал книксен перед Лидой. Обе прыснули. Возразить на это, естественно, было нечего.
– Мать, а ты за этого плейбоя замуж собралась? – спросила Лида шепотом.
– Зачем мне замуж? – удивилась Елена.
– А он ничего. От него можно красивых детей рожать…
– Вот и обсуди с ним эту перспективу. Я вполне согласна на внуков от него… – хмыкнула Елена.
– А чего бы тебе, правда, его не закольцевать? – настаивала Лида.
– Ну знаешь, есть такое сибирское слово «чуйка». Я когда в командировку ездила в Красноярск, там мне лесник говорил про браконьеров: «Если чуйка есть, чуйку не обманешь!» Вот, мне чуйка говорит, что не мой это мужик… Он еще больший ребенок, чем Караванов.
– Зато в морду даст кому хочешь!
– Маловато для мужа…
– Ну, мать, ты всего сразу хочешь, – развела руками Лида.
– Уже нет. Можно и по отдельности. Но чтоб был полный комплект… Или ждать судьбу.
– Дай мобильник.
– Зачем?
– Я тебе тему судьбы Бетховена поставлю. Быстрей материализуешь свою судьбу…
Елена легла спать под мерный храп Караванова и подумала, а что было бы, если бы она стала изображать из себя сиротинушку, нуждающуюся в его опеке? Да ничего бы не было! Караванов бы сбежал через неделю. Карцева говорила, что любовь – это встреча двух неврозов. Что, влюбляясь, люди соединяются щупальцами своих острейших сценарных проблем. Что ей необходимо было сказать Караванову: «Ты, маленький, отсидись, а я как-нибудь сама!» Что всерьез она не могла ему пожаловаться на жизнь, потому что есть субординация – жалобы идут наверх, а не вниз…
И Никите тоже нельзя пожаловаться… Ни на что, кроме сбоев в компьютере. К которому он, кстати, так и не подошел…
Когда на следующий день Елена сидела на работе, позвонил возбужденный Караванов:
– Договорился смотреть квартиру…
– И что обещают?
– Однокомнатная с мебелью. Телефон, холодильник, телевизор. Третий этаж. Пять минут ходу от метро. За двести долларов. А?
– Где? – Ни она, ни Караванов в жизни не снимали квартиры и казались себе студентами, только что уехавшими от родителей в другой город.
– «Авиамоторная»… – растерянно сказал Караванов.
– «Авиамоторная» должна стоить в два раза дешевле, – возмутилась Елена.
И поняла, что возмущение базируется не на знании материала, а на том, что это совершеннейшее безобразие, чтоб душке Караванову жить на «Авиамоторной».
– Я вчера много рыскал по Сети, цена нормальная, – обреченно сказал Караванов. – Цена варьируется незначительно. Различие зависит от типа фирм-посредников.
– Ясно. Если не трудно, когда пойдешь с работы, купи мне сахарозаменитель. Девчонки посоветовали.
– Больше ничего?
– Еще клубничные йогурты… Ты помнишь, что скоро у моего отца день рождения? – напомнила она.
– Помню. Но не пойду… – сказал Караванов вызывающим тоном.
– Почему? Я ведь просила тебя пока не светить наш развод перед родителями.
– Гренадера своего возьмешь. Он всяко лучше меня смотрится.
– Караванов, я обиделась… – сказала Елена и положила трубку.
Все это время она достаточно машинально исполняла обязанности на работе: брала интервью, писала статьи, ругалась с выпускающим редактором, шутила с сотрудниками, улыбалась охранникам… На автопилоте общалась с Лидой, родителями и друзьями. Все силы уходили на распахивание сюжета: Караванов – Никита. Словно играла в компьютерную игру, все время глядя на экран и ожидая, когда кто-то из них появится и на какую ступень перейдет.
Вызвали к главному. Он, нахмурившись, сидел в кабинете. Налил ей коньяка, протянул материал молодого журналиста про то, как крупнейший банк за немыслимые деньги купил картину Шишкина, вручил ее премьер-министру, а тот – Третьяковке. Потом собрались искусствоведы и сообщили, что подделка…
– Как вам кажется, это перспективный скандал? – спросил главный.
– Банк легко выиграет суд о клевете, подставив натурального Шишкина. Мы будем выглядеть идиотами, – вздохнула Елена. – Хотя, конечно, смешная история.
– Я тоже так считаю… – улыбнулся он. – Вы у нас уже были в Красноярске. Не хотите еще раз слетать? Быков, Лебедь. Конечно, не без запаха опасности, но вы ведь дама рисковая…
– Сейчас не могу. У меня развод и роман. Мне к этому еще только криминального расследования не хватает… Боливар не вынесет троих, – развела она руками.
– И как развод с романом? Что протекает ярче? – усмехнулся главный.
– Как в «Бейлисе», пьешь и при этом непонятно, сколько сливок и сколько виски. Но приятно…
Всунулась Олечка, сделав страшные глаза главному, прошептала, глядя на телефон:
– Жена!
Главный включил громкую связь:
– Да, рыбка!
– Ты представляешь? Красникова купила новый серебристый «мерседес». Я ненавижу «мерседесы», ты знаешь, но она мне дала сегодня после фитнеса покататься… мне показалось, что он такой удобный, такой надежный… – полилось из громкой связи контральто с нажимом.
– Рыбка, у меня совещание, – мягко сказал главный.
– Я считаю, что надо продать мою «ауди» или отдать ребенку. Конечно, в «мерседесе» есть что-то неприличное по имиджу, но, в конце концов, главное безопасность… – продолжал голос по громкой связи.
– Вечером обсудим, – вставил главный, отключил телефон и сказал Елене: – Скажу вам как опытный человек: жениться надо между клинической смертью и биологической…
– Так ведь в таком состоянии можно не распробовать…
– И слава богу! – махнул он рукой. – Знаете, женщина в браке – это кошка. Мужчина – собака. Собака думает: хозяин обо мне заботится, за мной ухаживает, наверное, он бог. Кошка думает: хозяин обо мне заботится, за мной ухаживает, наверное, я бог.
– Странно, а я вот во всех браках собака… – заметила Елена.
Вернулась к своему компьютеру. Там уже обозначился Никита.
Никита. Соскучился…
Белокурая. У меня будет кусок времени с 16.00 в центре.
Никита. Исключено.
Белокурая. Тебя держат на цепи?
Никита. Нет… как ни жестоко об этом говорить с тобой… я люблю свою жену, сына и дочь… и сам удивляюсь, как можно совмещать два чувства в одном сердце…
Белокурая. Я не претендую ни на роль жены, ни на роль сына, если ты обратил внимание.
Никита. Это я помню.
Белокурая. Мне казалось, что я создаю тебе вполне тепличные условия для отношений.
Никита. От этого особенно стыдно. Перед вами обеими. Полный атас с работой. Мне надо достать себя из ямы за уши. Хочу стать богатым и помочь решить все твои проблемы, хотя бы материальные…
Белокурая. Деньги – это последнее, что меня в тебе интересует. У меня знаешь, какой недостаток главный? По мнению моего мужа!
Никита. А у тебя разве есть недостатки?
Белокурая. Я гиперопекающая мамаша. И всех опекаю и залюбливаю.
Никита. Как раз то, чего мне не хватает!
Белокурая. От доз никто не отказывается, но потом начинает орать: я около тебя разучился принимать решения! Особенно орут те, кто их и так никогда не умел принимать.
