Текст книги "Берлинский дневник (1940-1945)"

Автор книги: Мария Васильчикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Татьяна прислала мне свежих яиц. Жаннетт С. на седьмом небе.

Суббота, 12 февраля.

Работала все утро и отправилась на станцию в два часа дня. Хорошо, что у меня было с собой немного бутербродов, так как поездка в Дрезден оказалась прямо жуткой. Я упустила все пересадки. Потом села не на тот трамвай и добралась до больницы только к полуночи. Бедная Татьяна спала; когда я разбудила ее, она разревелась. Она всего-навсего проходит безобидное обследование, но она очень слаба. Новости о Пауле Меттернихе не помогают.

Воскресенье, 13 февраля.

Весь день провела с Татьяной. Я привезла ей захваченные на работе несколько выпусков лондонского «Татлера»; она узнала там нескольких довоенных друзей. Ее начинает немного раздражать постоянное и довольно тягостное присутствие обоих родителей, и я ее не виню. Я предложила погостить у меня в Круммхюбеле. Ей будет полезно на время сменить обстановку.

Понедельник, 14 февраля.

Сегодня утром обратное путешествие из Дрездена снова безумно затянулось. Наши офисы перевели из «Танненхофа» в новые, наспех состряпанные помещения, куда я сразу же и направилась. Хотя они еще не полностью готовы, мы тем не менее уже перевезли туда всю документацию и даже обставились вполне приличной мебелью. Когда я к ним приблизилась, что-то показалось мне странным; внезапно я поняла, что одного ряда домиков не хватает – он весь сгорел до основания. Наш домик тоже исчез. Выяснилось, что дома загорелись в субботу ночью и сгорели за один час. Ребята из Arbeitsdienst,[145]145
  трудовой службы


[Закрыть] у которых тут неподалеку лагерь, спасли много мебели, но большая часть моего драгоценного фотоархива погибла во второй раз. Погибли и все досье Бютнера (невелика потеря!), а также принадлежащая д-ру Сиксу ценная картина, конторское оборудование и копировальные машины, стоящие 100 тысяч марок штука. Должно быть, это дело рук враждебно настроенных военнопленных. Таким образом, нам придется начинать все сначала. Говорят, что когда д-р Сикс услышал об этом в Берлине, он расхохотался: подумать только, ведь нас послали сюда для того, чтобы уберечь от «превратностей войны!»

Поскольку я пока что ничем не могу помочь, я отправилась домой и рано легла спать. Здесь быстро начинает клонить ко сну; должно быть, это горный воздух.

Вторник, 15 февраля.

Мы переехали обратно в «Танненхоф». Вместе с одним сослуживцем я перетащила остатки нашего хозяйства в комнату на верхнем этаже, где я устроила себе кабинет. Оттуда превосходный вид, к тому же окна выходят прямо на крышу, и значит там можно будет загорать. Двое русских пленных помогли нам внести наверх мебель; я дала им карточки на хлеб и сигареты.

Мой фотоархив находится в самом плачевном состоянии: большая часть фотографий размокла и уже непригодна, остальные слиплись. Я потратила много времени, стараясь разлепить их, просушивая их на кровати, а затем раскладывая пачки фотографий под сиденьями моих сослуживцев, чтобы разровнять их.

Телеграмма от Мама: «SOS. Татьяна хочет ехать к Паулу в Ригу. Отговори ее», и так далее. Поскольку Татьяна приезжает сюда в четверг, я предпочитаю подождать и спокойно с ней все обсудить при встрече. Граф Шуленбург откладывает поездку к себе домой ради того, чтобы увидеться с ней.

Среда, 16 февраля.

После обеда мы с Мадонной Блюм в первый раз брали урок игры на аккордеоне у музыканта-чеха по фамилии Холинко, который замечательно играет.

Четверг, 17 февраля.

Сегодня приехала Татьяна. Узнала, что союзники разбомбили в Италии знаменитый монастырь Монте-Кассино.

Пятница, 18 февраля.

Начальник Мадонны Блюм, симпатичный пожилой мужчина, некогда генеральный консул в Стамбуле, не знает, как ему быть: ему некуда пристроить семью, потерявшую кров во время бомбежки. Я предложила Татьяне взять их к себе в Кенигсварт. Частные дома не могут оставаться не полностью занятыми, а эти люди все же лучше, чем кто-то совершенно незнакомый.

Суббота, 19 февраля.

Обедала с Татьяной, затем отправилась с Мадонной Блюм кататься на лыжах с крутого склона позади большого роскошного дома, в котором, по слухам, должен поселиться сам министр иностранных дел фон Риббентроп. По возвращении мы застали Татьяну и Жаннетт С. за лихорадочным приготовлением бутербродов, так как на ужин назвался граф Шуленбург со своим помощником Ш., у которого день рождения. Жаннетт даже испекла торт, а из Кенигсварта только что прибыл запас вина, так что все прошло очень весело. Мадонна играла на аккордеоне, но потом она улеглась: должно быть, от сытной еды и еще оттого, что утром, катаясь на лыжах, неудачно упала и ушибла голову.

Воскресенье, 20 февраля.

После обеда, воспользовавшись на редкость хорошей погодой, мы впятером отправились на длительную прогулку: мы с Мадонной Блюм на лыжах, остальные на санках. Пришлось много подниматься пешком, так как лыжных подъемников, разумеется, нет.

На горе мы слышали, как далеко внизу, в долине, завыла сирена воздушной тревоги. Это прозвучало совершенно нереально. Здесь порой трудно поверить, что идет война.

Татьяна получила очень тоскливое письмо от Паула, который жалуется на бессонницу, на сильные боли в груди и т. п. Граф Шуленбург обещал, что если Паула в скором времени не отправят в Германию, то он попробует помочь ей поехать к нему в Ригу. Я против этого, потому что на железных дорогах сейчас царит полный хаос, особенно на Востоке.

Новости с русского фронта крайне противоречивые – как всегда, обе стороны трубят о своих успехах.[146]146
  К этому моменту русские уже отвоевывали прибалтийские государства и достигли границ довоенной Польши. Южнее только что были уничтожены десять немецких дивизий, окруженных под Черкассами. Хотя даже после Сталинграда немцы еще смогли развернуть несколько крупных наступлении, после Курской битвы (июль – август 1943 г.) – крупнейшего сражения броневых войск в истории, в котором немцы потеряли почти 3000 танков! – их успехи были сугубо тактическими, и инициатива повсюду сохранялась за русскими. К октябрю они достигли Днепра и освободили Киев, а в конце марта 1944 г. перешли границу с Румынией.


[Закрыть]

Понедельник, 21 февраля.

Предполагалось, что сегодня я поеду в Берлин показывать д-ру Сиксу свой план создания нового фотоархива. Но мою поездку отложили, так как его там нет.

Сегодня вечером мы видели «Ochsenkrieg»[147]147
  «Войну волов»


[Закрыть] – фильм о войне в средние века. Особенно успокоительно было видеть, как люди колотят друг друга деревянными дубинками. После пяти или шести часов «бойни» на поле битвы осталось семь трупов!

Среда, 23 февраля.

Сегодня в ресторане «Гольденер Фриден» нам подали на обед микроскопические кусочки несъедобного мяса, несмотря на то что мы отдали им наши карточки. Татьяна пожаловалась, и вместо мяса нам принесли маленькую колбаску.

Вечером пришел и остался ужинать Бланкенхорн. Он обещал позвонить врачу Паула Меттерниха в Ригу. Это очень кстати, так как граф Шуленбург на неделю уехал домой, а с его помощником у нас не такие близкие отношения. Увы: человек, обещавший устроить Татьяне эсэсовский пропуск в Ригу, только что погиб в автомобильной катастрофе.

15-го опять был сильный налет на Берлин. Большая бомба попала в отель «Бристоль», один из немногих еще действующих столичных отелей, во время многолюдного официального банкета. Завалило шестьдесят человек, в том числе несколько крупных генералов. Откопали их только через пятьдесят часов, к этому времени большинство уже умерло..[148]148
  Как будет видно в дальнейшем, разрушению гостиницы «Бристоль» суждено было оказать роковые последствия для многих участников «Заговора 20 июля»


[Закрыть]

Четверг, 24 февраля.

Бланкенхорн все не может дозвониться до Риги.

Пятница, 25 февраля.

Сегодня утром Бланкенхорн наконец дозвонился до Риги. Сообщают, что Паул Меттерних вне опасности, но еще недостаточно окреп, чтобы путешествовать.

Днем у меня поднялась температура, и я, к ликованию Бютнера, пошла домой и легла в постель. Говорят, что он носился по «Танненхофу», потирая руки и приговаривая: «Jetzt habe ich sie, jetzt habe ich sie!»[149]149
  «Ну, теперь я ей покажу! Теперь я ей покажу!»


[Закрыть] Жуть!

Суббота, 26 февраля.

Теперь слегла Татьяна.

Воскресенье, 27 февраля.

Наконец-то бодрое письмо от Паула Меттерниха.

Понедельник, 28 февраля.

Сегодня утром опять не пошла на работу: чувствую себя прескверно. Бланкенхорн пришел в ужас, узнав о нашем состоянии, и обещал найти врача. Врач прибыл днем – молодой и, как говорят немцы, «спортивный». Жаннетт С. тут же им заинтересовалась, он явно ответил ей тем же и в скором времени придет опять, теперь уже к ней. Узнав от Бланкенхорна, что у Паула Меттерниха нарыв в легком, он сказал, что это очень опасная вещь, которая крайне редко встречается.

Вторник, 29 февраля.

Вышла на работу. Луизетт и Йозиас Ранцау только что прислали мне из Бухареста изумительную ветчину. Некоторое время назад Йозиас получил назначение в тамошнее посольство. Это чрезвычайно кстати, потому что у нас кончились продовольственные карточки и неизвестно, чем кормить Татьяну, которая пока не в состоянии выходить.

Вчера вернулся граф Шуленбург. Какое облегчение!

Суббота, 4 марта

У Лоремари Шенбург снова неприятности. Я только что получила письмо от Ханса-Бернда фон Хафтена (нашего берлинского старшего кадровика). Он хотел бы, чтобы я на нее повлияла, и может быть, уговорила уйти с работы: политическая ситуация становится все более рискованной, и ее неосторожность внушает им всем большие опасения. Она как раз только что написала мне из Вены, что собирается обратно в Берлин, так что это будет для нее неприятным сюрпризом.

Воскресенье, 5 марта

Сегодня утром уехала Татьяна.

Бланкенхорн подавлен последней речью Черчилля и вообще позицией союзников. Он надеялся, что Германия сможет придти с ними к взаимопониманию «при определенных обстоятельствах», но теперь это представляется маловероятным. Они согласны только на «безоговорочную капитуляцию». Безумие!

Имеется в виду выступление Уинстона Черчилля в Палате общин 22 февраля, в котором он выдвинул положение, что после победы необходимо будет обеспечить Польше компенсацию на Западе (т. е. за счет Германии) за все территории, которые ей, возможно, придется уступить СССР.

Понедельник, 6 марта

Опять сильный налет на Берлин, на сей раз среди бела дня. Теперь бомбят еще и американцы, а их самолеты способны лететь выше, чем британские. Дневные налеты еще хуже ночных, так как все люди находятся в городе или в дороге. Говорят, что разрушена киностудия УФА в Бабельсберге. Боюсь, как бы не задело Потсдам, это ведь близко.

Строго говоря, круглосуточные налеты на Германию, когда днем бомбила американская авиация, а ночью – британская, начались еще в 1943 году. Первый налет американцев на Берлин, в котором участвовало 29 «летающих крепостей» Б-17, состоялся двумя днями ранее. Тот налет, о котором здесь пишет Мисси, обошелся американскому воздушному флоту дороже, чем какой-либо иной вылет бомбардировочной авиации за всю войну в Европе: из 658 вылетевших самолетов погибло.

Набирается все больше фотографий монтекассинского сражения. Какой ужас, что у

ничтожен такой прекрасный монастырь. Что будет с Флоренцией, Венецией, Римом? Уцелеют ли они? Как странно: мы и представить себе не могли, что эта война будет такой кровавой и разрушительной, какой она теперь становится…

Вторник, 7 марта

Звонила в Вену в надежде отговорить Лоремари Шенбург возвращаться в Берлин, но она уже уехала.

Среда, 8 марта

Опять сильный дневной налет на Берлин. Нельзя туда дозвониться.

Мы с Жаннетт С. обе ждем посылок: я с вином, она с маслом; но пока ничего нет.

Татьяна прислала целую пачку писем, многие из них – от Паула Меттерниха. Он пишет о том, как ему живется в Риге. Его хорошо кормят: гоголь-моголь, яичница, настоящий кофе и тому подобное. Прямо слюнки текут. Ему гораздо лучше, но он все еще слаб. Его обследовала медицинская комиссия, на которую его случай произвел глубокое впечатление: дело в том, что у него был нарыв в левом легком, распространившийся вширь и окруживший сердце. Его нельзя было оперировать, и он выжил только потому, что нарыв вскрылся сам.

Антуанетт Крой написала Татьяне из Парижа о том, что некоторое время назад Джорджи вызывали в Гестапо по поводу некоторых «советов», полученных им в письмах от Папa. Право, иногда хотелось бы, чтобы родители поменьше вмешивались в нашу жизнь и вели себя поосторожнее, особенно если учесть, что мы не всегда сообщаем им, чем занимаемся.

В Гестапо брату Мисси предъявили письма – разумеется, вскрытые цензорами, – в которых его отец выражал беспокойство по поводу слухов о его «деятельности». Подразумевалась, естественно, политическая деятельность, то есть Сопротивление. Не без труда Джорджи удалось обратить оплошность отца в забавное недоразумение, уверяя, что тот скорее всего имел в виду торговлю на черном рынке, которой в то время занимались многие французы.

Суббота, 11 марта

Ходила на лыжах с Мадонной в надежде достать овощей к подаренному ей зайцу, которого она готовит у себя дома для всех нас.

Воскресенье, 12 марта

Жизнь в Круммхюбеле организована исключительно плохо. Почти нет угля (хотя мы находимся в Силезии, а это угледобывающий район); а когда уголь есть, наши помещения превращаются в топки. Так что мы попеременно замерзаем и потеем.

Заяц Мадонны Блюм был восхитителен, и гости оставались допоздна. А я снова должна быть на ногах в пять утра, поскольку еду в Бреслау за фотографиями для пополнения моего архива.

Понедельник, 13 марта

Одевалась в темноте; было очень странно снова оказаться в юбке.

К счастью, железнодорожное сообщение с Бреслау еще действует, и я была там к десяти часам. Город показался мне унылым, хотя разрушений в нем пока нет. С работой я справилась быстро, наскоро осмотрела рыночную площадь и собор, а затем решила подкрепиться в местном ресторане, но кормили там так скверно, что я через силу выхлебала какой-то омерзительный суп и поспешила обратно на вокзал.

В купе вместе со мной ехали несколько женщин. Одна старуха все время мотала головой из стороны в сторону: никак не могла оправиться от шока после налета. Другая потеряла полруки, но выглядела вполне бодрой. Она направлялась в какую-то сельскую больницу. Почему-то я испытала непонятную брезгливость, и вдруг, словно угадав мои мысли, кто-то достал одеколон и опрыскал им купе. В Хиршберге к нам подсела одна девушка из нашего министерства. Она ехала из Берлина. Она виделась с Лоремари Шенбург, которая теперь хочет приехать ко мне в Круммхюбель.

Вторник, 14 марта

Письмо от Мама. У нее давно нет никаких вестей от Ирины. В Италии царит хаос. Мне вдруг стало очень тоскливо, я пошла в церковь и некоторое время сидела там, пытаясь все это как следует обдумать. Судя по всему, Ирина у себя в Риме совсем затосковала от одиночества и хочет присоединиться к нам еще перед концом войны. Какая это была бы ошибка!

Среда, 15 марта

Письмо от Лоремари Шенбург, подтверждающее ее намерение приехать сюда. Мы пошлем ей официальное письмо с приглашением войти в состав нашей группы на постоянных началах. В Берлине она чересчур суетится и тем подвергает опасности жизнь очень нужных людей.

Ужин в ресторане «Пройсишер хоф». Там только что закололи свинью, и все набросились на потроха. Я стойко держалась сыра.

Телеграфная служба вконец расстроилась по всей Германии. Отправить сообщение телеграфом – вернейший способ сделать так, чтобы оно не дошло. Что, впрочем, теперь порой бывает кстати.

Четверг, 16 марта

Посылок с едой все нет, так что сегодня мы ели на ужин сухарики, смоченные в растопленном жире от индейки.

Вчера вечером генерал Дитмар (официальный военный радиокомментатор) признал, что дела на Востоке плохи, так как русским благоприятствует Schlammperiode.[150]150
  сезон грязи


[Закрыть] Нам следует быть готовыми к серьезным поражениям, сказал он.

Что же касается союзников, то они бомбили Рим, а также Штутгарт. Берлин в последнее время не трогают.

Пятница, 17 марта

Ничто не нарушает монотонность нашего серого существования – вот разве то, что граф Шуленбург прислал нам индейку.

Суббота, 18 марта

Целый день каталась с Мадонной Блюм на лыжах под сильным снегом, а когда пришла домой, то застала Жаннетт С. за попытками справиться с ящиком вина от Меттер-нихов, который только что доставили на санках помощник посла Ш. и шофер. Мы тотчас же откупорили бутылку и устроили себе тихий пир. Я подарила Жаннетт пол-ящика в благодарность за гостеприимство.

Воскресенье, 19 марта

Опять катались на лыжах. Дома нас ожидал граф Шуленбург. Он только что получил посылку с орехами, изюмом и сушеным инжиром из Турции. Еще он принес кофе и коньяк, так что у нас был настоящий пир.

Жаннетт С. хочет на неделю вернуться в Берлин. Поскольку налетов там в последнее время не было, она даже собирается взять с собой свою маленькую дочку, которая здесь с ней живет. По-моему, это крайне неблагоразумно.

Вторник, 21 марта

Сегодня днем у нас было первое совещание с Бютнером после того, как он меня уволил. Он пытался быть любезным. Видимо, решил помириться.

Помощник графа Шуленбурга сказал Жаннетт С., что немецкая армия оккупировала Венгрию, а русские занимают Румынию. Официально об этом пока не сообщается. Приятные же нас ожидают перспективы!

Среда, 22 марта

Встали ни свет ни заря. После завтрака с настоящим кофе Жаннетт С. с ребенком отправились в путь. Мела метель. Сопровождал их помощник графа Шуленбурга Ш., явно за ней ухаживающий. Я рада, что немного побуду одна. Займусь починкой одежды и вообще приведу все в порядок.

В некоторых отношениях у Круммхюбеля безусловно есть свое сельское очарование: сегодня утром я пошла за покупками, и вдруг меня окликнул почтальон – он видел меня в булочной и после этого обошел все гостиницы (так меня и не отыскав), потому что у него было для меня заказное письмо. Трогательно!

Работала допоздна, так как из Бреслау прибыли кипы фотографий и канцелярские принадлежности; сейчас мы ищем тележку, чтобы доставить их к себе в бюро вверх по склону. У министерства есть специальный фонд сигарет чтобы подкупать местное население переносить нам тяжести: ведь транспорта здесь практически нет.

Приглашаю гостей, пока есть вино. По-прежнему нет угля. В доме все холоднее и холоднее; когда приходят гости, я включаю два жужжащих электрических вентилятора.

Четверг, 23 марта

Теперь это уже официально: Венгрия оккупирована «нашими» войсками. Новым премьер-министром стал бывший посланник в Берлине – Штояи, которого я несколько раз встречала на ужинах у Валери Аренберг: она ведь тоже венгерка. От Макиавелли в нем, насколько я помню, очень немного.

Хотя Венгрия немало поживилась за счет дружественных отношений с нацистской Германией, возвратив себе значительную часть территории, утраченной после Первой мировой войны, ее приверженность этому союзу была, мягко говоря, относительной, а участие в военных действиях Гитлера на Востоке – скромным. После того как во время Сталинградской битвы венгерские вооруженные силы были практически уничтожены, вероломный регент Венгрии адмирал Хорти вступил тайно в контакт с союзниками. Это стало известно Гитлеру; 17 марта он вызвал Хорти в Берхтесгаден. В его отсутствие немецкие войска заняли страну и объявили премьером фельдмаршала Доэма Штояи.

Пятница, 24 марта

Мои продовольственные запасы тают на глазах.

Вечером зашла к графу Шуленбургу, он показал мне телеграмму из Мадрида: ночью 17-го французское Сопротивление пустило под откос экспресс Париж-Андэ; погибли оба Ойарсаба-ля. Подробности не сообщались, говорилось только, что похороны состоялись в Мадриде. Они ехали домой в отпуск: Мария Пилар только что вернулась из Швейцарии, куда она ездила навестить их маленького сына он учится в школе Ле Розэ. На свадьбе Татьяны он нес за ней шлейф. Это трагическая утрата для всех нас, ведь они были одними из самых дорогих наших друзей. Провела вечер дома абсолютно подавленная.

Суббота, 25 марта

Закончила работу в полдень; затем, переодевшись, присоединилась к графу Шуленбургу и его помощнику, и мы отправились в санях, запряженных лошадьми министерства, на Пфаффенберг – лесистый холм посредине нашей долины. У министерства тут целый конный завод. Кучер с азиатской внешностью оказался бывшим советским военнопленным из Азербайджана. Их тут довольно много, так как немцы не хотят использовать их на Восточном фронте. Одетые в немецкую форму не по росту и очень странно в ней выглядящие, они, в общем, добродушны.

***

К немалому удивлению немцев, практически с самого начала кампании на Востоке значительное число русских пленных добровольно вызывалось служить захватчикам. Среди этих людей были жители самых различных регионов Советского Союза, но особенно охотно шли на сотрудничество представители нерусских национальных меньшинств (таких, как упоминаемые Мисси азербайджанцы), чьи земли вошли в состав Российской империи относительно недавно и у которых были свои националистические и (у мусульман) религиозные счеты с их атеистическими московскими правителями. Кто-то шел на это лишь для того, чтобы не умереть голодной смертью в немецком лагере, но многие по идеологическим мотивам, придя к выводу, что Сталин (чьи чистки совсем недавно опустошили страну) – это враг еще хуже Гитлера. К концу войны таких перебежчиков насчитывалось от 1,5 до 2,5 миллиона, чего никогда еще не бывало за всю многовековую историю России!

Уже в начале кампании кое-кто из немецкого командования понял, что единственный шанс на победу на Востоке заключается для немцев в том, чтобы заручиться поддержкой русского народа в борьбе с его коммунистическими правителями, и вскоре появились воинские части, состоящие из бывших красноармейцев в немецкой форме – сначала на вспомогательной службе в тылу, а затем и в качестве регулярных боевых частей, призванных служить также и центром притяжения для новых перебежчиков. В 1942 г. был взят в плен на Волховском фронте заслуженный советский генерал, один из любимцев Сталина, Андрей Власов, отличившийся предыдущей зимой при обороне Москвы. Вместе с еще несколькими советскими генералами он взялся создать Русское Освободительное Движение, которое, по их расчетам, разделавшись со Сталиным, повернулось бы и прогнало в свою очередь и немцев. Хотя это движение получило поддержку у многих высших германских военачальников и даже у некоторых высших чинов СС (под конец и у самого Гиммлера!), оно так и не развернулось из-за непреклонной позиции Гитлера, не желавшего об этом и слышать. В его планах для русских, даже антикоммунистически настроенных, места не было никогда – разве что в качестве рабов. Только в ноябре 1944 г. (когда советские войска уже готовились к конечному удару) Власову было позволено учредить «Комитет за освобождение народов России» и «Русскую освободительную армию», состоявшую из двух плохо экипированных дивизий, успевших лишь освободить Прагу от эсэсовских частей до того, как туда вошли советские войска. После этого они отступили на Запад и сдались союзникам, которые, выполняя ялтинские соглашения, выдали их на милость Сталина. Многие из этих «жертв Ялты» предпочли возвращению на родину самоубийство. Другие были либо расстреляны на месте, либо отправлены в ГУЛАГ, откуда мало кто вернулся. Сам Власов вместе со своим генералитетом был повешен в Москве в августе 1946 г.

***

На вершине холма есть небольшой замок, принадлежащий какому-то барону X., который сдает там комнаты, и по предварительной договоренности там можно пообедать. Нас любезно приняли хозяин и хозяйка, но когда гостей пригласили к столу, они ретировались. Нас проводили в очаровательную небольшую столовую, отделанную ситцем бледно-голубых и белых тонов, с мягким освещением – словом, в такую обстановку, о которой мы у себя в деревне давно и думать забыли. Подали восхитительный обед, завершившийся персиками со взбитыми сливками. Мы радовались, как дети на празднике. Позже хозяева дома снова вышли к нам и провели нас по замку. У них есть даже небольшая оранжерея, и они с гордостью показали нам свою первую розу. Потом подали коньяк, после чего за нами заехали сани, и мы отправились обратно в Круммхюбель.

Понедельник, 27 марта

Еще одна ветчина от Йозиаса Ранцау – дай ему Бог здоровья!

Вторник, 28 марта

В прошлую пятницу опять был сильный налет на Берлин. Я беспокоюсь, так как Жаннетт С. со времени своего отъезда не подает признаков жизни.

Ужин у Мадонны Блюм. Позже зашел карикатурист Брунс, и мы играли на трех аккордеонах. Он приехал сюда на две недели; обычно он работает ночью, а днем бегает на лыжах или играет нам на аккордеоне, пока работаем мы. Он исключительно одарен, у него неисчерпаемый репертуар, и он многому нас научил. Он крошечного роста, очень талантливый художник и, подозреваю, тайный коммунист. У него весьма «оригинальные» взгляды на нынешнюю Германию.

Среда, 29 марта

Все снег и снег.

Ханс-Бернд фон Хафтен позвонил мне из Берлина узнать, не сможет ли Татьяна приютить у себя в Кенигсварте семью Джаджи Рихтера – их дом тоже разбомбили. Во время дневного налета, когда Джаджи сидел в бункере на работе, в его дом попала фугасная бомба, разбросав членов семьи во все стороны. Слава Богу, никто не пострадал, но теперь им некуда деться. Пытаюсь дозвониться до Татьяны, но междугородняя связь, как обычно, не действует.

Четверг, 30 марта

Письмо из Берлина: меня просят приехать после пасхи. Я в восторге: очень трудно так долго находиться вдали от «центра событий». Наше здешнее малоподвижное существование полезно лишь для физического восстановления сил.

Сегодня вечером мы с Мадонной Блюм готовили картошку на ужин, и вдруг, едва держась на ногах, появляется Жаннетт С. со своей девочкой и тащит огромный чемодан. Не успела она приехать в Берлин, как в первую же ночь в ее тамошний дом попала одна из самых мощных бомб. Подвал обрушился, похоронив заживо одиннадцать человек. Сами они каким-то чудом спаслись, но ее матери теперь некуда деться, мне придется отсюда выехать, чтобы освободить ей место. Судя по всему, в Берлине сейчас сплошной ужас: нет воды (семья получает по два ведра в день, их разносят солдаты), нет света, нет газа… Жаннетт С. несколько раз возбуждала на улице неудовольствие прохожих своей «вызывающей» косметикой: теперь это считается «непатриотичным». Шляп больше не носят – в лучшем случае закутываются в шарф, чтобы не задохнуться в дыму.

Пятница, 31 марта

Весь отдел окунулся в бурную деятельность. Завтра приезжает д-р Сикс с Джаджи Рихтером и другими высшими начальниками, и они зайдут во все шале и все гастхаусы по очереди. По случаю столь важного события откуда ни возьмись вдруг появился уголь, и наше жилье отапливается практически в первый раз за зиму. Более того, «Танненхоф» заново покрасили и выстелили коврами. Бютнер в смятении издал «Приказ дня»: в воскресенье всем быть на своих рабочих местах от девяти до двенадцати. Можно подумать, что ожидается визит папы римского!

Погода наконец-то начала улучшаться, и поэтому мы особенно ворчим.

Суббота, 1 апреля.

Намеренно пришла на работу поздно – из-за завтрашнего дня. Бютнер уже рыскал по территории. Он подчеркнуто объявил, что находится там с восьми утра. Нынешний объект его придирок – после того, как он оставил в покое меня, – это профессор Михель, который, когда его отчитывают, обычно замечает: «Das kostet mir nur ein mudes Lacheln».[151]151
  «Это обходится мне всего-навсего в усталую улыбку»


[Закрыть]

Воскресенье, 2 апреля.

Пришла на работу чуть позже девяти. Погода была ясная и солнечная. Аккордеон Брунса на время спрятали, на каждом столе поставили табличку, удостоверяющую, какой именно областью нашей деятельности здесь занимаются: Bildarchiv,[152]152
  фотоархив


[Закрыть] Schrift und Wort[153]153
  письменное слово


[Закрыть] и т. п.; все напряженно стояли в ожидании явления Великого Могола. Я сидела на веранде и грелась на солнышке с Брунсом и сослуживицей из Берлина, когда меня срочно вызвали: Бютнеру требовалось обсудить какие-то тексты и заголовки.

Этим мы и занимались, когда появилась процессия, возглавляемая д-ром Сиксом, за которым следовали Джаджи Рихтер, выглядевший так, словно у него болел живот, Бем, Блант и секретарша Сикса фрау Зойстер, плюс власти предержащие Круммхюбеля, то есть Бец и прочие. Господа из Берлина были в несколько растрепанном виде: с непривычки к скользкому льду и снегу они явно спотыкались и падали по дороге к нам наверх. После этого все собрались на веранде, где к нашему всеобщему изумлению Бютнер разразился нескончаемой речью о нашей «исключительно важной» деятельности. Что за фарс! Сикс молча устремил на него взгляд, он сбился и стал запинаться. Я стояла сзади, прислонившись к двери. Когда речь Бютнера кончилась, Сикс сказал несколько слов о необходимости обеспечить больше места для фотоархива (следовательно, для меня!) и т. п., и они заковыляли обратно вниз по склону, а мы пошли бегать на лыжах.

В течение следующих трех дней Сикс будет занят где-то в другом месте, так что нас не будут беспокоить, но он объявил, что нанесет нам еще один инспекционный визит в среду.

Вчера его секретарша фрау Зойстер неожиданно пришла ко мне и умоляла явиться сегодня утром на работу. Как я поняла, они боялись, что я вместо этого пойду бегать на лыжах! Что они, с ума сошли: это в присутствии Тигра-то? Он слишком опасный для меня человек, чтобы я позволила себе легкомысленно относиться к своим обязанностям, пока он здесь. Да и вообще с моей стороны было бы непростительной глупостью настраивать его против себя по такому пустяковому поводу, зная, что нам предстоит..[154]154
  Здесь Мисси явно опять намекает на готовящееся покушение на жизнь Гитлера


[Закрыть]

Фрау Зойстер обещала Джаджи. и еще двоим господам из Берлина, помогавшим ей в дороге справиться с ее тяжелым багажом, чашку кофе. Я предложила ей принять их в нашем доме, так как больше ей сделать это негде. Мы с Мадонной Блюм едва успели дойти до дома, снять боты и предупредить Жаннетт С., как появились Джаджи, Бем и Блант. Фрау Зойстер обеспечила кофе, а я вино. Мы очень мило побеседовали: ведь эти трое – одни из последних оставшихся в отделе порядочных людей. Они не знают, как быть с Сиксом, и спросили у нас, не могут ли они привести его к нам с собой после ужина. Что же, возможно, это будет с нашей стороны умной политикой. Вечером они действительно привели его с собой, и мы принимали гостей допоздна, причем ноту веселости в наше общение вносила одна лишь Жаннетт.

Понедельник, 3 апреля.

Семейство Ранцау переправляет все свои ценные вещи из Бухареста сюда, к родственнице Йозиаса. Судя по всему, они там очень встревожены, ведь фронт приближается с каждым днем.

Вторник, 4 апреля.

Погода быстро портится, и я, воспользовавшись присутствием Джаджи Рихтера, решила поехать с ним тайком в Кенигсварт на уикэнд. Он наконец решился отправить свою семью к Татьяне, и не исключено, что мне удастся даже выхлопотать официальное разрешение его сопровождать. Ехать поездом будет тяжело: теперь поездка занимает восемнадцать часов вместо пяти.

Среда, 5 апреля.

Джаджи Рихтер не только добился у д-ра Сикса разрешения для меня сопровождать его в Кенигсварт, но и устроил так, что мы выезжаем уже в пятницу (обосновав это тем, что должен переговорить со мной еще по ряду служебных вопросов).

Сегодня такое жаркое солнце, что мы с фрау Зойстер забрались на крышу нашей веранды. Там мы говорили о делах, и скоро к нам присоединились Джаджи и профессор Михель, а рядом в уголке, сняв рубашку, загорал Брунс. Джаджи неожиданно сообразил, что ранее Брунс ни в каких совещаниях участия не принимал. Поскольку здесь все немедленно получает гриф streng geheim,[155]155
  «совершенно секретно»


[Закрыть] то было решено, что как только мы спустимся с крыши, Брунс принесет присягу секретности.