Текст книги "Тайник теней"

Автор книги: Мария Грипе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Пришло на удивление короткое письмо от Берты. Вернее сказать, не письмо, а сочинение, в котором она с трепетом и легким смущением, но совершенно серьезно рассказывает о своем понимании «любви».

У Каролины ком стоит в горле, когда она читает письмо. Фразы, продуманные и хорошо построенные, располагаются в нем подобно цветам на клумбе: красивые и аккуратные строчки одна за другой, выписанные прекрасным почерком Берты. Порой они кажутся несколько высокопарными, но Каролина, хорошо знающая Берту, понимает, как емко каждое слово, как много может узнать тот, кто хочет и умеет читать между строк. Ей кажется, что Берта начиталась Эллен Кей. Во всяком случае, она воспринимает любовь как Евангелие, ни больше ни меньше. Как своего рода религию.

Но прежде всего это грустное письмо. В нем, безусловно, идет речь о Берте и Арильде, хотя его имя не упоминается ни разу.

Хедда как-то сказала, что, насколько она понимает, Берта сильно привязана к Арильду. Каролина объяснила себе это так, что Берта просто влюблена в него, но не хочет этого показывать. Совсем не обязательно речь идет о любви, добавила тогда Хедда. Может, тут дело в глубокой преданности, но Каролина продолжала сомневаться. Она сама много раз приходила к мысли, что Берта питает к Арильду нечто большее, чем дружеские чувства. В общем-то, одно не исключает другого. Все может начаться с преданности, которая лишь постепенно перерастает в любовь. Или с любви, которую долго скрывают, но которая наконец становится очевидной.

Берта часто говорила о «гармонии душ», и во время их последней встречи она стыдливо призналась, что Арильд – ее лучший друг. Она не сказала ничего больше, но и из этого было ясно, что речь идет о чем-то большем, чем дружба – о весьма глубоком и серьезном родстве душ.

И вот Каролина получает это письмо.

Она крутит его в руках.

Хотя в нем повествуется о столь глубоких и серьезных чувствах, само письмо кажется странно безличным. Словно небольшое школьное сочинение на тему «Любовь и дружба», написанное под присмотром преподавателя. Стоившее автору определенных терзаний, боязни не найти правильных слов и провалиться на экзамене – возможно, с мотивировкой: «Тема понята неверно».

В нем сквозит нечто вымученное.

И это Берта, которая всегда так легко облекала мысли в слова! Здесь же заметно, что она по-настоящему борется с ними. И даже если она сама верила в то, что писала, создается впечатление, что слова эти принадлежат не ей. Поэтому письмо выглядит каким-то натянутым. Тот, кто влюблен, обычно не мучается в поисках слов.

А может, чувства вынуждают ее быть сдержанной? Может, Берта думает, что не имеет на них права? Особенно если предмет любви действительно Арильд, а, скорее всего, это именно он – у Берты не так много знакомых молодых людей. А Арильда она поместила для себя на маленький пьедестал раз и навсегда.

Сам же он, конечно, ни о чем не подозревает.

Пока они с Бертой жили в Замке Роз, Арильд проявлял больший интерес к ней, Каролине, что едва не закончилось трагично, потому что она в то время изображала брата Берты.

Бедная Берта, как она, наверно, страдала!

Она была вынуждена наблюдать восхищенные взгляды Арильда в сторону так называемого брата, который в действительности был девушкой, настаивавшей вдобавок на том, что она на самом деле приходится Берте сестрой… Как она такое перенесла?

Спрашивать ее об этом не имело смысла, она бы только покачала головой и ушла от ответа. Но Каролина все же знает. Вне всякой связи с Эллен Кей Берта обладает особым даром дружбы и любви, который тогда, безусловно, придал ей сил. Она могла любить Каролину и Арильда одинаково сильно, не говоря уж о Розильде. Она способна любить их всех. Одновременно.

Поэтому это маленькое натужное послание оставляет странное впечатление. Как будто когда Берта говорит о любви, слова застревают у нее во рту. Удивительное дело! Берте, которая, безусловно, лучше других своих ровесников чувствует и знает, о чем речь, в письме с трудом удается правильно выразить свои чувства. Во всяком случае, так кажется Каролине. Ей было неловко за Берту.

Зачем она все это написала?

И почему послала именно Каролине?

Если ею двигало желание излить на бумаге свои переживания, то почему бы не спрятать это письмо в ящике письменного стола?

А что если Берта попала под влияние чар Замка Роз, как и сама Каролина когда-то? Конечно, у нее нет там семейных связей. Лишь опосредованно, через Каролину, которой Берта приходится сводной сестрой точно так же, как Каролина приходится сводной сестрой Арильду. И разумеется, Розильде. Конечно, это странно для Берты, но, видимо, притяжение замка повлияло и на нее.

В свое время замок произвел на обоих девушек-фантазерок поистине ошеломляющее впечатление. Приехав туда, они решили, что оказались прямо в сказке. Наверно, особенно Берта, которая живет в благополучной семье.

Для Каролины все было гораздо проще. Поскольку у нее никогда не было такой сильной привязанности к дому, она не так теряется, когда жизнь начинает преподносить сюрпризы. Она знает, что все может измениться в одно мгновение.

Но, конечно, и она оказалась околдована Замком Роз! Разница между ней и Бертой была в том, что она не стала долго раздумывать и сразу поддалась течению. Всецело и безрассудно. А Берта все время силилась сохранить здравомыслие и рассудительность и не потерять головы. В то же время пытаясь угодить всем в замке. Между прочим, она так воспитана.

Берта всегда стремится угодить. Каролине ее очень жаль, и она приложила все силы, чтобы выбить из нее эту дурь. Она считает, что Берта слишком уступчива, но сама Берта утверждает, что это не так, хотя на первый взгляд именно так и кажется. По ее мнению, быть уступчивой – это лишь способ сделать так, чтобы людям было легко жить рядом друг с другом.

Возможно, Берта полностью права. При тех отношениях, которые сложились в Замке Роз в то время, такая, как она, была, безусловно, необходима. Умный человек, который считает совершенно естественным уступать другим, забывая о собственных интересах.

Все доверяли Берте свои секреты. Разумеется, втайне от других и с просьбой никому не рассказывать. Все это она была вынуждена нести в себе в одиночку.

К тому же у Берты была Каролина, у которой то и дело возникали различные сложности, как с самой собой, так и с другими. И которая ни разу не поинтересовалась, что думает и чувствует Берта. Кстати, никто другой тоже этим не интересовался. Ведь Берта никогда не жаловалась. Все свои мысли и суждения она держала при себе. Впрочем, это тоже черта ее воспитания.

А Каролина в то время была занята лишь собственной персоной. Как будто во всем мире только у нее одной были чувства, о которых стоило говорить. А все прочие люди интересовали ее лишь постольку, поскольку в них, как в зеркалах, отражалось то впечатление, которое она на них производила. Чтобы она могла лишний раз убедиться в собственном превосходстве.

Исключением была только Берта, которая значила для Каролины больше, чем все остальные. Но даже в этом случае в ней брал верх эгоизм. Для собственного спокойствия Каролине хотелось убедиться, что Берта любит ее как настоящую сестру. Это стало постоянной темой разговоров с бедняжкой Бертой. Утром, днем и вечером Берте приходилось уверять Каролину в подлинности своих чувств.

Наверняка это было тяжким испытанием.

А вместо того, будь Каролина внимательней к Берте, она, возможно, завоевала бы доверие сестры в том, что касалось Арильда.

Но на это у нее тогда не хватило ума. Каролина так боялась потерять Берту и в то же время не произвести на других впечатления независимой особы, что все время бросала вызов окружающим и постоянно впадала в крайности.

Наверно, она была просто невыносима!

Странно, что никто ее не раскусил!

Ей, конечно, удалось поводить всех за нос. Не Берту, разумеется, но, с другой стороны, Берта всегда всем все прощала. Ей не следовало так поступать. Такова ее сущность – и это, наверно, тоже характерно для ее воспитания…

Бедная Берта…

Лишь бы только она не воспринимала все так серьезно, раз уж ей суждено влюбиться. Ей следует больше думать о себе, проявить хотя бы немного эгоизма. В противном случае ее станут использовать, и тогда останется лишь пожалеть ее.

Но, может, все-таки не стоит ее жалеть. Но возможно, что в конечном счете более жалок будет тот, кто страдает гордыней. Как, например, Каролина.

Она живет так: все либо ничего.

Никаких полутонов не существует.

В противоположность Берте – и даже Ингеборг – Каролина не склонна проявлять тонкость, она не замечает оттенков, рубит сплеча. Она хорошо знает это, но ей кажется, что изменить это не в ее власти. Во всяком случае, изменить надолго.

За что бы она ни бралась, она должна быть впереди всех и лучше всех!

Так было даже когда она нанялась горничной в дом Берты. У них была опытная экономка, которую Каролина доводила до бешенства тем, что стремилась перещеголять ее во всех вопросах ведения хозяйства.

Ведь Каролина на дух не переносит ничего рутинного и заурядного.

Пусть другие люди будут бездарными. Но только не Каролина.

То же касается и театра. Если уж становиться актрисой, то самой лучшей, самой великой, самой успешной – или не становиться вовсе.

Никаких полутонов.

Все или ничего!

Точно так же и в отношении любви.

Поэтому-то ей сейчас не до любви. На это ушло бы слишком много сил. Она не может, подобно многим своим сверстникам, предаться долгим и прекрасным мечтаниям и розовым грезам. Она хочет сама быть себе хозяйкой, а не оказаться во власти чувств и страстей, как в бурном море.

Для Каролины любовь – это не мир грез. Любовь существует в повседневной действительности. Но только пока ее следует избегать. Каролина должна прежде успеть многое другое.

Но как только она решит, что время для любви настало, то снова последует своему правилу:

Все или ничего!

Вот поэтому Каролине стало немного тоскливо на душе, когда она прочла деликатное и безропотное послание Берты.

«Дорогая сестра!

Хотя у меня совершенно нет времени, за последние дни мне пришлось много писать. В основном я записываю свои размышления в маленькую красивую записную книжку, ту самую, в кожаном переплете, которую, как ты знаешь, мне каждый раз на Рождество дарит папа и которая частенько оказывается исписанной уже в конце лета.

В этом году переплет коричневый с фиолетовым.

Конечно, эта книжка слишком хороша для моих скромных мыслей, – ты, разумеется, об этом знаешь, – однако, с другой стороны, в ней хранится все, что я в исключительных случаях поверяю бумаге и что предназначено лишь для меня. Никто другой никогда этого не прочтет.

Никто на свете.

Поэтому я даже записываю туда то, что не осмелилась бы записать нигде в другом месте.

Раньше я использовала папины записные книжки только для того, чтобы процитировать мысли других. А теперь я пытаюсь заполнить их своими. Не без некоторого трепета, конечно, поскольку не чувствую себя действительно достойной этого. Я имею в виду – достойной высказывать такие возвышенные суждения. Это кажется мне несколько самонадеянным. Особенно когда я касаюсь слишком больших тем.

Сейчас я пишу по большей части о любви. Пытаюсь ее осмыслить.

Полагаю, почти все когда-то в своей жизни размышляли об этом.

Мне же любовь видится неким даром, о котором далеко не все вправе мечтать. Возможно, это звучит несправедливо. Но любовь – это такая вещь, которую нужно заслужить.

Как же стать достойным любви?

Многие до меня задавались этим вопросом. Думаю, готовить себя к этому великому дару нужно как можно раньше. Но сама я пришла к пониманию этого лишь совсем недавно. И возможно, уже опоздала. Я оказалась не готова.

Дар любви – это двойной дар.

Состоит он из двух частей. Одна часть – это твои собственные чувства. Другая – чувства твоего избранника. Бывает, приходится довольствоваться чем-то одним. Другими словами, можно самой испытывать любовь, но никогда не зажечь ответного чувства. Или наоборот. Но первое происходит чаще. Во всяком случае, с нами, женщинами.

Тогда говорят, что человек страдает от несчастной любви.

Но я верю, что истинная любовь не может быть несчастной. Не имеет значения, будет ли взаимно твое чувство, поскольку уже сама способность любить заключает в себе счастье. А вовсе не страдание.

Но не все обладают этой способностью.

Это касается и дружбы. Многие не умеют дружить, но все же здесь есть разница, потому что дружба – более взаимное для обоих чувство, чем любовь. В дружбе тоже приходится бороться за то, чтобы стать ее достойным, но зато получаешь право требовать что-то в ответ. Я полагаю, требовать следует, и не только ради самого себя, но даже больше ради другого. Иначе отношения станут односторонними и будут хромать, как калека. Нельзя только давать, нужно и получать.

Однако в любви такого взаимного обмена нет.

Любовь всегда есть дар, от которого ничего нельзя ждать взамен. Это было бы более чем дерзостью. Если я когда-нибудь кого-нибудь полюблю, это само по себе станет для меня таким великим подарком, что мне будет нечего больше желать от жизни. Я не осмелилась бы даже желать, чтобы меня полюбили в ответ. А если все же это случится, это будет таким великим счастьем, что мне будет страшно принять эту ответную любовь.

Ведь как мне распорядиться этим даром?

И если вдруг любовь исчезнет – где найти силы, чтобы это пережить?

Потому я никогда не стану требовать ничего большего от любви, только бы иметь возможность испытывать это чувство в своем сердце. Тосковать, мечтать, слагать стихи о возлюбленном – это для меня самое большое счастье.

Вот, дорогая сестра, такой видится мне любовь…

И пусть наша дружба будет вечной! Мне этого так хочется.

Преданная тебе Берта».

На такое письмо нелегко ответить. Хотя, возможно, на него и не нужно отвечать. Скорее всего Берта не ждет никакого ответа.

Ей просто хотелось высказать то, о чем она думала. Конечно, она знает, что у Каролины иное мнение, и едва ли надеется на продолжение дискуссии о любви. Эта тема очень болезненна для нее.

Когда Каролина читает письмо, ее охватывает нежность к сестре, и ей хочется сразу же ответить парой строк, но она просто-напросто не знает, что писать. Она бы просто обидела Берту.

Для Каролины довольствоваться неразделенной любовью немыслимо.

Все то, о чем пишет Берта – «тосковать, мечтать и слагать стихи» о предмете своей нежной привязанности – кажется ей просто слабоумием. Бессильным и безропотным.

Каролина перевернула бы небо и землю и сделала бы все, чтобы завоевать возлюбленного – если бы он, конечно, был этого достоин. То есть оказался бы достаточно сильным и упорным мужчиной – не только в своей любви, но и по характеру в целом.

Удивительно, что Каролина, которую считают такой властолюбивой – и которая, безусловно, такова на самом деле, – могла бы полюбить лишь действительно сильного мужчину, того, который никогда никому не подчинился бы. Даже ей. Он должен быть независимым, как она сама. Таким, который никогда не окажется у нее под каблуком. Который, как и она сама, никогда не станет никому на свете повиноваться.

Время повиноваться навеки прошло. Каролина знает, что это такое, ведь она пережила годы настоящей зависимости – в первую очередь от людей, которые существовали лишь в ее фантазиях: от настоящей матери, от сильного отца, от сестры.

Хотя братья-сестры у нее все же существуют на самом деле, и за это она благодарна.

Но родителей все время недостает.

Однако Каролина достаточно намечталась о них. Больше никаких воздушных замков. Быть свободной, сильной личностью, которая живет настоящей жизнью! Но не значит ли это, что Каролина должна отказаться от фантазий и сочинительства?

Вовсе нет. Совсем наоборот.

Только пусть вначале фантазии и вымыслы воплотятся в действительность и обретут какой-нибудь смысл.

Каролина никогда не бросится в пучину грез о возлюбленном, который не питает к ней ответных чувств. Если именно это и есть романтика, то тогда Каролину едва ли можно назвать романтичной особой.

И в ней мало общего с Сибилой Вэйн, молодой актрисой из «Портрета Дориана Грея».

Сибила описана в книге как исключительно талантливая молодая актриса. Она играла Джульетту, Розалинду, Беатриче, одну классическую женскую роль за другой, и во всех была гениальна, совершенна и неотразима. Она названа «той, что вобрала в себя всех великих героинь мира».

И вот она безумно влюбляется в Дориана Грея. И вдруг начинает играть совершенно бездарно. Как будто ее подменили, она становится скованной и манерной. Голос ее делается глухим, интонации – неестественными и фальшивыми. У нее исчезает художественный вкус, и она в мгновение ока превращается в совершенно безжизненную деревянную куклу.

Публика громко негодует, открыто показывает свое разочарование, хихикает, топает, свистит, некоторые даже покидают зрительный зал. Одним словом, она терпит на сцене полное фиаско, которое актеру и в кошмарном сне не приснится. Но Сибила остается на удивление спокойной. Полностью осознавая произошедшую катастрофу, она ведет себя так, словно это ее не касается.

После представления Дориан Грей в отчаянии врывается за кулисы, он уверен, что Сибила заболела. Но она встречает его взглядом триумфатора, глаза ее блестят странным блеском, на губах играет таинственная улыбка.

Охваченная невероятным счастьем, Сибила признается Дориану, почему так ужасно играла на сцене, она восклицает:

Дориан, Дориан!.. Пока я вас не знала, я жила только на сцепе. Мне казалось, что это – моя настоящая жизнь. Один вечер я была Розалиндой, другой – Порцией… размалеванные кулисы составляли мой мир. Я жила среди призраков и считала их живыми людьми. Но ты пришел, любимый, и освободил мою душу из плена. Ты показал мне настоящую жизнь. И сегодня у меня словно открылись глаза… Сегодня вечером я впервые увидела… что лунный свет в саду не настоящий… И слова, которые я произносила, были не настоящие, не мои слова, не то, что мне хотелось бы говорить. Благодаря тебе я узнала то, что выше искусства. Я узнала любовь настоящую… Мне надоело жить среди теней. Ты мне дороже, чем все искусство мира… Я теперь ненавижу театр. Я могла изображать на сцене любовь, которой не знала, но не могу делать это теперь, когда любовь сжигает меня, как огонь.

Тогда Дориан Грей отворачивается от Сибилы Вэйн. Ее признание вызывает в нем отвращение. Он не понимает ее.

«Ты убила мою любовь!» – кричит он.

С этих пор Сибила перестает для него что-либо значить. Он любил ее за ее искусство, за то, что она «сумела воплотить великие грезы поэтов и вдохнуть жизнь в тени изящных образов». Все это Сибила отринула и стала казаться ему глупой и легковесной.

Этот эпизод глубоко волнует Каролину. В Дориане Грее проснулось отвращение. Невероятная жестокость и ненависть. Каролина не хочет оправдывать его. Но ход его рассуждений ей до некоторой степени понятен.

Она не понимает доводы Сибилы Вэйн. Хотя глубоко ей сочувствует. Но не может согласиться с тем, что действительно сильное чувство может правдиво сыграть лишь тот, кто никогда его не испытывал.

Сибила считала, что если человек целиком и полностью охвачен чувством, то он перестает творчески вживаться в роль, его игра из подлинной и независимой превращается в судорожную попытку всеми силами передать свое чувство или его подобие. А это, конечно, невозможно. Актер рискует сфальшивить или передать всего лишь слабый отблеск действительного чувства.

Не поэтому ли Каролина интуитивно сопротивляется любви?

Но в таком случае залогом хорошей игры для актера должно стать стремление постоянно остерегаться собственных чувств. Стало быть, все великие актеры никогда не должны любить и страдать? Иными словами, они должны быть пустой оболочкой. Безжизненными марионетками.

Отвратительная мысль! Но, слава богу, она далека от действительности. Все хорошие актеры, которых знает Каролина, но крайней мере большинство из них, напротив, в жизни производят впечатление невероятно отзывчивых людей. А плохие и посредственные актеры – пустых и бездушных.

Так что Сибила Вэйн ошиблась.

Хотя когда тебя охватывает такая большая и сильная любовь, то в самом начале такого чувства, пока оно тебе еще в новинку, ты воспринимаешь все именно так. Это естественно. Возможно, Сибила переменила бы свое мнение, будь у нее для этого время и возможность.

Актерское мастерство Каролины скорее достигло бы невероятных высот, если бы она всерьез в кого-нибудь влюбилась. Опасность заключалась бы лишь в том, что она могла бы потерять связь с действительностью и позабыть, кто она и где находится.

Правда, бедняжка Сибила Вэйн поначалу тоже так думала…

Да, не так-то легко знать заранее, как человек себя поведет, и история Сибилы Вэйн, безусловно, заставляет всерьез задуматься.

Каролина уже вернула Давиду книгу. Предварительно переписав из нее отдельные фрагменты, над которыми ей хотелось еще поразмыслить. Когда Давид спросил, каково ее впечатление, она не смогла ответить. Ей не хотелось говорить об этой книге. Особенно с Давидом. Кажется, его слишком взволновали ее порочные образы.

Историю Сибилы Вэйн Каролина рассказала Ингеборг, которая не читала книги. Каролина и не хочет, чтобы Ингеборг ее прочла, потому что многие эпизоды книги отвратительны, а Ингеборг отличается особой чувствительностью.

Она очень серьезно отнеслась к тому, что произошло с Сибилой. Ее пугает то, что она сама могла повести себя подобным образом, поскольку на сцене тоже становится заложницей своих чувств. Пока она испытывает их, так сказать, косвенно, через роли, которые играет, у нее все получается. Потому что это зависит всего лишь от того, насколько ты вжился в роль.

А если бы ее поглотило такое же сильное чувство, как то, которое она должна изобразить на сцене, то неизвестно, как бы все повернулось. Возможно, это оказалось бы сильнее ее таланта к перевоплощению. И она начала бы сравнивать действительное чувство с тем, которое играет. Возможно, тогда она поняла бы, что фальшивит, и не нашла бы в себе сил продолжать играть.

– Такое никогда не приходило мне в голову, – в ужасе признается она Каролине. – Но такое вполне может случиться. Я просто потрясена… Надо постараться не влюбляться снова по-настоящему.

Снова?

Каролина и не знала, что Ингеборг уже была по-настоящему влюблена. Она с удивлением смотрит на подругу, а та, кажется, раздосадована.

– Что тут такого? – спрашивает Ингеборг. – Разве ты никогда не влюблялась?

– Влюблялась, и не однажды. Но всерьез ни разу.

– Твое счастье.

Каролина в ответ смеется. Ингеборг слегка обижается, но не меняет тему разговора и задумчиво продолжает:

– Впрочем, ты – другое дело. Ты гораздо более рассудительна, чем я. И как актриса тоже. Ты можешь рассчитать впечатление, которое производишь, и всегда точно знаешь, что делаешь. Ты умеешь отделить чувства, которые испытываешь, от тех, которые должна сыграть. Чувство не может поразить тебя как гром среди ясного неба. А для меня же все, что связано с чувствами, подобно тайфуну… Я ничего не могу с ним поделать. Ты бы меня видела.

– Не преувеличивай. После Берты ты самый уравновешенный человек, которого я когда-либо видела. Скорее уж я могу увлечься и потерять над собой власть.

Но Ингеборг качает головой.

– Нет, не тебе так говорить. Ты меня плохо знаешь. Случалось, я становилась сама на себя не похожа. Но тебе невдомек… ведь ты меня такой не видела.

Ингеборг улыбается, но голос ее очень серьезен. Она испытующе смотрит на Каролину:

– Хотя… Что я, в сущности, о тебе знаю? В том, что касается любви… разве бывают уравновешенные люди?

Каролина бросает на нее короткий взгляд и начинает говорить о другом.