Текст книги "Вкус долины смерти"

Автор книги: Мария Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7. Боль приходит не одна

Докери всё очень высокомерный, да ещё и сноб. И с характером проблемы, сидит у себя, работает, а мы с Эдрианом наверху. «Как будто он утратил признаки существования», – задумался папочка. И это чистая правда! Мы скорее походим на здешних мертвецов, чем он. Кровавая ночь прошла без особых происшествий, правда, сожгли трейлер чей-то. Сектанты, наркоманы, маньяки – чем только не полон наш городок. А ещё и нечисть под боком, люди покидают его, в школу дети не ходят. Я боюсь, что и нас скоро выгонят, т.к. губернатор не потерпит нашествия вампиров.

Я сходила в супермаркет как раз в 8 часов вечера. Потом решила поужинать, голосуя на дороге. Я должна найти одного насильника, так что я снимаю жакет и остаюсь в одном топе. Этим я увеличиваю шансы привлечь не только того, кого мне нужно, но ещё и пьяных школьников.

У меня сегодня не по расписанию. Я знаю, что нужно вносить коррективы в мой ежедневник. Вряд ли Док одобрит. Эдриан меня поругает и опять будет зачитывать вампирский устав. И тут я вижу его зеленую легковушку. Я в неистовстве: махаю руками и прошусь остановиться.

Мужчина странно посмотрел на меня. Глаза его сверкнули неестественным блеском, так моги смотреть только сумасшедший. Он был худым, некрасивым, средних лет, в грязной засаленной одежде, потому что работал в автомастерской. Я знала его, и теперь он попался с поличным.

– У меня на вас только 30 минут, к сожалению. Пятнадцать из которых я высасываю вашу кровь, а остальные пятнадцать избавляюсь от вашего трупа. Весьма мило, да? Папа не доволен моим временем. Он все делает гораздо быстрее. Думаете, за сколько времени я смогу разделаться с вами? И не отвечайте. Люди не точны. Вы мне нравитесь, – я порочно подмигнула ему.

Он посмотрел на меня, как на тронутую. Я опередила его мысль и уже залезла в машину, с невероятной быстротой оказавшись внутри.

– Привет! – я дьявольски улыбнулась. – Пристегнулись? Супер!

Вивьен готова была нанести смертельный удар, последний раз посмотрела на этого насильника, которого не раз встречала в парке или на машине в городе. Он, как и я, вампирша, выслеживаем с глубоким трудом жертв, корпим над своей конфиденциальностью, заметаем следы. В эту минуту она поняла, как мы похожи в этом и только одно нас отличает.

Мне удалось резко стукнуть по виску, и человек потерял сознание. Я ждала этого звука оглушительного удара и даже засмеялась, как будто вышла из Чистилища. Я проговорила вслух:

– В точку! Как говорит мой отец, первый удар – решающий удар. Он бы еще мне добавил: "Хороший и весьма меткий джэб".

Вдруг меня затрясло. Я отшатнулась от дороги. Всё поплыло, пространство-время лопнуло, и я понеслась в хребтах безумия внутрь себя. «Что мне подсыпали! Мне жутко плохо! – вертелось в моей голове».

Я отшатнулась от него и упала навзничь, вывалившись из машины. Я точно поняла, что они дали ему лекарство, отраву для обычных вампиров. Я ползла по обочине, вся в грязи, с непонятным чувством потери пространства в голове, полнейшей дереализацией.

– Это она! – я услышала крики и лай собак.

Меня осветили фонарём, потом что-то тяжёлое упало на голову, и я больше ничего не могла сделать. Ноги и руки не слушались, похоже я слишком долго падала в кротовую нору.

Первой пришло не моё сознание, а боль, она вцепилась в мои внутренности. Я обнаружила себя лежащей на полу в каком-то неописуемо тёмном месте. Руки и ноги были связаны цепями и всё это было приковано к чему-то. Я дернулась и закричала от боли, упав на что-то очень и очень острое. Капкан! Он схватил моё бедро и вонзился в мягкие ткани, проткнув ногу чуть не пополам. Из тьмы вышел кто-то, я увидела дым сигареты и огонёк, который приближался ко мне.

– Давно тебя хотели поймать.

Я не могла различить голос. Голос, вылезший из тьмы и давший о себе знать, опять замолк. Я лежала, извиваясь, как червяк, скованная цепями и иглами. Человек приблизился и нагнулся, я не могла повернуть голову, чтобы узнать.

– Я знаю, кто вы? – зашептала я.

– Боюсь, что нет. Мы долго тебя искали, следили. Ты нужна нам живой, чтобы поплатиться за свои грехи. Все вампиры вашего проклятого округа узнают об этом.

Инквизиторы…Почему я никогда никому не верю? Почему всё плохое должно упасть на меня и забрать в свой страшный водоворот событий? Может я в страшном сне. И тут я поняла, что конец. Всё! Точка! Меня сжарят заживо, а так и не увижу Париж, не прогуляюсь по улочкам Монмартра, не сниму свой фильм, не попрошу прощения у папы…всё это умрёт вместе со мной, и я лишь буду сгустком энергии в этой Вселенной. Надо бороться за себя и свою жизнь. Всегда не сдаваться, быть сильнее врагов, сильнее подлецов и лжецов. Нет, папа меня обязательно ищет. Он не бросит просто так. Я глупая и тупая девчонка, а он папа. Я не знаю, сколько пролежала: час, два, а, может, так целый день.

–Убив меня, вы ничего не добьётесь. Вампиры там и будут жить. Я чувствую, как от вас несёт…человеком, – пролепетала я.

– Ты думаешь, деточка, среди нас нет кротов? Нет вампиров, завербованных людьми? У нас бензин на готове. И видеокамера. Сейчас включим свет и начнём.

Чувствую тошноту и боль, словно все мои внутренности перемешали. Потом их вылила на сковородку и приготовили. Меня вырвало еще до того, как родилась, я почувствовала небывалую тошноту еще в утробе матери. Я через ее кости осознала, что этот мир невыносим. Он злой, был злым и останется таким же с дикими, горящими от ненависти и садизма людьми. Я прикрываю глаза и готовлюсь принять смерть, такой, какая она есть. Вдруг меня тошнит и вылезает темно-красная жижа. Человека отшатывает от омерзения. Я смеюсь и всё. Пустота.

Меня вырывают с неимоверной силой, и я лечу сквозь Вселенною. Полёт мой длится веками, и имя ему «смерть».

Я слышала об этой организации, я их зову попросту инквизиторы. Я, как бабочка, подлетевшая к огню слишком близко, упала в их сети. Мне очень жаль, что все страдания на мою долю. Я хочу убить язву общества, а они собираются и выслеживают меня, чтобы опорочить доброе имя. Я уверена, что так нельзя поступать. Мне не везёт с рождения.

Глава 8. Доверься мне, я хирург

Я поняла эту истину жизни слишком поздно, когда, меня прибитую к дереву, отдирали с гвоздями, когда я не могла рыдать, и слезы текли бурыми потоками, а я немощно хваталась за все живое руками. Я поняла то, что в этом мире существует только семья. И ничего нет важнее семьи. Меня словно молнией осенило, пробило каждую клеточку моего тела; и ничего не могло быть иначе важного, чем семья, чем те люди, которые будут с тобой до последнего, до точки, до самого страшного суда ты будешь смотреть на них и находить себя.

Я плакала и скребла сырую землю, поражаясь этой страшной и одновременно пронзающей истине. Эдриан тоже плакал, не догадываясь, что я плачу не от боли, а от удара истины.

Яркий свет, как при рождении, освещает моё лицо, я жмурюсь, испытывая неимоверные страдания. Глаза в безумии не могут отвертеться от света, это необратимость, внутренний коллапс, я не могу пошевелить конечностями, меня сдавливает этим чувством. Где я? Я привязана? Что со мной сделали эти мерзавцы? Я не могу произнести ни слова, но это не сонный паралич, а кошмар наяву. И вдруг я пробуждаюсь. От сильного толчка, я падаю навзничь и что-то сотрясается и рвётся, и гремит, и зудит. И да: я чувствую боль. Мой крик, вырванный из самой глубины души, сотряс эти стены. Я услышала топот и ропот. Вдруг кто-то потащил меня опять наверх. Однако я ничего не могу различить белый свет и размытые мрачные тени.

– Деточка, деточка… – я понимаю, я различаю голос Эдриана.

Он о чём-то спрашивает Докери. Я понимаю, что Уильям и есть это белое пятно. Тот машет руками и что-то громко говорит.

– Я жива… – медленно шепчу я, чувствуя, что Эйди не понимает.

Потом провал. Опять полнейшая темнота. Я проплываю по пустыне разума, вспоминая все свои грехи, всю боль, которая так сильно сдавливала мои внутренности вдруг она потекла. Я парила над небом и видела множества лиц, знала их, их угнетала скорбь и коробило отчаяние. Одно из них так сильно напомнило мне одну женщину, что я решила остановиться. И имя её было «мама». Она отказывалась смотреть на меня, потому что вместо рук у меня выросли щупальца. Я махала ими как ластами и пыталась задеть за живое, но всё провалилось внутрь. У меня было второе пробуждение.

Докери стоял надо мной и медленно, но настойчиво повторял моё имя. Я ответила на его призыв пробудиться. Но опять не могла пошевелить ни руками, ни ногами.

– Не волнуйся: ты привязана, чтобы опять не свалиться, – его голос, как молот, обрушивался лавиной на мою голову.

– Как я?

– Вполне жива, Вивьен. Колото-резаные ранения в области… – я не понимала о чём он говорит, я просто отключилась. И смотрела в одну точку, а голос всё гудел и гудел…

– Хватит…я хочу крови.

– Я тебе давал кровь, – произнёс он твердым тоном.

– Ещё…не могу…

– Вивьен, надо терпеть. Если я тебе дам большую дозу крови, то, боюсь, что мои швы и вся работа испортится. Где у тебя болит?

– В бедре…как гвоздь. Ослабь жгут.

– Приму к сведению, – он что-то записал, – А ещё где?

– Рука…

Я опять провалилась в сон, попав на чёрный парад несбывшихся надежд и мечтаний. Сны были такими реальными и неотвратимыми, цветными и черно-белыми, что я пускалась в удивительно путешествие по долам своего разума и наступающего безумия. Я полностью доверяла Уильяму, я верила, что он знает, что делает. Но сознание моё ошибки, того что я попалась в руки карателями, не давало мне покоя.

С кем не бывает…Со мной этого не могло быть, я пренебрегла всеми правилами, чувствовала, что за мной следят, потому что я – то гремящее звено боя против них. Что подумает Монтгомэри? Я же приняла удар на себя, но меня, как я понимаю, спасли или меня просто отказались убивать. Мне сейчас было не до тяжелых измышлений о сущности бытия.

Я просто хотела залечить раны, как раненое животное, найти безопасный угол. В меня раньше стреляли, протыкали ножами, но я уклонялась, а сейчас все так и разорвало моё бедное тело, измученное и посиневшее.

Я просыпалась, принимала кровь и засыпала, я чувствовала подле себя Эдриана, Докери и по отдельности. Они говорили со мной так ласково, будто я имею цену. А что было то?

Из записей этого происшествия:

– Докери, неси её в машину, – закричал Эдриан, сняв свою куртку и положив на дочь, – Я должен убить этих мерзавцев.

Её втащили в лабораторную. Докери рукой всё смахнул со своего рабочего стола и уложил её на свою операционную. Он достал шланг с водой, и направил холодную струю на её тело, испачканное кровью и сажей.

– Ножницы! – закричал он Эдриану. С виду спокойный и безмятежный, сейчас он выглядел на пределе своих сил и возможностей.

– Можете, выйти!

– Я могу помочь … – растерянно произнёс Эдриан.

– Пожалуйста, выйдите. Она в полу сознании. Вы должны охранять дом!

Эдриан послушно вышел, Докери моментально ножницами разрезал на ней всю одежду и обмыл струей воды. Он отвернулся и подготовил все инструменты, какие только у него были. «Вспомни, чему тебя учили, – произнёс он себе вслух».

Всё же эту боль не просто так забыть. Я могла просыпаться и не впадать в беспамятство. Даже я прогнала Дэмиана, который хотел проверить, как я. А как же я? Лежу, укутанная столетними простынями на операционном столе, принимаю по часам дурную кровь, плачу и гневаюсь на злой рок. Я в порядке, но мне очень больно.

– Сколько я у тебя? Док?

Я теперь стала звать его коротко и просто «Док», созвучно с фамилией и подходит по роду занятий. Он принял это прозвище.

– Неделю, – спокойно ответил док, – и пять часов 30 минут. Раны ещё не зажили, потому ты лежишь завернутой в специальную жидкость. Я над ней работал ещё в университете.

– Так ты всегда хотел быть на стороне нас, вампиров.

– Я хотел облегчить несправедливость, – Докери отошел от меня.

– Можно встать?

– Нет, – сухо ответил он.

– Я буду жить у тебя эту неделю? Месяц?

Вивьен заплакала, и никто не мог ни увидеть, ни услышать её стоны. Гадкое чувство было накануне, перед смертью, я чувствовала её костями, а сейчас – пустота, выедающая все внутренности, как червь. Папа приносил мне плеер, книги, Докери существовал рядом в маленькой комнате, а я сидела, читала, чувствовала себя похороненной заживо. Меня пока не ругали и это хорошо хоть. Папа даже успел написать мне записку, что спрашивает, а не уехать нам на мою родину, остров Мэн. Я ответила, что пока не надо.

– Спасибо за всё, что ты сделал, – она произнесла Докери, когда он осторожно, скромно ощупывал швы на руке и бедре.

– Это моя обязанность помочь тебе, – произнёс он, – Мистер Киршнер про тебя рассказал. Что у вас здесь каратели иногда приезжают.

– Надо бороться за право быть свободным. Это наша территория.

– Они остались в живых.

Меня прожгла ненависть, сдавила все внутренности.

– Это ещё не конец, Док. Готовь бинты и жгуты, я чувствую это начало настоящей кампании против нас. Они причинили мне только физическую боль. Я же монстр, живущий среди живых. Я вольна только ненавидеть.

– Мне Эдриан говорил про твои порывы. Не правильно поступаешь.

Мы говорили с Докери обо всем, о чем только могут говорить отчаявшиеся вампиры. Я вспомнила про медицину, мы долго спорили о необходимости хирургического вмешательства для больного шизофренией. Докери ищет гуманных путей, и считает лоботомию варварским методом.

– Вы не похожи на простых американцев, в вас прослеживается…

– Что – то европейское? – подхватила я, он кивнул, – Мы американские хорваты. Из такой маленькой восточно-европейской страны.

– Я знаю, – сказал Докери.

– Но мы не просто американские хорваты-иммигранты, мы образованные хорватские иммигранты, живём уже второй десяток в этой пустоши.

Он чуть не улыбнулся. Юмор у Докери был довольно сухой, как у многих англичан, но мне он был по душе. Меня больше всего волновало, что тело изуродовано, эти раны похоже никогда не затянутся. Он больше вопросов не задавал. Всё что мы европейцы, как и он, его обрадовало. Докери всю жизнь жил в Европе.

Как я узнала, он родился в маленькой деревне во Франции. Родители его были аристократы, но потеряли всё, когда нагрянул кризис. Рано умерли, оставив его одного родственникам, которые мало уделяли вниманию мальчику, он занялся самообразование, познал все ужасы местных больниц, получил хорошую стипендию и, недолго думая, потратил все деньги на переезд в Лондон. Деньги на учёбу было недостаточно, работа, упорство, практика, рекомендация старого врача, у которого он работал – и скоро его самая заветная мечта сбылась, он поступил в Оксфорд на факультет «Общей биологии». И как он мне сам сказал, больше из стен университета не выходил.

– Как ты стал вампиром?

– Я работал в больнице – этим всё сказано.

Какой он неразговорчивый! Теперь придётся мне всё самой домысливать, но тот факт, что в Оксфорде учился вампир, волновал моё сознание. С Докери очень тяжело общаться в смысле того, что он говорит тогда, когда сам хочет. Пока она лежала, ей удалось собрать всё воедино, все обрывки слов и наши догадки. Деньги на оборудование и опыты у него были, а потом какой-то вампир заинтересовался этим. В Лондоне жить стало небезопасно, и его прислали к нам. Друзей он там себе не нашёл, он по жизни, так сказать «волк-одиночка». Эта встреча уж никак не могла быть случайно. Док преодолел свою стеснительность, осознав, что хоть в чем-то мы похожи, и уже мог запросто что-то спросить.

– Ты странная, – начал он, – тебя описывают как хладнокровную убийцу и человеконенавистницу, которая запросто может раздавить и уничтожить.

– А я выгляжу весьма дружелюбной? Ты не видел меня в схватке. Нет, я просто не стараюсь зацикливаться на плохом, и эта кровь, и внутренности – рано или поздно всё надоедает, и хочется одного – в лоно семьи. Посмотри, что они сделали со мной. Как вам удалось спасти меня?

Докери пожал плечами, а потом сказал:

– У тебя чип вживлен в ногу.

С вопросами, зачем чип в ноге, надо обращаться к Эдриану, он притворяется, что следит за моей безопасностью, и это у него весьма получается.

– Да, Док. Это было год назад, а я думала, что это шутка. Шериф спрашивал у папы. Можно мне зеркало, я не знаю, сколько дней уже себя не видела?

Но тут Докери замотал головой. Он встревожился и с опаской посмотрел на занавешенное зеркало.

– Что? Лицо? – завопила я.

– Не, лицо как раз на месте.

Неужели, он сделал из меня Франкенштейна? Всё же я потребовала зеркало и увидела страшную картину: швы на ноге, руке, бедре. Докери, конечно, хорошо зашивает, но эти раны оказались такими глубокими и безобразными, что получилось то, что я вижу. Никаких коротких платье и топов, я буду ходить, как монашка, в длинных юбках!

– Ублюдки! Я их по стенке размажу, кишки их пляску смерти на потолке устроят, – спокойно сказала я, зловеще улыбнувшись так, что Док поверил моим пожелания скорейшей погибели.

Дни тянулись неимоверно медленно, я вычитала уже не одну книгу про медицину, которую недавно купила Докери, продекларировала пару куплетов из «Макбета» – самого любимого произведения Шекспира, и, разозлившись, стала дочитывать «Заводного апельсина» Э. Бёрджесса. Мне ничего не надо было, всё что есть – у меня в руках. После этой трагедий, перевернувшей привычный мир в моей голове, Дэмиен ни разу не позвонил, ни написал сообщение после того, как я, злая, выгнала его.

Может, он и приходил, и трещал с отцом, и смотрел матч. По-детски глупо и обидно, я положилась на него слишком сильно, и позволила разорвать моё сердце на маленькие кусочки. Докери переносил день и ночь в своём гробу, так странно, но большую часть своего времени он пребывает вне пространства, сейчас, правда, мы с ним чаще говорим о том, о сём. Он приучает обуревать жажду, питаться синтетикой, я противилась, я сейчас поддаюсь, потому что по-другому уже не выжить. Когда тебе больно, семья хочет окутать заботой, что-то спрашивают. Эдриан сидит с кроссвордом. Я превращаюсь в маленького ребёнка, и все дела переложены на плечи моего родителя. Эдриан хорошо знает меня, что надо отвлечь, а то я буду разрабатывать и днём, и ночью изощренный план мести.

– Я думал, что потерял тебя…как и маму.

– Только не приписывай сюда маму! Скажи «спасибо» чипу, – сказала я недовольно, – Только не начинай! Эй, я жива! Почему все считают, что мне надо страдать, а я жить хочу. И не надо у Дока это же спрашивать. У меня посттравматический синдром в самой лёгкой форме. Не ходи на собрания, все это чушь по защите. Я приду и им такое там расскажу, что клыки выпадут! – закричала я, ор обычно действовал на папу.

Эдриан, покачав головой, ушёл. Докери имел обыкновение не стоять во время нашего разговора, а уходил себе в комнату.

– Через 3 дня, можешь переезжать наверх.

– А с тобой можно? – произнесла я, выдав шутку.

– Нет, – сказал он, смутившись.

Хочется покоя, углубиться и заснуть где-нибудь внутри беспробудным сном. Как-то я слышала, что я «горящий человек». Сейчас, мне кажется, я сгорела дотла. Нельзя очеловечить то, что умело.

Я была просто тем монстром, который прячется от дневного света и сидит там, у себя. Я вызывала отвращение у всех живых. Я поняла, если тебя бьют, а ты, не знаешь, почему тебе причиняют боль, то причина в большинстве случаев в тебе. Причина всегда есть. Просто ты ее не видишь. Иногда ты заслуживаешь быть побитым, ибо слаб для злого общества.

Глава 9. Всё-таки Вивьен жива

У меня много дел. Один член моей семьи затеял грандиозный ремонт в нашем доме, не знаю почему, и на какие деньги. Эдриан решил, что мы должны скорее податься в приличные вампиры. Проблемы, на который мы жили много лет, начали доставать нас. Рано или поздно на поверхность всплывает всё: все камни, трупы, забытые обещания.

В маленьком, скрученном городишке надо жить своей жизнь и слушать сплетни, потому что в них часто скрывает самая истинная правда, бывает правда-ложь, а ещё ползет своим ходом правда-истина – её и нужно бояться, как огня. Она медлительней своей подруги, но ради неё стоит подождать.

Ко мне на неделю хочет приехать Тереза, моя приятельница, с которой мы уже двадцать лет бок о бок ходим по магазинам и закупает всякое барахло, которое хранится, впитывая пыль, уже много веков. Некоторые наряды можно смело заносить в категорию лучших нарядов для кабаре в истории человечества. Она мне вчера звонила и интересовалась, правда, что мне оторвало ногу. Я уверила, что мой отец – большой шутник. Боюсь представить, что он мог наговорить Дэмиену. Скорее всего, он уже пригласил на похороны.

А так у меня, правда, много дел. Одно из них утереть всем носы на наши гребаные собрания в «Алой ведьме». Докери дал мне специальные часы, я теперь дисциплинированная вампирша, меня больше не подкарауливает жажда, не набрасываясь как убийца во тьме ночи. Я могу это сносить. Первое, что я пишу в своём дневнике, что я стараюсь быть человеком.

После того, как я вылезла из своих оков, на второй день к нам пришел Питер со своей женой-вампирессой и ещё притащил пару-тройку других зевак, чтобы они уверились в моём чудесном воскрешении. Я жива, и я отвечаю на вопросы. Эдриан, что он им наговорил! На третий день приходит шериф с цветами (цветы я не люблю) и говорит, что я стойко вынесла все трудности и он верил, что я не умру. Всё больше это походило на грустную комедию, где главная героиня, попала в параллельную реальность и теперь все вверх-одном. Я смотрю детские мультики и программы про бескрайние морские глубины, глубоководные чудовища, живущие внутри него – всё это так завораживает и манит, что я представляю себя, заплывшая в самую глубину пролива Ла-Манш, спустившись на склизкое дно. Там я ничего на нахожу, я свободна и чиста. «Морская литология, – я сделал эту пометку у себя в комнате». Меня не выпускают из дома. Вечером под надзором папы и Дока я сижу на кресле-качалке и смотрю на небо. Это так странно быть здоровой, когда тебя считают совершенно больной. Да, я крута, круче той ямы на кузове у «Хаммера» Питера и его жены Джесси.

Эдриан говорил, что планирует съездить на остров Мэн и починить дом, чтобы потом мы все вместе поехали туда летом.

– Не может быть, что ты оставишь меня одну.

– Не одну, а с Доком. Он не умеет строить. Я пригласил твою тетю Маргарет. До последнего хотел это скрыть в тайне.

– О, нет! Она же убьет меня, я должна буду целый день сидеть и разговаривать с ней, она такая занудливая задница, я хочу плакать и грызть паркет.

– Посади её с Доком, – говорит Эдриан, отмахиваясь.

– Это будет бомба! Мы последний раз пошли в кино, и она во время сеанса делала недовольные замечания всем подряд, пока нас не выгнали, а она им кричит, что сейчас уничтожит.

– Ну ж, родная кровь, – папа засмеялся, – она с Доком точно подружится, – он подмигнул, – Я бы хотел сходить с тобой в торговый центр, я куплю материалы необходимые, а ты вещи. А то наша Маргарет опять будет мне напоминать, что наш дом похож на казарму после Крестового похода.

Мне эта идея понравилась, я решила позвать Уильяма вместе с нами, но от наотрез отказался, мотивируя тем, что очень занят.

Как-то под утро я лежала под своей кроватью и тут услышала быстрые шаги по ступенькам.

– Черт! Я это сделал! – вскричал Док.

Я ушам своим не могла поверить, мне казалось, что я хватила галлюцинаций. Но это был Докери, и он произнес слово: «Черт».

– Докери! Который сейчас час? Святые пришельцы! Зачем он меня разбудил? – произнесла я машинально от удивления.

– Я открыл взаимодействие, помнишь, я ставил опыты.

– Док! Я не слышу тебя через дверь, – сначала я слышала только бормотание.

Тут на шум Докери поднялся мой папа, и этот парнишка на радостях начал говорить, что произошло. В химии мой папа ничего не смыслил. Докери позвал пробовать новый намного улучшенный образец синтетического заменителя. Папа стоял со стаканом и сделал такую кислую мину.

– Я не буду это принимать, я не знаю, что это… – мне этот заменитель не понравился, так я и сказала.

– Почему не будешь? Это уменьшит вероятность впрыскивания яда на 70 процентов. То есть, ты не сможешь заразить вампиризмом свою жертву в 8,3 из 10 случаев, не убивая ее, – торжественно заявил Докери.

– Чем больше мрут, тем меньше этих…как его …Ван Хельсингов, – подхватил Эдриан, смеясь.

– И меньше судебных процессов, – добавила я.

– Вас загонят все равно. Вампиры, не убивающие людей, это ж великолепно! – воскликнул Докери, словно собирался за Нобелевской премией.

– Док, это сравнимо с утопией Т. Мора. Не надо, – я спустила его на землю.

– Все равно это сделают с нами рано или поздно…или убьют, – пояснил он.

– Не в этом тысячелетии…Я фаталист, Вилли. Но, я думаю, я ещё порыбачу в своем ущелье. Но я не готов сейчас жить в Ирландии, дом не достроен, и сеть плохо ловит, как я буду зарабатывать? – Эдриан говорил правду такую, какой он её представлял.

– Док, в Ирландии же хорошо. Отбрось этот снобизм, ты же умный человек. А умные люди должны быть выше всех предрассудков. И до Кембриджа близко, – я пояснила ситуацию.

– Оксфорда! Оксфорда! – вскипел Докери.

– И его тоже. А я, ведомая, буду читать Джеймса Джойса, убивать и кромсать. Все же остров Мэн – лучшее, что изобрели динозавры. Ха-ха! папа опять будет спорить со священником и ругать местную власть, что не следят за жизнью, будет счастлив, а значит будет и думать о смерти. Хорошо, что у нас есть пути к отступлению. Док, посмотри уже "Во все тяжкие". Может, талант проснется к риску…

Я поднялась из его лабораторной, мне больше не о чем было говорить. Я слышала, как Эдриан хвалил изобретение Докери, хотя вкус, по моему скромному мнению, становится все хуже и хуже. Я ничуть не преувеличиваю, а говорю всё, как есть.

Я немного посмотрела скучных программ, пока не поднялся Эдриан. Он выглядел раздосадованным, тут же достал кровь из холодильника, наверное, чтобы запить гадость, предложенную Докери.

– Надо купить что-то, а что не понял? – начал говорить папа, садясь рядом. – Выйдем потом в магазин?

– Вообще-то, я и сама боюсь выходить на улицу. Я уже 1 месяц сижу дома. Ты разве не заметил?! – говорю я ему.

– Я буду рядом. Каратели давно уехали. Их накажут, дорогуша. Я всё замечаю.

Я договорилась, что сейчас приведу себя в порядок. Месяц в неволе расслабил меня, я стала милой, мягкой и податливой, смотрю даже мультфильмы и спорю о человечности. Я не испытываю злобы, потому что, я устала испытывать злобу, кипеть от ненависти. ««Надо становится мягче», – говорит мой папа». Я уверена, что где-то он прав. Надо отпускать то, что причиняет боль, и от этого жизнь станет проще.

Меня это хоть как-то успокоило, и вечером на папином новой машине поехали в главный торговый центр, где есть всё необходимо для апокалипсиса и после него. Мы поехали в самый дальний, в тот, куда мало кто ездил из нашего города, чтобы меня никто не узнал. Страшно предположить, что я тобой кто-то следит, строит различные коварные планы, рано или поздно паранойя начнётся.

– Давай закупаться книжками про экзистенциализм! Мы так давно не бываем в больших торговых центрах, что я даже не знаю, что выбирать. Дешевая косметика, наборы ножей, гламурных журналов, много тряпок и чистящих средств. Пакеты, пакеты, пакеты. Один большой телевизор и море сумок. А я покупаю одежду. Мне грустно замечать, что мне нечего надеть, да и ты, бывало, в гавайских штанах зимой в машину садился, – воскликнула я, пытаясь привлечь внимание своим монологом.

Мы оделись как можно неприметнее, обычные люди, отец и дочь старшего школьного возраста. Отличительная черта в том, что мы никогда не покупаем еду. Ни разу. Потому и приходится закупать необходимые вещи в разных магазинах. Как всегда, к прибытию в торговый центр мы готовимся: я выслушала все советы Докери, просветила папа, и надо держать дистанцию, не допускать, чтобы без твоего ведома кто-то близко подходил. Под вечер обычно полупустынно – и это идеальное время.

Вивьен с Эдрианом разделяется: он в отдел товаров для дома, а Виви, как обычно, идет по бутикам дорогой одежды, пересчитывая мелочь. Роскошно жить не запретишь, но если мы с виду выглядим как люди среднего класса, то вполне ничего. У нас 4 часа. Пока папа занят парковкой, я иду в парфюмерный магазин и нацепляю маску «не трогайте меня», обычно моя нарочитая суровость помогает, и концентрация надоедливых предложений уменьшается. Когда я прохожу сквозь толпу разъяренной молодёжи, то всякий раз надеваю маску мужества, обычно это работает. Под вечер количество пьяных и разгульных людей увеличивается, что повышает шансы опасного приключения, так что совсем от компании людей отставать нельзя и выбирать одиночные примерочные. Я же не могу убить человека в супермаркете, всё на камере будет заметно.

Но тут я натыкаюсь на бутик Marc Jacobs и мне не устоять. Я иду и тут мне на глазах попадет нежно-розовая кожаная куртка прямо моего размера, стоит не так дорого, и тут же большие черные шнурованные бутсы на гигантской платформе, а к ним и сумка. Я расплачиваюсь наличкой и тут же переодеваюсь. Потом мне на пути попадает Mango и Burberry, и уже там я достаю потаенные запасы у себя в джинсах и полностью меняю облик. Раньше продавалось барахло, а сейчас перед летним сезоном, полки просто кишат от изобилия простой красоты.

Мне звонит Эдриан и спрашивает, какого цвета взять скамейку, потом просит, чтобы я пришла и дала дельный совет. Я пролетаю сквозь пустые просторы, вижу редкого посетителя, заворачиваю за углом и прямиком попадаю в большой отдел товаров для дома.

– Так вот, зачем ты согласилась поехать. Я даже удивился, но, тебе повезло, мне нравится. Это намного лучше, что ты покупаешь у нас, – он улыбается и продолжает говорить про газонокосилку.

– Нет смысла тащить её на остров Мэн! – кричу я, так как знаю, что чемоданы будет тащить Эдриан, а газонокосилку вручит мне.

– Вивьен, у меня скидка 50%, надо что-то купить. Выбирай: или фонарные столбы, или газонокосилка!