Текст книги "Признание в любви: русская традиция"

Автор книги: Мария Голованивская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Поняла, – сказала Верочка, вдруг развеселившись. – Я только одного не поняла. Ты говоришь: у каждого из нас свои обязанности и свои права. Мои обязанности ты перечислил. А где же мои права?

– У тебя одно право: быть любимой. Или тебе этого мало?

Чуть-чуть, на волосок, поднялась соболиная бровь. Верочка поспешила ответить:

– Нет, не мало.

Что тут началось: вихрь, смерч. Одним словом: любовь».

С чего бы это, – станет протестовать сегодняшняя Верочка, – мы ведь оба работаем, оба занимаемся одним и тем же, почему это ты должен быть главным?

Это архаика, хочется ответить ей, но об этом в следующей сказке.

А сейчас речь пойдет о совершенно другой культуре и другой архаике – архаике любовного объяснения, без которого не обходится ни одна любовная история. Так уж повелось, что люди общаются при помощи слов…

Объясняться, открываться, признаваться

Строго говоря, эта книга о том, как мы говорим с теми, кого любим. О словах любви. То есть меня будет интересовать то, как и почему мы говорим именно эти слова, а не те, именно эти, а не те аргументы приводим для любовного признания. То есть Х любит У и У, по мнению Х, должна ответить ему взаимностью, потому что А, В и С. Эти аргументы меняются от культуры к культуре. Например, на Никобарских островах молодой человек, чтобы стать женихом, должен был на год становиться рабом девушки, и если он нравился ей в этом качестве, она могла дать ему согласие стать его женой. В Руанде требуют, чтобы молодожены питали друг к другу ненависть и активно выражали ее при общении. После свадьбы жена должна приходить в дом к мужу и старательно избивать его. В Кении молодожена принято наряжать в женскую одежду, чтобы он получше усвоил, каково это быть женщиной и женой. Примеров различной экзотики такого рода очень много. И уверяю вас, наши с вами охи и вздохи, письма и клятвы, покажутся кенийцам не меньшей диковиной, чем нам кажутся их культурные традиции.

Что же именно в нас будет для них экзотичным? Какой он наш любовный миф?

Во-первых, у нас, у русских, любовь живет в сердце или душе, а не в голове, печени или животе. Мы уподобляем ее огню, в ней можно сгореть. Любовь – это опасность. Она никому не понятна, у нее нет причины, она ни из чего не следует, ее возникновение вызывает только удивление и недоумение, поэтому в любви нужно объясниться. То есть объяснить, восстановить недостающие логические связи.

Во-вторых, любовь возникает внутри нас как живое существо, рождается (или вспыхивает), растет, развивается и только потом, окрепнув, набрав силу, овладевает человеком полностью, становится сильнее его. Открыться и означает выпустить любовь наружу, показать ее другому, дать любви особую судьбоносную силу. Это-то и страшно, можно потом не совладать со своей любовью.

В-третьих, признаваясь в любви, мы признаемся в своей самонедостаточности. Именно поэтому мы и признаемся, а не просто говорим. Ведь самонедостаточность – это дефект, ущербность, зависимость, то, что обычно человек пытается скрыть от других.

Наш миф о любви, очевидно, зашифрован в этих трех действиях, совершаемых при любовном объяснении: объясняться, открываться, признаваться.

И все это для нас – и первое, и второе и третье – сущая мука.

Мучаемся, решаемся, подбираем слова, иногда произносим их, иногда пишем, а потом с теми или иными вариациями говорим главную фразу: «Я люблю тебя». Точнее – признаемся: «Я люблю тебя». Но какие мы приводим аргументы в своем объяснении?

Их масса. Мы киваем на судьбу. Мы говорим о взаимодополнительности. Мы вставляем напоказ свою потребность в другом, давая ему поле для самореализации.

Или мы симулируем все это, играя в любовь.

Игра в любовь – тоже часть нашей и европейской культуры. Опасные игры, игры с огнем, опасные связи. К слову сказать, роман Шодерло де Лакло «Опасные связи», вышедший во Франции в 1782 году, был переведен на русский язык и издан уже в 1805-м и пользовался широкой популярностью в России.

Прочтите это объяснение в любви. Тургенев «Отцы и дети», сцена объяснения Базарова и Одинцовой. Ведь это же одна из культурных моделей нашей любовной игры!

– Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Или вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?

– Вы знаете поговорку: «Там хорошо, где нас нет», – возразил Базаров, – притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят.

– Может быть, они кажутся вам смешными?

– Нет, но они мне не приходят в голову.

– В самом деле? Знаете, я бы очень желала знать, о чем вы думаете?

– Как? я вас не понимаю.

– Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, – вам это самим известно, – что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды – вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите? Какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать – какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы, что вы?

– Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я…

– Да, кто вы?

– Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь.

Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение.

– Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы.

– Да чем же Аркадий…

– Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы – с вашим самолюбием – уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильевич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы.

– Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините… я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние…

– Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала…

– Да и кроме того, – перебил Базаров, – что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать – прекрасно, а не выйдет – по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.

– Вы называете дружескую беседу болтовней… Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.

– Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете.

– Нет, я ничего не знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…

– Происходит! – повторил Базаров, – точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем «происходит»?

– А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе.

– Вы можете? – спросил Базаров.

– Могу, – отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.

Базаров наклонил голову.

– Вы счастливее меня.

Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него.

– Как хотите, – продолжала она, – а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец?

– А вы заметили во мне сдержанность… как вы еще выразились… напряженность?

– Да.

Базаров встал и подошел к окну.

– И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?

– Да, – повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.

– И вы не рассердитесь?

– Нет.

– Нет? – Базаров стоял к ней спиною. – Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно… Вот чего вы добились.

Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая – страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей… Одинцовой стало и страшно и жалко его.

Посмотрите, как выстроена сцена любовного объяснения Базарова и Одинцовой. Тот, кто инициирует объяснение другого, своей откровенностью провоцирует его на откровенность. Это фаза первая. Каждый ведь может позволить себе быть откровенным, говорить «о себе», о «счастье». Адекватно, правильно, прилично ответить откровенностью на откровенность. Особенно если провоцирующий спрашивает: а что ты думаешь о счастье, любви и так далее? И вот разговор переходит уже в фазу два и становится разговором откровенным.

Фаза два. Это, как правило, поединок очарованности и разочарованности. Провоцирующий выказывает наивность души, чтобы провоцируемый с ним поспорил. Там хорошо, где нас нет, парирует Базаров. Провоцирующий объяснение предполагает, что тот, другой, влюблен и потому станет защищаться, не хотеть искренности. И вот уже получается, что тот, кто охотится за его объяснением, выглядит куда более наивным и незащищенным, чем защищающийся. И, прикинувшись таким наивным, охотник или охотница безвинно так спрашивает, почти просит: «Мне бы хотелось знать, о чем ты думаешь?». Фаза два – это попытка через имитацию собственной наивности и чистоты залезть в душу другого.

Фаза три. Тот сопротивляется. Тогда охотница (или охотник) передергивает, как в картах. Ты думаешь, я хочу узнать о твоих чувствах? Какая глупость, я хочу всего лишь узнать твои планы на будущее, профессиональные, не личные. Влюбленный немного расстроен. Он уже был готов, что его будут толкать на признание, ведь, полюбив, он хочет (и одновременно боится) открыть свои чувства. Ан нет! Кем хотите работать, спрашивает охотница.

Фаза четыре: Что за глупые вопросы! Какое будущее! Влюбленный раздосадован. Да разве мы тут об этом препираемся? Потом, опомнившись, влюбленный попадается в ловушку и отвечает про врача. Его разве на самом деле об этом спрашивали? Нет, конечно. Но при такой охоте за признанием у влюбленного нет выхода из этой ловушки.

Фаза пять: охотница утверждает, что влюбленный ее недооценивает (не верит, не уважает, не считает равной), в душе оскорбляет ее. Вот почему влюбленный не искренен. Почему не можешь сказать о себе все и немедленно, раз уважаешь меня, недоумевает охотница. Это провокация к тому, чтобы герой сказал: да что ты, ты для меня все, тебя-то я только и уважаю, и обожаю, и…

Но тут наступает фаза шесть: герой пойман. Чтобы не ранить трепетную душу, витающую в облаках (фаза один), чтобы сгладить свою черствость и не быть самолюбивым букой (фаза два), в соответствии с появившимся вкусом к признанию (фаза три), чтобы не быть мелким, а быть смелым и масштабным (фаза пять), герой признается.

Фаза семь: а зря. Это была игра.

Мы хорошо понимаем, что во многих случаях слова противопоставлены делу, они создают видимость реальности, не являясь ею. В этом ловушка слов, обман слов. Отсюда и происходит наша настороженность в отношении слов, все мы знаем: обещать – не значит жениться.

Но без слов какая любовь?

Слова, культура слов – часть нашей культуры любви, и словесная любовь – часть нашей общей культуры.

Как у нас принято ухаживать?

К какой точке в этом смысле находимся сегодня мы с вами?

Принято ли у нас говорить даме комплименты?

Сплошь и рядом.

Ухаживать, проявлять галантность?

Конечно.

Помогать даме сесть, встать, пройти, спуститься? Само собой разумеется.

Цветы, пальто, шампанское?

Да!

Но откуда все это – галантность, шампанское, комплименты?

Сегодняшний ритуал ухаживания во многом заимствован из французских и – шире – европейских практик XVIII – начала XIX века. Вот как определяется галантность в словарях: «Галантность в переводе с французского языка означает изысканную вежливость, чрезвычайную обходительность. В XVII–XVIII веках под галантностью подразумевалась не только крайняя степень уважения к женщине, но и поклонение женской красоте, своеобразное «служение» даме, исполнение всех еe желаний и капризов».

Наше сегодняшнее ухаживание и галантность – коктейль куда более сложносочиненный. В нем к французской галантности добавлена пролетарская свобода и прямолинейность, новоамериканское равенство полов, современный молодежный протест против «папочкиной морали» и многое другие. Глянцевые журналы один за другим транслируют со своих страниц «ловкие» тактики-практики ухаживаний, соединяющие в себе, что только может показаться увлекательным для читателя. Вот один из примеров, взятых мной в интернете и растиражированный в гигантском количестве на сайтах с названием типа «он+она».

Советы одиноким мужчинам

Общие рекомендации

1. Не верьте холодности взгляда и не пугайтесь ее «неприступности». В большинстве случаев это вошедшая в привычку защитная реакция. Не бойтесь надменных красавиц, как раз их мало кто решается атаковать, и поэтому они еще более неравнодушны к ухаживанию мужчины.

Любая женщина в душе одинока, мечтает о духовной или физической близости с мужчиной, страдает от недостатка внимания к себе и мечтает о смелом, настойчивом мужчине. Иногда женщина сопротивляется, чтобы растянуть удовольствие.

2. Покажите и докажите ей, что она для вас самая привлекательная из женщин, представляет исключительную ценность, и она откроется для вас. Но помните, что женщине необходимо некоторое время для того, чтобы развеять ее настороженность.

В каждой женщине всегда можно найти нечто привлекательное, говорите ей, чем привлекает именно она. А вообще, не приготовив для женщины хотя бы пару комплиментов, не стоит приближаться к ней. Не бойтесь повторений, хорошего не бывает много.

3. Сопротивление женщины может иметь несколько причин: 1) мужчина ей совершенно не нравится; 2) чтобы не показаться слишком доступной («набить себе цену»); 3) проверить серьезность намерений ухажера; 4) получше узнать его, ведь преодоление трудностей вынуждает проявить ум и другие качества личности.

Отметим, что из четырех причин только одна имеет негативную окраску. Как избежать этого случая, описано ниже.

4. Большая ошибка мужчины при ухаживании за женщиной – сдержанность в проявлении своих чувств к ней. Женщина живет эмоциями, и они ей необходимы. Так дайте их ей! Без них ваша убийственная голая логика немногого стоит.

Говорите ей о своих чувствах и открыто сопереживайте вместе с нею. Позволяйте ей выговариваться и сомневаться, но в конце своей уверенностью рассейте все ее сомнения.

5. Будьте тактичны и обходительны, ведь женщины очень ранимы.

Когда Наполеон Бонапарт однажды бестактно спросил ветреную светскую красавицу: «Вы все так же любите мужчин?», – та ему язвительно ответила: «Да, но если они хорошо воспитаны».

6. Наедине с женщиной будьте активны и смелы, помогите ей остаться стыдливой, а чтобы ее не мучила совесть, возьмите всю вину на себя («Ведь мужчины такие нахалы!»).

Привлечение внимания и расположения

Часто можно услышать сетования мужчин на трудность знакомства с женщиной, на то, что она недоступная и с ним даже не захочет разговаривать. На самом деле любой мужчина, имеющий хоть чуточку смелости, характера и знаний о женской психологии, легко может познакомиться. Главное – решиться на контакт с ней и произвести на нее впечатление до или в процессе знакомства.

А. В. Суворов говорил: «Удивить – значит победить». Удивить – значит заинтересовать ее собой, ведь если нет интереса к вам, то нет и впечатления. Для этого вам необходимо контрастно выделиться из окружающего фона.

1. Своим «оперением» – модной, элегантной одеждой, начищенной до блеска обувью, прической, бородой, усами и т. д.

2. Социальным и материальным положением.

3. Демонстративным вниманием к ее персоне (восхищенным взглядом, поступками, комплиментами), в основе которого лежит признание вами ее исключительности.

4. При всеобщем интересе к ней остальных мужчин – подчеркнутое равнодушие к ней.

5. Необычным поведением (галантностью, смелостью, робостью, деловитостью, беспомощностью).

6. Эмоциональным состоянием (задумчивостью, чувственностью, жизнерадостностью, возбудимостью, пением или игрой на музыкальных инструментах, танцами, сопереживанием с ней).

7. Стихами, подобранными для нее (не говоря уже о написанных самим, если можете, конечно)».

Ох, какой же это интересный документ! Посмотрите, что в нем утверждается:

1. Холодность, неприступность, надменность, одиночество, страдание, ранимость – это черты всех красавиц. (Прямо вылитая Одинцова!)

2. Женщины защищаются (несомненно, в отличие от мужчин типа Базарова, которые попадаются как кур в ощип).

3. Их надо атаковать (Базаров попытался).

4. Им надо говорить комплименты (Базаров старался, как мог).

5. Женщина должна проверить мужчину, подвергнуть его испытанию (Базаров не выдержал испытания, он проиграл и погиб, сгорел).

6. Женщины живут чувствами (это интернетное упрощение).

7. С женщинами нужно вести себя тактично (это для поколения, растерявшего представления о приличиях, а также для современных увальней, проспавших уроки литературы).

8. Наполеон – авторитет.

9. Суворов – авторитет.

10. Женщин сражают: внешность, холодность, богатство, необычное поведение, показные настроения, стихи (у Базарова не было ничего, кроме необычного поведения. Этого маловато).

О ком все это? В том или ином виде весь этот набор подходит ко многим русским классическим литературным героям: и к Онегину, и к Печорину, и к Базарову, ко многим и многим.

Получается, жива классика?

Жива!

Все верно. Старинные алгоритмы работают до сих пор. Но они не не только европейские.

Мы ведь не вполне европейцы. В современных мировых культурах европейского типа любовь и брак часто не связаны (во многих европейских странах распространено сожительство, а в Великобритании, например, уже считается нормой одиночное материнство – движение single mother). У нас же девушка как хотела, так и хочет выйти замуж. Может быть, не в Москве и Петербурге, но в Орле, Саратове и Рязани. И фразу «я люблю тебя» она примерит именно к этой ипостаси. В этом смысле очень познавательна рубрика в популярном мужском журнале Esquire«10 вещей, которые стоит узнать о женщинах», где красивые, умные и знаменитые женщины адресуют мужчинам сокровенное знание о представительницах женского пола. Почитайте. Они пишут: «Мы верим в любовь», «Большинство из нас действительно через пять минут примеряют вас на роль мужа. Смиритесь». У европейцев фраза про любовь указывает на множество возможностей – от желания создать тот или иной союз до выражения намерения просто весело провести время. У нас совсем другое. Флирт, или, если угодно, русское кокетство – явление повсеместное, но с любовью, как с огнем, у нас не шутят. Ведь наш культурный репертуар полон драматических примеров.

Конечно, в нескольких словах нам не описать всего множества вариантов выражения специфического намерения, которое традиционно возникает у представителей одного пола в отношении представителей другого пола. Да и отнимать хлеб у психологов не входит в нашу задачу. Важно, что любовь, упоминающаяся в русском высказывании «я люблю тебя – мотив и причина, причем особенного, судьбоносного, свойства.

Особенность этого мотива приоткрывается некоторыми сюжетами славянской мифологии, помогающими найти дополнительные ответы на вопрос, почему в любви нужно признаваться, как в совершенном преступлении, и объясняться, словно речь идет о чем-то глубоко непонятном. Дело здесь и в очевидной взаимосвязи любви и судьбы в нашей картине мира.

В славянской мифологии есть такие персонажи – Суженицы, или Судженицы. Это мифические существа женского пола, три сестры, которые входят в дом при рождении ребенка. Младшей из сестер – 20 лет, а старшей – лет З0–35. О них известно, что они бессмертны, в полночь на третий или пятый день после рождения ребенка приходят издалека в дом, где он родился, чтобы наречь ему его судьбу. Суд вершит сначала старшая сестра, обрекающая ребенка на смерть. Затем говорит средняя, предрекая новорожденному физические недостатки или увечья, а затем уже в дело вступает младшая, как водится, самая милостивая, она-то и определяет, сколько ребенку жить, когда идти к венцу и с чем в жизни столкнуться. Считалось, что они писали судьбу ребенку на лбу (вот откуда взялось выражение «так ему на роду написано», род – это родничок, верхняя часть головы), а также и то, что по-русски «суженый» и «суженный» означает именно любимого, а не того, кто может быть избран в женихи или невесты чужой волей.

Конечно, связь судьбы и любви – феномен не исключительно славянского происхождения. Все мы знаем, что распространенные по миру гадатели по руке, практикующие древневосточные способы предсказания судьбы, считывают с ладони и линию жизни, и линию ума, и линию сердца, то есть любви. Влияние страстей человеческих на жизнь и судьбу известно многим цивилизациям, но важно здесь, что в каждой из них этому феномену – страсти – отводится свое место, в соответствии с той трактовкой, которое это понятие получило в культуре. Так, гадание по картам преподносит «сердечные дела» с легкой иронией, а составители астрологических карт – высокомерно, всякий раз предлагая заказчику карты мыслить более глобальными категориями, чем его крохотная жизнь.

Мы в России относимся к любви и страсти серьезно, уважительно, привыкли считаться с ней и привязывать к разработанному в культуре понятию любви целый пучок моральных норм. И дело здесь не только в том, что славянские Судженицы с сердобольной младшей сестрой хранятся в нашей исторической памяти, в отличие, например, от сознания европейцев, бережно хранящих на своей цивилизационной полке шалящего мальчика Амура, лупящего своими стрелами в кого ни попадя. В запыленных закромах нашего коллективного бессознательного есть еще одно сокровище, славянская богиня Лада, которая дополняет и развивает то, что пишет на лбу новорожденного младшая из Суджениц. Прежде всего, мы «помним» Ладу – богиню любви, брака, весны и плодородия – в некоторых словах и выражениях, обозначающих согласие, радость и полноту жизни. Здесь и слово «ладно», и восклицание «лады», и выражение «пойти на лад», и даже воспроизводящие солнечную форму оладьи и оладушки, привносящие за семейный стол ощущение гармонии, подхваченное музыкальным значением слова «лад». Какие уж тут легкомысленности при таком мифологическом арсенале! Кстати, Лада, она же Лето (Леда в древнегреческой мифологии), ассоциировалась с белой лебедушкой, и поныне украшающей своим изображением не только интерьеры брачных салонов и магазинов для новобрачных, но и традиционный свадебный стол.

Кстати, в деревнях до сих пор лебедью, лебедушкой называют не только невест, но и, в качестве эвфемизма, зазноб женатых мужчин, что прекрасно отражено в прозе русских деревенщиков, например у Федора Абрамова в «Братьях и сестрах»:

– А что тут одна лебедушка перышки свои обронила – тоже отписать? – вкрадчивым голосом заговорила Варвара и подмигнула Лукашину.

Простоватый Николаша не понял сначала намека, а поняв – для вида сконфузился:

– Ну, это как сказать…

– Ох, хитрюга, – погрозила ему пальцем Варвара. – Нет того чтобы за женой начальника поухаживать.

– Дак ведь тут дело такое – любовь… – покрутил головой Николаша.

Варвара с наигранной жалостью вздохнула – что уж сделаешь – раз любовь.

Вот она Лада-Леда, жива-живехонька, и ничто ее не взяло, ни европеизация XIX века, ни революция начала XX! Но в русском культурном прочтении понятия «любовь» есть и более древние следы. Безусловно, интересны описания, сделанные исследователем мифологии и культуры М. М. Маковским в его «Сравнительном словаре мифологической символики в индоевропейских языках» и позволяющие увидеть некий более глубокий и широкий контекст. Он пишет о том, что язычники понимали любовь как космогоническое начало, внесшее гармонию в нарождающуюся вселенную, в ней же содержалась и упорядочивающая сила. Мы понимаем, что здесь он говорит о, так сказать, Большой Любви, которая не разделяется на подвиды и объединяет в себе все: любовь к Богу (или к богам), матери, истине, ближнему. Очевидно, что категоризация этого понятия, впрочем, без выделения из него ряда синонимов – явление куда более позднее, чем языческий мир. Анализируя происхождение эквивалентов слова «любовь» во множестве языков, мы убеждаемся, что это понятие исторически связано с такими понятиями как «музыка, гармония», «пустота, бездна, нуль», «вечер, ночь», «страстно желать», «слово», «говорить», «темный», «луна», «затмеваться» (о солнце), «застывший в религиозном экстазе», глупый», «дурак», «небо», цвета: красный, белый, серый. Переплетите эти исторические корни нашего представления о любви в единую косицу, выложите их как мозаику в цельную картину наших представлений о мире, и вы увидите – они складываются, они задают фундамент нашего представления о любви. Ведь любовь для нас – это и гармония, и бездна, и пустота, и глупость, и небо, и кровь.

Удивительно, что многие образы и смыслы, о которых пишет Маковский, до сих пор актуальны в индоевропейской культуре в целом и в существенной степени присущи и культуре русской, несмотря на мощные пласты сиюминутных влияний, сохранившихся в толще времени.

Эти базовые, первоначальные образы и связи мы храним в нашем «золотом фонде», даже не осознавая их. Это корни культуры, первоосновы, снабженные подробностями практик и обычаев. Это координатные оси, в которые вписываются и классические объяснения в любви Татьяны Онегину, и смелая инструкция по ухаживаниям, скаченная из интернета. Все это лежит в нас как программа, которая преобразуется во множество других программ – от генетической до школьной.

Да, очевидно, что дальше система координат, как и задающие ее векторы, могут существенно меняться. Возможно, при формировании культурных стереотипов большую роль станут играть смыслы, большие, чем смыслы отдельных культур, ведь ученые говорят, что когда-то вся твердь была единой Пангеей (всеземлей), и многое до сих пор напоминает об этом и в географии, и в геологии, и в культуре. Когда-то эта твердь – различные континенты – может снова воссоединиться и образовать последнюю в истории человечества единую цивилизацию – Пангею Ультиму, где опять сотрутся все различия и – кто знает – люди снова заговорят на одном языке и будут оперировать общими понятиями. Но это дело будущего. А сегодня у нас есть то, что есть. Язык, текст, наши судьбы.