Текст книги "Кокон Кастанеды"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Но все вышло иначе…

Со своим счастьем Леночка Цыплакова познакомилась гораздо раньше, сразу после вступительных экзаменов на филфак МГУ. Она сидела на лавочке рядом с универом, рыдала и от злости кусала губы. В университет она не прошла, завалила письменный экзамен по литературе. По другим предметам тоже не особенно отличилась, но за трояк по любимому предмету было особенно обидно, до смерти обидно – это несправедливо, подло! Трояк жег щеки огнем, сверлил сердце дрелью, щипал глаза. Жить не хотелось, о возвращении домой не могло быть и речи. Мать попросту ее прибьет. По глазам поймет, что она не поступила, и прибьет. В другой вуз поступать – сил не осталось. Хотелось утопиться, всех убить и поджечь здание университета. От самоубийства Леночку удерживало только то обстоятельство, что в общаге на Шверника у нее лежал чемодан с кучей обновок, которые она приобрела в ЦУМе и ГУМе, израсходовав почти все деньги, скопленные матерью за всю ее жизнь. Жаль было умирать, не щегольнув хотя бы разок в этой роскоши!

Он подошел и сел рядом, понес какую-то банальность о погоде, заявил, что у нее симпатичные босоножки, и попросил закурить! Идиот! Неуклюжий медведь с длинными вьющимися волосами, сбитыми мозолями на пальцах – от гитарных струн, в замызганных иностранных джинсах и с юношеским пушком над верхней губой. Кошмарный урод, но слезы сразу просохли.

Оказалось, что он тоже провалился в МГУ в прошлом году, поступал на факультет журналистики, но, чтобы не загреметь в армию, больше рисковать не стал и благополучно сдал экзамены в Станкин, где конкурс был значительно ниже. Разговор завязался сам собой. Через полчаса они, сидя на мраморных периллах смотровой площадки Ленинских гор, созерцали Москву. Он пил теплое «Жигулевское», искоса пялился на ее голые коленки и пытался развлечь девушку. Она с удовольствием лопала подтаявшее эскимо, болтала ногами и хихикала, слушая дурацкие анекдоты про Брежнева, евреев и чукчей.

Спустились на набережную поглазеть на речные трамвайчики. Пахло горячим асфальтом, шашлыками и тиной. Солнце садилось, подкрашивая оранжевым остывающую воду. На щербатых ступеньках дремали утки.

Он придержал ее за талию, когда она спустилась к самой воде, чтобы сполоснуть руки, а потом, как истинный джентльмен, разрешил ей вытереть ладошки о свою футболку. Она шутливо поставила мокрую отметину на его груди, в районе сердца. Он шутливо закатил глаза и повалился на траву.

Вечером Леночка оказалась у своего нового приятеля в гостях, где он довольно умело слизал остатки шоколада с ее губ и предложил ей остаться у него. Она осталась, идти ей было некуда, да никуда и не хотелось… На следующий день ее чемоданчик перекочевал из общаги в его квартиру на Университетском проспекте. Квартира была трехкомнатной, просторной и шикарно обставленной. Никогда в своей жизни Леночка не видела такого богатства. Что удивительно – ее новый парень жил один! Родители находились в длительной командировке в Тунисе и приезжали домой редко, на один месяц в году, но ежемесячно выплачивали сыну денежное пособие, через опекуна. Деньги пропивались и проедались совместно с друзьями, которые ошивались в его квартире постоянно. Тусовки, пиво, песни под гитару, дым коромыслом, тяжелый рок – очень быстро она стала своей на этом празднике жизни, и плевать ей было на то, что Артем, тогда еще Артем, воспринимает ее как свою личную вещь и позволяет себе поднять на нее руку. Прикладывая свинцовые примочки к синякам на лице, Алена уговаривала себя, что все это ерунда: агрессия и частые скачки настроения вызваны его нездоровым образом жизни, постоянными пьянками, гулянками – влиянием алкоголя на неокрепший юношеский мозг. Холмогоров ее любит, иначе не стал бы настаивать на браке. А раз любит, то ему придется с ней считаться. Когда они поженятся, Алена найдет способ прекратить это постоянное безобразие. Полная радужных надежд, она согласилась выйти за Артема замуж. Подали заявление в загс. Алена стала готовиться к свадьбе, воображать себя невестой, подбирать в уме свадебный наряд, мечтать о красивом застолье. Но Холмогоров заявил, что терпеть не может всю эту пошлятину, и заставил ее надеть на бракосочетание джинсы. В загс приехали на троллейбусе, из гостей присутствовали только свидетели, которых Алена видела в первый раз в жизни. С ее стороны – неприятная длинная девица, как позже выяснилось, подруга детства Холмогорова. Вела она себя безобразно: ее лошадиный идиотский смех во время церемонии Алена помнила до сих пор. Со стороны жениха – прыщавый очкарик, одноклассник Артема. Но самым унизительным было не это. Когда работница загса сказала фразу: «А теперь поздравьте невесту, молодой», – Холмогоров проигнорировал ее губы и торжественно пожал жене руку. Через месяц родители в очередной раз приехали в отпуск из командировки, Артем не посчитал нужным предупредить, что дома их ожидает новая «ячейка общества». Разразился скандал, мать тряслась в истерике, отец сдержанно отчитывал сына и грозил лишить его наследства. Алена забилась в угол гостиной, с ужасом наблюдая некрасивую сцену. Ужасала не реакция родителей, их в какой-то мере можно было понять, а поведение молодого мужа. Холмогоров выслушивал претензии с сардонической улыбкой и выражением удовлетворения на лице.

Алене вдруг стало дурно: голова закружилась, к горлу подкатила тошнота, она зажала рот рукой и бросилась в туалетную комнату. Сколько времени она провела в обнимку с унитазом, Алена не помнила. Сквозь муть в голове она слышала, что в дверь несколько раз стучались, потом ее оставили в покое. Когда она вышла, в гостиной никого не было. Алена на цыпочках пошла к комнате Артема, где теперь они обитали вдвоем, но, услышав голоса, замерла у двери. Ее муж разговаривал с матерью.

– Я добра тебе желаю, неужели ты не понимаешь!

– Мам, я все понимаю, но не надо вот этого, а, – лениво парировал Артем. – Оставь меня в покое, пожалуйста. Просто оставь в покое, и все!

– Прости, что была так резка. Я не должна была, это твой выбор, это твое решение. Прости меня, это все от неожиданности. Но как я могла иначе отреагировать? Попробуй поставить себя на мое место. Твой юношеский максимализм меня когда-нибудь доконает! Я еще могу понять твою выходку с университетом – не нужно нам было за тебя просить и денег давать, ты бы сам спокойно поступил. Ладно, пусть будет Станкин. В конце концов, при желании ты легко можешь перевестись после второго курса из этой помойки в приличный вуз. Но твой скоропалительный брак с провинциальной девочкой явно из неблагополучной семьи? Это как понимать? Да, она очень красива, но зачем жениться, милый мой? А как же Ирина? Ума не приложу, как мне теперь смотреть в глаза ее родителям? Все уже обговорили, расписали, в каком ресторане свадьбу играть, составили список гостей. Ирочка, наверное, уже платье себе заказала. Нам с отцом хотел досадить, это ясно, но о ней ты подумал? Что будет с ней, когда она узнает?

– Ничего с ней не будет, – хохотнул Холмогоров. – Ирка на меня не в обиде.

– Ты ей сказал? – охнула мать.

– Сказал, естественно. Она даже присутствовала на нашем бракосочетании. Выступила свидетельницей со стороны невесты. Ржала как дура на весь загс. Все нормально, мам.

– Вы же с детства друг друга любили. Как же так?

– Да с чего ты взяла? Не знаю, что вы там себе напридумывали с ее родителями, но жениться мы с ней не собирались. Она просто мой друг.

– Артем, я знаю, что у вас был роман!

– Мама, мы просто пару раз с ней покувыркались в постели. Так сказать, в исследовательских целях. Дурака валяли. Вот и весь роман. Прости.

– Твоя жена случайно не беременна? – подавленно спросила мать.

– А если и так, то что? – усмехнулся Артем.

– Прекрати! Прекрати немедленно огрызаться! Я не просто так спросила, и ты прекрасно об этом знаешь. Ты должен понимать, какие могут быть последствия, если она родит. На твоем месте я бы ее предупредила.

– Она не беременна, – буркнул Холмогоров. – Когда же ты поймешь наконец, что я не маленький мальчик!

– Мы привезли с отцом презервативы. Я положила их тебе в тумбочку рядом с кроватью. Будь, пожалуйста, осторожен. А лучше все ей объясни, чтобы она сама за всем следила. Так надежнее.

– Мама! – взвыл Холмогоров – в комнате скрипнула кровать.

Алена спиной попятилась от двери, влетела на кухню, грохнула чайник на плиту и долго не могла зажечь конфорку, роняя спички на пол одну за другой. Все стало ясно – Артем никогда ее не любил. Никогда! Он женился на ней, чтобы доказать родителям, что он самостоятельный и будет делать все, что ему нравится. В начале их знакомства Артем как-то пожаловался, что родители даже из-за границы пытаются его контролировать, постоянно грузят и навязывают свои правила. Выходит, он женился на провинциалке в знак протеста, нарочно. Он никогда ее не любил… Не любил…

К горлу снова подступила тошнота, Алена отбросила коробок в сторону, подхватила с блюдечка тонкую дольку лимона и сунула ее в рот – тошнить перестало: кисленькое уже в течение трех недель помогало ей избавиться от дурноты…

* * *

– Вы сделали аборт? – спросила Зотова.

Алена вздрогнула и рассеянно посмотрела на Елену Петровну. Она так глубоко ушла в прошлое, рассказывая о своей несчастной жизни, что забыла, где находится.

– Налить вам кофе? – предложила следователь.

– Чаю, если можно, кофе мне нельзя, – вяло улыбнулась Цыплакова. – Да, я сделала аборт. Испугалась слов его матери. Холмогоров об этом даже не узнал.

– Что за проблемы со здоровьем у вашего мужа? Почему ему нельзя было иметь детей?

Елена Петровна поднялась, включила чайник и обернулась к редактору.

– Холмогоров с детства болен шизофренией, параноидной формой.

– В чем причина заболевания? Наследственность? – Чайник за спиной щелкнул, но Елена Петровна не обратила на это внимания и вернулась за стол.

– Отец Артема был диабетиком. Заболел в юношеском возрасте. С диагнозом «приобретенный диабет» врачи иметь детей категорически не рекомендуют, но его жена рискнула родить. Артем родился нормальным, здоровым, все было замечательно. Они обрадовались и решили завести второго ребенка. У Артема начались проблемы, когда его мать была в положении. Срок оказался небольшим, она испугалась и сделала аборт. Правильно сделала! Мамаша Артема меня до конца жизни так и не признала, ненавижу ее, но сочувствую. Врагу такого не пожелаешь: ребенок – шизик. К счастью, я узнала о проблемах Артема вовремя.

– Холмогоров вам сам рассказал о своем диагнозе?

– Он упорно молчал, а я не спрашивала. Боялась, что это приведет к разводу. У нас были довольно сложные отношения, на грани, что называется. Наш брак строился только на том, что я постоянно твердила ему о своем нежелании иметь детей. Врала, что мечтаю сделать карьеру. Уловку такую придумала, и Артема это держало. Где еще найдешь такую жену, которая не хочет малыша? У женщин материнство в крови. А открылось все через восемь месяцев: у него приступ случился. Это было страшно. По-настоящему страшно! Бред преследования, галлюцинации. Артему слышались голоса, он стал подозрительным и очень агрессивным. Я уже позже поняла, что симптомы шизофрении у него и раньше проявлялись. Родители к этому моменту уже вернулись из командировки. Жили мы, к счастью, отдельно, в съемной квартире. Очень повезло, квартира принадлежала родственникам Артема, которые тоже постоянно находились за рубежом. Они разрешили нам у них пожить, а заодно и за квартирой попросили приглядеть. Так вот, когда это случилось, я в панике позвонила его мамаше. Она мне все объяснила и умоляла ни в коем случае не звонить в «Скорую». Сама вызвала врача, Артема лечили анонимно, нашли доктора и платили ему, боялись, что с подобным диагнозом у сыночка их никогда больше не выпустят за границу. О будущей карьере сына тоже пеклись.

– Как же родители не боялись сына одного оставлять?

– Не оставляли они его! У Артема были опекуны, дед с бабушкой, родители отца. Артем жил с ними, когда родители находились в командировке. Они за ним приглядывали. После бабушка умерла, Артем к тому времени школу окончил и отвоевал право на отдельное проживание. Дед не особенно сопротивлялся, отпустил внучка, но регулярно, раз в неделю, Артема навещал, каждый день звонил, чтобы проверить, все ли в порядке. Раз в месяц деньги давал. Артем всегда знал, когда дед приедет с проверкой, и к его приезду марафет наводил в квартире. Дедуля даже представить себе не мог, что творилось в его отсутствие! А соседи боялись жаловаться, к Артему такие кадры в квартиру приходили – жуть!

– Почему вы после всего, что случилось, не ушли от мужа?

– А куда? Мне некуда было идти. Осенью того же года я поступила на подготовительный факультет МГУ, но общага мне не полагалась – я к тому моменту уже была москвичкой. Отец Артема, ответственный квартиросъемщик, прописал меня в свою квартиру. – Алена опустила глаза. – И потом, я не могла его оставить. Артем нуждался во мне. Приступ длился где-то дня четыре, а после Артем впадал в глухую депрессуху. Я с ним, как с ребенком, возилась. Он стал полностью от меня зависеть и не хотел меня отпускать. Умолял, на коленях ползал, чтобы я осталась. Мне тяжело было, да. Очень тяжело, но в то же время… Неважно. – Алена чуть заметно улыбнулась и не стала продолжать свою мысль, но Зотова поняла, что она имела в виду. Цыплаковой нравилось, что они с мужем поменялись местами, она получала от этого полное моральное удовлетворение, поэтому не сбежала, а осталась с больным мужем. Типичная история о созависимых людях, понятная, но в душе почему-то вместо сочувствия снова поднялась волна раздражения по отношению к этой женщине. Впрочем, это было неважно.

– Часто у него случались обострения? – спросила Елена Петровна.

– В первые годы нашего супружества – стабильно два раза в год, но постепенно его состояние улучшилось. Артем научился контролировать себя, принимал транквилизаторы. Во всяком случае, когда был со мной, принимал. Мы уже давно не живем вместе, только работаем. Расстались, у каждого своя жизнь и отдельная жилплощадь, хотя официально мы все еще женаты.

– Почему вы расстались?

– Банально… перестали нуждаться друг в друге. Холмогоров, когда почувствовал себя нормальным, меня отпустил, и я ушла со спокойной душой, – пожала плечами Алена. – К тому времени я уже закончила университет, работала редактором в газете, писала статьи, рецензии – в общем, была полностью самостоятельной личностью. Квартиру родителей (их уже не было в живых) Артем оставил за собой. Я в дедовскую переехала – Холмогорову она тоже по завещанию досталась.

– Выходит, Холмогоров вас недалеко отпустил, раз вы по-прежнему с ним рядом.

– Это бизнес, – возразила Алена. – Деловые отношения – это совершенно другое. Да, Холмогоров меня эксплуатирует по полной программе, но, во-первых, он платит мне деньги, очень хорошие деньги. Столько я нигде больше не заработаю. Редакторы не так уж много получают. Во-вторых, я привыкла ему подчиняться, а он привык, что я ему прислуживаю. Привычка – вторая натура, как известно. Потом, Артему так спокойнее, пока я работаю у него в программе, – он уверен, что контролирует меня. Когда Артем стал публичной персоной, он начал панически бояться, что правда о его психическом расстройстве выплывет наружу. Поэтому протокол, который вы настрочили, я не подпишу. И вообще не буду против него свидетельствовать, – вздохнула Цыплакова и улыбнулась, неприятно улыбнулась, с издевкой.

– Боитесь лишиться кормушки? – усмехнулась Зотова.

– Не ваше дело, – неожиданно сорвалась Алена. – Могу описать подробно свои действия! Да, это по просьбе Холмогорова я сняла в деревне Петрушево дом. Я долго искала в газетах и нашла. Здесь нет ничего противозаконного – моя работа заключается в том, чтобы выполнять его поручения.

– С какой целью Холмогоров дом снял? Почему именно в деревне Петрушево?

– Он сказал, что устал от популярности и хочет иметь такое место, где можно спрятаться и где никто его не будет доставать. Почему именно в той деревне – я не знаю. Сама я не публичный человек, но всякое бывает, как выяснилось, поэтому на встречу с хозяйкой поехала я, как секретный агент. Про свидетельницу я оговорилась не случайно. Я видела, как она шпионит за нами из окна. Она лбом к стеклу прилипла, когда мы из машины вышли. Я, правда, не предполагала, что она нас узнает. Стемнело уже.

– Опишите подробно, как развивались события в четверг.

– Артем позвонил мне вечером и попросил срочно приехать к нему. Я приехала. Дома у него была какая-то девица в халате. Он попросил меня отвезти их в деревню, объяснил, что эта девушка – героиня следующей передачи, что она уникальна, поэтому он хочет спрятать ее, чтобы другие журналисты девицу у него из-под носа не увели.

– Чем же эта девушка уникальна? Кто она? Как ее звали?

– Он ее Солнышком называл, – с отвращением сообщила Алена. – А кто она и чем уникальна – не имею понятия. Холмогоров толком мне ничего не объяснил. Сказал, что после все расскажет. Дергал меня, торопил. И девицу вытолкал из квартиры прямо так, в халате. Куртку только на нее свою напялил.

– Почему он именно вас попросил отвезти их за город?

– Опасался, что за ним следят. Блин, мне бы уже тогда понять, что дело пахнет керосином! Что у него очередной бред начался! Когда ехали, он всю дорогу дергался, смотрел в зеркало заднего вида, словно его кто-то преследовал, торопил меня, чтобы я быстрее ехала. А я принципиально не нарушаю правила никогда. Но отчего-то повелась, поверила ему. Холмогоров несколько недель собирал материал для новой программы, о чем будет программа, он скрывал, но уверял, что нарыл что-то неординарное, настоящую сенсацию.

– По дороге вы где-нибудь останавливались? Заезжали куда-нибудь?

– Останавливались один раз, я продукты купила, в доме было шаром покати, только в погребе какие-то хозяйские заготовки.

– Вы в погреб спускались?

– Да, когда ключи от хозяйки получила, все внимательно осмотрела. А потом ключи Холмогорову отдала. А что?

– Холмогоров там бывал до того, как девушку туда повез? – проигнорировала вопрос Цыплаковой Зотова.

– Откуда я знаю? Когда мы приехали, он в доме довольно хорошо ориентировался.

– В каком магазине вы продукты покупали? – уточнила Елена Петровна. – Холмогоров с вами в магазин заходил или в машине оставался?

– В машине. А магазинчик ночной, у заправки, недалеко от поворота к деревне. В общем, добрались до места, и Холмогоров тут же отправил меня обратно. Сказал, что вернется в Москву на электричке. Что ему нужно кое-что сделать, завершить кое-какие дела. Я еще удивилась, потому что у него билет на пятницу был забронирован, в Берлин. Предложила забрать его утром или подождать. Он отказался и попросил, чтобы я больше в деревне не светилась. Я уехала, а он остался с этой девицей. Господи, что там произошло?! Вы говорили, что эту девушку убили в ту ночь? Неужели Холмогоров ее убил?! Псих! Псих ненормальный! – Алена вдруг застонала, согнулась на стуле и схватилась за живот. Лицо ее побледнело, на лбу выступили бисеринки пота.

– Вам плохо? Врача позвать? – Елена Петровна резко поднялась.

– Воды дайте, пожалуйста, – простонала Цыплакова. Зотова налила в стакан воды из графина. Алена покопалась в кармане, достала таблетку, запила. – Сейчас пройдет… – выдохнула редактор. – Когда нервничаю, желудок иногда прихватывает, язва… Что мне делать? Что мне делать, если он позвонит?

– Успокоиться и вести себя как обычно, Алена. Когда Холмогоров возвращается из командировки?

– Завтра. Завтра днем на поезде Берлин – Москва. Номер 13.

– А с какой целью он поехал в Берлин? – спросила Зотова и непроизвольно поморщилась, услышав номер. Вообще-то, она никогда не была суеверной; спокойно переходила улицу, если наперерез ей перебегала дорогу черная кошка, и в прочие народные приметы не верила, но сегодня душа отреагировала на несчастливое число ноткой пессимизма.

– Я не знаю, зачем он поехал. Пожалуйста, не говорите ему, что я все вам рассказала! Я не подпишу протокол и буду все отрицать. Не буду против него свидетельствовать. Он мой муж, я имею право!

– Право имеете, и закон в данном случае на вашей стороне, – заметила Зотова. – Но подумайте: что, если Холмогоров еще кого-нибудь убьет?

– Меня, например, если я открою рот, – нервно рассмеялась Алена. – У вас есть свидетельница, которая видела, что я Холмогорова с той девушкой привезла в деревню, разве ее показаний мало? Я все вам рассказала, теперь вы знаете, в каком направлении копать. Что вы еще от меня хотите?

– Имя врача.

– Какого врача? – растерялась Алена.

– Психиатра, который лечил вашего мужа от шизофрении.

– Иван Васильевич Соланчаков. Номера телефона я его, к сожалению, не знаю. Когда переезжала, то все старые телефонные книжки выкинула. Возможно, у Холмогорова его телефон остался. Сомневаюсь только, что Артем у него до сих пор наблюдается. Я вообще думаю, что Холмогоров забросил лечение. Забросил, поэтому башню и снесло в очередной раз! Иначе как еще можно его поступок воспринять?

– Думаю, в Институте Сербского на этот вопрос дадут квалифицированный ответ. Какие транквилизаторы Холмогоров принимает?

– Я же объяснила, что не в курсе. Раньше рисперидон принимал, а что сейчас – я не знаю. – Алена демонстративно посмотрела на часы.

– Последний вопрос, и можете быть свободны. Холмогоров один проживает?

– У него спросите, – резко ответила редактор и поднялась.

– Алена, милая, неужели вы не в курсе его личных контактов? Никогда в это не поверю.

– Я вам не милая! Его личные контакты меня не волнуют! – возмутилась редактор, нервно потерла один глаз рукой, размазала косметику и превратилась из светской красавицы в обиженную школьницу. Глядя на нее, Елена Петровна впервые за все время беседы ощутила в душе сочувствие к этой женщине. Ясно стало, что мужа Алена любит до сих пор и ревнует ко всем. – Ой, – спохватилась Цыплакова, снова села, залезла в сумочку, достала пудреницу. – Кошмар, ну и рожа, – оценила она свой внешний вид и суетливо принялась подтирать синяк под глазом губкой. Не вышло, она снова пошарила в сумочке, достала салфетку, послюнявила ее. – Простите, что-то я сегодня расквасилась совсем. Веду себя, как идиотка. Честно скажу: тема, которую вы подняли, мне неприятна. Я вам о подруге детства Холмогорова рассказывала, помните? Ее зовут Ирина Белкина. Когда я от Холмогорова ушла, он одно время жил с ней. Вернее, она пыталась с ним жить. Всю жизнь эта баба поблизости маячила, изображала из себя рубаху-парня. Она думала, что я не вижу ничего. Не понимаю, что она Холмогорова любит и ждет, когда наш брак развалится. Дождалась, тут же от своего мужа смылась и вещички свои к Артему перевезла. Наплела ему, что ей, сиротинушке, жить негде. Это Холмогоров мне рассказал, поделился со мной несчастьем подружки. Ах, какая Белочка несчастная, муж ее из дома выгнал, а к родителям она возвращаться не хочет, чтобы их не расстраивать. Я рассмеялась ему в рожу и сказала, что подружка его закадычная – хитрая лиса, в койку к нему стремится и это маневр у нее такой по охмурению. Холмогоров в ответ разорался, назвал меня полной дурой и сказал, чтобы я шла лесом. Больше я в его личную жизнь не лезла. Он, к счастью, меня и не посвящал. Мы хоть и расстались по обоюдному согласию, но желания выслушивать исповеди о его новых бабах у меня не было никакого. Всего хорошего.

Алена подхватила свою сумочку и выскользнула за дверь.

– Чайку даже не попила, – хмыкнула Зотова, вспомнив, что так и не сделала редактору обещанный чай.

Елена Петровна снова включила чайник, приготовила себе кофе и села за стол. Показания Цыплаковой звучали очень убедительно, но все равно в голове они укладывались с трудом. На программу «Чудеса света» Елена Петровна несколько раз попадала случайно, щелкая пультом телевизора, чтобы отыскать какой-нибудь разгружающий мозги сериальчик про любовь, и частенько задерживалась на эфире на пару-тройку минут, хотя тема ток-шоу ее мало интересовала. Увлекал ведущий. Было в Холмогорове нечто особенное, что заставляло ее замирать с пультом в руках, глядя в экран. Совсем не красавец, неуклюжий медведь, верно его охарактеризовала Алена, но он мистическим образом зачаровывал.

Елена Петровна сверлила ручкой дырку в своем любимом блокноте, вспоминала свои прошлые ощущения, анализировала полученную от Цыплаковой информацию и пыталась увязать ее с экранным образом журналиста. Получалось плохо. Некая таинственность и загадочность в телеведущем, несомненно, были, но на шизофреника Холмогоров не походил, выглядел он вполне вменяемым и адекватным. Разве что темы передач подбирал довольно своеобразные. Холмогоров вещал с экрана не об архитектурных памятниках, признанных чудесах света, а о явлениях, не поддающихся здравому объяснению. Убийство неизвестной девушки тоже с трудом поддавалось здравому объяснению. Сплошное белое пятно на кровавом фоне.

Предположим, что преступник – Холмогоров. Елена Петровна чиркнула в блокнот имя журналиста и обвела его в жирный кружок. Итак…

Известный журналист Артемий Холмогоров активно собирает материал для новой программы, уникальный материал, который грозит стать сенсацией. Через некоторое время он просит жену, редактора своей программы, человека близкого, которому он безоговорочно, судя по всему, доверяет, снять в деревне Петрушево дом. Снять анонимно, чтобы никто об этом не знал. Почему именно в Петрушево? С чем это связано? Кладбищем заинтересовался? Чтобы крест легко было перетащить в погреб?

Спустя три недели Холмогоров звонит жене и просит отвести его в деревню вместе с неизвестной юной девушкой, которая находится у него дома без верхней одежды, в одном халате. Откуда она взялась у него в квартире в халате? Жене Холмогоров объясняет, что хочет спрятать эту девушку от журналистов, а затем планирует сделать ее героиней следующей программы. Жена выполняет просьбу. А дальше начинается и в самом деле настоящая шизофрения. Ничего не понятно и полная сумятица. Холмогоров отправляет жену домой, просит ее больше не светиться в деревне, сам остается с девушкой, и эту девушку находят мертвой через двое суток. Что в той девушке было уникального? Она – очередное чудо? Девушка-вундеркинд? Ясновидящая? Тьфу… Елена Петровна даже рукой повела по воздуху, чтобы отогнать от себя идиотские мысли. Не верила она в ясновидящих, экстрасенсов, предсказательниц и прочих представителей нетрадиционной медицины. Холмогоров уверял жену, что он раскопал сенсацию. Раскопал и пригвоздил свою сенсацию к кресту? Действительно – сенсация! Девушка, правда, так и не стала героиней его программы, а попала в криминальную хронику, точнее, попадет. Логика где? Ведь даже у шизофреников должна быть логика. Если Холмогоров спланировал преступление заранее, то почему привлек к этому жену? К чему ему лишние свидетели? Рассчитывал, что жена будет молчать? Глупо! Или думал, что об убийстве никто никогда не узнает? То, что тело обнаружили, – случайность. Если бы хозяйка не приехала дом проверить и не спустилась в погреб, то труп мог бы оставаться там довольно долго, в погребе, опять же, прохладно. По телу Зотовой пробежал мороз, словно она опять на месте преступления оказалась. Распятие с девушкой ярко всплыло перед глазами. Возможно, Холмогоров планировал по возвращении из Германии спрятать тело. Старое кладбище под носом, зарыл бы ее в следующий свой приезд, и все. Или.

– Мать честная! – Елена Петровна зажмурилась от нахлынувших эмоций. Холмогоров возвращается завтра, на третьи сутки, а воскрешение… Господи боже мой! Уникальная девушка, сенсация! Может, он думал, что девушка воскреснет? Очередное чудо решил продемонстрировать – в этом и заключалась его сенсация? Зотова глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и попыталась выкинуть из головы шизофренические мысли, а вернуться к фактам. Верно говорят, что шизофрения заразительна. Она еще не успела с Холмогоровым познакомиться, а крыша у нее уже медленно поплыла за горизонт.

Полученная от Цыплаковой информация не имела юридической силы, процессуально использовать ее тоже было нельзя, но дорожку к истине она проложила. Алена права, теперь стало ясно, в каком направлении копать и как собирать факты. А пока, на начальном этапе, придется оперировать показаниями свидетельницы – соседки, живущей в доме напротив. Елена Петровна надеялась, что этого будет достаточно, чтобы судья удовлетворил ее ходатайство о задержании тележурналиста и производстве обыска в его квартире. Успеть бы только до завтра, чтобы прихватить Холмогорова на вокзале, тепленького. А после можно будет заняться сбором доказательств, поиском доктора Соланчакова, который анонимно лечил Холмогорова. Побеседовать по душам с давней подружкой журналиста, Ириной Белкиной, возможно, она что-нибудь интересное расскажет. Главное, чтобы товарищ журналист не слинял из страны навсегда, а то ищи его потом по всей Европе! Или все-таки это не он девушку убил?

Телефонный звонок отвлек Елену Петровну от размышлений. Звонил судмедэксперт, усталый и злой.

– Нейролептиком, говоришь, девочку перед смертью накачали с сильным седативным эффектом? Случайно не рисперидоном? Откуда знаю? Считай, что я оракул, – устало усмехнулась Елена Петровна, поблагодарила Палыча, шмякнула трубку на рычаг и засобиралась домой. Кажется, все сошлось.