Текст книги "Кокон Кастанеды"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6
Ответственное поручение

– Вечно ты, Барышева, являешься с утра пораньше и без звонка, – манерно поправив серьгу в ухе, пробурчал Муська. – Кто тебя воспитывал, Барышева? Я же могу быть не один.

– А ты не один? – спросила Лиза, заранее зная ответ. В личной жизни Муське Романову катастрофически не везло.

– Один, но какая разница, я же мог быть не один! Ладно, проходи, раз приперлась. – Романов нехотя отстранился от двери.

– Симпатичная у тебя пижамка. Где купил? – Лиза потрогала двумя пальчиками нежный шелк, синий в желтую полоску и горох, и завистливо вздохнула.

– Барышева, я в этом прикиде месяц тому назад с тобой вместе на пижамной вечеринке был, – обиделся Муська, по паспорту Руслан. Кликуха Муська трансформировалась из прозвища Муслим Магомаев, которое прилипло к Романову после дебюта в «Фабрике».

На кастинг Руслан отправился за компанию с приятелем, в итоге приятель кастинг не прошел, а Руслан, получив в ухо от товарища, стал «фабрикантом». Муся был красив и являл собой уменьшенную копию статуи Давида. Росточком Романов не вышел, но это не помешало ему на «Фабрике» оказаться в десятке финалистов. Как поговаривали злопыхатели, успехом он был обязан не талантливому вокалу, а исключительно своему греческому профилю, от которого сходили с ума тысячи поклонниц. Слава, внимание прессы и телевидения, толпы фанаток, богемная тусовка – на какое-то время у Муси закружилась голова. Ослепленный ярким светом собственной звезды, Романов возомнил себя богом и рассорился со старыми друзьями. Прозрение было мучительным и тяжким, как похмелье. Прокатив звездных финалистов с концертами по городам России, выжав из них все соки и сняв с проекта все сливки, продюсеры потеряли интерес к своим протеже и переключились на новых, молодых и одаренных. Повезло единицам, большинство осталось не у дел. Руслан оказался в их числе, но, вкусив дурманящий вкус славы, Муся успокоиться уже не мог и усиленно пытался вскарабкаться обратно на звездный Олимп.

– Ты почему вчера в клубе не была? – спросил Романов. – Я пел, между прочим.

– Пел? Какое счастье, что меня там не было! – театрально закатила глаза к потолку Лизавета, чмокнула друга в щеку и поморщилась. – Сколько ты вчера выжрал, Муся? Ну и амбре! Иди зубы почисть, я кофе пока сварю.

– Как у меня болит голова! Боже мой, как у меня болит голова! Хотя бы пиво принесла с собой ради приличия. Учу тебя, учу… – недовольно пробурчал Романов и поплелся в ванную, шаркая по полу новозеландскими тапками из овечьей шерсти. Тапки было единственным, что осталось от прошлой любви Романова.

Вернулся Муська посвежевшим, но по-прежнему недовольным: в первой половине дня Руслан не отличался гостеприимством и перманентно пребывал в плохом расположении духа. Лиза придвинула Муське чашку кофе и, подперев подбородок ладошкой, с нежностью на него посмотрела.

– Ой, Барышева, я тя умоляю! – скривил физиономию Романов. – Не смотри на меня, как верная жена, иначе меня стошнит. Лучше сразу скажи – че те надо, че те надо? Может, дам, а может, в жопу пошлю, – изяществом оборотов речи Романов тоже не отличался.

– Фи, Муся, как ты груб! Ты же у нас потомок царского рода! – Романов сразу подобрел, он млел, когда его называли аристократом. К происхождению Руслана это ровным счетом никакого отношения не имело. Родители Романова были родом из Норильска. Отец – обычный мужик, добродушный весельчак, успел разбогатеть на торговле цветными металлами, перевез семью в Москву, открыл торговую компанию, но полез не в свою сферу и был застрелен в подъезде собственного дома. Мать горевала недолго и вскоре выскочила замуж за партнера отца. Отношения с отчимом не заладились сразу: жестокий и деспотичный, он пытался добиться от пасынка безоговорочного подчинения. Муська, выращенный в любви и неге, страдал. Мать в их отношения старалась не вмешиваться, отчима она любила как одержимая. Вскоре она родила второго ребенка, девочку, и вовсе перестала обращать на сына внимание. Она всегда мечтала о дочке, в детстве наряжала Руслана в шутку в платьица, отращивала ему кудряшки, завязывала бантики, называла Русалочкой и раздражалась, когда отец делал ей замечания. Наконец мечта матери осуществилась. Ревниво глядя на белобрысую, вечно вопящую, глазастую куклу, думал Руслан и грезил поскорее достичь совершеннолетия, получить завещанные отцом деньги, которые лежали на депозите в банке, и свалить из отчего дома. Денег оказалось много, хватило на однокомнатную квартиру в спальном районе, стильный евроремонт и на жизнь осталось. Обучение в престижном финансовом вузе оплатил отчим, в отместку ему Муська яростно прогуливал лекции, пока его не вытурили из института. Отчисление Романов воспринял как освобождение: работать финансистом или банкиром Муська не собирался, надеясь всей душой вернуть себе эстрадную популярность. С матерью Руслан старался не общаться, а праздники, на которые он в обязательном порядке должен был являться (Рождество, Новый год и дни рождения глазастой куклы), воспринимал как лечение зубов без анестезии. В общем, к царской династии Руслан отношения не имел, но за желание примазаться к русской аристократии Романова можно было простить – в конце концов, по его венам тоже текла голубая кровь, правда, в другом смысле слова.

– Ну, что придумала на этот раз, юродивая? – поторопил Лизу Муська. – Опять стая тараканов в голову наползла?

– За девушкой одной надо поухаживать, – лучезарно улыбнулась Лизавета.

– Боже мой, ты наконец-то влюбилась! И хочешь вызвать ревность в каком-то поклоннике. Согласен. За тобой, Барышева, я готов ухаживать всю жизнь, даже если ты будешь ходить под себя.

– Идиот, – отвесила другу подзатыльник Лиза. – Вовсе я не влюбилась, мне это не грозит. Я тебе про другую девушку говорила, подруга ты моя по детскому саду. В остальном ты суть уловил верно, умный мальчик. Короче, пакуй чемодан, мы отбываем в элитный пансионат «Кантри Парк». Завтра с утра за тобой заедем.

– С чего это ты решила, что я согласен? – усмехнулся Муська.

Лиза послала ему воздушный поцелуй и направилась на выход. До завтра надлежало переделать массу дел, привести Варвару в божеский вид и забронировать номер для ее бывшего бойфренда. Ломать голову над тем, как выманить актера из Москвы, долго не пришлось. Лиза пошла по простому пути – заехав с утра на свою квартиру, кинув вещи и вручив Варваре ноутбук, она втихаря вытащила из сотового подопечной телефон «единственного» Алеши, позвонила, представилась ассистенткой известного продюсера и пригласила парня на кастинг. Вычислить актера, которому Варвара предсказывала неминуемую мировую славу, через Интернет не получилось. Ни один поисковик не выдал ссылок на сериал «Помоги себе сам». Как это ни удивительно, говнюк, получив предложение, пытался еще выпендриваться. Нудно расспрашивал о роли и выяснял размер гонорара. Усиленно делал вид, что круче его – только яйца. Если к первой части дискуссии Лиза подготовилась, сообщив мачо, что пробоваться он будет на роль скромного воздыхателя светской красавицы, дочери банкира, которого прелестница, конечно же, изберет из толпы богатых поклонников, выйдет за него замуж и поселит в особняке на Рублевке (в общем, живописно описала голубую мечту амбициозного юноши), то к вопросам о вознаграждении Барышева готова не была. Какие гонорары платят актерам, она понятия не имела, поэтому назвала сумму наобум. Мачо, услышав величину будущего гонорара, надолго замолчал, о том, что он еще жив, говорило лишь сопение в трубке. Лиза решила, что предложила мало, и, дабы ее афера не сорвалась, надбавила еще несколько тысяч. Мачо промычал что-то нечленораздельное, похожее на «да», пообещал быть и бросил трубку. Дурак, мог бы подольше поартачиться, она бы еще прибавила – разве ж ей жалко? Упустил, голубок, свое счастье, хихикнула Лиза. «Разводить» Алешу было прикольно и совсем не совестно. В конце концов, в финале мачо ожидал достойный приз – несравненная Варвара! А в придачу – халявный отдых в одном из лучших пансионатов Подмосковья.

К своему дому Лизавета подкатила в приподнятом настроении, ее разыгравшееся воображение уже рисовало картину их триумфального появления в пансионате. Красавица Варвара в новом сногсшибательном прикиде от модного дизайнера выходит из «Лексуса», отливающего золотом на солнце. Ее берет под локоток поп-звезда Руслан Романов, и они направляются к гостеприимным дверям отеля «Кантри Парк». Сердце Лизы учащенно забилось, она не сомневалась, что мачо Алеша не пропустит этот феерический момент, потому что будет ожидать приезда важного продюсера и подглядывать в окно. А если пропустит, то увидит повторение эпизода о счастье его бывшей возлюбленной в баре, ресторане, на прогулке и так далее… в зависимости от ситуации. Кардинальное преображение Варвары должно было по плану начаться через сорок пять минут в элитном салоне под чутким руководством одного из самых модных стилистов Москвы. Очередь к мастеру тянулась на километр, попасть к нему на прием без записи оказалось делом непростым. С Варварой он согласился поработать только потому, что по просьбе Лизы одна ее хорошая подруга позвонила своей хорошей подруге, у которой хорошей подругой была… Лиза не ведала, как зовут хорошую подругу подруги ее подруги, но знала, что одним звонком эта таинственная дама могла решить проблему мирового масштаба и открыть любую дверь. Стилист сам перезвонил Лизе на мобильный и пригласил прийти. После салона Барышева планировала, вооружившись советами стилиста, совершить набег на парочку бутиков на Тверской. Вечером к Лизе должна была приехать ее личная визажистка, чтобы запечатлеть образ Варвары, вернуться с утра и снова нарисовать ей лицо. Все складывалось очень удачно. Приятно было тратить деньги не считая, к тому же чужие деньги.

В предвкушении удовольствия Лиза вошла в квартиру. В гостиной, кухне и спальне подопечной не оказалось. Варвара нашлась в туалете в обнимку с унитазом, выглядела будущая королева, как замученная в фашистских застенках советская разведчица. Землистый цвет лица, потрескавшиеся губы, слипшиеся волосы.

– Меня тошнит, – страдальчески сообщила Варя и продемонстрировала это наглядно.

– Что, совсем? – спросила Лиза.

– Совсем, – промычала подопечная и вновь склонила голову над белым другом.

– Блин, – расстроилась Лиза. Так все было хорошо – и вот, пожалуйста! Завтра им в обязательном порядке нужно попасть в «Кантри Парк», неизвестно, как отреагирует мачо, узнав, что его надули. Если уедет, то снова заманить бывшего возлюбленного в пансионат будет очень сложно. – Может, тебе угольку дать? – поинтересовалась Барышева.

– Не поможет, – уныло сообщила Варвара и поздоровалась с белым другом еще раз. Барышева сама понимала, что не поможет, так, спросила на всякий случай.

– Чаю пойду тебе сделаю с лимоном, – вздохнула Лизавета и оставила свою подопечную на коврике в туалете.

Чай с лимоном тоже не помог. Варвару токсикозило до вечера, лишь к семи часам ей стало легче. Лиза схватила подопечную за шкирку, прихватила парочку целлофановых пакетиков на всякий пожарный случай и потащила Варю в ближайшую парикмахерскую: ничего другого не оставалось, как самой взять на себя обязанности стилиста. Подумав немного, Лиза решила, что Варвару необходимо перекрасить в платиновую блондинку. Во-первых, в паре с русоволосым голубоглазым Муськой это будет смотреться очень эффектно. Во-вторых, длинные белые волосы до задницы способны убить наповал любого мужика. В-третьих, по поводу изменения имиджа подопечной Лизавете Степановне ничего больше в голову не приходило.

Парикмахерская с многообещающим названием «Прелесть» располагалась на первом этаже дома Барышевой, но Лиза зашла сюда впервые. В помещении резко пахло тухлым яйцом и дешевым лаком для волос. В холе стояли дерматиновые рваные кресла, приватизированные, похоже, из комнаты отдыха какого-то развалившегося НИИ. За стойкой дремала администратор, старая перечница с голубыми волосами. При появлении посетителей она зевнула во всю глотку и лениво поинтересовалась, чего они хотят. Получив вожделенный талон, Лиза нашептала на ушко мастеру, толстой усталой тете с химией прошлого века на голове, свои пожелания, оставила безразличную ко всему Варвару в кресле и уселась в холле ждать. Устроившись на дерматине поудобнее, Лиза закрыла глаза и провалилась в сон… Ей снилась Варвара в шелковом подвенечном платье, расшитом жемчугом. Она кружилась по начищенному паркету большого парадного зала какого-то старинного особняка. Ее белоснежные волосы сияли и переливались в свете тяжелых хрустальных люстр. Звучала музыка. Мужчины во фраках рукоплескали, с восторгом смотрели на девушку, бросали к ее ногам цветы. Лиза, тоже в белом, с нимбом на голове, стояла в стороне, махала пушистыми крылышками и улыбалась. Кто-то тактично тронул Лизу за плечо, она открыла глаза и улыбаться перестала… Напротив нее стояло чудовище с малиновым лицом и желто-лимонной мочалкой на голове. Чудовище тихо всхлипывало, мычало и протягивало ей на ладони лохматую прядь своих волос. За спиной чудовища топталась парикмахерша, лицо тетки выражало готовность дать отпор любому наезду. С обоих флангов боевую стойку приняли ее коллеги.

– Волос у нее такой, неподдающийся, – выдала парикмахерша. – Я уж ее и так, и сяк супрой. Под лампу посадила на подольше, волос и отвалился. Люсь, отдай им половину денег. Краску я не собираюсь из своего кармана оплачивать, – попросила парикмахерша притаившемуся за стойкой администратору.

– Какая прелесть! – улыбнулась Лиза, подошла к парикмахерше и треснула ее со всей силы дамской сумочкой по голове.

* * *

В квартире на Чистопрудном бульваре царила атмосфера траура. Лизавета Степановна Барышева лежала на диване и прикладывала салфетку со льдом к лицу. Как же это она так… на хук справа от парикмахерши своевременно отреагировала блоком, но потом пропустила прямой удар в глаз.

– Ты очень эмоциональна, Лиза, нельзя так. – Варвара присела на диван и погладила Барышеву по голове. – Болит?

– Отстань от меня, – буркнула Лиза и отвернулась от Вари к стене. – Фиг с ним, с глазом. В темных очках похожу. Эмоциональная… Ни фига себе – эмоциональная! Как я могла сдержаться? Эта курица толстозадая тебя изуродовала и даже не извинилась! Сволочь!

– Не переживай, обломленные у корней волосы отрастут, и я перекрашусь в свой цвет.

– К тому времени, когда волосы отрастут, живот у тебя тоже отрастет. Что теперь делать? Как быть? С твоими волосами ничего не сотворить. Вообще ничего! Даже стрижку. Пережженная солома на твоей голове распугает всех мужиков в радиусе километра. Как я теперь тебя замуж выдам? Завтра с утра поедем покупать парик – ничего другого не остается. Ненавижу парики!

– У меня есть другая идея. Погоди минутку. – Варя исчезла в ванной, послышался шум воды. Через полчаса дверь в ванную хлопнула. – Что скажешь?

Лиза обернулась.

Варвара в Лизином шелковом халатике прокрутилась вокруг своей оси со счастливой улыбкой, демонстрируя воплощение своей идеи.

– Полнейший андеграунд! – потрясенно воскликнула Лизавета Степановна, глядя на обритую наголо подопечную. Редко какой девушке идет такая «прическа», но Варя в новом образе смотрелась невообразимо привлекательно и сексапильно. Осталось добавить к ее новому имиджу несколько стильных деталей, и успех их предприятию обеспечен!

Глава 7
Сюрприз

– Варламов! Иван Аркадьевич! Вот так сюрприз! – Елена Петровна от удивления и радости заорала на всю привокзальную площадь, напугав птиц и прохожих. Встретить своего старого знакомого на Белорусском вокзале она никак не ожидала. И не только на Белорусском, она вообще не ожидала увидеть Варламова в Москве. Вот гад, приперся в столицу златоглавую и даже не позвонил. Это после того, что между ними было! После пельменей со сметаной, запутанного расследования и поисков двух пропавших девушек, найти которых она ему помогла.[3]3
  Читайте об этой истории в книге Марии Брикер «Желтый свитер Пикассо».


[Закрыть] А ведь когда из Москвы улетал – клялся, что никогда ее не забудет. И вот вам, здрасьте пожалуйста! Не прошло и полугода! Приперся в Москву – и даже не позвонил. Ну да, она отказалась лететь в Париж на свадьбу Мишель и Мазина, хотя Иван Аркадьевич забронировал для нее отель и собирался оплатить все расходы. Странный человек Варламов: что она могла подарить молодоженам-миллионерам? Засохший фикус с подоконника? Или часы с кукушкой, которой она голову отвинтила? Да, она отказалась также приехать на премьеру его нового фильма в Вену, хотя все расходы, связанные с поездкой, режиссер брал на себя. Все, да не все! Откуда она, к примеру, могла взять вечерний наряд? Мысли на этот счет, правда, были: снять бархатную занавеску с окна спальни… (почти новую, цвета бордо, в мелкий сиреневый цветочек)… И сшить себе сногсшибательный наряд. Однако… Елена Петровна в последний момент передумала, решив, что одним вечерним платьем все равно никак не обойдешься, а другой бархатной занавески у нее не было. И вечерних туфель не было, и сумки, и красивых сапог, и денег, чтобы все это купить, у следователя прокуратуры тоже не было, а брать в долг Зотова не любила. В любом случае никто бы не дал. Разве что сам Варламов. Но не просить же у него! Она хоть и нищая, но гордая, стукнула себя кулаком в грудь Елена Петровна и отказалась от поездки. Да, она нашла предлог, чтобы не поехать на горнолыжный курорт в Швейцарию, куда Иван Аркадьевич настойчиво ее заманивал, соблазняя фондю и горячим глинтвейном. Почти соблазнил, фондю она один раз пробовала – понравилось, и глинтвейн любила. Пуховик теплый у нее имелся, ярко-розовый, красивый, шарф и шапка с ушами – эффектные, сама связала, но ведь пришлось бы и на лыжах кататься! С ее-то задницей пятьдесят четвертого размера! Один ее спуск – и все снежные лавины накрыли бы симпатичный городок Санкт-Мориц! Конец настал бы модному курорту, повторение гибели Помпеи случилось бы. Отчего мужчины такие глупые?! Ей, может, в Большой театр мечталось пойти и в консерваторию на любимого Шопена. Прилетел бы сам, пригласил на культурное мероприятие. А он – Париж, Вена, Санкт-Мориц! Тоже мне благодетель. Сожрал, понимаешь, в прошлый приезд все ее пельмени и сметану, нахально спал на ее диване, втянул ее в идиотские игры. Из-за него она посетила несколько жутких вернисажей авангардной живописи и шнурки на ботинках порвала! А он даже не сказал, что прилетит в Москву. Неужели так сильно обиделся из-за того, что она его прокатила? Елки-палки, почему вчера она не сделала маникюр? И стрижка у нее отросла до безобразия. Корова!

На лице режиссера обида не читалась, выглядел он смущенным и растерянным, очевидно, тоже совсем не ожидал увидеть здесь свою приятельницу.

– Лена, голубушка, как я рад тебя видеть! – робко улыбнулся режиссер и попытался Зотову обнять, но Елена Петровна сделала такое страшное лицо, что Варламов передумал.

Зотова расстроилась.

– Как поживаете, голубчик? – равнодушно поинтересовалась Елена Петровна.

– Поживаю – не сказать чтобы плохо. Нормально поживаю. Прилетел вот… на днях. Буквально вчера. Знакомого встречаю. Он должен скоро прибыть на берлинском поезде, – уточнил Иван Аркадьевич, разглядывая свои дорогие, начищенные до блеска ботинки. Как всегда, он выглядел подтянутым и моложавым. Аккуратная бородка, длинные седые волосы зачесаны назад, потертые джинсы, водолазка, легкая замшевая куртка. Какое счастье, что она не приняла его приглашения! Ни к чему это ей все. Ни к чему…

– Надо же, я тоже знакомого встречаю. И он тоже должен прибыть на берлинском поезде. Какое совпадение, однако! Надеюсь, ваш знакомый не в седьмом вагоне едет? – поинтересовалась Елена Петровна.

– Представьте себе, голубушка, мой знакомый тоже едет в седьмом вагоне, – нахмурился Иван Аркадьевич. – На «вы», значит, снова? – расстроился всемирно известный режиссер, поправив очочки в золотой оправе.

– На «ты» я только друзей называю, а вы, Иван Аркадьевич, к этой категории людей не относитесь. Снова, значит, совпадение… Что-то слишком много совпадений за один день. Не нравится мне это. Ладно, приятно было повидаться. Мне пора, всего хорошего.

– Лена, Елена Петровна, я хочу объяснить…

– Обойдусь без ваших объяснений. Мне все равно. – Елена Петровна сухо улыбнулась и засеменила к платформе.

– Я хотел сюрприз сделать! Подарки привез! – заголосил вслед режиссер.

Зотова сбавила темп, подарки она любила, но обида не отпускала. Интересно, он только что про подарки придумал? Или на самом деле собирался ей сделать сюрприз?

– Как твоего знакомого зовут? – обернулась она, решив немного смягчить ситуацию. – Надеюсь, не Артемий Холмогоров?

– Нет, – расцвел в улыбке режиссер.

– Слава богу, – вздохнула Елена Петровна и отвернулась.

До прибытия поезда оставалось пять минут, но приближение неприятностей майор юстиции Елена Петровна Зотова почувствовала раньше, заметив на платформе сотрудников транспортной прокуратуры и милиционеров линейного управления внутренних дел, которые сгруппировались как раз в районе остановки седьмого вагона.

– Елена Петровна, что происходит? – подошел к ней Трофимов и кивнул в сторону транспортников.

Зотова растерянно пожала плечами и направилась выяснять обстановку. Варламов остался стоять на перроне, с изумлением глядя на толпу ментов. Нехорошие предчувствия сбылись полностью: главного подозреваемого по делу об убийстве в Петрушеве грохнули.

* * *

– Ни хрена себе! – Криминалист Владимир Рыжов бродил по седьмому вагону поезда номер тринадцать и никак не мог успокоиться. – Блин, убийство в Восточном экспрессе, часть вторая. Два трупешника. Ни хрена себе!

– Ага. – За криминалистом хвостом бегал лейтенант из транспортной милиции, дежурный по поезду, и судорожно кивал.

Это он сообщил о происшествии в линейное управление внутренних дел. Судя по выражению его рябого лица и остекленевшим бессмысленным глазам, товарищ пребывал в шоке. Нечасто, видно, ему приходилось сталкиваться с убийствами на поездах международного следования. Впрочем, в шоке пребывали все: и пассажиры вагона, которым не разрешили выходить из купе, и проводница, обнаружившая трупы, и начальник поезда, и оперативно-следственная бригада, включая саму Зотову. Только она вышла на Холмогорова – и вот пожалуйста, кто-то убил журналиста! Как это понимать? Пришлось забирать в свое производство это дело: прокурор посчитал, что убийство журналиста и смерть молодой девушки, распятой на кресте, тесно связаны между собой. Ясное дело, связаны – кто бы спорил! Транспортники от этой новости пришли в неописуемый восторг, слили ей дело без разговоров, но работать предстояло в любом случае в тесном с ними взаимодействии. Милиционеры из линейного отделения внутренних дел оперативно опрашивали пассажиров, чтобы не держать людей в душных вагонах. Организовали охрану места происшествия. Пока ждали следственно-оперативную группу, Зотова побеседовала с пассажирами, которым посчастливилось попутешествовать в седьмом вагоне. Трофимов утешал проводницу, отпаивая ее чаем с валерьянкой. Через полчаса приехали эксперты. Пригласили понятых. Можно было приступать. Настроение было упадническое, версий в голове – ноль. К тому же Венечка огорошил ее с утра новостью, что психиатр Холмогорова, Иван Васильевич Соланчаков, скончался три месяца назад. Пребывая в старческом маразме, поставил на плиту молоко и лег вздремнуть. Молоко убежало, залило конфорку, доктор надышался газом и больше не проснулся. Не вовремя доктор умер! Как ей теперь доказывать причастность тележурналиста к убийству неизвестной девушки? Ответы на запросы по без вести пропавшим и проверке следов пальцев по республиканской дактилоскопической картотеке пока не пришли. Одно обнадеживало: возможно, теперь Алена Цыплакова даст официальные показания – бояться ей больше некого. Дозвониться до редактора и сообщить ей о смерти мужа пока не получилось. Собственно, Зотова не очень-то активно ее искала, не любила она сообщать печальные новости, надеялась, что, прежде чем получится связаться с редактором, Цыплакова сама узнает о происшествии из средств массовой информации или от знакомых.

Духота в вагоне стояла невыносимая. В купе, где обнаружили труп пожилой женщины, было прохладнее, в открытое окно с улицы тянуло весенней свежестью, и запах смерти здесь ощущался не так остро, как в купе Холмогорова.

– Что-то я ничего не понимаю. – Палыч оторвался от осмотра трупа старушки и озадаченно обернулся к Елене Петровне. – Не похоже на криминальный труп, вот что я тебе скажу.

– Может, придушили? Подушкой? – предположила Елена Петровна. – Или отравили? Стакан на полу разбитый, она, возможно, из него пила.

– На удушение не похоже, – возразил эксперт. – На отравление тоже. Могу голову на отсечение дать, что тут смерть от естественных причин.

– Ни фига себе! – влез Владимир.

– Ты меня достал уже своим «ни фига себе»! Русский язык исковеркали, бл… Иди отсюда на х… Не мешай работать, – разозлился судмедэксперт.

– Это кто еще кому мешает! – возмутился Рыжов. – Леночка Петровна, вы слышали? Он меня послал!

– Работай, Вова, работай, – миролюбиво попросила Елена Петровна и обернулась к эксперту: – Палыч, ну ты что?

– Извините, – пробурчал эксперт. – Это магнитная буря на меня так действует. С утра сам не свой. Не выспался еще. Всю ночь мне распятая девочка снилась.

– Хм, мне будто бы не снилась! Я же из-за этого на людей не кидаюсь, – в очередной раз возмутился Владимир и присел рядом с дверью в купе. – Гляньте на дверь, Леночка Петровна. Стреляли со стороны коридора, метили в замок на двери, чтобы дверь открыть и в купе войти. Я охрене… – Владимир покосился на Палыча. – Я ошеломлен данным фактом, – выдал Вова. – Что за терминатор тут побывал? Бедная бабка, видно, она была случайным свидетелем убийства Холмогорова. Бросилась к себе в купе, заперлась изнутри, но сосед дверь сломал, бабка испугалась и с перепугу померла.

– М-да… – крякнула Зотова, – а перед тем, как помереть, разделась и легла в постель.

– Притворилась, что ничего не видела и не слышала, – настаивал Владимир. – Легла в постель, и тут у нее случился разрыв сердца. Раздеться она могла раньше. А сосед не знал, что она испугалась и умерла, ворвался в номер и…

– Увидел, что бабка сама померла, без его участия, расстроился, сошел с ума и выпрыгнул в окно, решив покончить жизнь самоубийством, – съязвил Палыч и нервно хихикнул.

– При чем тут самоубийство! Все же понятно, – обиделся Владимир. – Он шмякнул Холмогорова, потом решил избавиться от свидетельницы, не предполагая, что она умерла, увидел, что бабуся уже не представляет опасности, и спокойно слинял через окно, чтобы его за убийство не прихватили.

– Не понимаю, – вздохнула Елена Петровна. – Глупо! Идиотизм! Убийство Холмогорова, по словам Палыча, случилось между пятью и шестью часами утра. Трупы обнаружили за сорок минут до прибытия в Москву, ближе к полудню, потому что убийца повесил на двери табличку «Не беспокоить». Откуда взялись, кстати, эти таблички? Никогда не видела в поездах подобных вывесок?

– Они во всех купе, эти таблички, – сообщил криминалист. – Не пойму, что вас смущает?

– Идиотизм меня смущает. Зачем он выпрыгнул в окно? Кстати, ты точно уверен, что он в окно выпрыгнул? Может, просто открыл его? Выкинул что-то, например пистолет и прочие улики. Или ввел нас в заблуждение, а сам благополучно сошел на ближайшей станции. Или в Москве на вокзале. Перешел в другой вагон и…

– Выкинул он что-нибудь или нет – не знаю. Но потом сам выкинулся, сто пудов, – перебил Рыжов. – Леночка Петровна, вы меня за лоха не держите, хорошо? На окне отпечатки. По ним видно, что он вылез из окна, на руках повис и соскочил. Профи!

– Я же просто спросила. Конечно, ты профи, – примирительно сказала Зотова.

– Да не про себя я. Про гоблина этого. Он профессионально из окна вылез. Так что исключать заказуху я бы не стал. Выстрел в лоб, опять же. Пистоль с глушаком.

– Сомневаюсь, что тут работал киллер. – Елена Петровна осмотрела дверь в соседнее купе. Осторожно провела пальцем по противоположной стене вагона, напротив двери. – Слишком он нервный для профессионала. Как ты, к примеру, можешь объяснить тот факт, что стреляли из купе Холмогорова через дверь?

– А фиг его знает, – пожал плечами Владимир. – Может, бабка услышала шум, метнулась в купе Холмогорова, открыла дверь, увидела момент убийства, дверь захлопнула и помчалась к себе. В этот момент и был произведен выстрел. Убийца хотел ее сразу пришить, но промахнулся.

– Ерунда какая-то. – Елена Петровна скривилась.

– Ну! – подтвердил Палыч. – Больно шустрая бабушка оказалась.

– Жить захочешь, еще не так забегаешь.

– Все, хватит паясничать! Не в цирке же, – не сдержалась Елена Петровна, ничего смешного она в происшествии не видела. Два трупа в одном поезде, убийство известного тележурналиста, главного подозреваемого по делу о распятии девушки в деревне Петрушево, и старухи. О происшествии очень скоро раструбят газеты и телевидение, спокойной жизни не жди. Какая неприятность, однако! Елена Петровна вздохнула. – А с отпечатками что? Можешь мне четко сказать, открывала дверь старуха в купе Холмогорова или нет?

– Не могу, – гоготнул Владимир. – На одной ручке все стерто. На других пальцы смазаны, и тут их так много, что хрен разберешь, чьи они. Бесполезно, короче. Наляпали все, кому не лень. Есть одни четкие, но, думаю, это пальчики проводницы. Она дверь последней открывала.

– Это мои, – подал голос лейтенант. – Проводница так вопила, что я не сразу понял, что произошло. Подумал сначала – драка.

– Молодец! – гоготнул Владимир. – Драка в двух купе одновременно!

– Второе я уже с платком открыл, – нахмурился молодой человек.

– Флаг тебе за это в руки! Вот кто, оказывается, отпечатки стер.

– Лейтенант, – подключилась Зотова. – А одежду старухи кто-нибудь трогал? – Милиционер отрицательно мотнул головой.

– Странно, куда же одежда убитой делась? И где ее вещи?

– Не знаю, я ничего не трогал, – залепетал лейтенант.

– Кроме дверной ручки, – ехидно поддел Владимир.

– Ладно вам, я ж не знал.

– Отстань от человека, – вступился Палыч. – Правда, куда вещи убитой делись?

И тут Зотову осенило.

– Слушайте, он ее надел! – возбужденно воскликнула она.

– Что? – оторопел Палыч.

– Одежду старухи. Убийца надел одежду старухи, переоделся, чтобы его не узнали, и покинул поезд через окно!

– Точно! Какая ты умная, Лена! – кивнул с уважением Палыч.

Криминалист тоже с жаром закивал и посмотрел на Елену Петровну с восхищением, но Зотова на комплимент не обратила внимания: в данную минуту следователя мало волновало восхищение коллег, что-то ее сильно беспокоило, а что, она никак не могла понять. Вроде бы версия выглядела убедительно. Убийца садится в поезд вместе с Холмогоровым, дожидается, пока все пассажиры уснут, пробирается в его купе, чтобы тихо его убить, вернуться к себе, выкинуть все улики в окошко и лечь спать. Но вдруг случается неприятность: кто-то открывает дверь в купе Холмогорова и застает его на месте преступления. Выход один – избавиться от свидетеля. Он стреляет, но промахивается. Старушка в состоянии шока бежит к себе, закрывает дверь, ложится на койку и притворяется спящей в надежде, что преступник ее не видел. Тут убийца начинает ломиться в закрытую дверь, старуха понимает, что ей конец, и у нее случается сердечный приступ. История покруче мексиканского «мыла» будет! Убийца входит в купе, видит, что старуха умерла или при смерти. Что делать? Дырки в дверях, труп в его купе. Он понимает, что наделал массу ошибок и теперь менты его будут трясти, как грушу, выйти чистеньким из воды не получится, – остается только бежать. Он переодевается в старухину одежду, чтобы неузнанным покинуть поезд, берет ее чемодан, и поминай, что называется, как звали. Но зачем он в окно выпрыгнул? Мог бы легко в одежде покойной выйти на ближайшей станции. Почему бросил свой чемодан? Псих какой-то. Шизофрения продолжается! Какая связь между двумя убийствами, кроме того, что убийца – однозначно больной на всю голову? А что, если она ошиблась и Холмогоров не убивал девушку? Ее убил человек, который ехал со старухой в одном купе, а Холмогорова устранили как свидетеля убийства в Петрушеве? Или убийство тележурналиста – это отдельная история? Случайное стечение обстоятельств?