Текст книги "Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Что-то мне захотелось вживую поглядеть на его художественное творчество.

– У вас на лбу тоже художественное творчество, – сказал Жданов. Елена Петровна посмотрелась в графин, который стоял на столе, и выругалась. Весь лобешник был разрисован шариковой ручкой, сама себя украсила.

Елена Петровна послюнявила палец и попыталась оттереть «рисунки майя». Жданов смотрел на это и чудовищно морщился.

Трофимов пересел за компьютер и набрал в поисковике «Юлиан Дербеш».

– Записывайте адрес галереи, где художник выставляется, и его мастерской, – деловито сказал он, сам переписал адреса в блокнот и передал Елене Петровне листок.

– Я потом домой, спать, – сказала Зотова, допила кофе и набросила шубку. – А вы работайте. По подруге Колесниченко где информация?

– Жду ответ на свой запрос из Питера, – виновато сказал Трофимов и помахал Елене Петровне рукой.

Глава 20
Гениальная мазня

«Удивительно, что в центре города еще сохранились такие дома, снаружи и изнутри похожие на декорации из фильмов ужасов», – размышляла Елена Петровна, поднимаясь на последний этаж старого заброшенного дома. Было всего четыре часа, но уже стемнело. В полумраке лестничных пролетов различались кованые перила, мраморные ступени и проемы дверей. Здесь жило эхо и творил свои шедевры модный художник Юлиан Дербеш – «продукт нового времени», открытый для мира бывшей примой балета Василисой Берн. Галерея работ художника совсем Елену Петровну не вдохновила, поэтому она отправилась по адресу его мастерской.

Елена Петровна отдышалась и позвонила в дверь. Судя по тому, что трели она не услышала, звонок не работал. Зотова интеллигентно постучала, но ответа не последовало. Она прислушалась. Из глубины мастерской доносилась музыка. «Концерт для скрипки с оркестром Чайковского», – опознала Зотова, постучала еще раз и толкнула дверь, которая оказалась незапертой. Елена Петровна заглянула в прихожую. Мастерская была скрыта за тяжелыми бархатными гардинами. Зотова осторожно отодвинула полотно.

Дербеш стоял к Елене Петровне спиной и с увлечением писал картину. На полотне была изображена обнаженная полная девушка с распущенными волосами, стоящая на коленях. Ее голову украшал терновый венец, и кровь катилась по прелестному лицу. Глаза девушки были с мольбой обращены к небу, ладони сложены у груди. Зрелище впечатляло.

Зотова подошла ближе, чтобы как следует рассмотреть полотно, и заметила молоденькую натурщицу, которая позировала в неглиже на огромной кровати с балдахином.

Почувствовав неловкость, Елена Петровна попятилась назад и скрылась за тяжелой гардиной.

– Долго еще? – прозвучал юный голосок. – Я хочу тебя!

– Потерпи, – с некоторым раздражением сказал Юлиан.

– Тогда расскажи мне про смерть.

– Все, что кажется смертным, есть лишь оболочка. Жизнь бессмертна, и тело – это только чехол, который придает ей видимую смертность, когда дыхание становится неактивным, – так говорил индийский мистик и музыкант Хидаят Инаят Хан. Смерть – это переход в другое измерение. – Голос Дербеша смягчился. – Она соединит наши души навечно. Ты хочешь этого, Алиса?

– Да… Я очень хочу. Я давно об этом мечтаю…

– Я знаю. Я понял это, как только заглянул в твои глаза. Осталось немного потерпеть, милая. Все будет так, как ты хотела! Сразу после ударов курантов дверь откроется, и мы войдем в нее вместе, взявшись за руки. Я обещаю тебе невероятное путешествие.

– Юлик, как я этого хочу! Я так устала! Я хочу покоя и вечности. А вдруг не получится? – обеспокоенно спросила девушка. – Маман Новый год собралась в балетной школе справлять. Ей, кроме этой школы, ничего не нужно. Даже дочь родная.

– Алиса, ну зачем ты так? – мягко возразил художник. – Василиса Андреевна тебя любит.

– Она только балет любит! – с ненавистью сказала девушка. – Она возится со своими балеринами с утра до вечера, а меня в упор не видит. Я вообще удивляюсь, что мама вдруг обратила на меня внимание. Рисунками моими заинтересовалась, на занятия к тебе определила. Я с детства просила отдать меня в художественную школу, но мама упорно пыталась сделать из меня великую балерину. Как я ненавидела эти занятия! Ты не поверишь! Я стала втихаря есть по ночам калорийную пищу и поправилась. Я добилась того, что она от меня отвязалась! Но я знаю – мама меня презирает. Я гадкий утенок в лебединой стае. Я себя ненавижу и ее, она сделала меня такой. Не могу больше! Не хочу! – жестко сказала девушка.

– Иди ко мне!

По полу прошлепали босые ноги.

– Я еще не закончил, но можешь посмотреть. Ты не гадкий утенок, ты прекрасна! Это ты, Алиса. Твоя душа.

– Боже мой… – с восхищением прошептала девушка. – Боже мой… Моя душа… Она твоя, Юлиан. Я дарю ее тебе.

В кармане Зотовой завибрировал мобильный. Она чертыхнулась и высунулась из-за занавески. Алиса вскрикнула, обмоталась простыней и унеслась наверх по лестнице, путаясь в импровизированном одеянии.

– Простите, я стучала, – неловко покашляла Елена Петровна, ругая себя, что была так неосторожна. Телефон продолжал трезвонить. Звонил Трофимов, она извинилась и ответила на звонок.

– Леночка Петровна! Пришел ответ на запрос из Питера. Подруга Колесниченко, к сожалению, помочь нам ничем не сможет. Юлия Дербенева год назад умерла. Ничего криминального – в родах умерла. Ребенок тоже умер. У меня все, – сказал Трофимов и отключился. Зотова сунула телефон в карман и кивнула на картину.

– Красивая работа, – добавила она, чтобы разрядить обстановку, но атмосфера, напротив, накалилась.

Дербеш закрыл картину белой тканью и окинул Зотову убийственным взглядом, желваки на его скулах играли. «Сейчас кистью заколет или даст по башке мольбертом», – подумала Елена Петровна, с интересом разглядывая Дербеша вблизи. Теперь ей стало понятно, почему Берн выбрала Юлиана в качестве протеже для своего коммерческого проекта. Такого красавчика можно и без таланта раскрутить! Дербеш был похож на капризного и печального ангела. В его голубых глазах, которые в данный момент смотрели на Елену Петровну с ненавистью, отражалась какая-то внутренняя ранимость и надломленность. Божественная красота Дербеша и это сочетание, несомненно, привлекали к его персоне поклонниц. Впрочем, талант у художника был несомненный, только почему-то Дербеш тщательно скрывал его ото всех. В его прочих работах не было ни огня, ни души, ни глубины – обычная мазня на потребу толпы.

Судя по фотографиям в деле, Вероника Колесниченко не обладала ни особой красотой, ни внутренним очарованием брата, она была совсем другой, жесткой и упорной девушкой, готовой идти к славе по головам. Возможно, поэтому между братом и сестрой не сложились доверительные отношения.

Юлиан неожиданно смягчился, вероятно, оценил стоимость ее шиншилловой шубки.

– Вы пришли сделать заказ? – мягко поинтересовался он.

– Да, я хочу портрет, – улыбнулась Елена Петровна, решив воспользоваться ситуацией и пока не выдавать себя.

– Простите, я сейчас заказов не беру, очень много работы, – улыбнулся в ответ художник. – Однако после Нового года я к вашим услугам. Приходите после праздников или визитку оставьте, я вам позвоню, как только освобожусь.

– Как жаль… Раз нельзя написать портрет, я хотела бы выбрать готовое полотно. Хочу подарить картину мужу на Новый год, он ваш горячий поклонник. Я была в галерее, но там нет того, что бы я хотела.

– Проходите, выбирайте, – предложил Дербеш. – Какая тема вас интересует?

– Мне бы хотелось что-нибудь на библейскую тему.

– Простите, я не пишу на библейские темы, – неожиданно резко ответил Дербеш.

– Почему вы меня обманываете? – состроила из себя капризную дуру Елена Петровна, подошла к мольберту и сорвала ткань: – А это что, по-вашему? Я хочу эту картину!

– Эта картина не продается, – со скрытой угрозой сказал Дербеш, вырвал у Зотовой ткань и вновь закрыл мольберт.

– Я хорошо заплачу! Продайте мне эту картину, – настаивала Зотова.

Неожиданно Дербеш попер на нее грудью:

– Как я вас всех ненавижу! Богатенькие бесцеремонные ублюдки! Вы думаете, за деньги все можно купить? Даже душу мою! Не выйдет! Она не продается! Убирайся отсюда, сука!

Елена Петровна попятилась назад, теперь она верила Берн, что у Дербеша глубокая депрессия. Иначе как еще воспринять это внезапное бешенство?

– Юля, пожалуйста, не надо! – заверещала Алиса и бросилась вниз по лестнице. Она уже оделась и привела себя в порядок.

«Юля… Юлиан Дербеш – Юлия Дербенева. Юля – Юлиан, Дербеш – Дербенева», – ошарашенно подумала Зотова. Вот она – ассоциация, которая с самого начала расследования крутилась в голове! В памяти всплыл рассказ Тани Трушиной про то, что Вероника со своей подругой Юлей погуливали вместе. Не к братику ли Колесниченко они бегали расслабляться?

Дербеш ее не слышал, он схватил Елену Петровну за воротник шубки и начал выпихивать из мастерской. Елена Петровна не любила подобного фамильярного обращения. В конце концов, ничего плохого художнику она не сделала, просто попросила продать талантливо написанную картину. Поэтому Зотова сжала руку в кулак, размахнулась и дала Дербешу в глаз. Юлиан охнул и осел на пол, осоловело хлопая одним глазом – второй не открывался. Алиса молча бросилась к художнику и встала рядом с ним на колени.

– Извини, – пожала плечами Елена Петровна, сунув руку в карман. – Непроизвольно вышло. Не люблю, когда меня пихают!

– Да ничего, – шмыгнул носом художник, ощупывая опухающий глаз. – Это вы меня извините. Переработал, наверное. Вот и замкнуло. – Юлиан живописно покрутил пальцем у виска.

– Бывает! Лед у вас есть? Или холодное что-нибудь? – спросила Зотова у Алисы, которая уставилась на нее во все глаза.

– Принеси, пожалуйста, лед из холодильника, – попросил Дербеш. – А то глаз сильно распухнет.

Алиса кивнула и унеслась в другую комнату. Кажется, дочка Берн реагировала только на команды Юлиана.

– Хорошая девушка, – заметила Зотова.

– Да… – кивнул Юлиан. – Алиса вдохновляет меня своей непорочностью и чистотой. Картину я пишу ей в подарок. Алиса слишком неуверена в себе. Картина – своего рода психотерапия, поэтому эта работа не продается, – внезапно разоткровенничался художник.

– Юля Дербенева вас тоже вдохновляла своей непорочностью и чистотой? – поинтересовалась Елена Петровна и поняла, что попала в точку.

Юлиан не ответил, но она видела, какими больными стали его глаза и как побледнело лицо. Дербеш с трудом поднялся с пола, отвернулся, постоял ссутулившись некоторое время, размышляя о чем-то и пытаясь прийти в себя, обернулся.

– Вы не заказчица, – тихо сказал он.

– Угадал, я твоя совесть, – сказала Зотова и показала служебное удостоверение. – Поговорим?

Вернулась Алиса, засуетилась около Юлиана, пытаясь пристроить ему на глаз лед, завернутый в полотенце.

– Милая, иди домой, – ласково попросил художник, забрал у нее кулек и поцеловал Алису в лоб. Девушка замерла, испуганно глядя то на Дербеша, то на Елену Петровну.

– Что-то случилось? – робко спросила она.

– Все хорошо, Алиса. Иди, пожалуйста, домой, – настойчиво попросил Юлиан. – Нам надо с…

Дербеш запнулся, глядя на следователя.

– Елена Петровна Зотова, – уточнила женщина.

– Нам надо с госпожой Зотовой обсудить будущий заказ. Это долго, а время позднее. Твоя мама будет волноваться. Я тебе позвоню, милая!

Алиса постояла некоторое время в нерешительности, кивнула и пошла к выходу. Дербеш вышел в прихожую ее проводить, затем вернулся, постоял некоторое время, сложив руки на груди и разглядывая Зотову.

– Присаживайтесь, – кивнул он с усмешкой на широкую кровать с балдахином. – Я сейчас вернусь.

Художник исчез. Елена Петровна сняла шубу, плюхнулась на ложе и глубоко утонула попой в матрасе. Совершенно очевидно, что Юлиан нарочно предложил ей присесть на кровать, чтобы она почувствовала себя дурой. Во всяком случае, выражение лица у нее в данный момент было совершенно точно идиотское. Кровать с розовым балдахином. Какая пошлость!

Художник вернулся, держа в руке какую-то картину. Дербеш встал напротив Зотовой и повернул картину к ней. Сердце в груди Елены Петровны стукнулось о ребра. На полотне была изображена обнаженная белокурая девушка с демоническими крыльями.

– Это она. Моя Юля, – сказал Дербеш, пристально глядя Зотовой в глаза.

– Вы ее любили?

– Почему любил? Я и сейчас ее люблю, – сказал Юлиан, повесил картину на стену и отошел на несколько шагов, любуясь своей работой одним глазом, к другому он прижимал полотенце со льдом. Зотова тоже встала и подошла ближе.

– Прекрасная работа, – похвалила она. – Вас Вероника познакомила?

– Да. Я только приехал в Москву. У меня были сбережения. Вообще-то я художник-реставратор, фрески восстанавливал в храмах. Картины тоже писал, но их никто не покупал. Я скопил денег на реставрациях и поперся Москву завоевывать. Решил, что меня в столице обязательно оценят. Снял роскошную квартиру на Арбате. Мне казалось, что именно так надо начинать великое восхождение. Пару моих картин действительно взяли в одну из галерей и выставили на продажу. Заплатили шестьсот долларов, бешеные для меня деньги. – Юлиан усмехнулся, прошел к своему царскому ложу и сел. Зотова последовала его примеру и снова провалилась в матрас. Юлиан снял с глаза лед. Припухлость немного прошла, и он смог открыть веко. – Я познакомился с местными художниками, они меня приняли, и началась одна большая пьянка. А картины мои больше не покупали! Я подрабатывал карикатуристом и очень скучал по дому.

– Поэтому вы разыскали сестру?

– Веронику? Нет, не поэтому. Меня ее мать просила передать ей посылку и телефон дала. Вот я и позвонил. Так бы, наверное, не стал. Мы с Вероникой были совсем чужими. Сестру в балетную школу определили, когда она была еще ребенком, я ее почти не знал. Да и семьи наши практически не общались. Я родственник по линии отца Вероники. Когда он умер, ее мать повторно выскочила замуж. Мужик оказался, мягко говоря, не слишком приятным человеком, и наши родственные отношения сошли на нет. Это мой отец инициатором выступил, позвонил Вероникиной маме и спросил, не надо ли что-нибудь дочке передать. А я что? Мне же не сложно! Приехал, устроился, позвонил Веронике, спросил, куда подвезти. Она обрадовалась, сказала, что сама за посылкой заедет, и приехала с подругой. Я тогда находился в постоянном пьяном угаре и накумаренный был по полной программе. И вдруг вижу среди тумана – солнце. Влюбился сразу! Только Юля оказалась не солнцем, а обратной стороной луны. Она внешне светилась, а в душе такие страсти бушевали… У нас начался безумный роман. Месяц счастья! А потом у меня вдруг резко кончились деньги, и меня вышвырнули из квартиры. Друзья-художники куда-то сразу испарились, и я остался один на улице. Пару недель жил на вокзале, днем подрабатывал тем, что рисовал шаржи в переходе. Юля мне звонила несколько раз, но я не мог ответить на звонок – мне было стыдно: она – талантливая балерина, а я – бродяга-неудачник. Потом я набрался смелости и позвонил Веронике, чтобы узнать, как Юля. Она начала орать, что я сволочь и тварь, разбил жизнь ее подруге. Юля ждет ребенка, за это ее отчислили из балетной школы. Она сказала, что я больше ей не брат, а Юля – не подруга, чтобы мы шли к черту со своей любовью и чтобы я забыл номер ее телефона. Вероника оказалась трусливой сукой, она страшно боялась, что и ее отчислят заодно с Юлей. Единственное, что мне удалось выяснить у сестры, – адрес Юли. Я поехал туда, но Юля там уже не жила. Дозвониться тоже не получилось – она сменила номер телефона. Я поехал в балетную школу, прямо к Василисе Андреевне, стал умолять дать новый адрес Юли. Сказал, что готов нести ответственность за ребенка, женюсь на Юле и люблю ее. Берн мне сказала, что Юля меня больше не любит, она сделала аборт, уехала в Питер с родителями и просила ее не беспокоить. Василиса ясно дала мне понять, что родители Юли меня посадят, если я объявлюсь рядом с их дочерью. Берн была так убедительна… Она это умеет. – Глаза Дербеша снова потемнели. Кажется, он ненавидел свою наставницу. – Я был раздавлен, и Берн неожиданно помогла мне. Утешила, сняла жилье и стала меня продвигать. Василиса диктовала мне, как жить, как себя вести, что говорить прессе, как одеваться и какие картины писать. Очень быстро я стал модным художником Юлианом Дербешем. Только пишу я теперь не картины, а дерьмо на потребу толпе. Самое ужасное, что это дерьмо покупают!

– Вы себе в честь Юли придумали псевдоним?

Юлиан улыбнулся:

– Да, в честь Юли. Это единственное, что Василиса Андреевна позволила мне выбрать самому. Вероятно, потому, что фамилия Дербеш немного созвучна с Берн. Я не знал, что Юля решила родить, не знал, что она меня не разлюбила и поэтому решила оставить ребенка. До самой последней минуты она любила меня. Если бы я знал! Господи, если бы я знал!

– Вам Вероника об этом рассказала?

– Нет, с Вероникой мы больше не общались. Она оказалась подлой сукой. Так тряслась за свою шкуру, что Юлю предала, отреклась от нее. Мерзкая дрянь! Мне стыдно, что она моя сестра. Когда Юля умерла, мне позвонила ее мать и все рассказала. Она корила себя, что не позволила нам быть вместе. Вы даже представить себе не можете, что я в тот момент испытал. Вдруг, если бы я был рядом, Юля не умерла? – Дербеш посмотрел Елене Петровне в глаза. Она не выдержала и отвела взгляд. Ответить ей было решительно нечего.

– Вы знаете, что вашу сестру убили?

– Что? – вздрогнул Юлиан.

– Вашу сестру Веронику убили, – повторила Зотова.

– Да, я знаю, – торопливо кивнул художник и вздохнул. – Мне родители сказали. Я позвонил матери Вероники, чтобы выразить свои соболезнования. Она тяжело переживает смерть дочери. Я предложил свою помощь, но она сказала, что Василиса Андреевна похороны полностью взяла на себя… Поэтому я не вмешивался в процесс. Василиса от меня скрывает смерть сестры. Боится, что я впаду в депрессивное состояние и выкину какой-нибудь фортель. Глупо, правда? Берн не понимает, что я давно мертв. С тех пор, как узнал, что Юли больше нет. Господи, простите, – словно опомнившись, поморщился Юлиан. – Сам не знаю, почему я вам все это рассказываю!

Юлиан замолчал, рассеянно рассматривая свои руки.

– Вы холсты сами готовите к работе? – поинтересовалась Зотова.

Дербеш с недоумением на нее посмотрел:

– А кто должен за меня это делать? Папа Карло?

– Может, в магазине покупаете? Насколько я знаю, готовить холст для работы очень сложно.

– Какая глупость! Что сложного? Проклеиваешь холст, сушишь, шлифуешь, проклеиваешь, сушишь, шлифуешь, грунтуешь, сушишь… Слушайте, зачем вам это? – рассмеялся художник. – Решили на досуге живописью заняться?

– Досуга у меня с такой сумасшедшей работой нет. Я даже поесть не успеваю. Просто я любопытная. Проклеиваешь? Чем проклеиваешь? – состроила из себя в очередной раз дуру Зотова.

– Клеевым раствором, – сдержанно пояснил Дербеш, окинул Зотову снисходительным взглядом и улыбнулся: – Вам написать рецептик?

– А что, они разные бывают? Я слышала, что применяют обычный столярный клей.

– Применяют, но лучше рыбий клей. На его основе готовят клеевой раствор.

– Вам что, совсем не жалко, что вашу сестру убили?

Дербеш с недоумением посмотрел на Зотову:

– Какие странные вопросы вы задаете! То про грунтовку холстов, то про смерть моей троюродной сестры. Я понял, что вы пришли из-за убийства Вероники. Проверяете версии свои, да? Конечно, я сожалею, что Веронику убили, но плакать по ней не буду и на похороны не пойду. Сомневаюсь, что Веронике этого хотелось бы.

– Почему вы так считаете?

– Я же объяснил: Вероника прямо заявила мне, что я больше ей не брат, и отправила меня к черту. Так вот, я с тех пор в аду и обитаю.

– У вас есть подозрения, кто убил вашу сестру?

– Вероника сама себя убила, – сказал Дербеш. – Она таким человеком была, притягивала к себе людскую злость, скандалы и негатив.

– Вероника собирала репродукции ваших работ, – сказала Зотова.

Дербеш изумленно вскинул брови.

– Правда? Странно… Неужели завидовала? – усмехнулся он, и Елена Петровна подумала, что Дербеш очень проницательный человек.

– Берн знает, что вы спите с ее дочерью?

Дербеш заволновался, но быстро взял себя в руки:

– У вас слишком богатое воображение! Я не сплю со своими натурщицами и ученицами. Я просто очень хорошо к Алисе отношусь, как к сестре. Извините, мне работать надо. Вас проводить или сами дорогу найдете? – бесцеремонно спросил он.

– Обидите Алису, я лично вам голову откручу, – мило улыбнулась Елена Петровна и направилась к выходу.

– Вы дура и ничего не понимаете! – крикнул ей вслед художник. Елене Петровне хотелось сложить руку в кулак и продемонстрировать Юлиану средний палец, но она лишь кокетливо махнула ему рукой.

* * *

Зотова вышла на улицу и посмотрела на окна мастерской. Кажется, она нашла Шутника. Устраивая свою дочь на занятия к Дербешу, Берн вряд ли предполагала, что протеже отплатит ей такой монетой. Мало того что спит с ее дочерью, он забивает в ее голову опасные идеи!

Из подслушанного диалога стало понято, что Юлиан задумал нечто ужасное. Он явно склонял девочку к самоубийству, подталкивал ее к этому страшному шагу. Судя по всему, дочь Берн к нему уже готова. Алиса сказала Дербешу, что давно мечтает об этом. Какая прелесть! Дербешу даже делать ничего не придется. Алиса сама все сделает за него. Неужели он так ненавидит свою наставницу, которая сделала из неизвестного брянского художника столичную звезду? Мстит за то, что Берн лишила его надежды быть рядом с любимой? Готов отобрать у нее любимую дочь? За что? Юлиан уверен, что, если бы он нашел Юлю, она бы не умерла. Он – сумасшедший псих.

Зачем Василисе надо было врать Дербешу о том, что Юля сделала аборт и больше его не любит? Сговор с родителями? Или желание иметь контроль над красавцем художником, на которого она решила сделать ставку?

Как бы там ни было, Берн все меньше нравилась Елене Петровне. Она – жесткая и расчетливая стерва. Понятно, почему и фавориткой Берн выбрала подобную себе – Веронику Колесниченко.

Удивительно, что Дербеш даже не пытается скрыть, что ненавидел сестру. Вероника в его глазах предательница, она предала Юлю, а потом заняла место Дербеневой. «Обратная сторона луны» – так Дербеш называл свою любовь. Не поэтому ли он символично наградил крыльями падшего ангела Юлю Дербеневу на своей картине? И так чудовищно оборвал крылья у своей сестры, которая, возможно, по его мнению, незаслуженно заняла ее место?

Размышляя о преступлении и вероятной логике убийцы, Зотова чувствовала холод в душе. Возможно, отказ Колесниченко от подруги в тяжелой ситуации не самый благовидный поступок, но разве у Вероники нет оправдания? Имела она право испугаться? Веронике было всего лишь пятнадцать лет! Девочка росла в жесточайших условиях конкуренции, без любящих родителей. В отличие от Юли, чьи родители переехали в Москву, чтобы быть рядом с любимой дочерью. Конечно, Колесниченко смертельно боялась лишиться возможности добиться в этой жизни успеха. Балетная школа, возможно, казалась Веронике единственным шансом удержаться на плаву и не вернуться назад, в дом к ненавистному отчиму и матери, у которой другая семья.

Глядя на печального ангела Дербеша, с трудом верилось, что он способен на такое жестокое убийство, но подслушанный разговор и беседа с Юлианом с глазу на глаз говорили об обратном. Она чувствовала, что в нем живет ярость.

Задушив в себе талант живописца, Дербеш в полной мере реализовал в преступлении свой творческий креатив. Однако оставалась масса вопросов. Если убийца – Дербеш, то почему художник приволок именно к ее двери бутафорские демонические крылья? Что скрывает от нее Василиса Берн? Зотова надеялась, что информация, которой прима владеет, прольет свет на убийства Вероники Колесниченко и несчастного сантехника, который, судя по всему, просто оказался не в том месте и не в то время.

Однако теперь прояснился еще один серый момент в деле. Елена Петровна поняла, почему Василиса Берн молчит и просит ее не трогать до следующего года: она знает о планах Алисы. Ведь не случайно Берн при первой встрече сказала, что у нее проблемы с дочерью. Василиса боится лишиться возможности оберегать дочь, но вряд ли подозревает, что творит за ее спиной собственный «продукт нового времени».

Устроив Алису на занятия к Юлиану, Берн, возможно, пыталась переключить дочь с мыслей о смерти на творчество. И попала из огня да в полымя! Вместо того чтобы благотворно влиять на Алису и погружать ее в мир искусства, Юлиан внушает ей, что смерть – это прекрасно, и подстегивает к этому чудовищному шагу. Кошмар! Бедная девочка! Зотова видела, какими глазами Алиса смотрела на Юлиана. Совершенно очевидно, что она влюблена в художника по уши. Даже Берн ей говорила, что Алиса увлечена Дербешем.

Елена Петровна не верила, что успешный художник наложит на себя руки на пике карьеры вместе с глупой девчонкой, которая явно романтизирует смерть. Хотел бы – убил себя, когда узнал о смерти Юли Дербеневой. Значит, Юлиан хочет убить дочь свой наставницы. И случится это в новогоднюю ночь в балетной школе. Сейчас он с воодушевлением пишет ее предсмертный портрет на память.

«Придется испортить Новый год прекрасной Василисе Берн. Юлиана надо брать на месте преступления», – подумала Зотова и потопала в сторону метро. Через полчаса она стояла у подъезда собственного дома и ошарашенно смотрела на окна своей квартиры, за стеклами которой мельтешили рабочие, и ругала себя нехорошими словами. В метро у Елены Петровны включился автопилот, и она совершенно забыла, что живет у Варламова.

– Вот корова! – выругалась Елена Петровна, уселась на лавку рядом с подъездом и смахнула слезу. Бедная она, несчастная, бездомная, замученная. От усталости кружилась голова, гудели ноги и ныла спина.

Ехать куда-либо не было никаких сил, и Елена Петровна полезла в карман за телефоном.