Текст книги "Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие"

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Русская сентименталистская критика

В сентименталистской практике анализа произведений словесности отразились поиски литературы, направленные на рассмотрение внутреннего мира человека. Программным положением сентиментализма стала мысль о внесословной ценности человека. Определяющим началом явилось стремление открыть читателю новые горизонты мировидения, развить его творческие порывы и склонности, воспитать чувство изящного. Сентиментализм пропагандировал рефлексию и самонаблюдение, радость воображения и совершенствование человеческой души.

Как отмечают исследователи, «проникновение в русскую литературу элементов сентиментализма начинается уже в 60—70-х годах [XVIII века]. Особенно заметно оно в творчестве М.М. Хераскова и поэтов его круга, объединившихся в московском университетском журнале "Полезное увеселение"»[76]76
  Пигарев К.В., Фридлендер Г.М. Сентиментализм. Карамзин // История всемирной литературы: В 9 т. М., 1988. Т. 5. С. 394.


[Закрыть]. Однако расцвет этого художественно-эстетического направления в литературе и возникновение сентименталистской литературной критики и эссеистики связаны с последним десятилетием XVIII века.

Становлению новой эстетики способствовали просветительские идеи. Понимание культуры как фактора, развивающего человеческую личность, формирование представлений о литературе как о способе приобщения к эмоционально-чувственным ценностям оказали мощное влияние на процессы духовно-нравственного освобождения общества из-под гнета жестко-иерархических норм классицизма. Не только допустимость, но и поощрение творческого воображения, идеи раскрепощения личности открывали новые горизонты видения жизни, ощущения ее объемности и качественных характеристик.

Театр Корнеля и Расина, система Буало, однозначно жесткие классицистические требования в последнее десятилетие XVIII века воспринимаются сентименталистами, в том числе русскими, как пройденный исторический этап. Новыми общественными и художественно-эстетическими ориентирами становятся суждения и образы Руссо, Стерна, Ричардсона. Сентименталистская художественная практика и литературная критика оказываются востребованными благодаря свободе выражения мысли, не сдавленной тисками устаревшего нормативизма.

Н.М. КАРАМЗИН КАК ВОСПИТАТЕЛЬ ВКУСА ЧИТАЮЩЕЙ ПУБЛИКИ, РЕДАКТОР И ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК

Огромным успехом пользовались выступления в печати Николая Михайловича Карамзина (1766–1826). Писатель и историк-исследователь, Карамзин был редактором «Московского журнала» (1791–1792) и журнала «Вестник Европы» (1802–1803), а также альманахов «Аглая» и «Аониды». Центром его литературно-критических размышлений стал художник как личность и творческая индивидуальность. В своих работах Карамзин рассматривал, с одной стороны, талант – «вдохновение природы» (319) и, с другой, человека как носителя таланта, поскольку талантливый человек должен обладать тонкой чувствующей душой и высокими гражданскими качествами.

В статье-эссе «Что нужно автору?» (1793) Карамзин опирался на два важнейших суждения. Во-первых, искусство «должно заниматься одним изящным, изображать красоту, гармонию и распространять в области чувствительного приятные впечатления» (301). Во-вторых, обращаясь к тем, кто стремится встать на путь писательства, Карамзин подчеркивал, что молодой художник добьется результатов только тогда, когда станет читателю другом и будет «писать для вечности» (300).

Сама постановка вопросов «что есть искусство?» и «как стать писателем?» для русской культуры и рождающейся науки не нова. Она, в частности, была в центре внимания классициста А.П. Сумарокова в его работе «Наставление хотящим быти писателями». Однако время классицизма ушло, а в сентиментализме и постановка вопросов, и система принципов, утверждающих ответы, и природа аргументации, – все носит совершенно иной характер.

Важнейшими достоинствами художника слова Карамзин считает «таланты и знание», а также «доброе, нежное сердце». Великий русский сентименталист подчеркивал: «Творец всегда изображается в творении и часто – против воли своей» (300). Развивая эту мысль, Карамзин предостерегал: «Ты берешься за перо и хочешь быть автором: спроси же у самого себя, наедине, без свидетелей, искренно: каков я? ибо ты хочешь писать портрет души и сердца своего». Цель искусства, утверждается в статье, – «святое, никакими сферами не ограниченное желание всеобщего блага» (301). В качестве доказательства своей правоты Карамзин задавал вопрос, обращаясь к творчеству выдающегося французского просветителя: «Отчего Жан-Жак Руссо нравится нам со всеми своими слабостями и заблуждениями?», и отвечал: «Оттого, что в самых его заблуждениях сверкают искры страстного человеколюбия» (301). Итогом его рассуждений являлась мысль о том, что «дурной человек не может быть хорошим автором» (301). Эту мысль автор статьи распространял на сам характер соотношения формы и содержания в художественном произведении. Карамзин утверждал приоритет содержания и его идейно-эмоциональной направленности перед формой: «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством» (301).

В 1795 г. в «Московских ведомостях» была напечатана заметка Карамзина, ныне условно озаглавленная «О богатстве языка». В заметке вновь поднят вопрос о том, что главное в культуре и языке – факт нравственного осмысления действительности. «Истинное богатство языка, – писал Карамзин, – состоит не во множестве звуков, не во множестве слов, но в числе мыслей, выражаемых оным». Если же нет слов «для означения главных мыслей» и «для изъяснения их различий, их оттенок, большей или меньшей силы, простоты и сложности», то такой язык «со всеми миллионами слов своих» беден. В качестве примера Карамзин привел две «телесных вещи» в арабском языке – «меч» и «лев», у которых по «пятьсот имен», но нет «никаких тонких нравственных понятий и чувств» (302).

Ненавязчиво, но настойчиво Карамзин формировал вкусы читающей и пишущей России. В своем альманахе «Аониды» он сформулировал две задачи; одну аналитическую: «показать <публике> состояние нашей поэзии, красоты и недостатки ее», другую – дидактическую: помочь молодым авторам «писать с большим старанием» (303). В предисловии ко второму выпуску альманаха (1797) Карамзин представил свое понимание «истинного поэта», и эта мысль принята в современной науке как условное название данной работы: «Находить в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону». Только «истинный поэт», указывал автор статьи, может «наводить на все живые краски, ко всему привязывать остроумную мысль, нежное чувство или обыкновенную мысль, обыкновенное чувство украшать выражением, показывать оттенки, которые укрываются от глаз других людей» (303–304).

Вместе с тем Карамзин настаивал: художник должен писать только о том, что «подлинно занимает его душу», и обращаться только к тем «предметам», которые «к нему близки и собственною силою влекут к себе его воображение». Если же этого не происходит, то, отмечал Карамзин, следует солидаризироваться с Горацием, который «в начале эпистолы к Пизонам» показал «странное существо»[77]77
  Напомним слова Горация из трактата «Послание к Пизонам» (строки 1–5, в переводе А. А. Фета): «Если бы вдруг живописец связал с головой человечьей / Конский затылок и в пестрые вырядил перья отвсюду / Сборные члены; не то заключил бы уродливо-черной / Рыбой сверху прекрасное женское тело, – при этом / Виде могли ли бы вы, друзья, удержаться от смеху?» (Фет А.А. Вечерние огни / Подготовка изд. Д.Д. Благого, М.А. Соколовой. 2-е изд. М., 1979. С. 143).


[Закрыть], поскольку именно ему будет подобно произведение, – в нем «не будет никогда живости, истины или той сообразности в частях, которая составляет целое» (303).

В литературных трудах, подчеркивал Карамзин, надо бояться двух крайностей и избегать как «излишней высокопарности» (когда «гром слов не у места»), так и «притворной слезливости». Развивая мысль о последствиях первой крайности, автор статьи указывал, что надо изображать лучшие чувства, а не разрушение мира. Смысл искусства русский сентименталист видел «не в надутом описании ужасных сцен натуры, но в живости мыслей и чувств». Разворачивая второе наставление – избегать «притворной слезливости», Карамзин писал о том, что «не надобно также беспрестанно говорить о слезах, прибирая к ним разные эпитеты, называя их блестящими и бриллиантовыми, – сей способ трогать очень ненадежен» (304).

Программой искусства должна стать продуманная и прочувствованная мера типично-распространенного и индивидуально-неповторимого. Ее определяет поэт — «личность», как подчеркивал Карамзин. Так, беды и горести следует отображать «не только общими чертами, которые, будучи слишком обыкновенны, не могут производить сильного действия в сердце читателя, – но особенными, имеющими отношение к характеру и обстоятельствам поэта». При этом, уверял Карамзин, не столь важно, что избранная художником тема и отсеянный им материал могут поначалу показаться нежизненными, да и сама личность автора, возможно, не сразу вызовет интерес. «Торжество искусства» есть «обман», т. е. художественный вымысел, и этот вымысел направлен на формирование ответных знаков «нежной мысли, тонкой черты воображения или чувства» (304).

По мнению Карамзина, литература является самым востребованным и самым значимым видом художественного творчества: «искусство писать есть, конечно, первое и славнейшее». В силу этого от писателя и поэта требуется «редкое совершенство в душевных качествах» (304). Отстаивая «пользу и важность литературы», великий русский сентименталист актуализировал то, что позволяет нации гордиться своими авторами, – высоту нравственного чувства художника. Иными словами, Карамзин деликатно, но вновь и вновь внушал читающей публике свой жизненный и творческий девиз, устанавливающий прямую связь между талантом человека и его общественно-моральными ценностями и гласящий, что «хорошим» писателем может стать только высоконравственный человек и гражданин.

Карамзин писал литературно-критические статьи, рассчитанные не только на русского читателя. Работа «Несколько слов о русской литературе» (1797) является откликом на предложение осветить русскую национальную культуру; она написана по-французски и издана в Гамбурге. В этой статье Карамзин преследовал цель продемонстрировать западной образованной публике проблемно-тематическую широту и жанровую многогранность русской литературы. С гордостью Карамзин писал об истории отечественной культуры; в частности, о том, что «года два назад в наших архивах обнаружили фрагмент поэмы, озаглавленной „Слово о полку Игореве“» (306). Это, по мнению Карамзина, выдающееся произведение; для осознания его значения западным читателем «Слово о полку Игореве» «можно поставить рядом с лучшими местами из Оссиана». Свидетельством тому «энергический слог, возвышенно-героические чувства, волнующие картины ужасов, почерпнутые из природы» (306).

С гордостью Карамзин писал о том, что русская литература представлена «во всех жанрах»: «Есть у нас эпические поэмы, обладающие красотами Гомера, Виргилия <Вергилия>, Тасса <Тассо>; есть у нас трагедии, исторгающие слезы, комедии, вызывающие смех; романы, которые можно прочесть без зевоты, остроумные сказки, написанные с выдумкой, и т. д. и т. д.» (306). Вместе с тем Карамзин считал необходимым отметить и русские национальные пороки у представителей пишущего цеха. Он видел их в лености – в том, что «пишем мы по внезапной прихоти», что нет привычки «к усидчивому труду». Однако причину этому Карамзин находил в первую очередь в общественном строе России как страны, «где все определяется рангами». Поэтому, указывал автор статьи, и «слава имеет мало притягательного» (307).

Знаковым событием в жизни России Карамзин считал открытие журнала «Вестник Европы», редактором которого в первые два года его существования стал он сам. В качестве предисловия к январскому номеру журнала (1802) им было опубликовано «Письмо к издателю», написанное в жанре критической статьи. В нем Карамзин писал об «общей и главной» «моде» в Европе – о вкусе к литературе. Отрадным для Карамзина было то, «что и в России охота к чтению распространяется и что люди узнали эту новую потребность души, прежде неизвестную» (308). Главными задачами литературы («великим предметом для словесности») Карамзин видел требования «помогать нравственному образования» народа, «развивать идеи», «питать душу моральными удовольствиями». Как гражданин и редактор журнала Карамзин был уверен, что «в России литература может быть еще полезнее, нежели в других землях».

Будучи историком и писателем, Карамзин продвигал и другую важнейшую, в его понимании «целей нравственного и душевного совершенства» отдельного человека и всего общества, мысль. В статье «О случаях и характерах в Российской истории, которые могут быть предметом художеств: Письмо господину NN» (1802) Карамзин подчеркнул необходимость «философического, если угодно» (312) изображения исторических событий и судеб, т. е. не просто фактографического, но осмысленного всесторонне, в том числе художественно. С одной стороны, как историк, Карамзин ратовал за то, чтобы общество задавало «художникам предметы из отечественной истории», достойные патриотических чувств. С другой стороны, как художник, Карамзин, адресуясь в первую очередь к авторам-живописцам и к изобразительному искусству, писал о том, что создание художественных произведений на историческую тему «есть лучший способ оживлять для нас ее <истории> великие характеры и случаи» (310; курсив мой. – М.Л.).

Начинать портретную галерею «великих характеров» и картин «великих случаев» надо, указывал Карамзин, с изображения времени «призвания варяжских князей в славянскую землю»: интереса достойны Рюрик, Синеус, Трувор, Олег, Игорь; вслед за ними внимание привлекают фигуры Ольги, Святослава, Ярослава, Владимира Мономаха, Юрия Долгорукого и других деятелей русской истории. В обращении к этапным событиям становления и развития страны Карамзин выделил сражения против «монгольских варваров» (318), взятие Казани, Полтавскую битву. Но история – это не только героические схватки и баталии. Основание Москвы «в половине второго надесять века князем Юрием Долгоруким», важный в политическом отношении брак дочери Ярослава Мудрого Анны с французским королем Генрихом I («Замужество Анны Ярославовны имеет всю историческую достоверность», 316), даже «анекдоты русской истории или Татищева»[78]78
  Татищев Василий Никитич (1686–1750) – русский историк, автор «Истории Российской с самых древнейших времен».


[Закрыть] и др. должны стать предметами изображения живописцами и писателями. В первую очередь эта практика будет способствовать укреплению и развитию «чувства народного», она будет «питать любовь к отечеству». Лозунгом Карамзина-гражданина могут стать его слова «Должно приучить россиян к уважению собственного» (310).

Карамзин подчеркивал важность в выборе художником – живописцем или скульптором – неслучайного и значимого «момента» в изображении характера или события. В авторском примечании к слову «момент» указано: «Слово техническое, которого смысл едва ли можно выразить мгновением» (315). Карамзин подробно и вдохновенно прокомментировал, какие именно чувства следует передать живописцу при изображении той или иной исторической сцены. Великий русский сентименталист так, например, предложил воссоздать прощание Анны Ярославовны с отечеством и родителями: русская княжна должна «оставить навсегда отечество, семейство и милые навыки скромной девической жизни, чтобы уехать на край света с людьми чужими, которые говорили непонятным языком и молились (по тогдашнему образу мыслей) другому богу! <…> Князь хочет казаться твердым; но горячность родительская в сию минуту превозмогает политику и честолюбие: слезы готовы излиться из глаз его. Несчастная мать в обмороке». Описывая эту сцену, Карамзин настаивал: «Здесь чувствительность должна быть вдохновением артиста» (316).

В оценке других ситуаций Карамзину представлялось, что для воссоздания «момента» требуется более динамичное изображение. Например, рассуждая об основании Москвы, он писал: «Мне хотелось бы представить начало Москвы ландшафтом – луг, реку, приятное зрелище строения: дерева падают, лес редеет, открывая виды окрестностей – небольшое селение дворянина Кучки <…>, князя Юрия, который, говоря с князем Святославом, движением руки показывает, что тут будет великий город» (317).

В результате, Карамзин подошел к постановке вопроса о том, что «артист» – живописец или поэт – должен выбрать конкретику момента или движения. Рассуждения русского сентименталиста перекликаются с некоторыми выводами немецкого просветителя Г.Э. Лессинга в трактате «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии» (1764). Это, в частности, мысль Лессинга о том, что в художественной практике выбора «момента» «плодотворно только то, что оставляет свободное поле воображению», и важно осознавать, что в его изображении «не должно выражать ничего такого, что мыслится лишь как преходящее»[79]79
  Лессинг Г.Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии / Общ. ред., вступ. ст. и примеч. Г.М. Фридлендера. М., 1957. С. 91, 93.


[Закрыть].

Эссе «Отчего в России мало авторских талантов?» (1802) представляет собой размышление о том, что «составляет талант» и каковы объективно-субъективные факторы, обусловливающие его рождение и формирование. Анализируя природу творческого осмысления мира, Карамзин стремился дать всесторонний, вскрывающий глубинные причины ответ на означенный в заглавии эссе вопрос. В преамбуле сочинения использован прием предполагаемого разговора с иностранцем-европейцем, в котором мягко, но иронично отвергнуто «предположение» о неблагоприятных климатических условиях, обусловивших немногочисленность русских «кандидатов авторства». Отвечая своим возможным оппонентам, Карамзин замечал: «Автору надобно иметь не только собственно так называемое дарование, – т. е. какую-то особенную деятельность душевных способностей, – но и многие исторические сведения, ум, образованный логикою, тонкий вкус и знание света» (319). Первостепенную задачу русского писателя создатель эссе видел в разработке самого языка. В условиях, когда образованное общество предпочитает говорить по-французски, писателю необходимо «выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; задавать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи» (320).

Карамзин констатировал: «Мы начинаем только любить чтение; имя хорошего автора еще не имеет у нас такой цены, как в других землях». Таланты следует взращивать, только тогда может появиться интерес к «тихому кабинету» и, как следствие, возникнет «неизъяснимая прелесть в трудах ума, в развитии понятий, в живописи чувств, в украшении языка». Результатом станет понимание, что «труд его <писателя> не бесполезен для общества; что авторы помогают согражданам лучше мыслить и говорить» (322).

Талант – это не только Божий дар, это труд. Карамзин подчеркивал, что «работа есть условие искусства», а «охота и возможность преодолевать трудности есть характер таланта». Писатель – вечный «наблюдатель, всегдашний ученик», он пишет и бросает «в огонь написанное, чтобы из пепла родилось что-нибудь лучшее» (321). Художник слова, которому надо «десять, двадцать лет рыться в книгах», проводит жизнь за письменным столом. Но как бы ни были учены писатели, у них должен быть «случай узнать свет». Карамзин суров и тверд в своих выводах: «Надобно заглядывать в общество – непременно, по крайней мере в некоторые лета, – но жить в кабинете». Только при условии «трудов ума», широкого круга знаний, богатого жизненного опыта и трудолюбия талант станет не случайностью, не игрой натуры (природы), а судьбоносным путем личности и фактическим достояниям общества (321–322).

Как сентименталистский очерк жизни и творчества писателя интерес представляет работа «О Богдановиче и его сочинениях» («Вестник Европы». 1803). В ней, отдавая дань памяти И.Ф. Богдановича (1744–1803), Карамзин рассмотрел его судьбу и природу художественного дарования. В очерке представлена сцена из прошлого: знакомство 15-летнего мальчика, Ипполита Богдановича, с признанным мэтром – М.М. Херасковым, которому в дальнейшем автор «Душеньки» будет многим обязан (в том числе тем, что Херасков с самого начала определил молодого человека в студенты университета и взял «жить к себе в дом»). Херасков определен Карамзиным как «великий талант» и как человек, который «умел открывать его <талант> и в других» (323).

По мнению Карамзина, «Ипполит Богданович первый на русском языке играл воображением в легких стихах». Создавая свой образ Психеи, русский художник пошел в разработке античной темы, знакомой по «трогательной сказке» Апулея «Золотой осел», дальше Лафонтена (и его романа «Любовь Психеи и Купидона»): «Лафонтен пленился ею, украсил вымыс<е>л вымыслами и написал складную повесть, смешав трогательное с забавным и стихи с прозою»; Богданович же, «не выпуская из глаз Лафонтена, идет своим путем». Сопоставляя два произведения с одной темой, Карамзин пришел к выводу, что «Лафонтеново творение полнее и совершеннее в эстетическом смысле, а „Душенька“ во многих местах приятнее и живее» (324).

Таким образом, литературно-критическая деятельность Карамзина – и аналитически-творческая, и редакторско-издательская – носила значимый для русской литературы, для русской критики и для русской образованной публики характер. Осмысление искусства как «влияния изящного» сыграло существенную роль как в становлении самой категории художественно-эстетического вкуса, так и в его развитии в общественном сознании. Работы Карамзина стали важным этапом в понимании искусства его современниками и последующими поколениями художников и адресатов их произведений. В свете ценности человеческого чувства были заново обдуманы такие основополагающие понятия, как нравственность, просвещение, гражданственность, интересы отечества и отечественной культуры. «Ключевыми» в системе мировидения Карамзина, художника и воспитателя вкуса, стали понятия «личность», «талант», «воображение», «чтение». Душа человека и творчество были осознаны им как особые формы человеческого бытия, под знаком которых искусство призвано осуществлять свою великую миссию.

ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА СЕНТИМЕНТАЛИЗМА

В круг авторов, стоящих у истоков сентиментализма в период 1760—1770-х годов, наряду с М.М. Херасковым и теми, кто сотрудничал с журналом Московского университета «Полезное увеселение» (1760–1762)[80]80
  Организатором и лидером литературной группы, сплотившейся вокруг журнала «Полезное увеселение», был Херасков; среди авторов журнала – Сумароков и Богданович.


[Закрыть], входил М.Н. Муравьев[81]81
  Михаил Никитич Муравьев (1757–1807) писал басни, оды, а также баллады, эклоги и стихи в духе «легкой поэзии». Также выступал как прозаик, автор дидактических сочинений.


[Закрыть]. Сентименталистская культура, опирающаяся на идеи Просветительства, актуализировала интерес к ценностям обыденности, обыкновенности, изящной повседневности. В начале 1790-х годов Карамзин сплотил вокруг «Московского журнала» группу единомышленников, в которую входили И.И. Дмитриев, Н.А. и П.С. Львовы[82]82
  Николай Александрович Львов (1751–1803) – неординарная фигура: поэт, переводчик, художник, скульптор, музыкант. Будучи разносторонней натурой, Львов был автором басен, баллад, дружеских посланий, комических опер и др. Многоплановость интересов и сфер приложения талантов зарекомендовала Львова как знатока произведений древнегреческого поэта Анакреонта, трудов И.И. Винкельмана и одновременно – произведений русского фольклора. Был дружен с Державиным.


[Закрыть], Ю.А. Нелединский-Мелецкий[83]83
  Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1752–1829) также был талантливым поэтом и автором популярных песен (например, «Выйду я на реченьку…»).
  Алексей Федорович Мерзляков (1778–1830) был сыном купца. Родился в Пермской губернии, первоначальное образование получил в Пермском народном училище. Благодаря написанной в 13-летнем возрасте «Оде на заключение мира со Швецией» стал известен Екатерине II и был определен на казенный счет в гимназию при Московском университете, с которым связал себя на всю жизнь (окончил Московский университет в 1799 г.). Писал оды, «народные песни», романсы; наиболее известное произведение – «Среди долины ровныя…»


[Закрыть]. Рядом с Карамзиным вновь оказывается М.М. Херасков.

Иван Иванович Дмитриев (1760–1837), родственник и друг Карамзина, разделял его убеждения. Как художники, Карамзин и Дмитриев шли разными путями: если Карамзин внес существенный вклад в развитие русской прозы, то Дмитриев был поэтом – автором лирических стихов, элегий, песен (в том числе «Стонет сизый голубочек…»), эпиграмм, басен, стихотворных новелл, баллад. Неоднократно Дмитриев выступал в печати и как литературный критик. Так, статья «О русских комедиях» (1802) обращена к указанному в названии жанру и выражает программную позицию сентиментализма в требовании изящного. Вместе с тем анализ Дмитриевым сценических решений демонстрировал терпимость даже по отношению к французским переводным комедиям (например, к произведениям Детуша). Призыв видеть в критиках активных помощников творцов-художников прозвучал в статье «Письмо к издателю журнала „Московский зритель“» (1806). В ней Дмитриев последовательно отстаивал необходимость участия критиков в литературном процессе, оценивая их как таких людей, чьи культура и вкус будут способствовать росту и развитию творческой индивидуальности.

Таким образом, деятельность Карамзина как издателя, редактора и критика, а также творческий потенциал людей искусства, близких ему по духовно-нравственному и художественно-эстетическому восприятию действительности, оказали серьезное влияние на дальнейшее развитие как русской литературы, так и рождающейся науки о ней (в то время – в форме литературной критики).

В последней четверти XVIII века и вплоть до первых лет XIX века в «словесных науках» были представлены интересы как уходящего в прошлое классицистического художественно-эстетического мировидения, в том числе в тех нормах, которые взламывались Просвещением, так и достигшей расцвета в 1790-е годы сентименталистской критики, которая тоже была пронизана идеями Просвещения.

Суждение Карамзина о том, что «жизнь и характер сочинителя видны в его творениях», обнаруживает свою художественно-историческую и научно-критическую правоту в судьбах русских авторов – современников XVIII века, в силу обстоятельств своей эпохи ставших не только поэтами, драматургами, прозаиками, но и носителями филологической мысли, а также первыми русскими критиками.

Контрольные вопросы и задания

I. Н.М. Карамзин как воспитатель вкуса читающей публики, редактор и литературный критик

1. Осветите просветительские тенденции западноевропейского и русского сентиментализма.

2. Изучите работу Карамзина «Что нужно автору?».

а) Как Карамзин понимает искусство и судьбы тех, кто стремится стать писателем?

б) Каковы цели искусства? Какую роль в становлении художника играют его нравственные качества и запас полученных знаний?

3. В заметке «О богатстве языка» Карамзин вновь обращается к значению нравственного осмысления действительности. Какую роль, по его мнению, играет в этом процессе язык?

4. Рассмотрите предисловие к альманаху «Аониды» (вып. 2) – «Находить в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону».

а) Как Карамзин понимает «истинного поэта» и его призвание?

б) Каких крайностей следует избегать авторам?

в) В чем, по мнению Карамзина, состоит связь личности художника и художественного вымысла? Какими неизменными качествами должен обладать художественный вымысел?

5. Работа «Несколько слов о русской литературе» была призвана продемонстрировать западноевропейской читающей публике наиболее яркие произведения русской словесности. Какая характеристика дана произведениям, тенденциям литературного развития и особенностям русской ментальности?

6. В «Письме к издателю» (журнала «Вестник Европы», редактором которого в 1802–1803 годах был сам Карамзин) обозначена «общая и главная мода» в европейской культуре. О какой «моде» идет речь и в чем заключаются ее особенности?

7. В статье «О случаях и характерах в Российской истории, которые могут быть предметом художеств: Письмо господину NN» определены гражданские требования к художникам слова. В чем они состоят? Какие «моменты» достойны художественного осмысления? Какими характеристиками, по мнению Карамзина, могут обладать произведения такого рода?

8. Рассмотрите эссе «Отчего в России мало авторских талантов?».

а) Какими объективно-субъективными факторами обусловливается талант художника?

б) Какими личностными качествами, помимо таланта, должен, согласно убеждениям Карамзина, обладать художник?

в) В чем состоит долг художника перед обществом?

9. Работа «О Богдановиче и его сочинениях» представляет собой краткий очерковый обзор жизни и творчества известного автора, которого Карамзин оценивает высоко, не жалея добрых и проникновенных слов. В чем состоит смысл оценок Карамзина?

II. Литературно-критическая практика сентиментализма

Охарактеризуйте сферы литературно-критической деятельности русских сентименталистов. Назовите имена единомышленников Карамзина и обозначьте их вклад в русскую культуру.