Текст книги "Книга предсказанных судеб"
Автор книги: Мария Очаковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
10. Охотничий дом
Франция, г. Помар, пять лет назад
Говорят, зеленый цвет полезен для глаз – он успокаивает. И Ольга готова была с этим согласиться, когда, проехав 200 с лишним километров, свернула с платной автострады на живописную местную дорогу, петляющую по зеленым просторам Бургундии. После кишащего туристами Парижа безлюдный провинциальный пейзаж умиротворял.
Обрамленные перелесками изумрудные поля, старательно возделанные и ухоженные, сменялись живописными холмами с тучными стадами коров. Никогда прежде Ольга не видела такого количества коров, телят и бычков. Чистые, аккуратные, будто их не только умыли, но и причесали, они вальяжно паслись среди бургундского многотравья, очень довольные жизнью. За холмами поднимались леса, то благородно-лиственные – дубравы, орешники, березняки, то хвойные. Но вот лесное царство кончилось, и вдоль дороги замелькали симпатичные каменные домики с островерхими черепичными крышами. Меж домов прихотливо петляла речушка, лучась и переливаясь под солнцем. Когда же, сбросив скорость, Ольга увидела уток, плавающих в заводи с выводком утят, а на излете деревушки – мельницу, крылья которой медленно описывали круг, она подумала, что попала в сказку – так все это напоминало иллюстрацию из детской книжки.
Раньше Ольге не доводилось бывать в Бургундии. Маршрут их совместных с Филиппом поездок (понятно, что намеренно!) всегда обходил стороной его родные края. Теперь же, сидя за рулем автомобиля и приоткрыв окно, Ольга смотрела, дышала, наслаждалась этой мирной, первозданной сельской красотой. Она немного успокоилась, пришла в себя.
– Все наладится. Все как-нибудь устроится. Иначе просто быть не может, – повторяла она, словно на сеансе аутотренинга, – я что-нибудь обязательно придумаю…
И маленький Денис, почти все время пути спокойно спавший в своем стульчике на заднем сиденье, похоже, был с ней солидарен.
Ольга сверилась с картой и, заметив наконец на дорожных указателях нужные ей «Бон» и «Помар», надавила на газ.
То была Route des Grands Crus – дорога Великих Бургундских вин. Пейзаж за окном сменился. Теперь повсюду, насколько хватало глаз, и справа, и слева, то сбегая с горки, то взбираясь на вершину холма, тянулись бесконечные ряды виноградников.
«Terroir situé à mi-coteau. Идеальные земли для возделывания виноградной культуры. Здесь вы никогда не увидите вывеску «Продается», – вспомнились Ольге чьи-то слова.
Да, бургундские вина в рекламе не нуждаются – что верно, то верно. Между прочим, свой скромный вклад в развитие виноделия неизменно вносила и семья Помар де Рабюсси. Правда, по словам Аньес, от былых владений осталось всего два небольших виноградника, которые она сдавала в аренду. Но свекровь уверяла, что они по сей день дают хорошие урожаи, разумеется, смотря по году.
А еще она рассказывала про живописный садик, про оранжерею, про зеленую лужайку, особый предмет ее гордости, и про небольшой охотничий дом.
Давным-давно, когда графское семейство еще с комфортом помещалось в замке, в этом доме на окраине парка жил их егерь с семейством. Скромная двухэтажная постройка из серого камня с глицинией у входа, до сих пор носившая название «Maison de chasse» [22]22
Охотничий дом.
[Закрыть], теперь служила пристанищем самой графине и ее воспитаннику, Шарлю Сорделе.
Еще в Париже от Филиппа Ольга услышала невероятную историю его появления в семье де Рабюсси, случившуюся вскоре после смерти старшего сына Аньес. Мальчик умер в двухлетнем возрасте от воспаления легких – посылка с баснословно дорогим спасительным пенициллином опоздала. Горе матери всегда велико, здесь даже время бессильно. Лишь новый ребенок способен утишить боль. И он действительно появился летом 1944 года. Только не у самой Аньес, после пережитой трагедии она сильно хворала. Его родила молодая и здоровая фермерша, жившая по соседству. Во время войны у нее часто квартировали немецкие солдаты. Один из них, вероятно, и стал отцом ребенка, но он об этом никогда не узнал. С открытием Второго фронта немцы поспешно съехали. Происхождение мальчика могло бы вполне остаться тайной, но у любвеобильной фермерши имелся законный супруг. Четыре года он провоевал в Сопротивлении, и теперь со дня на день героя ждали дома.
– Ах, что же мне с ним делать! Муж или убьет меня, или выгонит вместе с немецким ублюдком, – в отчаянии поделилась с соседкой горем незадачливая мамаша. – Уж лучше отвезти его в аббатство В. да там и оставить!
Слухи (а как же без них, тем более в провинции), разумеется, дошли и до Аньес. По словам Филиппа, услышав о несчастном малыше, она, ни минуты не сомневаясь, села в автомобиль и отправилась к той самой фермерше. «Спросила ли она совета у papa?Не знаю, но рискну предположить, и это очень в ее стиле, что совет ей не потребовался».
Так в семье Помар де Рабюсси появился воспитанник, его окрестили в местной церкви, нарекли Шарлем. Фамилия же Сорделе досталась ему от старого камердинера графа. Аньес всегда относилась к Шарлю как к родному ребенку, любила, баловала, учила его, даже когда через десять лет у нее родился Филипп, она ничуть к нему не переменилась. А про фермершу, вскоре уехавшую из этих мест, и тем более про немецкого солдата больше никто не вспоминал.
На Ольгу, помнится, эта история произвела очень сильное впечатление. Она мысленно пыталась поставить себя на место Аньес… Да, свекровь ее, безусловно, человек с характером, сильная личность и вызывает уважение.
Вдали на холме в окружении величественных буков показалась колокольня церкви Святого Бернара, а через мгновение и сам замок Помар с донжоном [23]23
Донжон – самая высокая башня в замке, находится внутри крепостной стены, последний оплот обороны при осаде.
[Закрыть]и проездными воротами XV века, чудом уцелевшими в ходе многочисленных перестроек. Подсвеченный лучами яркого солнца, замок имел совершенно открыточный вид, заглядевшись на который Ольга едва не пропустила нужный поворот.
Судя по карте, ехать оставалось всего ничего: долина с речкой-переплюйкой, сыроварня с магазинчиком, небольшой лесок, и, считай, на месте.
Ажурные кованые ворота, снабженные медной табличкой «Maison de chasse. Domaine Pommard de Rabussy. Propriétéе privéе» [24]24
«Владение Помар де Рабюсси, частная собственость».
[Закрыть], несмотря на почтенный возраст, открывались автоматически. От ворот вела липовая аллея, за которой открылся дом, он был именно тем старым домом, что строили в прежние времена основательно, на века, без дешевых эффектов и без мелочности. Перед входом раскинулась идеально постриженная, словно бархатная, лужайка.
Самшитовая изгородь отделяла ее от небольшой, мощенной булыжником площадки, где стоял старый-престарый черный «Ситроен», почти как у Фантомаса.
Ольга заглушила мотор и, выйдя из машины, хотела размять руки, ноги, затекшие от долгого сидения за рулем, но тотчас едва не вскрикнула от неожиданности: из-за ее спины вынырнул мужчина – он как из-под земли вырос, словно нарочно хотел ее испугать.
– Здравствуйте – произнесла она со съехавшей на сторону улыбкой.
«Это и есть тот самый Шарль», – догадалась она.
Филипп в точности описал его: неприветливое лицо, колючий взгляд, седой ежик аккуратно постриженных волос, уверенные движения, несмотря на легкую хромоту, во всем чувствуется военная выправка.
«Вообще-то этот Сорделе темная лошадка, – говорил ей муж. – В молодости он, несмотря на постоянную опеку со стороны матери, влип в какую-то весьма сомнительную историю. Что там произошло, онаникому не выдала. Но, видно, что-то серьезное, может, зарезал кого-то в пьяной драке – шучу, – с улыбкой объяснил Филипп, – хотя сразу после этого наш малыш Шарль взял и записался в Иностранный легион! Там с рекрутов списывали все совершенные ими ранее преступления. После службы он, разумеется, вернулся в Помар. Где-то работал, кажется, перепробовал все, что только возможно… Была ли у него когда-нибудь жена, не знаю. Похоже, в жизни у нашего легионера имелись всего две страсти – война и maman».
Так и не удостоив Ольгу улыбкой, Шарль сухо поздоровался, по-деловому открыл багажник и уже хотел достать вещи, но тут из салона донеслось недовольное кряхтение. Это подал голос проснувшийся Денис. Ольга поспешила взять сына на руки.
– Ну что ж, давайте знакомиться, – произнесла она. – Это дядя Шарль, а это Денни.
Оказавшись в непривычной обстановке, малыш завертел головой по сторонам. После сна на щеках его играл румянец, выбившиеся из-под шапочки волосы закрутились в локоны, ясные голубые глаза светились любопытством. Скользнув по саду, самшитовым кустам, взгляд малыша остановился на застывшем с сумками в руках Сорделе. Видно, незнакомец чем-то привлек его внимание – и сосредоточенное личико осветилось улыбкой в четыре зуба. Денис потянулся к Шарлю и изрек довольно длинную тираду. Прозвучало как-то очень со значением и по-свойски доверительно.
– Что он сказал? – растерялся старый вояка. – Что он сказал? Я не понимаю по-русски…
– Он еще не умеет говорить, – усмехнулась Ольга.
Неподалеку раздался низкий, чуть с хрипотцой голос свекрови:
– Шарль! Что вы там застряли!
– Добро пожаловать в Помар. Я очень рада, что вы приехали, – с искренним радушием произнесла Аньес, приглашая всех в дом. – Ах, как он вырос, наш Денни! Смотри, Шарль, какой он красавец! Не бойся его, это всего лишь ребенок. Он ведь тебя не боится! Ольга, мы приготовили вам комнату на первом этаже, там уютно, окна выходят в сад, есть и колыбель для малыша. О! По-моему, в ней спали последние пять поколений Рабюсси. Шарль, будь добр, позаботься о вещах! – Похоже, Аньес была действительно рада их приезду.
Спустя короткое время Ольга, накормив Дениса, приняв душ и переодевшись, не удержалась и попросила свекровь показать ей дом:
– У вас тут настоящий музей, Аньес, так что требуется экскурсия.
– Боюсь, среди этой ветоши музейных экспонатов, увы, не осталось, – возразила та с грустной улыбкой, но все же, польщенная, повела невестку по комнатам.
Но для Ольги это было музеем, там было на что посмотреть! В отличие от парижской квартиры, где они жили вместе с Филиппом, современной, комфортной, стильной, но какой-то холодной и совершенно безликой, дом старой графини имел свой ярко выраженный характер. Он напомнил Ольге своеобразную машину времени. Казалось, будто эта машина, совершая невероятное путешествие, делала короткие остановки то в позднем Средневековье, то в предреволюционном версальском рококо, то в победном наполеоновском ампире. А то вдруг рванулась и, невзирая на хронологию, осела в сдержанной атмосфере времен Луи-Филиппа. Эпохи, стили, модные течения, козетки, пуфы, деревянные сундуки, комоды, бронзовые канделябры, китайские фарфоровые вазы, шпалеры со сценами рыцарских турниров, обюссонские [25]25
Обюссон более шестисот лет являлся центром по производству ковров во Франции.
[Закрыть]ковры, нежные акварели – все здесь смешалось, но в то же время выглядело на удивление гармонично, не оставляя впечатления лавки древностей.
– Тут едим, там готовим, здесь читаем, если кто-то еще в состоянии читать. Библиотеку пришлось разместить в бывшей оружейной. Кто бы мог подумать! Книги вместе с ружьями! Их собирал мой дед. Он был военным, погиб в семнадцатом году в Бельгии, наглотавшись иприта. Ах, все это уже давняя история… впрочем, как и я сама.
Едва заметно шевельнулась тяжелая бархатная портьера.
– Сквозняк! – небрежно бросила Аньес.
«Нет, Сорделе! – мысленно возразила Ольга, следуя за ней с этажа на этаж, она не могла отделаться от ощущения, что он за ними наблюдает. – Какой все-таки странный тип!»
Говорить в его присутствии о муже Ольга не хотела и лишь после ужина, когда они наконец остались наедине с Аньес, решилась. Она страшно переживала, мучилась неизвестностью и совершенно не знала, что делать. Начав рассказывать, Ольга с трудом держала себя в руках, боясь разреветься.
Но, как оказалось, в ее рассказе Аньес не услышала ничего нового. Подробности были абсолютно излишни. Она все прекрасно знала про своего сына.
– Прости, Oluchka, – остановила ее графиня. Еще в Париже она стала называть невестку на русский манер, забавно произнося непривычное имя. – Я должна была тебе все рассказать раньше, и если не предупредить, то хотя бы подготовить…
На мгновение обычная сдержанность изменила Аньес, она придвинулась к Ольге и похлопала ее по руке. Прикосновение было ласковым.
– Я не смогла. Увидела внука и не смогла. Какой он все-таки славный, наш Денни… чудесный мальчик, спокойный, некапризный, удивительно комфортный. Филипп был не таким, другим…
– Но я… я совсем не понимаю, что же нам теперь делать? – тихо сказала Ольга, едва сдерживая слезы.
– La patience, cherie [26]26
Терпение, дорогая.
[Закрыть]. Прежде всего давай не будем торопиться. Я полагаю, вам с Денни нужны деньги, я, разумеется, их дам, но это проблемы не решит. Послушай, Oluchka, поживи у меня недельку-другую. Тебе следует отдохнуть. Ты неважно выглядишь. Свежий воздух не помешает ни тебе, ни малышу. А решение… оно придет, мы что-нибудь обязательно придумаем, – с легким нажимом произнесла Аньес, потом встала и, достав из бюро приготовленный заранее конверт, положила перед Ольгой.
– Спасибо вам, Аньес, – начала было та, но в это время с шумом распахнулось окно в сад.
– Эти сквозняки – настоящее наказание! – посетовала свекровь.
– О да! – согласилась с ней невестка.
– Ну а Филипп… о нем не волнуйся, поверь, сейчас ты ему не поможешь. Он скоро сам объявится, – уверенно заключила она.
И как в воду глядела. Часов в одиннадцать, когда Ольга собиралась ложиться спать, позвонил Филипп:
– Дорогая, я тебя потерял… ты уехала, с чего вдруг… ну что же, если у вас все хорошо, я рад, когда вы назад… о, прекрасно… скучаю, обнимаю, целуй Дениса, и нижайший поклон maman.
– Нижайший поклон maman, – передразнила его Ольга, но муж уже повесил трубку.
Он говорил как ни в чем не бывало! Как будто все у них в жизни шло прекрасно и безмятежно. Будто ничего не случилось.
«Боже мой! – в отчаянии думала Ольга. – Да ему просто наплевать на нас с Денькой! Как мы? Что мы? Есть ли у нас хоть какие-то средства? На сегодня, на завтра? И вообще, будет ли это завтра… Как такое возможно!!! Уму непостижимо, взять, нет, не взять, а украсть у ребенка деньги и проиграть! Да что он за человек после этого!!!»
Комната закружилась. Злость, обида, горечь – все переживания сразу перемешались, и черная пелена встала перед глазами. Судорожное рыдание с болью вырвалось у нее из груди, и, чтобы не разбудить спящего Дениса, она с силой зажала рот обеими руками и упала на кровать.
За что?! За что ей это! Как так получилось, что близкий, родной, любимый человек стал вдруг совершенно чужим… Да и все вокруг чужое, этот дом, этот город, страна… Зачем она здесь?!
Измученная, даже не раздевшись, она задремала. Сон был тревожный, беспокойный, то и дело Ольга просыпалась, вскакивала, прислушиваясь к шорохам за окном, к звукам старого дома. То ей чудились шаги на лестнице, то дверной скрип, то чей-то плач… Вдруг в комнате на фоне окна отчетливо проявился силуэт… Приподнявшись на постели, она потерла глаза – это был Шарль Сорделе. Ольга оцепенела от ужаса, не в силах пошевелиться. Но Сорделе, не заметив ее, не спеша подошел к детской кроватке и некоторое время стоял, склонившись над ребенком. А потом вдруг выпрямился, схватился обеими руками за голову и, как шапку, сняв ее с плеч, аккуратно положил в колыбель. Ольга хотела закричать, но голос пропал. Лишь хриплое сипение вырвалось из ее груди… и мгновение спустя ночной кошмар растворился как дым.
Она проснулась около семи. Утро было свежим, удивительно ясным. И Ольга почувствовала себя выспавшейся. Приоткрыв окно, она выглянула в сад, ее ночные страхи миновали. Солнце осветило лужайку, яркая весенняя зелень с розовыми и желтыми островками цветочных клумб слепила глаза. Под солнечными лучами неистово громко распевали птицы. На дорожке, ведущей к дому, показалась женщина с корзиной в руках. Навстречу ей вышла Аньес. После короткого приветствия женщина вручила ей большую бутыль молока, почтительно раскланялась и удалилась.
«Сословия они, конечно, в революцию отменили, но в деревне барыня все еще остается барыней…» Позже Ольга еще не раз встречала это столь удивительное для современного человека подчеркнуто почтительное отношение к пожилой графине. Был ли то феодальный дух или просто уважение к старости – кто знает?
– Ну и что ты надумала? – выжидательно посмотрев на невестку, спросила Аньес за поздним завтраком и, когда та ответила, что решила на некоторое время задержаться, с удовлетворением улыбнулась. – Parfait! Прекрасно! Тогда сегодня пойдем кормить уток и покажем малышу наш замок.
Как воспринял эту новость Сорделе, судить было сложно – он, по обыкновению, молчал.
«Какой неприятный тип. Должно быть, я тоже у него симпатий не вызываю», – думала Ольга и еще больше недоумевала от того, что он все время навязывал ей свою компанию.
То он ехал вместе с ней за покупками на рынок, то по просьбе Аньес отправлялся за какими-то пустяками к соседке, то сопровождал их на прогулках с Денни. «Конвоировал», так про себя называла это Ольга, потому что Сорделе с неизменно бесстрастным лицом тенью следовал за ними, не произнося ни слова или почти ни слова. Впрочем, к малышу, внуку мадам, он явно благоволил. И хотя Ольга предпочитала не оставлять Дениса на его попечение, он всякий раз предлагал себя в качестве бебиситтера.
В пятницу в «Maison de chasse» ожидались гости – Аньес по многолетней традиции устраивала журфиксы для соседей.
Накануне, застав невестку сидящей в саду в печальном одиночестве, графиня подступилась к ней с разговором:
– Поверь, Oluchka, – участливо произнесла она, – общество, каким бы оно ни было, в определенном смысле лечит, а светский разговор отвлекает от мрачных мыслей. На людях неопытный наездник всегда лучше держится в седле. Не думай о том, что будет, думай про сейчас. Ты молода, красива, здорова, и у тебя чудесный сын. А это не так уж мало.
Ольга молча кивнула.
– Я сама не в большом восторге от завтрашней компании, но ничего не поделаешь, все мои друзья уже умерли, зато если рассудить, то и врагов больше не осталось, – с улыбкой заключила Аньес.
Рано утром в пятницу на велосипеде, груженном всякой всячиной, к дому подкатила Яник, полная, миловидная женщина средних лет, кухарка, приходившая в «Maison de chasse» три раза в неделю – журфиксы тоже ложились на ее плечи. Почти с порога она напустилась на Шарля за то, что тот купил не то, что было в списке (хотя на самом деле за продуктами ездила Ольга). Не переставая ворчать, она приступила к разделке рыбы, потом принялась за мясо. Ольге, робко предложившей свою помощь, досталась чистка овощей. Шарль тем временем косил газон перед домом. И сама хозяйка не бездельничала, составляла букеты для гостиной и столовой.
Гости собрались к семи – в отличие от столицы в провинции ужин подают рано. Первыми пришли доктор Базен с супругой и кюре местной церкви. Ольга не могла отделаться от ощущения, что она попала в какой-то французский роман то ли Сименона, то ли Мориака… Следом за кюре, отдуваясь от быстрой ходьбы, явилась мадам Гренадье, жена нотариуса. Сам же он вопреки своей обычной пунктуальности опаздывал. Бодрый, круглый, краснощекий старикан вкатился в дверь с извинениями, когда все уже собирались садиться за стол.
Аньес представила гостям невестку и с видимым удовольствием внука, который сидел у нее на коленях. Денни был в центре внимания, ничуть не робел и всем улыбался, демонстрируя собравшимся свои четыре зуба. Ему тоже все улыбались:
– Замечательный мальчик, как он похож на мадам…
– Долгожданный наследник…
– Поздние дети и поздние внуки навевают мысли о бессмертии.
Гости не обошли вниманием и Ольгу, хвалили ее французский, расспрашивали о России. Комично, но для них Москва по-прежнему оставалась городом, в котором все жители играют на балалайках, продают матрешек, пьют водку из самоваров и прогуливают по улицам медведей. Ах да, еще методично друг друга отстреливают…
Светский разговор перетекал с одной темы на другую, неизменно возвращаясь к Денису. Однако, как заметила Ольга, никто из гостей ни разу не упомянул Филиппа. Видимо, в «Maison de chasse» вопросы о нерадивом сыне были табуированы.
После аперитива с лососевыми канапе (игнорируя шампанское из Шампани, за столом подавали только местный Cr’emant) собравшимся традиционно предложили улитки.
Сервировка стола, само собой, оказалась на высоте. Шарль разлил по бокалам белое вино (Grand Charrons). А когда Яник подала говядину, гостям предложили красное. Все с удовольствием пили, ели (особенным аппетитом среди гостей отличалась мадам Базен, которая, казалось, ела про запас), болтали, не забывая при этом похвалить и хозяйку, и ее кухарку.
После десерта, воздав должное сладкому дижонскому, мэтр Гренадье, многозначительно посмотрев на Аньес, поднял вверх пухлый указательный палец и напомнил ей о каком-то деле.
– Прошу нас простить, мы вас покинем на короткое время. Вы же знаете, Поль обожает секреты, – сказала графиня и неохотно последовала за нотариусом.
Они удалились в библиотеку.
Тем временем мадам Базен, не устояв перед третьей порцией персикового мусса, делилась с мадам Гренадье своими планами на отпуск, Сорделе куда-то вышел (у него была особенность внезапно исчезать), а кюре, подсев к Ольге, заговорил о роли церкви в современном мире.
Ольга слушала его вполуха – Денис, сидевший рядом, начал капризничать, и его пора было кормить и укладывать спать. Поискав глазами его бутылочку, она, извинившись, встала.
«А… я же забыла ее, когда кормила малыша, в библиотеке». И она направилась туда.
Подойдя к дверям бывшей оружейной, спрятанным за тяжелыми бархатными портьерами, Ольга услышала голос нотариуса. По-видимому, дверь была неплотно закрыта. Разгоряченный от вина мэтр говорил довольно громко:
– Но, мадам, деньги без хозяина – это самое плохое, что только можно себе представить! Теперь-то вы бы могли принять решение… проявить решимость в волеизъявлении.
«Неловко их беспокоить», – мелькнуло в голове у Ольги, но тут из бархатных складок на нее воззрились ненавидящие глаза Сорделе.
– Довольно шпионить! Вы услышали все, что хотели! Все вы такие! – прошипел он сквозь зубы.
Не сказав ни слова, Ольга быстро развернулась и ушла. «Вот мерзкий тип! Сам под дверью стоит, а меня обвиняет… Но не вступать же мне с ним в перепалку! Нет, надо что-то решать, этот мадридский двор не для меня».
Две недели пролетели незаметно. За это время Ольга действительно отдохнула, набралась сил, немного загорела и, если верить словам Аньес, очень похорошела.
– Теперь ты стала похожа на Марину Влади в том фильме… впрочем, не вспомню. Непостижимо, как под небом Бургундии расцвела твоя славянская красота.
Денису бургундские каникулы тоже, вне всякого сомнения, пошли на пользу. Любознательный, никогда не унывающий ребенок всем своим крохотным существом радовался жизни на природе. Пруд, речка, утки, лошади, козы, овцы, телята – все, что он видел вокруг, приводило его в неописуемый восторг. У Дениса вообще была удивительная способность радоваться жизни. Все лучше получалось у него ходить самостоятельно, без посторонней помощи. Проделав несколько неуверенных шагов словно бы крепко выпившего человека, малыш под аплодисменты присутствующих кулем оседал на траву и с радостными выкриками продолжал движение на четвереньках. Так пока ему было быстрей и привычней…
Сорделе держался от Ольги на расстоянии, не пытаясь заговорить с ней о чем-то, что выходило бы за рамки хозяйственно-бытовых отношений. Да и сама она старалась не обращать на него внимания.
О Филиппе ни графиня, ни Ольга больше не вспоминали. Тем более что супруг не докучал ей звонками.
Лишь накануне отъезда Ольга вновь заговорила с Аньес о муже, когда сама уже приняла решение.
– Я вам очень благодарна… – начала она, подсаживаясь к Аньес.
– Обычно со слов благодарности начинают тогда, когда хотят сообщить что-то неприятное, – взглянув на невестку, пошутила та. – По-видимому, ответ на вопрос «что делать и как жить?» для тебя несколько прояснился.
Ольга согласно кивнула.
– Что ж… Да будет свет!
– Нам с Денни придется вернуться в Париж, – со вздохом сказала Ольга. – Мне надо увидеть Филиппа и поговорить с ним. Словом, я решила дать ему еще какое-то время, месяц или два. Подожду, посмотрю, вдруг что-то переменится…
– Да, да, переменится… – быстро повторила за ней свекровь. Но с какой интонацией!
– Что ж… Если все будет продолжаться по-старому, то мне, то есть нам, наверное, придется… – Ольга чуть помедлила, боясь произнести слово «уехать», ей не хотелось огорчать Аньес, которая, без сомнения, привязалась к внуку, – конечно, тут у вас тишина, покой, природа, просто настоящий Эдем, но…
Она прервалась и конец фразы закончила уже про себя:
«…но как бы ни было у вас хорошо, я все равно не смогу здесь остаться. И причин тому много…»
– Ты хорошая девочка, Oluchka. Признаться, я в тебе не сразу разобралась и лишь теперь поняла, какая ты, – медленно проговорила графиня. – Надо отдать должное моему беспутному сыну, он сделал правильный выбор. И все же Филипп, поверь, Oluchka, матери это горько говорить, словом, мой сын не сможет дать тебе то, что ты заслуживаешь. Ты достойна лучшего.
Ольга поразилась ее откровенности.
– И я была бы счастлива, если бы вы с Денни задержались у меня еще на какое-то время. – Она пристально посмотрела на невестку, изучая ее реакцию. – Но вижу, такой вариант тебя не устроит.
– Не могу же я вечно сидеть у вас на шее, – попыталась объяснить ей Ольга. – Если мой муж неспособен нас содержать, то мне надо самой искать работу.
– Стало быть, ты хочешь вернуться в Россию? – мрачно, со вздохом предположила графиня.
– Если только Филипп не бросит… – с неуверенностью в голосе произнесла Ольга.
Свекровь красноречиво промолчала.
– А в Москве мой французский – это профессия, хорошая работа. Здесь будет сложно что-то найти. Вы бы сами вряд ли меня одобрили, устройся я посудомойкой в кафе…
– Что ж, я не стану тебя отговаривать. Qui se fait brebis, le loup le mange [27]27
Робкую овцу волк всегда съедает первой ( фр.).
[Закрыть], – в задумчивости продолжила Аньес. – Но до того, как ты устроишься и найдешь работу… Не исключено, что на первых порах тебе будет трудно. Переезд, поиски квартиры, работы, няньки, и с малышом много хлопот…
Свекровь не успела договорить, а Ольга уже догадалась, к чему та клонит: она предлагает оставить у нее Дениса.
Графиня говорила мягко, без нажима, доводы ее были разумны. Кто знает, если бы на Ольгином месте оказалась другая женщина, другая мать, то, возможно, она бы с благодарностью приняла предложение свекрови. Ей же оно показалось настолько диким, что она едва сдержала свои эмоции (все-таки кое-чему в доме де Рабюсси она научилась).
– Уверяю, Аньес, у нас в Москве все не так плохо, как вам представляется, – возразила она, стараясь говорить спокойно. – Там у меня квартира, вполне приличная, большая, недалеко живет моя тетя, папина сестра, она еще не старая и сможет посидеть с Денисом.
– Ах, вот оно что. Там не старая тетя, приличная квартира, а здесь древняя, как Мафусаил, бабка и лавка старьевщика вместо дома.
– Нет, Аньес! Что вы… вы меня неправильно поняли.
Откинувшись на спинку кресла, графиня отвела взгляд в сторону:
– Чтобы между нами было полное понимание, мне хотелось бы прояснить один момент. Увезти ребенка из страны – целое дело. Он ведь не дорожная сумка, а гражданин Франции и сын французского гражданина. Первое, что спросят у тебя на границе, – это procuration, письменное согласие отца на выезд его несовершеннолетнего сына в другую страну.
– Да неужели Филипп не согласится, да ему же нет никакого дела до нас с Денни! – не на шутку испугавшись, выпалила Ольга. «А ведь она, если захочет, может убедить Филиппа не подписывать никакие бумаги!»
– Dieu qui sait… [28]28
Кто знает… ( фр.)
[Закрыть] – уклончиво ответила свекровь и, обдав невестку холодом, замолчала.
В комнате повисла тишина.
Наконец, выдержав паузу, Аньес придвинулась к Ольге и, заглянув, казалось, в самую глубину ее глаз, произнесла:
– Вот что, Oluchka… Ты можешь пообещать, что Денни каждый год будет приезжать ко мне в Бургундию, пока я жива? Обещай, что привезешь его сюда будущей весной. Дай мне слово. Понимаю, что звучит это несколько старомодно и еще более наивно, но я почему-то тебе верю. Со своей стороны я обещаю обо всем договориться с Филиппом.
– Ma parole, votre grandeur [29]29
Мое слово, ваше сиятельство ( фр.).
[Закрыть], – ответила Ольга и в исполнение сказанного подняла руку.
– Аминь! – уже с улыбкой завершила клятвенный обряд графиня. – Мне хотелось бы также, чтобы мой внук говорил со мной на одном языке, где бы он ни жил, хоть в России, хоть в амазонской сельве. Надеюсь, ты позаботишься об этом. – Подведя итог разговору, Аньес обернулась к окну. – Аvant de partir on pourrait aller visiter la domaine! [30]30
Перед отъездом стоило бы осмотреть наши земли (земельные владения)! ( фр.)
[Закрыть]
Ольга с Денисом прожили во Франции до ноября. За это время Филипп нашел работу, прекратил играть, пришел в себя, ну а когда временный контракт закончился, снова сорвался. Но тут, как всегда это бывает, помог случай – в Париж приехала Ольгина институтская подруга. Они встретились, разговорились, и выяснилось, что фирме, где работает Веруша, срочно требуется переводчик с французским. И зарплата приличная, и начальство непротивное. Вот все и сложилось. Сборы были недолгими, оформление документов прошло без задержек – Аньес, которую они навестили перед отъездом, уладила дело. Расставание с Филиппом прошло без истерик. С обещанием приехать за ними через недельку Филипп разлил на дорожку Billecart-Salmon и, поцеловав жену и сына, проводил их в аэропорт.
А в Москве ее ждали, по ней скучали и тетя Нина, и многочисленные друзья, и, конечно, Поленов. Прежняя привычная жизнь, родная московская суета, работа, заботы, друзья – все закрутилось вихрем, так что через пару месяцев Франция стала казаться ей сном – то прекрасным, то страшным, но все более тающим где-то вдали.
Слово, данное Аньес той осенью в Бургундии, Ольга блюла свято – с Денисом она говорила почти исключительно по-французски и ежегодно отправлялась с ним в Помар к бабушке.
