Текст книги "Хозяйка (СИ)"

Автор книги: Мария Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Часть вторая

 
Пробираясь сквозь заросли душных предутренних снов…
Как всегда вопреки… Холод космоса, адское пламя…
Чтоб на дикой и грешной Земле не исчезла любовь
Буду женщиной я возвращаться на Землю упрямо…
 

Татьяна Воронина

Татьяна выгрузила последнюю партию сывороток и устало разогнулась. Дернул же ее чи-ёрт действительно заняться разборкой Хранилища, как и обещала себе. На лабораторном столе нынче перемешались запасы из обоих холодильников. Ярко-желтые пакеты с эндоплазмой сатианетов оказались рядом с контейнером сыворотки Д-Хака, запасные перья для проангелов из биопластика в прозрачных пакетах были навалены на круглые, упакованные в блестящую материю, бляшки заживляющего бальзама Коша, которым юмбаи врачевали любые раны покровных тканей.

Она переложила самые «чувствительные» препараты в третий, маленький холодильник, где дожидалась своей очереди на операционный стол очередная нога оруха, запустила программу стерилизации основных холодильников, приказала Э понизить температуру в помещении, чтобы во время процедуры остающиеся на столе лекарства не испортились, и пошла на кухню, заварить себе чай и приготовить ганги. Запас, которым снабдил ее Мирелл по прибытии на консультацию, был не мал. Ганги готовили на пару. Причем их надо было трижды снимать, остужать и нагревать заново. С головой уйдя в процесс приготовления, Татьяна не сразу услышала настойчивый сигнал вызова. Видимо, он звучал уже какое-то время. Обжигаясь, она накидала в глубокую тарелку аппетитно дышащие тыковки, налила чай, составила все это на поднос и поспешила в Центр управления.

На экране нетерпеливо переминался Ларрил. При виде ее лицо проангела озарилось великолепной улыбкой.

– Наконец-то ты проснулась! – воскликнул он. – Я вызывал уже несколько раз, но Э любезно сообщал мне, что Хозяйка спит. Ты проспала больше суточного цикла по метрике Ассоциации. Впала в спячку? У вас это принято?

Татьяна засмеялась и приветственно помахала ему голубой гангой, нацепленной на вилку.

– Сколько вопросов, и все сразу! – восхитилась она на ангальезе. – Лучше расскажи мне что-нибудь, пока я буду есть правильно приготовленные ганги!

Ларрил нахмурился.

– Откуда они? Не помню, чтобы ты делала подобный заказ для Лазарета.

Татьяна удивленно подняла брови.

– Ты контролируешь мои заказы?

– Не только твои, – примирительно улыбнулся проангел. – Я контролирую все, что поступает на М-63 и покидает ее, поскольку отвечаю за безопасность станции. Это – моя прямая обязанность. Постой-ка. Ты проглотила уже третью гангу, даже не жуя, но я успел заметить, что все три имеют крупные реснички, темнеющие к кончикам. Это речные ганги Западного полушария Тетарайи. Несколько циклов назад тракар «Светоч», следующий маршрутом Тетарайя – Эпсилон Кита занял одну из разгрузочных палуб. У тебя был пациент – первый пилот Мирелл, полагаю?

Татьяна Викторовна смотрела на Ларрила, забыв прожевать тыковку и совсем неизящно открыв рот.

– Сейчас…, – Ларрил отвлекся на мгновение, изучая какую-то информацию на соседнем экране. – Вот. Данные его постоянной медицинской матрицы на М-63 – недавняя травма крыла.

– Эм… – сказала Татьяна и закрыла рот. – А зачем ему постоянная матрица на М-63?

– Как и на любом транспортном узле, здесь проходят определенные маршруты – как правило, одни и те же. Мы ведем базу данных всех постоянных посетителей станции, в том числе медицинскую, на случай, если потребуется экстренная помощь. «Светоч» постоянно пользуется вратами М-63 – его вектор обычно проходит в стороне от крупных звездных перекрестков. Так я прав?

Татьяна кивнула.

– Ты меня пугаешь своей осведомленностью. Но – да, ты прав! Действительно была проблема с крылом. Мы ее решили.

– Не сомневаюсь в этом, – улыбнулся Ларрил.

– Что ты знаешь о такаях? – спросила его Татьяна Викторовна, с сожалением глотая последнюю тыковку.

– Познакомилась с Ниффухифнхивом? – понимающе кивнул проангел. – Цивилизация Такай – исключительно интересна. Технологии – их страсть. Детеныши могут собрать простенький гипердвигатель, едва начав ходить. Они с удовольствием скупают старые корабли и механизмы по всей галактике, свозят на планеты своей системы, чтобы там модернизировать и модифицировать. Иметь такая в экипаже считается большой удачей – хотя просят за свое мастерство они много, но корабль, на котором есть такай-механик, летает вдвое дольше и быстрее других и никогда не сбивается с курса.

– Ты меня баснями кормишь! – нахмурилась Татьяна Викторовна.

Ларрил поднял брови.

– Чем кормлю?

– Рассказываешь легенды, – перевела Татьяна. – А что это за Криз-зон три рядом с их звездной системой?

– Одна из карантинных областей галактики – закрытая зона перехода рядом с сектором Муху. Легенда говорит, что раньше там были гигантские врата, которые потом то ли оказались уничтожены неизвестно кем, то ли самоликвидировались. Криз-зон три равноудалена и от сектора А и от края галактики. По нашим расчетам именно там находится точка оптимального входа в Поток. Но, увы, ни восстановить Врата, ни даже подойти близко никто не может. Корабли упираются в невидимую стену, члены экипажей сходят с ума. Поэтому Ассоциация объявила этот сектор без названия карантинным и запретила кораблям приближаться к его границам. Конечно, полно смельчаков и безумцев, желающих разгадать одну из величайших тайн галактики. Как правило, их существование оканчивается печально.

– Постой! – Татьяна подняла ладонь. Что-то такое сказал Ларрил, что она хотела бы знать точнее. – Вот! Сектор А – где это?

Глаза проангела расширились.

– Ты не…? – он раздраженно взмахнул крыльями. – Все время забываю, с кем говорю!

И улыбнулся, словно прощения просил за сорвавшиеся слова.

– Сектор А – ядро галактики, – пояснил он. – Пора тебе отвлечься от своих медицинских тематик на общеобразовательные предметы.

– Общеобразовательные? – воскликнула Татьяна. – Ох! Ты прав, наверное. Но я никогда не любила общеобразовательные предметы.

На запястье Ларрила требовательно запищал туммер. Он виновато покачал головой и мазнул крылом по экрану.

– Мне пора, Танни! Пусть ветер будет нежен с тобой!

– Высокого полета твоим крыльям, сын неба! – улыбнулась Татьяна и помахала пустой вилкой.

Контейнер с кристалином мешал вытянуть ноги, и она раздраженно отодвинула его в сторону. Убрать бы с глаз долой куда-нибудь, да пока не придумала – куда деть этакое сокровище.

Татьяна уже собиралась уходить, как снова зазвучал вызов. Она обернулась, ожидая увидеть Ларрила, но неожиданно наткнулась на белоснежный угрожающий оскал.

– Макрек Ма Кор! – пророкотал знакомый бас. – Доктор Танни, я рад видеть вас!

– Ту-Роп! – Татьяна удивилась и обрадовалась. – Чем могу помочь? Что-то случилось?

Белоснежный ту перестал улыбаться и пожевал белыми губами, словно раздумывая, как начать беседу.

– Мне действительно нужна помощь доктора, – пояснил он, наконец. – Точнее не мне, а нашему знакомому Ту-Гаку.

– Какого рода помощь ему требуется?

– Тайного.

– Что? – удивилась Татьяна.

– Я хотел бы вместе с ним прибыть в Лазарет. И оговорить все на месте.

Ту-Роп казался смущенным.

– И, доктор Танни, не говорите никому о нашем визите. Даже Ларрилу. Пусть это останется только между нами.

– Конечно, – Татьяна была заинтригована. – Когда мне ждать вас?

– Через три суточных цикла станции.

– Хорошо, я подожду.

Ту-Роп отключился.

Татьяна собралась было встать, как вновь заголосил сигнал вызова. От неожиданности и здорового раздражения она едва не упала, зацепившись ногой за злосчастный контейнер. Выругалась, успев ухватиться за консоль в последний момент.

Высказав в сердцах все, что она думает о кристалине, кат о`кара Малого звездного флота и его гениальных идеях, Татьяна подняла глаза на экран, ожидая увидеть освободившегося Ларрила или что-нибудь забывшего сказать Ту-Ропа. Но на нее высокомерно и с любопытством смотрело властное, словно из коры дерева высеченное, лицо… Тсалита.

– Доктор Танни, – вежливо приветствовал он и едва заметно склонил лобастую голову. – Я получил сообщение. Вы уверены, что хотите того, о чем просите?

Татьяна фыркнула. То ли весело, то ли возмущенно.

– Командор, я не просила вас. А поставила перед фактом, что, как ваш лечащий врач, считаю необходимой эту процедуру. Конечно, вы вправе отказаться. Но другого случая может не представиться. – Она раздраженно стукнула ногой проклятый контейнер, об который, к тому же ушиблась. – И вы, как никто, должны это понимать.

Сатианет тяжело поводил головой из стороны в сторону.

– Все земляне такие странные существа, как вы? – серьезно поинтересовался он. – Упрямые, непредсказуемые, нелогичные?

– Я очень логична, – терпеливо сказала Татьяна, хотя внутри все кипело. – Это вы не видите логики в моих действиях и потому не понимаете их… Итак, мне ждать вас?

Что-то прозвучало в ее словах такое, отчего Тсалит перестал водить головой и выпрямился, расправив плечи. Мгновение спустя она поняла. Вызов! Невольно она бросила ему вызов и усомнилась в его мужестве – или как там у них это называется!

– В секторе Дох затишье, – сообщил сатианет таким тоном, как будто ей было необыкновенно интересно это узнать. – Я буду.

И отключился.

Потирая ушибленную косточку на ноге, Татьяна задумчиво смотрела в то место, где скрылся экран. Если бы Артему можно было оказать помощь, подобную той целительской мощи, что предоставляла сеть Лазаретов! Она была уверена, что справилась бы сама, только лишь опираясь на опыт, хранящийся в памяти Э, слушаясь советов старого крелла и наглухо замкнув сердце на время операции… «Надо помогать здесь и сейчас», – словно в ответ на ее мысли пришло извне. «Надо помогать тем, кому можешь помочь. Надо помогать, пока не стало слишком поздно…». И неожиданно Лазареты секторов галактики представились ярко пульсирующими точками в пустоте Вселенной – теплой защитной сетью, крепкими поручнями помощи, захватывающе великим, чуждым, но отчего-то таким знакомым планом бытия, которое было истинно верным. «Если кто-то споткнулся – поддержи, упал – подай руку, ранен – вылечи, умирает – исцели! Будь рядом, будь силен и мудр. Ты – Страж порога, охраняющий жизнь, отделяющий ее от смерти!». Слова прозвучали в голове так явственно, словно некто произнес их громко и четко, сквозь переборки и стены, сквозь защитные поля, сквозь облака космического вещества…

Пустым взглядом она смотрела в белую стену перед собой. И если раньше произнесенное кем-то, невидимым и неопределяемым, подверглось бы тщательному анализу, то сейчас Татьяна раз и навсегда поверила в сказанное, впустив слова в самое средоточие сердца. Она действительно стала Стражем порога – осознание пришло так же ясно, как и услышанное. И отныне великое нечто, сильное и мудрое, незримо пребывало рядом, помогая советом из уст всех в срок ушедших докторов Лазаретов…

Татьяна Викторовна коротко вздохнула. Провела ладонью по глазам, словно стирая сон, зацепившийся за ресницы. Что-то пригрезилось в тишине Центра управления… Что-то грандиозное!

Пора было возвращаться в Хранилище. Разбирать препараты, наваленные на столе, затем тащить ногу оруха в операционную, и до потери чувствительности в пальцах накладывать мельчайшие стежки, сшивая ткани, купируя сосуды. Татьяна пыталась соединить классическую хирургическую технологию землян с технологиями, используемыми в Лазарете. И до сих пор обычный стальной скальпель казался ей привычнее лучевого, независимо от спектра действия последнего. Человек – существо привычки. Предложи ему мгновенную эволюцию – откажется с опаской. Ведь слишком от многого придется отступить безжалостно и навсегда.

Она покинула Центр управления и вернулась в Лабораторию. Мысли текли неспешно, лениво, и даже знакомое имя не ускорило их ход. «Ты – моя привычка! – сказал ей как-то Артем. – Когда я долго не вижу тебя, возникает ощущение, что мне не хватает воздуха. Вот такая эмоциональная асфиксия…». Странно, что она только сейчас вспомнила об этом. Мешало зеленое одеяло из кошмаров, та пелена, что скрывала – то ли милосердно, то ли наоборот – десяток лет ее жизни. С Артемом и без него. Конечно, какие-то воспоминания выплывали, словно сонные рыбы на поверхность сознания, но только после ее появления в Лазарете, прогресс пошел быстрее. Рушилась Великая Стена молчания, которую она возвела внутри и вокруг себя, сцементировав горем, прокрасив отчаянием и укутав зеленой шерстью тоски.

Татьяна автоматически составляла препараты в холодильник, сверяясь с данными классификатора, которые Э вывел прямо на рабочий стол. А воспоминания тянули прочь отсюда – под холодное, крупой сыпящее небо Земли, к обледеневшим, вздернутым ветвям и пустынным дорожкам. Туда, где улицы еще помнили их шаги, а зеркала – улыбки. Где в желтых кругах под фонарями они целовались самозабвенно, в маленьких забегаловках грели застывшие ладони под свитерами друг у друга, зубрили латынь на спинках скамеек в заброшенном парке. Словно яркие монпансье из запретной коробки они сыпались и сыпались – памятные минутки и дни, часы и ночи.

– Э, сколько времени по метрике Земли прошло с тех пор, как я появилась в Лазарете?

«Восемнадцать месяцев», – пришел безмолвный ответ.

Полтора года? Полтора!..

Татьяна закрыла холодильник, даже не обратив внимания на зеленую индикацию классификатора – какой-то из препаратов не соответствовал образцу-матрице, заложенному в память Э. И поспешила в свой сектор. Где-то было это… Горький глоток прошлого. Горький до слез. Как же она могла забыть? Красная монастырская стена. Нищие у ворот. Буйство красок. Ярких восковых цветов…

Торопясь, она вытащила из самой глубины личного хранилища, похожего на раздвижной ларь, старую сумку и, покопавшись в ее нутре, извлекла на свет коричневую склянку с аптечной наклейкой. Поболтала на свету, решительно сунула в карман комбинезона и отправилась в покои Лу-Тана, ставшие вторым пристанищем телу и первым – душе. Здесь, устроившись в любимом шезлонге, Татьяна Викторовна вскрыла склянку, одним махом проглотила содержимое и, едва не заплакав от горечи, поторопилась закусить крочерсами. Привкус «рыбы» отбил мерзкий вкус спирта. Полтора года! Сейчас на Земле дует промозглый ветер, блестят покрытые тонким льдом дороги. И падают белые хлопья… Осыпаются цветы зимы, погребая людские мечты и надежды.

Спирт делал свое дело. Она проваливалась в темноту. Как и в тот день, когда, вернувшись с похорон, не устраивая поминок, напилась в одиночестве сначала до рвоты, а потом до спасительной темноты. Оказаться на Земле! Лишь на мгновение, достаточное для того, чтобы обмахнуть поземку с черного камня, в котором взблескивают синие искры – камня дарований, божественного расположения и преданной любви… Коснуться ладонью холода овальной керамической фотографии – чужого, смутно знакомого лица, ведь не таким он был при жизни – ее Артем, не таким! Запустить пальцы в снег на могиле и растереть его по мокрым от слез щекам. Прошептать, что помнит… И все чудеса вселенной не заставят забыть! Пусть жизнь продолжается, и она, Татьяна Викторовна Крылова в прошлом, а нынче Лу-Танни, Страж порога сектора Див, доктор Лазарета на перекрестке миров, не сдается, но какой-то кусочек ее сердца навсегда закрашен черной краской… Дверь, которая уже не откроется…

Татьяна спала, по-детски свернувшись калачиком, словно желая стать маленькой и защищенной. Бим поворочался, устраиваясь в ногах, и затих. Шуня заполз к ней на плечо и повис там легким розовым помпоном.

Приглушенный свет вдруг стал агрессивным, словно белая ярость полыхнула из гигантского зрачка. Станция покачнулась. Но лишь на мгновение. Хозяйка спала и не могла видеть окружающие Лазарет звезды. Другие звезды.

* * *

Слепое пробуждение… Выплыли откуда-то из скомканного сна, где под тусклым фонарем ждала и не могла дождаться закутанная фигура, эти два слова. Слепое пробуждение: отсутствие мыслей, вялость восприятия, мерзкий привкус во рту, сухость в глазах. Да. Давно не случалось с ней такого печального события! Татьяна села, уткнув лицо в ладони. Где-то на далеком Крелосе, под тоннами свинцовых вод, покоится в подводном гроте тело Учителя. Вряд ли когда-нибудь она сможет навестить его там. Но так же неизмеримо далеко стылая земля, в которой похоронен Артем. Что ж, во всем есть свои плюсы и минусы. Ни из-под толщи вод, ни сквозь ветви старых кладбищенских лип не видно было бы тех холодных огней, что заполняют пустое пространство призрачного галактического небосвода вокруг Лазарета.

Татьяна Викторовна встала, плеснула в лицо пригоршню воды из бассейна, чтобы окончательно прогнать сонную одурь, и поспешила прочь из покоев Лу-Тана, чтобы кинуть взгляд на своих сиятельных друзей перед тем, как начать новый день. Но на пороге смотровой остановилась, недоуменно оглядываясь. Что-то было не так. Звезды сместились, одни заменили собой другие. И это ощущение, словно ступаешь по стеклу, словно смотришь в туман и ждешь, что оттуда явится что-то… Медленно, будто опасаясь слов, Татьяна приказала Управляющему Разуму сделать пол прозрачным. Переливчатое нежное сияние залило помещение…

Он плыл под ногами – прекрасный бело-голубой шар, укутанный пенными циклонами, светящийся мягко, словно жемчуг. Опешив, Татьяна села прямо на пол, прижав ладони к полу. На ее вопрос, безмолвным криком разнесшийся по станции, Э поспешил ответить коротко и емко: «Земля». После первого шока пришло осознание, что этого просто не может быть! Она спит и видит сон, не понятно только, хороший или дурной? Но пол был теплым и пружинил, мерзкий вкус во рту требовал немедленной дезинфекции, и еще жутко хотелось есть. Татьяна стиснула зубы, поднялась и заставила себя выйти из смотровой и не оглядываться, пока дверь не закроется. Сейчас она примет душ, пробежит пропущенные вчера круги по коридорам станции, позавтракает и вернется. Если планета все еще будет висеть под ногами – значит, Татьяна не сошла с ума.

Она так и сделала, ежесекундно ловя себя на том, что яростно желает оказаться в смотровой. Но лишь когда большая «утренняя» чашка чая была выпита, Бим накормлен и обласкан, а тамп явился, чтобы занять привычное место на ее запястье, Татьяна медленно, считая в уме шаги, двинулась по коридору к заветной двери. Пространство кривилось, насмехаясь. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Да что это такое, в конце концов! Надо взять себя в руки. Сейчас двери откроются, и она увидит привычные соцветия созвездий, наползающую зеленоватую дымку космической пыли, близкий и знакомый перекресток миров.

Двери двинулись в стороны, выпуская плеснувший вкрадчивой волной голубой отсвет. Не заходя в смотровую, Татьяна привалилась плечом к стене, пытаясь успокоиться и сдержать бешеный ток крови в висках. Вчера больше всего на свете она желала оказаться на кладбище в годовщину гибели Артема. Тот день прошел. А ночь неведомыми ветрами занесла маленькую станцию в околопланетарное пространство Земли. Кто исполнил ее волю, которую она считала невыполнимой мечтой? Ответа не последовало. Как всегда, когда Э не желал отвечать – притворялся тупым. Первая сознательная мысль – кричать о помощи. Спешить в Центр управления и вызывать по всем каналам Лазаретов и Ассоциации тех, кто поможет, объяснит, вернет на круги своя. Вторая – а для чего я здесь? И отчего я бегу отсюда? Почему бегу, если желала этого сама? Ей надо было подумать…

Решительно оторвавшись от стены, Татьяна вошла в смотровую. Бим, следовавший за ней по пятам, удивленно затявкал, смешно семеня и утыкая нос в прозрачный пол, под которым плавало, подобно гигантской рыбе нечто, подозрительно похожее на надувной мяч. Глубоко в собачьей памяти заворочались смутные воспоминания – заросший травой двор, смешливые дети, играющие в яркий мячик, который подлетал высоко-высоко, к самым облакам, и неуклюжий щенок, путавшийся у всех под ногами и звавшийся Бимкой. Ощущение счастья сменилось тоской, острой, как осколок в груди. Заскулив, спаниель вспрыгнул на колени к хозяйке и улегся там, хотя и было неудобно, теплым боком чувствуя ее спокойное, надежное тепло. Татьяна задумчиво поцеловала его в лоб и застыла, уставившись вниз, туда, где голубая пригоршня держала забытые горькие и счастливые воспоминания. Тамп, растянувшись кляксой на полу, наблюдал за странным явлением, медленно обползая пространство смотровой.

Татьяна Викторовна смотрела в глаза чужим звездам и понимала, что где бы человек ни оказался, как бы ни прятался, ни пытался забыться – рано или поздно прошлое настигнет его. И может поглотить, навсегда укутав в слепом пробуждении давно истекшего времени.

Когда-то она думала, что время состоит исключительно из прошлого. Да так и было в ее той жизни. Настоящее забывалось с каждой минутой, ткалось серым однообразным полотном, в котором замирала весна, скучала осень, раздражала зима, а лето, которое ранее всегда ожидалось с радостью, лучше бы вообще не наступало. Жизнь раскололась на две неравные части межвременьем, в котором она пребывала. Возможно, настала пора стянуть оба берега, зашить прореху, решившись на отчаянный и безумный шаг. Пора посетить Землю… Как там было у классика: любовь к отеческим гробам? Татьяна спустила Бима с коленей и поспешила в Центр управления.

Спустя несколько часов дверь дока медленно ползла вверх. Татьяна, одетая в ту самую одежду, в которой прибыла на станцию, следила за переборкой с сильно бьющимся сердцем. Незаметная пластинка СЭТ на лбу придавала уверенности, что она не одна, но, увы – совсем маленькую. Она уже сообщила Э, что ему придется рассчитать курс до планеты и взять на себя управление кораблем. Однако полностью полагаться Татьяна Викторовна привыкла только на себя, поэтому поспешно «впитала» общий курс управления МОД, отчего голова слегка побаливала, а сознание выдавало загадочные сентенции, типа «биолокационных метрик континуума» или «уровня падения герметичности до трех Дэ». Бима и Шуню она, скрепя сердце, решила не брать. Кто знает, чем закончится ее первый самостоятельный полет и, уж тем более, первое приЗемление?

Знакомый голос раздался, когда она собралась переступить порог и войти в док.

– Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит, Танни! – разнеслось по коридорам станции, и боль потери вновь разбудила сердце, войдя в него стальной иглой. – Рано или поздно – вы захотели бы вернуться на Землю. Я не увижу, почему вы захотели это сделать. Но раз курс проложен при вашем участии и ведет на вашу родную планету – значит пришло время мне ненадолго вернуться оттуда, где я нахожусь, и дать пару советов.

Татьяна слушала хрипловатый голос Учителя, похолодевшими руками комкая комбинезон на груди, но не замечала этого. Она понимала, что звучавшее – не более чем программа, активированная прокладкой курса на Землю – Лу-Тан только что признался в этом. Но ощущение его присутствия где-то внутри станции вновь стало таким сильным, что перекрыло боль и тоску по нему. Он не покидал Татьяну даже после смерти – старый доктор, любимый «морж». Он заботился о ней и наставлял, как когда-то.

– Вернитесь в мои покои, – продолжал голос Лу-Тана. – В том, что вы называли уморительным словом «тумбочка», лежат все ваши документы, а также денежные знаки – вашей страны и еще нескольких, самых крупных. На ваше имя открыты счета в некоторых надежных земных банках, там тоже есть средства, которые могут пригодиться. Я надеюсь…, – Лу-Тан помолчал, словно подыскивая слова, – что причина, по которой вы возвращаетесь, не задержит вас внизу надолго. Станция будет скучать без вас, Танни!

Его голос затих, рассыпая щедрым эхом ранящие осколки последней фразы. У Татьяны перехватило дыхание. Именно эти слова он сказал ей, прощаясь навсегда. Она побежала в его сектор и, действительно, в нижнем отделе «тумбочки», куда никогда не заглядывала, обнаружила контейнер с документами и толстые пачки денег, запакованные в специальные пакеты. Поколебавшись, сунула паспорт в карман джинсов, рассовала по карманам куртки рубли и доллары, и поспешила в док.

МОД просыпался, когда она вошла. Люк был дружески открыт, мерцая по краям тем же рубиновым свечением, что и кресты на боках. Татьяне же отверстие показалось раззявленной пастью, готовой поглотить новичка, чтобы исторгнуть из глубин где-нибудь в далеком космосе. Перед первой своей операции на открытом мозге она так не мандражировала, как сейчас!

Было тихо. Пса по ее указанию Э запер временно на кухне, а тампа – по всей видимости там, где обнаружил. Маленькое существо уже давно полностью освоилось на станции и иногда пропадало на несколько часов, посещая такие места, о которых Татьяна даже не догадывалась. Впрочем, она была уверена в том, что Управляющий Разум бдит и не даст что-либо испортить озорному тампу, который «совал любопытной нос» буквально везде не из вредности, а исключительно из природного любопытства.

Покидая станцию, Татьяна всегда оглядывалась неосознанно. И сейчас, посмотрев в мягко укутанное свечением пространство бесконечных коридоров, поймала себя на мысли, что прощальный взгляд в недра станции становится традицией. Она тихонько улыбнулась, хотя внутри нарастал панический ком, и шагнула внутрь МОД.

Кресло первого пилота уже ждало ее. Основная тач-панель переливалась огнями, словно ободряюще подмигивала. Но сенсоры управления и универсум были темны – Э проложил маршрут и приступил, через СЭТ, к управлению кораблем. Татьяна отслеживала его манипуляции, сверяясь с изученными в обучающей программе. Она бы записывала, ей-богу, если бы было чем. Впрочем, последовательность операций отныне была намертво запечатлена в сознании. Единственное, чего не хватало – двигательной памяти, мышечных инстинктов, уверенных движений пальцев по тач-панелям, ладони в прохладных объятиях универсума. И снова Татьяна ощутила укол сожаления оттого, что боится погрузить руку в это чудо инопланетной техники.

Двинулась внутренняя переборка шлюзовой дока, за ней, с некоторым отставанием – внешняя. Корабль мягко поднялся и тронулся с места, величественно проплыл по короткому коридору и, выйдя в открытый космос, взял курс на планету, будто нарисованную яркими красками на черном холсте. Татьяна приникла к обзорным экранам.

«На станции включен режим мимикрии, – предупредил беззвучный голос Управляющего Разума, – как только МОД выйдет из защитного поля – визуального контакта с Лазаретом не будет. Прошу быть к этому готовой!»

Татьяна хмыкнула. Просит он!

Но паника только усугубилась, когда станция, приветливо взблескивающая мозаикой звездных батарей на крыльях, неожиданно пропала из обозримого пространства, словно ее никогда не было. Космос показался чужим и враждебным, как в первый полет с Лу-Таном, а увеличивающаяся с каждой минутой планета – невыразимо прекрасной, но холодной и негостеприимной. Татьяна ухватилась за последнюю мысль с удивлением. Надо же – негостеприимной! Спустя всего полтора года она ощущает себя гостем в мире, в котором прожита большая часть жизни? Наверное, так и есть. Мир, ставший родным, остался позади, скрытый загадочным режимом мимикрии, а снизу наплывала, закрывая горизонт, голубая вогнутая чаша, полная слез.

Ремни безопасности мягко притянули Татьяну Викторовну к креслу. От пришедшей мысли ее затрясло.

– Э, – в панике воскликнула она, – а где мы приземлимся? Надо подальше от людей! Ты в курсе?

Картина МОД, приземляющегося где-нибудь на окружном шоссе и становящегося виновником многочасовой пробки, ясно предстала перед глазами, вызвав нервный хохот.

Сжалившись, Управляющий Разум убрал голографическое изображение звездной карты, поместив вместо него картинку пригорода, явно украденную у какого-то спутника. Камера наплывала на город, вырастали дома, но камера, не останавливаясь, летела дальше – в сторону поста ДПС, за него, вдоль шоссе, свернула в лес, где находилась небольшая поляна, глухо окруженная со всех сторон кустарником и деревьями. От нее идти до шоссе минут тридцать по метрике Земли – прикинула Татьяна. Через СЭТ Управляющий Разум удержит ее на курсе, чтобы не заплутала в лесу.

Затаив дыхание, она наблюдала воочию, как внизу поля раскидывают заснеженные крылья, лес темнеет далеко уходящим чернильным пятном, вдали вырастают дома, а по шоссе, вдоль которого бесшумно летел МОД, скрытый режимом мимикрии, ползут маленькие смешные автомобильчики. Спустя несколько минут корабль совершил вертикальное приземление на означенной поляне, даже не задев ветви деревьев. Судя по ворвавшемуся внутрь стылому земному воздуху, пахнущему сырым деревом, мокрой, засыпающей землей и прелыми листьями, люк отрылся.

Татьяна Викторовна покусала губы, не находя в себе сил подняться. Потом буквально вытолкнула себя из кресла, опершись мокрыми ладонями на подлокотники, и выйдя из МОД, остановилась на краю люка. Было прохладно – около нуля по Цельсию, в лесу ворковали бесконечные сквозняки, которые на открытом пространстве грозили превратиться в промозглый осенний ветер.

Татьяна застегнула куртку, затянула резинки капюшона потуже и ступила на мокрый ковер из еще зеленой травы и гниющих листьев. Снега было немного – видимо, не случалось в этот последний месяц осени сильных снегопадов и морозов, как тогда, когда погиб Артем.

Через полчаса она голосовала на шоссе, стараясь не думать про маньяков. Через час сорок, запрокинув голову, стояла у ажурных ворот кладбища и смотрела в быстро темнеющее серое небо.

У входа никого не было. Калики перехожие разбежались кто куда от холодного ветра и снежной крупы, посыпавшейся час назад из прохудившегося облака. Цветочные палатки были закрыты, на фанерных ящиках поскрипывали облезлые замки, скрывающие неправдоподобную восковую яркость могильных букетов.

Тихой тенью, спрятавшей руки в карманы, она проскользнула в ворота и повернула направо. В аллею номер четыре.

Многие памятники казались давно заброшенными. Куски штукатурки валялись среди заросших сорняками участков, истершиеся портреты смотрели вслед безглазо, словно провожали слепыми бельмами из-под насупленных кустов. Вот и могила номер четыреста сорок шесть. По сравнению с другими было видно, что памятник новый – всего-то около пяти лет прошло. Но пыль покрывала его ровным слоем, отчего овал фотографии казался не белым, а серым. Серое на сером. Любимое лицо – чужое, не похожее. Разве только улыбкой…

Татьяна опустилась на колени прямо в грязь рядом с могилой и, плача, провела ладонью по фотографии. Где-то глубоко в сознании зазвучал и окреп тоскующий голос, умевший петь без слов, но так, что душа понимала. Первая певунья Влажного легиона тянула бесконечную прощальную песню, которую могло услышать любое из существ – ушедших по звездной дороге или оставшихся провожать: