Текст книги "Крестный отец"
Автор книги: Марио Пьюзо
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
ГЛАВА 8
На другой день после покушения всем в семействе Корлеоне хватало дел. Майкл сидел на телефоне и передавал Санни донесения. Том Хейген искал для переговоров с Солоццо посредника, который устраивал бы обе стороны. Турок стал что-то увиливать от контактов – узнал, вероятно, что «шестерки» Клеменцы и Тессио рыщут по всему городу, вынюхивая его след. Солоццо почти что носу не казал из своего укрытия, вся верхушка семейства Татталья – тоже. Санни, впрочем, предвидел эту естественную меру предосторожности со стороны неприятеля.
Клеменца разбирался с Поли Гатто. Тессио получил задание выяснить, где находится Люка Брази. Люка как ушел из дому с вечера накануне покушения, так с тех пор больше там не появлялся – скверный признак. И все же Санни не верилось, чтобы Брази мог предать или быть захвачен врасплох.
Мама Корлеоне осталась ночевать в городе у друзей, поближе к больнице. Карло Рицци, зять, набивался с услугами, но получил указание заниматься собственными делами, иначе говоря – нелегальным тотализатором в итальянском районе Манхаттана, отведенном ему для прокорма доном Корлеоне. Конни тоже была у знакомых и вместе с матерью навещала отца.
Фредди, накачанный успокоительными снадобьями, все еще отлеживался в стенах родительского дома. Санни и Майкл заходили его проведать и поразились, увидев, как он бледен, как сразу сдал.
– Черт знает что, – обронил Санни, когда они с Майклом вышли из комнаты брата, – такой вид, будто ему самому втрое досталось против отца.
Майкл пожал плечами. В похожем состоянии ему случалось наблюдать солдат на поле боя. Но чтобы такое постигло Фредди? На его памяти средний брат был с малых лет физически самым крепким из всех детей. Правда, и самым послушным отцовской воле. А между тем, как все знали, дон Корлеоне давно оставил мысль, что его средний сын сможет занять когда-нибудь ведущее место в организации. Фредди был тугодум, к тому же ему недоставало жесткости, напора. Он чересчур привык тушеваться, не ощущая в себе уверенности, внутренней силы.
Ближе к вечеру из Голливуда позвонил Джонни Фонтейн. Санни взял у Майкла трубку.
– Нет, Джонни, приезжать повидаться с отцом нет смысла. Во-первых, он еще слишком плох, к нему нельзя, во-вторых, не миновать огласки, а это тебе сильно повредит – дон был бы определенно против, я знаю. Подожди, станет лучше, заберем его домой, тогда и навестишь. Передам, передам, спасибо. – Санни повесил трубку и оглянулся на Майкла. – Вот обрадуется старик – как же, Джонни собрался прилететь к нему из самой Калифорнии.
Позже кто-то из людей Клеменцы позвал Майкла к телефону на кухне – этот номер значился в телефонной книжке. Звонила Кей.
– Как твой отец? – спросила она. Голос был чуточку напряженный, чуть натянутый. Не может до конца поверить, подумал Майкл. Что все обстоит именно так, что его отец на самом деле гангстер, выражаясь газетным языком.
– Ничего, – сказал Майкл, – поправится.
– А можно я с тобой, когда ты поедешь к нему в больницу?
Майкл рассмеялся. Выходит, запомнила его слова о том, как важно вести себя определенным образом, если надеешься установить хорошие отношения с итальянцами старых правил.
– Здесь случай особый, – сказал он. – Если ребята из прессы пронюхают, кто ты и откуда, не миновать тебе угодить на третью страницу «Дейли ньюс». Девушка из старинной новоанглийской семьи знается с сыном одного из крупнейших главарей нью-йоркской мафии. Придется это по вкусу твоим родителям?
Кей сухо отозвалась:
– Мои родители не читают «Дейли ньюс». – Наступила опять неловкая заминка, потом она спросила: – Ты-то сам как, Майк, для тебя в этом нет опасности?
Майкл снова рассмеялся.
– Я, как известно, – неженка, белая ворона в семейном гнезде. Какая от меня угроза? Соответственно – кому я нужен? Нет, Кей, все позади, все беды на этом кончатся. Да и вообще это скорее так, случайность. Я тебе объясню, когда увидимся.
– Это когда же? – спросила она.
Майкл задумался.
– Ну давай сегодня вечером, попоздней. Выпьем, поужинаем у тебя в гостинице, а после я загляну к отцу в больницу. Мне уж и то осточертело сидеть тут у телефона, отвечать на звонки. Идет? Ты только никому не говори. Набегут фоторепортеры, начнут снимать нас вдвоем – это лишнее. Я не шучу, Кей, возникнут лишние осложнения, в особенности для твоих родителей.
– Идет, – сказала Кей. – Значит, я тебя жду. Могу сходить за тебя купить часть подарков к Рождеству, не надо? Или еще что-нибудь?
– Да нет, – сказал Майкл. – Просто будь готова.
У нее вырвался возбужденный смешок.
– Это я буду. Я всегда готова, скажешь, нет?
– Всегда. За что и отмечена мною среди прочих.
– Я тебя люблю, – сказала она. – Ты можешь произнести вслух то же самое?
Майкл покосился на четверку громил, сидящих на кухне.
– Не могу, – сказал он. – Так до вечера, ладно?
– Ладно.
Майкл повесил трубку.
Наконец вернулся с задания Клеменца и теперь орудовал на кухне, творя в огромной кастрюле томатную подливку. Майкл кивнул ему и пошел в угловой кабинет, где его уже заждались Хейген и Санни.
– Это Клеменца там шурует? – спросил Санни.
Майкл фыркнул:
– Спагетти готовит на все войско, поневоле вспомнишь армию.
Санни сказал нетерпеливо:
– Зови его, пускай кончает с этой мурой. Есть дела поважнее. И Тессио тоже давай сюда.
Через несколько минут все они собрались в кабинете. Санни коротко спросил Клеменцу:
– Ну как, управился?
Клеменца кивнул:
– Больше с ним не увидитесь.
Майкла током пронзила догадка, что они говорят о Поли Гатто – что маленький Поли убит, и убил его этот самый Клеменца, который так весело отплясывал недавно на свадьбе…
Санни спросил Хейгена:
– С Солоццо получается что-нибудь?
Хейген покачал головой:
– Похоже, он охладел к идее начать переговоры. Во всяком случае, не рвется. Либо, возможно, попросту осторожничает из опасения, как бы его не замели наши боевики. Так или иначе, мои старания раздобыть экстра-классного посредника, которому он бы доверял, не увенчались ничем. Но он же знает, что переговоров не избежать. Он упустил дона, а с ним упустил и свой шанс.
Санни сказал:
– Ловкий, бестия, с таким ловкачом семейство еще не сталкивалось. Может быть, вычислил, что мы только тянем время, пока отцу не получшает или к нам не поступят сведения о нем самом.
Хейген пожал плечами:
– Вычислил, будь уверен. А в переговоры вступить ему все же придется. У него нет выбора. Завтра вопрос с посредником будет решен. Это точно.
В дверь постучался один из людей Клеменцы. Вошел, доложил ему:
– Только что сообщили по радио – полиция обнаружила труп Поли Гатто. В его машине.
Клеменца покивал головой:
– Ладно, пусть это тебя не волнует.
Парень с удивлением взглянул на своего caporegime, понял и вышел из комнаты.
Совещание продолжалось, как если бы этого маленького эпизода не было.
Санни спросил у Хейгена:
– Как дон, не лучше?
Хейген покачал головой:
– Состояние нормальное, но разговаривать денька два не сможет. Совсем нет сил. Не оправился еще после операции. Твоя мать сидит у него почти целый день, Конни тоже. В больнице полно полицейских, да и люди Тессио поблизости держатся, на всякий случай. Через пару дней окрепнет немного, тогда и узнаем, каких действий он от нас ждет. Пока же надо удерживать Солоццо от крайностей. Вот почему я настаиваю, чтобы ты начинал с ним договариваться.
– А до тех пор Клеменца и Тессио будут его искать, – проворчал Санни. – Вдруг повезет, тогда одним махом и решим всю проблему.
– Не повезет, – сказал Хейген. – Солоццо слишком башковит. – Он помолчал. – Он знает, что, как только сядет за стол переговоров, ему придется большей частью уступать нам. Потому-то и волынит. Подозреваю, старается заручиться поддержкой других семейств Нью-Йорка, чтобы мы не стали гнать его, как зверя, когда дон даст на это добро.
Санни нахмурился:
– С какой им радости его поддерживать? Хейген терпеливо объяснил:
– Чтобы не было общей бойни – от нее пострадают все, ввяжутся газеты, правительство. К тому же от Солоццо им перепадет доля в торговле наркотиками. А это бешеные деньги, сам знаешь. Семья Корлеоне обойдется без них – у нас в руках игорный бизнес – лучший из всех, какие существуют. Но другие семейства спят и видят, как бы дорваться до денег. Солоццо человек проверенный, они знают, что он сумеет повести дело с размахом. Живой Солоццо для них – живые денежки, мертвый – неприятности.
Такого лица, какое сделалось у Санни, Майкл еще не видел. Толстые купидоньи губы и медная кожа побледнели, сделались серыми.
– Начхать мне, чего они там спят и видят. Пускай лучше не встревают в эту сшибку.
Клеменца и Тессио беспокойно задвигались на стульях – пехотные генералы, которые слышат, как их командующий очертя голову решает брать штурмом неприступную высоту, чего бы это ни стоило. В голосе Хейгена послышался оттенок нетерпения:
– Брось, Санни, твой отец тебя не похвалил бы за подобные мысли. Ты ведь знаешь, что он всегда говорит – это напрасная трата сил. Естественно, если дон напустит нас на Солоццо, мы никому не позволим нас останавливать. Но суть в данном случае – не сведение личных счетов, а интересы дела. Если мы двинемся по душу Солоццо, а Пять семейств захотят вмешаться, значит, будем договариваться с ними по этому поводу. Если Пятерка увидит, что мы все равно не отступимся от Солоццо, они не станут мешать. Значит, дон в виде возмещения пойдет им на уступки в чем-то другом. Но нельзя же в подобных случаях жаждать крови. Это бизнес. Даже покушение на твоего отца – деловая мера, а не личный выпад. Пора бы тебе понимать.
Взгляд Санни после этих слов не смягчился.
– Ладно, я все это готов понять. Но с тем условием, что никто не заступит дорогу, когда мы пойдем брать Солоццо. – Он оглянулся на Тессио: – С Люкой что-нибудь прояснилось?
Тессио покачал головой:
– Ничего. Должно быть, достался Турку.
Хейген сказал негромко:
– То-то мне показалось странным, что Солоццо в ус не дует насчет Люки. С чего бы ему, продувной шельме, недооценивать такого человека. Допускаю, что он действительно неким способом исхитрился его убрать.
Санни пробормотал:
– Ох, только бы Люка не пошел против нас! Это единственное, что меня бы испугало. Клеменца, Тессио, ваше какое мнение?
Клеменца с расстановкой заговорил:
– Сбиться с пути может каждый – возьмите хотя бы Поли. Но Люка не тот человек, он не умеет сворачивать в сторону. У него была единая вера – в Крестного отца, его одного он страшился. Но не только это, Санни, он уважал твоего отца, как никто больше, а ты знаешь, Крестного уважают все, и по заслугам. Нет, Люка никогда нас не предаст. И даже такому хитровану, как Солоццо, думаю, не застигнуть его врасплох. Люка подозревал всех и каждого, он всегда был готов к самому худшему. Скорее всего, полагаю, подался куда-нибудь на пару дней. С минуты на минуту объявится.
Санни взглянул на Тессио. Caporegime из Бруклина передернул плечами.
– Предать может любой. Люка – человек обидчивый. Возможно, дон задел его чем-то. Вполне могло быть. Но мне все-таки думается, Солоццо подловил его. На это наводят и слова consigliori. Надо ждать дурных вестей.
Санни сказал, обращаясь ко всем:
– Солоццо скоро узнает про Поли Гатто. Как он это примет?
Клеменца угрюмо отозвался:
– Призадумается. Поймет, что в семействе Корлеоне не лопухи собрались. Сообразит, что ему очень повезло вчера.
Санни резко сказал:
– При чем тут «повезло»? Солоццо готовил покушение не одну неделю. Наверняка установил за отцом ежедневную слежку по дороге в контору, в подробностях изучил его распорядок дня. Подкупил Поли, а может быть, и Люку. Точно в нужный момент сгреб Тома. Словом, выполнил всю программу. Так что ему как раз не повезло. Доверил исполнение растяпам, а отец у нас вострый. Если бы дона убили, я был бы вынужден пойти на соглашение с Солоццо, и он одержал бы верх. На сегодняшний день то есть. Потому что, пусть через пять лет или десять, я все равно убил бы его. Но говорить, что ему повезло, Пит, значит его недооценивать, не делай этой ошибки. У нас их и без того за последнее время до черта.
Кто-то принес из кухни миску спагетти, тарелки, вилки, вино. Еда не помешала разговору. Майкл вчуже подивился, наблюдая. Сам он есть не стал, Том – тоже, зато Санни, Клеменца и Тессио налегали за милую душу, собирая с тарелки томатный соус хлебной коркой. Довольно занятное зрелище. Обмен мнениями между тем продолжался.
Тессио считал, что Солоццо не будет горевать об утрате Поли Гатто, и, более того, высказал предположение, что Турок, возможно, ее предвидел, а может статься, и воспринял с облегчением. Лишним ртом меньше в платежном списке. И напуган ею тоже не будет – в конце концов, они-то сами неужели струхнули бы в похожей ситуации?
Вставил слово и Майкл, с приличествующим смирением:
– Я среди вас, конечно, непрофессионал, однако из всего, что вы говорили о Солоццо, – и плюс то, что он неожиданно уходит от контактов с Томом, я бы сделал вывод, что у него имеется в запасе козырь. Что он, возможно, готовит каверзу, которая вернет ему перевес. Если бы разгадать, что именно, тогда мы бы оказались на коне.
Санни неохотно проговорил:
– Да, я тоже об этом думал, и единственное, что приходит в голову, – Люка. Я уже спустил распоряжение доставить его сюда, и до тех пор права, закрепленные за ним в организации, приостановлены. Единственный другой вариант – что Солоццо договорился-таки с Пятью семействами Нью-Йорка, и завтра мы узнаем, что в случае объявления войны они воюют против нас. Что нам все же навяжут условия Турка. Верно, Том?
Хейген кивнул:
– Да, похоже. А такую оппозицию нам без твоего отца не одолеть. Только дон в силах противостоять Пяти семействам. У него есть политические связи, которых им всегда недостает, и он сможет пустить их в ход при переговорах. Если сочтет необходимым.
Клеменца, с самоуверенностью, не очень уместной для человека, которого только что заложил с потрохами главный из его приближенных, объявил:
– Сюда, к этому дому, Солоццо ни в жизнь не подобраться. Уж это, босс, не беспокойся.
Санни окинул его задумчивым взглядом, потом спросил у Тессио:
– Как там в больнице – прикрывают ее твои люди?
Впервые за время совещания Тессио отвечал твердо и без тени сомнения.
– И внутри, и снаружи, – сказал он. – Круглые сутки. Да и полиция тоже не отстает. Сыскные агенты у дверей палаты – дожидаются, когда смогут взять показания у дона. Смех один… Насчет кухни можно не тревожиться, питание к дону еще поступает через трубки, а то была бы забота с пищей, ведь турки, они не побрезгуют и к яду прибегнуть. Нет, дона им не достать – никоим образом.
Санни откинулся назад вместе со стулом.
– В меня они метить не могут, со мной им вести дела, им нужна наша организация. – Он подмигнул Майклу. – Уж не на тебя ли зарятся? Может, Солоццо надумал сцапать тебя и держать заложником, пока мы не примем его условия?
Майкл с огорчением подумал, ну, прощай свидание с Кей. Теперь Санни не выпустит его из дому. Но Хейген сказал нетерпеливо:
– Нет, если б Солоццо хотел подстраховаться, он мог бы взять Майка в любое время. Но все знают, что Майк не участвует в семейном бизнесе. Он – мирное население, стоит Солоццо его тронуть, и он теряет союзников в лице всех нью-йоркских семейств. Даже Татталья будут вынуждены включиться в охоту на него. Нет, я думаю, все проще. Завтра к нам явится представитель Пяти семейств и возвестит, что мы должны войти в дело, которое предлагает Турок. Этого он и ждет. Это и есть его козырь.
Майкл вздохнул с облегчением:
– Вот и ладно. А сегодня мне надо в город.
– Зачем? – резко спросил Санни.
Майкл улыбнулся:
– Заеду в больницу проведать отца, повидаюсь с мамой и Конни. Есть и еще делишки.
Подобно дону, Майкл всегда умалчивал о своих истинных целях и сейчас не собирался говорить брату, что едет к Кей Адамс. Без особых причин – так, по привычке.
Из кухни послышался громкий говор. Клеменца вышел взглянуть, что происходит. Он вернулся, держа в руках бронежилет Люки Брази. В жилет была завернута большая дохлая рыба.
Клеменца сухо сказал:
– Вот Турок и узнал про своего осведомителя Поли Гатто.
Тессио так же сухо отозвался:
– А мы теперь знаем про нашего Люку Брази.
Санни закурил сигару и отхлебнул виски. Майкл, ничего не понимая, спросил:
– Почему рыба, что это означает, елки зеленые?
Ему ответил consigliori, ирландец Хейген:
– Это означает, что Люка Брази спит на дне океана. Так издавна сообщают о подобных вещах на Сицилии.
ГЛАВА 9
В тот вечер Майкл Корлеоне ехал в город с тяжелым сердцем. Его насильно втягивали в семейные дела – он возмущался даже тем, что Санни посадил его отвечать на телефонные звонки. Ему было не по себе на семейных советах, где, с общего молчаливого согласия, его спокойно посвящали в подробности убийства. Притом сейчас, когда ему предстояла встреча с Кей, он чувствовал, что виноват перед нею. Он никогда не говорил ей всей правды о своей семье. Отделывался шуточками и живописными историями, в которых его близкие выглядели скорее героями приключенческих фильмов, нежели теми, кем были в действительности. И вот его отца подстрелили на улице, а старший брат его замышляет ответные убийства. Но никогда он не мог бы признаться в этом Кей, как признавался себе – прямо и откровенно. Он ведь уже сказал ей, что это покушение скорее случайность и все беды позади. А похоже, черт подери, что это только начало. Санни и Том дали маху с этим Солоццо – и даже сейчас не способны оценить его по достоинству, хотя Санни достаточно опытен и чует опасность. Майкл задумался, силясь разгадать, что за козырь в запасе у Турка. Очевидно, что это смелый человек, далеко не глупый, исключительно сильная личность. Такой свободно может преподнести нечто непредсказуемое. Хоть, впрочем, Санни, Том, Клеменца, Тессио в один голос твердят, что полностью владеют ситуацией, а ведь у каждого из них больше опыта, чем у него. Он «мирное население» в этой войне, хмуро подумал Майкл. И чтобы заставить его в нее ввязаться, им бы понадобилось посулить ему награды, какие затмили бы собой блеск его боевых медалей.
От этих мыслей он ощутил свою вину теперь уже перед отцом – что недостаточно сочувствует ему. Его родного отца изрешетили пулями, а между тем Майкл, странное дело, как никто другой понимал справедливость слов Хейгена, что это был не личный выпад, а всего-навсего деловая мера. Что это плата за власть, которую его отец всю жизнь держал в руках, за уважение, которое он неизменно вызывал у окружающих.
Больше всего Майклу хотелось быть вне всего этого, держаться поодаль, жить своей собственной жизнью. Но не мог он отсечь себя от семьи в этот острый момент. Обязан был в меру сил помогать – как «мирное население». И ему стало ясно вдруг, что его злит отведенная ему роль тыловой крысы, привилегированного наблюдателя, отказника от воинской повинности. Вот почему так назойливо маячили в его сознании эти два слова: «мирное население».
Когда он вошел в гостиницу, Кей ждала его в вестибюле. (В город его привезли двое подчиненных Клеменцы и, убедясь предварительно, что никого не приволокли на хвосте, высадили на ближайшем углу.)
Они пообедали вместе, выпили.
– Когда ты поедешь в больницу к отцу? – спросила Кей.
Майкл взглянул на часы.
– Свидания до половины девятого. Подъеду, пожалуй, когда все уйдут. Меня впустят. Он там в отдельной палате, при нем личные медсестры – я просто посижу с ним немного. Разговаривать он еще как будто не может и вряд ли даже узнает меня. Но я должен оказать ему уважение.
Кей негромко сказала:
– Ужасно жалко твоего отца, он так мне понравился тогда, на свадьбе. Как-то не верится тому, что пишут о нем газеты. Я думаю, там больше вранье.
Майкл отозвался вежливо:
– И я так думаю. – И сам удивился собственной скрытности по отношению к Кей. Он любил ее, он ей верил, но он никогда не сможет рассказать ей об отце, о семействе Корлеоне. В этом смысле она останется посторонней.
– Ну, а ты? – спросила Кей. – Ты тоже примешь участие в войне гангстеров, о которой с таким смаком пишут в газетах?
Майкл усмехнулся и, расстегнув пиджак, развел полы в стороны.
– Видишь – не вооружен, – сказал он. Кей засмеялась.
Становилось поздно, и они поднялись к себе в номер. Кей приготовила коктейли, присела со стаканом к нему на колени. Его рука под платьем запуталась в шелку, потом ощутила под собою горячую кожу ее бедра. Они упали на кровать, не прерывая поцелуя, и как были, не раздеваясь, предались любви. Потом лежали очень тихо, чувствуя, как проходит сквозь одежду жар их разгоряченных тел. Кей промурлыкала:
– Не это у вас, военных, называется «скорострел»?
– Оно, – отозвался Майкл.
– А что, недурно, – вынесла она суждение тоном знатока.
Опять полежали в полудреме, как вдруг Майкл очнулся и тревожно посмотрел на часы.
– Елки зеленые. – Он крякнул. – Уж скоро десять, мне пора в больницу.
Он пошел в ванную, помылся, причесался. Кей подошла сзади и обняла его.
– Когда мы поженимся?
– Когда скажешь, – отвечал Майкл. – Вот только утрясется семейная неурядица и отцу станет получше. Но все же тебе, по-моему, лучше бы кое-что объяснить твоим родителям.
– Что же? – спросила Кей спокойно.
Майкл провел гребенкой по волосам.
– Скажи им, что познакомилась с бравым парнем, итальянцем по происхождению, – недурен собой. С блеском учится в Дартмутском университете. Имеет крест «За боевые заслуги» плюс медаль «Пурпурное сердце». Честный. Работящий. Вот только папаша у него – главарь-мафиозо, убивает нехороших людей, иногда дает взятки высоким чинам, и случается, его, по роду занятий, тоже нет-нет да и продырявят пулями. Что, однако, никоим образом не затрагивает его честного и работящего сына. Ну как, запомнишь?
Кей сняла руки с его пояса и прислонилась к двери ванной.
– Это что, правда? – спросила она. – Он это правда делает? – Она помолчала. – Убивает людей?
Майкл положил гребенку.
– Точно не знаю, – сказал он. – Точно никто не знает. Но вполне допускаю.
Перед тем как он собрался уходить, она спросила:
– Когда я теперь тебя увижу?
Майкл поцеловал ее.
– Езжай-ка домой и поразмысли хорошенько в своем тихом городишке. Тебе-то уж, во всяком случае, надо держаться в стороне от этих дел. После рождественских каникул я вернусь в университет, и мы встретимся в Хановере. Договорились?
– Договорились, – сказала она.
Она смотрела, как он выходит из номера, машет ей рукой, садится в лифт. Никогда еще он не был ей так близок, так любим ею – и если бы ей сейчас сказали, что она не увидится с ним целых три года, она бы, наверное, с ума сошла от горя.
Когда Майкл вылез из такси у Французской больницы, он с удивлением увидел, что улица совершенно безлюдна. Он вошел в больницу – и удивился еще больше, обнаружив, что пуст и вестибюль. Что за черт, подумал он, куда смотрят Клеменца и Тессио. Они не обучались военному делу, это верно, но, чтобы выставить охрану, Уэст-Пойнт кончать не обязательно. В вестибюле должны были дежурить по крайней мере двое.
Ушли самые поздние посетители, время близилось к половине одиннадцатого. Теперь Майкл весь напрягся, подобрался. Он не стал задерживаться у справочной – он знал, что отец лежит на четвертом этаже, знал номер его палаты. Поднялся на лифте без лифтера. Странно, что никто не остановил его, пока он не дошел до столика дежурной на четвертом этаже. Сестра окликнула его, но он, не оглядываясь, прошел дальше. У дверей палаты тоже никого. А где же два агента, которым полагалось стоять на страже, дожидаясь, когда можно будет снять показания? Где люди Клеменцы и Тессио? Проклятье! Может быть, кто-нибудь дежурит в палате? Но дверь стояла нараспашку. Майкл вошел. На койке лежал человек – при свете холодной декабрьской луны Майкл разглядел лицо отца. Даже сейчас оно было бесстрастно; грудь едва вздымалась от неровного дыхания. От капельницы у кровати к его ноздрям тянулись две тонкие трубки. На полу – стеклянное судно, в него, тоже по трубкам, поступали ядовитые шлаки из его желудка. Майкл постоял, глядя, все ли в палате обстоит нормально, потом, пятясь, вышел.
В коридоре он сказал дежурной:
– Я Майкл Корлеоне, мне бы просто хотелось посидеть у отца. Куда девался полицейский пост, которому положено охранять его?
Сестра, молоденькая и хорошенькая, по-видимому, свято веровала во всесилие белого халата.
– У вашего отца было слишком много посетителей, они мешали персоналу работать, – сказала она. – Минут десять назад приходили из полиции и всем велели уходить. А охрану еще минут через пять срочно вызвали по телефону из управления. Да вы не волнуйтесь, я все время заглядываю к вашему отцу, мне отсюда каждый звук слышен из палаты. Мы поэтому и держим дверь открытой.
– Спасибо, – сказал Майкл. – Так я побуду с ним немного, хорошо?
Она улыбнулась ему.
– Только совсем недолго, потом придется уйти. Таковы правила, ничего не поделаешь.
Майкл вернулся в палату. Он подошел к внутреннему телефону и через больничный коммутатор позвонил в Лонг-Бич, в отцовский кабинет. Подошел Санни.
– Санни, – прошептал Майкл. – Я из больницы, задержался и приехал поздно. Санни, здесь пусто. Людей Тессио нет. Поста у дверей палаты тоже. При отце нет ни одной живой души.
У него дрожали губы.
Санни долго не отзывался, потом заговорил глухим, изменившимся голосом:
– Вот он, запасной ход Солоццо, о котором ты говорил.
Майкл сказал:
– И я тоже так считаю. Но как он добился, чтобы полиция убрала всех отсюда, куда исчезли их агенты? Что с людьми Тессио? Господи помилуй, что же, этот сукин сын Солоццо прибрал к рукам и полицейское управление города Нью-Йорка?
– Легче, старичок, – голос Санни зазвучал ободряюще. – Опять нам повезло – что ты попал в больницу так поздно. Сиди в палате. Запрись там изнутри. Продержись минут пятнадцать – мне только дозвониться кой-куда. Сиди на месте и не рыпайся. И не теряй головы, ну?
– Не потеряю, – сказал Майкл.
Впервые с той поры, как все началось, его обуял лютый гнев, холодная ярость к врагам его отца.
Он повесил трубку и нажал на кнопку вызова медсестры. Что бы там ни велел Санни, он будет действовать по собственному разумению. Вошла сестра, он сказал:
– Послушайте – только не пугайтесь, но отца нужно немедленно перевести отсюда. В другую палату или на другой этаж. Как бы отсоединить эти трубки, чтобы выкатить кровать?
Сестра возмутилась:
– Да вы что? Без разрешения врача…
Майкл перебил ее:
– Вы читали про моего отца в газетах? Видите сами – он остался без охраны. Только что меня предупредили, что сюда идут прикончить его. Прошу вас, поверьте мне и помогите.
В случае необходимости Майкл умел убедить кого угодно.
Сестра сказала:
– Трубки можно не отсоединять. Это передвижная установка.
– Есть здесь свободная палата? – шепотом спросил Майкл.
– Есть, в конце коридора, – отозвалась сестра.
Все было проделано в одну минуту, очень ловко, расторопно. Майкл сказал сестре:
– Посидите с ним, пока не подоспеют на помощь. В коридоре вам быть опасно.
С кровати послышался голос – хриплый, но полный силы:
– Это ты, Майкл? Что такое, что случилось?
Майкл склонился над кроватью. Он взял отца за руку.
– Да, это я, Майк, – сказал он. – Не пугайся. Лежи как можно тише и, если тебя окликнут, не отзывайся. Тебя хотят убить, понимаешь? Но я здесь, так что ты не бойся.
Дон Корлеоне, еще не вполне сознавая, что с ним произошло накануне, – еще одурманенный свирепой болью, с одобрительной улыбкой шевельнул губами, как бы говоря младшему сыну – только сил не хватило сказать это вслух:
«Э, чего мне бояться? Меня давно хотят убить – первый раз попробовали, когда мне было двенадцать…»