Текст книги "Крестный отец"

Автор книги: Марио Пьюзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ГЛАВА 3

В машине было, считая водителя, четыре человека. Хейгена посадили сзади, между теми двумя, что возникли у него за спиною на улице. Солоццо уселся впереди. Человек, сидевший справа от Хейгена, повернулся и нахлобучил ему шляпу на самые глаза; Хейген больше ничего не видел.

– И чтобы мне мизинцем не шелохнул, – прибавил человек.

Ехали недолго, минут двадцать, и, когда вышли из машины, Хейген не понял, где они, – уже стемнело. Его повели в полуподвал, усадили на кухонный стул с прямой спинкой. Солоццо сел за стол напротив. Что-то хищное, ястребиное с особой четкостью проступило в его смуглом лице.

– Не бойся, – сказал он. – Я знаю, ты к силовым структурам в семействе Корлеоне не причастен. Мне надо, чтобы ты помог и своим, и мне помог бы.

Хейген закурил; у него тряслись руки. Кто-то принес бутылку водки, плеснул в кофейную чашку, подал ему. Хейген жадно глотнул жгучую влагу. Дрожь унялась, прошла слабость в ногах.

– Твоего босса нет в живых, – сказал Солоццо. И осекся – у Хейгена из глаз брызнули слезы. Солоццо продолжал: – Его уложили на улице, прямо возле конторы. Я взял тебя сразу, как только мне дали знать об этом. Ты мне поможешь наладить мирные отношения с Санни.

Хейген молчал. Он сам изумился глубине своего горя. К отчаянию примешивался страх смерти. Солоццо вновь заговорил:

– Санни принял бы тогда мое предложение. Верно? Ты сам знаешь, это дело стоящее. За наркотиками будущее. Сулят такие деньги, что каждый года за два имеет шанс разбогатеть. Ваш дон отстал от жизни, время его прошло, а он того и не заметил. Что горевать – он мертв, его не вернешь. Я готов снова пойти на переговоры, а ты убедишь Санни ответить мне согласием.

Хейген сказал:

– Это пустой номер. Санни будет вам мстить до последнего вздоха…

Солоццо перебил его:

– Это сгоряча, на первых порах. Ты его должен образумить. Меня поддерживают Татталья и те, кто с ними. Другие семейства Нью-Йорка пойдут на все, чтобы избежать открытой войны между нами, – пострадает их дело, а значит, и они сами. Если мы с Санни договоримся, ни один семейный синдикат в Америке не станет вмешиваться – даже самые закадычные друзья дона.

Хейген молча рассматривал свои ногти. Солоццо настойчиво продолжал:

– Дон потерял былую хватку. В прежние дни мне бы его не застигнуть врасплох. Другие семейства не доверяли ему, потому что он назначил своим consigliori тебя, а ведь ты не сицилиец, даже не итальянец. Если дойдет до большой войны, то семейству Корлеоне конец, и проиграет каждый – я в том числе. Для меня связи семьи Корлеоне в мире политики важнее всяких денег. Поговори с Санни, поговори с caporegimes, и ты поможешь предотвратить кровопролитие.

Хейген подставил свою чашку, ему налили еще.

– Попробую, – сказал он. – Но только Санни с трудом поддается убеждению. А Люку Брази не остановит даже Санни. Вам следует остерегаться Люки. Да и мне тоже, если я стану вашим ходатаем, следует его остерегаться.

Солоццо сказал спокойно:

– Люку я беру на себя. Ты на себя бери Санни и двух других сынков дона. Слушай, скажи им, что сегодня и Фредди мог схлопотать наравне со своим папашей, но моим людям было строго-настрого заказано его мочить. Зачем зря обострять отношения? Скажи им – это мне Фредди обязан тем, что жив остался.

К Хейгену вернулась способность думать. Только сейчас он действительно поверил, что Солоццо не собирается убивать его или держать заложником. Страх схлынул, сменясь безмерным облегчением, и Хейген покраснел от стыда. Солоццо наблюдал за ним с легкой понимающей усмешкой. Хейген напряженно соображал, как быть. Если он откажется выступить в роли адвоката Солоццо, его могут прикончить. Но зачем отказываться? Солоццо ждет, что он лишь изложит его предложение, и изложит должным образом, а это и так входит в обязанности всякого порядочного consigliori. К тому же, если трезво все взвесить, то Солоццо не так уж и не прав. Кровавой бойни между Татталья и Корлеоне следует избежать любой ценой. Пусть семейство Корлеоне проводит в последний путь усопшего – и забудет, и пойдет на соглашение. А настанет время, после когда-нибудь, можно будет и сквитаться с Солоццо.

Хейген поднял глаза – Солоццо, похоже, читал его мысли. Турок улыбался. И вдруг Хейгена словно током ударило: что с Люкой Брази, почему это Солоццо сидит и ухмыляется? Или Люка пошел на сговор с ним? Хейген вспомнил – в тот день, когда дон Корлеоне отказал Солоццо, Люку Брази вызвали вечером к дону в кабинет, и кто знает, о чем они там совещались с глазу на глаз. Но сейчас ему было не до того. Только бы выбраться отсюда в надежное укрытие, в Лонг-Бич, цитадель семейства Корлеоне.

– Я сделаю, что могу, – сказал он Солоццо. – Думаю, в ваших словах есть резон – сам дон Корлеоне благословил бы нас на это при подобных обстоятельствах.

Солоццо серьезно покивал головой.

– Вот и отлично, – заключил он. – Не люблю кровопролития. Я деловой человек, а за кровь приходится чересчур дорого платить.

Зазвонил телефон, и один из тех, кто сидел за спиной у Хейгена, снял трубку, послушал, отозвался коротко:

– Ладно, передам.

Он подошел к Солоццо и что-то шепнул ему на ухо. Турок побелел, глаза его сверкнули яростью. По спине Хейгена пробежал холодок страха. Солоццо глядел на него, как бы размышляя, и Хейген понял вдруг, что его не отпустят. Что-то случилось, и он опять в двух шагах от смерти.

Солоццо сказал:

– Старик еще жив. Пять пуль всадили в его сицилийскую шкуру, а он все живой.

Он пожал плечами, как бы покоряясь судьбе.

– Не повезло, – сказал он Хейгену. – Мне, тебе. Не повезло.

ГЛАВА 4

Подъезжая к отцовскому дому в Лонг-Бич, Майкл Корлеоне увидел, что поперек узкого въезда в парк протянута тяжелая цепь. Все восемь прожекторов ярко освещали полукруглое пространство, вдоль изогнутой обочины выстроились не меньше десятка машин.

Присев на цепь, переговаривались двое. Он их не знал.

– Кто такой? – спросил один, с бруклинским выговором.

Майкл назвался. Из ближнего дома вышел человек, вгляделся в него.

– Сын дона, – сказал он. – Я его проведу.

Майкл пошел за ним следом; у дверей отцовского дома стояли еще двое, Майкла с его провожатым пропустили.

Дом был битком набит народом – он никого не знал. В гостиной увидел Терезу, жену Тома Хейгена; она сидела на диване, прямая, неподвижная, и курила. На кофейном столике перед ней стоял стакан виски. На другом конце дивана развалился тучный Клеменца. Лицо caporegime ничего не выражало, но по лбу у него струился пот, изжеванная сигара, зажатая в пальцах, почернела от слюны.

Клеменца поднялся навстречу Майклу – сочувственно тряс ему руку, бормоча:

– Твоя мать в больнице у отца – ничего, все обойдется.

Поли Гатто тоже подошел поздороваться. Майкл взглянул на него с новым интересом. Он знал, что Поли – телохранитель отца, но никто еще не говорил ему, что Поли сегодня не вышел на работу, сказавшись больным. Ему бросилось в глаза напряженное выражение смуглого худого лица. Он слыхал, что Гатто быстро продвигается наверх, подает надежды, что он парень не промах, умеет работать чисто и понимать с полуслова. Сегодня он сплоховал… Майкл заметил, что по углам толпятся еще какие-то люди, но лиц их не узнавал. Это не были подчиненные Клеменцы. Он сопоставил одно с другим и понял: Клеменца и Гатто были на подозрении. Думая, что Поли присутствовал при покушении, Майкл снова окинул взглядом его мелкие, как у хорька, черты.

– Как Фредди? Ничего? – спросил он.

Отвечал Клеменца:

– Ему сделали укол, спит теперь.

Майкл подошел к жене Хейгена, нагнулся и поцеловал ее в щеку. Они всегда чувствовали симпатию друг к другу.

– Насчет Тома не волнуйся, – шепнул он. – Все будет хорошо. Ты говорила с Санни?

Тереза на миг прижалась к нему и покачала головой. Хрупкая, очень хорошенькая, она была похожа скорей на американку, а не итальянку, и сейчас она была насмерть перепугана. Майкл взял ее за руку, поднял с дивана и повел в отцовский кабинет.

Санни сидел за письменным столом, в одной руке он держал желтый блокнот, в другой – карандаш. При нем был только caporegime Тессио, его-то Майкл узнал и сразу понял, чьи это люди в доме, откуда взялась эта новая дворцовая охрана. Тессио тоже держал блокнот и карандаш.

Увидев вошедших, Санни встал из-за стола и обнял жену Хейгена.

– Не бойся, Тереза, – сказал он. – С Томом все в порядке. Они только хотят передать с ним свои предложения, а значит, отпустят. Он же не по оперативной части – он просто наш адвокат. Им проку нет его трогать.

Он отпустил Терезу и, к немалому удивлению Майкла, притянул его к себе и чмокнул в щеку. Майкл отпихнул брата и ухмыльнулся:

– То всю жизнь лупцевал, а то – нате вам, телячьи нежности! – Они вечно дрались мальчишками.

Санни передернул плечами.

– Пойми, старик, я беспокоился, когда обнаружилось, что тебя нет в твоей богом забытой дыре. Мне бы, конечно, начхать, если б тебя уложили, – да матери как скажешь? Хватит того, что про отца пришлось объявить.

– Ну и как она?

– Молодцом, – сказал Санни. – Ей не впервой. Мне тоже. Это ты был тогда сосунком и мало чего смыслил, а вырос уже в мирной обстановке. – Он помолчал и прибавил: – Она у него в больнице. И он выживет.

– Как насчет того, чтобы и нам съездить? – спросил Майкл.

Санни качнул головой.

– Мне в таких обстоятельствах нельзя отлучаться из дому, – сухо сказал он.

Зазвонил телефон. Санни взял трубку, приник к ней с напряженным вниманием. Майкл как бы невзначай шагнул к столу и заглянул в желтый блокнот брата. На листке значились семь имен. Первыми – Солоццо, Филипп Татталья и Джон Татталья. Майкла точно кипятком ошпарило: значит, он прервал Санни и Тессио в тот момент, когда они составляли список людей, которых надо убить.

Санни положил трубку.

– Обождите в гостиной, а? – сказал он, обращаясь к Терезе и Майклу. – Нам с Тессио нужно тут кое-что закончить.

– Что, насчет Тома звонили? – Жена Хейгена спросила это с несвойственной ей резкостью, но и едва не плача от страха. Санни обнял ее за плечи и подвел к двери.

– Слово тебе даю, с ним ничего не случится, – сказал он. – Посиди там пока. Я как что-нибудь узнаю, сразу выйду к тебе.

Он закрыл за ней дверь. Майкл теперь уже сидел в большом кожаном кресле. Санни окинул его быстрым цепким взглядом и вернулся на прежнее место за столом.

– Гляди, Майк, – сказал он. – Будешь тереться возле меня, услышишь такое, что сам будешь не рад.

Майкл закурил.

– А вдруг я пригожусь, – сказал он.

– Э, нет, – сказал Санни. – Отец мне век не простит, если я дам тебе ввязаться.

Майкл вскочил.

– Слушай ты, бревно, он же мне отец! Мне что, не положено, если я могу помочь? А я могу. Не обязательно идти палить в народ – я помогу иначе. И хватит обращаться со мной, как с маленьким. Я, между прочим, воевал. И меня ранили, не помнишь? Я людей убивал, японцев. Ты чего испугался? Что я в обморок упаду, оттого что ты кого-то хлопнул?

– И вообще – сдавайся, руки вверх, – усмехнулся Санни. – Ладно уж, оставайся, будешь сидеть на телефоне. – Он повернулся к Тессио. – Мне как раз о том звонили, чего нам недоставало. – Он оглянулся на Майкла. – Кто-то их навел на отца. Может быть, Клеменца, а может, и Поли Гатто – что-то очень он кстати прихворнул сегодня. Я теперь уже знаю кто, но поглядим, как ты шевелишь мозгами, ты же у нас образованный. Ну, Майк, кто продал нас Солоццо?

Майкл снова сел, откинулся на спинку кожаного кресла. Не торопясь перебрал в памяти то, что знал. Клеменца в семейном синдикате Корлеоне занимал должность caporegime. Благодаря дону Корлеоне Клеменца сделался миллионером, больше двадцати лет он дону близкий друг. Ему принадлежит одно из ключевых мест в организации. Что выиграл бы Клеменца, предав своего дона? Деньги? Он очень богат, но ведь, с другой стороны, людям всегда мало. Власть? Хотел сквитаться за старую обиду, за мнимый недостаток внимания? Не мог стерпеть, что должность consigliori досталась Тому Хейгену? Или – из деловых соображений, полагая, что Солоццо одержит верх? Нет, невозможно, чтобы Клеменца был предателем. И тотчас Майкл с грустью понял – оттого лишь невозможно, что он не хочет Клеменце смерти. В детстве толстяк всегда приносил ему подарки, водил гулять, если отец был занят. Нет, все же никак не верится, что это Клеменца предал.

Хоть, впрочем, очень вероятно, что никого Солоццо так не жаждал переманить к себе из стана Корлеоне, как Клеменцу.

Теперь – Поли Гатто. Поли еще не сколотил состояния. Он на хорошем счету, уверенно идет в гору, но до вершины далеко, а пока ему еще служить и служить наравне с другими. А он молод и, значит, спит и видит себя у власти. Да, получается, что Поли… Тут Майкл вспомнил, как они когда-то ходили вместе в шестой класс, и ему захотелось, чтобы это не был Поли.

Он покачал головой.

– Ни тот, ни другой, – сказал он.

Сказал так потому, что Санни уже знал ответ. Если бы вопрос решался большинством, он назвал бы виновным Поли Гатто. Санни улыбался ему.

– Успокойся, – сказал он. – Клеменца чист. Это Поли.

Майкл заметил, что Тессио облегченно перевел дыхание. Он сам caporegime, и потому его симпатии на стороне Клеменцы. Кроме того, раз измена не в самых верхах, значит, и положение не столь серьезно. Тессио осторожно спросил:

– Так я могу завтра отпустить своих ребят по домам?

– Послезавтра, – отозвался Санни. – До тех пор пускай об этом никто не знает. А сейчас нам надо с братом лично оговорить кой-какие семейные дела. Ты погоди пока в гостиной, ладно? Список можно потом закончить. Подработаете его вместе с Клеменцей.

– Понятно, – сказал Тессио. Он вышел из кабинета.

– Откуда ты знаешь, что это действительно Поли? – спросил Майк.

Санни сказал:

– У нас свои люди в телефонной компании, они проверили номер Поли, все звонки к нему и от него. Номер Клеменцы – тоже. В этом месяце Поли болел три раза, и каждый раз в эти дни ему звонили из телефона-автомата напротив отцовской конторы. И сегодня звонили. Смотрели, видимо, заменит ли кто-нибудь Поли или он будет сам на работе. Или, возможно, звонили с другой целью. Это роли не играет. – Санни поежился. – Слава богу, что Поли. Нам теперь Клеменца ой как нужен.

– Что – значит, теперь война? – неуверенно спросил Майкл.

Санни недобро сузил глаза.

– Пусть только вернется Том… Да, война – пока отец не решит иначе.

– А не разумней дождаться, пока он сможет что-то решать? – спросил Майкл.

Санни взглянул на него, словно видя в первый раз.

– И как это ты заработал себе боевые медали? Мы под прицелом, парень, надо драться. Я одного боюсь – что они не выпустят Тома.

– Почему? – удивился Майкл.

Санни терпеливо объяснил:

– Тома схватили в расчете, что отца уже нет в живых, а со мной они договорятся, и Том поначалу выступит посредником, передаст нам их условия. Теперь же, поскольку отец жив, им понятно, что переговоры со мной не состоятся, а стало быть, и Том им не понадобится. Могут отпустить, а могут и уничтожить, это уж как Солоццо рассудит. Если убьют, то для острастки – тоже способ оказать на нас давление.

Майкл спросил спокойно:

– Почему Солоццо решил, что с тобой он может договориться?

Санни вспыхнул.

– Несколько месяцев назад, – отозвался он не сразу, – Солоццо явился к нам с предложением войти в дело по сбыту наркотиков. Отец отказался. Но я во время разговора брякнул лишнее, показал ему, что я бы, может, и не прочь. Маху дал, хоть отец крепко-накрепко вколотил в меня, что о разногласиях внутри семейства никогда не должен знать посторонний. Солоццо делает вывод – если убрать отца, то я волей-неволей пойду на сделку насчет наркотиков. Без отца семейство становится по меньшей мере вдвое слабее. Мне все равно пришлось бы биться как рыба об лед, чтобы удержать все то, что собрал под свою руку отец. За наркотиками будущее, значит, никуда нам от них не деться. А что он отца моего прикончил, так это же не из личных побуждений, исключительно в интересах дела. И я, как деловой человек, согласился бы на его предложение. Конечно, близко бы он меня для верности не подпускал – на выстрел, во всяком случае. Хотя он знает, что, прими я его условия, другие семейства никогда не допустят, чтобы я из одной только мести через пару лет развязал с ним войну. К тому же за ним стоит семья Татталья.

– А если б отца все же застрелили, что тогда? – спросил Майкл.

– Солоццо так или иначе покойник, – просто ответил Санни. – Чего бы это мне ни стоило. Пусть против меня поднимутся все Пять семейств Нью-Йорка. Всех Татталья вырежу поголовно. Пусть даже вместе поляжем, мне плевать.

– Отец сыграл бы иначе, – негромко заметил Майкл.

Санни свирепо отмахнулся.

– Знаю, но мне до него далеко. Только скажу тебе вот что – и он, кстати, подтвердил бы это. Когда доходит до боя на короткой дистанции, до настоящей драки, я умею действовать и никому не уступлю. Солоццо это знает, Клеменца и Тессио тоже. Я показал, на что способен, еще когда мне было девятнадцать, когда семейство воевало последний раз, – я и тогда уже был отцу большим подспорьем. Так что теперь мне волноваться нечего. Тем более – при таком раскладе, как сейчас, все козыри у нас в руках. Еще бы только связаться с Люкой.

– Он что, и впрямь такая сила? – с интересом спросил Майкл. – Действительно много может?

Санни кивнул.

– Этот один стоит целой армии. Он у меня пойдет на троицу Татталья. Солоццо я возьму сам.

Майкл, скрывая, что ему не по себе, передвинулся в своем кресле. Сколько он помнил Санни, тот, при всей частенько свойственной ему разухабистой грубости, был, по существу, незлобив и участлив. Душа-человек. Дико было слышать от него такие речи, жутко видеть набросанный на бумаге его рукою список людей, которых он, точно некий новоявленный римский император, обрекал истребленью. Хорошо, что сам он от всего этого в стороне и не обязан теперь, раз отец остался жив, активно участвовать в отмщении. В чем-то поможет, будет отвечать на звонки, передавать указания, исполнять мелкие поручения – и хватит. В остальном Санни с отцом сами справятся, тем более – при поддержке Люки Брази…

Из гостиной донесся пронзительный женский вопль. А, черт, подумал Майкл, да ведь это жена Тома. Он кинулся к двери, распахнул ее. Все, кто находился в гостиной, стояли на ногах. У дивана Том Хейген со смущенным лицом обнимал Терезу. Она плакала навзрыд, и Майкл понял, что она закричала от радости, увидев мужа. Том Хейген отвел руки жены, усадил ее на диван. Он хмуро усмехнулся Майклу:

– Рад тебя видеть, Майк, очень рад, – и прошел в кабинет, не взглянув больше на плачущую жену. «Не зря прожил десять лет в семье Корлеоне, – подумал Майкл со странным приливом гордости. – Дон оставил на нем свой отпечаток так же, как на Санни, – да и на мне, как ни удивительно».

ГЛАВА 5

Около четырех часов утра все они собрались в угловом кабинете – Санни, Майкл, Том Хейген, Клеменца и Тессио. Терезу Хейген уговорили пойти домой, в соседний особняк. Поли Гатто все еще ждал в гостиной, не догадываясь, что людям Тессио приказано не спускать с него глаз и не выпускать за порог.

Том Хейген изложил им условия Солоццо. Он сказал, что Солоццо, когда узнал, что дон еще жив, явно намеревался его убить. Хейген усмехнулся, рассказывая об этом.

– Я даже в Верховном суде вряд ли бы так распинался, как сегодня перед этим проклятым Турком. Обещал ему, что уломаю семейство принять его предложение, несмотря на то, что дон остался жив. Сказал, что запросто обведу тебя, Санни, вокруг пальца. Что мы дружили с тобой еще мальчишками, и – ты уж не сердись – намекнул, что ты не очень страдаешь, что оказался сейчас на месте главы семейства. Прости мне, господи.

Он виновато улыбнулся Санни, и тот показал ему жестом, что понимает, что это неважно.

Майкл, устроясь в кресле у телефона, наблюдал за ними обоими. Когда Хейген вошел в кабинет, Санни бросился обнимать его, и Майкл ревниво подумал, что во многом Том Хейген ближе брату, чем он, и всегда будет ближе.

– Теперь к делу, – сказал Санни. – Начнем с плана действий. Вот взгляните, мы тут с Тессио наметили кое-что. Тессио, передай Клеменце свой список.

– Если мы принимаем план действий, – сказал Майкл, – то здесь должен находиться Фредди.

– От Фредди нам проку чуть, – мрачно проговорил Санни. – Врач сказал, он пережил такое потрясение, что ему требуется полный покой. Я, правда, что-то не понимаю. Фредди был сызмальства крутой. Сломался, наверное, когда при нем подстрелили отца, отец для него всегда был богом. Другого замеса тесто, Майк, чем мы с тобой.

Хейген быстро сказал:

– Хорошо, не будем трогать Фредди. Выключаем его отовсюду, полностью выключаем. Теперь вот что. Санни, покамест все не уляжется, тебе, я считаю, следует сидеть дома. То есть вообще никуда не отлучаться. Здесь ты в безопасности. Не будем недооценивать Солоццо – это истинный pezzonovante, король в своем деле, без дураков. Больница у нас под охраной?

Санни кивнул.

– Посетителям доступ перекрыт полицией, а к палате я приставил своих людей. Ну и как тебе, Том, наш список?

Хейген нахмурился, читая фамилии.

– Черт возьми, Санни, ты руководствуешься эмоциями. Дон усмотрел бы в данном случае чисто деловые разногласия. Ключевая фигура – Солоццо. Устрани Солоццо, и все образуется. Татталья-то зачем тебе понадобились?

Санни поглядел на обоих caporegimes. Тессио пожал плечами:

– Да, задача не из простых.

Клеменца вообще не отозвался. Санни обратился прямо к Клеменце:

– Один вопрос мы можем решить, не обсуждая. Чтобы я Поли здесь больше не видел. Поставь его на первое место в своем списке.

Тучный caporegime кивнул головой.

– А что с Люкой? – спросил Хейген. – Солоццо, по-моему, не очень-то его опасается. И это внушает серьезные опасения мне. Если Люка продал нас, дело дрянь. Это первое, что необходимо установить. Кому-нибудь удалось с ним связаться?

– Никому, – отозвался Санни. – Я лично названивал ему весь вечер. Может, у бабы загостился.

– Нет, – сказал Хейген. – Он никогда не остается ночевать у женщин. Встает и уходит домой. Ты, Майк, звони, покуда не ответят.

Майкл послушно снял трубку, набрал номер. Послышались редкие гудки, но к телефону никто не подходил. В конце концов он повесил трубку.

– Продолжай дозваниваться, – сказал Хейген. – Звони каждые пятнадцать минут.

– Слушай, Том, – нетерпеливо сказал Санни, – ты советник, так давай подкинь нам совет. Что будем все-таки делать, как считаешь?

Хейген потянулся за бутылкой, стоящей на столе, налил себе виски.

– Будем вести переговоры с Солоццо, пока твой отец не сможет снова взять на себя дела. На крайний случай можем даже поладить в чем-то. Когда дон встанет на ноги, он без лишнего шума разберется с этой историей, и все семейства примут его сторону.

Санни вскипел:

– Мне, по-твоему, значит, не справиться с Солоццо?

Том Хейген поглядел ему прямо в глаза.

– Санни, в драке ты его одолеешь. У семьи Корлеоне сил на это хватит. Есть Клеменца, есть вот Тессио, и, если дойдет до открытой войны, они тебе хоть тысячу соберут боевиков. Но в конце бойня пойдет по всему Восточному побережью, и другие семейства возложат за это вину на Корлеоне. Наживем себе кругом врагов. А этого твой отец не одобрял никогда.

Майкл, наблюдая за братом, отметил, что он это принял достойно. Но Санни снова обратился к Хейгену с вопросом:

– А предположим, отец не выживет, – что тогда присоветуешь, советник?

Хейген отвечал спокойно:

– Я знаю, ты не согласишься, но тогда я посоветовал бы действительно принять предложение Солоццо и участвовать в сбыте наркотиков. Без политических связей твоего отца, без его личного влияния семейство Корлеоне станет вдвое слабей. С уходом дона другие семейства Нью-Йорка могут прийти к союзу с Татталья и Солоццо – для того хотя бы, чтоб избежать долгой опустошительной войны. Если твой отец умрет, заключай эту сделку. А дальше – поживешь, увидишь.

Санни побелел от гнева.

– Тебе легко говорить, не в твоего отца стреляли.

Хейген проговорил быстро и гордо:

– Я ему такой же сын, как ты или Майк, – а может, и получше. Я тебе высказал профессиональную точку зрения. Если тебя интересует мое личное мнение, то я бы всю эту нечисть передушил своими руками!

В этом возгласе выплеснулось наружу такое страстное чувство, что Санни сказал, пристыженно и поспешно:

– Ох, Том, прости, ради бога, сорвалось.

Но на самом деле – не сорвалось. Родная кровь есть родная кровь, и тут уж ничего не попишешь.

На минуту Санни как будто впал в задумчивость. Остальные в тягостном молчании ждали. Наконец он вздохнул и спокойно заговорил:

– Хорошо. Воздержимся от резких телодвижений, пока не сможем получить руководящих указаний от дона. Но только уж и ты, Том, сиди здесь. Нечего рисковать понапрасну. Ты, Майк, тоже поосторожнее, хотя не думаю, чтобы даже Солоццо решился распространить военные действия на гражданских лиц, на родственников. Это восстановило бы против него буквально всех. Но ты все равно остерегайся. Тессио, держи пока своих людей в резерве, но пусть они шныряют по городу, вынюхивают, что происходит. Клеменца, как разберешься с Поли Гатто, давай своих людей сюда в дом и на территорию, на смену ребятам Тессио. Тессио, ты все-таки из больницы своих не забирай. Том, с утра первым делом начинай переговоры с Солоццо и Татталья по телефону либо через посредника. А ты, Майк, возьми завтра пару ребят Клеменцы, езжайте к Люке и дождитесь его или выясни, куда он запропастился, чертов сын. Ведь этот чокнутый, возможно, уже у самого горла Солоццо, если он слышал, что случилось. Никогда не поверю, чтобы он пошел против дона, что б там ни посулил ему Турок.

– Стоит ли так напрямую втягивать Майка? – с неодобрением сказал Хейген.

– Ты прав, – сказал Санни. – Майк, все отменяется. Оставайся сидеть здесь на телефоне, тем более что это мне важней.

Майкл промолчал. Ему было неловко, даже стыдно, он заметил, с какими нарочито безучастными лицами сидят Клеменца и Тессио, наверняка пряча свое презрение к нему. Он снял трубку, набрал телефон Люки Брази и, прижав трубку к уху, стал слушать редкие гудки.