Текст книги "Я отворил пред тобою дверь"

Автор книги: Марина Юденич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Я умерла? – спрашиваю я ее, но в ответ она только отрицательно качает головой.

Кто ты? – мне начинает казаться, что она безгласна или не хочет говорить со мной Но – шелестит едва различимый голос.

Сестра, – она протягивает тонкую свою руку и слегка касается моего лица, словно не доверяя глазам.

Я не знаю тебя, – произносят мои губы, но в душе уже шевелится сомнение и смутный образ рождается в растревоженной памяти.

Сестра, – повторяет она еще тише и горящие глаза ее наполняются слезами отчаяния.

Ты была на дороге? – спрашиваю я и каждое слово дается мне с величайшим трудом, словно незрячая пробираюсь я сквозь неведомые густые заросли Память моя стремительно окутывается мраком, но в последние мгновенья словно выхватываю оттуда угасающую картину – опаленную солнцем каменистую дорогу и женский силуэт у ее исхода – на вершине холма.

В глазах ее на мгновенье полыхнуло пламя, а потом они засияли они как волшебные черные звезды.

– Ты не должна идти этой дорогой Ты еще можешь спасти нас и себя.

Беспросветная тьма стремительно обволакивает меня, в густой пелене черного тумана я уже не вижу ее и почти не слышу, а лишь угадываю последние слова каким-то неведомым мне доселе нечеловеческим и неземным, наверное, чувством Я еще пытаюсь сопротивляться и из последних сил кричу в сомкнувшийся мрак " Как, как я могу спасти нас? " " Прости и вернись" будто бы доносится до меня, не голос уже, но слабый вздох, и я не смогла бы поклясться, что это именно так.

– Добрый вечер, – вновь слышу я обращенный ко мне из темноты голос и пытаюсь открыть глаза, но это мне не удается холодная тяжесть сковывает веки Голос однако хорошо различим и я знаю, кому он принадлежит.

– Добрый вечер, – обращается ко мне доктор Резнер, – Отвечать мне уже можно, а глаза открывать пока нельзя, и дотрагиваться до лица тоже нельзя.

– Холодно, – говорю я с трудом размыкая пересохшие губы, – тяжело и холодно.

– Это лед, – объясняет он мне, до утра на лицо вам будут класть подушечки со льдом, чтобы меньше были отеки и кровоизлияния Мы с вами неплохо поработали, вы были на высоте, я тоже немного ассистировал Сейчас вы снова уснете, а завтра мы поговорим более обстоятельно, если не возражаете Впрочем, можете возражать, меня все равно ждут домой к обеду Спокойной ночи.

Я хочу спросить его, где мы? – но темная безмолвная пелена снова окутывает меня и почти с удовольствием я погружаюсь в нее, ища покоя.

x x x

Об убийстве известного предпринимателя говорили и писали много и его имя упоминали часто Пожалуй, даже слишком часто. Вывод о том, что компанию в прессе кто-то невидимый весьма искусно разворачивает именно в его направлении, напрашивался, что называется, сам собой Но разрабатывать эту версию было просто на просто некому С той самой минуты, как он произнес цифру четыре, считая роковые повороты в коридорах теннисного клуба, Кирилл Синявин перестал существовать в прежнем своем качестве – молодого уверенного в себе целеустремленного абсолютно и даже чрезвычайно здорового физически и душевно человека. Прежде всего он перестал таковым быть в собственном восприятии. Он даже не сформулировал для себя это мысли, как непременно бы сделал это прежний Кирилл – он это почувствовал и принял без рассуждений и каких-либо попыток возражать и бороться. Когда поздним вечером он покидал казино, небрежно распихивая по карманам пачки долларов, мозг его еще отказывался должным образом реагировать на происходящее, доехав до дома, он тщательно уложил деньги в сейф, потом прошел в гостиную и налил себе большой стакан виски, не разбавляя его и не добавляя льда, медленно осушив стакан, он отправился в спальню, там аккуратно разделся и лег в постель Заснул он почти сразу и следующим утром проснулся ровно в девять утра – дальше все шло по заведенному им же самим порядку, но он знал, что чистит зубы его зубной щеткой, одевает его костюм и садится в его машину совершенно другой человек Он же, прежний на полном скаку был выбит из седла и это был точный, хорошо рассчитанный мастерский удар.

Поначалу никто ничего не заметил, однако уже через несколько дней перемены происходящие с ним стали проступать явственно и для окружающих – он почти ничего не делал, приезжая в офис, отменял все встречи и запрещал секретарям пускать в кабинет даже самых ближайших к нему сотрудников, сам же при этом тупо играл на компьютере, перечитывал старые газеты или просто лежал а диване в комнате отдыха, уставившись в потолок открытыми глазами. При этом он почти не о чем не думал, вернее в голове его тихо струился плавный поток сознания, мысли никак не связанные друг с другом словно, волны катились одна за другой и спроси его кто, как любила это делать некогда оставленная им женщина: " Говори быстро, о чем думаешь? " – он ни за что не смог бы ответить, как бы ни старался Кстати, мысли о ней, а точнее воспоминания о каких-то отдельных порой мимолетных эпизодах их совместного прошлого, которым раньше он просто категорически запрещал появляться – и они не смели, теперь часто приходили ему в голову, медленно проплывая в общем потоке, но не вызывая сильных эмоций или желаний.

Растревоженная как улей команда, инстинктивно чувствовала, что теряет лидера и по существу кормильца и паника постепенно охватывала тех кто послабее, те же кто был относительно самостоятелен и менее других зависим от него торопливо подыскивали с себе новые пристани, стремясь, к тому же покинуть старую не с пустыми руками – кто-то покушался на его интеллектуальную собственность – перетаскивая в другие кампании идеи и готовые уже проекты, кого-то приглядывался к вещам более материальным Те, кто был искренне предан и всерьез причислял себя к стану соратников, пытались спасать его и, добившись аудиенции, предлагали любую помощь Впрочем богатой фантазией никто из них не обладал, посему вариантов его спасения было два– или длительный отдых или серьезное лечение( разумеется строго анонимно и у специалистов мирового уровня, одни из которых как раз... ) Причем все они без исключения совершенно одинаково начинали разговор с того, что прекрасно понимают – его теперешнее состояние – следствие пережитого кошмара, причем, следствие совершенно естественное, и любой из них на его месте просто лишился бы рассудка, далее все они выражали удивление, что пережив такое, он еще умудряется так хорошо держаться Выслушивая подобное, прежний Кирилл, несомненно, сильно бы веселился Теперь же он молча смотрел на собеседника тусклыми.

глазами, сухо благодарил, обещал подумать и больше уже не принимал.

никогда Круг его общения сужался с каждым днем и это был пожалуй единственный процесс, которым он продолжал управлять, проявляя потрясающее упрямство и изобретательность Однажды он четыре часа просидел запертым в собственном кабинете, избегая встречи с матерью, которая чувствуя неладное просто приехала в офис и села в его приемной, объявив, что будет ждать его столько, сколько придется.

Впрочем было еще нечто в его жизни, к чему интерес его был прикован прочно и горел ярко и неугасаемо, это нечто заключалось в маленькой пластмассовой коробочке его пейджера, с ним он теперь не расставался ни на минуту, иногда подолгу сжимая в руке., так что ладонь начинала болеть Но пейджер молчал Иногда, правда, все реже теперь, он транслировал сообщения от каких-то людей, еще имеющих в нем нужду, но тот, кто подписывался непонятным сочетанием цифр 1001 больше не слал ему своих таинственных предупреждений.

Однако прошло недели две и все как-то поутихло Он немного пришел в себя и даже пытался работать, правда отчетливо понимая, что прежние позиции безвозвратно утрачены От него действительно многие отшатнулись и отнюдь в каждом случае – по его вине Тяжелей всего ему далось осознание того, что его прежняя компания, практически признававшая его одним из своих неформальных и негласных лидеров, компания если не близких друзей, то уж точно – добрых приятелей, отринула его очень быстро и как-то унизительно тихо, без объяснений, так из уважаемого клуба, без скандала, дабы не марать добрых имен исключают члена, совершившего нечто постыдное Ему как-то сразу перестали звонить наиболее именитые его товарищи, с ним перестали согласовывать места вечерних трапез, вследствие чего он перестал их посещать Это было не просто отлучение от приятной компании, это было изгнанием из элиты и он очень остро это чувствовал.

День подходил к концу и сто тридцать девятая партия преферанса, разыгрываемая им с собственным компьютером, стала последней Он расслабленно потянулся в кресле и на секунду закрыл глаза В ту же секунду, будто дожидаясь именно этого момента зажужжал и даже запрыгал на столе, словно от усердия, пейджер Руки у него вдруг стали холодными и мерзко – липкими от пота и он не сразу попал на нужную кнопку Маленький экран, наконец засветился зеленым светом, по нему, собираясь в слова, побежали буквы Слова были такими:.

"Диктофон необходимо взять с собой, поставить можно на двенадцать 1001".

Он не колебался не секунды. Еще в тот период когда он самолично руководил опытными офицерами спецслужб, простраивая систему своей собственной безопасности, не скупясь, они закупили огромное количество всевозможной "шпионской" техники – от простеньких микрофонов, закомуфлированных под авторучку, до суперсовременных систем наблюдения и слежения, стоящих десятки тысяч долларов Сказывалось видимо и то, что в детстве представления о красивой жизни он черпал в основном из "шпионских" фильмов, которые мог смотреть по десять раз один и тот же и помнил почти наизусть Теперь большинство этой сложной техники пылилось на складах, многое было попросту разворовано, но несколько крошечных, но очень чувствительных диктофонов валялось у него в столе, как помять о прошлых увлечениях. Он достал одни из них и тщательно поверив начал примерять в разные карманы пиджака и брюк, в казино ехать было еще рано и он не торопился Занятие это почти увлекло его, но продолжая эксперименты с диктофоном он лихорадочно соображал, в какое казино теперь поедет и сколько денег будет ставить на число двенадцать.

Зачем неизвестный рекомендует ему взять с собой диктофон, он старался не думать, поскольку за непонятным указанием, возможно и на сей раз таилось страшное..

Так и случилось, но прежде его подстерегала еще одна неожиданность Он уже собирался выезжать, когда мелодично зажурчал его мобильный телефон, номер которого был известен немногим, а посему последнее время оживал он редко Он ответил – и услыхал на том конце провода веселый и слегка нахальный тенорок Вадика – одного из бывших, как он полагал, его товарищей Тот однако говорил с ним так, словно ничего не произошло и не было двухнедельного отлучения Кирилла от компании..

– Старик, что ты думаешь по поводу порции "суши"? – имелось в виду не возражает ли Кирилл против ужина в одном из японских ресторанов, коих нынче в Москве великое множество. Компания довольно часто отдавала предпочтение японской кухне, и особенно – большому и дорогому ресторану "Токио", расположенному у самых ворот Кремля в здании некогда главной державной гостиницы "Россия".

Ничего не значащий для него каких ни будь пару недель назад.

вопрос, сейчас заставил его сердце забиться много чаще нормального ритма, однако он нашел в себе силы ответить также ровно и буднично, как если бы не было этих дней.

– Годится. Если приедешь первым закажи мен порцию гребешков и двести граммов мраморного мяса.

На том конце провода обозначилась пауза – очень короткая – всего несколько мгновений, но этого было достаточно ему, чтобы понять, такой его реакции не ждали Когда же собеседник заговорил, то по его тону стало ясно он искренне рад, что удалось избежать объяснений и миссия его, которой он очевидно тяготился, закончилась столь легко и приятно.

– Отлично! Тогда, подгребай в "Токио" минут через сорок-пятьдесят, тебе же близко До встречи, старик!.

Отключив телефон, он пытался проанализировать звонок Очевидно, что Вадик, человек в их кругу не очень значимый, так, скорее подросший мальчик на побегушках, которого взяли в компанию только для того, чтобы не обременять себя решением разного рода конфиденциальных организационных вопросов, не по собственной инициативе приглашает его вновь вернуться на их ритуальный трапезы – так решила вся компания или, по крайней мере, ее негласные лидеры Что толкнуло их на этот шаг? В поисках ответа он пытался рассуждать логически, но привычный и блестяще освоенный ранее мыслительный процесс теперь оказался для ему не по силам – мысли путались в голове, мельтеша и сбивая друг друга, кроме того в нем вдруг громко заговорила гордыня, заглушая слабый и без того голос разума " Они просто не могут обойтись без меня – слишком много "концов" в моих руках, слишком много замкнуто на мне И хватило их только-то на две недели! " В итоге он устал вслушиваться во все голоса, которые во множестве звучали теперь внутри его и предпочел услышать тот, что был всех громче, за что был жестоко наказан уже в первые минуты ужина в закрытом кабинете ресторана "Токио"..

Его встретили настороженно и отчужденно Впрочем, внешне приличия были соблюдены, после обычного обмена приветствиями, последовал легкий треп ни о чем, в ожидании пока будет принесена еда, но едва только официанты расставили перед ними деревянные подносики с "суши" и "сашими", пиалы с "мисо-супом", корзиночки с кусками обжаренной в сухарях курицей, крохотные пиалы с соевым соусом и миниатюрные графинчики с "сакэ", прочие закуски и напитки и почтительно удалились, в воздухе повисла напряженная тишина Обычно к обсуждению серьезных дел они переходили к середине, а то и в конце ужина, но сейчас всех тяготила ситуация недосказанности и ожидания развязки, посему разговор начался сразу.

Вкратце – дело было в следующем Несколько из них, включая Кирилла, на паях владели крупным коммерческим банком., точнее очень крупным, а если быть уж совсем точным – то одним из крупнейших в стране Теперь ему без обиняков предлагалось продать свой пай одному из недавних приятелей, собственно этот вопрос был ими практически решен и обсуждению не подлежал, приглашен же он был лишь для того, чтобы обсудить условия сделки – все присутствующие числили себя людьми цивилизованными и никто не снизошел бы до грабежа, но в целом интересы его конечно же, существенно, ущемлялись, не говоря уже о том, что в части, касающейся нематериальных вопросов, его просто вышвыривали за борт, как ставший опасным балласт На какое-то время, однако, этот аспект, отошел для него на второй план, в нем заговорил предприниматель и они заспорили о чисто финансовых вопросах Аргументов у него было более чем достаточно – идея создания банка принадлежала ему, он же разрабатывал стратегию ее развития, стратегию стройную и последовательную. Здесь было все – и протаскивание своих людей на очень высокие посты в различные государственные учреждения, затем разработка сложных запутанных программ, под которые "свои" чиновники перекачивали в банк огромные суммы из государственного бюджета, затем перевод этих денег на зарубежные счета, создание целой сети компаний и банков за границей, и еще очень много чего, включая финансирование предвыборных кампаний, покупку телевизионных каналов и издательских холдингов Словом, он имел все основания отнести на свой счет львиную долю заслуг в достижении банков тех позиций, на которых он довольно прочно находился сегодня и эта доля имела четкое финансовое обозначение, далеко отстоящее от тех условий, которые ему предлагались. Они заспорили. По существу, он был безусловно прав – и это раздражало собеседников, разговор становился все напряженнее – каждый приводил в свою пользу все новые аргументы – вспоминались отдельные эпизоды, назвались фамилии, страны, банки....

В разгар спора, дверь в кабинет приоткрылась и в нее заглянул спортивного вида молодой человек, одетый строго и неброско Все замолчали Молодой человек вопросительно смотрел на одного из них – руководителя крупного торгового холдинга и, кстати, пайщика банка.

– В чем дело? – довольно резко откликнулся тот, разгоряченный спором и раздосадованный внезапной помехой Впрочем тут же пояснил присутствующим Это мои ребята.

Молодой человек торопливо приблизился к столу, склонился к его уху и что-то коротко прошептал Выразительное полное лицо его шефа исказила гримаса сочетавшая в себе целую гамму чувств – и недоверие, и возмущение, и почти что ярость, толстые щеки вдруг приобрели багровый оттенок, а высокий лоб покрылся мелкими капельками пота.

– Ты уверен?!.

Молодой человек утвердительно кивнул головой и что-то начал тихо, но энергично говорить.

– Подожди! – шеф почти оттолкнул его пухлой рукой и в сильном волнении стукнул ею по столу, – Слушайте, мои люди утверждают, что в помещении работает записывающее или передающее устройство Я всегда проверяюсь, вы знаете...

Тишина в кабинете стала почти осязаемой Только что сказано здесь было очень много и все присутствующих в первые секунды испытали шок, лишившись на мгновение способности соображать и действовать Единственным человеком, который все понял сразу был Кирилл И он не стал дожидаться того, что неизбежно последовало бы дальше Сунув руку в карман брюк, он извлек оттуда крохотный диктофон, в котором медленно крутилась микроскопическая кассета Он отчетливо помнил, как убирал диктофон в карман, но столь же отчетливо он помнил и другое – он не собирался его включать и он его не включал Аккуратно положив диктофон на стол, от поднялся и не оборачиваясь медленно пошел к двери Никто его не остановил Но он был абсолютно уверен – этого ему никогда не простят и так не оставят.

В казино в этот вечер он не поехал, хотя ни минуты не сомневался в обещанном выигрыше.

Деньги теперь ему были ни к чему Они не нужны человеку, который в скором времени должен покинуть этот мир.

x x x

Легкий прохладный бриз залетает в мою палату, играет с тонкими занавесками на распахнутом окне, и ласково, словно боясь потревожить раны гладит мое лицо, окутывая его запахом моря и жареной рыбы Через дорогу прямо напротив моих окон на берегу океана маленькое открытое кафе Сезон еще начался, но посетители там есть каждый день – хозяин жарит для них свежую рыбу, и варит кофе – об остальном меню я судить не могу – других запахов не доносит мне ветер Несколько дней назад мне сняли основные швы и освободили, наконец, голову от тугих сильно надоевших мне повязок.

И не торчите перед зеркалом, – предупредил меня доктор Резнер. – Сейчас вы еще ничего не увидите, начнете фантазировать, или не приведи Бог, хвататься за лицо руками Нужно потерпеть, осталось совсем немного.

Он прав – разглядеть что-либо под огромными густо – лиловыми отеками, сплошь покрывающими мое лицо, невозможно Но он очень ошибается подозревая меня в нестерпимом желании его разглядывать и тем более трогать Мне, по-прежнему, безразлична моя внешность, хотя умом я понимаю что она наверное сильно изменена и, полагаю, в лучшую сторону Иногда я и в правду заглядываю в зеркало, но лишь для того, чтобы убедиться, что я действительно существую Душа моя сейчас настолько тиха и безмолвна, что иногда, особенно по утрам, когда глубокий сон уступает место чуткой тревожной дреме, полной еще неясных ночных видений, но уже отражающей звуки наступающего дня, мне начинает казаться, что я все-таки умерла Если именно это состояние души и называется покоем, то мне не совсем понятно почему так часто ставят знак равенство между ним и счастьем Мне безразлично абсолютно все, что происходит со мной, настолько, что я почти не чувствую физической боли и доктор Резнер, снимая постепенно швы с моего лица и тела, обрабатывая раны, удивляется моему терпению и хвалит за мужество.

Единственное, что всерьез занимает мои мысли – это сон, увиденный мною под наркозом Возможно, впрочем, что все это вовсе не было сном, но как бы там ни было, я не могу постичь увиденного и услышанного мною Кто была эта женщина, называющая меня сестрою? Как и кого просила она спасти? Что значило ее последнее – " прости и вернись", если, конечно, оно не померещилось мне, в чем я не была уверена Почти ежедневно, а точнее еженощно, ложась в постель, я начинаю думать об этом, но тяжелый сон неумолимо сковывает мои веки и впору уже сожалеть о тех временах, когда в ночи мои были ему недоступны и принадлежали мне безраздельно Днем же едва я обращаю мысли свои к этому странному то ли видению, то ли посланию мне неведомо правда от кого и для чего, удивительным образом сразу же что-то или кто-то отвлекает меня от мыслей, если же случается так, что нахожусь я совершенно одна и нет никаких помех извне, тот же сон вдруг настигает меня совершенно нежданно и не ко времени, сон глубокий и долгий, без сновидений Очнувшись после него, я чувствую себя всегда разбитой и усталой, словно во тьме его, пока рассудок спал, душа моя работала тяжело и безрадостно.

Этим утром доктор Резнер снимает мне очередную порцию швов и остается доволен.

– Должен сказать, ваша операция была не из легких для нас обоих – мне пришлось изрядно повозиться, а вы, поначалу., как мне казалось, переносите ее не очень легко Но – с удовольствием констатирую: в части вас – ошибался..

Неожиданно я вспоминаю где-то услышанный или прочитанный рассказ хирурга о том, как много интересного и неожиданного изрекают люди на операционном столе в первые минуты действия наркоза Надежда очень невелика, но вдруг доктор Резнер сможет как-то мне помочь в разгадке моего сна или настоящего видения Я вновь, как во время первой нашей встречи испытываю вдруг прилив доверия и почти любви к этому умному, ироничному человеку и спрашиваю:.

– Скажите, доктор, я что-нибудь говорила под наркозом?.

– Увы, нет. Ваши тайны остались при вас, не беспокойтесь У меня на столе пациенты не разговаривают Знаете почему? – Боятся!. – он громко и как-то очень молодо, по-мальчишески смеется, а потом уже серьезно объясняет, – как правило мои операции длятся долго – по несколько часов кряду, наркоз в этом случае дается при помощи маски, что напрочь, как вы понимаете, лишает моего клиента возможности побеседовать со мной во время операции Почему вы спросили об этом?.

Так просто, – я снова колеблюсь и желание рассказать ему если не все то хотя бы некоторую часть из того, что переживала я, пока он ваял мое новое лицо, очень велико В памяти к тому же всплывает давно прочитанная книга одного американца – в ней он собрал воспоминания нескольких десятков людей, переживших клиническую смерть Все они говорили о каком-то коридоре или туннеле, в который попадали, было что-то, помниться, и про умерших родственников и про свет, но по-моему все они видели его в отличии от меня где-то в конце туннеля Странно, но все это приходит мне в голову только сейчас Вообще мыслится мне сейчас намного легче, чем обычно – и я решаюсь:.

– Скажите, а не было ли у меня клинической смерти?.

– Что– что– что– что?! – он готов и рассердится и рассмеяться одновременно По крайней мере, мой вопрос не оставил его безразличным, это уж точно, – ничего себе, милое уточнение Спрашивайте уж прямо: доктор, а вы, случайно, не зарезали меня слегка, пока суть да дело? Что это пришло вам в голову?.

Я молчу и начинаю уже жалеть о том, что поддалась минутному порыву Но он вдруг становится очень серьезным и добрым, и в глазах его снова полощется жалость.

– Вам что-то привиделось тогда?.

Я киваю, я еще раз смотрю в его глаза, я чувствую, что в душе моей все-таки еще теплится жизнь, по крайней мере, впервые, за последнее время, с той поры, как впервые поднялась я по крученой лестнице на белую, парящую в снежном безмолвии мансарду, мне хочется плакать И я рассказываю ему все, что привиделось, как сказал он, мне во время операции.

Он слушает молча и глаза его по-прежнему печальны Я замолкаю, но какое-то еще время и он хранит молчание, подопрев голову рукой сжатой в кулак Потом он говорит, очень непривычно для меня – тихо, медленно, но главное – очень неуверенно, словно пробирается впотьмах, боясь оступиться, осторожно, как шаги, нащупывая каждое слово:.

– Простите меня, возможно я вас разочарую, но я не могу этого вам объяснить Я всего лишь хирург, человек дерзающий изменять то, что сотворено Господом – плоть другого человека Но только плоть, большего мне на дано и, слава Богу, – это был бы непосильный груз Все что произошло с вами также странно и непонятно мне, как и вам Я вам честно скажу, мне тоже страшно И знаете, что я еще вам скажу? Сейчас я должен, по логике, посоветовать вам обратиться к специалисту этого, так сказать, профиля Хотя, спрашиваю я себя, а есть ли среди нас, смертных, специалисты этого профиля? И знаете, не могу ответить однозначно Так вот Я сейчас не стану вам рекомендовать обратиться к специалисту, я вам скажу – идите в Иерусалим, святой город Это все равно – и я даже не спрашиваю вас какой вы религии и веруете ли в Бога вообще Там, поверьте мне, вы поймете, что это не важно Знаете почему? – Там есть нечто большее чем религия, вера, молитвы Понять этого не дано никому, но ощущают все Знаете, когда три крупнейших религии мира объявляют одно и то же место священным – это что-нибудь, да значит Как вы думаете, а? Езжайте, не откладывая Хотите – завтра?.

– Но как же я поеду? У меня же лицо такое, только людей пугать И как я буду там.., я ведь никогда не была раньше и ничего не знаю?.

– О, это уже начались сущие пустяки? Вы мне скажите – хотите ехать?.

– Да., – я отвечаю ему, подчиняясь какой-то неведомой силе, вдруг проснувшейся во мне, не понимая пока что она такое, но чувствуя как наливаясь ею оживает вдруг моя душа Я испытываю теперь давно забытое сильное волнение и от того, что со мной происходит и от "всяких пустяков" – как ехать куда-то с таким лицом? К кому обращаться? На чем ехать, в конце концов?.

– Завтра утром вам позвонит один нахальный весьма тип Его зовут Борис И поверьте, этот человек знает то, о чем говорит И как знает! Я вам скажу это лучший экскурсовод в этой стране, вы сами увидите Он вас посадит в машину и отвезет куда надо.

– Но – лицо?.

– Да отстаньте вы от меня со свои лицом, что вы носитесь с ним как с писаной торбой Думаете, весь народ Израиля сбежится смотреть на ваше лицо Как же!, – лучистая улыбка вмиг стирает грусть с его лица – теперь передо мной привычный доктор Резнер, но он снова говорит серьезно, – знаете, это еще одна необъяснимая особенность Иерусалима – там никто ни на кого не обращает внимания – кого там только не увидишь! Но это не от безразличия, знаете, как в крупных городах, особенно американских, там тоже никому ни до кого нет дела Нет, здесь все по другому – это, знаете, от терпимости: "Тывот такой, а я – совсем другой – такой, а она– вот такая, совсем не такая как мы, но всем нам есть здесь место и мы друг другу не мешаем " Вы не верите сейчас, и правильно, я бы тоже не поверил и не верил, пока сам не увидел Это все – феномен Святого Города Но Борис вам про все это расскажет лучше меня – готовьтесь, на вас обрушится водопад премудростей.

Этой ночью, впервые за много дней, мне не спится и я снова, и снова вспоминаю свой таинственный сон Образ незнакомой женщины предстает передо мной так ясно, словно она снова пришла ко мне, я вспоминаю черты ее лица, горящие внутренним огнем огромные черные глаза, копну волос, я помню даже как они пахли – дымом костра, ее тонкие горячие ладони, которые касались моего лица Мне совсем не страшно, напротив я жду и хочу этой встречи, я даже зову ее мысленно и ловлю себя на том, что не зная имени, обращаюсь к ней сестра Все напрасно, тишину моего одиночества нарушает только ветер, шелестящий в занавесках, да мерное тиканье часов на тумбочке у кровати.

Засыпаю я под утро и, видимо, во сне продолжаю искать встречи с загадочной незнакомкой так настойчиво, что когда сквозь сон доносится до меня громкий звонок, радостно думаю: " Это она звонит мне, как хорошо" и еще не стряхнув сна и этой беспричинной радости, хватаю трубку телефона.

– Здравствуйте, – говорит мне веселый мужской голос, – меня зовут Борис.

Четыре дня назад, под покровом ночи, тайно их перебросили в маленькую арабскую деревушку, расположенную в непосредственной близости от автомобильного шоссе, ведущего из Тель-Авива в Иерусалим Израильтяне считали ее трассой No 1, поэтому от них требовалась предельная осторожность и изобретательность Кроме того, у их руководства были некоторые основания полагать, что " Моссад" что-то пронюхал о готовящейся акции и это многократно усложняло задачу Вероятнее всего было, что им не удастся скрыться с мета совершения акции и, следовательно остаться в живых, у каждого на этот случай тщательно обдуман свой план ухода из этого мира, но это не страшило – в конце концов разве не о таком финале земного бытия мечтает любой воин Аллаха, нельзя было исключать, однако и такого варианта, при котором им не удастся осуществить задуманное, но об этом думать и уж тем более говорить не хотелось Они были "заряжены" на успех и их старший, опытный боец, имевший на своем счету не одну акцию и понюхавший пороха настоящей войны – в Чечне, постоянно заводил разговоры и щедро делился воспоминаниями, которые, по его разумению должны были поддержать и укрепить дух его команды Пока они держались достаточно бодро несмотря на жуткую духоту крохотной комнатки с забитыми наглухо окнами, пропитанной запахом пятерых, давно не знавших воды, мужских тел Хозяин, богатый араб-израильтянин, разместил их старом полуразрушенном доме, сам же с семьей размещался в большом – новом, обустроенном кондиционерами, холодильниками, душевыми и прочими благами цивилизации, им сейчас недоступными Лишь поздней ночью они выбирались на плоскую крышу своей развалюхи, чтобы подышать свежим воздухом и слегка размяться, но и это тревожило старшего – если " Моссад" и впрямь что-то заподозрил – контроль за трассой No 1 будет тотальным и с учетом всех предыдущих уловок исламских террористов, так назвали их во всем мире, сами же они просто жили в режиме "джихада" – вечной непримиримой войны с неверными, где и каким образом – было не важно, это всегда знали старшие, а им указывал Аллах.

Шел уже пятый день, и сегодня, как и все предыдущие дни подряд, едва только блекла ночная тьма, наливаясь ярким светом наступающего дня, они в полной боевой готовности рассаживались по своим углам темного вонючего пространства и начиналось длительное ожидание команды Но мобильный телефон старшего, по которому и должна была поступить команда, молчал – руководители операции чего-то ожидали, хотя по его представлению уже не один подходящий объект проплывал мимо них по раскаленному совсем не весенним солнцем асфальту дороги Здесь был пустынный участок трассы, удачно отсеченный двумя закрытыми поворотами и в некоторые ранние утренние и поздние вечерние часы, когда поток транспорта на трассе заметно иссякал, редкие машины, случалось, следовали по нему в полном одиночестве Их задача была крайне простой и дерзкой – захватить большой экскурсионный автобус, загнать его в маленькую оливковую рощицу на окраине арабской деревушки и, объявив пассажиров заложниками, требовать освобождения одного из лидеров Организации Освобождения Палестины, приговоренного недавно израильским судом к многолетнему тюремному сроку.