Текст книги "Та, что надо мной(СИ)"

Автор книги: Марина Мартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Что вы, граф, Павия сейчас в слишком затруднительном положении, чтобы думать о чьих-то яйцах, – отвечаю я ему в тон. – Кроме того, вы всегда можете продать свои махины и другие изделия, обеспечив себя наёмниками.

– В урожайные годы зерно даёт вашей казне не меньший доход. И павийские мастера в последнее время тоже имеют, что предложить на продажу.

– Всем нам приходится учиться чему-то новому, граф. И только усердие и талант решают, кто окажется первым. Кстати о желающих быть первыми. Мастер Тимо всегда так упрям и несговорчив?

Брамм задумывается. Он выглядит слегка удивлённым.

– Тимо, конечно, наизнанку вывернется за свой цех. Они все таковы. И хороших манер ему взять неоткуда. Но на всех прежних советах он был куда разумнее и умел приходить к соглашениям. Не знаю, какая муха его укусила.

Я прощаюсь с ландграфом до завтрашнего дня. Вышедшие из шатра ремесленники толпятся вокруг, продолжая спор. Помощник Тимо, приехавший с ним, благоразумно стоит поодаль с озабоченным видом. По всему видно, что неуступчивость товарища его не радует. Я подхожу к нему:

– Здравствуйте, мастер.

– Здравствуйте, сир.

Он обращается ко мне как благородный к благородному, но я не выказываю обиды, да и не чувствую её, поскольку в Урготе так принято. Ларс и без того видит во мне бывшего врага, и хорошо уже, что обычное для ремесленников любопытство заставляет его поддерживать разговор. Некоторое время я отвечаю на привычные вопроcы 'как это вы живёте-то совсем без магии?'. Потом спрашиваю сам:

– Тимо ведь прошёл от обычного горняка до главы цеха, и всё это – собственными заслугами?

Ларс, которому явно хочется приподнять в моих глазах товарища, отвечает с горячностью:

– Да, он очень хорош в строительстве махин. Да и в том, где и что искать в недрах, разбирается как в своём доме.

Я специально подначиваю его:

– И за это напарники прощали ему привычку поднадавить и добиться своего силой?

Готовясь протестовать, Ларс набирает столько воздуха, что захлёбывается, его бледное лицо багровеет, широченная грудь ходит ходуном. Наконец, ему удаётся заговорить:

– Да что ж вы уродом каким его представляете? Тимо ещё мальцом отличный был товарищ, из тех, с кем под землю спускаться не страшно. А мастера, которые на горло берут, у нас вообще не слишком задерживаются. Вы ведь должны понимать, сир, что даже командир своих наёмников без причины оскорблять не будет. У них оружие, а ему рано или поздно придётся спиной повернуться. Мы люди мирные, нам в чужой смерти радости нет. Но и штрек ведь над кем-то может обвалиться. Особенно если язык у него дурной, и людей он не жалеет. Тимо всегда думал о том, чтобы наши в безопасности были. Махины свои каждый раз первый испытывал. Мы его за умения уважаем, не за глотку.

– И амулет он свой завёл, когда его выбрали главой цеха? Что этот камень делает?

Ларс недоумённо смотрит на меня, озадаченный таким поворотом разговора.

– Завёл точно тогда, а что делает – не знаю. Полагаю, чтобы на советах выглядеть посолиднее. С нами он его обычно не надевает.

– Зато я, кажется, знаю. Мастер и глава цеха он хороший, но вряд ли ему пришлось просто среди благородных. А Тимо надо было держаться с достоинством и добиваться, чтобы его горняков не обходили. Красные камни вроде этого дают уверенность в себе. Только вот государственный совет обычно проходит в Брудже, вашей древней столице, куда никогда не входило железо...

Ларс, к его чести, уже понял, куда я клоню. Раздражение его пропало, и он внимательно слушает.

– А здесь, на нашей границе, оно в земле есть, хотя и не так много. И действие рубина сбивается. Вместо достоинства он даёт готовность к склокам, вместо уверенности – упрямство. Так всегда бывает, если кто-то хочет изобразить силу, а внутри него её недостаточно. Право же, Тимо лучше бы просто снять амулет и положиться на собственный рассудок. Он его не подведёт.

– Похоже, так оно и есть, сир. Но что же мне делать?

– Просто скажите Тимо об этом, и пусть он решает сам. Вреда от этого точно не будет.

Этим советом я окончательно завоевал его доверие, и прощались мы уже по-дружески.

Я всё ещё волновался за успех переговоров, но был почти уверен, что теперь главы цехов придут к соглашению. С утра мне хотелось выть от тоски, и история с рубином позволила мне, во всяком случае, несколько развеяться. Нравы урготских мастеровых оказались весьма занимательны, и мне было полезным с ними познакомиться, тем более что именно от людей такого рода теперь могло зависеть многое в судьбе Павии.

Глава 17

Вторая и третья луна весны, 505 год от обряда Единения

Назавтра договор, наконец, был заключён на условиях, предлагавшихся нами, и писцы тут же уселись копировать его на лучшей телячьей коже. Ещё через день мы могли отбыть в столицу. Уже по дороге нас настигли известия о победе Атки. Войска наших врагов были разгромлены, Сулва, не желавший сдаваться, пал, сражаясь с пятью воинами сразу, младший Кори пытался уйти, но был окружён и погиб, Оллин скрылся неизвестно куда. Эти новости были для Миро и меня огромной радостью и облегчением, но, к несчастью, победа стоила многих жизней. Почему-то среди прочих известий о потерях мне врезалось в память то, что был убит молодой Вайн, парень капризный, невоздержанный на язык и желавший поскорее заполучить свою долю воинской славы. Он добился её и погиб, первым сунувшись под палаш Сулвы. Это было неразумно, но, весьма возможно, спасло кого-то ещё. И все его слабости теперь, право, казались мне такой мелочью. Молва же, скорее всего, сохранит в памяти людской последний бой королевского мажордома и военачальника, умолчав о том какой страшной и жестокой магией он купил свою силу. И быстро забудет о юношеской отваге Ардена.

Вернувшись домой, я первым делом вымылся после долгой дороги, благо Мег приготовила всё заранее. К счастью, у неё хватило здравого смысла нанять слугу, чтобы он носил воду. Я спал до позднего утра, и, проснувшись, с облегчением надел своё обычное платье вместо расшитой куртки посла.

Я пошёл туда, где размещались раненые. Большинство присоединившихся к нашему войску крестьян успели засеять ранней весной поля и теперь поодиночке и ватагами расходились из столицы по домам, чтобы вернуться к своим работам. На дорогу им выдавали провизию, так что хотя они и успели привыкнуть к оружию, грабежей можно было не опасаться. Даже наши больные и увечные тоже собирались домой, и тех, кто ещё не был достаточно крепок, приходилось удерживать едва ли не силой. Устав десятый раз объяснять, что от недолеченных в работе толку не будет, я вышел во двор. Прин рубил там дрова, чтобы затопить печь к ужину. Чурбак он раскалывал одним ударом левой руки, немного помогая себе правой, к культе которой приладил какую-то деревяшку.

– Вот, наловчился уже, – с гордостью сказал он.

Я помолчал.

– Доставишь настоятелю в монастырь книгу и письмо? Я заплачу.

– Свидетелям-то? Это который рядом с моими родными местами? Да не надо денег, так доставлю, господин. Бешеной собаке день пути не крюк.

Я подумал о том, что Колен найдёт, к какому делу пристроить крепкого парня, пусть даже с одной рукой. Один только монастырский сад требует постоянных трудов.

Зеленоглазая Рури стоит неподалёку и робко косится на меня. Она слегка отъелась и многому научилась, оказавшись одной из самых толковых моих помощниц. Но заговаривать первой всё ещё побаивается. Я обращаюсь к ней:

– Что ты хочешь сказать?

– Я собираюсь оставить службу, господин.

– Ну что ж, война закончилась, ты в своей воле. Но куда ты пойдёшь?

– Я беру её в жёны, – заявляет возникший у Рури за спиной Кел. Говорит он до сих пор едва внятно, но не может не поддержать девушку.

Кел был молодой красивый парень. Был. До тех пор, пока лицо ему не разрубили палашом, оставив шрам на лбу, развалив надвое нос, разбив челюсть и выбив треть зубов. Примерно половину луны только Лаури и Рури удавалось его напоить и помочь съесть хотя бы кашу и жидкую похлёбку. Зеленоглазая возилась с ним больше всего. Кела очень удивило, что за увечье ему ещё полагаются какие-то деньги, пусть не так много, как за потерянную ногу или руку. Он постоянно строил планы, как заведёт своё хозяйство, хотя из его бормотания было трудно что-то понять.

С притворной строгостью я говорю девушке:

– Вы же обещали не трясти юбками у меня на службе.

Рури краснеет всем телом, как это бывает с рыжими и белокожими. Ей стыдно, что она меня подвела.

– Ну, мы только....

– Что?

– Целовались, – тихо произносит она.

Представив себе это, я на какое-то время застываю столбом. Потом бодро заявляю:

– Ну, тогда не страшно. Так что тебе полагается жалование за всё время и еда на дорогу.

Проводив новоиспечённых супругов и пожелав им доброго пути, я впадаю в задумчивость. У этих простолюдинов позади голод, ужас и увечья. Все их надежды – на небольшой кусок своей земли и на то, что у них будет чуть больше, чем прежде свободы, которая позволит без помех на ней работать. Но они как дети радуются наступившему дню и чего-то ждут от будущего. Стану ли я когда-нибудь таким или прошедшее уже не отпустит меня? Даже эти мужланы сильнее тебя, Шади...

Всю следующую половину луны я с раннего утра приходил во дворец. Битюг оправился и по-прежнему служил в охране. Заговорить мы не решались, но со второго дня уже здоровались. Надо было разобраться с королевской казной. Сулва увёз её при отступлении в Вилагол, и расходы на оборону шли из личных денег Стурина и Миро. Младший Кори собирался с ней сбежать, но его перехватили, так что бОльшая часть оказалась возвращена в столицу. Однако обещанные выплаты за увечье следовало выдать хотя бы тем, кто ещё находился в городе. С уже разъехавшимися можно было подождать до осени. Но всё равно денег оставалось совсем мало. Об осени я думал с тревогой. Нельзя было начинать с ошибок прежнего правления, и в первую очередь нельзя было обделять воинов и повышать налоги с крестьян. По правде говоря, во избежание новых волнений поборы с них следовало бы хоть немного скостить. В эту зиму неплохо заработали оружейники, и мне удалось договориться, чтобы они выплатили осенний налог сейчас, пусть даже с небольшой скидкой. Отдав эти деньги на полгода в рост, они получили бы примерно столько же, так что обе стороны были не в обиде. Прочим ремесленникам надо было как-то подняться после войны, и они сами нуждались в займах. Я даже уговорил Миро дать им ссуды из его личных средств. В довершение всего мне удалось найти часть денег, разворованных при Сулве, и заставить их вернуть, хотя на этом я приобрёл ещё несколько врагов.

Тем временем в столицу понемногу возвращались благородные, которым тоже требовалось жалование. Одни вспомнили о тех должностях, которые им полагалось занимать при короле по наследственному праву, и в самом деле были обычно чем-то полезны. Другие, более наглые, выкапывали звания, упразднённые столетия назад, вроде хранителя королевского ночного сосуда. Миро ухитрялся как-то от них отбиваться, но однажды вечером пришёл ко мне посетовать на жизнь:

– Представляешь, Шади, меня пытались убедить, что при государях должен быть придворный, проверяющий, нет ли в постели тараканов и мышей.

Я рассмеялся:

– Это должность ввели два столетия назад, при короле Брастере, который боялся насекомых до потери рассудка после того, как ему в ухо забежал таракан. И после его смерти сразу же отменили. Кажется, он и до того был не вполне в себе, а после – и вовсе стал подозревать, что иные оборотни превращаются в этих мелких тварей, чтобы попасть во дворец и ему навредить. Даже Архивариус не смог его разубедить.

Молодой король посерьёзнел:

– Ещё о должности просил старший Ори. Говорят, что он умён и злопамятен, но после того, что я услышал от тебя, мне не захотелось принимать его на службу.

– Что совершенно справедливо. Лучше, если подобные люди далеко от тебя, а не поблизости, когда могут укусить, а не только облаять.

– Он уже облаял. Заявил, что Павия в руках трёх юнцов, которых привел к власти хитрый лис, и это уже всем понятно.

– Это кто же?

Ну да, и соправители, и Архивариус совсем молоды, однако будь они выжившими из ума старцами, я опасался бы за судьбу страны куда больше. Я, конечно, тоже приложил руку к тому, чтобы они уцелели и заняли это место... Ульфовы когти!

– Миро, я же не нарочно! Так получилось.

Миро, за миг до того злой и мрачный как туча, хохочет во всю глотку:

– Шади, брось ребячиться. Все мы знаем, что ты не интриган, но от тебя ведь и в самом деле много зависело. Право, этим стоит гордиться. Я думал, что ты много раз уже слышал подобные глупости. Просто Дмир Ори – единственный, кто оказался достаточно наглым, чтобы высказать их мне в лицо. Зато теперь у меня есть все основания не пускать его на порог.

Однако я понимаю, что одной заботой у нас прибавилось:

– Чтобы полагать, что кто-то способен повлиять на Архивариуса, надо быть безнадёжным болваном. Но вы-то со Стуриным что собираетесь предпринимать?

– Ну, мы думали, что когда ты вернёшься в свет, то сможешь сам отстоять свою репутацию.

Я машу рукой:

– Миро, я никогда не был человеком светским. Даже мой отец не был, хотя уж его-то можно было считать безупречным и в манерах, и в делах. Хорошей репутацией я и раньше не мог похвастаться, а в светских манёврах, которые могли бы её восстановить, мало что понимаю. Но дело же не во мне, а в вас. Кто-то действительно осмеливается говорить, что вы слишком зависимы от меня в своих решениях? Больше, чем следует зависеть от советника, опытного в своём занятии?

После долгого молчания Миро выдавливает из себя:

– Бывает и такое.

– Тогда как только я разберусь с делами, мне, видимо, следует на время покинуть столицу. В вашей способности править и принимать решения я никогда не сомневался. Другое дело, что у вас остались враги – настоящие опасные враги, а не мелкие пакостники вроде Дмира. Но прежние начальники стражи и сыска снова на своих местах, а я не раз убеждался, что им можно доверять. Следуйте их советам, даже если предлагаемые предосторожности покажутся вам чрезмерными. Почаще обсуждай дела государства и достоинства придворных со Стурином, но не забывай вести себя так, чтобы не подхватить от него болезнь.

– Это всё разумно, Шади, и я уверен, что мы справимся. Но...

– Что?

– Просто моя слабость, извини её. Весь этот год уходят те, кто рядом со мной. Началось всё с моего похищения. Убили Полвера. Отец. Руф, с которым мы сражались рука об руку. Малва. Он доверял мне, насколько вообще ещё мог кому-то доверять, а мы не сумели его спасти. Потом Свед. У тебя был замечательный друг. Я успел к нему привязаться, Шади, а он погиб ради моей победы, которая через несколько дней стала ненужной. Теперь Стурин. Знаешь, мы ведь с ним неплохо поладили. Он умеет думать о том, что важно для страны, хотя ему часто не хватает сил и твёрдости, чтобы претворить это в жизнь. Меня ведь не готовили к тому, чтобы править, и наши обсуждения – неплохая школа. Но каждый раз при встрече я думаю, что и он скоро...

Я вздыхаю:

– Дела не так плохи, как я опасался, особенно после того, как прогнали лекаря, приставленного Кори, и нашли лучшего. Но если Стурин увидит следующую весну, я всё же решу, что ему сильно повезло.

– А теперь уезжаешь ты, Шади. Я знаю, что говорить так – дурная примета, но слишком боюсь не увидеть тебя снова.

Я кладу руку ему на плечо:

– Ты ещё позавидуешь мне, когда я скажу, куда собираюсь.

В карих глазах вспыхивает любопытство:

– Куда?

– До конца осени нам позарез надо раздобыть денег. Продажа йортунских мехов всегда была для Павии отличным способом нажиться. Мирный договор подписан, и одна только торговля с Урготом даст нам десять золотых прибыли на один вложенный. Изен и остальные соседи также не прочь купить у нас меха. Сушёная и солёная рыба, вяленое мясо столице тоже не помешают, поскольку время сейчас не слишком сытое.

– Ты хочешь отправить большой торговый караван к йортунам?

– И отправиться вместе с ними. Конечно, потребуется хорошая охрана, но сейчас немало тех, кто привык к оружию. И я думаю, что твоя родня по матери поможет нам, когда мы доберёмся до места.

– Достойные предки! Шади, я и правда начинаю тебе завидовать. Мне часто хотелось повидать йортунов хоть краем глаза, но пока в стране нет порядка, её правитель не должен надолго уезжать.

К вечеру я, Миро, Стурин, я и ещё несколько советников уже обсуждаем, какие товары следует отправить с караваном. Обычно средства в подобное предприятие вкладывают несколько богатых купцов, но я хочу, чтобы за свою долю в прибыли в нём поучаствовали наши промышленники, ремесленники и цеха, предоставив нам товары в кредит. Из казны сейчас можно вложить не так уж много.

Стурин, сверяясь со старыми записями, перечисляет:

– Соль, ножи, наконечники для стрел и гарпунов, блёсны и крючки, капканы и ловушки...

– Замки, – подсказывает кто-то из советников.

– Нет, – Миро отрицательно мотает головой. – Йортуны не крадут друг у друга. Разве что заказать у кузнецов совсем большие, от зверя. Зато крючков понадобится много, особенно если на торгах появятся те, кто выходит в море с ярусными снастями. Чтобы отмечать сети, хороши полые шары из прочного стекла, особенно цветного, в столице умеют такие выдувать. Кроме того, в озёрах там бывают крупные скопления рыбы, их ловят, накидывая на них сеть и затягивая её снизу. Для этого лучше тяжёлые свинцовые грузила одинаковой величины, а не йортунские самодельные. Петролейные лампы там вряд ли пойдут, а вот свечи и лампы со свечами должны раскупить неплохо. Ещё стоило бы взять с караваном несколько мешков пшеничной муки.

– Но на юге там выращивают ячмень и рожь. Не так уж много, но говорят, что для приготовления их обычной еды йортунам этого вполне хватает. – встреваю я .

– Для еды – да. Пшеничную муку и блюда, в которые добавлена хотя бы её горсточка, там считают лекарством.

Наконец, список оказывается готов. Для того, чтобы закупить и заказать всё это, нам хватит, пожалуй, половины луны. Вполне разумный срок. Всё равно раньше в Вилагол не доставят из южных провинций мулов, необходимых для путешествия. А до летнего разлива горных рек мы ещё успеваем.

Оставшись с Миро наедине, я спрашиваю его:

– Йортуны действительно не крадут?

– Да. И почти никогда не лгут. Когда пала их держава, были ужасные неурожаи, но резня началась такая, что людей от неё погибло куда больше, чем от голода. Уцелели по преимуществу те, кто вернулся к заветам основателя страны Бодалура, в первое время, разумеется, только со своими. Племена ещё долго не могли замириться. Но сейчас там спокойно.

– Иногда мне кажется, Миро, – шутливо говорю я – что править йортунами тебе понравилось бы больше.

Он серьёзно глядит на меня:

– В детстве я однажды понял, что мне почему-то верят, даже когда для этого нет иных оснований, кроме моего слова. С тех пор мне стало стыдно лгать.

Отмерянного времени мне как раз хватило, чтобы подобрать спутников, благо, желающих было немало. Труднее всего оказалось найти человека, который заменил бы меня на моей должности хотя бы до осени. Но я не зря просматривал все документы, относящиеся к расходам и доходам королевской казны. Среди помощников прежнего камергера был-таки толковый парень, у которого ничего не прилипло к рукам. Своим возвышением он оказался сильно обескуражен, но я велел ему принимать дела.

Через шестнадцать дней мы, наконец, отправляемся из столицы. Миро, Стурин, Альда с Лаури и Атка провожают караван. Мы решили не устраивать церемонии из отбытия, но, несмотря на ранний час, любопытные горожане всё же сбежались на нас поглядеть. Двое мужланов, родом, похоже, из какой-то нашей северной провинции, глядя на мулов, громким шёпотом обсуждают, каким колдовством такое сделали с лошадью. Оба соправителя глядят на меня с нескрываемой завистью, и, несмотря на их парадное облачение и окружающую их стражу, я вновь ощущаю, как они юны. Впрочем, меня и самого волнует мысль о предстоящем путешествии.

У ворот мы с Миро прощаемся, я сажусь на своего мула, надеясь и боясь, что в последний момент он попросит меня остаться. Я решаюсь оглянуться лишь тогда, когда Вилагол уже виден совсем издалека. Странное дело, за эти полгода мне много раз приходилось покидать столицу, но никогда я ещё так не грустил об этом.

Дорога на восток пока хороша, караван идёт уверенно и споро, и, покачиваясь в седле, я размышляю о том, какие именно тайные интриги мне приписывают. Может быть, я разыграл похищение и освобождение Миро? Покушение на Сейно? Ну ладно, это ещё куда ни шло, но как я смог бы устроить его отравление? Самовольно увёз Солдина? Но старый Архивариус был ещё жив, и парень уехал бы только с его дозволения. Попытку отравления Малвы тоже можно было бы объявить просто спектаклем, но откуда взялась нечеловеческая сила у его убийц? И как я управлял действиями Стурина, если впервые увидел его вблизи лишь после того, как наши войска вошли в Вилагол? Чтобы совершить хотя бы половину этих ужасных деяний, мне надо было бы иметь множество сообщников, включая Сулву и Оллина.

Хитроумные планы на много ходов в жизни завершаются успехом куда реже, чем в облавных шашках. Почти всегда случается что-то неожиданное. Даже Кори, который был готов на всё, в конце концов потерпел поражение.

Помню, как задание Архивариуса привело меня однажды в гончарную мастерскую. Павия мало-помалу оправлялась от войны, на рынках расходилась уже не только обычная, но и расписная посуда. Обрадованные мастера бросились закупать краски и эмали. Необожжённые горшки, кружки и миски теснились на полках вдоль стен. До того, как изделие побывает в печи, краски, которыми его расписывают, совсем неяркие, а высыхая, они и вовсе выцветают. Я лишь угадывал очертания цветов, деревьев, удивительных зверей и птиц и плывущих по морю кораблей. Когда я вернулся туда через два дня, почти всё уже успели обжечь. Несмотря на всё умение гончаров, кое-что растрескалось, две миски приварились друг к другу, на трёх горшках потекла эмаль, где-то сочетание цветов оказалось слишком грубым и режущим глаз. Но многое другое получилось просто на заглядение, и радость и оживление правили сейчас в мастерской. Даже я заразился общим настроением, и купил две кружки с голубыми стрекозами в подарок Вулу и его молодой жене.

Право же, тем, кто рассуждает о далеко идущих планах, следовало бы хоть раз сделать своими руками от начала до конца обычную расписную кружку.