Текст книги "Бэтмен"

Автор книги: Марина Наумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Что у тебя? – обернулся Нокс к девушке. Выражение ее лица говорило о том, что ей посчастливилось раскопать нечто любопытное. Довольная собой, Вики протянула Ноксу свои записи и карту.

– Хорошо… – проговорил он, разглядывая предложенные бумаги. Волнение мешало ему понять их смысл.

– Самый центр города, – прокомментировала Вики. – Компания «Аксис»…

– Здесь его чаще всего видели?

Она кивнула.

– Похоже, у него есть кое-какие привычные места.

«Она просто молодец!» – расцвел Нокс, осознав, что сулит ему это небольшое открытие.

Если знать эти места и оказаться там вовремя с фотоаппаратом, то… Ай да молодец девчонка!

– Хорошо, – с трудом сдерживая радость, проговорил он. – Давай вечером поужинаем, а потом пойдем по следу!

Он ни на миг не усомнился, что Вики с радостью примет его приглашение. Ничто так не сближает людей, как общая опасная работа.

Каково же было его удивление, когда девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, не могу, – ответила она, и в ее глазах блеснул торжествующий огонек – даже стекла очков не смогли его скрыть. – Сегодня у меня свидание.

Нокс не поверил собственным ушам.

Если бы сейчас перед ним возник Бэтмен и врезал ему по роже – вряд ли он удивился и расстроился бы сильнее.

– С Брюсом Вейном? – дрогнувшим голосом переспросил он.

Неужели тот миллионеришко всерьез метил ему в соперники? Только этого и не хватало журналисту для веселой жизни!

– Да! – и не думала отрицать очевидное Вики.

У Нокса потемнело в глазах от неожиданно нахлынувшей злости.

Да что же они себе позволяют, черт возьми?

– Да перестань! – развязно произнес он. – Он – придурок. Богатый – но придурок!

Может быть, это заявление прозвучало глупо. На лице Вики возникло ехидное выражение.

– Спасибо тебе за заботу, – уничтожающим тоном проговорила она и встала.

Задерживать ее было бесполезно: Нокс мгновенно понял, что так он может только нарваться на грубость.

Вики уходила от него – с этим предстояло смириться. Ему оставалось только надеяться, что она делала это не навсегда.

Тяжелые, причудливо раскрашенные ворота медленно сомкнулись за спиной девушки.

На фоне вечернего, местами еще рыжеватого, но быстро синеющего неба, замок Вейна выглядел особенно романтично. И – жутковато. В какую-то секунду Вики стало не по себе. Уж не сделала ли она ошибку, идя к этому странному человеку в одиночку? Тогда, при скоплении народа, она была в безопасности. Теперь в случае чего никто на смог бы прийти ей на помощь. А как знать, что на уме у Брюса Вейна, человека во многих отношениях странного и непредсказуемого? К тому же здесь была замешана и какая-то мистика, а в мистику, как уже говорилось, Вики верила.

И все же… Девушке вспомнились вдруг глаза Брюса – печальные, со следами давно пережитого горя и… добрые. Что бы кто ни говорил – добрые.

Значит, ему можно верить. Если вообще хоть кому-то стоит доверять в этом сумасшедшем мире.

И все же встреча оказалась совсем не такой, как она рассчитывала. Брюс Вейн поздоровался с ней вежливо, но был на удивление сдержан и немногословен. Похоже, присутствие девушки смущало его, если не тяготило.

Не располагала к живой непринужденной беседе и обстановка: стол был накрыт в одной из старинных (или четко выдерживающих старинный стиль) столовых. Длинный деревянный стол, пустой посередине, надежно разделял собеседников, расположившихся на его противоположных краях. Трудно было поверить, что хоть кто-то, сидя за ним, мог бы чувствовать себя уютно.

Не слишком болтлив был и Альфред.

– Суп, – объявил он, опуская перед ней дорогую фарфоровую тарелку с упомянутым блюдом. – Извините…

Через секунду то же самое «суп» донеслось с другого края стола.

Чувствуя себя с каждой минутой все стесненное, Вики погрузила ложку в золотистую гладь бульона. Она не ощутила никакого вкуса – обстановка угнетала слишком сильно. Еще меньше ей нравилось то, что отсюда невозможно было разглядеть глаза Брюса (почему-то ей хотелось называть хозяина дома просто по имени). Вдруг она сама выдумала вчерашнюю его доброту? Да и может ли быть добрым человек, живущий в такой чопорной и бездушной обстановке? Эта столовая и стол гораздо больше подошли бы жестокому самодуру и эгоисту.

– Вкусно? – поинтересовался хозяин дома.

– Очень вкусно, – сдержанно отозвалась Вики, заставляя себя глотать бульон через силу.

– Спасибо, – проговорил Вейн.

– Вы не могли бы передать соль? – едва ли не взмолилась она, опасаясь, что над столом вновь повиснет эта тягостная тишина. С тем же успехом она могла бы спросить «который час?» или завести разговор о погоде. Что угодно – только не это молчание!

– Конечно, – сказал Вейн и встал.

Машинально Вики принялась считать его шаги – стол был достаточно длинным.

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть… десять». Десятый шаг оказался последним: Брюс стоял прямо перед ней. Вне всякого сомнения на его лице было написано смущение.

«Как странно, – подумала Вики, – неужели он впервые встречается с девушкой? Он – такой богатый и далеко не мальчик с виду?»

– Спасибо…

Вейн откашлялся – тоже явно от смущения – и вернулся на свое место.

Снова тихо подошел Альфред.

– Еще что-нибудь? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил хозяин. – Нет никаких проблем.

«Никаких проблем… а у меня?» – спросила себя Вики и произнесла вслух:

– Скажите, вам нравится есть здесь?

Может быть, вопрос был невежлив, во всяком случае Вейна он застал врасплох.

– О, да, – пробормотал он и неожиданно, словно проснулся или стряхнул с себя маску, голос его оживился, движения стали четче. – Если честно, то я никогда раньше не обедал в этой комнате!

Давно Вики не улыбалась так искренне, как в этот момент. Не много все же оказалось надо для того, чтобы между ними рухнула стена отчуждения.

– Тогда не лучше ли нам будет уйти отсюда? – решительно поднялась она из-за стола.

– О да! – отозвался Вейн, голос его прозвучал на редкость искренне.

Не всегда находишь то, что ищешь – Вики поняла это очень быстро. Она пришла в этот дом, стараясь отыскать разгадку одной из самых волнующих тайн – и нашла человека. Просто неплохого человека по имени Брюс, который по прихоти судьбы оказался миллионером.

Она поняла это в маленькой жилой комнатке, где Вейн просто преобразился – лишь здесь, похоже, он чувствовал себя дома. Все остальное было только декорацией к спектаклю, именуемому его официальной жизнью, а здесь он именно ЖИЛ.

Обжитые миллионером апартаменты выглядели более чем скромно, даже квартира Вики казалась в сравнении с этой комнатушкой дворцом. Зато здесь было другое – настоящий, редкий в сегодняшнее время уют. Нечто подобное Вики испытывала только в далеком детстве, и то не дома, а у бабушки с дедушкой, когда за столом собиралась вся семья, и вековые ее уклады, обещающие всей жизни надежность и неизменность, вылезали наружу. Как давно это было! Как давно она уже не слышала простых и откровенных бесед!

Вики показалось, что память о них, о детстве возникла только сейчас. Не лгали все же глаза Вейна: он и на самом деле был человеком добрым и скромным, и, скорее всего, чувствительным и легкоранимым – иначе откуда взялись бы в его глазах неизгладимая тоска?

И еще она могла бы утверждать с проницательностью, доступной только женщинам – Брюс был одинок.

– Вот, молодой хозяин Брюс ехал на серой… – рассказывал Альфред, словно забывший здесь свою лакейскую должность и ставший вдруг настоящим другом семьи. Или – частью этой семьи, в которой, кроме Вейна, никого пока не было? – А я сидел на гнедой, как старый мешок с картошкой. Это был первый и последний раз, когда я учил его ездить верхом. – Альфред запнулся, замолк и продолжил снова, уже несколько в другой тональности. Ну, ладно. Я, кажется, достаточно утомился – иду спать… Оставите все, я уберу утром… Спокойной ночи, мисс, – склонил он свою седую голову и удалился.

– Спокойной ночи, Альфред, – дружески отозвался Вейн.

– Спокойной ночи.

Вики с трудом сдержала нежную улыбку. Здесь легко было стать сентиментальной и совсем этого не стесняться.

– Он замечательный, – сказала она, заглядывая Брюсу в глаза. – И так любит вас!

– Альфред? Он просто великолепен, – добродушно отозвался Брюс. Нет, Вики не почудилось, он действительно говорил о старике, как о человеке очень ему близком.

– Он напоминает мне моего деда, – призналась Вики.

Брюс наполнил бокалы и отставил бутылку в сторону.

– Вы были с ним близки? – тихо спросил он.

– Да, я проводила летние каникулы с ним и с бабушкой. – Вики подперла голову руками. Вейн тоже принял более непринужденную позу. – У них был домик у озера… Не такой, конечно, но мне было весело. Да. – Ей вдруг показалось, что она знакома с Брюсом давным-давно. И кто только выдумал, что богатые – не такие же люди, как все? – А ваша семья?

Вдруг Вики показалось, что по лицу Вейна пробежала какая-то тень. Это произошло настолько быстро, что девушка не стала бы клясться, что заметила это наверняка.

Брюс сидел возле нее, опершись щекою на руку.

– Ну… вообще-то, Альфред – единственный член моей семьи… ответил он спокойно.

«Я так и думала», – почему-то улыбнулась про себя Вики.

– Знаете, – сказала она после небольшой паузы, – этот дом, эти вещи они не подходят вам. То есть – кое-какие вещи очень подходят, а другие нет. Надеюсь, та столовая совсем не такая, как вы…

– Да уж! – с улыбкой ответил Брюс.

И оба весело рассмеялись…

Бывают помещения, абсолютно на себя не похожие. Вряд ли кто-то смог бы признать в этой вечно погруженной в полумрак комнате с зеленоватыми стенами и тянущимися вдоль них трубами операционную.

И тем не менее это была операционная. Это подтверждали и стоящие вдоль стен каталки и разложенные на столике хирургические инструменты. Правда, расположенное в центре комнаты кресло уместнее смотрелось бы в приемной стоматолога.

В кресле сидел пациент. По одежде в нем можно было признать представителя мужского пола, но лицо его не узнала бы сейчас даже родная мать – оно было полностью скрыто бинтами. Что-то зловещее скрывалось сейчас в его облике, вид блестящих хирургических инструментов только подчеркивал общую мрачность.

Не мог настроить на веселый лад и внешний облик хирурга, больше похожего на мясника.

Что ни говори, подозрительно выглядела эта не похожая на себя операционная!

Что-то бормоча себе под нос, хирург направился в сторону кресла. По-видимому услышав его шаги, пациент привстал и жестом попросил или что-то подать, или просто подойти ближе.

– Ну-ка, посмотрим, что у нас получилось, – пробормотал хирург, прикасаясь к бинтам.

Разматывал бинты он довольно долго – было видно, как с каждой новой секундой пациент теряет терпение.

Наконец, последняя полоска марли взмыла в воздух, открывая голую кожу.

Для того чтобы лучше рассмотреть свое произведение, хирург нагнулся: слабый свет мешал ему сделать это на расстоянии.

Неожиданно его зрачки расширились от ужаса, он прошептал:

– О, Господи! – и отпрянул.

При этих словах Джек Непьюр, сидящий в кресле, вздрогнул. Что же этот мерзавец сотворил с его лицом?

Похоже, нечто ужасное – хирург замер и теперь молча пялился на него.

– Зеркало! – выдавил из себя Джек, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось. Неужели его теперь ждет новая жизнь – жизнь урода, от которого все будут только шарахаться? Нет, только не это!

«А что? – подумал он. – Любая жизнь – все равно жизнь. Главное, чтобы виновники теперь поплатились!»

– Зеркало! – закричал он, на этот раз более требовательно.

Очнувшись после первого шока, хирург кинулся выполнять его приказание.

Через секунду Джек Непьюр поднес холодное стекло к своему лицу.

– Вы понимаете, – холодея от ужаса, заговорил хирург, – почти все нервные окончания были повреждены, мистер Непьюр… И вы видите – указал он на столик с инструментами полувековой давности, – с чем мне приходится работать.

В ответ ему прозвучал негромкий смех. С каждой секундой он все усиливался, пока не превратился в истерический гогот.

Возникший перед глазами Джека собственный портрет заслуживает особого описания.

Верхняя часть лица пострадала мало – во всяком случае внешне, она только утратила свою подвижность и даже лишилась части морщин. Но нижняя… Пусть главное изменение произошло только со ртом, – этого было достаточно, чтобы напугать любого неподготовленного человека.

Скорее всего, хирургу для работы просто не хватило кожи, и он подтянул ее на наиболее обожженные места со щек. Так или иначе, рот Джека застыл в невероятно уродливой, обнажающей десны улыбке. В сочетании с жестоким и диковатым выражением глаз, она представляла собой жуткое зрелище, пришедшее из пьяного кошмара или тяжелого наркотического сна.

Так теперь выглядел Джек, еще недавно способный своей красотой отбить девочку у самого шефа, всегда гордившийся и тщательно оберегавший свой внешний вид. Красавчик Джек, очаровашка Джек… Во что превратила его сейчас злодейка-судьба? Зачем только понадобилось ей создавать из человека такого зловещего клоуна?

«Я – клоун… – дико хохотал неестественным смехом Джек, – нет – я Джокер… Меня заставили смеяться – и я буду смеяться на беду всем! Все, все еще поплачут за этот мой смех… Готовьтесь к тем шуточкам, которые я перед вами разыграю! Это будут очень хорошие шутки, только похохотать над ними смогу один я!»

В сердцах он швырнул зеркало на столик с инструментами. Послышался звон разбитого стекла, но он был едва слышен среди дикого смеха.

Не прекращая хохотать, Джек встал.

Хирург трусливо выскользнул из помещения.

Клоун-чудовище медленно побрел по операционной, неловко пошатываясь. Пусть! – клоун и должен быть внешне нелеп – такова была плата за право смешить и смеяться над смеющимися.

Джек Непьюр входил в новый образ, который надолго должен был запомниться жителям города Готэма.

В лице спящей девушки таилось что-то детское – может быть, из-за безмятежной улыбки, то и дело сквозь сон возникающей на красиво очерченных губах. Вики спала мирным глубоким сном, и ей явно снилось что-то очень приятное.

«Счастливая… Наверняка ей никогда не снятся кошмары», – подумал Брюс Вейн, приподнимаясь в кровати.

Они лежали совсем рядом, и он всем своим телом ощущал ее тепло, и вдыхал еле уловимый запах нежных цветов.

«Просто жаль ее будить… преступление – нарушить такой сладкий сон…» – подумал Вейн, переводя взгляд на стоящие на комоде часы. Они были старыми – Брюс помнил их с детства. В своем роде они были частичкой прошлого времени, которое должны были измерять, прокладывая нить из прошлого в будущее.

«Если бы так могло быть всегда, – снова задумался он, чувствуя, как сжимается в груди сердце. – Если бы время останавливалось в такие счастливые моменты, когда в душе царят мир и покой, и будущее кажется безоблачным и чистым… точнее, не нужно никакого будущего, не нужно прошлого – только настоящее, счастливое и бездумное „сейчас…“

От этих мыслей почему-то становилось грустно.

Зачем здесь эта милая девушка? Что может дать ей он, однажды посвятивший свою жизнь совсем другому делу?

Может быть, впервые Брюс почти пожалел о сделанном выборе.

Или – свершится чудо, и все можно будет совместить? Нет, рано… Может быть, когда-нибудь – но не сейчас…

Он снова посмотрел на часы, а потом – на нежное лицо Вики.

Неожиданно он ощутил легкую тревогу. Ему показалось вдруг, что он проболтался, сказал ей что-то лишнее, вчера на лестнице…

В его памяти всплыла вчерашняя сцена.

Старинные лестницы ему нравились. В них был особый шик и в то же время – память о давно забытом прошлом, как в этих часах. Как-никак, лестница – одна из наиболее неизменных частей жилища…

А вот Вики они совсем не понравились… Как же начался их разговор?

Точно, именно с лестниц…

– Сколько лестниц в этом доме! – сказала Вики, пошатнувшись, но чудом удержавшись за стену. После нескольких бокалов ликера туфли на высоком каблуке потеряли для нее удобство, а ходьба по ступеням сразу стала рискованной.

– Они меня убивают… – пожаловалась она, цепляясь за панель стены, украшенную резьбой.

– Ну и хорошо, – подошел к ней Брюс, помогая выпрямиться. На какую-то секунду Вики доверчиво и нежно приникла к нему – даже если это было простой случайностью, Брюс не отказался бы повторить этот номер еще раз. Уверенно, но не нагло он помог снять ей неудобные туфли. Вики просто зажмурилась от удовольствия, когда он это сделал…

– Я все-таки напилась, – пролепетала она.

– А я совсем не пью, когда летаю, – сорвалось у Брюса с языка.

Поняла ли она подтекст?

– Почему? – проговорила Вики. – Ты боишься летать?

Судя по ответу, она все же ничего не поняла, но… Как знать, не вспомнит ли она об этом, когда проснется…

„Ну что ж… – невесело усмехнулся Вейн про себя, – жизнь покажет…“

Обычно Гриссем принимал в этой комнате своих деловых гостей и совсем редко использовал ее в качестве рабочего кабинета. Джек знал это, садясь в „президентское“ кресло.

Все же он волновался – рука сама потянулась к графину и наполнила стакан водой.

Легкое постукивание каблучков заставило его напрячься, но через секунду он расслабился: это была всего лишь Анни.

– Это ты, милашка? – развязно протянул он, поворачиваясь в сторону молодой женщины.

Увидев выбеленную клоунскую морду, она на секунду замерла.

– А ты кто такой, черт побери? – повысила голос Анни. Она не любила такие шутки.

Клоунская маска усмехалась жестко и зло.

„Ну-ну, девочка, – мысленно обратился к Анни Джек, – не нравится? Ничего, ты меня еще и такого полюбишь… Все еще меня полюбят, если не хотят больших неприятностей“.

– Это я… милашка…

Узнав знакомый голос, Анни ощутила еще большее потрясение.

Выходило, что она разговаривала сейчас с мертвецом. Не потому ли так неподвижны были уродливые черты? И при жизни Джек порой называл себя Джокером, не это ли послужило причиной перевоплощения?

С каждой новой секундой Анни убеждалась, что перед ней все-таки Джек. Узнать человека можно не только по лицу – плечи, руки, жесты наконец – все принадлежало ее некогда красивому любовнику.

– Джек? – неуверенно переспросила она и услышала в ответ издевательский хохот. Тотчас же она уяснила еще одну немаловажную подробность – так смеяться мог только живой человек. Может быть, сумасшедший, но живой. – Слава Богу! – с облегчением выдохнула она. – Ты жив!

Ее реакция вызвала у Джека новый приступ смеха.

„Так меня уже похоронили? Прекрасно! Пусть мое возвращение станет для всех сюрпризом“.

– А я думал, ты поджарился, – раздался голос Карла Гриссема. Президент преступного синдиката почти не удивился, завидев „ожившего покойника“ – в его практике случалось и не такое. Не особенно задело его и уродство Непьюра – и без того в городе немало всяких человекоподобных чудищ. – Я так считал…

Гриссем подошел к столу и спокойно уселся в только что освобожденное Джеком кресло.

Улыбка сделала попытку сбежать с лица Непьюра, но это оказалось для нее непосильным делом: одеревеневшие мышцы просто не подчинились. Изменились только глаза – вспыхнувший в них огонь ненависти выглядел поистине адским.

– Ты меня подставил из-за бабы! – давясь от злости прошипел Джек. Из-за бабы!

Босс поморщился. Во всяком случае не Анни была причиной – собственная наглость этого сумасшедшего, так много о себе возомнившего безо всяких на то оснований.

– Ты, наверное, безумен, – равнодушно произнес Карл. Его ли могла тронуть чья-то мелкая истерика? При нем сходили с ума, кончали с собой, ползали по полу, вымаливая пощаду – многое пришлось повидать этому человеку на своем веку. Джек со своим смехом и смехотворными претензиями был не оригинален. Гриссем был уверен, что легко защитится от бешеного клоуна, если тот перейдет рамки дозволенного. А пока пусть побесится. Не надо так беспокоиться.

Неожиданно Джек изогнулся и с яростью посмотрел боссу в глаза.

– Скоро твоя жизнь не будет стоить и одного плевка, – прохрипел он. Гриссем потянулся к пистолету – но было поздно: Джек уже успел направить на него дуло своего и продолжил свою речь. – Ты не жив. Ты мертв. Я тоже мертв… Это освобождает, – он явно заговаривался – сумасшествие прогрессировало. – Надо бы придумать какую-нибудь смертетерапию…

Еще и раньше во время убийства на Джека „находило“, это в глазах Гриссема служило подтверждением его ненадежности. Теперь симптомы обострились: ни один психиатр на признал бы сейчас этого клоуна с жаждой крови во взгляде нормальным. И все же Гриссем был почти спокоен. Джек мог бы убить его, выстрелив сразу, но он начал диалог, а значит, совершил одну из роковых ошибок. Карл был мастером своего дела и знал, что есть оружие пострашнее пистолета: вовремя сказанное слово. Если Джека удастся втянуть в беседу – а босс умел это делать – ему конец.

– Слушай, – начал он, – может, мы сумеем договориться, Джек?..

Это вызвало новую вспышку ярости.

– Джек? – взвился тот. – Джек мертв, мой друг… Меня зовут Джокер, нотки в его голосе становились все более вдохновенными и возвышенными. Джокер играл – на невидимой сцене перед невидимой публикой, и его сумасшедший танец зачаровывал, как танец змеи. – И, как видишь, я гораздо более счастлив!

По-видимому, он включил магнитофон: комнату заполнила музыка. С диким хохотом Джокер закружился в невиданном сумасшедшем вальсе, паля во все стороны из пистолета. Разлетались под пулями зеркала и лампы – Джокер танцевал.

Карл Гриссем пятился, может быть, впервые столкнувшись с явлением, ему непонятным.

Может ли понять настоящий нормальный человек настоящего сумасшедшего? Вряд ли…

А Джокер корчил рожи – насколько позволяли ему омертвевшие мышцы. Ему было весело, по-настоящему весело…

– Эй, – окликнул он уже бывшего босса перед тем, как подарить ему пулю… – Ну и денек!

И снова все залили музыка и хохот.

Карл Гриссем медленно сполз на пол с пулей в животе.

„А пора вставать“, – подумал Брюс, осторожно выскальзывая из-под одеяла.

Вики слегка поежилась, чувствуя неожиданный холодок, но не проснулась.

Одним прыжком Брюс взлетел на стоящий здесь же, в спальне, турник и завис вниз головой. Без шума, без скрипа…

Пусть поспит еще Вики – ее ждет беспокойный, как и вся жизнь, день…

А за окном занималось светлое и нежное утро, из тех, что заставляют человека думать о том, что жизнь все же прекрасна…

Окно на одном из верхних этажей небоскреба – замечательная вещь. Стоя возле него, легко представить, что город простирается не просто перед тобой – он покорно лежит у твоих ног и предлагает себя с бесстыдством профессиональной проститутки: „вот он я, возьми…“

Джокер любил это окно. Оно наполняло его гордостью и сознанием собственного достоинства.

И лишь одно не давало ему полностью насладиться даримой окном приятной иллюзией. Газеты… И кто только выдумал их на его голову?

„Александр Нокс“, – прочитал он подпись под разозлившим его репортажем.

Джокеру пришлось потратить немало усилий, чтобы заставить себя рассмеяться и на этот раз.

– „Голос Готэма“ всегда вызывал у меня улыбку, – прошипел он сквозь мелкий пакостный смешок, который уже стих. – Ах ты, урод крылатый! вскричал Джек, с силой ударяя по газете кулаком. – „Терроризирует…“ – и снова он сорвался на шипение. – Погодите, вы еще меня не видели!

Смех исчез совсем, превратившись в неразборчивое жутковатое рычание.

Сверхчеловеческая ревность к публике захлестнула изуродованного гангстера, раздирая изнутри остатки его души. Он не был человеком в этот момент: людям недоступны такие звериные страсти.

Он бил по газете, глядя на нее затуманившимися глазами, и рычал. Он ненавидел сейчас всех и вся: газеты, публику, неспособную разобрать, кто есть кто в этом мире, Бэтмена… Особенно Бэтмена, так нагло и резко изменившего всю его жизнь.

„Я еще доберусь до него!“ – кипятился Джокер.

Сейчас он был совсем не смешон.

А за огромным, больше человеческого роста, окном просыпался город.

Когда Вики поняла, что пришла пора прощаться, внутри у нее что-то сладко сжалось – ей не хотелось уходить отсюда, как просыпаться после приятного доброго сна.

Почему все хорошее заканчивается так быстро? Дорого бы она дала за то, чтобы продлить эту встречу.

Странное дело – только вчера Вейн был ей никем, тревожащим и загадочным чудаком. Теперь же ей казалось, что они знали друг друга всю жизнь – верный признак начинающейся любви.

Вейн сидел на коротком диванчике, который можно было принять за кресло.

То, что девушка осталась у него на ночь, обоим показалось чем-то вполне естественным: скорее можно было бы удивиться, если бы это не произошло.

– У меня есть идея! – объявила Вики, потягиваясь. – Давай пойдем ко мне и посмотрим фотографии.

Брюс кивнул и улыбнулся немного рассеянной улыбкой. Как бы хотелось ему, забыв обо всем, прямо пойти с ней… Домой, дальше, далеко-далеко…

– Хорошо, конечно, – ответил он, заглядывая в блокнот – и вдруг его лицо омрачилось. „Имеешь ли ты право обманывать ее? – спросил он себя. Без правды нашим отношениям цена будет – ноль, но правда ведь невозможна… Во всяком случае, пока“. Со стороны казалось, что он просто вычитал в блокноте неприятную запись. – Подожди минуточку, – нахмурился он. „Так что ответить? Нет, лучше не надо… Бедная Вики!“ – Не могу. Не могу…

Вики вздохнула. Вот, так всегда… Ну почему она не может ни с кем встречаться по-человечески?

Что теперь – притворяться, что не было вчерашнего дня, и все забыть? Она знала уже, что не согласится на это ни за какие сокровища мира. Слишком редко встречались ей на жизненном пути такие люди, как Брюс.

– Ну, хорошо, – с надеждой предложила она, – тогда потом, попозже?

Что-то подсказывало ей, что ответ Брюса будет отрицательным. По опыту она уже знала, как звучат прощания.

„Нет, нет… зачем? Почему?“ – билось в ее душе.

– Нет, не могу, – сник Брюс. – У меня… очень важная встреча…

„Он не хочет прощаться навсегда, – поняла вдруг она. – Тогда почему же идет на это? Стоп… Похоже, здесь скрыта какая-то загадка! Пусть он потребует расстаться – а я не пойду на это!“

– Что с тобой… милый? – осторожно спросила она. „Конечно… Его явно что-то угнетает! Как бы я хотела понять его и помочь…“

– Ничего, – глухо отозвался он.

Пожалуй, Вейн не ожидал и сам, что прощание окажется столь тягостным. „Уж не делаю ли я ошибку?“ – мучительно гадал он. Что он мог ответить?

– Правда? – недоверчиво повторила Вики.

Брюс вздохнул. Обманывать Вики ему не хотелось, но выбора не было.

– Мне надо уехать из города на несколько дней, – подумав, сообщил он.

„Именно так… За эти несколько дней я разберусь, что к чему, и все, быть может, еще наладится. Мне просто надо подумать, в том числе и о ней…“

То, что Брюс повеселел, приняв какое-то решение, не осталось незамеченным Вики.

„Значит – не навсегда!“ – радостно встрепенулось сердце.

– Ладно, когда вернешься… – мягко согласилась она, прикрывая полуопущенными ресницами вспыхнувшую в глазах радость.

– Хорошо, – улыбнулся и Брюс.

„Он – замечательный человек“ – в сотый раз подумала Вики.

– Мне пора бежать, – сообщила она, слегка сощурившись. – Я опаздываю…

„Спасибо“, – ответил ей взглядом Вейн.

– Ну, пока!

– Пока!

Даже старинные лестницы утром показались ей менее мрачными. Она легко сбежала по ступеням и встретила у самого выхода немного сонного Альфреда.

– С добрым утром! – кивнула ему Вики.

– Рад видеть вас, моя мэм, – улыбнулся старик. Появление девушки утром заставило его на какую-то секунду застыть.

Такого на его памяти еще не было. Порой равнодушие Вейна к женскому полу начинало даже тревожить старика: разве это дело, если мужчина к тридцати годам не нашел себе подружку? Все понятно: и жизненные планы, мешающие порядочной семье, и пережитое в детстве потрясение – но нельзя же так…

И вот появилась Вики. Альфред смотрел на нее и не верил себе. Вот значит, какая она – его девушка.

– Думаю, мы еще увидимся, когда вы вернетесь, – сказала ему Вики.

– Когда мы вернемся? – переспросил Альфред. – Но мы никуда не собираемся…

– Да? – проговорила совсем сбитая с толку Вики. – Ну, до свидания.

Вики выбежала из дома.

„Дай Бог, чтобы у них все получилось“, – ласково посмотрел ей вслед старик.

„Зачем ему понадобился этот спектакль с клоунской маской?“ – думала Анни, выходя навстречу Джеку. Ей очень хотелось знать, чем закончилась его встреча с Гриссемом – как обычно при мужском разговоре, она была вынуждена уйти, и теперь сгорала от любопытства.

Во всяком случае, ее любовник остался жив – и это уже утешало.

Джек снова сидел в „президентском“ кресле. Теперь на нем был его традиционный сиреневый пиджак, так резко отличавший его от прочих гангстеров.

– Дорогая, – заговорил он, разворачиваясь ей навстречу, – ты никогда не поверишь в то, что со мной случилось!

При виде его лица Анни вскрикнула и рухнула на пол.

Только сейчас она поняла, что на Джеке НЕ БЫЛО маски…

Как ни странно, ее реакция показалась ему естественной и даже вызвала определенную гордость.

Он всегда хотел обладать тем, чего не было больше ни у кого. Теперь его желание, пусть в несколько неожиданной форме, осуществилось, и он уже начал привыкать к производимому его внешностью эффекту.

„Это вам не крылья нацепить!“ – гордо думал Джокер, разглядывая лишившуюся сознания молодую женщину.

На собрание явились все. Даже недовольные. Одно только не устраивало Джокера: в глазах гангстеров было больше недоумения, чем уважения, когда он встал с председательского кресла и объявил:

– Да, господа, дело обстоит именно так: пока Гриссем не выплывет на поверхность, я исполняю обязанности президента нашего синдиката. – Он обвел всех присутствующих грозным испытующим взглядом. Пока никто не торопился выказать свое недовольство по поводу его решения, во всяком случае, открыто. – И я считаю, – продолжил Джокер, – что, начиная с этого праздника, мы сровняем этот город с землей!

Последняя фраза вызвала в гангстерском сообществе некоторое замешательство. Большинство были уверены, что это заявление – не что иное, как метафора. Есть ли смысл ровнять с землей город и без того давным-давно отдавшийся на милость победителя?

Готэм принадлежал им, спокойно давая раздевать себя до нитки и запугивать – чего еще не хватало этому Непьюру? Разве что припугнуть нового прокурора – в этом плане его заявление еще имело какой-то смысл.

Впрочем, так думали не все. По крайней мере, двое – толстый Хелди и худощавый Тодди переглянулись между собой и напряглись. Они знали задатки Непьюра и поэтому угадывали, что тот мог захотеть уничтожить город в буквальном смысле – в нем всегда чувствовалась болезненная тяга к Геростратовой славе.

„Что задумал этот сумасшедший?“ – думал Хелди, глядя на густые брови Тодди.

„Боюсь, Джокер совсем сдвинулся… И кто это позволил ему исполнять обязанности Гриссема?“ – телепатировал в ответ Тодди.

Джек усмехался.

– А почему Гриссем сам этого не сказал? – не выдержал Тодди.