Текст книги "Комната с видом на звезды (СИ)"

Автор книги: Марина Шиндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Вы сторож из института, ведь так? Это вы нашли мою жену.

Кормышов не успел подтвердить или опровергнуть это, но умом он уже понимал, что перед ним муж Вари. Как-то он уже бывал в институте и мельком видел Толю на сторожевой вахте. Сейчас сознание обострило его разум, и он, зная, что именно молодой сторож помог его жене, вспомнил его лицо. Врач порывисто и крепко обнял Толю, бормоча благодарность за спасение жизни ребенка и Вари.

– Вы пришли к ней? Пойдемте, – мужчина повел Толю за собой. В каком-то помещении он дал ему странные тканевые футляры, которые следовало натянуть поверх сапог, и большой, пахнущий едким медицинским раствором, халат. В таком обмундировании Толю уже могли пропустить на этаж отделения, но, конечно же, не в палату. Туда не разрешалось зайти даже мужу Вари, поэтому Кормышов мог смотреть на девушку сквозь небольшое стеклянное окошко в палате.

Когда они уже приблизились к палате, другой врач позвал мужа Вари, поэтому перед стеклянным окошком молодой сторож оказался один. Он видел, что Варя лежит на кушетке, повернув голову в другую сторону. Ей принесли ребенка, и сейчас она нежно прижимала его к себе. Подойдя вплотную, Толя услышал неразборчивые слова, доносившиеся из глубины палаты. Как мог, парень напрягал слух и наконец понял, что это Варя тихонько напевает. Толя пытался разобрать слова, и когда у него это получилось, парень почувствовал, как его ноги становятся ватными. Это была страшная колыбельная, от которой холодело в груди

…Ночь темна. Окончен путь.

Только им нельзя уснуть.

Бродят, бродят по земле

Души, спящие во мгле.

Вот они уже пришли,

У дверей стоят, смотри!

Зло, таившееся в снах,

Отразится в зеркалах.

Манит бездна темных сил,

Ждет, чтоб ты их сам впустил.

Ты замри, закрой глаза,

И сиди так до утра.

Стоит лишь взглянуть назад,

В твою душу хлынет ад!

Стоит лишь взглянуть вперед,

Сердце сразу же замрет!

Солнце всходит из-за крыш,

Спи спокойно, мой малыш…

Внезапно девушка, оборвав песню, словно почувствовала присутствие постороннего. Она резко повернула голову, и ее глаза впились в Толю. Никогда он не сможет забыть ее чудовищно бледное, осунувшееся лицо. Под огромными глазами, в которых зрачок почти закрывал радужку, пролегли синие тени. Что-то безумное, чуждое привиделось Толе в ее облике, будто это не милая Варя, которую он видел много раз, лежала сейчас по ту сторону стекла.

Может, от усталости, или от новой волны безотчетного страха, колотящего парня, Толя упал на пол. Его уставшему мозгу было необходимо отключиться от всего, что он увидел.

***

Кормышову снова потребовалось несколько дней, чтобы забыть мрачную песню Вари и ее нечеловеческие глаза. Но время шло, и оно уносило остроту этих воспоминаний, будто неспешная река, медленно подтачивающая горные породы. Чтобы не случилось в прошлом, нужно было жить дальше.

До конца этого учебного года Толя больше не видел Варю. Но в августе произошло последнее событие, ставшее точкой этой затянувшейся драмы. К счастью, его свидетелем Толя не стал. В ту ночь в институте дежурил сменщик Кормышова.

Парень приходил на дежурство к семи утра. Обычно институт в это время казался пустынным и заброшенным местом, запертым на все замки. День обещал быть жарким, ведь уже сейчас воздух пропитался тяжелым и влажным зноем. Подходя к корпусу, краем глаза Кормышов заметил стоящую невдалеке машину. Он подумал, что кто-то решил приехать на работу слишком рано, но в общем это было не его дело, и он сразу же забыл о машине. Намереваясь поскорее попасть в здание, где старые стены сохраняли освежающий холод, Кормышов достал из кармана связку ключей. Но уже через мгновение он понял, что ворота не заперты. Толкнув их рукой, сторож вошел на территорию института и осмотрелся. И снова пришло это чувство страха, парализующее все тело. Толя ощутил витающий в воздухе запах опасности. У Кормышова было такое же состояние, когда он нашел в подсобке истекающую кровью Варю. Теперь же чутье подсказывало, что та история получила свое продолжение.

Молодой сторож вошел через главный вход, оказавшийся незапертым. Первым делом он заглянул в сторожевую каморку, но никого не нашёл там. Тогда он бросился к входу, что вел в подсобку. Открыв дверь и оказавшись на верхних ступенях лестницы, Толя заметил, что подсобка освещена сильнее, чем это бывало всегда. Парень спустился и увидел, что дверь входа с улицы распахнута, и утренний свет заполняет некоторое пространство комнаты. Но ни здесь, ни во внутреннем дворе по-прежнему никого не было. В растерянности Толя вернулся наверх, понимая, что старик рано или поздно вернется в сторожевую комнату. Но еще раньше он сам увидел старика через окно. Сменщик Кормышова был не один. Все его спутники направлялись к воротам института, и, хоть Толя видел их со спины, все равно смог узнать ребят. Юра Афанасьев нес на руках девушку, одетую в длинную ночную рубашку, и по тому, как вяло свисала ее рука, Кормышов почему-то с ужасом подумал о смерти. Рядом шла Света. Было видно, что она собиралась в спешке, и ее волосы, всегда убранные на затылке в пышный пучок, сейчас темной волной разметались по спине. На руках она несла ребенка, что был завернут в светлое покрывало. Когда Света повернулась в пол-оборота к окну, Толя заметил темные бордовые пятна на этом покрывале. Рядом с ними была еще одна девушка. Ее светлые волосы также были распущены, и парень не мог понять, кто же она. Сперва ему почудилось, что это Варя. Потом он решил, что это вторая подруга Светы. Правильного ответа Толя, конечно же, не мог знать.

Юра бережно придерживал голову Вари, которая все же не умерла, но была без сознания. Сторож открыл им ворота, и ко входу медленно подъехала та самая машина, на которую Толя сперва не обратил внимания. Оттуда вышел человек, – Кормышов узнал в нем мужа Вари. Он выглядел обескураженным и каким-то отстранённым. Он не помог Афанасьеву погрузить Варю в салон, а просто наблюдал за всем происходящим. Правда, мужчина сделал слабую попытку взять на руки ребенка, но Света сказала ему что-то, и он кивнул. Затем машина уехала и увезла прочь странную компанию.

Вскоре в сторожевую каморку вернулся сменщик Кормышова. Поначалу он словно не замечал Толю. Молча прислонившись к стене, он закрыл лицо руками и стоял так, пока Толя его не окликнул.

– Что случилось? – спросил он. – Она опять сюда пришла?

Грустным взглядом старик посмотрел на Толю и еще долго молчал.

– Вот оно как бывает, – пробормотал он.

– Да что тут было-то?! – не понимал Толя. – На вас лица нет!

Старик налил себе в стакан воды и залпом выпил.

– Да что было, – сказал он. – Все то же, что и в прошлый раз…

Больше старик ничего не сказал и ушел нетвердой походкой домой. Толя знал, что этой ночью произошло нечто по-настоящему страшное. Садясь на вахту, он каждую смену сосредоточенно вглядывался в толпу заходящих в институт студентов, но, как не старался, не видел среди них Юру и Свету. Примерно через неделю ребята сами подошли к Толе, якобы просто поболтать, и никто не заикался о произошедшем той ночью. Кормышов решил спросить обо всем сам. Сказал, что видел их утром, но это ни к чему не привело. Света промолчала, а Юра посоветовал забыть обо всем, что он видел.

– Варя переводится в Московский мед, – сообщил Афанасьев. – С ней теперь все будет хорошо, и эти случаи больше не должны нигде фигурировать.

Лицо Светы было грустным. Она кивком подтвердила слова Юры, но все трое знали, что дела плохи. Кормышов молча вернулся к вахте, а двое друзей, постояв еще немного рядом, ушли на лекции.

***

Вечерняя мгла уже захлестнула город, и проем окна в сторожевой каморке Анатолия Степановича зиял густым фиолетовым мраком. Он закончил свой рассказ, но я еще какое-то время не могла произнести ни слова. События, описываемые сторожем, всплывали в моем воображении так явно, будто я сама стала их свидетельницей. Было страшно. Все, что рассказал Кормышов, походило на жуткий сценарий к фильму, с одной поправкой, что все это было в самом деле. Моя бабушка и Юрий Анатольевич предстали передо мной совсем в ином свете. Для меня они были взрослыми людьми, а тут я словно посидела с ними за одной партой.

– А что случилось с Варей дальше? – спросила я, с трудом покидая этот воссозданный Кормышовым мир грез и теней.

– Полагаю, ее жизнь наладилась после переезда, – предположил сторож.

– Но что же все-таки произошло? – не унималась я. – Где она пропадала? Почему ее тянуло в подсобку? И как…

– Кристина, – грустно засмеялся Анатолий Степанович. – Кого ты спрашиваешь? Я рассказал все, что знал. Я видел Варю спустя какое-то время в институте. Она выглядела вполне нормальной. В тот день, по словам твоей бабки, она пришла забрать свои документы. Якобы ее муж нашел работу в столице, и она переводилась в какой-то другой институт. Названия я тебе не скажу, потому что ничего в этом не понимаю. Я хотел поздороваться, но она прошла мимо меня, будто никогда не знала. Я не стал настаивать. С того дня я больше не видел Варю. Но Света периодически передавала от нее новости.

– Бабушка, – прошептала я, качая головой. Неужели только она знает все ответы в этой истории?

– Если она не лгала, то Варя прекрасно себе жила и училась в Москве, воспитывала сына Арсения, – проговорил Кормышов. – Да и зачем ей обманывать какого-то сторожа?.. Ну, как тебе все это?

Я призналась, что история меня поразила. Правда, было кое-что еще. Мое сердце подсказывало, что это только часть истории. Самая безобидная часть.

Глава 7

Осенний сумрак, теплый и свежий, постепенно сгущался вокруг нашего небольшого городка. Я нырнула в салон автобуса и постаралась забыть на какое-то время рассказ Кормышова. К счастью, это оказалось несложным. Я знала, что до встречи с Максимом осталось совсем немного, и это вызывало во мне беспричинную и немного тревожную радость.

Дома я оставила вещи и быстро поужинала. Родителям сказала, что убегаю по чрезвычайно важным делам, и мама с папой, заговорчески переглянувшись, не стали меня допрашивать. Похоже, я выглядела взволнованной и воодушевлённой, что меньше всего мне требовалось сейчас. Я ни в коем случае не хотела показаться Максиму безрассудной девчонкой, которой обещание встречи вскружило голову.

Я вышла из дома, прошла около трехсот метров, петляя в узких переулках, и оказалась у здания почты. Вдалеке небо еще сохраняло светлые полосы, тогда как надо мной, пробиваясь сквозь плотные облака, начинали проглядывать первые звезды.

Позади почты была детская площадка, и мне сразу стал виден темный силуэт на фоне открытой местности. На качелях сидел Максим. По самым скромным подсчетам, я опоздала минут на пятнадцать. Но парень, прислонившись головой к железным прутьям качелей, спокойно ждал и немного улыбался.

– Прости, я опоздала, встряла в институте…

Давыдов, не дослушав, засмеялся и жестом пригласил меня сесть в кабинку качелей напротив него.

– У тебя глаза горят, – заметил Максим, пристально глядя на меня. Я сделала непонимающий вид, ожидая подвоха.

– Я недавно гипертиреозника такого смотрел, – продолжал Давыдов, и я захохотала. Это, кажется, был не комплимент.

– Себя давно видел? – спросила я.

– О, – парень неопределенно махнул рукой. – Я уже с сентября выгляжу как стабильный зомбак от этого недосыпа.

– Зомбак от недосыпа это я, – мне не хотелось отдавать Давыдову свое место в очереди. – Скоро покроюсь мхом и пущу корни в анатомичке.

– Не знаю, – спокойно улыбнулся Максим. – На вид ты очень хороша.

– Опять сарказм? – мне стало смешно. Я не могла в серьез обижаться на слова друга.

– Ты удивишься, – качнул головой он, и я решила, что соревнование в сомнительных остротах пора прекратить.

– Я здесь как раз за этим. Так что на самом деле произошло с врачом?

Максим вышел из кабинки качелей и предложил пройтись. Снова ступая по дорогам нашего города, я чувствовала себя влюбленной и живой. Не знаю, как я не видела этого раньше. Это странно, ведь у нас с Максимом было целое лето. И много других месяцев, что скрепляли нашу дружбу. А теперь, когда столько условностей разделяло нас, я не могла поверить, что оказалась такой глупой.

Давыдов рассказал, что в то утро он приехал в пансионат одним из первых. Но заведующий был уже мертв, и медперсонал сообщил об этом в милицию. Приехало два сотрудника. Максим не сразу понял, зачем они здесь, но, услышав отрывочные фразы об убийстве, решил держаться к ним поближе. Двух врачей из отделения пропустили в кабинет заведующего. Остальные стояли у двери и с любопытством заглядывали внутрь, пока один из сотрудников не попросил всех уйти. Максим, который в белом халате ничем не отличался от других работников больницы, крутился поблизости. Ему удалось увидеть, что тело Краснова находится в рабочем кресле.

– Удар ножом в живот, – услышал парень голос одного их милиционеров. – Где судмедэксперт?

– Едет, – ответил другой, видимо, помощник. – Думаете, его кто-то из психов прибил?

– Сомневаюсь, – проговорил следователь. – Такое впечатление, что он обнимал убийцу, и тот неожиданно всадил лезвие… Он знал преступника, более того, доверял ему и был в близких отношениях.

– Думаете, это баба?

– Черт знает, щас все осмотрим и допросим людей, потом будем думать…

Больше Максиму ничего не удалось узнать, потому что приехали другие ребята. Врач, который должен был вести занятие, все отменил и отпустил студентов.

– Я, конечно, никому не стал об этом говорить, – признался Максим. – Очень это странно все.

Мы зашли в один из дворов и сели на деревянную резную лавочку. Становилось чуть холоднее. Нас окружали девятиэтажные дома, во многих окнах которых уже зажегся свет. По глухим теням, мелькавшим порой в проемах окон, можно было догадаться, как люди, вернувшиеся с работы в дом, проводят этот вечер. Кто-то окружен, семьей. Кто-то, напротив, совсем один. За каждым таким окном была история, и мне казалось, что я могу узнать каждую из них, стоит лишь прислушаться.

– Не то слово, – проговорила я. – А я сегодня вечером разговаривала с Анатолием Степановичем, и ты не поверишь, что удалось узнать.

Опуская детали, я рассказала Максиму все, что знала и, надо заметить, Давыдов оказался поражен теми далекими событиями, развернувшимися в стенах нашего института.

– Ну что, ты понял? – спросила я, окончив рассказ.

– Понял что? – Максим принялся тереть глаза. – Что Варя и Остапова один и тот же человек? Ты к этому вела?

Я немного смутилась. Пока эта мысль была в моей голове, она казалась вполне разумной, но стоило ей прозвучать, как она растеряла часть своего смысла.

– И на чем это основывается? – продолжал Давыдов.

– На том, что обе свихнулись, им делали кесарево, и обе напевали жуткую колыбельную, – проговорила я. Максим пожимал плечами.

– Ну… В принципе, может сложиться, – протянул он. – Выходит, болезнь Вари началась в молодом возрасте. Она вышла замуж, через какое-то время с ней случился приступ, ее нашли в подсобке. Она рожает ребенка, потом снова сбегает в подсобку уже с малышом, после этого муж помещает ее в дурдом, а сам переезжает в Москву с ребенком.

– Или без, – сказала я. – Мы не знаем, зачем она взяла мальчика в ту ночь с собой.

– Думаешь, она хотела что-то с ним сделать?

– Кто знает, Кормышов видел на полотенце следы крови.

– Он видел темные пятна, – поправил Максим.

– Щас убью! – пообещала я. Давыдов преднамеренно опровергал все мои предположения, и я начинала злиться. Теперь же Максим, захохотав, примирительно поднял руки вверх.

– Ладно, прости, но мне непонятно, для чего менять имя жены, – сказал парень. – В сущности, это ни на что не повлияло. Он уезжал в другой город, где его никто не знал. Чтобы сменить все документы, потребовалось бы задействовать какие-то связи.

– Ты прав, – кивнула я. – К тому же, с новыми документами он не смог бы беспрепятственно навещать ее в больнице. Пришлось бы ставить в известность кого-то из врачей.

– Может, он и не собирался ее навещать, – предположил Давыдов. – Если она и правда сделала что-то с сыном, его единственным желанием было бы забыть этот кошмар. Вряд ли она оставалась для него женщиной, которую он любил.

– В болезни и здравии, – пробормотала я, и Максим ответил мне печальной улыбкой.

– А что смерть врача? – вспомнил Давыдов. – Думаешь, она как-то связана с этой Варей или кто она там, я уже запутался…

– Пока на этот счет предположений нет. Но я хотела посмотреть на эту женщину и заодно, может, чего узнаю про заведующего.

Сперва Давыдов не сразу понял, о чем я, а потом медленно повернулся ко мне.

– Ты серьезно? – спросил он.

– Вполне, – кивнула я. – Тебе что-то не нравится?

Давыдов, как всегда, сделал свой излюбленный жест, – закрыл глаза ладонью и засмеялся.

– Я-то, положим, переживу, – начал он. – Но… занятия могут отменить.

– Вам бы позвонили заранее, – заявила я.

– А что препод скажет, когда увидит, что в группе новый студентик?

– Брось, он вас толком не запомнил. Одним больше, одним меньше, это не существенно.

– А что ребятам скажем?

– Что у меня окно и мне негде посидеть!

– Это смешно.

Я вздохнула и посмотрела на Давыдова.

– Не будь занудой, – попросила я. – Просто скажи, что тебя интересует только то, что подумает Даша.

Мне досталась еще одна насмешливая улыбка.

– Не понял, к чему прозвучало ее имя? – Максим вопросительно поднял бровь. – Разве она имеет к этому какое-то отношение?

– Зависит от того, что происходит у тебя с ней, – произнесла я, чувствуя, как атмосфера перестает быть дружелюбной.

– Или от того, что происходит у меня с тобой? – усмехнулся парень.

– У нас с тобой ничего не происходит, – я пыталась казаться невозмутимой. – Я просто хочу прийти завтра в это чертово отделение.

Максим с равнодушным лицом пожал плечами.

– Что ж, – проговорил он. – Я сказал свое мнение. Но запретить тебе я ничего не могу. Если хочешь прийти, я не буду препятствовать.

«Лихо!» – подумала я. Максим поставил меня на место и при это словно ничего и не сказал. Но я не собиралась так просто сдаваться. Мне нужно было посмотреть на эту женщину, что когда-то была подругой моей бабушки. Зачем? Не знаю. Но после всего, что рассказал Кормышов, я словно сама стала частью этого прошлого.

– Если хочешь, встретимся завтра на остановке в восемь-десять, – Максим вывел меня из раздумий. – Автобус идет прямо до пансионата. Только не опаздывай, иначе придется добираться с пересадками.

– Не злись, – попросила я. – Обещаю хорошо себя вести.

Максим покосился на меня.

– Ты? – усмехнулся он. – Не верю. Но завтра посмотрим. Идем к дому?

Я взглянула на часы в телефоне и, увидев, что уже полдесятого, поразилась, как быстро пролетело время. Пока мы возвращались и разговаривали о разных пустяках, Максим временами смотрел на меня смеющимся взглядом, в котором я уже ничего не могла прочитать.

– А все-таки, это забавно, – проговорил друг. Мы свернули в пустынную аллею, где голые прутья деревьев сплетались над нашими головами. Оттого казалось, будто звезды висят прямо на ветках.

– Ты можешь поверить в то, что мы снова бродим по этому городу? В последний раз это было так давно, – вспомнил Максим.

– Непростительно давно, – засмеялась я. – Помню, летом мы раньше двенадцати домой не возвращались.

– Сейчас на это нет времени, – произнес Максим, и наших лиц коснулся порыв холодного, осеннего ветра.

– Или желания? – вырвалось у меня.

– У тебя? – спросил Давыдов, и я опешила от этого вопроса.

– Я этого не сказала.

– А что ты сказала?

Продолжать этот разговор становилось бессмысленно. Я не хотела испугать Максима тем, что не могу перестать думать о нем. Тем временем ветер, казалось, потянул сильнее, и нам нужно было прощаться.

– Что лето закончилось, и я хотела бы вернуть то время, – сказала я, а мы уже приближались к моему дому.

– Я тоже, – кивнул Максим, спокойно улыбаясь. – Но это невозможно… Ты хочешь что-то сказать?

– Хочу, – проговорила я. – Но я не хочу выглядеть глупо.

Максим беззвучно засмеялся.

– Учитывая мое отношение к тебе, можешь этого не опасаться, – проговорил он. – Поэтому будет проще, если ты сразу скажешь, что ты хочешь.

Меня вдруг разозлила эта фраза и то, как спокойно он ее произнес. Выходит, Максим ждет, что я все сделаю сама, и ему не придется ничего говорить мне? Это же просто смешно. Правда, в тот момент я уже забыла о том, как Давыдов пытался начать этот разговор, ожидая меня в парке. Но тогда все было иначе, и я еще не узнала своих чувств к нему.

– Наверно, это очень удобно, – сказала я, не пытаясь скрыть иронии.

– Кристина, дело не в этом, – покачал головой Максим, каким-то невероятным образом догадавшись о тех мыслях, что крутились сейчас в моей голове. – Ты говорила, мы друзья. И ты не сказала, что это изменилось… Я тоже не хочу выглядеть глупо.

Мне было ясно каждое его слово. Мы молчали. Не знаю, о чем он думал, но мне нравилась даже эта тишина. И эта иллюзия, что мы все еще близки. Подъезд моего дома неумолимо приближался к нам. Или мы к нему. Это было неважно. Все было неважно кроме того, что через несколько минут я останусь одна.

– Тогда не будем ничего портить, – сказала я. Ни одно из моих чувств не выражалось на лице или в голосе. Для Максима я была все той же равнодушной девушкой, что не пришла когда-то в парк.

– Спокойной ночи, Максим.

***

Промозглое утро казалось серым и мрачным. Таким же, как лица людей, окружающих нас с Максимом на остановке. Сентябрь заканчивался. В лужах громоздились истлевшие от влаги листья, а плотные облака надежно прятали солнечный свет.

Мы приехали в пансионат одними из первых и зашли в учебную комнату. Максим сегодня разговаривал мало. Как со мной, так и с другими ребятами. Я поздоровалась с двумя сонными парнями, и их имена мгновенно вылетели из моей головы. Максим сел за четвертую парту. Сперва я собиралась сесть рядом, а потом подумала, что это будет неудобно перед Дашей. Потому я заняла место сзади Давыдова. Не знаю, понял ли он мои мысли, или ему не было до этого дела, но друг промолчал.

Понемногу прибывал народ. В мою сторону четверокурсники смотрели с легким вопросом, но быстро забывали о моем присутствии. На часах было уже девять, а преподаватель все еще не появился. Вдруг дверь резко открылась, и внутрь ворвался Андрей.

– Простите! Можно войти? Я… – только теперь Андрей увидел, что ребята здесь одни, и расслабился. – Фух… пронесло…

Выглядел Сажнев смешно. Дыхание сбилось, сам взъерошенный, раскрасневшийся. Он бросил на стол рюкзак и, достав из его недр скомканный халат, принялся одеваться. И лишь когда он сел рядом со мной, то удивленно приподнял брови.

– Ого, Кристин, – проговорил он. – А ты чего здесь?

– А я на отработке.

– А, ну это дело хорошее, препод зверь. Лучше не должать… Погоди, какая отработка, ты ж первый курс!

Мы с Максимом засмеялись. Сажнев явно еще не проснулся.

– Ладно, не хочу знать, – махнул он рукой. – Так спать охота…

– Ничего, скоро выходные, – я попыталась подбодрить парня. – Выспишься.

– Надеюсь, – кивнул парень. – Вроде учить не так много.

Тут дверь снова открылась, и вошла Даша. Она сразу заметила меня и явно не понимала, в чем дело.

– Всем привет, – поздоровалась Потанина, садясь рядом с Максимом. – Вот так встреча!

Последняя фраза относилась ко мне.

– Как дела?

– Все хорошо, – улыбнулась я. – Учебы полно, но я стараюсь.

– Уже понравился какой-то предмет или пока нет предпочтений? – продолжала девушка. Она, не глядя, вытаскивала из сумки тетрадку и другие принадлежности, клала их на стол и все это время изучала меня с легкой улыбкой.

– Без ума от латыни, – заявила я, и Андрей с Дашей засмеялись.

– Представляю, – кивнула Потанина. – Я, конечно, занятий Юрия Витальевича не застала, но наслышана о его нраве.

– Иногда он бывает очень строг, – кивнул Андрей, и я, вспомнив наши с ним столкновения, не рискнула бы спорить с этим.

– Помню, нам на первом курсе столько задавали, – вздохнула Потанина. – Времени ни на что не было. Даже не гуляли почти.

– Это точно, – кивнула я. – Чтобы все успевать, приходится учить вечерами напролет.

Даша посмотрела мне прямо в глаза, и что-то в ней изменилось. Тон беседы перестал быть дружеским.

– Вчерашний вечер не в счет? – спросила она. Спросила спокойно и тихо, но мне это совсем не понравилось.

– Разве можно так сухо говорить про вчерашний вечер? – в тон Потаниной спросила я, улыбаясь. К слову, мне было прекрасно известно, что не стоит этого делать. Но остановиться не получилось. В этот момент Максим, который до этого не принимал никакого участия в разговоре, повернулся и с досадой посмотрел на нас обеих.

– Продолжай, – кивнула мне девушка.

– Даша! – негромко позвал Давыдов, и недовольные ноты в его голосе стали очевидны.

– Не нужно защищать свою подругу, Максим, – улыбнулась Потанина. – Она большая девочка.

– Надеюсь, ты тоже, – уронил Давыдов.

– Я просто не собираюсь терпеть, как меня выставляют дурой, – заявила Даша.

– Тебе не о чем волноваться, – я перестала глупить и хотела загладить недоразумение между нами. – Мы с Максимом просто друзья.

Только после того, как я произнесла эту фразу, мне вспомнился наш вчерашний разговор с Давыдовым. Стало ясно, что эти мои слова – еще одна ошибка, но было поздно.

– Вот видишь, она все объяснила, мы друзья, – голос Максима прозвучал с невероятным сарказмом, и я поняла, что не могу взглянуть ему в глаза. – Так что хватит. Я не люблю скандалы.

– Как и я, – кивнула Даша, отвернувшись от меня. – Не волнуйся так, Максим, мы с тобой ничего не должны друг другу.

– Рад, что ты это помнишь, – пробормотал Давыдов. Я посмотрела на сидящего рядом Сажнева. Тот подпирал голову рукой и делал вид, что ничего не происходит. Но по его лицу бродило хмурое выражение, от которого мне стало тоскливо.

Что я делаю?

Аккуратно и тихо я выскользнула из учебной комнаты и двинулась по коридору к выходу. Но на полпути я столкнулась с медсестрой, несущей в руках стопку бумаг. Женщина выходила из небольшого закутка, и я не могла заметить ее. Часть документов разлетелась по полу.

– Простите! – сказала я и принялась собирать бумаги.

– Да чего уж там, – проговорила медсестра. Она оказалась добродушной женщиной лет сорока пяти с карими глазами, окруженными глубокими морщинами. – Небось спешишь куда?

– Просто нехорошо стало, – пробормотала я. Медсестра была на редкость сердобольной женщиной и позвала меня в сестринскую.

– А то ты такая бледная, – всматриваясь в мое лицо, сказала она. – Посидишь немного, в себя придешь…

Сперва я хотела отказаться, но уже в следующую секунду решила, что возможно, смогу что-то узнать о смерти заведующего. Мы вошли в сестринскую, которая представляла собой небольшую комнатку с двумя старыми кушетками, столом, умывальником, узким шкафом и сотней разных мелочей, которые всегда бывают в подобных местах. Женщина посадила меня на одну из кушеток, а сама стала раскладывать документы.

– Работа у вас, конечно, тяжелая, – начала я.

– Это точно, – кивнула женщина. – А тут вон какие события… Ужас!

Стало очевидно, что медсестра имеет в виду убийство заведующего отделением.

– Как думаете, это кто-то из пациентов? – спросила я. В нужный момент я умела состроить простодушную физиономию. Да и общительность, присущую многим женщинам, не стоило списывать со счетов. Вот и теперь медсестра не преминула поделиться со мной сведениями.

– Да где им, пациентам, – махнула она рукой. – Они у нас все по струнке ходят. Скажу честно, у меня от этой истории мурашки по коже. Это ж кто-то пробрался да убил!

– И ведь пробрался так незаметно, – сказала я.

– Именно! Никто посторонних не видел! Представь!

– Ну это явно неспроста, – я пыталась и дальше разговорить женщину. – Такого человека просто так не убьют. Следователи сейчас начнут в его прошлом копаться, наверняка что-то обнаружится.

– И я даже могу догадаться, что именно, – усмехнулась медсестра. – Заведующий-то наш не так прост был!

– Да вы что! – я заинтересованно наклонилась вперед.

– Ты помнишь ту старуху, что на вашего парнишку в диспансере набросилась? Там такая история была… Конечно, отчет передо мной никто не держал, но я не дура и все поняла сразу. Да они и не скрывали ничего.

– Вы о чем? – забеспокоилась я. – Кто что скрывал?

– Да сумасшедшая эта, Остапова, и Краснов наш, – проговорила медсестра. – Началось это все давно. Я только закончила учебу и пришла сюда работать. Эта мадам уже лежала здесь. Правда, недолго, месяца три-четыре. Заведующий нынешний тогда простым врачом был, видно, понравилась она ему, – молодая девушка, хороша собой, да и не скажешь, что совсем уж ненормальная. Она в припадке только несколько дней была, а потом на поправку пошла. Когда ее стали выпускать на прогулку, он все время с ней выходил. В общем, видно закрутилось у них все. Потом Остапову выписали, он за ней прислал автомобиль, они вместе уехали. Прошел слух, что пожениться собираются. Казалось бы, вот счастливая история! Но через полгода примерно она снова к нам попала, опять билась в истерике, а что кричит – не разобрать. Так два года она периодически лечилась здесь, но Краснов-то с ней вроде был. Только свадьбы никакой не получилось, сама понимаешь. А однажды ее снова привезли с приступом, а я смотрю, – так она беременная! И по животу видно, что срок уже немаленький. Вот так дела, думаю. Отец ребенка-то явно врач наш, хотя об этом, конечно, вслух никто не говорил. Остапова со временем стала попадать в диспансер все чаще и чаще. А потом и вовсе ее перевели сюда, в лечебницу. Иногда обратно в диспансер переводили. И спустя несколько лет Краснов наш стал приводить к ней мальчика. Ну, тут уж любому дураку ясно, в чем дело. Остапова теперь всегда жила в отдельной палате. Бывает, закроются там с сыном и долго о чем-то переговариваются шепотом. Мальчик-то хоть с виду и нормальный был, но от осинки… Как сейчас помню его странные глаза. Порой спросишь у него что или поиграть предложишь, а он будто и не видит тебя. Так Краснов и водил мальчишку сюда много лет. А потом, когда мальчику лет тринадцать было, посещения прекратились. Такая вот история.

– Офигеть, – вырвалось у меня. Вот это да. Оказывается, у сумасшедшей бабушкиной подруги был еще один сын. Хотя доподлинно мне неизвестно, кто эта женщина. Да и что такого в том, что она родила еще одного ребенка? Почему все это кажется таким странным и невероятным? Нужно хорошенько все обдумать. И подальше от этого места.

– Спасибо вам за беседу, – проговорила я. – Но мне уже идти надо. А то опоздаю на занятия в институте!

– Беги, – кивнула медсестра. – И осторожнее там!

***

Я снова двинулась вдоль коридора навстречу выходу. Это место порядком надоело мне, и, оказавшись здесь одна, я уже не чаяла, как уйти. В конце этажа был выход на лестницу. С одной стороны коридора располагалась ординаторская, а с другой – медицинский пост. Бросив мимолетный взгляд на него, я отметила, что за ним тоже никого нет. И куда вообще все подевались? Окончательно я осознала это, когда уже спускалась по лестнице. Не знаю, что опять случилось со мной. В голове поселилась навязчивая мысль, будто я прямо сейчас упускаю возможность во всем разобраться. Другого шанса может и не представиться.