Текст книги "Утраченный рай"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Марина Серова
Утраченный рай

Глава 1

Несмотря на поздний час, я набрала номер, так как знала, что моего звонка ждут с нетерпением.

– Борис Дмитриевич? Это Татьяна Иванова. Подготовка окончена. Могу приступить к заданию хоть завтра.

– Это замечательно, Татьяна. Стало быть, старик не подкачал? Есть еще порох в пороховницах?

– Еще как есть, – ответила я, бросая взгляд на великолепный букет, стоящий в вазе передо мной. – Он даст фору любому молодому профи. Так какие будут дальнейшие инструкции?

– Завтра утром подъезжайте ко мне. Я подготовил необходимые документы и рекомендации. Обсудим еще некоторые технические детали, и вы сможете начинать.

– Хорошо, тогда до завтра.

Я дала отбой. Мой взгляд снова упал на букет. Я рассматривала его, и в голове вновь прокручивались события последних дней, когда пришлось погрузиться в некоторые доселе мало мне известные области жизни. Для выполнения задания, предложенного новым клиентом, Борисом Дмитриевичем Завадским, моей общей эрудиции не хватало, требовались специальные знания и навыки. Мой клиент в пределах своей компетенции подготовил меня сам, а для остального подыскал лучшего в городе специалиста. И вот я только что вернулась с нашего завершающего занятия с ним. Он был, по обыкновению, многословен и красноречив…

– Вот так, Татьяна дорогая. Учитывая предельную сжатость сроков нашего с вами учебного, так сказать, процесса, должен отметить, что со своей стороны…

Этот милейший старичок с типичной внешностью профессора старой закалки питал, как я успела заметить, склонность к длинным и заковыристым фразам, которые к месту и не к месту снабжал своими любимыми словечками. Но это только в тех случаях, когда общение принимало личный характер. В том же, что касалось его предмета, он был лаконичен, излагал материал ясно, доступно и с большим количеством практических примеров.

– …Вы же, в свою очередь, проявили максимум усилий, каковые, надеюсь, не пропали даром и позволят вам в дальнейшем…

Надо сказать, что милейший старичок в интересах дела не был осведомлен об истинном роде моих занятий и о целях, сподвигнувших меня на четырехдневный марафон по миру регулярных и нерегулярных садов, альпинариев, миксбордеров, розариев и тому подобной красоты.

Дело в том, что для выполнения предстоящего задания мне необходимо перевоплотиться в профессиональную садовницу, мастера ландшафтного дизайна, искусного цветовода и знатока садово-парковых культур. Это будет первой и основной моей легендой. За ней последует вторая – об этом чуть позже. И я не имею права ничем выдать, что на самом деле я частный детектив.

Старичок-наставник оказался настоящим профессионалом и прекрасным учителем. Новый клиент оплатил мое весьма не дешевое обучение. Но он уверен, что игра стоит свеч.

Старичок тронул меня бесконечной преданностью своему делу, или, скорее, искусству. Он был подлинным ценителем живой красоты. И где-то в глубине души мне было стыдно, что я невольно обманываю его. За эти несколько дней он заразил меня своей страстью к цветам, деревьям, травам, к гармонии природы и к способности человека проникаться сутью этой гармонии и создавать вокруг утраченный рай. Чтобы подавить в себе смутное чувство собственной обделенности, я твердо решила, что когда-нибудь на старости лет, когда мне надоест гоняться за преступниками, стрелять, махать ногами, словом, пускаться во всяческие авантюры, я непременно займусь разведением цветов и создам свой райский уголок. А пока наметила завтра же купить себе на подоконник кактус. Потому что поливать его нужно очень редко. Любое другое растение у меня просто загнется.

– Степан Ильич, голубчик! – говорила я на последнем занятии. – Мне очень жаль, что наш ускоренный курс подошел к концу. Я вам очень благодарна за все. Вы ведь позволите иногда обращаться к вам за консультациями?

– Татьяна, дорогая, разумеется, я буду очень рад вас видеть! Помните, в нашем питомнике самый лучший посадочный материал во всей области. К нам обращаются со всей России и даже из-за рубежа. Я уже не говорю о тех редкостях, которые я выращиваю в своей личной оранжерее. Все это к вашим услугам. Я вот здесь приготовил вам каталог, – Степан Ильич протянул мне толстый глянцевый журнал, – в нем около тысячи фотографий цветов, деревьев и декоративных кустарников нашего питомника. Выбирайте все, что вам по вкусу, и приходите. Вообще, Татьяна, дорогая, мы непременно должны продолжить наше общение! Мне бы очень хотелось научить вас еще многому, поскольку в вашем лице я встретил…

Его пламенная речь очень растрогала меня. Но, увы, у меня вряд ли найдется время пообщаться с милейшим Степаном Ильичом. Впереди меня ждет интересное, весьма авантюрное и очень хорошо оплачиваемое дело. Поэтому мое образование дополнит, по-видимому, лишь прошлогодняя подшивка журнала «Мой прекрасный сад», купленная на барахолке у спившегося интеллигента за полтинник.

На прощание Степан Ильич, краснея и смущаясь, как юноша, вручил мне бережно упакованный в газетные листы букет. Начало мая в этом году выдалось довольно холодным, поэтому он тщательно завернул цветы.

– Этот букет я составил специально для вас, все цветы из моей оранжереи. Распакуете его дома. Во второй лекции я вам немного рассказал о символическом значении цветов в букете. Сможете поупражняться на досуге… – И он хихикнул как-то совсем уж неловко.

Я с нежнейшей улыбкой приняла букет, мой лектор поцеловал мне руку, я решила созорничать и с многозначительным видом чмокнула его в лоб. От этого он окончательно засмущался, а я, воспользовавшись наступившей паузой, быстро распрощалась. Эта сцена из галантного века утомила меня. Кроме того, новый клиент уже, должно быть, ждал моего сообщения о готовности приступить к работе.

Выйдя от Степана Ильича, я села в свою бессменную «девятку». Никак не решусь поменять ее – мы с ней сроднились, она своего рода талисман, столько удачи мне принесла, стольких успехов мы с ней добились, разве могу я променять на что-то мою славную старушку? Через двадцать минут я уже была дома и, несмотря на позднее время, позвонила Борису Дмитриевичу.

Я вновь взглянула на букет. Упражняться в расшифровке его значения было лень – я и так, пожалуй, догадываюсь. Вообще, красоту не надо расшифровывать. Ее надо воспринимать интуитивно, полностью, а не препарировать. Этому я научилась тоже за последние дни, но уже у Бориса Дмитриевича. Вернее, он утверждает, что это дано каждому человеку изначально. Но некоторые пытаются разложить все по полочкам, проанализировать и в результате за деревьями не видят леса. Еще он сказал по этому поводу замечательный афоризм: «Если проникнуть внутрь часового механизма и тщательно изучить все его детали, шестеренки, колесики, их сцепление и взаимодействие, то можно узнать массу интересных вещей, кроме одной – который час». Вообще Борис Дмитриевич интереснейший человек.

Наше с ним знакомство состоялось примерно неделю назад. Произошло это следующим образом. В прошлую пятницу около одиннадцати часов утра зазвонил мой телефон. Я взяла трубку. Приятный мужской голос спросил Татьяну Александровну Иванову.

– Я вас слушаю, – без особого энтузиазма ответила я. Настроение было по-весеннему расслабленным, даже слегка лиричным. Сказывалась послезимняя усталость. Дел за последнее время было много, и я, собственно, была бы не прочь и отдохнуть немного.

– Вас беспокоит Завадский, Дмитрий Борисович. Мы с вами незнакомы. Но мне порекомендовали вас как первоклассного частного детектива.

Он назвал имя своего знакомого, и я припомнила, что тот действительно пару лет назад воспользовался моими услугами и остался мною весьма доволен. Как, впрочем, и я им, то есть гонораром, разумеется.

– Только поймите меня правильно, Татьяна Александровна, – вещал доверительным шепотом мой потенциальный клиент, – наш общий знакомый, Иван Петрович, не в курсе, что я решил обратиться к вам за помощью. Я просто слышал, как вы здорово ему помогли в щекотливой ситуации, и на всякий случай записал ваш номер телефона. Но дело у меня к вам весьма щепетильное. Мне бы хотелось сохранять полную конфиденциальность.

– Если я буду работать с вами, то конфиденциальность гарантирую, можете не сомневаться. А какого характера ваше дело? Убийство, ограбление, шантаж? – все тем же ленивым тоном спросила я.

– Нет… не совсем так. Вы знаете, это сложно объяснить по телефону. Лучше было бы при личной встрече, если не возражаете.

– Ну что же, как скажете. Надеюсь, вам известен уровень моего гонорара?

– Не сочтите за пошлость, но финансовая сторона вопроса меня не волнует. Я уверен, что смогу достойно оплатить ваши услуги.

Такая постановка дела мне всегда нравилась, поэтому я стряхнула с себя остатки весенней расслабленности и решила без промедления договориться о встрече:

– Где и когда мы сможем увидеться?

– Вам удобно будет сегодня в половине седьмого вечера подойти ко входу Центрального выставочного зала? Я к этому времени закончу там свои дела, и мы поедем поговорить ко мне домой. Разговор должен состояться непременно у меня дома, это сразу поможет вам лучше понять ситуацию.

Вообще-то я не люблю, когда напускают туману, но слова о достойной оплате заставили меня смягчиться. Встретимся, от меня не убудет. Если и правда наконец выпадет что-то небанальное – развеюсь. Заказов-то у меня было немало, но это все какие-то рутинные дела. Как будто я не частный детектив, а простой майор милиции. По нынешним временам, если это не убийство, не ограбление и не шантаж – уже оригинально. Да и подзаработать перед летом не мешает, чтобы потом устроить себе шикарный отпуск.

Итак, ровно в половине седьмого я была на месте. Поскольку из телефонного разговора я не успела выяснить ни возраст, ни род занятий потенциального клиента, решила одеться в универсальный наряд, беспроигрышно срабатывающий во всех случаях. Для нынешней погоды это была, разумеется, мини-юбка, глубоко декольтированная блузка и такой же жакет. Костюм в целом как будто строгий, но в то же время безотказно действующий на мужчин всех возрастов и социальных прослоек, заставляя их делаться предельно щедрыми даже помимо собственной воли.

У входа в ЦВЗ стоял симпатичный мужчина солидного возраста, одетый в элегантный, весьма дорогой костюм. По тому, какие внимательные взгляды он бросал на проходящих женщин, я решила, что это и есть ожидающий меня клиент. Я эффектной, своей «фирменной» походкой направилась к нему.

– Извините, это вы Борис Дмитриевич Завадский? – поинтересовалась со сдержанной улыбкой.

Он, кажется, слегка опешил.

– Да, а вы… «Ужель та самая Татьяна?», Иванова Татьяна Александровна?

– Да, рада познакомиться.

– Признаться, не ожидал… То есть я представлял себе детектива несколько иначе.

– Надеюсь, вы не очень разочарованы? – позволила я себе капельку наглости в ответ на его растерянность.

Но он уже справился с замешательством и любезнейшим тоном произнес:

– Вы превзошли все мои ожидания, я еще раз убеждаюсь, что если человек талантлив, то он талантлив во всем. Даже, как бы это точнее выразиться… – Завадский замялся, подыскивая подходящие слова, – в умении себя подать. Вы простите мою реакцию, она вам, должно быть, показалась несколько странной…

Вот уж ничего подобного, реакция вполне ожидаемая, хо-хо!

– …но дело в том, что я большой поклонник и ценитель искусства, и всякая красивая женщина вызывает у меня не меньшее восхищение, чем прекрасное полотно или изваяние рук великого мастера.

– Я очень польщена, Борис Дмитриевич, и по достоинству оценила комплимент, но, может быть, поговорим о вашей проблеме? Я уже вполне заинтригована и хотела бы узнать, что же заставило вас прибегнуть к моей помощи?

– Да-да, простите. Если вы не возражаете, мы поедем ко мне домой, а по дороге я расскажу о себе. А уже на месте потолкуем о деле.

Мы сели в его машину, великолепный черный «Лендровер». Пока ехали к дому Завадского, я смогла составить впечатление о том, что представляет собою мой клиент. В общем, портрет вырисовывался вполне симпатичный. Борис Дмитриевич Завадский был весьма известным и уважаемым в своих кругах человеком. В чем именно заключался его бизнес, при первом знакомстве речь не зашла. Но, насколько я поняла, все свое свободное время он отдавал большой и красивой страсти, завладевшей его душой еще в юности, – коллекционированию художественных произведений. В основном это были картины. Но, кроме того, в его коллекции имелись прекрасная старинная бронза и серебро, фарфор, ювелирные украшения.

Тем же вечером, уже после встречи, я из любопытства навела более подробные справки у одного своего давнего знакомого, принадлежавшего к богемным кругам. Он поведал мне, что среди тарасовского художественного бомонда Завадский признан одним из наиболее серьезных коллекционеров, тонким знатоком и ценителем искусства. Его коллекция была лучшей в городе, все признавали его вкус и стиль. Он собирал не все подряд, не гонялся за раритетами только потому, что они были дорогостоящими, а подбирал картины и другие экспонаты любовно, приобретал только то, что поражало его воображение и становилось частичкой его души, а не то, что должно было демонстрировать перед другими его респектабельность. Еще он покровительствовал местным художникам – имел собственную галерею и там периодически устраивал выставки молодых талантов.

Дом Завадского располагался в одном из центральных районов, неподалеку от Городского парка. Это был двухэтажный коттедж, стильный, но без вычурности. Мой клиент похвалился, что он построен по его собственному проекту. Я, конечно же, расхвалила дом, заявив, что «только человек с отменным художественным вкусом мог…», и так далее и тому подобное.

Мы вошли внутрь, и мне показалось, что я очутилась в музее. До сих пор мне еще не доводилось бывать в гостях у маститых коллекционеров, и впечатление было, конечно, очень сильное. Практически весь первый этаж занимал просторный холл, в котором находилась основная часть коллекции Завадского. На стенах, искусно подсвеченные, висели большие и малые полотна и рисунки. На мой взгляд дилетанта, это были в основном импрессионисты.

– Вы предпочитаете импрессионизм? – Я не преминула блеснуть эрудицией.

Борис Дмитриевич улыбнулся чуть снисходительно и ответил:

– Мне очень приятно, что вы разбираетесь в живописи. Да, я действительно очень люблю импрессионистов. У меня есть несколько подлинных шедевров, они наверху, не здесь. Но в этом холле тоже имеется несколько жемчужин. Вот там, около окна, посмотрите, висит чудесный городской пейзаж Писарро. А напротив – Сислей, замечательное полотно, из его ранних работ.

– Это все подлинники? – задала я глупый вопрос, чем, наверное, сразу подпортила создавшееся впечатление о себе как знатоке искусства. Завадский, однако, не меняя выражения лица, сказал с гордостью:

– Ну разумеется! Интерес для коллекционера представляют исключительно подлинники. И дело не только в их ценности, во всяком случае, для меня, а в том, что они осуществляют некую связь времен. Глядя на полотно, представляешь, как его касалась кисть мастера, чья жизнь теперь уже стала легендой. Можно ощутить настроение художника, представить, о чем он думал, чем жил. Кроме того, у картины есть целая биография – череда прежних владельцев, среди которых тоже попадаются исторические фигуры… Впрочем, простите, Татьяна. Я сел на своего любимого конька. Я могу часами вести подобные разговоры. А нам с вами пора побеседовать о деле. Не хотите выпить чего-нибудь?

– Не знаю… Вот разве что кофе, если можно.

– Конечно. Я приготовлю кофе, а вы пока можете побродить, посмотреть.

Хозяин удалился, а я стала с восхищением рассматривать часть коллекции, доступную, насколько я поняла, простым смертным. Самое же ценное, видимо, было наверху, и допускали туда не всех. Однако мне, знакомой с искусством на уровне не специалиста, а просто культурного человека, необычайно нравилось все, что я здесь видела. Кроме полотен и рисунков, были еще застекленные этажерки с бронзовыми фигурками, миниатюрными скульптурами из слоновой кости, старинными серебряными украшениями.

Когда вернулся Борис Дмитриевич, я выразила свое восхищение его коллекцией. Мы уселись за маленький столик и за чашечкой кофе начали разговор. Завадский рассказал, что часть коллекции досталась ему от отца, но Борис Дмитриевич значительно приумножил ее.

– За самыми желанными полотнами приходилось иногда охотиться годами – прослеживать их путь из одних рук в другие, дожидаться момента, когда владелец будет готов расстаться с картиной – продать или обменять ее. Настоящие коллекционеры в основном идут на обмен, если у вас имеется что-то привлекательное для них. Поэтому, приобретая картины, надо учитывать и вкусы возможных партнеров по обмену. Здесь разыгрываются своего рода шахматные партии, просчитываются дальнейшие ходы. В этом и состоит азарт – дополнительная прелесть коллекционирования. А есть другой сорт собирателей – они покупают произведения искусства лишь затем, чтобы потом выгодно перепродать их. Этакие барышники от искусства. Настоящими коллекционерами их не считают, но приходится иметь с ними дело – они бывают полезны, у них хороший нюх на раритеты. Хотя чаще всего к ним обращаются нувориши, желающие путем приобретения произведений искусства придать себе вес в глазах окружающих.

– А, это как в анекдоте. Один новый русский спрашивает другого: «Это у тебя да Винчи?» А тот отвечает: «Да Винчи или Феррари, не помню – я и машину, и картину в один день покупал».

– Вот-вот, Танечка, в самую точку. Ну а есть еще смешанный тип коллекционеров. Те, кто собирает коллекцию и в то же время делает деньги на продаже произведений искусства.

– А каких больше?

Предмет нашей беседы заинтересовал меня, я еще не сталкивалась с этим пластом человеческих взаимоотношений. Завадскому же мой интерес импонировал, явно нравилось ему и то, что я не тороплю его расспросами о деле, а внимательно слушаю прелюдию.

– В настоящее время подлинных коллекционеров становится все меньше, им на смену приходит именно последний тип. Ничего не поделаешь, жизнь диктует свои законы. Ну вот, считайте, что я коротенько прочел вам вводную лекцию. Теперь можно переходить непосредственно к делу. Оно может показаться вам несколько необычным, возможно, вам еще не приходилось заниматься чем-то подобным. Но мне очень хочется, чтобы вы согласились. И уж поверьте, я не поскуплюсь на благодарность и не посчитаюсь ни с какими затратами.

Борис Дмитриевич смолк на несколько мгновений, словно собираясь с духом. Я не торопила его, тактично выжидая.

– Дело мое, Татьяна, до определенной степени носит очень личный характер. Я не всякому другу готов поведать эту историю. Но перед детективом, как перед доктором, надо быть полностью откровенным. Суть проблемы заключается в том, что я уже долгие годы, практически с юных лет, мечтаю об одной картине. Это редкое, малоизвестное полотно Эдгара Дега. Картина называется «Танцовщица в голубом». Мне довелось увидеть ее репродукцию в одном старом каталоге. А точнее, в каталоге Парижской выставки 1930 года. Мой отец подарил его мне на двадцатилетие. Это раритетное издание, сейчас я вам его покажу.

Борис Дмитриевич подошел к одному из книжных шкафов и достал оттуда большой, слегка потрепанный альбом с репродукциями. Полистал его и, открыв на нужном месте, передал мне. Картина действительно очаровывала. На ней была изображена миниатюрная балерина, застывшая в пируэте, слегка повернув к зрителю изящную головку. В ней было столько легкости, столько жизни, что, казалось, она вот-вот продолжит свое движение и можно будет полностью увидеть ее лицо. Прозрачный, воздушный фон придавал картине ощущение простора и глубокой перспективы. Я поделилась своими впечатлениями с Завадским. Он оценил мое мнение:

– У вас прекрасный вкус, Татьяна, и очень развито художественное чутье. Я все больше убеждаюсь, что был прав, решив обратиться именно к вам.

Я польщенно улыбнулась.

– Однако ближе к делу. Увидев этот шедевр, я буквально влюбился в него и загорелся страстным желанием во что бы то ни стало отыскать его и поместить в свою коллекцию (я тогда уже, при поддержке отца, начал собирать картины). Но это оказалось значительно сложнее, чем я думал. Я перерыл гору более поздних каталогов, художественных архивов, но картина больше нигде не всплыла, она никогда более не выставлялась и не упоминалась. Единственной зацепкой было вот это указание на обратной стороне репродукции.

Я взглянула на указанную ссылку. Она была на французском языке. Завадский перевел мне ее.

– Здесь сказано, что картина любезно предоставлена для экспозиции частным коллекционером господином Пьером Жанэ. Это означает, что после выставки картина вновь вернулась к своему владельцу и, судя по моим дальнейшим изысканиям, более не выставлялась. Я на какое-то время отложил свои поиски, но желание владеть этой картиной меня не отпускало, и спустя несколько лет я возобновил попытку найти «Танцовщицу». Не буду утомлять вас долгими подробностями. В общем, мне удалось связаться с семьей Пьера Жанэ. Его самого, разумеется, уже не было в живых. Свою коллекцию он почти полностью завещал одной из парижских художественных галерей. Но несколько полотен, в том числе и «Танцовщица», достались его наследникам и до недавнего времени находились у его внучатой племянницы, мадам Соваж. Я завел с ней переписку, и она любезно сообщила мне, что интересующая меня картина была ею продана в 1978 году с аукциона какому-то американцу. О дальнейшей судьбе полотна мадам Соваж не знала. Полученные сведения одновременно и огорчили меня, и дали надежду. Огорчили, потому что я надеялся, что картина осталась все в той же семье. Но, с другой стороны, начав свое путешествие по свету, она должна была оставить следы – появиться в каталогах или статьях художественных обозрений. Но я, увы, заблуждался. Картина словно исчезла.

– Но почему? Разве новому владельцу не хотелось продемонстрировать свое приобретение? – удивилась я.

– Видите ли, Татьяна, на жаргоне специалистов картина, которая почти не выставляется и нигде не фигурирует, называется «девственницей». Подобные полотна считаются гораздо более ценными, нежели те, которые доступны многим глазам. Видимо, американский владелец оказался из числа настоящих знатоков и решил не уменьшать ценность своего нового приобретения.

– А почему они более ценны? Я всегда думала, что чем картина популярнее, тем она ценнее.

– Простите, Танечка, не обижайтесь, но это типичный взгляд дилетанта. А ценители любят редкости, неожиданные находки. Однако продолжу. Я не терял надежды, верил, что мне когда-нибудь наконец повезет. Прошло много лет, и у меня вновь появилась надежда. Я узнал, что картина попала в Россию. Это произошло в 1998 году. Мне, правда, удалось только выяснить, что она попала в частную коллекцию одного из крупнейших московских коллекционеров. Но, к кому именно, я тогда еще не знал. Из того, что картина вновь не появилась нигде, я понял, что ее купил не торговец, а настоящий знаток. Или собиратель, принадлежащий к смешанному типу. Возможно, он приобрел ее для собственной коллекции, возможно, на продажу – во всяком случае, этот человек не стал лишний раз «светить» полотно. По моим представлениям, коллекционеров, которые могли позволить себе подобную покупку, в Москве на тот момент было десятка три-четыре. Я воспрял духом. Составил список кандидатур. И начал проводить что-то вроде собственного расследования. Я ведь был знаком в той или иной мере с каждым из них. Я стал часто наезжать в столицу, добывать сведения. Это было нелегко и потребовало больших затрат. В наших кругах информация стоит очень дорого. Наконец после нескольких лет поисков путем исключения я пришел к выводу, что картина должна находиться у некоего Максима Леонидовича Алексеева. Во всяком случае, она совершенно точно прошла через его руки. Но мне, к сожалению, не удалось завести с ним тесных приятельских отношений. Алексеев относится к другому поколению коллекционеров. Он моложе меня на пятнадцать лет и принадлежит к несколько иному кругу. Максим, если можно так выразиться, магнат в сфере искусства. Я, конечно, тоже не из последних людей. Но в наше время финансовое состояние человека играет значительную роль в его положении в обществе, даже в таких кругах, как художественная элита. В этом смысле я, провинциальный коллекционер, не могу состязаться со столичным зубром.

– А он продает картины?

– Да, он не относится к числу чистых собирателей. Но это не мешает ему быть прекрасным знатоком искусства. Просто, повторюсь, у каждого времени, у каждого поколения свои взгляды. Я не беру на себя смелость судить о ком-то свысока…

Борис Дмитриевич умолк, похоже, погрузился в свои размышления. Но через несколько секунд спохватился и продолжил свое повествование:

– Так вот, близкого контакта у нас не состоялось, доверительных бесед тоже не было. Поэтому я не уверен в местонахождении картины на все сто процентов. Я решил выждать, пока не подвернется подходящий случай получить какую-нибудь информацию. Я ведь уж не мальчик, хотя и не старик, конечно. Но в пятьдесят шесть лет уже нет сил гоняться по столице, по всем тусовкам и вернисажам, вести богемный образ жизни. Здоровье не то, да и склад характера с возрастом меняется, больше хочется уединенности, спокойной и размеренной жизни. Мне оставалось надеяться только на судьбу. И вот, представьте себе, Танечка, судьба на склоне лет смилостивилась надо мной и, возможно, за мое упорство и верность юношеской мечте преподнесла мне неслыханно щедрый подарок. Недавно я узнал, что господин Алексеев после какой-то неприятной истории (что именно произошло – доподлинно неизвестно, а распространять слухи я не хочу) решил покинуть столицу. В Тарасове у него живут родственники – тетка с сыном. И он захотел перебраться в Тарасов. В настоящее время он занят покупкой одного замечательного особняка за городом. Значит, у меня вновь появляется надежда найти картину. Но я не могу себе позволить прохлопать такой шанс. Я решил, что хватит заниматься самодеятельностью. Поэтому мне и требуются ваши профессиональные услуги.

Заслушавшись этой драматичной и романтичной историей, я уже совсем было позабыла, зачем здесь нахожусь. Да и окружающая обстановка совершенно оторвала меня от реальности. Поэтому последняя фраза прозвучала неожиданно, и я слегка опешила.

– Надеюсь, вы не попросите меня выкрасть картину? – Я явно сморозила глупость, но в тот момент мне действительно пришла в голову именно такая мысль.

– Что вы, боже упаси! – запротестовал Завадский. – Как вы могли такое подумать! Я вам клянусь, что не вынашиваю никаких криминальных замыслов. Мне надо, чтобы вы, с вашей потрясающей профессиональной хваткой, изыскали возможность добыть полную, исчерпывающую, стопроцентную информацию о том, при каких обстоятельствах картина попала в руки Алексеева, находится ли у него по сей день, а если нет, то к кому она перешла.

– И что вы будете делать дальше?

– Когда я уверился в том, что картина находится у Алексеева, я начал интересоваться его пристрастиями, художественными предпочтениями. Помните, в начале нашей беседы я рассказывал о приемах охоты за картинами. Так вот, кое-что уже было в моей коллекции, кое-что я приобрел в последнее время. Словом, у меня имеется несколько полотен, которые могут очень заинтересовать Максима Леонидовича в случае, если он не захочет просто продать своего Дега. Я предложу ему взаимовыгодный обмен.

– Сделаете предложение, от которого он не сможет отказаться?

– Именно так. Надеюсь. Ну а если выяснится, что «Танцовщица» в других руках, я буду искать подходы к тому человеку. В общем, ваша основная цель – раздобыть для меня достоверную информацию. Как вы относитесь к такой задаче?

Я задумчиво теребила кончик носа. Дело было действительно весьма необычным. Здесь не подойдут мои наработанные годами шаблоны. Нужен совсем иной подход. Я пребывала в некоторой растерянности. Но до чего же тонким психологом оказался Завадский, как прав он, что привез меня в свой дом-музей и так подробно и эмоционально рассказал свою историю. Я погрузилась в атмосферу красоты и азарта, и мне уже не хотелось с ней расставаться. Если бы он кратко и сухо изложил суть дела где-нибудь в кафе или в машине, я бы, скорее всего, отказалась. У меня сейчас совсем не рабочее настроение и нет острой необходимости в заработке. Но теперь, поддавшись очарованию этой таинственной истории, так отличающейся от грубых тайн, с которыми мне обычно приходится сталкиваться… Черт побери, а я ведь соглашусь! И не только из-за щедрых посулов. Дело обещает быть интересным. Хотя, конечно, чего уж кривить душой перед самою собой – слова «магнат» и «столичный зубр» тоже оказали свое магическое действие. Я вздохнула, улыбнулась и ответила:

– Борис Дмитриевич, вы меня уговорили. Частному детективу не мешает пополнить свой жизненный опыт решением таких вот неординарных задач. Я согласна.

Завадский просиял:

– Чудесно! Вы не представляете себе, как я рад! Тогда давайте обсудим детали.

Завадский предложил мне следующее. В течение ближайших дней он займется моим образованием в сфере изящных искусств. Мне придется также понять и усвоить многие специфические тонкости собирательства, освоить профессиональный сленг, особенности общения в сфере коллекционеров и тому подобное. Словом, мне предстоит научиться мыслить как настоящий коллекционер, только тогда я смогу раздобыть верную информацию, ничего не напутать, не испортить все с первых шагов. Это и должно стать второй моей легендой, о которой я упоминала ранее. Кроме того, за время обучения мне необходимо навести справки об Алексееве и разработать план, как втереться в его доверие. «Я полагаю, что такой очаровательнице, как вы, это будет гораздо проще, нежели мне – его стареющему конкуренту», – с лукавой улыбкой произнес мой клиент.

Гонорар Борис Дмитриевич действительно предложил достойный. Он обязался оплачивать мне дни обучения и подготовки плана по моему обычному тарифу, дни выполнения операции – по двойному и еще назначил премию, если мне удастся узнать, где находится картина. Меня это вполне устраивало.

На прощание Завадский сообщил мне адрес особняка, который, по его «агентурным данным», приобрел Алексеев. Я пообещала завтра же отправиться на разведку и начать обдумывать план. Кроме того, мы договорились встретиться завтра вечером и начать мое просвещение. А если у меня появятся какие-то мысли относительно операции – обсудить их. Борис Дмитриевич должен сам оценивать и корректировать мои действия, поскольку я еще не вполне знакома с правилами игры в их кругу.