Текст книги "Огонь прекрасных глаз"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Зинаида Олеговна совсем смешалась и нервно покачала головой:

– Ну, что вы, что вы, я ничего не знаю, и как это вообще можно обсуждать… Извините, – и, взяв сотовый, она стремительно вышла из кабинета.

– Вас интересует, были ли у Ольги Федоровны поклонники, ведь так? – подала голос Маша.

Я посмотрела на нее. Если с первого взгляда она напомнила мне этакую кудрявую болонку, то теперь я усматривала в ней определенное сходство с воспитанницей института благородных девиц. Совсем молоденькая, семнадцати-восемнадцати лет, ни грамма косметики (да, впрочем, в ней и не было нужды, на ее лице играли свои, природные краски), миленькое платьице в рюшах и оборках. Небольшой вырез целомудренно прикрывал зону декольте. Совсем нетипичный представитель многочисленной армии секретарш. А с другой стороны, зачем ей боевой раскрас при отсутствии босса-мужчины? У них здесь вообще женское царство. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что и на должности охранника – тоже женщина. Затем я мысленно представила, как бы выглядела девушка, если бы размалевала себя как следует. Вся из себя такая раскрашенная-разукрашенная… В принципе тоже была бы ничего.

– …ну так вот, – продолжала Маша, – Зинаида Олеговна вам не случайно ничего не сказала! Дело в том, что Ольга Федоровна, как говорится, увела любовника ее подруги, Оксаны Леонидовны Круглыхиной. Точнее сказать, сам Михаил Константинович бросил Оксану ради Ольги Федоровны..

– Можете описать ее внешность?

– Ну, она примерно одних лет с Зинаидой Олеговной, повыше и постройнее ее, блондинка, хотя одно время была рыжей. Довольно симпатичное лицо. Правда, родинка под левым глазом портит впечатление. Я на ее месте давно бы от нее избавилась. Вот и Михаила Константиновича она, наверное, начала раздражать, – высказала свое предположение относительно разрыва бывшей пары Маша. – А это – адрес армянской фирмы и гостиницы, где останавливалась Ольга Федоровна, как вы просили. – Она протянула мне листок.

Я поблагодарила девушку, попрощалась с ней и вышла. Прошла через приемную, где меня так приветили, открыла дверь в коридор. В его глубине я увидела стоявшую ко мне спиной Зинаиду Олеговну. Чтобы меня не заметили, я прижалась к стене и почти слилась с ней, услышав ее торопливо сказанные слова:

– Оксанка, наконец-то я до тебя дозвонилась! Слушай внимательно! У меня сейчас сидит частный детектив, скорее всего, она что-то подозревает, спросила про исчезнувший листок из ежедневника… Как – что?! Там же инициалы твоего бывшего и время их свидания, с которого она не вернулась! Ах, тебе уже все равно? Ну, как знаешь, разбирайся сама… А я-то для тебя старалась, листок вырвала…

Я бесшумно отделилась от стены, открыла служебную дверь и покинула магазин. Потом добралась до своей «девятки», села, закурила. Это что же получается? Инициалы М. К., как сказала Зинаида Олеговна, совпадают с первыми буквами имени-отчества бывшего любовника Оксаны – Михаила Константиновича. Еще коммерческий директор утверждала, что именно в тот день и час Михаил Константинович встречался с Ольгой. И получается, что… Я еще раз прослушала запись на диктофоне, сделанную мной на лестничной клетке в доме Ольги… В общем, мне надо отыскать эту самую Оксану Леонидовну Круглыхину, а через нее – и Михаила Константиновича… Аникина или Алифанова. Или еще какого-нибудь, с фамилией, начинающейся на букву «А». А посему мой путь лежал в адресный стол.

В адресном столе мне выдали целых семь адресов с интересующим меня именем, отчеством и фамилией. Два из них я сразу же отбросила, потому что в первом случае Оксана Леонидовна была слишком юной особой, а во втором – пожилой женщиной, чуть ли не ровесницей века. Остальные Оксаны жили кто где, то есть в разных районах Тарасова. Я решила начать с более отдаленного и поехала в Ульяновский район. Опять пробки, пробки, пробки.. Теперь уже не только из-за «невероятного количества автотранспортных средств», выражаясь языком СМИ, но и из-за ремонта дорог. У меня вообще сложилось впечатление, что в Тарасове идет перманентный ремонт всего, что только можно ремонтировать: дорог, домов, канализационных труб. Все перекопано, огорожено-загорожено.

Наконец я добралась до нужного мне адреса. Припарковалась во дворе и, выйдя из машины, поставила ее на сигнализацию. Поднимаясь по ступенькам довольно обшарпанной пятиэтажки, я подумала, с какой «легендой» мне лучше всего заявиться. Так ничего путного и не придумав, я нажала на кнопку звонка, решив импровизировать по ходу дела. К двери долго не подходили, и я снова позвонила. На этот раз послышалось какое-то движение. Дверь распахнулась, на пороге показалась женщина со свернутым в виде чалмы полотенцем на голове и в банном махровом халате. Я взглянула на ее лицо. О черт! Оно было покрыто косметической маской зеленого цвета. Единственный опознавательный знак был скрыт, хотя по возрасту и по фигуре женщина вроде бы подходила.

– Статистический опрос, – заявила я с ходу. – Не согласитесь ли вы ответить всего на несколько вопросов? Это займет совсем немного времени.

– Ну, если это ненадолго, – протянула женщина, – а то мне скоро маску снимать.

«Как хорошо, – подумала я, – что скоро! Можно будет произвести идентификацию».

– Проходите, – пригласила женщина, – и извините меня за мой вид.

– Ну, что вы, что вы… Спасибо вам за то, что согласились.

Я прошла в комнату, села в предложенное хозяйкой кресло. Надо было приступать к опросу. С чего начать-то? Тут я вспомнила, что моя школьная подруга Верка не так давно стала дистрибьютором одной из сетевых компаний. Целыми днями она носилась по городу, раздавая визитки и листовки, а вечерами обзванивала приятелей и знакомых, их знакомых и так далее, по кругу. Она с жаром убеждала, что только в сфере сетевого маркетинга и можно достичь финансового благополучия, так сказать, «подняться». Возможно, теоретически все так и есть. Верка с упоением рисовала мне схемы «роста бизнеса, когда каждый дистрибьютор за месяц приглашает в бизнес только одного человека». На бумаге выходили приличные суммы. Один раз она даже затащила меня на презентацию. Там тоже все выглядело более чем. Правда, на мой вопрос: «Когда пригласишь на яхту или на Лазурный Берег?», Верка уклончиво, но тем не менее бодро отвечала, что скоро у нее будет все, чего только душа пожелает. Однако я что-то сомневалась в этом. В доказательство правоты моих сомнений Веркин прикид не обновлялся уже в течение весьма продолжительного времени. По мне, так лучше получать пусть и не такие заоблачные суммы, но зато регулярно, а не зависеть от того, согласится ли Марь Петровна или Нина Иванна «подписаться» (то есть подписать контракт) и также рекрутироваться в ряды сетевых агентов. К тому же ни в чем нельзя быть уверенной в стране, где половина населения «впаривает» другой половине все что ни попадя: косметику, биологически активные добавки, медицинские приборы, очистительные фильтры и так далее.

Но надо было начинать свой «соцопрос»: женщина выжидающе смотрела на меня.

– Э… – Я вспомнила Веркины рассказы, достала блокнот и ручку и начала: – Скажите, вас удовлетворяет качество питьевой воды в Тарасове?

– А… Не очень.

– Какую воду вы употребляете? Бутилированную, фильтрованную, родниковую, из водопровода?

– Фильтрованную.

– Скажите, вас интересует информация о…

– Ой, девушка, простите, мне маску пора снимать, а то кожа растянется. – С этими словами женщина скрылась за одной из дверей.

Вот и славненько! Через пару минут наступит долгожданный момент «икс», и я наконец увижу – или не увижу – ту самую родинку. Родинку я так и не увидела. Ну, что же, по крайней мере, один адрес уже отработан, осталось всего четыре. Я быстренько завершила «опрос», решив при случае подкинуть Верке адресок, потому что женщина, похоже, заинтересовалась информацией о влиянии воды на здоровье человека и о новом способе ее улучшения.

Итак, снова в путь-дорогу! Из оставшихся адресов я выбрала находящийся в центре, недалеко от моего дома: уже смеркалось, и я решила, что обход, вернее, объезд следующих адресов я продолжу завтра, если не повезет сегодня. Но мне повезло. «Тайзеровскую» дверь открыла женщина, внешне похожая на ту, что описала мне секретарь Маша. И главное, родинка присутствовала. Под левым глазом. И она вовсе не портила женщину, наоборот… придавала ей некоторую пикантность.

– Вам кого? – спросила женщина. Я сразу узнала этот слегка глуховатый голос, который слышала в тамбуре у Ольги.

– Мне нужна Оксана Леонидовна Круглыхина.

– Это я. А вы кто?

– А я – частный детектив, расследую убийство генерального директора магазина модной одежды, Ольги Федоровны Ермаковой. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

Женщина тяжело вздохнула:

– Вам же все известно…

– Можно, я войду?

– Проходите, что уж тут…

Как-то она ведет себя… Слишком покладисто, что ли? Неужели сейчас признается в содеянном? Или не сознается? Оказавшись в комнате, я включила диктофон, дала ей прослушать запись разговора.

– Что вы можете сказать, Оксана Леонидовна?

Она немного помолчала.

– Вы знаете, мне нелегко признаться…

Ну, наконец-то!

– … в том, что Миша оставил меня ради Оли. Но я не желала ее смерти, поверьте! А что касается моего алиби, так у меня в тот день умер отец, я все время была в больнице, – закончила она почти шепотом.

Я записала номер больницы – потом проверю. Хотя что проверять, ведь Ольга была с мужчиной. Ладно, разберемся.

– А где и кем работает ваш бывший друг?

– Михаил? Он – хирург во Второй клинической больнице. Хирург-кардиолог, Аверин Михаил Константинович.

– Фотография его у вас, конечно, имеется?

Оксана молча вытащила из альбома снимок и также молча протянула его мне. Нет, что-то не похож он на фоторобот! Брови не те, волосы какие-то реденькие и прилизанные. Надо будет показать фото официантке Свете.

– После окончания расследования фотографию я вам верну.

– Послушайте, – обратилась ко мне Оксана, – ведь вы же не подозреваете Мишу?

Я уклонилась от ответа, мило улыбнувшись, что можно было понять как угодно. Подозревать всех – это первое правило любого начинающегося расследования. По мере прояснения различных обстоятельств и выяснения возможных мотивов ненужные фигуранты отпадают сами собой. Но проверять-то все равно приходится всех!

– Но Миша никак не мог… Это просто абсурд!

– Вы только что прослушали запись вашего с ним разговора. И, помнится, именно вы и предположили этот самый абсурд, – пожала я плечами.

– Да это я так… Ну, отчасти в сердцах, что ли. Чувства оставленной женщины во мне заговорили, понимаете? И еще Миша масла в огонь подлил, сказав, что я теперь должна быть довольна! Да чему тут радоваться-то? То, что он не вернется ко мне, это – факт. Возможно, он прав, в одну и ту же реку дважды не войти. На Олю я сначала сильно злилась, но потом поняла, что, по большому счету, она здесь ни при чем: не она увела Мишу. Наоборот, это была его инициатива! Он ухаживал за ней, красиво ухаживал, как когда-то за мной. И еще, мне стало известно, что незадолго до своей гибели Оля сказала ему, что встречаться больше нет смысла, потому что она не испытывает к нему тех чувств, на которые он рассчитывает… А на те мои слова не обращайте внимания, – сказала она, немного помолчав, – Миша не из тех, кто будет сводить счеты с любимым человеком. Уж я-то знаю!

«Проверим», – подумала я. Попрощавшись с Оксаной, я поехала домой.

По пути, как и намеревалась, заехала в супермаркет, затарилась и приехала в свою обитель, когда уже совсем стемнело. Только дома я почувствовала, как дико устала. Даже есть не хотелось, хотя последний раз я что-то перехватила на бегу еще днем. Ладно, сейчас под душ, потом сунуть в рот чего-нибудь пожевать и спать. Обо всем остальном я, как Скарлетт, подумаю завтра.

Глава 3

Утром мне опять пришлось уговаривать себя встать с постели. Казалось бы, пора уже и привыкнуть, все-таки я не в отпуске, когда можно позволить себе проваляться полдня. Одно радовало: за ночь я успела восстановить силы, а посему следовало приниматься за работу. Приняв душ, я направилась в кухню. Раскрыла упаковку тостов, несколько штук намазала абрикосовым джемом. Налила воду в джезву и поставила ее на огонь. Потом подумала, вынула из упаковки еще пару тостов, нарезала сыр и все это отправила в микроволновку. Вскоре я уже пила обжигающий напиток и поглощала один за другим бутерброды. Завтрак я завершила большим спелым бананом.

Ну-с, вперед! Несмотря на заверения Оксаны, что Михаил никак не мог бы лишить жизни любимую женщину, я должна была лично в этом убедиться. Поэтому, как я и решила еще вчера, пунктом первым в моей сегодняшней программе была встреча с официанткой Светой. Но она не состоялась: Света уже со вчерашнего дня была в отпуске и выехала из Тарасова. Поскольку не сработал план «А», автоматически вступил в действие план «Б»: я поехала во Вторую клиническую больницу, где работал кардиохирург Михаил Константинович.

Я подъехала к клинике, припарковалась и вошла на территорию. В кардиологию вело несколько дверей. За первой был небольшой коридор, размером с вагонный тамбур. Вторая дверь была с большим матовым стеклом. Я открыла застекленную дверь и оказалась в просторном светлом холле, в противоположных углах которого стояли столы, огороженные невысокими барьерами. Посередине находился низкий квадратный столик, на котором высилась декоративная ваза с искусственными цветами, а возле столика стояли два больших кресла. Все остальное место занимали стулья и банкетки, на которых сидели люди. Некоторым места не хватило. Я спросила у ближе всех оказавшейся ко мне женщины, на вид лет шестидесяти – шестидесяти пяти, что это за очередь.

– Это, дочка, запись на консультацию к хирургу.

– К какому хирургу? – решила уточнить я.

– А вот который по сердцу. На сердце он разные операции делает. Фамилия его… А… Аверин. Вот, вспомнила.

– Кто последний на запись?

– А иди вон в тот конец.

Я пошла в указанный мне дальний угол, где нужно было занимать очередь, но «последнего» я нашла далеко не сразу. Мне пришлось еще раз пересечь холл. Ориентируясь на наводки типа, «за мной занимали, но отошли», «держитесь пока за мной», я наконец-то отыскала крайнюю. Ей оказалась седовласая женщина.

– Скажите, – поинтересовалась я у нее, – неужели столько народу, и все к Аверину?

– Да, – ответила женщина. – Он – очень хороший специалист, поэтому попасть к нему нелегко. Я приехала сюда с Дачных, аж к шести утра, но не уверена, что попаду на консультацию раньше, чем через полмесяца.

«С ума сойти! – подумала я. – Интересно, а те, кто рассчитывает пробиться к Аверину в ближайшеее будущее, должны вообще занимать очередь с ночи?» Меня такой расклад, понятное дело, не устраивал. Ну, да ничего, придумаем что-нибудь. Очередь монотонно гудела. Периодически кто-то вставал со стула или с банкетки или просто отделялся от стены и пересаживался на стул, стоявший около столика с барьером, за которым регистраторша вела запись. Постепенно очередь начала рассасываться. Я села на освободившийся стул. Моими соседками оказались молодая девушка с распущенными черными волосами и челкой, закрывавшей пол-лица, и та самая женщина, за которой я заняла очередь. Невольно я прислушивалась к разговорам пациентов.

– А мне вот недавно внучка звонит из Краснодара. «Бабуля, – говорит, – мне собираются делать операцию, варикоз у меня». А ей всего двадцать три года! Вот так!

– Ах, ох, – заохали женщины, сидевшие рядом, – такая молодая, откуда же?

– Дык, откуда? – подала голос старушка в белом платочке, сжимавшая палку в морщинистых сухих ладонях. – А это… как ее… екология? Вот как начал работать поселок энтот… Плоскогорный, так тараканы-то все и перевелись! Подохли, значит. А люди, значит, живут и болячками-то маются. А ты говоришь – отколь!

Очередь заметно поредела. Дверь, ведущая в коридор, открылась, и в проеме показалась уборщица с ведром и шваброй. Она как-то неодобрительно взглянула на народ.

– Расселись тута… Мне убираться надо. – Женщина, ставя ведро, выронила швабру, и та упала, задев колено черноволосой девушки. Та ойкнула:

– Баушка, ну, что же ты по коленкам-то бьешь? Не казенные ведь!

Уборщица молча сняла тряпку со швабры, прополоскала ее в ведре, выжала воду и так же невозмутимо надела тряпку на швабру.

– Гляди, чаво… Коленки ейные задела, – наконец снизошла она до ответа.

Регистраторша оторвалась от журнала и с укором заметила:

– Баб Нина, ты чего такая сердитая с утра?

– Ништо, – поджав губы, ответила та. – Она, бесстыжая, вон их как заголила, коленки-то свои!

– Баб Нина, ну, что же теперь, тряпкой хлестать людей за это? И потом, мода сейчас такая.

– Мода у ей… – продолжала ворчать уборщица. – Одно бесстыдство! Вот мы, бывало…

Ну все, сейчас она начнет рассказывать, каким целомудренным и «правильным» было ее поколение, не то что «энти», теперешние. Я пересела на освободившийся стул, чтобы оказаться подальше от ворчливой бабки. Здесь у меня появилось новое окружение. Мужчина с начинающими седеть волосами рассказывал, как с ним случился инфаркт:

– Сижу я, значит, смотрю «Новости» по телевизору. Вдруг ка-ак схватит с левой стороны! Руки-ноги отнимаются, перед глазами все плывет… Кое-как дотянул до стола, нашел нитроглицерин. Посидел минут пятнадцать-двадцать, понемногу стало отпускать. Потом «Скорую» вызвал… А первый инфаркт я на ногах перетаскал. Прихожу к себе в поликлинику, говорю терапевту: «Дайте направление на электрокардиограмму, чувствую, с сердцем у меня что-то не то». А врач: «Да давай полное обследование сделаем, кровь сдашь на сахар, специалистов разных, эндокринолога пройдешь». На ЭКГ пошел записываться – там очередь на две недели вперед, вон сколько времени потерял. Стали наконец делать электрокардиограмму, а врач как закричит: «Да тут инфаркт!» И сразу все забегали, меня прямо из поликлиники в больницу и повезли, домой не отпустили. Ну, я же чувствовал, что что-то у меня не так с сердцем. Да… А выписали из больницы – опять в поликлинику, за лекарствами. Врач навыписывала целую кучу рецептов, каждый на несусветную сумму. Я ей говорю: «Откуда ж у меня такие деньги?» А она мне прямо так: «Захочешь жить – купишь!»

– Да они только бумажки свои пишут, а до больных им и дела нет, – поддержал разговор другой мужчина, примерно одних лет с первым. – Все ходють, ходють по коридорам, по поликлинике-то взад-вперед, из кабинета в кабинет, вот просто пачками слоняются, ей-богу…

Ой-ей-ей! Просто триллер какой-то, со злодеями-врачами в главных ролях! Хотя сама я тоже не жалую медицинские учреждения. На меня больничная обстановка всегда навевает тоску: эти вечно продавленные сетки кроватей, какой-то грязно-зеленый цвет стен, а уж состояние туалетов даже в самом кошмарном сне никому не приснится. Поэтому я старалась справляться с болячками своими силами. Моя домашняя аптечка под завязку была забита баночками со свинцовой примочкой от синяков. Иногда, правда, мне не удавалось обойтись подобными средствами. Это когда я получала сотрясение или зарабатывала перелом какой-нибудь… Но и в этих случаях я умудрялась распрощаться с больничными условиями раньше положенного срока. Просто писала расписку, что отказываюсь от дальнейшей госпитализации, и зализывала раны уже дома.

Однако что-то очередь застопорилась. Я посмотрела в сторону регистрационного стола. Сейчас на запись сидел щуплый старичок лет восьмидесяти, а может, и больше. С белой как лунь головой, с орденами и медалями на пиджаке. Старичок плохо слышал и, очевидно, так же плохо воспринимал вопросы регистраторши.

– Дедушка, вы один или с провожатыми?

– Как? Какими такими вожатыми? Вожатые, дочка, в пионерлагере были, да! Я-то беспризорником рос, а вот дети мои, те кажное лето в пионерлагерь, да… А вот таперича…

– Дедушка! – взмолилась регистраторша. – Говорите по делу, не отвлекайтесь!

В это время в холл вошла совсем юная девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. Широко распахнутые голубые глаза, наивная мордашка, рюкзачок за плечами, с прицепленной мягкой игрушкой. Она разговаривала по мобильнику, перекатывая во рту жевательную резинку.

– Ты прикинь, Ксюха, я тут с дедом счас… То есть не с дедом, а с прадедом… да я его тоже дедом зову, а то как-то не в жилу говорить там типа: «Прадед, доброе утро»… Ой, он у меня такой чумовой! Прикинь, собрался батарейку в сердце вставлять, этот, кардио… стимулятор, короче… Ксюх, я те потом наберу, а то тут движуха конкретная пошла, деда уже записывают, да… Чао!

Девочка подошла к деду-прадеду, с ее слов регистраторша записала необходимые данные. Слава богу, скоро и моя очередь! А то у меня уже голова начала идти кругом. Ни сосредоточиться, ни покурить. Причем у меня один процесс обычно плавно перетекает в другой. Пока я курю, я расслабляюсь, а в этом состоянии легче размышлять.

Я все-таки решила выйти покурить. Но не успела я открыть дверь в тамбур, как она рывком распахнулась, и в холл вошел парень в довольно грязном и помятом белом халате. Походкой, напоминавшей поступь, он приблизился к столу регистраторши. Странно, спиртным от него не пахло. Но раскоординированность движений наводила на мысль о наркотическом опьянении. Да и его внешний вид – лихорадочный блеск в глазах, двухдневная щетина на лице с нездоровым румянцем – говорил сами за себя.

– Теть Валя, – обратился он к регистраторше, – выдь на минутку!

– Антон, ты что тут делаешь? Сегодня ведь не твоя смена, иди-ка лучше домой.

– Теть Валя, ну, выдь, очень надо, – кажется, парня начинало трясти.

– Антон, у меня люди, я занята сейчас, не видишь, что ли?

– Ну, теть Валь… – продолжал свое парень.

– Вот ведь привязался, тьфу! – в сердцах сказала тетя Валя и встала из-за стола. – Ну, чего тебе?

Я хотела предупредить регистраторшу, чтобы она оставалась на месте. Но дальнейшие события закрутились, как в калейдоскопе. Тетя Валя подошла к парню, а тот вдруг, приставив к ее горлу нож, вытащенный им из кармана халата, потащил ее к ближайшему к ним выходу. Очередь завизжала, заголосила… Я стрелой пересекла холл, ринулась в ту же дверь и тут же лоб в лоб столкнулась еще с одним медицинским работником – женщиной в белом халате.

– Куда парень потащил тетю Валю?! – почти закричала я.

– Какой парень? – недоуменно спросила она. – Я никого сейчас не видела.

– Антон, Антон, куда он ее мог увести? Он угрожал ей ножом!

– Ах, Антон, наркоман чертов! Тюрьма по нему плачет и…

– Быстрее, пожалуйста! Где у вас хранятся наркотические препараты? – У меня не было времени разъяснять ей, что по Антону плачет не тюрьма, а прежде всего – специализированное медицинское учреждение. Ну, а тюрьма – уже потом, учитывая то, что он угрожал женщине ножом.

– Идите за мной, – сказала медработник.

Но в этот момент на меня сзади кто-то налетел. Я обернулась и увидела старушку, которая судорожно вцепилась в меня и пронзительно заверещала:

– Украл, как есть украл, всю пенсию вытащил, убивец проклятый!

– Бабушка, не кричите, объясните спокойно, что у вас случилось? – Мне только не хватало этой разборки с невесть откуда взявшейся пенсионеркой!

– Какое там спокойно! Мне теперя хоть в могилу живой ложися, ни копеечки нет! – Она начала всхлипывать. – Этот, в белом халате, который счас здеся прошел! Я ненароком отвернулась, а он все вокруг меня терся-терся, потом глянула – батюшки-светы!..

– Бабушка, я сейчас поймаю вора и верну вам вашу пенсию, только отпустите меня!

– Беги, дочка, беги за им, ох, душегуб…

Мы наконец-то двинулись по коридору – прямо, потом свернули направо, затем прошли еще несколько метров и наконец остановились перед закрытой дверью.

– Здесь? – уточнила я.

– Здесь, – утверждительно кивнула головой моя спутница.

Я прислушалась. За дверью было тихо. Ни криков, ни шума борьбы. Я почти шепотом спросила женщину:

– Дверь двойная или одинарная? Можно подобраться сюда с улицы?

Женщина, кажется, не услышала моих вопросов. Она всхлипнула и запричитала:

– Господи, что ж он с Валей-то сделал, ирод проклятый! Ведь говорила же: «Гнать его надо в шею!» Как же, санитаров не хватает! Да был бы еще санитар как санитар, а то…

Я перебила ее:

– Пожалуйста, не шумите, говорите тише! Он не должен знать, что у двери кто-то есть. Так есть возможность проникнуть сюда с улицы? – повторила я свой вопрос.

– Если только через окно, – неуверенно ответила она.

– А что, на окне нет решетки? – удивилась я.

– Нет… Кажется… Ой, я не помню! Ой, как же там Валюшка-то с этим, – опять заныла она.

– Идемте на улицу! Покажите мне окно в эту комнату.

Она с сомнением посмотрела на меня, но на этот раз промолчала. Мы обошли почти все здание и подошли к нужному окну. Я заглянула внутрь: там никого не было, вернее, ничего не было видно. Да, здорово получается! Кабинет, в котором хранятся сильнодействующие медицинские препараты, элементарно не защищен. Бери – не хочу!

– Там что же, еще одна дверь имеется? – спросила я женщину.

Не могли же Антон с заложницей провалиться сквозь землю? А может, он вообще не туда ее потащил? Кто знает, что на уме у наркомана? Ладно, надо попытаться проникнуть внутрь.

– Есть вторая дверь или нет?

Женщина, похоже, впала в ступор.

– Да, – едва выдавила она из себя.

Сначала я хотела разбить стекло, но потом решила не привлекать к себе чье-то внимание. Я подергала за ручку рамы, она неожиданно легко подалась. Это что же получается – рама даже на шпингалет не закрыта?

– У вас такой открытый доступ во все кабинеты? – не удержавшись, спросила я.

– Да нет, что вы! Просто в этой комнате кое-что оставили на временное хранение, никто и не знал… А так у нас все окна зарешечены.

Я обвела взглядом все остальные окна: действительно, решетки на них имелись. Однако сейчас эта беспечность руководства больницы была мне на руку. Я осторожно распахнула створку, опустила на подоконник свою сумку и полезла сама. Внутри было тихо и темно. Дневной свет скрадывали тяжелые шторы, наличие которых в этом учреждении вызвало у меня недоумение: они были бы уместны в чьей-либо гостиной, спальне, в общем, в жилом доме. Тем более что сейчас в присутственных местах, включая и медицинские, наблюдалось господство жалюзи – самых разнообразных расцветок и фактур.

Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что почти все пространство от окна до противоположной стены было заставлено какими-то коробками. Я медленно пробиралась между ними, ступая на свободные участки пола. Наконец я добралась до двери и тихо приоткрыла ее. В кабинете горел дневной свет. У окна, привязанная к стулу и с грязной тряпкой во рту, сидела тетя Валя, чуть поодаль у стеклянного шкафчика копошился санитар. Я чуть шире раскрыла дверь, и тетя Валя, видимо, увидев меня, издала мычащий звук. Антон обернулся. Я, уже не таясь, шагнула в комнату. В это время он, схватив какую-то коробку, распахнул дверь, выбежал наружу и с силой захлопнул ее.

– Стой! – закричала я ему вдогонку. Потом бросила взгляд на регистраторшу: на первый взгляд она была вроде бы в порядке. Я решила, что еще какое-то время она может посидеть связанная и с кляпом во рту. Важнее сейчас было остановить санитара с ножом. Я дернула за ручку двери. Она не поддалась. Тогда я вытащила из сумки отмычки и быстро открыла ее. Выбежав из кабинета, в конце коридора я увидела спину удалявшегося Антона. Я бросилась за ним. Но тут путь мне преградила каталка, на которой под капельницей лежал больной. Я было бросилась наперерез, но медсестра, шедшая рядом с каталкой, закричала:

– Девушка, ну, куда же вы?! Не видите, человека на операцию везут! Нельзя, что ли, подождать?

Нет, сегодня был день, явно неблагоприятный для эффективной погони (бывают же неблагоприятные по геомагнитной обстановке дни). Постоянно кто-то меня тормозит! Сразу же за каталкой прогромыхала тележка, развозящая, судя по ароматом, обед.

– Антона не видели? – спросила я у пожилого санитара, везшего тележку.

– Кажись, туда он побег, – взмахом руки он указал на дверь в конце коридора с надписью «Служебный вход».

Я выбежала и оказалась в больничном дворе. Двор был небольшой, обнесенный невысоким забором. Я огляделась: несколько раскидистых деревьев, какое-то низенькое шаткое строение, напоминавшее сарай, непонятно какого назначения. Где же Антон? Неужели он перелез через забор? Тогда – ищи ветра в поле! Да нет, он должен быть где-то здесь, поблизости. У парня определенно начиналась ломка, его всего трясло, я это видела еще в холле. Поэтому… Из-за сарая послышался шорох, краем глаза я уловила какое-то движение. Так и есть! С коробкой под мышкой и с ножом в руке Антон, увидев меня, побежал к забору.

– Брось нож! – крикнула я.

Он обернулся и метнул нож, но я успела увернуться.

– Да не в меня, придурок! На землю надо было бросать!

Антон заметался по двору, ища, куда бы скрыться. Наконец, поняв, что никуда ему от меня не деться, он со злости швырнул в меня стеклянную бутылку из-под минералки, валявшуюся неподалеку. Бутылка пролетела мимо. Теперь разозлилась уже я. Я подбежала к нему, схватила его за плечи, и он выронил коробку. По земле звонким дождем застучали рассыпанные ампулы. Я заломила ему руки, достала наручники и, зафиксировав одним кольцом руку наркомана, другое закрепила вокруг металлического штыря, как нельзя кстати торчавшего из ограды. Потом я вспомнила про обокраденную бабульку, пошарила у Антона в карманах и выудила старое потертое портмоне. Все, теперь можно возвращаться. Расколотые ампулы подберут, и заведующей не надо будет оправдываться за исчезнувшее лекарство.

Я вернулась в холл и отдала старушке ее пропажу.

– Ой, дочка, спасибо тебе агромадное, вовек тебя не забуду! – Старушка была на седьмом небе от счастья.

Народу в холле уже почти совсем не осталось. На месте тети Вали сидела другая женщина. Я присела на стул напротив нее.

– Фамилия, имя, отчество, – не глядя на меня, сказала она.

– Понимаете, я хочу записать на консультацию к Михаилу Константиновичу свою тетю. И желательно, в самое ближайшее время. Скажем… на завтра можно?

– Девушка, да вы что, с луны свалились? Тут запись идет на месяц вперед, а вы – «завтра»! – Она полистала журнал: – Могу записать вас только на следующую неделю. На ваше счастье, осталось еще одно время.

– А на этой неделе никак нельзя? Понимаете, случай не терпит отлагательств.

– Девушка! – Похоже, регистраторша уже начала терять терпение. – Все время доктора занято, кроме вторника, а это – операционный день. Понимаете или нет?

– А во вторник, после операции, никак нельзя? – Я продолжала гнуть свою линию.

– Господи! Ну, что же за народ такой пошел! Хирурги ведь тоже не железные. Вот, смотрите сюда: в прошлый вторник, пятнадцатого сентября, Михаил Константинович как вошел в операционную в десять тридцать, так в четыре часа дня из нее и вышел. Пять с половиной часов на ногах! Куда уж еще…