Текст книги "Криминальный кураж"
Автор книги: Марина Серова
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
В домике нас ожидала забавная картина. Светка с независимым видом сидела на подоконнике, смоля тонкую сигарету. Мародерский смущенно стирал со щеки помаду цвета фуксии – Галиного оттенка, между прочим. А пунцово-красный Сидоренко, тип достаточно стеснительный, меланхолично жевал веточку укропа.
– Стоит на пять минут выйти… – поймав мой взгляд, философски хмыкнула Анастасия, – и тут начнется…
– Это точно, – рассмеялась я. Мы переглянулись с видом заговорщиц и уселись к столу.
– Ну и что мы сидим? – задумчиво поинтересовалась Астраханцева. – Мужчины, где наши горячительные напитки?
– Почему девушки должны изнывать от жажды? – подключилась я.
– Да-да, Герман, Иван, ну что же вы!
Парни тут же засуетились, разливая вино по стаканам. Светка подхватила свой и Андрея и понеслась к нему, устремляясь на аромат жарящегося мяса, словно пчелка на мед.
Вернулась она, когда мы выпили свое вино, обставив свое появление торжественно. Кокетливо покачивая бедрами, она трепетно несла в вытянутых руках блюдо с насаженными на шампуры кусочками мяса, кружками лука и помидоров.
– Первая партия, угощайтесь, гости дорогие! – провозгласила она, а мы поспешно освободили центр стола. – Хозяин заявил, что не вернется, пока не пожарит все! – добавила Светлана, плюхаясь на стул и залпом выпивая бокал томатного сока.
Мы к этому заявлению отнеслись на удивление философски. В самом деле, зачем нам хозяин, когда есть все, что душе угодно: салаты, вино, а теперь еще и дымящееся, с поджаристой корочкой мясо. А из недр холодильника при помощи ловких рук супругов Лавкиных появились запотевшие бутылки водки, которые они водрузили вокруг блюда с шашлыком, как стражей, охраняющих крепость.
Водку разлили по стаканам, и мы выпили, причем после первой рюмки я ощутила в голове тонкий звон, словно кто-то сдвинул хрустальные бокалы. Мародерский начал мне интенсивно подмигивать. Бандана сбилась с головы Астраханцевой, и ее каштановые вьющиеся волосы, оказавшись на свободе, обхватили плечи женщины. Гала Лавкина отчаянно строила глазки Герману Мародерскому, кокетливо прикрыв губки стаканом с апельсиновым соком. Саша, Лавкин-супруг, попеременно заигрывал то со мной, то с Анастасией. Меланхоличный Сидоренко откинулся на спинку стула и задумчиво жевал шашлык.
Светка курила, сидя у окна в привычной позе, задумчиво взирала на полянку, уставленную машинами.
Время текло неспешной рекой, стало темнеть, и мы включили свет. Попеременно покидали комнату, потом возвращались. Казалось, так и будет длиться вечно – мирное распитие алкогольных напитков, поедание сочного шашлыка с хрустящей корочкой, стрекот мелких дождевых капель по крыше. Вечно – или пока мы не решим разъехаться по домам.
Я завела с Германом Мародерским интеллектуальную беседу, стараясь не утонуть в его золотистых глазах и периодически напоминая себе, что он – мужчина Астраханцевой, которая мне глубоко симпатична. Поэтому приходилось с сожалением пресекать попытки обаятельного Германа водрузить руку мне на колено или на плечи.
Мне было хорошо – сыто, уютно, забавно, и я, честно говоря, мало что замечала вокруг. И совершенно игнорировала несчастного Сидоренко, который долго сидел за столом с обиженным видом и иногда посматривал на меня, воображая, что его взгляды убийственны. Я даже не заметила, когда он вышел. И вдруг Ванька влетел в комнату вместе с потоком влажно-холодного воздуха, резко распахнув дверь, ведущую на задний дворик.
– Там… там… кровь! – лепетал Сидоренко, планомерно белея от кончика носа выше и ниже. И на щеках четко проявилась россыпь веснушек, словно кто-то озорно брызнул краской из баллончика.
– Ванечка, так пить нельзя! – шутливо посетовала я, с неохотой отрывая взгляд от чувственных губ Германа.
– Бэлый, бэлый, савсэм гарачий! – мастерски скопировал фразу из гайдаевской комедии Мародерский, и глаза его вновь полыхнули янтарным огнем.
– Ему больше не наливать! – в один голос воскликнули Лавкины.
И тут я удосужилась опустить глаза на некрашеный пол. Буроватые пятна на нем сказали все значительно яснее, чем слова Ваньки. Разбавленные дождем, они стекали с ботинок Сидоренко. И руки его тоже были заляпаны красным, будто Ванька по недомыслию окунул руки в кетчуп. Или в кровь…
– Сядь, выпей, – приказала я, вскочив и чуть не силой усадив приятеля на стул. Налила ему полстакана водки, не дожидаясь помощи мужского пола. Сунула в руку маринованный огурец. Сидоренко покорно выпил, отдышался, хрустнул огурчиком. На меня все смотрели как-то странно. Будто на сумасшедшую.
– Теперь рассказывай, что ты увидел, – властно потребовала я.
– Так, не наливать уже двоим, – пьяно хихикнула Гала. – Что-то у нас массовое сумасшествие.
– Вроде бы и закуски много, – поддержал «прекрасную половину» Сашка, заговорщицки глядя на меня, словно одолжил мне пару сотен баксов и теперь намекает на их возвращение древним, истинно женским способом.
– Нет, подождите, – взмахнула узкой холеной рукой Анастасия и коснулась пальцами моего локтя. – В самом деле, что случилось?
Ее слова подействовали на гостей не хуже холодного душа, и все в ожидании уставились на Сидоренко. Тот похлопал голубыми глазами, потихоньку принимая нормальную окраску, провел рукой по волосам, закурил и сбросил столбик пепла в освободившуюся салатницу с остатками майонеза и перышками лука на стенках. После чего заговорил, вспомнив о том, что он ученый и к жизни должен относиться соответственно:
– Случилось что-то страшное. На заднем дворе лежит Пират… вокруг него лужа крови. И… короче, Андрея нигде нет. А рядом топор весь в крови. Шашлыки уже в угли превратились. Вот и все.
Да, действительно, вот и все. И если это не бредовая фантазия одурманенного алкоголем Ваньки, то вечеринка принимает чересчур зловещий оборот. В духе так почитаемого современностью Стивена Кинга.
– Сегодня первое апреля? – как-то жалобно и тускло обратилась к собравшимся Галина. Даже волосы ее неожиданно потускнели.
– Таким шуткам не время и не место! – рявкнул Мародерский, в янтарных глазах которого отразилось ужасное предположение. А я поднялась, стремясь помешать разрастанию всеобщего маразма, и вышла на задний двор.
Собака и впрямь лежала в луже крови. И при взгляде на нее становилось плохо, а шашлыку явно захотелось выпрыгнуть из желудка. Но я достаточно насмотрелась подобных зрелищ за время работы частным детективом и теперь сумела удержать себя в руках, а шашлык в желудке. На это, правда, потребовалось немалое усилие воли. Я сразу же протрезвела, звон в голове, как и дурман от общества Мародерского, разом улетучились. Топор в кровавой лужице выглядел… не сказать чтобы страшно, скорее, как-то странно. Бедняга Пират лежал рядом, уже окостеневший. Его недавно подвижное тело замерло навечно, приняв до странности угодливую позу, словно несчастное животное о чем-то молило повергшую его руку.
Тут же во мне включился профессионализм, выработавшийся за годы работы. Так, если снаружи никто пройти не мог, значит, убийца среди нас. Поручиться я могу только за двоих – за себя и Сидоренко. Ванька не способен на убийство, его тошнит от одного вида или запаха крови. Ну а я занимаюсь расследованиями и к киллерскому ремеслу равнодушна. Потому что если кого-то убью, придется расследовать собственное преступление и наказывать саму себя.
Да-а, замечательно вечер закончился. Шашлыки, водочка труп и… Стоп, труп собаки здесь есть, это ладно. Но где же тело Перцевого? Или он сам, если жив?
– Не подходить! – боковым зрением уловив шаги, рявкнула я, и Мародерский испуганно отпрыгнул в сторону. – Звоните в милицию, это в любом случае странное дело, – заявила я, приняв на себя командование ситуацией. И пробежалась взглядом по лицам компании, тоже вышедшей из домика. Такие разные лица. Растерянное – у Сидоренко, напряженные – у Могилевского и Лавкина, напуганное – у Галы. Только Астраханцева была невозмутима, подобно статуе. Светка явно еще не сообразила, как реагировать и что думать, но в озорных ее глазах уже скапливались слезинки. И я – командующий этой странной армией, единственный трезвомыслящий и знающий, что делать, человек.
Герман среагировал первым. Выудив из кармана мобильник, он настучал номер и отрапортовал напряженным, звенящим голосом:
– Произошло убийство. Исчез человек. Адрес…
Я удовлетворенно кивнула и заявила:
– В доме ничего не трогать. Идемте в комнату, пусть милиция разбирается.
Все последовали моему совету, прозвучавшему в форме приказа. Только Анастасия Астраханцева, задержавшись, поинтересовалась приглушенным голосом:
– Откуда такая уверенность в себе и способность справиться с ситуацией?
Ну надо же, а она сохраняет хладнокровие! Впрочем, я ведь тоже его сохраняю, так что это еще не повод подозревать ее. Хотя… Неужели я начала кого-то подозревать? Включился рефлекс – расследовать преступление, особенно когда оно произошло у тебя под самым носом.
Я пожала плечами, оставив вопрос без ответа.
– Мы найдем Андрея в живых? – спросила Астраханцева.
– Мы, – выделив это первое слово, четко и максимально доходчиво откликнулась я, – мы не будем искать Перцевого. Вдруг он мертв? – а я подозревала именно это. Слишком уж много крови там, где лежала собака. – Иначе мы можем затоптать следы, которые помогут милиции раскрыть дело. Как только приедет милиция, они обыщут дом. Вынести тело отсюда не могли, скорее всего. Но даже если и так – ничего уже не сделаешь.
Анастасия задумалась, выудила из кармана сигарету и чиркнула зажигалкой. Спохватившись, предложила сигарету и мне, и мы закурили, философски глядя друг на друга.
В комнате все на первый взгляд оставалось по-прежнему: стол с остатками пиршества, батарея бутылок на деревянной некрашеной столешнице, строй опустевшей тары под подоконником. Только люди вели себя странно для празднования. Светка рыдала, прижавшись к плечу всегда готового поддержать и выказать сострадание Сидоренко. Ванька ритмично поглаживал ее волосы. Супруги Лавкины о чем-то общались с Мародерским, оба взмахивая руками, а Гала еще и медно-рыжими волосами.
– А ведь его убил кто-то из нас… – кивнув в сторону двери, ведущей на задний двор, приглушенно произнесла сокраментальную фразу Анастасия, и я поразилась ее проницательности. – Только кто? Таня, как вы считаете?
– Никак, – отрезала я. – Я никак не считаю. У меня нет на это полномочий.
– В самом деле, вы же нас всех видите впервые в жизни, – не желала заткнуться Настя. Ее глаза холодновато-отрешенно блестели. – Только с Сидоренко знакомы давно, насколько я поняла. Но он – тип совершенно безопасный. Очаровательный человек, ученый до мозга костей, совершенно неприспособленный к жизни.
Я не поняла, к чему была эта ее последняя глубокомысленная сентенция. Да и не желала понимать, если честно. В голове образовался тугой комок безразличия. Отдохнула, называется. Ох, не стоило приезжать сюда… Да что толку сейчас-то об этом думать. Раньше надо было.
Наконец за окнами раздался визг тормозов, и мы всей толпой вышли встречать сотрудников органов правопорядка.
– Вызов от вас поступал? – осведомился один из мужчин в форме, морщась и щурясь в попытке защитить глаза от вездесущих дождевых капель. А я пристально рассматривала лица – на всех было написано безразличие и тусклая обреченность. И на каждом легко читалось: в такой вечер люди дома с женами сидят, горячий чай пьют, а нам тут на вызов надо ехать. Ни одной знакомой физиономии среди милицейской группы не было, хотя у меня немало приятелей и знакомых в милицейских отделениях Тарасова. Я же в прокуратуре работала некоторое время, да и потом, уже в качестве частного детектива, со многими приходилось общаться.
– Поступал, – четко отрапортовала я, среагировав до того, как кто-то из компании начал бы забрасывать мента словами. – Идемте.
Увидев внушительную батарею бутылок, менты понимающе перемигнулись: мол, ясно как день, кто-то кого-то порешил по пьяному делу. Банально, яйца выеденного не стоит.
Но при виде мертвой собаки их физиономии приняли совершенно иное выражение, которое один из них, с лейтенантскими звездочками на форме, озвучил:
– Из-за этого нас вызывали? В конце концов, убийство собаки – не уголовное дело. Знаете, сколько их ночами перебивают? – возмутился мент, и два его товарища согласно закивали. – Вам надо было «зеленых» вызывать, а не нас. За ложный вызов придется заплатить штраф.
– Собака убита топором, – невинно заметила я, ощущая на спине чье-то горячее дыхание и три пары глаз, сверлящих затылок.
Мент нахмурился.
– Никто из нас этого не делал, – вкрадчиво добавила я, прикинув про себя: «Или кто-то сделал, но точно не сознается».
– Ну и какая разница? – буркнул милиционер, все еще не «въезжая» в ситуацию.
Я чуть ли не услышала, как он подумал: «Компашка напилась на даче, решила поколобродить, а для количества пригласить милицию. Если нальют – штраф брать не будем. Если же нет – расплатитесь сполна, товарищи».
– И еще у нас исчез хозяин дома, Андрей Перцевой, – тихонечко и ласково прошептала я, опустив глаза.
– Упился и свалился под стол, спит где-нибудь, – лаконично предположил милиционер.
– Поищите, пожалуйста. Мы обязательно заплатим штраф, если найдете, – предложила я.
Что мне тогда пришлось услышать! Что я имею наглость издеваться над бравыми работниками органов правопорядка, что вообще, таких распустившихся людей надо искоренять, что на меня можно подать в суд за оскорбление достоинства и прав личности… Ну, и тому подобное.
Господи, этих ментов не разберешь. То они готовы вцепиться в случайное совпадение, то отказываются верить очевидному. Или почти очевидному.
– Ну, пошли, – скомандовал наконец лейтенант, кивнув подручным. – Поищем их Перцевого, или как его там.
И началось… Один из ментов, оказавшийся экспертом, решил-таки осмотреть труп собаки. Он производил какие-то положенные пробы, насыпая в лужицы крови порошки и вливая жидкости. Двое других обшаривали дом, едва не простукивая стены. Осматривали территорию за и перед домом. Проверили машины присутствующих, попросил всех и каждого открыть их багажники.
В конце концов к милиционерам, в тот момент, когда они с глубокомысленным видом разглядывали пачки печенья и банки консервов на кухне, подошел лейтенант и прошептал им что-то. И тут защитники правопорядка соизволили снизойти до нас. Прозвучал приказ:
– Всем сидеть в комнате!
Лейтенант пояснил:
– Рядом с кровью собаки обнаружена человеческая. Кто первым увидел убитого пса?
– Я, – неловко выступил вперед Сидоренко. И тут же поскользнулся на лужице воды, грохнулся, задрав ноги, и сшиб лейтенанта.
Тот, оказавшись на полу, выругался нехорошими словами. Эксперт не спешил помочь товарищу встать. Он с интересом разглядывал подошвы Ванькиных ботинок.
Наконец мы общими усилиями водрузили Сидоренко на ноги. Он залился краской по самые уши – рыжие вообще невероятно быстро краснеют. Поднявшийся с пола мент посмотрел на моего приятеля с откровенной ненавистью, и я вдруг поняла – он сделает все, что будет в его силах, чтобы засадить Ваньку за решетку. Пусть даже за убийство собаки, это неважно. И еще осознала, что вряд ли позволю так издеваться над талантливейшим ученым и просто хорошим человеком.
Мы все переместились в большую комнату и примолкли, прислушиваясь к шороху дождя, словно пытались прочесть в перестуке водяных струй ответ на волновавший каждого – ну, или почти каждого – вопрос: где же Андрей Перцевой?
В моей голове роилась туча вопросов – профессионализм давал о себе знать. Да и ненавидящие взгляды, изредка бросаемые ментом в сторону рыжего и несчастного Ваньки Сидоренко, действовали на меня никак не расхолаживающе.
Убить Перцевого, если тот убит, мог каждый из нас. На удар топором не нужно много времени. Да и звук его, если бить сильно и точно, не будет слишком громким. Вот только куда дели труп, если Андрея в самом деле убили? А все свидетельствовало за столь трагическую версию. Точнее, не все – пока только человеческая кровь на земле и отсутствие живого Перцевого. Собака не выла. Значит ли это, что ее убили первой? Или мы просто не слышали воя или лая? Даже я была увлечена общением настолько, что не замечала окружающего.
Из комнаты выходил каждый – кто на минуту, кто на пять, кто на десять. Еще все периодически поднимались на второй этаж – за оставленными там продуктами и выпивкой или чтобы посидеть в спокойной обстановке. Или, или… В общем, сейчас вряд ли удастся выяснить, кто последним видел Андрея в живых. Пьяные люди – плохие свидетели. А ученые к тому же отличаются неразвитой наблюдательностью, когда дело касается бытовых деталей или проблем.
Да уж, труп добермана по кличке Пират – всего-навсего бытовая проблема. Господи, ну псину-то за что? Пусть бы лаяла себе…
Впрочем, нет, напротив. Ход совершенно верный. Пират, наверное, был предан хозяину. А если нападают на хозяина, даже трусливая собачонка, не то что шикарный сильный доберман, бросается защищать близкого человека. Значит, Пират мешал убийце.
Только кто он, убийца?
Анастасия Астраханцева? Я бросила взгляд в ее сторону – дама сидела на стуле, скрестив обтянутые белыми джинсами ноги, и курила с надменным видом. Глаза ее потускнели, словно Настя устала от всей этой суеты и жалела, что оказалась на «пикнике». А в самом деле, почему она здесь оказалась?
Я подобралась к сидевшему очень тихо, погруженному в себя Сидоренко и поинтересовалась:
– Вань, а Астраханцева – большая шишка?
– Ну да, – даже не удивившись вопросу, ответил он. Почесал переносицу и добавил: – Выше ее для нас только ректор НИИ, а дальше – сам господь бог. Астраханцева – заместитель директора.
И Сидоренко вновь уставился в никуда, тоскливо поглядывая на свои длинные неуклюжие ноги и прощаясь со свободой.
Итак, «шишка» невесть зачем принимает участие в попойке подчиненных, причем ведет себя максимально демократично.
Если мне не изменяет память, Гала высказывала свое удивление от такого загадочного визита – не могла понять, что же Астраханцевой здесь делать. Значит, Настя вовсе не завсегдатай вечеринок, устраиваемых подчиненными. К чему мы и пришли. Отчего-то Астраханцева появилась именно сегодня, именно на этом пикнике, и именно сегодня зарублена собака, пропал Перцевой… Совпадение? Да нет, вряд ли. Хотя все в мире возможно, а при хладнокровии, проявленном Анастасией, убийство совершить для нее – раз плюнуть.
Далее. Светка, которая выла и что-то вещала про замужество. Но Перцевой явно к браку не стремился – по его поведению это было более чем заметно. Месть ревнивой особы? Тоже может быть. Тем более секретарша Светлана выходила «подышать свежим воздухом» чаще, чем кто бы то ни было.
Господа Лавкины? Сашка, похоже, может убить и собственную мать. Вот только с поводом сложнее. Хотя… Чем черт не шутит.
Короче говоря, убить мог кто угодно. Махнуть топором ума много не надо. Или, напротив, надо? Чтобы сделать все именно так – подозрения расплывчатые, и подтвердить их практически невозможно?
Менты наконец завершили осмотр дома. Трупа не обнаружили. Пообщались с нами, обозвав беседу «предварительным дознанием», ничего особенного не вызнали, хотя и изолировали каждого от всех остальных – чтобы мы не придумали общей версии происшедшего. Между прочим, товарищи менты обнаружили под телом несчастного Пирата полураздавленные очки Перцевого. И демонстрировали их, уложенные в целлофановый пакет, каждому из нас. Когда я увидела очки в черной поломанной оправе и со звездчатыми трещинами на стекле, как от удара, мне снова стало не слишком хорошо. На прозрачных стеклах красовались бурые пятна. И я еще больше поверила в окончательную и бесповоротную смерть бедняги Андрэ. После чего лейтенант, отчаянно пытавшийся придать своей физиономии вселенскую скорбь, заявил:
– Молодой человек… товарищ Сидоренко, мы вынуждены задержать вас до выяснения обстоятельств этого странного дела.
– Но… почему? – поинтересовался Иван, испуганно хлопая синими глазами.
«Потому что ты, дорогой, рыжий и неуклюжий в самые неподходящие моменты, и еще ты умудрился сбить товарища лейтенанта с ног, чего он тебе не простит», – мысленно пояснила я, но вслух высказываться не стала – не стоит дразнить гусей.
– Вы обнаружили труп собаки, на вашей рубашке и подошвах ботинок кровь, и только экспертиза покажет, принадлежат ли кровяные пятна человеку или животному, – снисходительно разъяснил мент.
Высказавшись таким образом, он кивнул сотрудникам:
– В машину его.
После чего лейтенант счел возможным обратиться к нам:
– Вы же можете быть свободны. Если понадобитесь, мы вас вызовем повесткой. Адреса всех у меня записаны.
Я вздохнула с облегчением – тяжелый день, кажется, закончился.
– Танюш, поезжай на моей машине, – предложил Сидоренко с фальшивой бодростью, тщетно пытаясь придать своему лицу нормальное, не кислое выражение.
Я кивнула – ну неужели пешком пойду? И грустно улыбнулась. Сегодня я для Ваньки ничего сделать не успею – пока люди в форме бродили по домику, стрелки на часах не стояли на месте. Мрак за окнами сгустился, легкая непогодь переросла в дождь, близкий к ливневому масштабу, и тугие струи гулко бились в корпуса машин. Времени много – десятый час вечера.
О черт, как же мы поедем – ведь менты знают, что пили все.
Посовещавшись, мы нашли выход из ситуации – сообщили представителям правопорядка, что остаемся ночевать здесь. А когда их машина удалилась, хлюпая по лужам, мы наконец получили возможность уехать. Только Светка, ревевшая, как белуга, даже не могла достать из кармана ключи от машины.
– Свет, может, составишь мне компанию? – решив, что с Ванькиной развалюхой ничего тут не случится, предложила я. – Точнее, не совсем так, – в ответ на удивленный взгляд девушки пояснила я. – Давай поедем на твоей машине, а то мне страшновато снова на раздолбанную Ванькину садиться.
Девушка бледно улыбнулась одними губами и наконец вытащила ключи, прошептав:
– Только вести придется тебе, я руль не удержу.
– Хорошо, – кивнула я.
Скоро по трассе неслись три машины – сиреневый «Опель», вишневая «Альфа Ромео» и темная «девятка» Лавкиных.
Вести «Опель» было чертовски приятно – удивительно мягкий ход, руль слушается легкого касания. Но я все равно ни на что не променяю свою бежевую «девяточку», даже на самую навороченную иномарку. Во-первых, «девятка», да еще и бежевая, не бросается в глаза, что при моей профессии немаловажно. Во-вторых, мы с ней уже просто сроднились.
Глава 2
Утро встретило меня дикой головной болью и непрекращающимся дождем в смеси с жестокими грозовыми раскатами, еще более усугублявшими мигрень. С трудом оторвав голову от подушки, я потерла виски пальцами и поежилась – в форточку, закрыть которую я вчера не позаботилась, вливался холодный уличный воздух. Хотелось уткнуться в подушку, завернуться в одеяло и снова заснуть. Но я себе этого не позволила – надо вызволять из тюрьмы Сидоренко. В конце концов, невезучесть моего друга в любой ситуации до добра не доведет, а СИЗО – не лучшее место для проявления его невезучести. Там периодически встречаются личности, которых хлебом не корми – дай поиздеваться над «ботаником». Замечательным примером именно этой категории и является злополучный Ванька. Хорошо, если он до сих пор в порядке.
Усилием воли заставив себя подняться, я поплелась в душ, бормоча под нос фразу из хрестоматийно-новогоднего фильма:
– Пить надо меньше, надо меньше пить…
Только не прыгала на месте, как герой того фильма.
Пью я сравнительно редко, поэтому к похмельному синдрому не привыкла, и он меня ужасно тяготил.
Я постояла несколько минут под ледяным душем, и это подарило мне хоть какие-то крохи бодрости и готовности к трудовым свершениям. Растерлась полотенцем, закуталась в халат и побрела варить утренний кофе.
Пока ароматный, мой самый любимый напиток набухал коричневато-белесовой пенкой, я выпила стаканчик холодного апельсинового сока, что меня несколько приободрило, и выудила из пачки одну-единственную, последнюю сигарету. Даже если бы ничего не нужно было предпринимать в связи с Ванькиным задержанием, на улицу все равно высунуться пришлось бы – без сигарет мне не жизнь. Но ох как не хочется никуда идти! А ведь надо еще и машину Сидоренкину забрать с дачи. Впрочем, машина подождет, сначала вопрос с ним самим разрулить следует.
Выпив кофе, я почувствовала себя значительно лучше. Головная боль не сказать чтобы ушла совсем, просто отдалилась за грань сознания и не слишком тревожила, не мешала думать. А подумать было о чем – как вытащить Ваньку из СИЗО?
Не выпуская из рук огромной кружки, по самые края заполненной свежей порцией кофе – куда кофеманке без этого божественного напитка! – я подошла к телефону и набрала номер.
– Следственный отдел… – слова из мембраны словно впились в мой мозг тысячей раскаленных иголочек, возобновив тупую пульсацию в висках, – усиленный связью голос дежурного оказался слишком высоким для моего нежного черепа.
– Подполковника Кирьянова позовите, пожалуйста, – попросила я, поморщившись, и отпила еще немного кофе. Напиток божественным ароматным теплом разлился по языку, немного сняв ощущение сухости.
– А кто его спрашивает?
– Иванова, – злясь на дотошного дежурного и на себя за этот гнев, рявкнула я.
В трубке послышалось шипение, сквозь которое внезапно прорезался голос:
– Танюха, это в самом деле ты?
– Нет, гидра трехголовая, – туповато пошутила я.
– Что с тобой случилось? – озаботился Киря.
Вообще-то его зовут Владимиром, и он, надо сказать, мой давний приятель и помощник. А звание подполковника Кирьянов получил отчасти и благодаря мне – мы с ним действуем на благо друг друга. Владимир делится нужной мне информацией, я с ним – преступниками, которых вычисляю.
– Танюш, ты болеешь? – не отставал Киря, пока я пыталась справиться с тошнотой.
– Нет, у меня похмелье, – огрызнулась я, но быстренько сменила тон – не дай бог, Киря обидится, что мне тогда с несчастным Сидоренко делать? – Володь, мне твоя помощь нужна.
– Ага, внимательно слушаю.
– Узнай, пожалуйста, об убийстве собаки на даче некоего Перцевого и об исчезновении хозяина этой дачи, – попросила я и назвала фамилию следователя, добавив: – Я к тебе заеду через полчасика, устроит?
– Да, Танюш, ладно, – вздохнул Кирьянов.
Он, вообще-то, тип очень мудрый и никогда со мной не спорит по пустякам. Тем более сегодня спорить просто опасно – женщина, страдающая от тяжкого похмелья, хуже пары-тройки злобных фурий.
Получаса мне как раз хватило на то, чтобы натянуть джинсы, подкраситься, причесаться и выйти из квартиры.
Поеживаясь под струями дождя, я добежала до своей машины и уселась в теплый салон. Дождь нахально заливал лобовое стекло, размывая очертания предметов, и пришлось включить «дворники». Терпеть не могу, когда что-то елозит перед глазами, но куда деваться? В ливень обзор ужасный, не хватало еще, чтобы залитое водой стекло прослужило причиной аварии.
Я быстро добралась до Кириного отделения, оставила машину на стоянке, поставив на сигнализацию, и ворвалась в прохладный, но сухой холл. Представившись дежурному, мальчишке с высоким голосом и бритой головой, прошла к кабинету подполковника Кирьянова.
Владимир меня уже ждал. При моем появлении он поднялся и разулыбался:
– Здравствуй, Танюш, давно не виделись. Как похмелье, прошло?
– Более-менее, – кивнула я, присела на стул и предложила: – Ну, рассказывай.
– Дело ясное, что дело темное, – откликнулся Кирьянов. Усмехнулся в ответ на мой недоуменный взгляд и сообщил: – Танюш, убили собаку. Черного добермана.
– Об этом я и сама знаю.
– Ты там была, что ли?
– Ну да, приятель пригласил, – пожала я плечами. – Рассказывай по существу, очень прошу.
– Тогда так… Рядом с кровью животного обнаружена и человеческая. Причем группа проявила оперативность, и эксперт проанализировал образцы крови. Все параметры полностью совпадали с принадлежавшими Андрею Перцевому – его данные почерпнули из медицинской карточки. Когда это выяснилось, дачу Андрея обыскивали еще раз, уже сегодня утром. Машину Сидоренко пригнали на платную стоянку для штрафников. Трупа Перцевого не обнаружили, как и его самого. Имеется в виду живого. То есть человек был, жарил шашлыки, заигрывал с девушками – и пропал бесследно, растворившись в туманно-дождливом вечере. Мистика, да и только! В мистику я не верю, сама знаешь. Но трупа не нашли. Пока.
– Думаю, найдут. Поляков, – назвал Киря фамилию того лейтенанта, которого Ванька вчера свалил на пол, – уверен в убийстве. То есть почти уверен и уже начал проверку подозреваемых. И тебя достанет, по всей вероятности. Я не стал про тебя ничего говорить, но если хочешь…
Я отрицательно помотала головой. Во-первых, еще вилами на воде написано, что возьмусь ли я за расследование. Во-вторых, даже если возьмусь – излишняя популярность может мне помешать.
– А Сидоренко? Все сидит? – поинтересовалась я.
– Да, Поляков на него злится. Не подскажешь, почему?
– Ванька – страшно неуклюжий тип и умудрился твоего Полякова уронить на пол, – улыбнулась я насмешливо и, закинув ногу на ногу, закурила.
Кирьянов хмыкнул и с налетом трагичности в голосе заявил:
– Лучше бы он и в самом деле зарубил этого Перцевого, меньше проблем оказалось бы. Поляков – дико мстительный тип. Он не прощает издевательств над достоинством своей драгоценной личности.
– Значит, Сидоренко вытащить сейчас из СИЗО не удастся?
– Ну почему же? Могу походатайствовать, – утешил меня Киря. – Я смотрел дело – доказательств маловато, да и трупа нет. Только пусть твой Сидоренко ведет себя ниже травы, тише воды. Иначе нарвется.
– Значит, поможешь? – улыбнулась я, не сомневаясь в положительном ответе.
Владимир не заставил меня ждать:
– Разумеется, сейчас договорюсь. Пропуск тебе выпишут, сама и заберешь своего парня.
– Ну, положим, он не мой парень, а просто приятель. Ладно, Кирь, с меня пиво.
– Угу… – набирая телефон и уже забыв о моем присутствии, машинально хмыкнул Владимир.
Попрощавшись с ним, я вышла из кабинета и спустилась к машине. Поеду, заберу беднягу. Надеюсь, он не слишком намаялся в камере за эту ночку.
*
– Таня, ты! – рванулся к зарешеченной двери Сидоренко, едва меня увидел. Я кивнула и огляделась, пока охранник, сопровождавший меня до камеры предварительного содержания, открывал дверь.
Не сказать, чтобы здесь было очень уютно, если честно. В маленькую, метра два на два, камеру было набито человек пять-шесть народу, и физиономии личностей доверия не внушали. А на меня они вообще так посмотрели… Но реплик бросать не стали: каменная рожа охранника действовала на них в качестве холодного душа.
Сидоренко был нешуточно потрепан. Джинсы походили на половую тряпку, правда, с бирочкой крутой фирмы. На лице красовалось багрово-синее пятно, оставленное чьим-то резвым кулаком. Волосы всклокочены, а на щеках – поросль рыжеватой щетины. В глазах – паника и злость.
