Текст книги "По законам гламура"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я уже сказала вам и повторяю снова, что никому ничего не говорила, – с неприязнью ответила Тамара Николаевна.

– Это просто для проформы, чтобы остальные не подумали, что я обращаюсь только к ним, – объяснила я и пошла дальше: – Глаха? – Я вопросительно посмотрела на певицу. Та ответила мне удивленным взглядом. – Госпожа Федорова, – поправилась я. – Вы кому-нибудь что-нибудь говорили?

– Нет. – Она покачала головой. – Я же ни с кем не общаюсь.

– Господин Либерман? – Я обратилась к ректору консерватории.

– Нет, меня никто об этом не спрашивал, – заметил Либерман, подчеркивая, что в его кругу такими вещами не интересуются. – А я по собственной инициативе никому ничего не говорил.

– Господин Елкин? – Я повернулась к композитору.

– Да упаси бог! – воскликнул он. – Тогда вся интрига пропадет!

– А вы, господин Толстов? – спросила я у поэта.

– Бросьте, голубушка! – слабо отмахнулся он. – Мне скоро с богом разговаривать! Где уж тут данное слово нарушать? Нас же Леонид Ильич предупредил, чтобы мы никому ни словечка, вот я и молчал. Даже жене своей ничего не говорил.

– И я тоже никому ничего не рассказывал, – сказал свое слово директор театра.

– А вы-то здесь при чем? – удивилась я.

– Так я же считать голоса помогаю, – удивившись, объяснил он.

«Твою мать! – мысленно воскликнула я. – Еще один на мою голову!» – а вслух сказала:

– Так не бывает! Вы все молчите, а преступник откуда-то все узнает. Прошу вас! Подумайте лучше! – Они все переглянулись, и я, обречено вздохнув, совсем недружелюбно сказала: – Ладно! Тогда справочно сообщаю для тех, кто не в курсе, что все равно докопаюсь до истины и сообщу ее тем, кто меня нанял. А это спонсоры конкурса, и они здорово передергались из-за всех этих неприятностей. Так что когда они узнают, откуда просачивалась информация, то отыграются на виновном за все свои истрепанные нервы по полной программе. А у каждого из них своя служба безопасности, и ребята в ней нехилые.

– Прекратите нас пугать! – воскликнул побледневший Либерман.

– Я не пугаю, а рисую перспективу, – заметила я. – Мне и теперь никто ничего не хочет сказать? – Ответом мне было всеобщее молчание. – Ну хорошо! Кто не спрятался, я не виновата! Но учтите, что поскольку спонсоры дали мне самые широкие полномочия, то сегодня я лично буду присутствовать при подсчете голосов и сама узнаю имя победителя. И если с ним потом что-нибудь случится, то… – Я замолчала и многозначительным взглядом обвела присутствующих, потом выключила диктофон и убрала его в сумку. – Пусть у меня будет доказательство того, что вы все подтвердили свою непричастность к этим неприятным событиям, а там посмотрим.

Мне никто ничего не сказал, и я, снова закурив, отошла в сторону. Все вдруг почувствовали себя довольно неловко и к чаю с пирожными и всему прочему, что было накрыто на столе, даже не притронулись. Наконец принесли урны и, когда стол быстро освободили от всего, что на нем стояло, высыпали листки на столешницу.

– Оставьте нас, пожалуйста, – попросила я директора. – Вы все-таки не член жюри, а у меня одним подозреваемым будет меньше.

Директор испуганно глянул на меня и вышел, а я стала ждать, как подействует брошенная мной «бомба» на остальных.

– Тогда я тоже уйду, чтобы облегчить вам жизнь! – сказал, вставая, Либерман.

– Да и мы, наверное, пойдем, – поддержали его Елкин с Толстовым.

– Воля ваша! – согласилась я, чувствуя необыкновенное облегчение от того, что они проглотили наживку. – Подождите минутку! – остановила я их. – В связи с тем что по итогам сегодняшнего выступления останется только три человека, вы не будете возражать, если следующий тур будет последним? Право слово, не стоит размазывать белую кашу по чистому столу.

Мужчины переглянулись, и Либерман от имени всех сказал:

– Мы не против, а лично я буду прямо-таки счастлив, если это безобразие так быстро закончится.

Они вышли, а я спросила у Глахи:

– А вы решили остаться, госпожа Федорова? Я понимаю, что госпожа Сереброва как председатель жюри просто обязана присутствовать, но вы?

– Мне бояться нечего, – пожала плечами Глаха. – Я никому ничего не говорила и не собираюсь. И осталась я просто для того, чтобы вам помочь, – втроем же мы быстрее все подсчитаем.

– Тогда спасибо, – сказала я, внимательно глядя на нее. «А нет ли у нее своего маленького корыстного интереса к результатам голосования? – подумала я. – Ладно, посмотрим!»

В результате в кабинете остались только мы трое – Сереброва, Глаха и я – и занялись подсчетом голосов.

Дело продвигалось хоть и медленно, но продвигалось. Неожиданно одна из стопок вдруг поехала со стола и свалилась на пол. Глаха тут же бросилась ее собирать, присела на корточки, нагнулась за одним далеко отлетевшим листком, и у меня перед глазами вдруг промелькнул ее голый бок. «Что-то тут не то!» – невольно отметила я, но мысли мои были заняты совершенно другим, и я быстро об этом забыла. Наконец все голоса были подсчитаны, и, к моему величайшему изумлению, победителем оказался Михаил, а наименьшее количество голосов получил Иван.

– Вот что значит, когда голосуют не головой и даже не сердцем, а совершенно другим местом! – покачав головой, недовольно сказала я и добавила: – Ну, что ж! Зато теперь мне ясно, против кого будет планироваться следующий удар, и если его нанесут, то виноватым окажется кто-то из вас двоих.

– Вы утомительны в своей подозрительности, – вздохнула Сереброва.

– Но я правда никому ничего не говорила! – воскликнула Глаха. – Честное слово!

– Ну, а я тем более никому ничего не скажу! И не только по долгу службы, но и потому, что я незаинтересованное лицо, – заявила я и спросила: – А, между прочим, вы сами за кого-нибудь болеете? Кто вам нравится чисто по-человечески? Только правду скажите, пожалуйста!

– Мне очень симпатичен Женя, – нехотя призналась Тамара Николаевна. – Певца из него не получится никогда, но он светлый и чистый ребенок. Я была бы счастлива иметь такого сына.

– А мне нравится Полина, – совершенно неожиданно призналась Глаха. – Она красивая и добрая девушка. Дай бог ей счастья!

– Ну, что ж! Теперь нам остается только ждать развития событий. Очень хотелось бы, чтобы все прошло хорошо и конкурс закончился бы без происшествий, – с надеждой сказала я.

– Да! – вздохнула Глаха.

– Я думаю… – начала было Сереброва, но тут зазвонил ее сотовый, и она, извинившись перед нами, включила его и, выслушав собеседника, сказала с искренней теплотой в голосе: – Здравствуй, Митенька!…Ты извини, но я сейчас на заседании жюри, так что говори быстро, как ты там, я тебе потом перезвоню…Тебя хотят выписать?…А не рано?…Конечно, прилетай! Правда, конкурс скоро закончится, но зато домой вместе вернемся…Соскучился? Я тоже!…Ну, хорошо!… Я тебе перезвоню, когда освобожусь! Я тебя тоже целую. – Отложив телефон, Тамара Николаевна сказала: – Мужа из больницы скоро выпишут, и он хочет прилететь сюда.

– Рада за вас, – улыбнулась я, а потом предложила: – Тогда давайте вернемся в гостиницу и доведем наше решение о проведении заключительного тура в понедельник до Светлова. Полагаю, что он будет этому только рад – ему не терпится поскорее вернуться домой.

Собрав все бумаги, мы вышли из кабинета в коридор, где Тамару Николаевну с Глахой ждала их охрана: Сереброву – Вероника, а Глаху – два парня самого хмурого вида и уже знакомый мне Александр.

В гостинице я, поднявшись к себе на этаж, подошла к столу дежурной за ключом и увидела, что она была чем-то возбуждена, а ее глаза горели азартом и явным желанием поделиться новостью. Я насторожилась и спросила:

– Что здесь произошло?

– Ой, Татьяна Александровна, – прижав ладони к щекам, воскликнула женщина. – Тут такая драка была! Хотя нет! Не драка! Драка – это когда люди дерутся, а тут!

– Да что случилось-то? – уже сердито повторила я.

– Я услышала, что лифт остановился, и поняла, что это ребятишки домой возвращаются. Ну и выглянула, чтобы узнать у них, как они выступили, и вижу, что Мишка злой идет, как сто чертей, а Женя-то чуть не плачет – довел его, видно, этот поганец своими насмешками – он вечно над ним издевается. Полина попросила Мишу, чтобы он Женю в покое оставил, а Мишка зло так ей заявил: «Чья бы корова мычала! Тоже мне!» Тут он что-то не по-русски сказал, а потом добавил: «Ты перед кем распиналась-то? Перед Ванькой? Два лаптя – пара!» Полина заплакала и убежала. Иван взбесился и спросил у Мишки: «Я тебя предупреждал?» – а потом ему как даст! Миша, словно тряпичный, отлетел, а Иван повернулся и за Полиной побежал. Женя испугался и к себе шмыгнул, а Миша потом поднялся, а у него, – тут она закатила глаза, – и нос разбит, и губа, а уж кровищи! Выругался он, грязно так, и сказал: «Ну, я тебе, сволочь, это припомню!» – и к себе пошел!

– Ну, что ж, сам виноват! – пожала я плечами. – Иван его действительно предупреждал, чтобы Полину не цеплял!

– Да знаю я! – отмахнулась дежурная. – Только боюсь я, что покалечил он Мишку. Силищи-то у него на троих хватит! Тут нам шкаф нужно было передвинуть, так Иван его играючи переставил куда надо, а раньше-то трое рабочих со стоном тягали.

– Ну, давайте заглянем к болезному и посмотрим, как он там, – предложила я и спросила: – А Иван с Полиной уже вернулись?

– Да нет! Наверное, сразу на обед пошли – время уже. Да и Женя, я видела, тоже туда пошел.

– И то правда! – согласилась я, посмотрев на часы, а затем подошла к двери номера Михаила и постучала.

– Пошли вы все к черту! – раздалось оттуда.

– Эй, Михаил! – крикнула я. – Ты живой? Врача не надо?

– Не надо! – раздалось в ответ.

– Тебе, наверное, обед лучше в номер принести? В ресторан же ты вряд ли пойдешь! Есть-то ты сможешь? – со злорадством в душе спросила я.

– Ну, скажите, чтобы принесли! – донесся до меня его голос. – А еще бутылку водки!

– Ну, это ты уж сам позвони в бар и закажи, – недовольно ответила я.

Не услышав ничего в ответ, я немного постояла у двери, а потом сказала дежурной:

– Ну вот видите? Все в порядке! Жив и здоров! А по морде получил заслуженно!

Решив не заходить к себе, я тоже пошла в ресторан. Иван с Полиной и Женя уже сидели за своим столиком. Парни активно утешали девушку, а Полина вяло ковырялась в своей тарелке и выглядела несчастной. Заняв свое обычное место за столиком Светлова, где он уже сидел, я сказала:

– Ну, скоро ваши мучения закончатся, и вы вернетесь домой.

– Знаю, мне Тамара сказала.

– А больше она ничего не говорила? – с усмешкой спросила я.

– Говорила! – кивнул он. – Как вы все жюри расшугали! – и с интересом спросил: – Это вы специально или само получилось?

– Все счастливые случайности задолго планируются, – туманно ответила я.

– Главное, чтобы сюрпризов больше не было, – с надеждой произнес Светлов.

– Да уж постараюсь, – пообещала я и спросила: – Что там дальше по программе?

– Итальянские песни, а под занавес – русские народные. Только теперь придется их все в одном туре совместить. Господи! – Леонид Ильич посмотрел на потолок. – Сделай так, чтобы ничего не произошло!

– На бога надейся, а сам… – начала было я, на что Светлов только отмахнулся:

– Ну, от меня мало что зависит! – и спросил: – А почему Михаила нет?

– Ему Иван по морде дал за то, что тот Полину до слез довел, – объяснила я и, подозвав официанта, попросила: – Отнесите, пожалуйста, обед в сорок девятый номер, а то его обитатель не может сюда спуститься.

Официант кивнул и ушел, а Светлов заинтересованно спросил меня:

– И здорово он его ударил? А то если будет большой синяк, то как он в понедельник выступать будет?

– Думаю, что синяком он не отделается, – злорадно ответила я. – Судя по словам дежурной, Иван его крепенько приложил.

– Господи! А я еще надеялся, что сюрпризов не будет! – вздохнул Светлов.

Покончив с обедом, он ушел к себе, а я пересела за столик конкурсантов на свободное место Михаила и, желая немного подбодрить их, а больше – постараться получше познакомиться и понять, чем они дышат, сказала:

– Ребята! Мне очень понравилось, как вы сегодня выступали! Правда!

– Спасибо! – вразнобой ответили они.

А я продолжила:

– Вы знаете, у меня никогда не было никакого желания участвовать в каких-нибудь конкурсах…

– А что? Могли бы! – неожиданно сказал Женя. – Например, в конкурсе красоты.

– Вот уж глупости! – рассмеялась я. – Нет, это не для меня! А вот вы почему решили участвовать? Например, ты, Полина?

– У нас в институте смотр был… Ну среди тех, кто из районов, и я первое место заняла. Меня тут же на этот конкурс решили отправить, а я отказывалась – не мое это. Одно дело дома петь или с подругами, а тут на сцене. И тогда декан пообещал, что мне в зимнюю сессию английский автоматом поставят, а то у меня с ним не очень, – смущенно ответила девушка.

– Но родители об этом не знают и потому удивляются, чего это ты участвовать взялась, – догадалась я.

– Ну да! Они у меня хорошие! Самые лучшие на свете! Но только очень из-за моей учебы переживают, вот я и не хочу их расстраивать, – объяснила Полина.

– Ну, с тобой все понятно, – сказала я и спросила Ивана: – А ты? Наверное, деньги нужны?

– А кому они не нужны? – спросил он. – Вы же тоже не бесплатно работаете?

– Нет, конечно! – согласилась я.

– Ну вот! А у нас дом – одно название. Родители тогда купили то, на что денег хватило, и думали, что своими силами смогут его до ума довести, да не получается. Материалы дорогие! И цены растут что ни день! – Он со злостью покачал головой. – Вот батя и сказал, чтобы я для семьи постарался! А директор пообещал, если я первое место займу, от себя денег добавит и материалами поможет.

– Ну, для семьи постараться – святое дело! – согласилась я и повернулась к Жене: – А тебя что на конкурс привело?

От моего вопроса он смутился, а потом, глядя куда-то вбок и вниз, ответил:

– Да хотелось доказать, что чего-то стою. А то все вокруг люди как люди, а я?.. – Он вздохнул.

– Это чем же ты так плох? – возмутилась я. – Стихи публикуешь, в газете обзор ведешь, а ведь это не каждому студенту удается. Так что ты для своего возраста уже вполне себя реализовал! Ну, хотя бы немного!

– А откуда вы обо всем этом знаете? – удивленно уставился он на меня.

– От Ксении Казаковой, – просто ответила я. – Я с ней сегодня разговаривала, и она с такой теплотой о тебе говорила!

– Правда? – залившись краской, воскликнул он.

– Правда! – подтвердила я.

– А я думал… – начал было он.

Но я прервала его:

– Что она дочь ректора, на джипе ездит, а ты…

– Ну да! – тихо сказал Женя.

– А с чего ты взял, что дочерям ректоров нравятся только инопланетяне? Нетушки! Они самые обыкновенные живые люди, и нравятся им такие же! Так что не бери дурное в голову и звони ей немедленно! Она подъедет, вы поговорите… По набережной, в конце концов, погуляете… Ну, не мне вас учить!

– Так нам же выходить запрещено, – напомнил Иван.

– А вы скажите, что это я вам разрешила, – посоветовала я. – Думаю, что никаких неприятностей после этого у вас не будет.

– А что? Это хорошая идея, – согласился Иван, глядя на Полину с явным желанием как-то развеселить ее. – Ты, Женька, звони своей Ксении и приглашай сюда, а потом все вчетвером пойдем гулять.

– А если она откажется? – испуганно спросил Евгений.– Тогда это будет уже некоторая определенность, которая всегда лучше гадания на кофейной гуще, – сказала я. – Только я уверена, что Ксения не откажется! Дерзай!

Оставив их сидеть в зале, я заглянула в бар и заказала в свой номер побольше кофе. Потом пошла к себе. «Ну, с Михаилом все ясно, – думала я по дороге, – он решил через постель в победители просквозить, хотя сбрасывать его со счетов не стоит. А эти трое на первый взгляд хорошие ребятишки и вроде бы ни в чем не замешаны. Но это только на первый взгляд, а там посмотрим». Однако тут мне в голову пришла новая мысль, и я даже остановилась: «Черт! А ведь они действительно могут быть ни в чем не замешаны, а это кто-то для них старается, не ставя их в известность! Но кто? У Полины в Тарасове только подружки, а они вряд ли до такого додумались бы, да и побоялись бы. У Ивана вообще никого нет. Если на то пошло, то из этих троих самым подозрительным выглядит Женя. Движимая материнской любовью женщина порой на такое способна, что другому мужику и в голову не придет. А мать своего Женю любит без памяти».

Так, она у него библиотекарь, отца нет, тетка – учительница… Интересно, а муж у тетки есть и кем он работает? А еще она у родителей своих учеников могла лекарствами разжиться… Хотя слабительное можно в любой аптеке купить, а вот рвотное и ту пакость, от которой Анатолий охрип, – нет. Значит, нужно искать фармацевта.

«Предположим, тетка попросила мать какого-то ученика сварганить ей эту дрянь и даже как-то объяснила свою просьбу. Господи! Неужели придется всех учеников в ее классе проверять? Хотя это дело несложное – заехать в школу и поговорить с директором. Но как она или Женина мать смогли подсунуть эту гадость в еду конкурсантам? Ладно! Если более продуктивной мысли не возникнет, то так и придется сделать. Хотя нет! – хорошенько поразмыслив, решила я. – Вряд ли библиотекарь и учительница на такое способны! Наверняка они забитые серые мышки. Но, с другой стороны, в тихом омуте черти водятся. Нет, эту версию отметать нельзя, хотя основной ее тоже не назовешь! А вот к матери Михаила стоит присмотреться повнимательнее. По словам Светлова, бабенка она разбитная и бойкая, раз смогла чего-то в торговле добиться. А это значит, что сумела обрасти нужными связями, причем знакомые у нее наверняка такие же, как она сама, то есть от избытка совести не страдают! Решено! Ею-то я и займусь в первую очередь!»

Войдя в номер, я первым делом посмотрела запись с камер наблюдения, но ничего настораживающего не увидела: вот официант привез в люкс Глахи завтрак, потом двое парней зашли в ее номер, вот их уже четверо выходит, чтобы… Стоп! Тут меня словно током ударило. Что же это получается? Парни живут отдельно, а Александр? Я перемотала запись на самое начало и удивленно застыла в кресле. Вот те раз! Вчера вечером Александр на ночь не вышел из номера, а остался там до утра! Получается, что он вместе с Глахой живет! Да! Здесь есть о чем подумать! Может быть, это из-за него Глаха превратилась в скромную пай-девочку? И наркотики бросила, и курить, и вести себя стала прилично, да и смущаться научилась?

– А! – отмахнулась я. – Пусть они сами разбираются со своими закулисными тайнами!

Больше на этой записи ничего интересного не было: проходили Сереброва и Вероника, сновали по этажу дежурная и горничная, то с ведрами, то с пылесосом, словом, шла обычная жизнь.

Закончив смотреть эту запись, я переключилась на ту, что с моего этажа, – тоже все до обидного обыденно. Пересменка дежурных и горничных, потом конкурсанты вышли на завтрак, вот горничная в белом халате с ведром переходит из номера в номер, убирает их, потом она пылесосила дорожку в коридоре, а закончив, скрылась. Затем появилась неизменная Антонина Ивановна с тележкой.

Долгое время я смотрела на пустой темный коридор, но вот снова появилась горничная в белом халате с чистым полотенцем в руках, немного повозившись с замком в номер Михаила, она вошла внутрь и быстро вышла уже с грязным. А вот и конкурсанты вернулись! «Эх, хорошо!» – подумала я и получила истинное удовольствие, увидев, как крепко и профессионально Иван приложил Михаила. Ну просто любо-дорого посмотреть! Вот Женя, осторожно приоткрыв дверь, с опаской посмотрел в сторону номера Михаила и, быстро заперев свой, ушел на обед. А вот и я сама появилась на этаже, когда вернулась из театра. Так… Что там дальше. Ага, официант из бара с бутылкой водки в руках. Постучал к Михаилу, вошел и быстро вышел. Вскоре прошел официант с тележкой – привез парню обед и тоже скрылся. Все! Больше ничего!

– Ладно! Будем ждать и бдить! – пообещала я себе. – Следующий и, слава тебе, господи, последний тур в понедельник. Ох, день тяжелый! Ну да ладно! Переживем! Времени, чтобы со всем разобраться, у меня хватит. А что, если попросить Арама Хачатуровича поставить телефоны Серебровой и Глахи на прослушку? – задумалась я, но потом отказалась от этой идеи: – Зачем? Номер Глахи я уже слушаю, а еще они с Серебровой могут говорить и по сотовому. Кстати, что там творится у этой странной поп-дивы? – спросила я себя и, перемотав запись, включила воспроизведение.

А творились там дела довольно странные, подумала я, услышав разговор Глахи и Александра.

– Ой, Сашенька, как я от всего этого устала! – жаловалась Глаха.

– Потерпи, родная! – с теплотой в голосе уговаривал он ее. – Сама же сказала, что скоро этот конкурс закончится!

– Да, в понедельник, – подтвердила она.

– А ты уже позвонила Сергею и сказала об этом? – спросил Александр.

– Да я телефон в номере забыла, – ответила она. – Сейчас позвоню! – пообещала Глаха, и после недолгого молчания снова раздался ее голос: – Здравствуйте, Сергей! – с некоторым заискиванием сказала она. – Вы велели вам все новости сообщать, вот я и звоню. Тут решили конкурс в понедельник закончить, так что тогда же вечером мы домой и уедем. Вы говорили, что после этого мы будем с вами в расчете?…Спасибо большое! Ну, тогда прощайте! Вряд ли снова увидимся! – А потом уже другим тоном сообщила Александру: – Сказал, что если все пройдет нормально, то мы ему больше ничего не должны.

– Ну и слава тебе, господи! – с огромным облегчением ответил Александр. – А то этот долг висел на мне, как камень на шее!

– Как я по Егорушке соскучилась! – с тоской сказала Глаха. – Как он там?

– Да мои его с рук не спускают! – судя по тону, усмехнулся Александр. – Ты же знаешь, что они в нем души не чают! Так что не мучайся напрасными страхами! Если бы с ним что-то случилось, то нам бы тут же сообщили!

– Ой, скорей бы домой! – вздохнула Глаха.

– Ты приляг, отдохни, – посоветовал ей Александр. – А то на тебе просто лица нет!

– Да и то! – согласилась она и чуть не заплакала: – Господи! Как я устала!

Их голоса стали тише, а потом исчезли совсем. «Ну и что это мне дало? – задумалась я. – Известная своей скандальной репутацией Глаха вылечилась от наркозависимости, насмерть влюбилась и стала нормальной женщиной? Выходит, в последний раз она вовсе не в психушке лежала, и ее поэтому нигде видно не было, а была беременна и родила ребенка. Однако продюсер вложил в нее столько денег, что потребовал в виде отступного все, что она успела нажить, если вообще что-то нажила, и денег за судейство в этом конкурсе. И теперь, когда она с ним полностью расплатится, то уедет с мужем к его родителям. Ну что ж! Дай бог им здоровьичка к праздничку, а меня перипетии ее личной жизни волнуют меньше всего. Главное, что теперь окончательно ясно – она ко всем этим отравлениям непричастна. Ее сотовый был в номере, а со стационарного она никому ничего сообщить не спешила. Да и вообще ясно, что этот конкурс ее тяготит».

Тут принесли мой кофе, и я, попивая его под сигаретку, начала смотреть распечатки телефонных разговоров, которые мне передал Арам Хачатурович. Оказалось, что Глаха, как и Сереброва, не звонили по городским телефонам совсем, Иван звонил только в льготное время по межгороду на агрофирму, телефон которой я уже знала, – видимо, говорил с родителями, и я с чистой совестью отложила его распечатку в сторону. Евгений звонил много, но по одним и тем же телефонам, которые я быстро определила. А как же тут было не определить, если мне, когда я набирала эти номера, отвечали: школа, библиотека и деканат, а остальные два, по которым мне никто не ответил, наверняка принадлежали его матери и тете. Полина тоже звонила по межгороду родителям, несколько звонков были в общежитие сельхозинститута, а по остальным мне отвечали какие-то девушки, вероятно, подруги. Зато с распечаткой Михаила пришлось повозиться, и я, вычеркнув телефон его родителей в Покровске, принялась нудно обзванивать те, что остались, спрашивая, когда дозванивалась:

– Простите, а куда я попала?

Как правило, в ответ на такой вопрос мне говорили:

– А куда вы хотели попасть?

– Да понимаете, – объясняла я. – У меня повременная оплата телефона, и я взяла распечатку звонков, а тут оказались номера, которые я не знаю. Вот я и решила проверить, вдруг звонила и забыла или просто номером ошибалась. А вот если окажется, что это совсем посторонние номера, то мне их просто на телефонной станции приплюсовали. А я за чужих людей платить не собираюсь! Пусть и небольшие деньги, но не люблю, когда меня за дуру держат. А как все выясню, так пойду на телефонный узел скандалить.

Ответы я на это получала самые разные: где-то мне понимающе говорили солидными, а порой и старческими голосами:

– А! И много таких номеров набралось?

– Да порядочно, – зло отвечала я.

– Ну, тогда я тоже схожу и проверю, – обещал мне собеседник. – У меня ведь тоже повременка, но я все звонки записываю и время отмечаю, сколько говорила, чтобы потом подсчитать.

– Спасибо за подсказку, я теперь тоже начну записывать. Только учтите, что распечатка ваших исходящих звонков теперь семнадцать рублей стоит, – сообщала я.

Как правило, на другом конце провода на секунду повисала тишина, а потом раздавался взрыв:

– Ах, они, паразиты! Это что же получается? Что дешевле за чужие разговоры платить, чем собственные проверить?

– А вы что хотели? – удивлялась я. – Чтобы они о вашем кошельке думали? Нет уж! Они о своем пекутся! Так что объегорили нас с этой повременкой по полной программе! – и, переждав шквал возмущения, снова спрашивала: – Так куда я все-таки попала?

Тут я получала уже совершенно нормальный и исчерпывающий ответ: в квартиру таких-то или в такую-то организацию, причем аптек среди них не было. Но бывали случаи, когда мне нагло отвечали обычно молодые самодовольные голоса:

– Откажись от телефона и живи спокойно! – и весело ржали, думая, что удачно пошутили.

Эти номера я выписывала, чтобы потом попросить Кирьянова их пробить.

Вспомнив о нем, я позвонила ему и осторожно спросила:

– Володя? А как там моя проблема? Решается?

– Ты больно быстро все хочешь, – недовольно ответил он. – Вот как запрос очередной будем посылать, так я и твои номерочки туда присобачу.

– А раньше никак? – грустно сказала я.

– Увы, подруга! Раньше не получится! – извиняющимся тоном ответил Киря.

– А нельзя к тем номерам еще немного приплюсовать? – заискивающе попросила я.

– Тетенька! Дай попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде, – съехидничал Володька, но сжалился и сказал: – Говори!

Бодро продиктовав ему номера, я выслушала еще пару нелицеприятных высказываний в свой адрес по поводу моего нахальства и нещадной эксплуатации работников правопорядка, но не обиделась, понимая, что просто таков наш дружеский ритуал обмена колкостями.

«Ну и куда мне дальше тыркаться? – задумалась я, положив трубку. – Что я могу сделать конкретно сейчас? – спросила я саму себя и ответила: – Ничего! Чем бегать как оглашенная, высунув язык, можно просто затаиться и ждать, когда кто-то попытается чем-то навредить пусть и крайне несимпатичному мне Михаилу. В этом случае я жестко возьму в оборот Сереброву, потому что утечка информации может произойти только от нее – Глаха исключается. И тогда никакая Вероника ее не спасет! Охрана спонсоров пусть и уступает ей в качестве, зато превосходит количеством, а это уже серьезно!»

Решив для себя самый насущный вопрос, я вылила в чашку остатки остывшего кофе и закурила, когда услышала за дверью шум. Я посмотрела на монитор и увидела, что это возвращаются конкурсанты. Выглянув в коридор, я весело спросила:

– Ну, что, нагулялись?

– Да! – радостно ответила мне Полина. – Мы по набережной ходили, а потом на машине Ксении покатались. Она Ивану город показывала, и вообще она очень славная девушка! – Услышав это, Женя опустил глаза и покраснел. – Она, оказывается, сегодня в театре была и наши выступления слушала. И мы все ей очень понравились!

– Надеюсь, что на Михаила эта симпатия не распространяется? – усмехнулась я.

– Да, – тихо сказала Полина, сердито покосившись на его дверь. – Она сказала, что он вел себя просто неприлично.

– В чем я с ней полностью солидарна, – кивнула я и спросила: – Вы на ужин вернулись?

– Ну, конечно. Хотя мы в городе в кафе заходили и кофе пили с пирожными, но все равно голодные, – весело сказала Полина. – Мы и Ксению приглашали с собой, но она отказалась, сказала, что бабушка обидится, если она не дома поест.

Они скрылись в своих номерах, я же, вернувшись к себе, допила кофе, докурила и пошла на ужин. Я подошла к официантам и попросила:

– Вы ужин в сорок девятый отнесите к Михаилу.

– Хорошо, – кивнул мне один из них. – Да и грязную посуду от обеда забрать надо.

Пройдя к столику Светлова, я села и придвинула к себе салат.

– Ну, как там Михаил? – спросил Леонид Ильич.

– Все еще раны зализывает, – усмехнулась я. – А еще заливает!

– Что-что? – насторожился Леонид Ильич.

– Да бутылку водки он себе в номер заказал и заливает горе, – объяснила я.

– Это строжайше запрещено! – вскинулся Светлов. – Никакого спиртного во время конкурса!

– Бросьте! – отмахнулась я. – Это же ему как слону дробинка – парень-то он здоровый, так что к утру проспится.

– И все равно это безобразие! – никак не мог успокоиться Светлов.

Когда мы уже заканчивали ужин, у него вдруг зазвонил телефон. Выслушав, что ему сказали, Леонид Ильич страшно побледнел.

– Что случилось? – насторожилась я.

– Черт бы побрал этот конкурс! – со стоном выдохнул Светлов, и я, мигом все поняв, сорвалась с места.

Я стремглав бросилась наверх по лестнице и, запыхавшись от бега, влетела на этаж. Дверь Михаила была открыта, а перед ней стояли насмерть перепуганная дежурная и официант с подносом. Услышав мой топот, они обернулись и посмотрели на меня, а затем молча показали на номер. Заглянув внутрь, я увидела Пашьяна и Михаила, который лежал на кровати и не подавал никаких признаков жизни. Бросившись к нему, я пощупала пульс. Пульс был очень слабым. «Значит, Михаил со всеми своими знакомыми и друзьями и его мамаша отпадают, и можно ими не заниматься», – с большим облегчением и без всякого сострадания к лежавшему на кровати подумала я.

– «Скорую» вызвали? – спросила я.

– Да! – кивнул Арам Хачатурович и недовольно сказал: – Как же вы не углядели?

В ответ я только зло ощерилась:

– А я не Марья-искусница и не Царевна-лягушка, чтобы чудеса творить!

Потом я огляделась и увидела на столе пустую бутылку из-под водки и две пустые пластиковые бутылки из-под газированной фруктовой воды – коктейли этот подлец себе смешивал.

– Руками ничего не трогали? – быстро спросила я.

– Ничего! – огрызнулся Пашьян.Войдя в ванную, я взяла одно из полотенец и аккуратно упаковала все три бутылки, а потом позвонила Кирьянову, в надежде, что тот еще на работе. К счастью, так и оказалось.