Текст книги "По законам гламура"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Это был секрет? – вскинул брови Светлов.

– Ясно! – усмехнулась я. – Значит, уже не секрет!

– Так по тому, как Тумасян велел вас встретить и выполнять все ваши желания, и глухой со слепым поняли бы, что вы не просто так сюда приехали, – начал оправдываться он.

Я махнула рукой:

– Может, это и к лучшему. Слухи разлетятся быстро. Преступник занервничает и может наделать ошибок, а мне это только на руку.Выйдя от Светлова, я постучала в дверь соседнего люкса, и мне открыла очень эффектная высокая смуглая черноглазая брюнетка лет тридцати пяти с совершенно бесстрастным выражением лица. Она вопросительно взглянула на меня, и я представилась:

– Здравствуйте, Вероника. Я Иванова. Мне нужно поговорить с госпожой Серебровой.

– Тамара Николаевна! Это к вам! – сказала женщина, пропуская меня в номер.

При ближайшем рассмотрении Сереброва оказалась холеной дамой лет пятидесяти, но пластику она себе явно не делала, хотя надо было бы – морщин у нее хватало, как хватало и бриллиантов, причем очень хороших. Она была уже одета для выхода, и я, взглянув на часы, поняла, что подошло время идти в ресторан ужинать.

– Присаживайтесь, – пригласила меня она, царственным жестом указав на кресло, и опустилась в другое сама. Вероника присела на диван с ленивой грацией отдыхающей кошки. – Вероятно, вы тот самый частный детектив, о котором говорил Леня?

– Да! И пришла я к вам с очень неприятным разговором. Но, я надеюсь, вы, выслушав меня, поймете, что дело серьезное, – объяснила я свое появление.

– Говорите! – милостиво разрешила Сереброва.

– Скажите, Тамара Николаевна, вам не приходило в голову, что все эти внезапные заболевания конкурсантов выглядят очень подозрительно? – спросила я.

– Приходило, конечно, – кивнула она. – Голубушка, вы просто не знаете, что собой представляет современный шоу-бизнес! Во времена моей молодости тоже были интриги, сплетни, доносы, но до такого дело не доходило.

– Тогда у меня второй вопрос, только прошу вас выслушать его спокойно и ответить честно.

– У вас есть повод в этом сомневаться? – оскорбленно спросила Тамара Николаевна.

– Нет, и надеюсь, не будет, – торопливо ответила я. – У вас, как у председателя жюри, хранится вся документация, касающаяся прошедшего тура конкурса, и, как мне сказали, в целях поддержания интереса к нему имя победителя и результаты голосования объявляются только перед началом следующего тура.

– Да, это так! – подтвердила она.

– А не может быть, что некто узнает информацию досрочно? – поинтересовалась я, осторожно подбираясь к главному вопросу.

– В этом номере есть сейф! – кратко ответила Сереброва.

– А от вас лично никто не мог узнать информацию? – напрямую спросила я.

Сереброва пошла пятнами, но, с трудом сдержавшись, спросила:

– Вы подозреваете меня?

– Но ведь вполне может быть, что вы болеете за кого-то из участников конкурса и хотите ему как-то помочь, – сказала я.

– Мне одинаково симпатичны все конкурсанты! – отрезала Сереброва. – Кто-то из них более одарен, кто-то менее, но я не отдаю предпочтения никому.

– А ваши отдельные занятия с Евгением? – настаивала я.

– Когда я бываю на репетициях, а случается это нечасто, то даю советы всем конкурсантам, – подчеркнула Тамара Николаевна. – И не моя вина, если кто-то воспринимает их с большей благодарностью, чем остальные. У вас все? – жестко спросила она.

– Тамара Николаевна, я все равно докопаюсь до истины, и если окажется, что вы сейчас покрывали преступника, то обещаю вам несколько крайне нелицеприятных публикаций в прессе, – почти угрожающе сказала я.

– Мне уже много лет, но до сих пор никто и никогда не смог найти в моей жизни ничего предосудительного, – высокомерно заявила Сереброва. – Уверена, что это не произойдет и впредь! Вероника! Проводите, пожалуйста, Татьяну Александровну.

Женщина, которая все время нашего разговора контролировала каждое мое движение, лишив меня таким образом возможности прикрепить «жучок», поднялась и не сделала в мою сторону и шага, но видно было, что в случае необходимости она, не раздумывая, бросится на меня, чтобы, как Сергеева, вышвырнуть из номера. Но тут еще неизвестно, чья возьмет, – я свой черный пояс по карате не на рынке купила. Я не стала еще больше обострять отношения, и так донельзя обостренные, поднялась и пошла к двери, а Вероника за мной. Когда я уже была в коридоре, то обернулась к ней и без всякой обиды – чего уж тут обижаться на профессионала? – спросила:

– Карате?

– И это тоже, – спокойно ответила она и закрыла дверь.

«Да! Железная дама эта Сереброва! Да и Вероника ей под стать! – пробормотала я себе под нос. – А может, бросить мне свой частный сыск к еловой бабушке и пойти в бодигардессы? А что? Внешность позволяет, квалификация соответствующая имеется, а языки подучу! – Но, подумав, решила: – Нет, не пойду! Скучно это!»

Я направилась в сторону люкса Глахи.

На мой стук дверь номера открыл внушительных габаритов мужчина лет тридцати с хвостиком, и я очень удивилась, увидев его, – на телохранителя он никак не тянул, просто здоровый мужик, и все.

– Что вам? – неласково спросил мужик.

– Я частный детектив Иванова, – представилась я. – Мне нужно поговорить с Глахой.

– Она отдыхает, – отрезал он, намереваясь закрыть дверь.

– Но мне нужно с ней поговорить! – с нажимом сказала я. – На конкурсе, где она, между прочим, член жюри, черт-те что творится, и это нельзя пускать на самотек! Так что пусть она уж прервет свой отдых и уделит мне немного своего драгоценного времени!

– Нам все равно, что творится на конкурсе, и говорить она с вами не будет, – отрезал охранник и закрыл у меня перед носом дверь.

«Ну и дела! – подумала я. – Два облома подряд! Давненько меня так не прикладывали! Но не драться же мне с ними! Ладно! – со злорадством пообещала я Серебровой и Глахе. – Не хотите по-хорошему – будет по-плохому! Тебе, барыня, я „жучок“ сегодня же присобачу, когда ты в ресторан пойдешь. А Глахе – завтра, пока она будет в театре. Так просто вы от меня не отделаетесь!»

Быстро спустившись в свой номер, я достала набор отмычек – а куда порой без них? – и бегом вернулась на пятый этаж, где дежурная изумленно посмотрела на меня, недоумевая, чего это я так разбегалась. Пройдя по коридору до конца, я увидела дверь запасного выхода и, отперев замок, притаилась на лестничной площадке. Курить хотелось страшно, но сквозняком сигаретный дым потянуло бы в коридор, и Вероника вполне могла это почувствовать, а мне этого совсем не хотелось. Прождала я минут пять, когда услышала звук открываемой двери.

До меня донеслись голоса.

– Нет! Ну какова нахалка! – возмущалась Сереброва.

– Это ее работа, – спокойно заметила Вероника.

– И все равно никто не давал ей права так со мной разговаривать! – бушевала дама.

– Не судите ее строго, Тамара Николаевна, – попросила телохранительница. – Это ей по молодости кажется, что чем больше напора, тем скорее она получит результат, причем обязательно положительный. Ничего! С годами поумнеет и поймет, что гибкость бывает порой гораздо более полезна, чем грубая нахрапистость.

– Мы с тобой одной крови – ты и я, – насмешливо сказала Сереброва.

– Нет! – спокойно возразила Вероника. – У нас разный вид деятельности, но, как я понимаю, в покое она вас не оставит.

– Опять придет с разговорами? – возмутилась Сереброва.

– Да нет, скорее подслушивающее устройство установит, – будничным тоном сказала Вероника.

– Что?! – воскликнула Сереброва. – Это же называется вторжение в частную жизнь! Это же подсудное дело!

– Не волнуйтесь, Тамара Николаевна, если она это сделает, то я его найду, – успокоила Сереброву телохранительница.

– А я в этом случае на нее в суд подам! – зловеще пообещала дама.

– Думаю, у нее хватит ума со мной не связываться, – уверенно сказала Вероника.

Тут подъехал лифт, и голоса смолкли.

«Не волнуйся! Хватит! – зло подумала я. – Этого удовольствия я тебе не доставлю!» Прикрыв дверь запасного хода, я вернулась на свой этаж и спросила у дежурной, где все. Оказалось, что все тоже ушли в ресторан. У себя в номере я оставила так и не пригодившиеся мне «жучки», а вместо них взяла две крошечные камеры наблюдения, включила запись и установила одну камеру в коридоре – в противоположном от лифта конце, так, чтобы она охватывала все четыре двери ребят. Потом я снова поднялась на пятый этаж. Примерившись, закрепила вторую камеру наблюдения на той же стене. В объектив этой камеры попадали двери Серебровой и Глахи. Тут я услышала шум за дверью Светлова и быстро спряталась на лестнице. Дождавшись, когда Леонид Ильич спустится вниз, я заперла дверь запасного выхода и отправилась в ресторан.

Зал был практически пустой – цены здесь кусались. Я подошла к метрдотелю и спросила:

– Где ужинают конкурсанты?

– И они, и члены жюри едят в банкетном зале, чтобы им никто не мешал, – ответил метрдотель. – Для вас тоже накрыли. Вас проводить?

– Спасибо, я сама найду дорогу, – ответила я.

В банкетном зале за одним столом сидели уже знакомые мне по фотографиям участники конкурса, за вторым устроились отвернувшаяся при моем появлении Сереброва с Вероникой, а за третьим расположился Светлов. Я решила составить ему компанию, а заодно постараться выудить что-нибудь полезное.

– Как успехи? – спросил меня Леонид Ильич, когда я подошла к его столику и села так, чтобы видеть всех остальных.

– Порадовать нечем, – призналась я. – Зато уже успела сцепиться с Серебровой, а вот с Глахой так и не поговорила. Мне ее даже лицезреть не позволили.

– Ничего, – успокоил меня Светлов. – Завтра в театре поговорите. Хотя представления не имею, чем она может быть вам полезна. Или вам просто хочется настоять на своем?

Я ничего не ответила, потому что Леонид Ильич был, конечно же, прав. Он усмехнулся и перевел разговор на другую тему:

– А с Томой вы зря так! Женщина она неплохая. Просто никак не может забыть, что когда-то была гражданской женой одного из членов ЦК партии. Отсюда и замашки.

– И бриллианты оттуда? – насмешливо спросила я.

– Да нет, – серьезно ответил Светлов. – Она всю жизнь как лошадь пахала! Кстати, а вы знаете, что она со своими концертами в Афганистане все до единой части объехала? – Я потрясенно покачала головой. – Вот так! – веско сказал он. – Некоторые жеманные дамочки со скудными голосочками, но непомерными амбициями – не буду называть имен – дальше Кабула и шагу не ступили, а вот она – не побоялась! Так что вы на нее зла не держите! Она свое нынешнее положение честно заслужила!

– А тот из ЦК? – не удержалась я.

– Так он был вдовец, и сошлись они, когда она уже в зените славы была, так что это не он ее наверх тянул, – объяснил Светлов.

– Но муж на двадцать лет моложе?.. – начала было я, однако Светлов меня прервал.

– А вы разве не заметили, что ей этим никто в глаза не тычет? Других за подобные браки полощут в желтой прессе что ни день, а ее имя ни разу даже не упоминалось. Потому что уважают! А это в наше время и в нашем паскудном мире вещь редкая! Так что не судите, да не судимы будете! Вы сначала добейтесь того, чего она добилась, мужа, своего аккомпаниатора, который раком болел и ее стараниями восемь лет протянул, похороните, а потом уже говорите! – неодобрительно глядя на меня, сказал Леонид Ильич.

Внимательно посмотрев ему в глаза, я поняла, что здорово разозлила его.

– Ладно! – покаянно сказала я. – Извинюсь я перед Тамарой Николаевной!

– И, что самое главное, она вас простит, – улыбнулся Светлов.

Мы занялись едой. Я не забывала наблюдать за столом конкурсантов – видно было, что обстановка там царит невеселая. Михаил, который в натуре ничем не отличался от своей фотографии, вел себя самоуверенно и почти по-хамски, но только по отношению к Евгению, который старался держаться подальше от него, а вот Ивана с Полиной Михаил не задевал. Те же хоть и не разговаривали, но постоянно переглядывались и улыбались друг другу. В жизни Полина оказалась очень милой девушкой, из тех, что легко смущаются и краснеют, а Иван… Да уж! Ростом под два метра, широченные плечи. Он производил неизгладимое впечатление, а вот лицо его сейчас было приветливым и даже симпатичным, не то что на фотографии.

– Кто же завтра победит? – спросила я Светлова. – Кстати, что там в программе?

– Песни зарубежной эстрады, – ответил он. – Тут прогнозировать трудно. Кстати, если хотите, можете после ужина на их репетиции побывать.

– Спасибо, мне есть чем заняться. Значит, после завтрашнего тура останется три участника…

– Если ничего не произойдет. Господи! – почти простонал Светлов. – Скорей бы закончился этот чертов конкурс! Бюджет мизерный, а уж запросы!.. Я же сначала хотел все нормально сделать. Объездил всех родителей с видеокамерой и интервью взял, чтобы потом можно было прямо в зале показать. Так нет! Дубов, с которым я поговорил, возражать стал. Сказал, что для этого придется экран устанавливать и аппаратуру арендовать, а это расходы, которые не предусмотрены, и денег у оргкомитета на это нет. С телевидением та же история – все рекламой забито, и с меня столько запросили за трансляцию, что дух перехватило. Я с этим к Дубову даже соваться не стал. Хорошо хоть в выпусках новостей информацию кое-какую дают.

– Без подробностей? – уточнила я.

– К счастью, без, – с откровенным облегчением ответил Светлов. – Но это уже спонсоры постарались, чтобы все было шито-крыто.

– Значит, вы со всеми родителями познакомились? – обрадовалась я. – И что они собой представляют?

– Вам нужны сведения только о тех, кто остался? – спросил он.

– Естественно! – воскликнула я. – Те, кто уже выбыл, мне неинтересны!

– Ну, что я вам могу сказать. У Полины мать сельская учительница, а отец бригадир ремонтной бригады. Вполне приличные люди и очень не одобряют решения дочери участвовать в этом конкурсе. Считают это не только чем-то неприличным, но и совсем неподходящим для нее. Впрочем, я с ними полностью согласен. У Ивана, оказывается, вся семья поет. Я намекнул было отцу, что у Ивана может быть большое будущее, а тот ни в какую. Сказал, что у мужика в руках дело должно быть, потому что голос сегодня есть, а завтра нет.

– А в этом он прав, – согласилась я. – Ну, а что остальные?

– У Михаила мать в торговле, отец – бывший инженер и совершенно забитое и бесправное существо. Он при матери Михаила – грузчиком и водителем состоит, – сказал Светлов.

– А какова сама мамаша? – поинтересовалась я.

– Это, должен вам сказать, еще та штучка! Эдакая разбитная бабенка! Начинала когда-то с «челноков», а потом пошла в гору. Любит гламурные журналы и мечтает, что ее сын там тоже когда-нибудь на первой странице появится. Все выспрашивала меня, какие в шоу-бизнесе деньги, кому, сколько и за что платят и каковы гонорары, – неприязненно закончил Леонид Ильич.

– Вполне в ее духе, – хмыкнула я.

– А у Женюрочки мать библиотекарь, и этим все сказано. Он единственный ребенок.

– Мазаный, лизаный, и все в этом духе, – продолжила я.

– Ну, это по нему и так видно. Она для него готова горы свернуть, – продолжил Светлов.

– Наверное, без мужа воспитывала? – практически уверенная в ответе, спросила я.

– Конечно, иначе бы он таким не вырос. Ну, что, дало вам это что-нибудь полезное? – улыбнулся Светлов.

– Что сейчас можно сказать? – пожала я плечами.

– Вы уж постарайтесь все распутать, а то, не приведи господи, сорвется все, и плакали мои деньги – мне же только аванс выплатили, – попросил Леонид Ильич.

– Вы ведь недавно сами говорили, что гори они синим пламенем, деньги эти, а вам репутация дороже, – напомнила я.

Светлов вздохнул, грустно посмотрел на меня и тихо сказал:

– У меня внучка болеет. Такая кроха, а уже болеет. Вот я и мотаюсь по всей стране – деньги на операцию ей зарабатываю! Если до весны не сделать, то не будет у меня внучки, – прошептал Леонид Ильич, и губы его задрожали.

– Извините, – сказала я. – А ваши дети? Они что же?

– Мой сын погиб вместе с женой в авиакатастрофе. Поэтому, случись что с Софочкой, я не переживу.

– Будем надеяться на лучшее, – постаралась подбодрить я его.

– А что мне еще делать? – вздохнул Светлов.

Весь оставшийся ужин мы промолчали, а потом, когда вышли из зала и Леонид Ильич собрался идти к себе, я напоследок спросила:

– Леонид Ильич, а не может информация уходить от Либермана?

Светлов удивленно уставился на меня и спросил:

– От Ромочки? А оно ему надо? Зачем? Ради денег? Так ими тут и не пахнет! Ради того, чтобы показать, что знает больше других? Так он и так Роман Либерман, и этим все сказано!

– Но он мог случайно проболтаться? Например, восхититься голосом Ивана и пожалеть, что тот не занял первое место, а победителем стал кто-то другой, – предположила я.

– Проболтаться несколько раз подряд? И кому, вы думаете, в его кругу интересны результаты этого конкурса? – ехидно спросил Светлов. – Нет, если вы хотите, я могу, конечно, позвонить ему и спросить. И думаю, что он мне скажет правду, но я вас уверяю – это не он.

– И все-таки позвоните, – попросила я. – Вы ведь тоже заинтересованы в том, чтобы конкурс благополучно закончился, не так ли?

– Так, Таня! Так! – грустно сказал Светлов и достал сотовый. – Рома? Это Лазарь. У меня к тебе несколько необычный вопрос, но я должен его задать. Слушай, ты случайно ни с кем не делился результатами туров еще до их официального оглашения? Я понимаю, что ты ректор консерватории, у тебя дел по горло и эта канитель тебе, как зайцу звонок, однако все-таки. Это точно? Ну, спасибо, дорогой! – Леонид Ильич убрал телефон и сказал: – Я же вам говорил!

– Вы так хорошо знаете Либермана? – спросила я.

– Мы вместе учились в Московской консерватории. И если бы я не женился так рано, то еще неизвестно, кто сейчас был бы ректором, – невесело сказал Светлов.

– Наверное, вы женились вопреки воле родителей? – догадалась я.

– Да! Пришлось уйти на квартиру и начать подрабатывать по ресторанам. Учеба, конечно же, полетела к черту. Потом у нас родился сын… Родители меня простили, но… Было уже поздно. Вот я и остался недоучкой, – вздохнул Светлов.

– Надеюсь, ваша семейная жизнь полностью возместила вам все эти неприятности? – сочувственно спросила я.

– С лихвой! – улыбнулся Леонид Ильич. – И я никогда не пожалел о своем выборе!

– Значит, в качестве источника информации у нас остаются только Елкин с Толстовым, – сказала я. – Не может же эта мразь каждый раз стрелять наобум и попадать точно в «яблочко»!

– Ну, это уж вам решать, я в этом не разбираюсь! – сказал Светлов и ушел.

На выходе из бара я столкнулась с конкурсантами и услышала, как Евгений говорил по телефону:

– Мамочка! Это я! Как вы там?…У меня все хорошо. Мы все идем репетировать. Нет, я не устал! Какая же может быть усталость? Это же так здорово – заниматься с настоящими преподавателями консерватории! Ну, ладно, мамочка! Завтра после тура встретимся. Целую тебя.

Вернувшись к себе, я первым делом просмотрела записи с камер наблюдения, но ничего интересного там не было. Вскоре в номер принесли кофе. Я устроилась с чашкой в кресле и начала рассуждать.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Во-первых, неизвестный источник информации, и в качестве подозреваемых у нас проходят пять членов жюри, из которых можно с некоторой долей уверенности вычеркнуть Либермана. Ему этот конкурс неинтересен. Глаху – потому что она ни с кем не общается даже по телефону… Стоп! Если Глаха не подходит к телефону, еще не значит, что сама она никому не звонит.

Я быстро набрала номер телефона Пашьяна и спросила:

– Арам Хачатурович! У вас ведь в гостинице мини-АТС?

– Да, и все звонки теперь, как и в городе, платные, – ответил он.

– Тогда дайте мне распечатку звонков, которые осуществлялись из номеров, занятых Серебровой, Глахой, Светловым и всех конкурсантов.

– Сейчас распоряжусь, – пообещал Арам.

Положив трубку, я стала рассуждать дальше. Мы имеем неизвестного преступника и неизвестную гадость, с помощью которой преступник вышибает конкурентов. Хотя… С последним можно поспорить. Не может быть, чтобы врачи оперативно не выяснили, от чего ребятишки заболели. А вдруг это какая-нибудь холера или еще что-то? Тогда же эпидемия может начаться! Я посмотрела на часы и решила, что в такой поздний час палатных врачей я в больнице уже не застану, но ведь есть еще и дежурный, и он, посмотрев истории болезни, вполне может мне сказать, откуда у этих болячек ноги растут. А что? Вполне можно сгонять по-быстрому. Все конкурсанты сейчас в одной кучке, с ними преподаватели, и ничего страшного случиться не должно…

Быстро собравшись, я поехала в больницу «водников», до которой было буквально два шага. Входная дверь была уже закрыта, и меня упорно не хотели пускать внутрь, так что пришлось крепко поднажать, чтобы прорваться. Потом оказалось, что дежурный врач занята с каким-то тяжелобольным, и я вынуждена была ждать, злясь на себя за то, что не додумалась приехать сюда раньше. Врач, у которой лежали больные конкурсанты, категорически отказалась со мной разговаривать. Ее не убедило даже удостоверение частного детектива и мои клятвенные заверения в том, что я стараюсь для блага больных. Сцепив зубы и проклиная весь белый свет, включая врачиху, я пустила в ход все свое обаяние и очарование, и врач наконец-то сдалась.

– Доктор! – умоляюще говорила я. – Объясните мне доступно, как первокласснице, что же случилось теперь уже с троими конкурсантами и не пищевое ли это отравление.

– Да бог с вами! – отмахнулась доктор. – Мы их проверили и на дизентерию, и на прочие инфекционные гадости, но ничего не нашли.

– Так что же вы Дубову об этом не сказали? – удивилась я.

– А пусть подергается! – зло бросила она.

– За что же вы его так не любите? – усмехнулась я.

– А вы его так называемую продукцию пробовали? – спросила врач.

– Нет, я такие вещи не ем, – покачала я головой.

– Московское потребляете? А вот у меня на такие вещи денег нет! И я вынуждена покупать сметану, которая на второй день створаживается, синее молоко, бифилайф со сгустками желатина и творог, до того кислый, что от него скулы сводит, – бушевала врач.

– Ну, хорошо, что это не пищевое отравление, – сказала я. – Так от чего же они все полегли?

– Мы выяснили, что все заболевания носят медикаментозный характер, – немного поутихнув, ответила врач.

– То есть? Они отравились лекарствами? – удивилась я.

– На сумасшедших они вроде бы не похожи, – усмехнулась врач. – Потому что мне трудно представить себе человека, который по доброй воле и без всякой к тому необходимости накануне конкурсного тура принял бы лошадиную дозу сильнейшего слабительного или рвотного средства. Так что отлежались они у нас немного, и мы их уже выписали домой. Родители их забрали и крыли при этом ваш конкурс так-и-и-ми словами! – Она рассмеялась. – Ребятишки хотели в гостиницу заглянуть, чтобы с друзьями попрощаться, так они их не пустили.

– Вот оно что! Лекарства, значит, – медленно сказала я. – Ну, а третий, Анатолий, который сегодня поступил?

– У него просто сильнейшее раздражение голосовых связок, а совсем не ангина, как мы первоначально предполагали, – картина крови совершенно другая. Не знаю, что уж ему подсунули, но прохрипит он еще недели две, не меньше, хотя прежней боли у него уже нет, мы ее сняли, – уверенно ответила она.

– Разве есть лекарство, способное вызвать такое раздражение? – удивилась я.

– А вы что, врач? – в свою очередь удивилась доктор.

– Нет, я юрист по образованию, но основы судебной медицины знаю, – объяснила я.

– Тогда не буду морочить вам голову, а просто скажу, что знающий фармацевт может сделать все, что угодно, – пояснила она.

– Значит, мне нужно искать врача или фармацевта, – задумчиво сказала я и спросила: – А вы Анатолия здесь долго продержите?

– Думаю, завтра, если у него не будет температуры, мы его отпустим для амбулаторного лечения. Надеюсь, что больше вы нам никого не привезете, а то у нас, знаете ли, с местами напряженно, – сказала врач.

– Сама на это надеюсь, – вздохнула я. – А поговорить с Анатолием можно?

– Да поговорите, если надо. Он на втором этаже в двенадцатой палате.

Я поднялась наверх и, найдя нужную комнату, вошла. Оглядев шесть стоящих в два ряда коек, я спросила:

– Кто здесь Анатолий?

Лежавший на ближайшей ко мне кровати парень махнул рукой. Я подошла к нему и присела на край кровати.

– Привет! Я частный детектив, и меня наняли для того, чтобы разобраться с тем, что творится на конкурсе, – объяснила я свое появление.

– Поздновато спохватились! – криво усмехнувшись, прохрипел Анатолий.

– Как говорится, лучше поздно, чем никогда, – ответила я и попросила: – Расскажи мне весь свой вчерашний день, и максимально подробно! Чем занимался, где был, а главное, что ты ел и пил. И не напрягай горло, а то опять заболит. Говори потише.

– Все было как обычно, – шепотом начал Анатолий. – Позавтракал вместе со всеми в ресторане, потом пошел на занятия. Пообедали – и снова на занятия. Поужинали – и туда же. Вот и все!

– А из того, что у тебя в номере в холодильнике стояло, ты что-нибудь ел? – спросила я.

– Только «Виты» выпил на ночь стакан – меня мама с детства приучила обязательно на ночь кефир, ряженку или простоквашу пить, – ответил Анатолий.

– Может быть, она ледяная была? – предположила я.

Анатолий обалдело уставился на меня:

– Я похож на идиота? Да и не могла она быть ледяной! Во-первых, холодильник в номере работает еле-еле, а во-вторых, я, как зашел, сразу же налил стакан и на столе оставил, а сам отправился в душ. Так что она уже согрелась, когда я ее пил.

– А утром ты не допивал то, что осталось? – спросила я. – Может быть, она уже испортиться успела?

– Нет! – покачал головой Анатолий. – Выплеснул! Неудобно же открытую отдавать.

– Нине? – уточнила я.

– Ну да! – подтвердил Анатолий.

– А почему вы ей все это отдаете? – спросила я.

– Несчастная она! Полинка с ней разговорилась, а потом нам все рассказала. Она вообще очень добрая! Поля, в смысле! Вот она и предложила Нине помочь. А мы что? Мы согласились. Все равно эту гадость есть невозможно.

– Эк ты круто! – рассмеялась я. – Или ты такой забалованный и привередливый?

Анатолий усмехнулся и неожиданно прочел:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

– Вот так! – закончил он.

– Ну, с Омаром Хайямом спорить не стану! – тихонько рассмеялась я.

– А еще говорят, что долго живет тот, кто сам себе готовит! – назидательно сказал Анатолий. – И не в том смысле, что ему отраву могут подсунуть, хотя и это тоже, а потому, что уж себе-то он всякое дерьмо в пищу не положит.

– Значит, говоришь, несъедобное все у вас в пайке? – спросила я.

– Не знаю. Крекеры с печеньем я даже не пробовал – они же сухие и могут горло поранить, а нам его беречь надо. Конфеты? Так это же карамель, а я лично ее не люблю. В йогуртах и газированной воде одна сплошная эссенция оказалась, и от нее потом во рту противно. – Анатолий даже покривился. – Пирожные – просто дрянь, потому что в креме один маргарин. А уж про колбасу я и не говорю – мясо там даже не ночевало. Это невооруженным глазом видно.

– Понятно! – сказала я. – Значит, ты пил только «Виту», а Виктор с Мариной что, не отдавали Нине, а ели сами?

– Виктор йогурты, а Маринка пирожные, – ответил Анатолий.

– А из тех четверых, что остались, кто что любит и ест сам, а что отдает? – продолжала допытываться я.

– Ванька отдает все! Он сказал: «Я знаю, что такое как вол ишачить!»

– Интересное выражение, – усмехнулась я. – Вол – и вдруг ишачит! А другие?

– Мишка воду пьет постоянно, но и потеет как не знаю кто, – скривился Анатолий.

– Бывают такие организмы, – заметила я.

– А душ на что? – возразил он. – Зайди и помойся! А потом дезодорантом побрызгайся! От него же вечно воняет так, что рядом стоять невозможно! А он еще этим гордится и говорит, что от мужика должно мужиком пахнуть! Что женщин этот запах привлекает и возбуждает!

– Черт с ним, с Михаилом, – отмахнулась я. – Ты лучше дальше рассказывай!

– Полинка тоже пирожные любит – девчонка же, – продолжил он. – А Женька – тот колбасу трескает, а остальное матери отдает. Вообще-то он сначала тоже хотел, как и мы, все Нине оставлять, но мы его уговорили этого не делать. Они вообще, как я понял, очень небогато живут.

– С этим все ясно, – сказала я и спросила: – Анатолий, ты уже знаешь, что у тебя не ангина, а просто раздражение от какого-то лекарства? – Он кивнул. – Понимаешь, парень, я поговорила с Леонидом Ильичом, и он ни на кого не грешит, но ты-то был с ребятами все время вместе, знаешь их лучше его и меня, вот и скажи: кто из них мог вам эту подлянку устроить? Ты ведь, наверное, думал об этом? – Парень снова кивнул. – Ну и кто же?

– Думаю, Мишка! – помедлив, ответил Анатолий. – Он всегда так самоуверенно говорил, что зря, мол, вы все стараетесь, из кожи вон лезете! Все равно победителем буду я, и смеялся при этом.

– Несколько опрометчиво с его стороны! – возразила я.

– А он вообще наглый и очень нахрапистый. В автобусе всегда переднее место занимает и вообще всегда стремится впереди быть. А уж эгоист, каких поискать! Язвит постоянно по поводу и без, издевается над всеми, – продолжал перечислять Анатолий.

– Над всеми? – переспросила я.

– Ну, Ивана он трогать боится, как и Полину, – поправился Анатолий. – Попробовал было один раз по поводу Польки пройтись, так Ванька его почти что вчетверо сложил! У Мишки аж кости затрещали! А Ванька пообещал ему, что в следующий раз башку оторвет. А что? Ванька может! Он в десантуре служил! Ну, Мишка больше их не трогал, а в основном на наш с Женькой счет проходился. Правда, на Женькин больше. Он его и маменькиным сынком, и поросеночком называет, а тот обижается до слез и вздыхает, но терпит.

– Неприятный тип, – согласилась я.

– Даже странно, что он тоже решил Нине помогать, – недоуменно пожал плечами Анатолий.

– Ну, выздоравливай! – пожелала я ему.

«Ну вот! – думала я по дороге в гостиницу. – Что-то начинает уже вырисовываться! Получается, что один из конкурсантов, точно выяснив, кто что ест сам, может безошибочно добавлять лекарства в эту пищу, но как? Они же все время вместе. Значит, нужно искать сообщника, а еще врача или фармацевта, а еще источник информации! Да уж! Дел у меня навалом!»

Вернувшись в свой номер, я закурила и первым делом просто на всякий случай прослушала запись с «жучка», установленного в номере Светлова. Сначала он, судя по шуму, просто ходил из угла в угол, потом что-то пробулькало, и через некоторое время раздался его голос:

– Здравствуй, Верочка, это я. У меня все нормально…Да! Конкурс идет своим чередом, и конец, к счастью, уже близок. Как там вы? Как Софочка?…Лежит? И опять боли начались?…О господи, Верочка, за что нам это? Ну, ты скажи ей, что дедушка скоро приедет… Что он ее очень любит и обязательно поможет!…А ты еще раз скажи!…А она все меня зовет?…Верочка, прошу тебя, успокой ее!…Да не могу я раньше приехать! Ну, ты скажи ей, что дедушка зарабатывает денежки, чтобы ей сделали операцию и она стала у нас совсем здоровенькая!…Ну, ладно, родная! Целую вас! Вы уж крепитесь там!…Хорошо! Завтра позвоню!

Назад к карточке книги "По законам гламура"