Текст книги "Подвенечный наряд телохранителя"
Автор книги: Марина Серова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Причем Света была секретаршей сразу у обоих директоров Недели – братьев-близнецов Анатолия и Владилена Пищиков, они же являлись учредителями и директорами (один генеральным, другой исполнительным) этого мероприятия. Правда, ходили слухи, что Светлана выполняет при обоих братьях и совсем другие обязанности.
Сближая головы во время полуденного чаепития, десять «пишбарышень» секретариата, как шутливо называли их братья Пищики, часто шептались:
– А генеральный-то Светку вчера опять до позднего вечера продержал. И потом до дому предложил подвезти – она сама утром хвасталась...
– Так ей все и поверили, что до дому! Чего ж тогда она сегодня в той же блузке пришла? Негде было переодеться, вот что!
– Повезло ей! Зарплата-то небольшая. А ювелирку себе она каждый месяц покупает, и все время новую! В прошлый раз браслет, вчера кольцом хвасталась...
– И в командировки то с одним, то с другим все время ездит. А сама слово «прет-а-порт?» без ошибок не напечатает!
– Как будто она там печатает, в этих командировках! Тут главное – нижнее белье надеть покрасивше!
– Девочки, ну вот ведь она же не красивая. Совсем, совсем обыкновенная!
– Ну, пухленькая. Некоторые таких любят.
– Да прям. Смотреть там не на что...
Вопрос был спорный. Да, Светочка не обладала той четкой, до миллиметра выверенной красотой, которая присуща моделям и фотомоделям, денно и нощно слетавшимся к директорам Модной недели, как мухи на мед. Света была маленькой, пухленькой девушкой, с круглым скуластым лицом, с падающими на глаза светлыми кудряшками и пышной, как две набитые пухом подушечки, грудью. Нет, внешность у нее была не модельная, хотя и симпатичная. Но в этой девушке было столько обаяния, что оно просто сбивало с ног. За одну только ее мягкую улыбку с моментально проступающими на щечках ямочками истинные ценители красоты готовы были выложить сумму, намного превосходящую стоимость пресловутых колечка и браслета...
Ну и потом, обоим Пищикам наверняка просто надоели дылды ростом под метр восемьдесят пять, с которыми они каждый день общались по делу. И круглые розовые Светочкины колени могли показаться гораздо привлекательнее обтянутой кожей костлявой ножки какой-нибудь супер-пупер глянцевой красотки.
Словом, никто не сомневался в том, что Светочке повезло стать любовницей двух таких богатых и могущественных во многих смыслах людей сразу. И не похоже было, что братья Пищики ревновали ее друг к другу. Нет, бывало даже так, что в дальних поездках и командировках они снимали один люксовый номер на троих...
Итак, Светочка процветала, Пищики получали желаемое, девочки сплетничали, и ничто, как говорится в таких случаях, не предвещало беды, пока в один прекрасный день, когда девушки всей компанией отправились на обед вот в это самое кафе, секретарши с ними не оказалось – девушку убили в ее собственном кабинете.
– Когда это случилось? – быстро спросила я.
– Две недели назад.
– Светлана находилась в кабинете одна?
– Да. Собственно говоря, это был не кабинет, а такое помещение, которое все зовут предбанником. У нас это выглядит так, – отодвинув в сторону чашку и тарелочку с пирожным, Рита достала из нагрудного кармашка своего делового костюма ручку и быстро начертила мне на салфетке план офиса. – Дирекция и секретариат занимают четыре больших, но смежных комнаты. Человек, который к нам приходит, сперва попадает к нам, вот тут вот сидит и работает десять девочек, у каждой своя документация – ну там база клиентов, реестр коллекций, рекламодатели, зарубежные контакты и все такое, – потом идет смежная дверь, она ведет вот сюда, в «предбанник», где сидела Светка и отвечала на звонки или принимала посетителей, и уже оттуда две двери вели в кабинеты Анатолия, – Рита поставила на нарисованном квадратике букву «А», – и Владилена, – второй квадратик пометился буквой «В», – Пищиков. Это довольно нелепое расположение, неудобное, но на самом деле, как я лично считаю, придуманное специально. Чтобы все служащие постоянно были на глазах у начальства и друг у друга, вы понимаете? У нас очень мнительное руководство. Никаких личных звонков, никакой переписки по электронке, никакой бумажки без спросу не распечатать – все под контролем!
– Чего же боялось ваше начальство?
– А шут его знает. Воров. Шпионов. Конкурентов. Они, эти Пищики, всегда себе на уме и подозрительные маниакально. Ну так вот, возвращаюсь к Светлане. Мы тогда даже и не знали ведь, что она у себя в «предбаннике». Мы думали, она совсем на работу не придет, потому что накануне улетела вместе со старшим Пищиком в командировку, вернуться они должны были утром, но в таких случаях Светке всегда давался день «отсыпного». А она, оказывается, пришла, да еще почему-то и с вещами, ну то есть с чемоданчиком, с которым всегда в командировки ездила... бежевый такой чемоданчик из телячьей кожи...
Когда десять девушек вернулись с обеда, то сразу остановились в изумлении – на пороге приоткрытой двери в «предбаннике» валялась нитка бус из очень модного в этом сезоне, но дешевого чешского хрусталя. Всем были знакомы эти бусы: Светочка, которая хотя и была по-настоящему, по-женски предана дорогим ювелирным изделиям из хороших магазинов, тем не менее имела причуду иногда надевать поверх простенькой кофточки это недорогое украшение. «Эти бусы – первые из всех, которые мне подарили. Скромный, тихий мальчик, моя первая любовь», – говорила она, улыбаясь, и ямочки трогательно играли на ее тугих щечках.
Теперь нитка красно-белых камушков с вплетенными между ними бисерными цветочками валялась на пороге, более того – она была порвана, потому что несколько бусинок просыпалось в проход, хрустя под ногами. И еще на ручке двери в «предбанник» висел белый шелковый шарфик с длинными кистями. И девушки тоже узнали этот шарфик. Он принадлежал Светке.
«Что-то случилось», – эта мысль возникла у всех одновременно. Но десять девушек, переминаясь с ноги на ногу, топтались в комнате, смотрели на бусы, смотрели на шарфик и не решались зайти в «предбанник». Рита первая набралась смелости.
...Светочка сидела за своим секретарским столом, сильно накренившись влево и неестественно вывернув голову. Сидела в верхней одежде: в короткой дубленке песочного цвета и мягких белых сапожках. Рита помнила, что сперва ее удивило именно это (она никогда не видела, чтоб Света присаживалась за стол, не раздевшись и не переобувшись), и только потом девушка насторожилась из-за того, что секретарша не шевелилась. Пугаясь самой себя, Рита на цыпочках подошла к Свете с другой стороны и...
– Она была задушена. Я это сразу поняла. До этого мне никогда не приходилось видеть задушенного человека, но тут просто не могло быть сомнений: лицо синее, распухшее, страшное такое, и язык...
Закусив губу, Рита передернула плечами.
– Язык вывалился, понятное дело, – кивнула я, помогая ей преодолевать жуткие воспоминания. – При асфиксии это обычное явление, и мы не будем на этом останавливаться. Итак, если я вас правильно поняла, секретаршу Светлану убили.
– Да. Задушили.
– Понятно. Но почему вы решили, что это преступление было совершено именно на сексуальной почве?
– Потому что на ней не было одежды!
– Что?! Вы же только что сказали про дубленку, шапку и сапоги!
– То есть да, это все на Светке было, но вот что касается всего остального... Вы ведь согласны с тем, что, помимо дубленки, девушки бывают одеты во что-то еще? Так вот, под дубленкой на Светке не было надето ничего, кроме лифчика, трусиков и чулок! Ее раздели, перед тем как убить, понимаете?
– Нет, не понимаю. Раздели, а потом снова надели дубленку?
– Получается, что так! И это еще не самое странное! Светкины блузка, юбка и жилет валялись возле нее на полу, скомканные и пыльные, и с них... были срезаны все пуговицы! Представляете? Все пуговицы до одной! И с дубленки тоже! И еще – со всех вещей, что были в ее командировочном чемоданчике, он тоже валялся там, на полу, так вот, его изрезали ножом, вдоль и поперек, а вещи разбросали и тоже срезали пуговицы! И больше ничего не взяли – только эти дурацкие пуговицы, их потом ни одной не нашли. Ну, что скажете – не маньяк поработал?
– Не знаю, – сказала я задумчиво, – вообще-то не очень похоже. Первый раз слышу про маньяка, который ловит кайф от пуговиц. Ладно бы он забрал нижнее белье или какую-нибудь другую вещь, целую, чтобы потом прижимать ее к сердцу и класть под подушку, это бы было больше похоже на манию. А пуговицы? Что он будет с ними делать – нюхать, что ли? Да еще в таком количестве. И потом, совершенно непонятно, зачем разрезать чемодан.
– А я думаю, что все же маньяк, – упрямо нагнула голову Рита. – Зачем же он тогда раздевал Светку? Да еще почти догола! Это типичные маньяческие штучки!
С такой уверенностью она это говорила, будто имела дело с маньяками по пять раз в день и эти психически нездоровые люди надоели ей до чертиков.
– Но Свету же не изнасиловали?
– Нет. Экспертиза потом это четко установила. Нас следователь потом по очереди допрашивал, ну и сказал. Ее не изнасиловали, хотя раздели до белья, а потом надели сверху дубленку – или она сама ее на себя накинула – и задушили тем самым белым шелковым шарфиком, который мы нашли потом на ручке двери.
– М-да. Странная история. Ладно, отставим ее в сторону. А что случилось с другой девушкой, как, вы сказали, ее звали, Елена?
– Да, Лена.
– И что же с ней случилось? С нее тоже срезали пуговицы?
– Ох, нет. То есть да. Но не только. Там все еще страшнее. Или страннее – не знаю, как правильно сказать.
– А именно?
– Ее уморили голодом...
Я вздрогнула и уставилась на Риту. Она смотрела на меня, как бы торжествуя, как человек, вполне удовлетворенный произведенным впечатлением.
– Час от часу не легче! – заметила я, налила в стакан минералки и выпила ее залпом. – Продолжайте, пожалуйста. Уморили голодом? Что, в буквальном смысле не давали есть? Или же вы имели в виду что-то другое?
– В буквальном, – кивнула Рита. – Ее нашли прикованной к батарее. Миска с едой и бутылка с водой стояли в метре от Лены, и...
– Стоп! Начните, пожалуйста, все с самого начала. Как нашли, почему нашли, у какой батареи и так далее. Ну же, не тяните, Рита!
* * *
Лена Зайцева, восемнадцатилетняя модель, была лицом Модной недели. Что такое «быть лицом» чего бы то ни было – от парфюмерной компании до автомобильной, – сегодня, надеюсь, известно каждому. Обязанности Лены заключались в том, чтобы мелькать на всякого рода гламурных мероприятиях, белозубо улыбаться в объектив и лестно отзываться о Модной неделе, подчеркивая ее безусловную значимость и уникальность.
Фотографии Зайцевой смотрели со страниц журналов, билбордов и плакатов, развешанных по всей Москве. Ее узнавали; ее ждали; бизнесмены и ловеласы караулили девушку у входа в Гостиный Двор с букетами, похожими на мельничное колесо.
Конечно, знаменитой модели дарили кое-что и подороже цветов: духи, украшения, швейцарский шоколад в огромных золоченых коробках. Весь секретариат Модной недели месяцами питался этим шоколадом; сама Лена сладкого не ела ни под каким видом, придерживалась какой-то мудреной диеты. У нее был свой стиль – такой называют подростковым, и псевдоним «Лолита». Яркие, намеренно аляповатые вещи, какие любит молодежь, тонкая фигура с выступающими ключицами, практически полное отсутствие груди и короткая стрижка «под мальчика».
Вся погруженная в светские мероприятия, в самом офисе Модной недели Зайцева появлялась редко – не больше одного-двух раз в неделю. Может быть, именно эти редкие посещения дали Рите возможность заметить, как резко Лена изменилась за последние месяцы. С нее как будто стерли лакировку и притушили внутренний огонь, которым эта прекрасная девушка словно светилась изнутри. Еще недавно живая, быстрая, улыбающаяся, всегда в хорошем настроении, излучающая тепло и энергию Лена на глазах теряла обаяние и превращалась в просто тощую женщину с потухшим взглядом и поникшими плечами.
– Как-то произошла накладка со временем, и она просидела у нас в офисе целых полчаса, поджидая, когда приедут Пищики, – рассказывала Рита. – И села она рядом со мной, напротив света. У нас окна широкие, и солнце ее осветило всю. Я просто в ужас пришла, решила, что Лена заболела. У нее волосы стали такими тусклыми, ломкими. А кожа, ужас! Серая какая-то, даже румяна этого не скрывали, и шелушится. И даже морщины, представляете, морщины в восемнадцать лет!
– Погодите, – не поняла я. – С ваших слов выходит, что модель, а так называют только самых красивых девушек, резко подурнела, стала почти что некрасивой, но при этом продолжала оставаться лицом фирмы? Почему же ей не отказали от места?
Рита откровенно рассмеялась, прикуривая уже третью сигарету.
– Очень старомодно вы выражаетесь. «Отказали от места». Кто же это сделает после того, как в раскрутку Лены, которая на самом деле называлась «Проект Лолита», было вложено столько бабок? Для того, чтобы человека стали узнавать на улице, надо вложить в него ой-ёй-ёй сколько, нам с вами за всю жизнь столько не заработать. И потом. При современном развитии компьютерного дела вам все морщины в «фотошопе уберут», блеску в глаза прибавят, задницу ужмут до нужных размеров... Да что там, ноги кривые и те выпрямят! Зайцева стала узнаваемой, понимаете – уз-на-ва-емой, рейтинговой фигурой. И никого уже не волновало, как она выглядит и как себя чувствует на самом деле!
– Хорошо, но должно же быть какое-то объяснение тому, что Лена так изменилась.
Рита фыркнула.
– Да отравили ее. И очень просто. В нашем бизнесе и не такое случается. Сыпанули в чай или кофе какое-нибудь мышьяковистое соединение, не очень много, чтобы не умерла, а только чтоб обезобразить. С украинским президентом видали что сделали? Диоксидом его каким-то опоили, говорят, был красавец мужчина, а стал не понять кто... И Ленку так же могли! Вот волосы и повылазили, кожа состарилась... Дальше, может быть, больше было бы! Да только не успели. Или, может, терпежу не хватило. Убили ее...
– Как и когда? – Я начала терять терпение.
– Десять дней назад. У нее дома, в Митине. Перед этим она две недели не появлялась на работе и на запланированных мероприятиях, все графики съемок сорвала, Анатолий Гаврилович устал перед фотографами и редакторами журналов извиняться. А когда пришло время вплотную для Модной недели наружную рекламу делать, тут у всех просто паника началась. Ведь Лена – лицо компании! И вдруг ее нету, нигде нету, и на звонки она не отвечает! Ну, тогда наш директор взял кое-кого из рабочих, что тут у нас к неделе павильоны сколачивали, и поехал к Зайцевой домой – двери выносить. Потому что до этого несколько раз к ней приезжали, звонили, стучали, все без толку! В общем, приехали они, двери взломали, в комнату вошли, а там...
...Фотомодель Елена Зайцева лежала на полу, одетая только в нижнее белье. Ее правая рука была прикована наручником к батарее, левая – вытянута вдоль тела. Рядом, в метре от девушки, стояла наполовину полная бутылка воды и тарелка с куском заплесневелого хлеба и нарезанной тонкими кружочками копченой колбасой. Было понятно, что эта еда стояла здесь несколько дней. Но Елена Зайцева была мертва, и, как впоследствии установит судмедэкспертиза, умерла она за три дня до того, как ее нашли, и умерла именно от голода, вернее, от сердечного приступа, который наступил от длительного голодания...
– Понимаете? Все это время, две с лишним недели Лену держали прикованной к батарее на голодном пайке. Вернее, вообще без всякого пайка – на одном голоде! И ее пытали.
– На теле были следы истязаний?
– Ну не так чтобы... То есть я хочу сказать, что ее не били. Но на губах и щеках потом обнаружили след от скотча, то есть бедняжке заклеивали рот, а зачем это делать, если не собираешься пытать человека? На предплечьях и венах имелись следы многочисленных инъекций. Наверное, ей кололи наркотики. Голод и наркотики – что может быть хуже? Это же верная смерть!
– Да, но тарелка с хлебом и колбасой все-таки стояла возле нее?
– А вы не поняли? Это была особая форма издевательства! Поставить еду от голодного человека на таком расстоянии, чтобы он не мог до нее дотянуться! Так когда-то испанские пираты со своими пленниками поступали, я читала. Свинство какое!
Испанские пираты, безусловно, были свиньи, в этом я с Ритой была согласна. А вот во всем остальном – нет. Ох, не похоже, чтобы фотомодель Елену Зайцеву уморили голодом и наркотиками. Нет, тут другое...
Но говорить вслух об этом я не стала, тем более что мысль, которая меня посетила, еще следовало додумать. Вместо этого я задала Рите следующий вопрос:
– Зайцева жила одна?
– Одна. В однокомнатной, но очень хорошей квартире, новой планировки, с такими большими кухнями, знаете?
– И когда ее нашли, в квартире было все в порядке?
– Ну, если не считать, что из всех ее шкафов были вытряхнуты вещи и с этих вещей срезаны пуговицы! Неужели вы ничего не поняли?! Светку и Лену убил один и тот же человек! Маньяк, помешанный на пуговицах!
– Ну-ну.
Ритка несла еще что-то, пыталась провести психологическую параллель между страстью ко всякого рода застежкам на женской одежде и фрейдистской теорией бессознательного. Но я не намеревалась слушать ее заумную чушь, тем более что невыясненным оставался еще один, последний вопрос:
– А что же случилось с вашим директором, Анатолием Гавриловичем Пищиком?
Рита резко выпрямилась, отставив в сторону руку с дымящейся сигаретой:
– А что с ним случилось?
– Я первая задала этот вопрос!
Нахмурившись, несколько долгих секунд девушка внимательно изучала меня, а потом проговорила, медленно цедя слова:
– Понятия не имею, что с ним произошло. Только не пытайтесь под этим предлогом не заплатить мне остальных денег! Речь у нас шла лишь о том, чтобы рассказать о смерти девчонок! Я ваше условие выполнила. И теперь с вас тысяча триста.
– «Нас что, истребляют поодиночке? Сначала Света, потом Лена. И директор куда-то пропал. Трудно, знаете ли, в такой ситуации делать вид, как будто ничего не происходит!»– вместо ответа процитировала я Рите ее же слова, услышанные полчаса назад из-за двери, где проходило импровизированное собрание.
От неожиданности моя собеседница поперхнулась сигаретным дымом, закашлялась и потом долго пила воду.
– Вы подслушивали, – не спросила, а обвинила меня Малинкина, как только пришла в себя.
– Да.
– Зачем?
– Тысяча долларов, и я отвечу на этот вопрос, – предложила я, усмехнувшись.
– Вот еще!
– Ну тогда будем продолжать разговор по старой схеме. Так что же произошло с вашим директором, а? Учтите, я не просто так спрашиваю. Может так случиться, что вам когда-нибудь понадобится и моя помощь, Рита.
– Да-а? – Лицо ее не выражало особого доверия. – Не понимаю почему. Но в принципе... если вы и в самом деле представитель конкурирующей организации... И можете доставить нашему директору кучу проблем... А он этого достоин уже хотя бы потому, что уволил меня! То почему бы мне вам и не рассказать?
– Действительно, почему бы нет?
Еще раз, напоследок, крепко подумав, Рита прикурила очередную сигарету. Все-таки она слишком много курила.
– Ладно. Только не требуйте от меня, чтобы я когда-нибудь подтвердила свои показания в письменном виде – не буду я этого делать. В общем, так. Три дня назад наш директор, который Анатолий Гаврилович, исчез из запертого кабинета, никому ничего не сказав, и никто его с тех пор не видел, никто не может до него дозвониться, и у всех устроителей Модной недели начинается паника. Даже не паника, а ужас. Потому что мероприятие под угрозой срыва – это же не пуговицы какие-то там отрезанные, а живой человек пропал, как в чане с кислотой растворился! Причем какой человек! Богатый, влиятельный и довольно упитанный. Мне кажется, его брат Владилен вот-вот готов будет негласную премию объявить тому, кто найдет директора.
– И много даст? – поинтересовалась я, прикидывая, сколько может стоить нынче на внутреннем рынке тело директора Модной недели, слегка подпорченное от длительного хранения в чемодане.
Вместо ответа Рита махнула рукой, отвергая мой вопрос как заведомо риторический.
– Больше всего они боятся, чтобы история с исчезновением в желтую прессу не попала или к ментам, – продолжила она. – Потому что пятно на репутации такого светского и гламурного мероприятия, как Модная неделя, – это конец всему делу. А за этим делом стоят большие деньги, нам с вами даже и не снилось какие!
– Если они так боятся огласки – так зачем было вас увольнять? Да еще так грубо. Называя вещи своими именами, вас просто выставили за дверь! Логично предположить, что после этого Маргарита Малинкина пойдет и продаст историю с исчезновением генерального директора Модной недели газетчикам... за пару тысяч долларов.
– С газетчиков я бы больше взяла, – вздохнула Рита, не замечая моего подкола. – Да только нельзя мне болтать... В случае чего я ведь в числе первых подозреваемых.
– Почему же?
– Ну, во-первых, перед этим мы поссорились...
Это было, может быть, не совсем верное слово – «поссорились». Простой клерк, которым, по сути, и была Рита Малинкина, обычно не «ссорится» с начальством, а получает от него выволочку. Так оно и было. Три дня назад Пищик-старший вызвал Риту к себе в кабинет и устроил ей форменный разнос.
Вообще Анатолий Гаврилович Пищик был бы вовсе не плохим руководителем, если бы ему приходило в голову хоть немного считаться с утонченной женской психологией. Не сказать чтобы Ритин шеф был женоненавистником, но этот невысокий, нестарый еще человек с торчащим из-под строгого пиджака мягким шариком раннего брюшка любил говорить, что никогда не взял бы на работу молодых женщин, если бы на должностях секретарей, референтов и бухгалтеров было принято держать мужской контингент.
– На работе должно быть чисто и уютно, как в казарме, – уверял он партнеров, потягивающих вместе с ним дорогой коньяк сразу после подписания деловых бумаг. – А возьми на работу бабу – она на другой же день тебе истерику закатит, всех вокруг одной сплетней повяжет, да еще сверху каким-нибудь предменструальным синдромом прихлопнет! Но со мной эти номера терпят полный провал, как на халтурном концерте. Я этих баб, – Пищик перекладывал бокал из правой руки в левую и, крепко сжав странно маленькую для мужчины ладонь в крепкий кулак, поднимал его в жесте «но пасаран!», – всех держу на коротком поводке и в строгом ошейнике! Всех!!! – И кулак опускался на стол, заставляя подпрыгивать и восхищенно звенеть соседние бокалы.
На мужских слушателей это производило впечатление, и в своем корпоративном кругу Анатолий Пищик считался грозным руководителем, не дающим спуску даже климактерическим и беременным сотрудницам. Но... сами сотрудницы прекрасно знали: припадки шефской строгости, что случались с Пищиком гораздо реже, чем это можно было вообразить, надо просто переждать. Совсем другое дело его брат Владилен. Его, в сущности, никто не любил за вздорный характер, гонор и полное отсутствие человечности по отношению к сотрудникам.
Но и Анатолий Пищик при желании мог быть очень даже противным.
– А-а-а, явилась, голуба моя, – желчно промолвил хозяин конторы, крутанувшись за столом, когда Рита вошла к нему в кабинет. В тот момент Пищик показался ей похожим на, в общем-то, добродушную в нормальной жизни, но в данный конкретный момент ужасно разозленную черепашку, бог весть как забравшуюся в руководящее кресло. – Почему изволили опоздать?
– Извините, Анатолий Гаврилович, непредвиденные обстоятельства.
– Ах, какое несчастье, – желчно заметил шеф. – А у нас тут, можете себе представить, рабочий день в разгаре, бухгалтерия вовсю калькулятором щелкает, жалованье вам начисляет, вот такое недоразумение, госпожа Малинкина! Впрочем, оставив в стороне вопросы соответствия вашей зарплаты вашим способностям, я вынужден сообщить вам со всей определенностью, что, если вы в течение ближайшей недели не возьмете себя в руки и не начнете работать как полагается, я, милая девушка, укажу вам на дверь!
– Я не понимаю...
– Еще одно совпадение! Я тоже ничего не понимаю! Я не понимаю, почему в делах, вверенных вашему попечению, царит такой первозданный хаос!
Дальше он разродился тирадой, в которой были перемешаны язвительные замечания с недвусмысленными угрозами увольнения. Рита стояла, полыхая пунцовыми щеками. Все перечисленные документы, которых не мог доискаться рассвирепевший шеф, были готовы, отпечатаны, оформлены должным образом, но в неразобранном виде лежали у нее на столе. Если бы не сегодняшнее опоздание из-за пробки на Кутузовском, то к началу рабочего дня она обязательно успела бы разложить бумажки по нужным папочкам. Она всегда старалась быть в делах такой аккуратной!
Сейчас же ей оставалось только молчать. Оправдываться – глупо. Расплакаться – смешно...
Тем более что Пищик был не один. В дальнем углу огромного, отделанного в модном сейчас «сталинском» стиле кабинета боковым зрением Малинкина увидела чей-то силуэт. Высокий стройный мужчина сидел на гостевом диване, положив ногу на ногу, и равнодушно следил за тем, как директор песочит очередную бестолковую сотрудницу.
Пятясь к двери, Рита торопливо говорила:
– Через полчаса все будет в порядке, Анатолий Гаврилович! Если вы меня сейчас отпустите, то даже через пятнадцать минут, честное слово!
– Десять минут! – взвизгнул начальник. – Ровно десять минут – и или бумаги на стол, или можете укладывать свои вещи в коробочку! Мне в конторе разгильдяйки не нужны! Время пошло! – пухлая рука изо всех сил треснула по полированному краю столешницы, и Анатолий Пищик, охнув, стал трясти всеми пятью ушибленными пальцами.
Распалив сам себя до критической температуры, он теперь сидел красный, тяжело дышал.
Рита развернулась и бегом бросилась из приемной.
– Что там было, а, Рит? – спросили ее девочки из секретариата. – Чего он так орал-то на тебя, а?
– Да убить его мало, толстого козла! – сквозь зубы процедила Малинкина. – Так бы сама взяла и выкинула в окошко!
– Ну да, а мы бы потом передачу тебе таскали!
– А я бы так сделала, что никто бы не нашел!
В десять минут она уложилась – сортировка не слишком толстой пачки документов занимает немного времени. Подхватив со стола разноцветные папки с надписями на корешочках, кинулась обратно. И, не заметив, что каблук ее туфли зацепился за край коврового покрытия, рванула на себя тяжеленную дверь.
Дверь поддалась легко, сразу, но Малинкина, не удержав равновесия, в кабинет шефа не вошла, а в буквальном смысле влетела – головой вперед, инстинктивно вытянув руки, обронив все до одной папки, из которых весело вытряхнулись и разъехались по полу те самые, востребованные начальником бумаги. Что-то треснуло, чем-то хрустнуло, где-то разорвалось... Еще не вставая с пола, Рита почувствовала, как по колготкам вниз с легкой щекоткой поползла проклятая стрелка. И, кажется, у туфли отвалился каблук!
С трудом удерживаясь от того, чтобы не разреветься от злости и досады, Рита поднялась на ноги. И только потом заметила, что в кабинете, кроме нее, никого нет!
Генеральный директор покинул рабочее место совсем недавно, может быть, за несколько секунд до того, как к нему ворвалась Рита. Его крутящееся кресло еще продолжало покачиваться из стороны в сторону, будто хозяин только что встал с него. В массивной мраморной пепельнице догорала палочка сигары...
– Анатолий Гаврилович!
Нет ответа.
Малинкина оглянулась по сторонам. Никого! И незнакомец, что сидел в углу, тоже исчез!
Ничего не понимая (ведь бумаги директор потребовал в срочном порядке!), Рита вышла из кабинета и постучалась в соседнюю дверь – к Владилену Пищику. Ей не ответили; тогда, чувствуя нарастающее волнение, девушка шагнула за порог, не спрашивая разрешения.
Владилен Гаврилович сидел за своим рабочим столом, вцепившись обеими руками в волосы и с выражением сильной задумчивости на лице.
У него был необычный стол – плоский и широкий, с небольшими бортиками по краям, где обычно строились всякого рода макеты и рассматривались чертежи. Сейчас на нем были свалены тюки материи. Именно тюки – такие, какие лежат на полках магазинов «Ткани». Эти штуки материи, как знал весь секретариат, полчаса назад трое рабочих занесли в кабинет директора Модной недели. Анатолий Пищик сам отбирал материал, наиболее подходящий для драпировки атриума и проходов на подиумы, и делал это по-современному: не просто листая альбомы с образчиками ткани, а полностью, добросовестно, на ощупь и на глаз оценивая материю, набрасывая ее на стол и кресла, отступая на несколько шагов и прищуриваясь.
– Что тебе? – резко и неприязненно спросил Владилен, поднимая на Риту красные от усталости глаза.
Она объяснила, что ищет директора.
– Здесь его нет. Выйди и в следующий раз изволь стучать, когда входишь в кабинет начальства!
Ничего не понимающая Рита извинилась и закрыла за собою дверь. Она была в полной растерянности. Куда мог деться Анатолий Пищик, если его нет в обоих кабинетах? Проскочить незаметно через приемную он еще мог, потому что секретаря на место убитой Светы еще не нашли, но вот неслышно и невидимо прошмыгнуть мимо десяти девочек из секретариата – нет! Это было совершенно исключено. Спрятаться где-нибудь в шкафу или под столом? Тоже невозможно. Да и зачем, если он сам приказал ей в срочном порядке доставить важные документы?!
И потом – куда делся тот, другой, что сидел в кабинете?
– Ваше начальство, оба этих Пищика, Анатолий и Владилен, если я правильно поняла, – родные братья? – прервала я Риту. – И даже более того, братья-близнецы?
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнула она. – Но это исключено. Владилен никак не мог выдать себя за Анатолия и наоборот. Пищики, конечно, были похожи, но ровно настолько, чтобы сразу было понятно: они братья. Ну как бывает – общность черт лица, фигуры похожи, рост. Но спутать их было нельзя. Строго говоря, они были не близнецами, а двойняшками, а двойняшки не всегда получаются на одно лицо. У Анатолия лицо полнее, и весь он как-то более крепко сбитый, чем Владилен. Да и цвет волос разный, хотя и не совсем от природы. Старший Пищик носил русую шевелюру, младший – соломенного цвета, для чего волосы специально осветлялись в парикмахерской. Нет, их не спутаешь.
– Так, понятно. И что же дальше?
– Да ничего, – пожала плечами Рита. – Вот именно, что ничего! В этот день, да и в последующие, все просто с ног сбились, стараясь отыскать старшего Пищика, – ведь не мне же одной он был нужен! И все безрезультатно. Паника началась, я уже вам говорила. И главное – вот дурь-то! – девочки наши на меня стали косо поглядывать! Вспомнили, как я говорила, что убить его мало и что в окно хочу выкинуть толстого козла. Я ведь какая обратно вернулась? Взъерошенная, растрепанная, с порванной юбкой и отломанным каблуком. Никто не верит, что я просто упала в пустом кабинете.