Текст книги "Подвенечный наряд телохранителя"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Погодите, но что же это тогда значит? А вот что. Этот кофр был подброшен нам вместе с другими, пустыми сумками-чемоданами. Кто-то очень хотел, чтобы мы увезли с собой убитого Пищика или, на худой конец, как-то засветили свою принадлежность к кофру с жуткой «начинкой», и тогда подозрения в убийстве нашей компании было бы не избежать!

Ничего себе!

Открытым остается вопрос: связаны ли попытки во что бы то ни стало сорвать показ коллекции Ирины Акуловой с этим убийством? И кому помешал директор Модной недели?

– Как только я его увидела, сразу побежала к вам в номер... постучала – вы не открыли... там кто-то начал спускаться по лестнице, я испугалась, сама не знаю чего... нервы не в порядке... и вернулась обратно, позвонила вам и... и вот, – говорила тем временем Ирина.

Плечи у нее вздрагивали.

Я кивнула, соображая. Снова взглянула в удостоверение, которое держала в руках.

– Пищик Анатолий Григорьевич. Директор Модной недели. Вы его знали? Хотя бы заочно?

– Заочно – да, – пробормотала Ирина. – Мы списывались, обменивались документами по факсу и электронной почте, несколько раз говорили по телефону... Это еще на этапе подготовки моего приезда... Когда только решалось, буду ли я участвовать в показах... А лично ни разу не сталкивались, нет...

– Кроме этих организационных моментов, какие-то еще общие дела с этим господином у вас были?

– Нет, нет, что вы, никаких...

– А у ваших девочек или администратора?

– Господи, да откуда?!

М-да. Предстояло еще решить, что делать с трупом. Оставлять его в гостинице невозможно – для Ирины это будет неподходящий сосед, к тому же и за номер он не заплатил. Переносить его к себе мне тоже не улыбалось по тем же причинам.

– Игорь! – сказала я. – Ваш охранник! Где он?

– Он? Наверное, у себя. Он живет в соседнем номере, через стенку.

– Почему вы ему не позвонили? Зовите его сюда, он должен помочь нам избавиться от этого, – я кивнула на тело, – непрошеного визитера.

– А как?

– Это уже его дело. По-моему, самое лучшее – увезти его куда подальше, в место побезлюднее, если в Москве есть такое место, и сделать анонимный звонок в милицию. С гражданской позиции это, конечно, не совсем правильно, но это единственный способ хотя бы на несколько дней избежать допросов в милиции. Там нас с вами могут задержать на несколько часов, а то и дней.

– Но я не могу терять часы, а тем более дни, я...

– Вот и я про то же. А вообще, Ирина Михайловна, я бы посоветовала вам распорядиться, чтобы Воронов поселился в вашем же номере. У вас две комнаты, вы можете устроиться вполне комфортно. Конечно, с точки зрения приличий лучше, чтобы с вами эту неделю пожила я, но моя задача – охранять коллекцию. И я сторонник разделения обязанностей – раз функции личной охраны возложены именно на Игоря, то ему и карты в руки. А кофры с платьями мы перенесем ко мне в номер.

– Нет! – вдруг резко и с силой возразила Акулова. – Я никогда не буду жить в номере с посторонним мужчиной! Никогда!

Ее бледное лицо стало покрываться розовыми пятнами. Нервные пальцы забегали по отвороту блузки и обратно.

– Это совершенно невозможно и недопустимо! И потом, что я скажу мужу?

– Я думаю, в данной ситуации он вас поймет.

– Нет! Никогда! Вы его не знаете, и вообще... Я буду жить одна! Это не обсуждается.

Ее детское упрямство мне, конечно, не понравилось, но что можно было сделать? Акулова сжала губы и так твердо на меня посмотрела, что мне стало ясно – Ирину не переубедить.

– Хорошо, но вы хотя бы телефон всегда держите под рукой. И сейчас же зовите сюда Воронова.

* * *

Не имеет смысла описывать изумление Игоря, его вопросы и то, что мы на них отвечали. Фактически повторилась та же самая сцена, что и со мной: удивление, настороженность, напряженное раздумье. В конце концов было решено, что Игорь вызовет такси и под предлогом переноса в Гостиный Двор, где будут проходить показы Недели, кое-какого нашего оборудования, вывезет кофр куда-нибудь в лесополосу.

– По пути я буду пересаживаться в несколько таксомоторов, – пояснил он, – и, таким образом, отследить мое передвижение путем опроса шоферской братии будет практически невозможно. Вас, дамы, я бы попросил не вступать в контакт ни с кем из посторонних до моего возвращения. Отпечатки ваших пальцев на кофре необходимо стереть.

Акулова дернулась, а я протянула Игорю удостоверение убитого и то, что нашлось в его карманах:

– Это нужно положить обратно в его костюм. И тоже стереть отпечатки.

Удостоверение, носовой платок и валидол Игорь у меня принял, а деньги беззастенчиво запихнул в свой карман. И подмигнул мне:

– Я человек не бедный, но дарить тому, кто найдет труп, такую приличную сумму не в моих правилах. Тем более что первыми нашли этого бедолагу все-таки мы. А покойному они все равно уже не нужны.

Определенный резон (если принять предложенную им долю цинизма) в словах Воронова был, но меня все равно покоробило от мысли, что сейчас Игорь, по сути, ограбил мертвого.

Воронов почувствовал это, но, кажется, нисколько не смутился. Заметил, положив руку мне на плечо:

– Женя, эти деньги пойдут на то, чтобы несколько часов поколесить по Москве в таксомоторах, заметая следы, а кроме того, не исключено, что придется подкупить и самих водителей. А впоследствии – и ментов! Почему мы должны тратить на это свое, кровно заработанное?

– Ты прав, – вмешалась Ирина, и тема, таким образом, была закрыта.

Воронов шагнул к телу, и мы с Ириной вышли из комнаты. Она – потому что не могла заставить себя еще раз посмотреть на труп, я – главным образом для того, чтобы поддержать свою клиентку.

– Женя, пойдемте к вам? – устало попросила она. – Не хочу видеть, как Игорь будет это выносить...

* * *

Мы не просидели в моем номере и пяти минут, как в дверь постучали и портье, не дожидаясь ответа, вкатил покрытый белоснежной салфеткой столик на колесах. Ах да, я же заказывала обед в номер!

Сунув чаевые и портье (ну и прожорливая же братия эти служащие гостиницы!), я придвинула столик к дивану, сдернула салфетку и оглядела содержимое. Тосты, масло, икра, жюльен, салат и в кастрюльке в виде жестяной раковины – что-то горячее, дивно пахнущее, сочное – сок аппетитно проступал через края плотно закрытой крышки.

Есть хотелось просто ужасно. Я переставила судки, корзиночки и салатницы на большой стол и предложила Ирине присоединиться.

– Ах, что вы, – поморщилась она. – Да я и кусочка не в состоянии проглотить. Не понимаю, как вы можете...

Она осеклась, но было и так понятно, что хотела сказать Акулова: как вы можете есть после того, как совсем недавно осматривали труп. Я усмехнулась, но промолчала, делая вид, что целиком отдалась процедуре намазывания хлеба маслом и икрой.

А подумала примерно следующее: знала бы ты, в каких условиях и после каких событий нам приходилось обедать в Чечне и Югославии. Да, у новичков и у особо впечатлительных бойцов (таких среди нас попадались, впрочем, единицы) после боев и «санитарной зачистки местности» аппетит порой пропадал на целую неделю. Но потом все они все равно присаживались к нашему котелку и наворачивали так, что за ушами трещало!

К военной операции и вообще ответственному делу нельзя приступать, предварительно не подкрепившись. Это такая же необходимость, как умение правильно укладывать парашют и собирать «калашников» с закрытыми глазами...

Подойдя к окну и встав у него вполоборота, Акулова спросила:

– Женя, как вы думаете, если у Игоря все пройдет не очень гладко и случится какая-нибудь осечка, то они... органы правопорядка... могут обвинить меня в убийстве?

Пальцы ее по-прежнему нервно перебегали от отворота кофточки вниз по застежке и обратно. Во вчера еще спокойных и строгих серых глазах теперь поселился какой-то детский испуг.

– Не думаю, – ответила я, перемешивая очень аппетитно выглядевший салат. – Даже уверена, что нет. Стоит только сопоставить время убийства и время нашего прилета из Тарасова в Москву, как станет понятно, что в момент смерти Пищика мы с вами как раз пили шампанское в аэропорту. В присутствии как минимум пятидесяти свидетелей.

– Женя, вы что... Можете сказать, когда он умер?!

– Конечно! – под жестяной «раковиной» оказалось фрикасе, и я с удовольствием наполнила свою тарелку. – Не забывайте, я же осматривала покойника. Он уже начал коченеть. Причем трупное окоченение началось у него именно тогда, когда он уже покоился в кофре, иначе его бы просто не смогли туда уложить. А если я правильно помню предмет «Основы судебной медицины», который нам читали в спецшколе КГБ, то выраженные признаки окоченения отмечаются у покойников спустя уже 3–4 часа после смерти, держатся около суток и только потом начинают исчезать. Три часа назад, как я уже сказала, мы с вами были довольно далеко от Москвы.

– А если они скажут, что мы привезли труп с собой? Знаете, для того, чтобы не распутывать «глухаря», – я читала, что так у милиционеров называется нераскрытое убийство...

– Хотела бы я увидеть лицо дежурного, который просвечивал наш багаж в зоне контроля, – усмехнулась я, – если бы он увидел там свернувшийся калачиком труп. Не нагоняйте на себя тяжелые мысли, Ирина Михайловна. За то, что вы переместили убитого из своего номера, где его обнаружили, в другое место, вас еще могут, как это называется, «притянуть». Но за само убийство – нет. Нет оснований.

– Господи, хоть что-то хорошее за весь день...

Она вздохнула, и некоторое время я продолжала свой обед в полном молчании. Затем, погрузив грязную посуду обратно на тележку, принялась за кофе. Предложила Акуловой выпить хотя бы минеральной воды – она взяла стакан, чуть пригубила и сразу отставила в сторону.

Зазвонил телефон. Трубку взяла Ирина, выслушала то, что ей сообщили, и, не говоря в ответ ни слова, кивнула головой и закрыла крышку мобильника.

– Это Игорь. Сказал, что все благополучно, он уже едет в такси с... с... с грузом.

– Что, прямо так и сказал?

– Нет, конечно. Если дословно – «Я в машине, товар у меня».

Я фыркнула.

– И все-таки, Женечка, какой же это ужас...

– Возьмите себя в руки, Ирина Михайловна. Не думайте об этом, просто выкиньте из головы. У вас впереди столько трудных и беспокойных дней, вот и займитесь подготовкой и организационными моментами. Кстати, что вы планировали сделать именно сегодня?

– Сегодня... Через два часа нам надо быть в Гостином Дворе и разместить коллекцию в шоу-руме.

– Где?

– В шоу-руме, это такое специально отведенное место, где платья будут висеть для обозрения и продажи. Не прямой продажи, конечно, а приема заказов... если они будут... Мы поедем туда вместе: вы, я и Альберт. Он поможет нам красиво расположить вещи, выигрышно все разложить, выставить свет и так далее. У этого мальчика отменный вкус.

– А девочки?

– Ну, им там быть не обязательно, я бы хотела, чтобы они отдохнули с дороги и подъехали в Гостиный Двор позже, на репетицию.

– Как вам будет угодно, Ирина Михайловна, но у меня вопрос: если коллекция будет висеть в этом вашем, как его, шоу-руме, то каким образом я смогу ее охранять? Мне придется ночевать в этом помещении?

– Нет, конечно, тем более что это запрещено правилами. По договору с организаторами, в ночное время ответственность за платья, выставленные в шоу-руме, несут они. А вот днем, когда коллекцию будут осматривать гости, а также во время репетиций и перед самим показом за сохранностью наших моделей надо очень тщательно следить. Вы не представляете, что с ними может случиться в этой суматохе!

Ирина замолчала и замялась, глядя на меня вопросительно и как-то тревожно:

– Женя... Как вы думаете, не лучше ли нам немного видоизменить ваши обязанности, которые мы вчера прописали в контракте? Я бы хотела... мне нравится ваша уверенность, нравится, как вы ведете себя в критических ситуациях вообще... с вами мне как-то спокойней... Хотя, конечно, Игорь тоже серьезный профессионал... Но два телохранителя – это всегда лучше, чем один, правда? В общем, я бы хотела, чтобы вы охраняли не только кофры, но и меня, и девочек. Даже так: сперва меня и девочек, а потом – кофры. Хорошо?

Я кивнула и отложила салфетку.

– Все ясно, вопросов нет. Ну, что ж, ехать так ехать, как говорил попугай, когда кошка волокла его из клетки. Я буду готова через пятнадцать минут.

Ирина сказала мне, что тоже пойдет переодеться, и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

* * *

Гостиный Двор – прекрасное старое здание в ста пятидесяти метрах от Кремля – в этот день был похож не просто на муравейник, а на муравейник, в который наступила нога слона или бегемота.

В этом здании располагается множество бутиков и фирменных магазинов, офисов, в другое время никакого отношения к Модной неделе не имеющих. Сама администрация Недели занимала здесь всего несколько кабинетов. Но два раза в год, во время сезонных Модных недель, весь Гостиный Двор превращался в такой вот потревоженный слоном муравейник.

Всюду слышались стуки, вскрики, обрывки музыкальных мелодий, какие-то голоса по громкоговорителю. Сотни служащих мелкой трусцой пересекали залы и холлы во всех направлениях. Почти каждый из них что-то непременно на себе волочил – детали конструкций, тюки с материей, ящики с инструментами, бумаги, папки, светомузыкальное оборудование... И вид при этом у них был такой, что конец света не просто совсем близко, а вообще давно настал и всем нам пора занимать очередь в чистилище!

У нашей компании (меня, Ирины, Альберта и Анечки Моховой, которая сгорала от любопытства увидеть, как выглядит этот Гостиный Двор, и потому напросилась с нами) проверяли документы не менее получаса. Дюжий охранник пробивал наши данные по компьютеру, проверял на свет, проводил кончиками пальцев по корочкам и в конце концов даже обнюхал. Мне показалось, что еще чуть-чуть – и он оторвет клочочек от страницы моего паспорта и попробует его на вкус.

– Проходите, – наконец сказал он со вздохом. Глаза его покрылись налетом смертельной тоски: так жалеют, что не могут тут же, не сходя с места, отвести нас в дальний угол и там расстрелять.

Чуть-чуть поколдовав с каким-то сложным аппаратом, охранник выдал нам пропуска с магнитной лентой.

– Куда нам?

– Налево, малая галерея, сектор «зет», – ответил он со скукой и отвернулся.

Мы с трудом нашли этот сектор «зет» – под ноги нам то и дело бросались люди-«муравьи» со своими поносками, и искать отведенной нам закуток приходилось, поднимаясь буквально по стеночке. Кофры с выставочными моделями мы с Альбертом волокли на своем горбу. На вопрос, куда подевалась третья мужская сила – Игорь – мы с Ириной ответили, что у него на сегодня свои, особые задачи.

Я, как, впрочем, и остальные, с интересом вертела головой по сторонам.

Половина свободного нижнего пространства (можно было бы сказать – пола, но здесь, на Модной неделе, пол называется красивым словом «атриум») была отгорожена черными шатрами. Это был вход-выход на подиум, сооруженный в виде правильного полукруга, и именно здесь, как легко можно было догадаться, состоятся показы. В небольшом отдалении от «языка» и в живописном беспорядке располагались большие и малые павильоны, которые тоже назывались красивым словом «шоу-румы».

– Кажется, вам вот сюда, – указала дежурная на небольшой, девять на девять метров, импровизированный зальчик, со всех сторон огороженный пластиковыми и прозрачными перегородками.

На нем, прикрепленная стильной металлической защелкой, висела красиво оформленная табличка: «Дом моды „Кассиопея“. Дизайнер Ирина Акулова». Изнутри, из пустого закутка, на нас смотрели пустыми глазами несколько голых манекенов. Было темновато и холодновато и вообще неуютно, как часто бывает в любом необжитом пространстве.

– Да-а, гламуром здесь и не пахнет! – Оглянувшись, Анечка пожала плечиками и поежилась. – А где будет наша гримерка?

– Не здесь. За сценой. Там, где подиум, – отрывисто ответила ей Ирина.

– Ой, побежимте смотреть! Все равно мы Альбертику сейчас только мешать будем!

– Это верно, – кивнул Альберт, присаживаясь на коленях возле нашего багажа и решительно дергая замок на первом из чемоданов.

Ирину передернуло от этого звука. Она на секунду закрыла и вновь открыла глаза – я поняла, что картина жуткой находки снова встала перед ее мысленным взором.

– Ирина Михайловна, вы идите! Приходите через час. Тут тесно очень, вы мне действительно мешаете, – пробормотал Альбертик, вытаскивая из распахнутого чрева кофра ворох цветной материи.

– Да, девочки, пойдемте. Нам надо найти... дирекцию, – на последнем слове она слегка споткнулась. – Женя, вы пойдете со мной.

Что ж, в отсутствие Игоря мне и в самом деле стоит взять на себя роль ее телохранителя. Конечно, меня нанимали для охраны коллекции, но ведь по большому счету все эти платья и костюмы – не более чем ладно сшитые между собой куски материи... Жизнь человеческая стоит дороже.

Аня заныла, что искать дирекцию – это ужасно скучно и что ей хочется прогуляться по залу, позаглядывать во все кабинки и вообще поближе познакомиться с обстановкой. На милом личике была написана такая умильная просьба и так трогательно смотрелись ее ручки, сложенные у груди в шутливой молитве, что Акулова сдалась.

– Ладно, Аня. Даю тебе полчаса свободного времени. Только, пожалуйста, далеко не отходи.

– Ириночка Михайловна, я только вот тут, рядышком буду!

Хозяйка кивнула, и мы с ней вышли. Альберт внимания на нас уже не обращал: склонив набок цветную голову и прищурив один глаз, он прикладывал к манекену что-то шуршащее и блестящее.

* * *

Дирекция Модной недели находилась на втором этаже. Поднимаясь по лестнице и глядя на тонкую прямую спину Акуловой, я чувствовала, как от нее ко мне и обратно поступают невидимые токи напряженного волнения. Еще бы! Ведь мы шли искать Пищика Анатолия Гавриловича – того самого, что трясся сейчас в чемодане в багажнике такси, едущего по дороге в безлюдную лесополосу. Предстояло не только делать вид, что ничего не произошло, и расспрашивать всех о том, где мы можем найти этого господина, но и очень убедительно разыграть изумление, когда нам скажут, что директора Модной недели убили. Если, конечно, нам сочтут нужным об этом сообщить...

Остановившись перед белой пластиковой дверью с надписью: «Дирекция. Секретариат», Ирина несколько раз глубоко вздохнула. Мне даже показалось, что она хотела перекреститься, но в последний момент что-то ее удержало. Может быть, мое присутствие.

– Добрый день, – сказала она через секунду после того, как нажала ручку и вошла внутрь.

Еще на лице у Акуловой застыла дежурная улыбка, но, как оказалось, ни улыбаться, ни здороваться было не с кем. Комната была абсолютно пуста. Собственно, сама дирекция представляла собой устроенный по западному типу офис – большое помещение, доверху забитое компьютерными столами и шкафами с картотекой и другими бумажными штуками. По моим примерным подсчетам, здесь должно было трудиться минимум человек двенадцать. Но все они как сквозь землю провалились, хотя, если судить по включенным мониторам и остывающим чашкам кофе, совсем недавно этот необитаемый остров кишмя кишел ретивыми работниками.

Впрочем, понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять – обитатели дирекции провалились не под землю. Из-за неплотно прикрытой двери в смежное помещение раздавались возбужденные, хотя и приглушенные голоса. Один, мужской, звучал веско и начальственно, другие – все женские – кричали и чирикали, как ласточки вокруг потревоженного гнезда.

Приложив палец к губам, я дала клиентке знать, что нам следовало бы прислушаться. Она кивнула и замерла на месте.

Я же, напротив, крадущейся походкой ниндзя подошла к смежной двери и заглянула в щель.

Ее ширины хватило ровно настолько, чтобы мне удалось разглядеть чье-то плечо и рукав, мерно двигающиеся в такт словам, которые произносил их обладатель. Еще до меня донесся легкий стук, и я поняла, что мужчина отбивает карандашом по столу что-то вроде ритма:

– Всем. Немедленно. Успокоиться. И. Приступить. К работе. И если. Не дай бог. Я увижу. Или узнаю. Что кто-то. Из вас. Хоть словом. Хоть делом. Хоть жестом. Дал понять. Кому бы то ни было. О том. Что у нас. Произошло. И тем самым напугал гостей, отвернул клиентуру и разогнал рекламодателей... То я вас лично... Вот этими руками... Передушу, как цыплят в курятнике!

При последних словах женщины (которых я не видела, но чье присутствие ощущалось) хором издали полувсхлип-полувздох. Одна из них, стоящая где-то в глубине комнаты (об этом я могла судить по звучанию голоса), сказала с заметным вызовом:

– И все-таки, Владилен Гаврилович, так не пойдет. Вы должны нам все объяснить, ну хорошо, пусть не все, но хотя бы что-то! Ведь на работу ходить страшно, и совсем непонятно, что происходит! Нас что, истребляют поодиночке? Сначала Света, потом Лена. И директор куда-то пропал. Трудно, знаете ли, в такой ситуации делать вид, как будто ничего не происходит!

– Малинкина, ты уволена, – спокойно сказал тот, кого называли Владиленом Гавриловичем. – Немедленно собери вещи и пошла вон отсюда. За расчетом придешь в понедельник. Кто-нибудь еще хочет позадавать вопросы?

Желающих не нашлось. Девушка, которую только что уволили на моих глазах (точнее – ушах), пролетела через всю комнату на каблучках и вылетела в смежный кабинет. Я едва успела отскочить от двери – с такой скоростью уволенная сотрудница пронеслась мимо меня и, как парашютист, приземлилась на вертящийся табурет возле дальнего стола. Там, не медля ни секунды, она принялась судорожно выдвигать ящики, вынимать из них содержимое и сваливать его на стол. Кое-что из этой груды полетело в корзину, что-то – в раскрытую сумку, а основная часть сваливалась обратно в ящики уже безо всякой сортировки.

Девушка находилась в таком возбужденном состоянии, что не замечала ни моего, ни Ирининого присутствия. Я видела ее только в профиль, но и так было понятно, что она еле сдерживается, чтобы не зареветь. Ящиками она хлопала, будто из пушки палила: злобно, громко и мстительно.

Я неслышно отступила к порогу и указала Ирине сперва на уволенную девушку, потом на себя и затем на дверь. Клиентка поняла меня: это означало, что я сейчас выйду в коридор и постараюсь перехватить эту Малинкину и под каким-нибудь благовидным предлогом выведаю у нее, что тут произошло. А Акулова останется здесь, продолжит улаживать свои дела как ни в чем не бывало.

Ирина перехватила мой взгляд и наклонила голову. Эта женщина нравилась мне все больше и больше – ни лишних вопросов, ни возгласов, ни хватания за рукав. Редко когда мне попадалась такая удачная клиентка.

Итак, я выскользнула в коридор и приготовилась ловить Малинкину. Долго ждать не пришлось – растрепанная, взвинченная до истерики девушка в ботиках и расстегнутой куртке с намотанным поверх нее длинным шарфом выскочила из секретариата через полминуты. К себе она прижимала раскрытую сумку, откуда торчали каблуки сменных туфель, кружка для кофе и косметичка.

Посмотрела сквозь меня невидящими глазами, в которых уже начинали собираться слезы, и рванула было вниз по лестнице. Но я успела подскочить и деликатно попридержать ее под локоток:

– Госпожа Малинкина? Простите, не знаю вашего имени-отчества. Я бы хотела с вами поговорить... Поверьте, этот разговор будет для вас представлять несомненный интерес.

Я говорила лисьим, вкрадчивым тоном, но на девушку он не подействовал.

– Кто вы? – нервно спросила она.

– Я? Я, ну, скажем так: представитель конкурирующей фирмы. Мы давно присматривались к вашей работе и хотели пригласить к нам на собеседование. Мне кажется, что сейчас, когда вы остались без места и к тому же когда с вами поступили так несправедливо, мы можем быть особенно заинтересованы друг в друге.

– Откуда вы знаете, что меня уволили? – хлопнула она глазами. От этого по щекам у Малинкиной потекли две слезинки, но она не плакала, а просто вытерла их, перехватив свою сумку и сердито проведя по лицу тыльной стороной ладони.

– Разве вы ничего не знаете о системе промышленного шпионажа? – выдвинула я аргумент, еще вчера только услышанный от своей клиентки. – Это здание начинено средствами прослушки, как американское посольство. Мы знаем о вас все – даже то, в какие периоды у ваших сотрудниц начинаются критические дни. Современная техника, знаете ли...

– Ну вот! – вдруг крикнула она, и так громко, что этот крик отразился от старых каменных стен. – Ну, вот, я так и знала! Нас просто выслеживают, и все! И никто не виноват! А про Светку с Ленкой говорили, что они предательницы!

– Кто говорил? – ласково спросила я, незаметно увлекая собеседницу в сторонку от прохода к лестнице, где мы стояли. На нас стали посматривать, и мне это не нравилось.

– Все! Ну, то есть официально, конечно, об этом не объявляли, но гаденький такой слушок кто-то пустил – и все поверили! Потому что удобнее считать, что девчонок убили из-за того, что они шпионили, чем признать, что в компании действует просто маньяк!

– Какой маньяк?

– Сексуальный!

Опа! Какой неожиданный поворот темы. Мало того, что здесь, на Модной неделе, люди гибнут, как бабочки в холодную погоду, так еще и сексуальный маньяк портит удовольствие. Честно говоря, в маньяка я не особенно поверила (потому что если Анатолий Пищик был убит и засунут в чемодан на сексуальной почве, то у этого маньяка как минимум странный вкус), но, сделав страшные глаза, прошептала трагическим шепотом:

– Госпожа Малинкина! Простите, мне не хотелось бы общаться так официально... Как вас зовут?

– Вы же говорили, что знаете о нас все? – насторожилась она.

Да, девочка не промах! Ловит на слове.

– Говоря «мы», я имела в виду нашу организацию, – выкрутилась я. – У нас работают сотни человек. Моя голова не компьютер, я не могу запомнить такой объем информации... Итак, вас зовут?..

– Рита.

– Прекрасно. Нисколько не сомневалась, что у вас именно какое-то такое, романтическое и довольно редкое имя.

– Не надо, – проворчала она. – Обычное имя, средней красивости и нисколько не редкое. Я не дура, со мной можно говорить нормально, без дешевой лести.

Я пожала плечами:

– Мне действительно нравится имя Маргарита, но я готова не развивать эту тему, если вам она неприятна. Итак, Рита, где мы можем поговорить?

Она подумала, наклонив голову с гладко зачесанными назад волосами.

– Не могу предложить ничего лучше, чем кафе на верхнем этаже. Кухня там отвратительная, но кофе варят хороший.

– Отлично.

Рита еще раз перехватила свою сумку (я хотела было предложить ей помощь, но не решилась, заметив ее решительно задранный нос) и направилась впереди меня к лифту. Я, кстати сказать, и не ожидала, что в этом старом здании существует лифт. Да еще такой современный: бесшумный и вместительный. Кроме нас, в него набилось не менее десяти человек, но наверх мы поднялись за считаные секунды.

В круглой, как башенка, кафе-«стекляшке» тоже суетились люди. У всех на лицах было написано такое деловое и озабоченное выражение, что несведущему человеку могло показаться, будто он наблюдает не за служащими модной индустрии, а как минимум за работниками сверхсекретного конструкторского бюро. Но тем проще было затеряться в этом царстве деловых людей; взяв по кофе и «наполеону», мы с Ритой уединились за крайним столиком, скрытым от глаз алюминиевой колонной, на всякий случай отключили телефоны и приступили к беседе.

– Что вы мне хотите предложить? – Рита обладала способностью сразу брать быка за рога. – Работу или деньги?

– Пока только деньги, – осторожно ответила я. – Но потом, когда наша организация наберет вес и силу... А произойти это должно совсем скоро... Вот тогда вы можете рассчитывать на очень приличную должность с очень приятным окладом.

– Сколько вы мне заплатите сейчас?

– Ну... это будет зависеть от того, какую ценность представляет ваша информация.

– Тысяча долларов, – лаконично оборвала меня Рита.

– Как, как?

– Тысяча. Вернее, две тысячи. Одна – за Светку, одна – за Ленку. Только не начинайте мне снова вешать лапшу на уши про то, какая крутая ваша организация и как она все знает. Если вы до сих пор не узнали о том, как убили наших девчонок, значит, крутизны у вас столько же, сколько у киосков «Союзпечати», – она пригубила свой кофе и вынула из сумки, которую незадолго до того повесила на ручку стула, пачку довольно крепких для девушек сигарет. – Зачем вам нужны эти сведения – не моя забота, – продолжила Рита, закуривая, – но они вам нужны, и дуриком их из меня вам не вытащить. Тысяча долларов за каждую, я сказала, тысяча. Или не будет у нас разговора.

А девочка-то не пропадет, несмотря на то что ее уволили, снова подумала я. Хватка у Малинкиной бульдожья. А раз так, то не будем, в самом деле, морочить друг другу голову.

Я молча вытащила портмоне и выложила перед ней семь зеленых сотенных купюр. Больше с собой просто не было.

– Это аванс, – пояснила я в ответ на ее вопросительный взгляд. – Чтобы вы просто не усомнились в моих добрых намерениях. Остальную сумму получите через полчаса, когда предоставите мне полную информацию.

Если рассказ будет и в самом деле представлять большую ценность, я сниму деньги со своей кредитки – здесь неподалеку я видела банкомат – или предоставлю расплачиваться Акуловой. В конце концов, владеть полной информацией о том, кого еще здесь убили и кого собираются, – это ее прямой интерес.

– А гарантия? – прищурилась на меня Рита.

– Слушай, – сказала я довольно резко (девчонка начала мне надоедать), – с какой стати ты говоришь со мной так, будто я тебе что-то должна и не отдаю? Да, я хочу кое-что узнать. Да, это «кое-что» я могу узнать от тебя. Но могу и НЕ от тебя! Две тысячи долларов – приличная сумма, как ты думаешь, много ли твоих коллег из секретариата устоит от соблазна ее получить? В общем, решай, даю тебе на это две минуты. Вот семьсот долларов сейчас и мое честное слово, что через полчаса-час ты получишь остальное, а вот, – я весьма неделикатно показала ей кукиш, высунув его из-за края стола, – а вот то, что ты получишь, если мы в полном молчании допиваем свой кофе и расходимся!

Это подействовало.

– Вот всегда я страдаю от собственной доверчивости и доброты, – заявила Рита, сгребая со стола купюры и аккуратно пристраивая их в свой красный кошелек с кокетливой золотой защелкой. – Ладно, оставим лирику: я вам верю. Да и потом, девчонок жалко. Вдруг вы и вправду узнаете, кто именно их... того...

Рассказ деловой девушки по имени Маргарита сводился к следующему.

В секретариате Модной недели на постоянной основе работало десять девушек, у каждой из которых существовал свой строго определенный круг обязанностей. И еще одна девушка, а именно Светлана, с которой все и началось, выполняла работу секретарши.