Текст книги "Моя любимая девочка"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава первая

Несмотря на то что был самый разгар февраля, в воздухе уже чувствовалось веяние весны. Это было пока еще нечто малозаметное, почти неуловимое, как запах хороших духов – легкий, ненавязчивый, но явственный и стойкий. Еще не прилетели грачи, не кружилась голова от разливающегося во всю ширь солнца, и даже снег еще и не думал таять, но было уже ясно: зиме конец. По мелким, даже незначительным признакам было ясно. Одним словом, в воздухе пахло весной.

Я распахнула форточку и с жадностью вдохнула ворвавшийся поток свежего воздуха – хотелось весны, хотелось ею напиться. Но тут же поежилась и бросила взгляд на термометр. Минус шестнадцать! Да, до теплого мартовского солнышка еще далеко… А впрочем, не так уж и далеко. Скорее всего, это последние морозы, последний выплеск эмоций уходящей зимы.

Я люблю весну, причем любую: начиная с марта, когда, несмотря на последние холода, кружит голову от разливающегося, стекающего отовсюду солнечного света, и до окончания мая, когда уже можно загорать на выбравшемся из воды волжском пляжике, поглядывая на затопленные острова вокруг.

Подставив лицо струе свежего ветра, я покрутила головой туда-сюда и поскорее захлопнула форточку. Хоть я и закаленный человек, схватить ангину было бы в преддверье весны совсем некстати. Да и когда, собственно, она бывает кстати, эта ангина?

Слава богу, зима прошла без эксцессов, все рождественские каникулы я провела в праздном безделье – преступники, наверное, тоже решили взять передышку и не портить праздники. Да и в феврале удалось раскрыть лишь одно дело, довольно скучное и банальное. Так что, с одной стороны, вроде все хорошо в глобальном смысле – преступность падает, а с другой, в узком, – не очень. Я уже соскучилась по острым ощущениям, да и, что там греха таить, в отношении честно заработанных хрустящих купюр тоже испытывала томление.

Правда, я не переживала, как многие мои знакомые, съехавшие на почве пресловутого экономического кризиса, что останусь без работы. Мой труд всегда востребован. Преступники в любые времена совершают свои злодеяния, их никакой кризис не возьмет, негодяев. Как говаривал герой известного фильма: «Эра милосердия – она ведь не скоро наступит». Жаль, конечно, но зато я всегда при работе. Правда, пока тишина, но я была абсолютно уверена, что это временное явление.

Неожиданно я вспомнила о своих любимцах – двенадцатигранных гадальных костях, хранящихся в замшевом мешочке. К ним я обращалась в самых сложных жизненных ситуациях, задавая вопрос, волновавший меня больше всего на данный момент. А кости следом выдавали комбинацию из цифр, толкование которых я помнила наизусть. И никогда еще мои косточки меня не подводили. И хотя сейчас этап моей жизни нельзя было назвать сложным, я все-таки решила спросить у них, чего же мне ожидать в ближайшее время.

7+20+27. – Все ваши друзья – истинные, – сказали мне мои кости, после того как я бросила их на диван.

– Вот за моральную поддержку спасибо! – весело проговорила я вслух, сгребла косточки обратно в мешочек и в прекрасном настроении проследовала на кухню варить кофе. И тут зазвонил телефон.

Когда я сняла трубку, то услышала явно знакомый голос, только не сразу сообразила, кто же это. Мужчина говорил быстро и громко:

– Таня, это Альберт, есть срочное дело, можно подъехать или лучше ты ко мне?

Тут я поняла, что это мой давний приятель Альберт Веселовский – режиссер, продюсер и вообще яркая личность. Мне даже довелось расследовать одно дело об убийстве на съемочной площадке, где работал Альберт. Это было несколько лет назад, но Альберт мне по сей день благодарен. И вообще, после той истории наши отношения стали крепче и ближе. Мы периодически созванивались, несколько раз в год встречались и старались быть в курсе важных событий в жизни друг друга. Насколько мне было известно, Альберт сейчас занимался съемками какого-то фильма о развлечениях современной молодежи. Он вообще был молод душой, этот сорокалетний мужчина. И одевался соответственно, в демократичном стиле, лишенном официозности: чаще всего в джинсы и спортивные рубашки, порой даже более похожие на тинейджерские. А еще Альберт отличался любовью к веселым шуткам и розыгрышам, может быть, потому, что родился первого апреля. Да и фамилия у него была подходящая.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Моего друга подозревают в убийстве, – после секундной паузы выдал Альберт.

«Одни сплошные друзья. И все – истинные, – подумала я. – А истинным друзьям отказывать нельзя».

– А это не шутка? – на всякий случай уточнила я. – До апреля еще далеко.

– Какие шутки! – раздраженно отмахнулся Алик. – У меня выходной срывается! Думаешь, мне охота этим заниматься? Ты лучше приезжай скорее!

– Лучше ты приезжай ко мне, – ответила я в трубку. – Я свободна.

Альберт заявился через десять минут. Он был одет в развевающийся белый плащ, на шее красовалось легкое кашне – прикид, прямо скажем, не по сезону. И даже не тинейджерский. Лицо Альберта покраснело от мороза, руки без перчаток обветрелись.

– Ты что, не на машине, что ли? – удивилась я, пропуская его в квартиру.

– Какое там! – с досадой махнул рукой Веселовский. – Сегодня у меня выходной, как назло! Я, как нормальный человек, решил хоть раз в месяц отдохнуть по-человечески, устроился с пивом на диване… Креветок еще специально прикупил – люблю, знаешь ли, пиво с креветками. И вдруг – звонок! Жена Короткова позвонила, сказала, что его в убийстве подозревают. Пришлось все бросить и пилить на маршрутку, благо остановка возле дома. Как назло, перчатки еще не взял по привычке…

– Так Коротков и есть твой друг? – уточнила я.

– Ну да, мы с ним еще в школе вместе учились, так что знаю я его отнюдь не первый год и могу сразу тебя уверить, что он никого не убивал. Не тот человек.

– А кого убили-то? – поинтересовалась я.

– Соседку какую-то его! – с досадой поморщился Веселовский. – Убили и карманы обчистили! Наверняка наркоша какой-нибудь! Боже, какая пошлятина! Это даже на дешевый сериал не тянет! Честное слово, я бы даже снимать не стал такую банальщину!

– Подожди, а почему его-то подозревают? – не поняла я.

– Его над трупом застали. С ножом в руках, – выдал Альберт.

– Час от часу не легче, – вздохнула я. – Как нож оказался у него в руках?

– Не знаю! – прижав руки к груди, воскликнул Альберт. – Слушай, у тебя коньяк есть? Ну или водка, на худой конец, замерз как собака!

– Водки у меня точно нет, а коньяк, пожалуй, организовать смогу, – сказала я и подошла к бару. – Только компанию, извини, не составлю.

Альберту, кажется, и не нужны были компаньоны. Он с удовольствием опрокинул в рот рюмку коньяка и потянулся к яблоку в вазе на столе.

– Может, кофе хочешь? – предложила я. – Я как раз себе собиралась варить.

Альберт не отказался и от кофе, причем плеснул в чашку коньяка и вдобавок наполнил рюмку.

– Подожди, – остановила я его. – А то тебя сейчас с мороза развезет, а ты мне так и не расскажешь до конца суть дела. Где находится твой Коротков?

– Я же говорю – в милиции.

– В каком отделении?

– Отделении? – удивленно переспросил Альберт. – Ах да! Он вроде сказал, что во Фрунзенском.

– Фру-унзенское, – протянула я.

– А что? – встрепенулся Веселовский. – Таня, разве тебя остановит название отделения?

– Да погоди ты! – отмахнулась я. – Он что, сам просил тебя, чтобы ты меня нанял?

– Нет. Он вообще о тебе ничего не знает, он просто просил помочь. А я счел, что лучше тебя никто с этим делом не справится. Вот так!

– Спасибо, конечно, за доверие, – усмехнулась я, – а ты уверен, что он захочет оплачивать мои услуги? И сможет ли? Чем вообще господин занимается? Не у тебя снимается часом? Тогда мне гонорара долго ждать придется. Ходят слухи, что ты под маской кризиса деньги сотрудникам не платишь, а, Альбертик? – и я хитро ему подмигнула.

– Кто это такое говорит? – выпучил глаза Веселовский. – Вот люди, а? Везде сплошная черная неблагодарность! Задержал один раз, и то не по своей вине – мне вообще-то Москва платит, а они не прислали! И всего на три дня! Ну, на неделю, может…

– Ладно, ладно, а насчет Короткова-то?

– А он вообще не у меня работает! Он шеф-повар в ресторане «Готика». Так что средства у него есть, не сомневайся. Правда, он несколько прижимист… Да и характер у него… знаешь, не сахар. Вспыльчивый, даже вздорный порой.

– Так, может, он и повздорил с этой соседкой? А потом сам ее и того? – предположила я.

– Что ты, что ты! – замахал руками Веселовский. – Все совсем не так плохо! Он же мухи не обидит! Ну, поорет, руками помашет, а так, чтобы за нож схватиться… Да и нож-то не его.

– А чей?

– Вот этого я не знаю. Лучше ты у него сама спроси. И вообще, человека выручать нужно, а ты мне вопросы задаешь!

– Интересно, как я могу его выручить, не узнав, в чем дело, – пожала я плечами. – И что ты ему сказал?

– Сказал, что сделаю все возможное, чтобы он не переживал и самым сильным моральным потрясением считал разлуку с несколькими сотнями, – хохотнул Веселовский и подлил себе коньяку.

Меня слегка одолевали сомнения, стоит ли браться за дело, предложенное Альбертом. Но… Не зря же всего несколько минут мои кости столь высокопарно отзывались о дружбе. Это не может быть совпадением, в совпадения я не верю. Так что…

– А этот твой скупой Коротков вообще согласится оплачивать мои услуги? Дружба дружбой, знаешь ли, но мне тоже нужно на что-то жить, сам понимаешь.

– Да он не скупой! – тут же пошел на попятную Веселовский. – Я сказал лишь, что он немного прижимист. А это можно трактовать и как неплохое качество! Тебе, между прочим, не мешало бы его в себе выработать!

– Так ты пришел меня жизни учить? – прищурилась я.

– Нет, что ты! – тут же замахал отмороженными руками режиссер. – Я просто говорю, что тебе он заплатит как положено, не сомневайся! Я уже сказал ему о твоих расценках. Кстати, ему разрешили сделать только один звонок, и он уже позвонил мне. Так что, понимаешь, человек там томится без связи, ждет, надеется…

– Ладно, – вздохнула я. – Поехали во Фрунзенское.

– Как? – вытаращился на меня Веселовский. – И я тоже?

– Испугался? – усмехнулась я.

– Погоди, но я-то зачем там нужен? И потом, у меня все-таки выходной… Таня, я сто лет не был в отпуске! Я живу на съемочной площадке, у меня уже гипертония начинается, я спать не могу – мне эти актриски-актеришки снятся и все деньги клянчат!

– Давай-давай, – посмеиваясь, поторопила я его. – А чтобы гипертонии не было, на коньяк поменьше налегай!

– Без коньяка я совсем в психушку загремлю! – уныло вздохнул Альберт, но принялся натягивать свой пижонский плащ.

Мы сели в мою «девятку» и отправились во Фрунзенский РОВД. Мне не раз приходилось бывать здесь, и я решительно прошла внутрь, таща за собой ноющего Альберта. На вахте нас остановил дежурный и потребовал показать паспорт. Я протянула ему документы и спросила, к кому мне обратиться по поводу задержанного Короткова. Дежурный стал накручивать диск допотопного телефона и минуты через две сообщил, что мне необходимо найти капитана Молчалина в комнате 26.

На втором этаже я никак не могла найти кабинет с нужным номером, потом путем логических размышлений сообразила, что он должен следовать за двадцать четвертым по левой стороне. Я толкнула дверь без опознавательных знаков и увидела сидящего за столом светловолосого, почти совсем белого капитана. А напротив него с раскрасневшимся лицом восседал незнакомый мне взъерошенный мужчина. В тот момент, когда я вошла в кабинет, он как раз с вытаращенными глазами потрясал руками, пытаясь что-то доказать невозмутимому капитану.

– Виталий! – воскликнул за моей спиной Веселовский.

Незнакомец и капитан тут же повернули головы в нашу сторону.

– Альберт! Слава богу! – вскричал нервный мужчина и даже вскочил со стула, но был остановлен железным окриком капитана.

– Прошу прощения, – громко сказала я. – Мы к капитану Молчалину по поводу этого человека.

– Вы кто? – спросил капитан.

– Я занимаюсь расследованием дела, в котором его обвиняют.

Молчалин хмыкнул.

– Вообще-то это я занимаюсь расследованием этого дела, – снисходительно сказал он. – Не один, конечно, вместе с прокуратурой. Вы оттуда? Что-то я вас не знаю.

Я молча протянула ему свое удостоверение частного детектива. Молчалин некоторое время крутил его в руках. Было видно, что мое имя ему ни о чем не говорит.

– Можете узнать обо мне у кого-нибудь из коллег, – добавила я. – У Папазяна, например, или подполковника Кирьянова…

– Кирьянова? Насколько я знаю, он уже месяц как полковник, – машинально проинформировал меня Молчалин.

– Неужели? – искренне ахнула я. – Растет парень!

– Да, – односложно прокомментировал капитан. – Извините, сейчас идет допрос, подождите пока в коридоре, потом я вас приму, – сказал Молчалин.

В коридоре мы ждали часа полтора. Веселовский уже весь извелся и изнылся, чтобы я отпустила его домой в его единственный выходной. Сетовал на жизнь, на профессию и даже на жену, которая не работает, и на детей, которые только и знают, что клянчить денег. Как и жена. Как и артисты. Я сочувствовала Альберту, но была неумолима. Мне нужно было его присутствие, чтобы потенциальный клиент в обществе старинного приятеля чувствовал себя более раскованно и больше рассказал по делу.

Наконец мы увидели Молчалина, который высунулся из кабинета и позвал дежурного. Через несколько секунд тот вывел из кабинета закованного в наручники Короткова. Проходя мимо нас, он кинул на Альберта мрачный взгляд, полный тем не менее мольбы.

– Все будет в порядке! – успел крикнуть ему Альберт, а я кивнула в знак подтверждения.

Коротков, видимо, настолько был измотан допросом, что не стал ничего отвечать, а лишь кивнул в ответ.

– Проходите, – сказал Молчалин. – Тут вам рекламу сделал подозреваемый. Говорил, что мы работать не умеем, а вот частный детектив, да еще и лучший в городе, наверняка справится за один день.

Я мысленно удивилась.

– Это я сказал, что ты лучший частный детектив! – с гордостью за свой благородный поступок пошел на мелкий подхалимаж Веселовский и тут же добавил в сторону: – Правда, я уже в этом сомневаюсь…

– Ну, так и что же вы от меня хотите? – вернул нас Молчалин к теме разговора.

– Я хотел бы внести залог. За Короткова. Чтобы его освободили под подписку до выяснения, – высказал свое пожелание Веселовский.

Молчалин нахмурился, поиграл ручкой, потом ответил:

– Боюсь, это невозможно. Слишком явные улики. Сами посудите: на ноже отпечатки его пальцев. И больше ничьих, кстати говоря, мы не обнаружили – это первое. И смерть жертвы наступила примерно в тот момент, когда Короткова заметила соседка.

– А он как-то это объясняет? – прервала капитана я.

– Объясняет. Говорит, что просто шел на работу, увидел труп, решил посмотреть, кто это, и якобы машинально схватился за нож. Вроде эта самая соседка его и испугала своим появлением. Кстати, соседка заявляет, что отношения у Короткова с убитой были плохие.

– Но ведь не будет же он хвататься за нож на этом основании! – воскликнула я.

– Не скажите, не скажите, – не смутился капитан. – Я общался с ним два часа и могу сказать, что гражданин он нервный, вспыльчивый, неуравновешенный. Как минимум пять раз он бросался на меня с выпученными глазами.

– Это он может, – со вздохом подтвердил Веселовский. – Однако я его знаю давно – не способен он на убийство.

– Ваши слова, к сожалению, к делу не пришьешь, – отрезал капитан. – Разбираться будем, искать других подозреваемых, но пока отпустить я его не могу.

– Можно мне хотя бы поговорить с ним? – спросила я.

– Это не ко мне, это к начальству, – вздохнул капитан. – А сейчас прошу меня извинить. У меня тут еще одно дело.

– Так к кому мне обратиться? – уточнила я.

– Можете к подполковнику Мельникову, можете к нашему начальнику, если он, конечно, на месте.

– Понятно, спасибо, – поднялась я с места.

К Мельникову – это здорово. С Мельниковым мы друзья настолько давние, что даже уже и не помним, как и где познакомились. Сколько совместных дел выпало на нашу долю – всех и не упомнишь! Правда, с недавних пор Мельников заделался подполковником – все-таки далеко пойдут друзья моей юности! – и несколько возгордился, но я-то всегда могу поставить его на место и поучить не задирать нос. Поэтому я решительно набрала номер своего старинного приятеля.

– Я только позавчера вернулся, – объяснил Андрей. – Ездил с комиссией в Ярославль. Начальника там скинут скоро, по нашей наводке.

– Это все хорошо, но у меня тут одна просьба. Мой клиент, его зовут Коротков Виталий Владимирович, попал в нехорошую историю: его подозревают в убийстве. Держат его во Фрунзенском. Я бы хотела с ним встретиться и поговорить.

– Понятно. И что же?

– Как что? Ты же можешь устроить мне встречу. Тем более что ты теперь подполковник.

– Могу, – кратко ответил Мельников. – Перезвони через пятнадцать минут.

Через полчаса формальности были улажены, и мы с Веселовским разговаривали с сидящим через решетку Коротковым. Несмотря на сложившийся стереотип, что повар должен быть как минимум упитанным, перед нами сидел довольно щуплый мужчина лет тридцати восьми – сорока, с мелкими чертами лица и какими-то острыми темно-карими глазами. Он и впрямь оказался нервным человеком: вертелся на стуле, поминутно порывался вскочить, вскидывал руки, и речь его отличалась яркой эмоциональностью.

– Главное, я не могу понять, чего ко мне-то прицепились! – возмущенно повторял он.

– Как раз это-то понятно, – возражала я.

– Ты лучше скажи, зачем ты за нож схватился? – вторил мне Веселовский.

– Да я не собирался за него хвататься! – Коротков аж развернулся на сто восемьдесят градусов.

– Ладно, давайте к делу.

Я поняла, что подобные вопросы ему уже задавали в течение нескольких предыдущих часов, и лучше было бы выяснить картину происшедшего.

– В общем, так, – тяжело вздохнул Коротков и начал свой рассказ.

* * *

Виталий Владимирович Коротков сидел на кухне и поедал котлеты с грибами, которые он очень любил, приготовленные его женой. Несмотря на то, что он являлся шеф-поваром одного из лучших ресторанов, Виталий Владимирович принципиально ничего не готовил дома. Правда, жена его была очень даже неплохой кулинаркой, особенно ей удавались мясные блюда, и Виталий Владимирович с удовольствием угощался ее стряпней.

Но в это утро, несмотря на поданные к столу его любимые котлеты, Коротков был недоволен. Это недовольство было спровоцировано тем, что жена заикнулась о покупке нового сотового телефона в подарок ей на Восьмое марта.

Коротков зарабатывал достаточно, но еще с молодых лет в структуре его личности прочно гнездился червь скупости, которую, впрочем, он выдавал за экономность и отчасти даже бравировал этим.

– Телефон совсем никуда не годится, – жаловалась супруга, подливая Виталию на тарелку соус. – Глючит постоянно! Да и вообще… Он простой, а я раскладушку хочу! В Торговом центре видела новую модель – такая прелесть! Красненький такой, как я и хотела. И стоит недорого.

Коротков шумно вздохнул, помолчал немного, а потом предложил:

– А давай его в ремонт отдадим.

– В ремонт? Да ему пять лет уже – какой ремонт! – начала заводиться супруга. – Там аккумулятор сдох – каждый день заряжать приходится! К вечеру уже разряжается, хочу позвонить, а он отключается!

– Аккумулятор поменять можно, – стоял на своем Виталий Владимирович. – В десять раз дешевле обойдется!

– И вообще, он уже весь обшарпанный! – продолжала гнуть свою линию жена.

– Корпус сменить можно, он вообще сто рублей стоит! – защищался Коротков.

– В конце концов, я попросила подарок к Восьмому марта! – не выдержала жена и перешла на крик. – Я что, раз в год подарков не заслуживаю? Тебе для меня телефона раз в пять лет жалко, да?

Тут в кухню вышел сын Коротковых и с ходу обратился к отцу:

– Пап, Мишке родители ноутбук купили. Он теперь за их компьютер не садится, не мешает… А у меня скоро день рождения.

Виталий Владимирович отвернулся в другую сторону.

– Себе-то ты новую автомагнитолу купил! – настигла его жена.

Коротков развернулся к сыну.

– И парочку дисков с новыми играми, а то мне старые уже все надоели, – продолжал отпрыск.

Терпение Виталия Владимировича лопнуло, и он закричал:

– Да… Да куплю я вам все, только отстаньте! Все и так только на вас трачу! Вам-то плевать, конечно, а я только и делаю, что работаю! Машину вон надо чинить – я почему-то у вас на ремонт денег не спрашиваю!

Он нервно забарабанил пальцами по крышке стола и нахмурился. Теперь Коротков переживал уже по поводу того, что вспомнил о предстоящем ремонте машины. Это обстоятельство окончательно испортило ему настроение, и он, не доев даже любимые котлеты, поднялся из-за стола и проследовал в прихожую. Как назло, он резко дернул куртку, и у нее оторвалась вешалка.

– Кто так вешалки пришивает! – возмутился Виталий Владимирович.

– Давай я пришью, – тут же предложила жена, но Короткова уже ничто не могло утешить. Он решительно достал из шкафа кашемировое пальто, в котором немилосердно мерз, поскольку оно было демисезонным, бросил на жену хмурый взгляд и вышел на лестницу в полной уверенности, что все вокруг его не понимают, мир – бардак и вообще в жизни нет никакого смысла.

Он подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Но сегодня явно был не день Виталия Владимировича – лифт не работал. Длинная тирада, которой он наградил всех, начиная от местной администрации и заканчивая Усамой Бен Ладеном, разнеслась на весь подъезд, однако к починке лифта не привела. Виталий Владимирович в сердцах плюнул и стал спускаться по лестнице. Он дошел до четвертого этажа, как вдруг в пролете заметил лежащее на полу женское тело.

– Напьются с утра, как свиньи! – с ненавистью прокомментировал он увиденное. – Бомжихи эти! Домофон нужно ставить…

Собственно, вопрос о домофоне в подъезде, где проживал Коротков, поднимался давно. И многие жильцы были двумя руками за. Но находились и ярые противники, первым из которых был сам Виталий Владимирович. Его экономное сердце никак не хотело переживаний по поводу потраченных денег на пресловутый замок. В данный момент он, однако, не помнил об этом и костерил «старух-крохоборок», которые также жалели собственные средства.

Он уже хотел было пройти мимо женщины, как вдруг обратил внимание на то, что она одета достаточно хорошо и дорого и ее внешний вид никак не напоминает вид бомжей. А в следующее мгновение заметил и еще одно обстоятельство, которое заставило его тут же позабыть про домофон, – в спине женщины торчала рукоятка ножа.

– Что это? – растерянно произнес он, оттопырив нижнюю губу. Некоторое время он стоял неподвижно и молча, рассматривая тело и постепенно приходя к выводу, что это уже труп. – Ничего себе… – протянул он.

Затем, движимый в первую очередь любопытством, он потянулся к телу и попытался перевернуть женщину так, чтобы было видно ее лицо. Почему-то в голове у него пронеслась абсурдная мысль о том, что нож может выпасть, и он, несмотря на то что всегда был человеком рассудительным и, как ему казалось, прагматичным, инстинктивно ухватился за рукоятку. Хотя знал, знал Виталий Владимирович, что так делать ни в коем случае нельзя, что так делают только легкомысленные люди, которых полно вокруг. Вот только сам Виталий Владимирович к ним ни в коей мере относиться не может. И вот ведь надо же – черт попутал! Может быть, он вспомнил прочитанный в юности роман Дюма, где один из персонажей был жив до тех пор, пока у него не вытащили из тела нож, а потом сразу умер. Во всяком случае, Коротков руководствовался исключительно благими намерениями – если женщина еще жива, то нужно было не дать ей умереть.

Но он схватился за нож, и это стало роковым эпизодом для него этим утром. Откуда-то сверху послышался шум распахнувшейся двери, а затем торопливые шаги. Завершил все это отчаянный женский визг. Коротков выпустил нож из рук, обернулся и увидел соседку с четвертого этажа, Наталью Петровну, которую не далее как на прошлой неделе Коротков залил, а в ответ на ее претензии назвал истеричкой. Соседка обиделась и охарактеризовала Короткова, его жену и детей как хамов. Обещала также подать в суд и написать в газету. Коротков послал ее куда подальше и даже плюнул вслед. Такой вот он был эмоционально неуравновешенный, с одной стороны, и сухой – с другой.

В другое время данный бытовой эпизод вряд ли бы имел значение, но тут Короткова застали не в самый лучший момент его жизни. И он в считаные доли секунды вдруг понял, что, похоже, проклятие Натальи Петровны начинает сбываться. Он моментально осознал, как воспринимается ею его нахождение возле трупа с окровавленным ножом, поскольку подозрительный и почти что ненавидящий взгляд соседки об этом красноречиво заявил.

– Ты что ж делаешь-то, а? Бандитская рожа! – для затравки произнесла Наталья Петровна по-театральному тихо.

Но чувствовалось, что это только прелюдия драматического монолога, который должен достигнуть своего пика через минуту. И действительно, вслед за этой произнесенной жутким шепотом фразой последовал оглушительный крик.

– Помогите! Среди дня убивают! – завопила бабка.

А когда Коротков с тщетным намерением оправдаться попытался приблизиться к ней, она, сверкая возмущенными глазами, завопила еще пуще:

– Милицию! Милицию срочно! Он сейчас весь дом перережет! Не прикасайся ко мне!

Одна за другой стали распахиваться двери в подъезде. Растерянные соседи испуганно спрашивали, что случилось, но Наталья Петровна голосила только, что «одни бандитские рожи кругом» и что «он сейчас весь дом перережет». Коротков, отчаявшийся перекричать ее, бросился наверх, чтобы попытаться объяснить ситуацию другим соседям, но Наталья Петровна, решившая, что он намерен перерезать ей горло, заверещала пуще прежнего и, с невиданной для ее возраста прытью заскочив в квартиру, захлопнула дверь, продолжая вещать оттуда, чтобы немедленно вызвали милицию.

Голос ее, однако, стал звучать тише, и одна из соседок осторожно сделала несколько шагов вниз.

– Господи! – проговорила она. – Да это ж Наташка Белокопытова из семьдесят шестой! Да ее что ж, в самом деле убили, что ли?

– Видимо, да, – вставил наконец Коротков. – Только это не я!

Соседка с подозрением уставилась на него и на всякий случай отступила подальше.

– Да не я это! – начал свирепеть Коротков. – Одна наплела тут не знаю что, а остальные подхватывают!

Это высказывание далеко не лучшим образом повлияло на отношение к нему перепуганных соседок, и одна из них заявила, что уже позвонила в милицию и что они уже выехали. Коротков помрачнел. Уйти с места происшествия он уже не мог и вынужден был бестолково топтаться на месте в ожидании дальнейших событий.

Среди соседей был и один довольно молодой мужчина, который не столь эмоционально воспринял случившееся. Он-то и угостил смятенного Короткова сигаретой. Коротков как раз докурил сигарету до конца, когда снизу послышалось топанье ног и мужские голоса. А вслед за этим в пролете появились и представители правоохранительных органов. Коротков, едва взглянув в лицо идущему впереди милиционеру, сразу зачислил его в разряд своих недоброжелателей. Что, в принципе, очень скоро подтвердилось.

– Капитан Молчалин, – представился милиционер.

– Коротков Виталий Владимирович, – отрапортовал Коротков.

– Вы обнаружили труп?

– Я, – мрачно ответствовал шеф-повар и опустил голову.

Это показалось капитану Молчалину подозрительным, и он продолжил задавать вопросы. В принципе, они были обычными и ничего особенного не таили, но тут вступила соседка Короткова, которая эмоционально рассказала, что именно Коротков и зарезал женщину.

– У него нож в руке был, я сама видела… Вы посмотрите, посмотрите, какие глаза у него! – с некоторой опаской говорила Наталья Петровна. – Истинный бандит. Весь подъезд затерроризировал. Живет здесь без году неделя, а безобразничает на полную катушку!

– Вас не спрашивают, – едва сдерживаясь, прокаркал Коротков.

– А я вам скажу больше – он и меня бы прирезал, – настойчивую Наталью Петровну остановить было сложно.

– Да какое прирезал! Что вы ее слушаете, она уже из ума выжила! – сорвался-таки Коротков.

– Вы брали нож? – строго спросил капитан Молчалин.

– Я? – уточнил на всякий случай Коротков. – Я?

– Да вы, вы! – нетерпеливо подтвердил Молчалин.

– Брал, – признался Коротков.

– Зачем? Это ваш нож?

– Это не мой нож.

– Так, пиши, – обратился к своему помощнику Молчалин. – Нож не его. А чей он?

– Да я откуда знаю! – загорячился Коротков. – Я только тело перевернуть хотел, чтобы рассмотреть, кто это!

– Зачем? – не отступал Молчалин.

– Вы где живете? – вступил в допрос еще один оперативник. – Работаете где?

– Документы ваши… – послышался еще один голос.

– Слушайте, задавайте свои вопросы по очереди, а то я не знаю, кому из вас отвечать, кто тут у вас главный, – вконец возмутился Коротков.

– Ваши документы, – махнув рукой остальным, произнес Молчалин.

Коротков вынул из кармана паспорт и протянул его капитану. Тот очень внимательно сверил фотографию с оригиналом и пришел к выводу, что они очень сильно отличаются.

– Да я это, кого хотите спросите! – продолжал горячиться Виталий Владимирович, сильно напоминая в этот момент киношного Ивана Васильевича Буншу. – Хотя бы жену мою!

– Так, ладно, – махнул рукой капитан. – Давайте приступайте к осмотру, а вам придется проехать с нами в отделение. Пальчики снять, и все прочее. И вам тоже, – указал он пальцем на соседку Наталью Петровну.

В этот момент на лестничную площадку вышла жена Короткова и, увидев мужа, тут же открыла рот:

– Виталий, а что же ты денег не оставил? Я как раз в магазин собиралась за продуктами…

– Да отстаньте вы… со своими магазинами! – отчаянно рубанул рукой воздух Коротков. – Меня вон в милицию забирают… Из-за вас! Потому что выбили меня из колеи с утра своими запросами! И я от растерянности к этому трупу сунулся.

Тут жена Короткова обратила внимание и на труп, и на соседей, и на криминалистов, которые возились на площадке, и тихо ахнула.

– Что же теперь будет? – испуганно спросила она, а Коротков уже затопал вниз в сопровождении оперативников.

Но неожиданно практицизм его возобладал над эмоциями, и он, словно вспомнив о чем-то, резко поднял голову и крикнул жене:

– Позвони Альберту! На сотовый или домой, куда угодно! Куда вы меня ведете, в какое отделение? – обратился он к Молчалину.

– Во Фрунзенское, – недовольно ответил Молчалин. – Давайте, шагайте скорее, у нас времени мало.

Коротков шумно вздохнул и покорно зашагал вниз.

* * *

– Теперь вы понимаете, кто во всем виноват? – спросил Коротков.

– Нет, – озадаченно ответила я.

– Понимаю, – вздохнул Веселовский, который знал своего приятеля куда лучше, чем я. – Жена, конечно. Она у тебя всегда во всем виновата.