Текст книги "Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я не собиралась, просто спонтанно получилось, ты не переживай – я ненадолго.

– Ты о чем! Не обижай меня – посиди, отдохни, тебе все сделают. И деньги не вздумай совать! – предупредил Ворон, усаживая ее за столик в VIP-зоне. – Хохол, как дела-то?

– Стрижем помаленьку, – лениво откликнулся Женька. – Работенка, сам видишь, не пыльная, хозяйка не задуренная, не жизнь – малина.

– Завидую! – усмехнулся Ворон, отходя. – Ну, гуляй, дорогая!

Марина откинулась на спинку стула, вынула сигарету, лениво оглядывая зал. Ничего интересного… Толпа малолеток из тех, кому тюремная жизнь рисуется в розовых романтичных красках; какие-то потрепанные девахи за дальним столом; трое явно случайно забредших сюда мужичков в дорогих костюмах…

– Ищешь кого-то? – отвлек Хохол, наливая в стаканчик принесенную мэтром текилу.

– Кого?

– Не знаю, тебе виднее, – откликнулся он, протягивая ей напиток. – Давай с тобой выпьем, давно уже не сидели вот так, вдвоем.

– За что? – спросила Марина, вертя стакан в пальцах.

– За тебя, Коваль. Все, что я делаю, оно всегда будет за тебя.

Хохол залпом опрокинул в рот рюмку водки, сморщился, поднеся к носу кулак. Марина тоже выпила, взяла лимон, но Хохол вдруг нагнулся к ней, намотал на руку волосы, притягивая к себе ее голову, и поцеловал в губы:

– Сучка, измучила меня совсем… сейчас нажрусь – держись тогда!

– Не забывайся, мы не дома. – Она смотрела ему в глаза, чувствуя, как болит шея от неудобной позы. – Отпусти, Женька, больно.

– Если бы ты почувствовала, как больно мне, то заткнулась бы про свою больную шею, – процедил он, но волосы выпустил. – Я замучился так жить, понимаешь? Ты вроде со мной – и в то же время где-то далеко, мутишь с кем-то, приезжаешь домой то под утро, то совсем не ночуешь. А я устал, меня ревность гложет, убил бы тебя – и не могу, потому что люблю, сучку стервозную… – Он налил себе еще, выпил, не закусывая. – Я жить не хочу иногда и бросить тебя тоже не могу, я попал…

– Женя, перестань, – попросила Коваль, положив руку на его сжатый кулак. – Скажи, что делать мне, чтобы тебе стало хорошо?

– Прекрати втихую гаситься с ментом, – злым, срывающимся голосом произнес он, и она вздрогнула. – Что, угадал, кто тебя нашампуривает? Мент ушастый – ну, ты дала, Коваль! На кого ты променяла нас – меня, Малыша погибшего?

– Не тронь Малыша! – взвилась Марина.

– Да не в нем дело! Неужели ты не понимаешь, чем обернется эта твоя хрень с ментом? Бес узнает – порвет пополам!

– Очень страшно! – фыркнула она, беря сигарету. – В этом я отчет держать не собираюсь! Сплю с кем хочу. Ты меня зачем сюда привез – отношения выяснять? Тогда поехали домой, я не собираюсь объясняться.

– Нет! – взмолился Хохол, хватая ее за руку. – Не уходи, я больше ничего не спрошу. Слышишь – песня розановская, он ее всегда в машине крутил… – Молодой певец на сцене в самом деле исполнял любимую песню Марининого покойного заместителя…

– Знаешь, – сказала Марина задумчиво. – А мне всегда почему-то нравился шансон, в машине только такие кассеты всегда возила, пацаны знали, что я не слушаю ничего другого. Судьба!

– Ага, как чувствовала, что придется за одним столом с уголовником сидеть!

– Ой, хватит! Мне приятнее за одним столом с тобой, чем с некоторыми приличными с виду. – Коваль снова взяла его руку, сплетя пальцы и разглядывая синие наколки на кисти. – Жень, ты не сердись на меня – я всю жизнь кому-нибудь изменяю, так уж устроена, даже Малыш прощал…

– И я прощу… – прошептал он, притягивая руки к себе и касаясь Марининого запястья губами. – Все тебе прощу, только не отталкивай меня… Ведь люблю, сдохну за тебя – только скажи!

Со стороны они напоминали двух влюбленных голубков, нежно воркующих за столиком весьма странного ночного клуба – любовь за решеткой, тюрьма и страсть…

– Ты запретила мне звать тебя киской, а все остальные слова тебе говорил твой Малыш, – пожаловался Хохол, не переставая целовать ее руку. – Как теперь быть?

– А чем тебя мое имя не устраивает? Слишком длинное? – Марина прижалась лицом к его руке и посмотрела в глаза.

– Я не привык звать тебя по имени, только если с отчеством… а хочется что-то такое… чтобы только наше с тобой было, больше ничье. Киска… кисочка моя…

– Как хочешь, – согласилась она. – Только не при людях, ладно?

– Конечно, маленькая, только между нами… давай выпьем за это, что ли? – Он потянулся свободной рукой к бутылке, налил ей текилу, себе – водку, они выпили. – Поцелуй меня, – попросил он, и Марина через стол потянулась к нему губами.

– Ох, мать твою, вот это шоу! – раздался над их головами противный, визгливый голос Макара.

Он стоял, покачиваясь на носках модных ботинок, и насмешливо улыбался. Весь вид говорил о том, что Макар уже под кайфом. Марину передернуло при виде мерзкой рожи, она всегда терпеть его не могла, и каждая встреча заканчивалась если не мордобоем, то уж словесными оскорблениями. Хохол тоже это знал, потому моментально встал и угрожающе сжал кулачищи:

– Тебе чего?

– Мне-то? Смотрю вот и думаю – что ты делаешь рядом с этим быком? Не можешь достойного человека найти? Ты ж, говорят, в койке просто сказка… – договорить Макар не успел, вернее – уже не смог, вырубленный прямым ударом в лицо. Хохол пнул его в голову и сплюнул:

– Тварь паскудная… Эй, уберите тут! – крикнул он клубной охране, изумленно взирающей на это действо. – Ты в порядке? – повернулся он к Марине, и она абсолютно спокойно кивнула:

– Да. Ты его не грохнул случайно?

– Очухается, – отмахнулся Хохол, наблюдая за тем, как двое охранников под руки потащили Макара к выходу. – Сучара, я ему потом ноги сломаю, будет знать, как пасть разевать.

– Все, проехали, – приказала Коваль. – Налей-ка лучше девушке, чтобы стресс снять. – Она протянула ему стакан, и он укоризненно покачал головой:

– Напьешься сейчас, потом опять умирать будешь.

– Расслабься, Женька, я свою дозу знаю.

– Ты-то?! Да ты вообще берегов не видишь, сейчас еще пару стаканов – и на подвиги потянет, я-то знаю.

– О, спасибо, что напомнил! – обрадовалась Коваль. – А давай-ка мы с тобой в один клуб закрытый съездим…

– А там что?

– А там стриптиз.

– Хочешь – дома сам станцую?

Она захохотала так, что на них стали оборачиваться:

– Я тебя умоляю! Только не это, я не переживу! Поехали.

Что еще оставалось делать бедному Хохлу, как не подчиняться?

Про этот клуб Марине рассказала Ветка, именно здесь она зависала до того, как начать отношения с Марининым племянником. Клуб был закрытым, попасть туда просто так было нереально, но хозяин прекрасно знал, чей "Хаммер" припарковался у самого входа. Высокий белокурый красавчик с фигурой, которой могли позавидовать даже многие спортсмены, подошел к Марине в холле, почтительно склонил голову и проговорил:

– Я польщен тем, что вы решили провести время у нас… Хотите в VIP-зону?

– А народу много? – спросил Женька, которому красавец явно не понравился.

Собственно, это чувство было взаимным – хозяин заведения тоже не проникся к Хохлу симпатией. Но из здорового опасения за целостность лица счел своим долгом быть вежливым и предупредительным и с ним тоже:

– Нет, сегодня на удивление свободно, так – человек семь-восемь.

– Толпа! – решительно отрезал Хохол и, не слушая возражений, потащил Марину за собой в машину.

Хозяин заведения с облегчением перевел дух – не очень ему понравился сопровождающий у явно богатой клиентки. "Черт с ними, с бабками, – зато лицо в порядке осталось"…

А утром Марину поднял телефонный звонок – племянник срывающимся голосом сообщил, что Ветка ночью попала в аварию. Коваль сдуло с постели моментально, она накинула на голое тело халат и, помчавшись вниз, к Хохлу, начала тормошить его и орать:

– Женя, вставай! Ветка в больнице, попала в аварию, нужно ехать!

Спросонья Хохол не мог понять, что она от него хочет, но потом тоже встал и начал собираться. За считаные минуты они выскочили из дома, прыгнули в машину и понеслись в город, оставив второй джип далеко позади себя.

– Не гони так, – взмолился Хохол, но Марина не слышала его слов, выжимая из двигателя все, что можно.

У здания больницы она резко затормозила, визг тормозов привлек внимание охранников, куривших на крыльце, они спустились и поинтересовались, кто и к кому, но, увидев морду Хохла и Маринино перекошенное от злости лицо, отошли в сторону. Коваль побежала в справочное. Там ей сказали, что подруга, к счастью, жива и даже не в реанимации, а просто в травматологии. Марине немного полегчало, она перевела дух и слегка расслабилась – значит, все не так страшно, не так плохо… Шагая по пустому коридору отделения травматологии, она вдруг вспомнила, как десять лет назад ходила сюда во время ночных дежурств к Нисевичу, как спала с ним в ординаторской. Не самое лучшее время в жизни…

Ветка лежала в отдельной палате, видимо, племянник ухитрился воспользоваться родством с Мариной для пользы дела. Когда Коваль вошла, она дремала, подложив руку под щеку, как ребенок. Правая нога лежала на металлической шине, загипсованная и на вытяжке. Больше Марина ничего не заметила, чему и обрадовалась. Ветка открыла глаза, и в них сразу появились слезы – не ожидала увидеть Коваль здесь, они давно не общались.

– Ветуля, как ты, девочка? – Марина села на стул возле кровати, взяла ее за руку.

– Ты приехала…

– Дурочка, а как я могла не приехать? Ведь ты единственная моя подруга, Веточка, я же люблю тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально… знаешь, ничего теперь не будет… и никого – ни ребенка, ни Кольки… я останусь совсем одна, совсем…

– Не думай об этом, – попросила Коваль, обнимая ее. – Ты не будешь одна, такая женщина просто по определению одна быть не может. А Колька – он ведь еще малолетка сопливая, зачем он тебе? Поверь – вокруг тучи мужиков, более достойных твоего внимания, чем он. И дети у тебя будут, если захочешь.

– Нет, Маринка, теперь уже не будет… Доктор сказал, что это был мой последний шанс…

– Я не буду говорить ничего, потому что ты знаешь мое отношение к этому вопросу, – сказала Марина, встав и направившись к окну. – Но поверь – в жизни всякое бывает. А хочешь, я расскажу тебе одну жуткую историю? – вдруг спросила она, понизив голос. – Потому что только с тобой я могу об этом говорить, только ты не заблажишь про понятия… Ветка, я, кажется, влюбилась…

– Удивила! – фыркнула подруга. – По-моему, это уже давно известно, и Хохол твой…

– Да какой Хохол! – перебила ее Марина, сморщившись. – Он-то при чем?

– О-па! – растерянно протянула Ветка. – И кому повезло?

– Повезло ли – вот вопрос… Я даже говорить боюсь на эту тему, Ветка, – призналась Коваль, вцепившись в подоконник побелевшими пальцами. – Боюсь, потому что он – мент…

Глаза подруги стали похожи на два блюдца, расширившись от изумления:

– Ну, ты даешь, дорогая! Это… это даже для тебя – перебор…

– Перебор, – вздохнула Марина, возвращаясь на стул и хватая Веткину руку. – Перебор, Ветуля, но я не могу ничего поделать с этим, он такой… я даже сказать не могу… – и неожиданно для себя вдруг расплакалась.

Неизвестно, почему вдруг она так остро почувствовала свою привязанность к Ромашину и невозможность выказать открыто свои чувства. Коваль поняла, что он нужен ей, и наплевать на то, что об этом скажут другие, но и причинять боль и неприятности ему она тоже не хотела и не могла. Вряд ли начальника ГУВД украсит связь с известной бандиткой… "Черт, черт, черт!"

– Господи, Маринка, ты плачешь из-за мужчины? Это ведь бред, – пыталась надавить Ветка, но Коваль все равно рыдала, упав лицом ей на грудь. – Да кто он, в конце концов, чтобы так убиваться?

– Вета, я скажу, но молчи, я умоляю тебя, иначе мне не поздоровится… Фамилия Ромашин говорит тебе о чем-то?

– Рехнулась, блин?! – взвизгнула та, сильно встряхнув ее за плечо. – Это что же, новый главный мент?!

Марина молча кивнула, вытирая слезы, и Ветка прикрыла рот рукой:

– Мамочка моя… и что теперь?

– Даже думать не хочу… у него семья, взрослые сыновья, жена… я права не имею портить ему жизнь и карьеру…

– Господи, да подумай ты хоть раз в жизни о себе, а не о ком-то! – взмолилась Ветка, обнимая ее. – Пусть у него голова болит за это, а ты будь просто женщиной, Коваль, понимаешь – женщиной, которую любят и о которой заботятся! Ведь всю свою жизнь ты волокла на себе груз проблем и забот, вечно кого-то защищала и оберегала, не позволяла себе слабостей… Так пусть хоть теперь кто-то увидит в тебе женщину, молодую и красивую, а не железную Наковальню! Тебе хорошо с ним? – Она подняла Маринину голову и посмотрела в глаза. – Можешь не отвечать – я и так вижу. Так и позволь себе маленькую человеческую слабость, пусть он любит тебя и делает счастливой.

– Я уже была счастлива, так счастлива, что вспомнить больно, – прорыдала Марина. – Я убила любимого человека, он погиб из-за меня, и это ведь уже не первый случай, ты же знаешь… Я не хочу, чтобы и с Сашкой что-то случилось, я не переживу…

– С ним ничего не случится – только с работы выпрут, а так…

– Вета… – ошарашенно протянула она, глядя на нее. – Ты… откуда?..

– Не забывай, дорогая, я ведь какая-никакая, а все ж ведьма, – погладив Марину по лицу, ответила Ветка. – Я всегда знаю все, что с тобой случится и уже случилось.

– И ты знала… – задохнулась Коваль от пришедшей в голову мысли, – ты знала… про Егора?

– Знала, – спокойно кивнула Ветка. – И в первый раз знала, что он жив, и потом знала, что погибнет.

– Ты… ты… за что? За что ты со мной так обошлась? – не в силах поверить в то, что она скрыла правду, прошептала Марина.

– А что сделала бы ты? – жестко спросила ведьма. – Посадила его в бункер? Не выпускала бы из дому? А он бы все равно погиб, это судьба, и от нее не спрячешься и не скроешься, ее не обманешь. Представь хоть на секунду, что ты знала бы это, – как бы жила с этим знанием? Думаешь, это легко? Даже мне было невыносимо, сердце разрывалось… А ты? Ты бы вообще с ума сошла.

Марина опустила голову, понимая, что ведьма права – она ничем и никак не повлияла бы на ход событий, так случилось бы в любом случае…

– Прости…

– Я не сержусь, – спокойно ответила Ветка, поглаживая ее по волосам. – Ты просто подумай над тем, что я сказала, и позволь ему любить тебя и сделать тебя счастливой, ты ведь заслужила это. А сейчас – вали отсюда, мне скоро придут капельницу ставить, я не хочу, чтобы ты сестру до заикания напугала, – улыбнувшись, она подтолкнула Марину к двери. – Иди, приедешь завтра, если не будет других дел.

Коваль поцеловала ее и, выйдя, наткнулась на стоящего возле двери Хохла.

– Ты чего зареванная вся? – подняв за подбородок ее голову, поинтересовался он. – У Ветки серьезное что-то?

– Да, – соврала Марина. – Выкидыш, теперь детей не будет…

– А-а… – протянул он, отпустив ее. – Жалко… А так вообще?

– Терпимо. Поедем домой, – попросила Коваль, стараясь избежать ненужных вопросов.

Дома, закрывшись в ванной, она набрала номер мобильного телефона Ромашина и, когда он взял трубку, заговорила, как в лихорадке:

– Саша, Сашенька, только не перебивай меня, я должна тебе сказать… Я не могу без тебя, я действительно не могу, я хочу, чтобы ты это знал… Хочешь, я приеду за тобой, и мы опять поедем в "Рощу"?

– Мариша, девочка, я так рад, что ты звонишь! – прорвался через ее монолог Ромашин. – Я безумно соскучился, родная моя, я так хочу увидеть тебя! Но, к сожалению, сегодня не получится – у меня совещание… поверь, я очень расстроен, я сильно скучаю, спать не могу… Давай увидимся завтра? Я приеду за тобой.

– Нет, только не так, – сразу отмела Марина этот вариант. – Мы встретимся в городе и поедем туда, хорошо? Ты сможешь остаться со мной на всю ночь?

– Конечно, Мариша, останусь, – моментально согласился он. – Я встану раньше тебя, сварю кофе и принесу тебе в постель, хочешь?

– Да…

– Тогда договорились? Завтра я заберу тебя от твоего офиса.

– Нет, лучше от офиса "Строителя", на Павловке, знаешь? Я с утра туда поеду, оттуда мне проще улизнуть.

– Хорошо, договорились. Я целую тебя, родная…

– Я тебя тоже… Саша, ты правда приедешь?

– О чем ты волнуешься? Прилечу, а не приеду, – засмеялся он. – Я не могу забыть, как ты была со мной… Какие цветы ты любишь?

– Хризантемы…

– Да? – удивился он. – Я почему-то думал, что розы…

– Нет. Я люблю только желтые хризантемы.

– Я понял.

И они попрощались.

Марина включила джакузи, легла в пузырящуюся воду, закрыв глаза. Было ли это предательством по отношению к Егору? Наверное, да. Но ведь и она человек, она живая, ей всего тридцать четыре… И она не может похоронить себя там, под черной мраморной плитой, рядом с Егором. Нужно продолжать жить, потому что вряд ли Малыш хотел бы, чтобы она умерла вместе с ним. Он был бы только рад узнать, что жена счастлива и не одинока, что есть кто-то, с кем она может поговорить и у кого искать защиты, если что…

Марина заперлась в спальне, чтобы оградить себя от посягательств Хохла, и всю ночь спокойно проспала, отдохнув и расслабившись как следует. С самого утра настроение взмыло вверх, она пела что-то в душе, потом вдруг ни с того ни с сего включила в гостиной музыку и повторила все движения ча-чача, которые не получались у нее в "Латине". Хохол взирал с удивлением – давно уже Марина не вела себя так, не выглядела счастливой и довольной. Сев за стол, она набрала Кольке:

– Племянничек дорогой, ты не соскучился? Я приеду к тебе сегодня, готовь все бумаги, буду проверять тщательно и с пристрастием!

– Конечно, приезжай! – со смехом откликнулся Колька. – Я давно тебя не видел, да и документов много, тебе надо подписать кое-что.

– Ты у Ветки был?

– Да, сегодня утром заезжал. Там все в порядке, доктор говорит, нога срастется, и заметно ничего не будет.

– Ладно, приеду – пообщаемся.

– В клуб собралась? – спросил Хохол, расправляясь с овсянкой.

– Да, поеду, проверю смету и отчет о поездке, – как можно небрежнее произнесла Марина, помешивая ложечкой кофе. – Можешь не ехать, если не хочешь – это надолго, пока все просчитаю, пока то, се…

И – о чудо – Хохол повелся, сказав, что останется дома и займется оружием, Марининым пистолетом и еще чем-то. Повезло!

С ней поехали Сева и Гена, обвести которых вокруг пальца большого труда не составляло. Колька встретил радостно, долго обнимал и подкидывал на руках:

– Тетка, ты такая у меня куколка, даже завидно!

– Если ты меня уронишь на пол, Хохол тебе голову оторвет, – смеялась Марина, обхватив его за крепкую шею.

– Я?! Тебя?! – возмутился он, осторожно ставя ее на ноги. – Любимую тетку – и на пол? Да ни в жизнь! Кофе хочешь?

– Нет, спасибо. Давай лучше быстренько все бумажки посмотрим, я тороплюсь.

– Куда?

– На кудыкину гору, – отрезала она. – Не задавай ненужных вопросов, а то можешь получить много ненужных ответов.

Племяннику дважды повторять не приходилось, тут уж грех жаловаться, парень он был понятливый, знал, что непростая тетка слов на ветер не бросает. Они проверили все отчеты, Николай отчитался за каждую копейку, потраченную на Кипре, и Марина осталась вполне довольна результатом его работы.

– Поглядим потом, что за игроков вы с Марадоной набрали.

– Ты не сомневайся, игроки нормальные, как раз под задачу – мы ж в первую лигу хотим, так? Ну, вот Марадона и смотрел таких, чтоб могли вывезти.

– Вот я и говорю – поглядим. Ладно, Коленька, поеду я. – Коваль встала, снимая со спинки стула сумку. – Одна просьба – Хохлу не говори, во сколько я поехала от тебя, договорились?

– Могила! – заверил он. – Только предупреждаю – бить начнет, все выложу!

Марина засмеялась – Колька боялся ее телохранителя как огня, звал по имени-отчеству и вообще старался не сталкиваться с ним в темном месте. Она чмокнула племянника в щеку и пошла к выходу, завернув потом к черному ходу, возле которого уже ждал в машине Ромашин. Сев на переднее сиденье, Марина подставила ему щеку для поцелуя, но он развернул ее к себе лицом и нежно поцеловал в губы:

– Здравствуй, моя Мариша…

– Саша, поехали отсюда, пока мои церберы не обнаружили, что меня нет.

Ромашин завел двигатель, и "Волга" отчалила от особнячка, где располагался офис клуба.

– Ты не в тот переулок свернул, – заметила Коваль, когда проскочили поворот на объездную дорогу.

– А мы не в "Рощу" едем, а ко мне на дачу, – отозвался он. – Я не альфонс какой-то, чтобы женщина за меня решала, где и как.

– О-о! – протянула она, вынимая сигареты. – А не боишься, что жена нагрянет?

– Да бог с тобой! – засмеялся Ромашин, выезжая на загородную трассу. – Она уже и думать забыла, что есть такое явление, как дача. Я туда один и езжу, сыновья тоже не заглядывают. Так что не переживай, никто нам не помешает.

– Что же не догадалась я в "Шар" заскочить, – пробормотала Марина. – Так ведь и ноги протянем – на одной любви-то…

– Зато я догадался и заскочил в твой "Шар", обернись – все сиденье едой заставлено.

И точно – на заднем сиденье было полно коробочек, в которые упаковывали еду в Маринином ресторане, а венчал все это огромный букет желтых хризантем, каждая из которых была величиной с кулак.

– И откуда же ты узнал про "Шар" и про то, что уже много лет я именно такую еду предпочитаю? – перевела она взгляд на довольного произведенным эффектом Ромашина.

– Дорогая, ты забываешь, кто я, узнать мне большого труда не составило. И потом – про твой ресторан легенды ходят, у нас все управление там перебывало, только мне вот не удавалось никак.

– А почему, кстати?

– Честно? Не понимаю я этих изысков, не знаю, за что их так люди любят.

– О, Саша, у меня огромное поле деятельности! – засмеялась Коваль. – Сегодня я сделаю из тебя фаната японской кухни, уж поверь мне.

– Посмотрим…

На даче было убрано и чисто, видимо, он готовился к появлению здесь, хотел, чтобы все было на уровне.

– Ты проходи, я камин сейчас растоплю, – сказал он, направляясь в комнатку, где лежали кучкой березовые поленья.

Марина сбросила кожаную куртку на подстежке, отключила лежащий в кармане джинсов телефон, прошла на небольшую кухоньку, где на столе были свалены все привезенные коробки. Она достала из навесного шкафчика тарелки, выложила на них суши, салаты и закуски, расставила все это так, как делала обычно дома, когда хотела праздника. Вошедший Ромашин замер в дверном проеме, когда Марина повернулась к нему, держа в руках хризантемы:

– Господи… ты даже не представляешь, насколько сейчас красива…

Он приблизился к ней, взял за руку и поднес ее к губам:

– Никогда не думал, что со мной случится такое. Я не вижу тебя – и места не нахожу, думать ни о чем другом не могу. Ты останешься у меня сегодня?

– Я ведь обещала, а свое слово я всегда держу… – Коваль поцеловала его и прильнула к груди, обтянутой форменной голубой рубашкой.

Его рука прижала ее голову, губы прижались к затылку, и оба замерли посреди маленькой кухни, не в силах оторваться друг от друга, боясь даже шевельнуться, чтобы не спугнуть возникшее вдруг ощущение родства.

– Сашенька… что мы делаем? – спросила Марина наконец, подняв на него глаза.

– Мы просто любим друг друга… я ведь чувствую, с тобой происходит что-то, ты измучилась, не можешь определиться, как быть с этим чувством. Ты хочешь быть со мной и боишься, что тебя не поймут и осудят твои…

– Это мне совершенно безразлично, уж поверь. Никто и слова мне не скажет… а потом, у меня ведь сводный брат – генерал МВД, в министерстве работает…

– Погоди… – Ромашин немного отстранил ее и удивленно переспросил: – Генерал Коваль? Дмитрий Викторович?

– Да, Саша, это мой сводный брат, у нас общий отец. Я сама узнала об этом недавно, когда началась заваруха с Гордеенко и Климовым. Мой отец – известный московский тележурналист, он приехал сюда снимать передачу о нашей доблестной милиции, а тут такое… Вот так я и узнала о его существовании и о том, что у меня есть брат.

– Да-а, дорогая, вот это сюжет! – засмеялся Ромашин, забирая у нее букет и наливая воду в трехлитровую банку. – Значит, у тебя не только любовник, у тебя и брат в органах? Удар по репутации!

– Как говорил мой покойный муж – как можно испортить то, что уже было испорчено до меня? Это твоя репутация теперь под угрозой – а ну как кто-то узнает о том, что ты, начальник ГУВД, спишь с Наковальней? – улыбнулась она, подходя и обнимая его сзади.

– Кто бы знал, как это приятно… – Он развернулся и подхватил ее на руки. – Как это нереально хорошо – держать в руках вот эту самую Наковальню… Идем в спальню, я соскучился по тебе.

– Так не бывает… – выдохнул Ромашин, растягиваясь на спине и укладывая Марину сверху, обняв обеими руками. – Не бывает, ты слышишь меня? Чтобы было так хорошо…

– А тебе хорошо? – сдувая с глаз упавшую челку, спросила она, и он перевернулся, ложась на нее:

– А то ты сама не знаешь…

Перевернув на живот, он начал гладить ее по спине, по ногам…

– Откуда у тебя татуировка? – погладив пальцами козерога на крестце, спросил он.

– Можно, я не буду тебе это рассказывать? – попросила Марина. – Мне неприятно…

– Конечно, если не хочешь… – Он поцеловал наколку, потом лег сверху, придавив Коваль к постели и найдя губами ухо. – Знаешь, что еще я о тебе слышал? – прошептал он, чуть сжав зубами мочку с серьгой.

– Подозреваю, что ничего хорошего… твои дружки очень любят копаться в моем белье, в моей постели, в моей жизни… и есть целое досье, составленное Гордеенко, а уж там-то много всякого наворочено. И что?

– И ничего, – захохотал Ромашин, обнимая ее и целуя. – Ни-че-го! Мне наплевать на это – я люблю тебя любую, слышишь? Ты моя единственная женщина, я могу орать об этом на городской площади, и все, что ты делаешь, для меня прекрасно.

– Так уж и все? – Она сползла вниз, и Ромашин вздрогнул и подался навстречу… – Так что ты молчишь? – прошептала Марина ему на ухо, когда все кончилось.

– Я тебя люблю – ты это хотела услышать?

– И это тоже…

– А ты?

– Не спрашивай… знаешь, я никому не говорила этого, только мужу… даже Хохол дождался от меня этих слов только через несколько лет, и то скорее из благодарности… С тобой почему-то все по-другому, не знаю… Я постоянно о тебе думаю, постоянно ощущаю тебя… Почему так?

– Потому что я тоже думаю о тебе. Давай пошлем все к черту и будем вместе, а? – Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза. – Я так хочу, чтобы ты никогда не уходила от меня, всегда была на глазах, рядом. Буду беречь тебя и любить, обещаю – никогда ты не будешь знать горя, любое желание твое выполню.

– Ты удивишься, но нет у меня никаких желаний, кроме одного – чтобы ты был со мной…

…С этого дня начались проблемы – Ромашин, правда, не говорил о том, как восприняли происходящее его сослуживцы, но вот Марининым людям все очень не нравилось. Но Коваль всегда ходила по краю, обостряла все до предела и только так была абсолютно счастлива.

Она зачастила на футбол, где постоянно присутствовал и Ромашин. Правда, футбола он не видел, постоянно смотрел не на поле, а на сидящую в ложе Марину. Она стала ускользать из дома, ловко отделываясь от Хохла, могла остаться ночевать у Ромашина. Женька бесился, но сделать ничего не мог – знал, что стоит только открыть рот и выказать недовольство, и Коваль запросто выставит его и из дома, и из своей жизни. Поэтому он терпел, сжав зубы, и старался держать себя в руках. Если бы не постоянные звонки Беса, до которого тоже доходили слухи о романе Наковальни с начальником городской милиции…

Разумеется, все кончилось грандиозным скандалом. Бес вызвал Марину на разговор и прямо при Вороне и Хохле отхлестал по щекам, зло бросив:

– Сука гулящая, быстро забыла, кто был твой муж! И кто ты есть сама! Под мента – это надо же! А ты куда смотрел?! – это относилось уже к Хохлу, мрачно кусавшему губы и старавшемуся не смотреть на Марину.

– Что я – сторож?

– А кто ты, на хрен?! – рявкнул Бес, шарахнув по столу кулаком. – Бабу удержать не смог!

– А ты сам попробуй ее удержи, если ей вдруг приперло! – заорал в ответ оскорбленный Хохол. – Что мне ее, к кровати привязать?

– А то тебе не доводилось! – ехидно ввернул Бес.

– А ничего, что я тут сижу и все слышу? – осведомилась Коваль, потрогав пальцами горящую от удара щеку, и Бес вызверился еще сильнее:

– Замолкни, на хрен! Лярва! Я научу тебя, с кем спать, а с кем – не стоило бы!

– Это не твое дело! Никто мне не указ!

– Я – указ! – отрезал он. – И… вот что – пошлю-ка я снимочки менту твоему, пусть полюбуется. С ним-то небось по-другому все? Как у людей?

– Пошел ты! Ему наплевать, что там у меня раньше было.

– Ему-то, может, и наплевать, – согласно кивнул Бес. – А вот начальство его вряд ли по головке погладит за связь с тобой, красючка моя дорогая! Слетит с работы белым лебедем твой подполковник. А ты решила, что теперь все можешь? Что Малыша нет больше, и сам черт тебе не брат? А то, что я скажу, тебе не важно? И что вход – рубль, а выход – два? Соскочить собралась? И кто тебя отпустит, скажи? Не-е-ет, дорогая моя девочка, никуда ты не дернешься от меня, покуда будешь нужна.

– Да? И что ты сделаешь?

– Я тебя, суку, в подвал запру у себя в доме, оттуда не выберешься. А мента твоего грохну, – спокойно пообещал Бес, и Марине стало понастоящему страшно – он не бросал слов на ветер, всегда делал то, что обещал…

Коваль подняла на него глаза, вмиг наполнившиеся слезами:

– Не надо, Гриша… я тебя прошу – не трогай его…

– Ой, не могу! – закатился Бес, довольный произведенным эффектом. – Хохол, а ведь она за своего мента на все готова – что хочешь проси. Ведь ты этого хотел? Так на, забирай, она твоя.

– За что? – тихо спросила Коваль, глядя на Женьку во все глаза, не отрываясь. – За что ты со мной так?

– А ты? – с болью вывернул Хохол, не отвернувшись, выдержав. – Ты за что так со мной? Я больше жизни любил тебя, на все был готов, только чтоб со мной была… Как бобик дрессированный себя вел, только что тапочки в зубах не приносил – а ты? Сучка ты, Маринка, одно слово – лярва… – Он отвернулся к окну, чтобы не видеть ее лица, ее глаз, ее слез.

Ворон чувствовал себя здесь явно лишним, было вообще непонятно, зачем он тут, когда дело почти семейное.

– Поеду я, Бес, вы уж сами давайте… А вообще – оставьте бабу в покое, у нее и так мозги набекрень.

Он ушел, и в комнате стало очень тихо, словно это Ворон издавал так много звуков. Хохол продолжал напряженно вглядываться в окно, Бес курил, покачиваясь в кресле, а Марина сидела, окаменев, и думала, что же будет с ней дальше.

– Что вы оба от меня хотите? Что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? Хохол, я отдам тебе все – контроль над бригадой, пацаны тебя признают, даже "Империю" отдам…

– А мне оно надо? – удивился Женька, оборачиваясь.

– Тогда – что?

– Ты. Мне нужна только ты – больше ничего, и ты сама знаешь это не хуже меня. Только ты.

– Это невозможно… я…

– А я не прошу меня любить, если ты об этом, – перебил он, ударив по подоконнику сжатыми кулаками. – Я знаю, что этого не будет. Я просто хочу быть с тобой.