Текст книги "Охонский батюшка"

Автор книги: Марина Клецко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

«С батюшкой я встречалась всего четыре раза, – пишет Филиппова Светлана, – и все четыре раза во время службы я ощущала духовную защиту. Наверное, это и называется покровом. Словно и я, и все стоящие рядом, и весь храм под невидимой защитой (без слез это вспоминать нельзя). Батюшка молитвенно поднимает руки, и словно над храмом, и над всеми нами купол. Словно мы все в коконе каком-то. Чувствуешь, что ты защищен, ты покрыт. Вот говорят, Покров Пресвятой Богородицы, а для меня ощущение покрова связано с храмом в Охоне и батюшкой Василием».

Из рассказа Александра: «На исповедь к отцу Василию я пошел от безысходности. Подошел к аналою и молчу. Да и что говорить, когда в душе тьма? Батюшка молчит, я молчу. Сколько так продолжалось, не помню, казалось, вечность. Но вдруг меня накрыла такая волна любви, словно что-то огромное прорвалось наружу. И батюшка заговорил. Он сам рассказал мне о моих грехах. О самых затаенных, о самых постыдных. Мне было очень стыдно, но я ощущал такое сострадание, будто у нас одна боль на двоих. И тогда, и позже, я чувствовал, что батюшка видит не только мои мысли, но и помыслы, отвечает на еще не заданные вопросы».

Из записей Поярченковой В.П., прихожанки храма Святой Троицы с. Охона: «Батюшку, отца Василия, я знала с девятилетнего возраста. Тогда, в 1966 году, умерла моя бабушка, и отпевали ее в церкви села Охона. Помню, как мама и тетушка плакали, а священник их утешал. Тогда отец Василий глубоко проникся их горем нашел нужные, мудрые слова, и с того момента стал для нас духовным отцом. Во все годы гонения на Церковь моя семья постоянно ходила в храм, мы любили церковные службы, а уж как батюшка любил Литургию! Он молился даже тогда, когда в храме не было ни одного человека! Служил Господу и вечерни, и утренние службы».

Рассказывает Любовь Михайловна, прихожанка храма Святой Троицы в селе Охона: «Бабушка моя жила в Вятском сельсовете, деревня находилась в одиннадцати километрах от Охоны, и она в великие церковные праздники пешком, напрямик ходила в церковь Охонскую. В 1981 году она умерла, но перед смертью попросила своих сыновей, чтобы привезли к ней батюшку, очень ей хотелось причаститься. И вот один из ее сыновей приехал в Охону на мотоцикле, а дорога-то до нашей деревни ох какая плохая! До Пестова, а там еще двадцать километров. И батюшка поехал. На мотоцикле-то! Потом называл моего дядюшку «настырным», но очень был доволен, когда привезли его к бабушке. Он ее помнил. Сказал, что у нее очень хорошие сыновья. Дядюшки мои тоже уже умерли. Батюшка и их отпевал.

Мы с мужем были невенчанные, а мне очень хотелось повенчаться. Муж-то мой был неверующий. Еле-еле уговорила. И вот батюшка назначил венчание в среду вечером. Я очень ждала этого дня, и вот в среду после обеда захожу в кабинет функциональной диагностики, а там отец Василий. Его привезли на ЭКГ, стало плохо с сердцем. Ну, думаю, все, венчания не будет.

– Батюшка, вам плохо, тяжело. Может, тогда в другой раз обвенчаете нас с мужем?

– Нет. Венчание будет, как назначено. Просто сегодня у меня была тяжелая исповедь.

К нему даже когда служб не было, приезжали на исповедь. Можно представить себе, что это была за исповедь, после которой батюшка оказался в больнице! Все наши грехи он пропускал через себя, всем сердцем сопереживал за нас. А потом молился о каждом. И венчание не отменил. А мужу моему сказал: «Будешь верующим». Батюшкины слова сбываются, муж стал ходить в церковь и участвовать в церковных таинствах».

«Батюшка Василий был не просто очень добрым человеком, – вспоминает жительница Пестово Залипаева Т.А. – Он отличался необыкновенной христианской любовью. Никого никогда не порицал, не журил. И на исповеди ему можно было без утайки, без опасения, что тебя осудят, рассказать о любом грехе. После исповеди всегда было ощущение необыкновенной духовной легкости, радости. Словно ты на крыльях, словно паришь в воздухе.

А уж как батюшка обо всех заботился! Я работала судьей, и ко мне, как к юристу, он часто обращался за помощью. Просил не за себя. За других у него болела душа. У кого ссоры в семье или проблемы с законом – отец Василий пытался помочь всем. И молитвенником был необыкновенным. Огромный батюшкин портрет долгое время висел у меня в кабинете рядом с атрибутами власти: с российским гербом, флагом. «Кто это?» – в недоумении спрашивали посетители, заходя в кабинет. «Это мой духовный отец» – отвечала я. И все. Больше никаких расспросов. Личностью отец Василий был исключительной, и в его портрете отражалась эта необъятная духовная сила. Каждый раз, когда мне приходилось разбираться со сложными судебными делами, я мысленно обращалась за помощью к батюшке. И теперь, когда он стоит у Престола Всевышнего, я уверена: он слышит нас, чувствует нашу боль, молится за всех – добрый, милосердный, любящий нас батюшка Василий».

Из воспоминаний прихожанки храма Святой Троицы в селе Охона Анны: «Часто я обращалась к отцу Василию за поддержкой и молитвой о себе, о своей семье. Он, бывало, внимательно выслушает и скажет: «Не горюй, Анна, все будет хорошо. Все поправится. Господь тебе поможет, молись сама, и я помолюсь за тебя». И все налаживалось, невзгоды уходили... А как отец Василий работал! Помню, ездили мы на заготовку дров для храма. Да что ездили – ходили. Соберемся кто может, отец Василий благословит на работу, возьмем пилу, поперечку, ножовку, топор – и в лес. Отец Василий впереди, мы все за ним. Заготовим дров на всю зиму. С молитвой да словом добрым и работается легче. В минуты отдыха он рассказывает о храме, о Боге, о святых и их жизни. После этих разговоров и работа лучше делается и как-то по-новому зажигается в сердце любовь. К людям, к Богу. Так понемногу, по слову, по зернышку отец Василий в душу каждого из нас вкладывал веру в добро, в милосердие. От батюшки на протяжении стольких лет мы черпали духовную мудрость».

«Дедушка был очень добрым человеком, – вспоминает внучка отца Василия Ирина Морозова. – В Охону я вместе с братьями приезжала каждое лето. Это было счастливое время! Я не помню, чтобы дедушка хоть раз повысил на нас голос. Никогда. Любил всех внуков, обращался с нами ласково, а мальчишек называл соколиками. Все вместе мы ходили в лес. И летом, и зимой. Дедушка показывал нам следы зверей. А еще бывало, бабушка гостинцев с собой даст, а дедушка уйдет в сторону и развесит все на веточках, разложит по пенькам. Мы, ребятишки, находим и радуемся подаркам от белочки, от зайчика, от мишки. В нашем деревенском доме царила любовь. И как же я плакала, уезжая от бабушки и дедушки!»

По воспоминаниямЛюбови Павловой из Санкт-Петербурга, батюшка, и вся его семья были удивительно гостеприимны и хлебосольны: «После литургии отец Василий приглашал нас к себе в дом. Там всегда был накрыт стол, уставленный бесхитростной, но благодатной пищей, заботливо которую готовила его сестра, Ольга Евлампиевна. Для того чтобы приготовить обед для всех приглашаемых, ей каждый день нужно было очень рано вставать, еще до службы, ведь в храме она помогала брату. Батюшка старался всех накормить. Такую радость и такую заботу мы чувствовали здесь, в небольшой трапезной, какую не встречали нигде».

«Наши дети, – рассказывает в своем письме Тамара Клецко из Боровичей, – покрестились гораздо раньше нас, а мы с мужем все откладывали и откладывали. Находились разные причины. То одно, то другое, то времени нет. А потом вдруг настало такое время, что несчастья посыпались на нас как из рога изобилия. Все одно ко одному. И чем дальше, тем страшнее. Когда умер мой отец и отравили наших любимых собак, я не выдержала и сказала мужу:

– Все. Откладывать больше нельзя. Поехали в церковь.

Мы решили покреститься где-нибудь в тихом месте. Там, где нас никто не знает. Ведь нам уже было много лет, а мы все не крещеные. Как-то стыдно казалось. Посоветовали нам съездить в Охону. Уж больно батюшку тамошнего хвалили. К тому времени мы о нем уже слышали много хорошего.

Так мы и сделали. Однажды утром сели в машину и поехали в Охону. Приехали поздно, утренняя служба уже закончилась, но батюшка был в церкви. Нам велели его подождать. Когда он вышел, я увидела старого, измученного, еле идущего от усталости человека. Было видно, что он очень утомлен. Ряса батюшки была влажная от пота. Меня очень поразило, как он был похож на моего умершего отца. Просто вылитый. Та же тяжелая походка пожилого человека, внешний вид, речь, но самое главное – взгляд. На меня словно смотрели отцовские глаза. Доброта так и лучилась в них. Мне сразу стало так легко, как будто я снова попала в детство, и отец смотрит на меня добрым-предобрым взглядом. Мы сказали ему, зачем приехали, и хотели договориться на будущее, когда можно будет приехать потом и покреститься. Но отец Василий сказал:

– Ждите. Я только переоденусь.

Бедный. Нам было очень неловко, ведь видно, как он устал! Потом отец Василий крестил нас долго-предолго. Наверное, так и положено, по всем правилам. А когда закончил, пригласил в к себе в дом пообедать. Запросто познакомил со своими: сестрой Ольгой и дочерью Любовь Васильевной. Нас усадили за стол, накормили, расспросили о жизни. Кто мы, чем занимаемся? И все это было так радушно, словно мы попали в родное гнездо, где нам все рады.

Потом мы очень подружились с отцом Василием. Какое это было счастливое время для нас! Ведь мы ничего не знали про церковь, про Бога, про церковные традиции, правила. Все узнавалась потихоньку. Поначалу мы даже исповедоваться не умели. Но батюшка очень нам помогал. Только приготовишься о своих грехах рассказать, да не знаешь, какие слова подобрать, а он сам, словно мысли твои читает, все и расскажет. Только голос у него при этом менялся. Становился строгим, с металлическим отливом.

Как мы полюбили эту церковь! Нам нравилось тихонько стоять в уголке у теплой печки, слушать службу, молиться со всеми и чувствовать Бога. Здесь, в Охоне, рядом с батюшкой, мы были в родном доме».

Мария Цветкова (Бойцова), село Охона: «Дом отца Василия и поныне утопает в зелени: липы шелестят на ветру резными листьями, ясени восхищают своей красотой, дурманит весной сладким ароматом черемуха, сирень. Перед самыми окнами, выходящими на дорогу, посажена верба. Веточками с нее батюшка одаривал всех в церкви после литургии в Вербное воскресенье. И сейчас эта традиция продолжается. Перед праздником с вербы срубают большие ветви и приносят в храм как благословение отца Василия.

Заботами отца Василия на Меглинке были обустроены широкие добротные мостки. Рядом с ними купались, с них полоскали белье, малыши загорали, вытянувшись во весь рост на деревянных, нагретых солнцем досках. Сегодня, увы, мостков нет, как нет и батюшки...».

«Ни одно письмо не осталось без ответа…»

Несмотря на большую загруженность, ведь долгое время храм во Охоне был единственным в Пестовском районе, батюшка вел большую переписку. Отвечал на многочисленные письма, поздравлял с праздниками. И не одно письмо, посланное ему, не осталось без ответа. «Я вспоминаю зимние каникулы, – рассказывает внучка отца Василия, матушка Ирина, – на почте мы покупали несколько пачек конвертов, дедушка доставал свои записные книжки, а их у него было превеликое множество, и мы начинали писать на конвертах адреса. Это ответственное дело батюшка доверял нам, его внукам. Десятки адресов, сотни.

И молился он за многих. У него было великое количество синодиков, тетрадочек, куда он записывал имена о здравии и об упокоении. На своем веку столкнувшись со смертью, горем, пережив унижения фашистского плена и ужас сталинских лагерей, батюшка никогда никого не осуждал, молился об умягчении сердец, о спасении душ».

«Память у отца Василия была феноменальная, – пишет Татьяна Кульпинова, – То, что происходило полвека и более назад, помнит детально и говорит образно, красочно, подробно.

– Люди, судьбы, события, даты как вы все это помните, отец Василий?

– Все помню. Но когда уезжаю куда-то, целый чемодан синодиков за собой вожу.

– Зачем?

– А как же! Чтобы не пропустить кого-либо по ошибке, чтобы всех помянуть, кого знал. Особенно – кого не успел причастить перед смертью. Помните, было время, когда запрещали приходить на дом причащать? Вот за тех особенно молюсь. Некоторых вот уже 40 лет как поминаю».

«Сколько бы раз я не приезжал в Охону, – вспоминает сын охонского батюшки протоиерей Николай Денисенко, – всегда встречал выходящего из своей кельи отца Василия, в подряснике и епитрахили. Это означало то, что он стоял на молитве. У него было огромное количество синодиков. Некоторые из них сейчас находятся у меня, и я в память об отце Василии поминаю тех людей, которые просили его молитвенной помощи.

И люди поддерживали своего молитвенника. Со всех концов страны батюшке писали письма и присылали посылки, бандероли. В день иногда приходило до пяти посылок!»

«Отец Василий видел меня всего один раз, – рассказывает Татьяна из Санкт-Петербурга, – но на каждый праздник он присылал мне открытки с поздравлениями. К Рождеству, на Пасху. И такие находил теплые и нужные слова, что каждый раз, читая его письма, я плакала».

«Когда я была студенткой, – пишет духовная дочь отца Василия матушка Наталья Думчева, – перед каждой сессией получала письмо с благословением от батюшки. Зачёты и экзамены у меня проходили с необыкновенной лёгкостью, быстро и без волнений. Когда же батюшки не стало, все сессии покатилась каким-то комом. Как бы я не готовилась, как бы не старалась, но без благословения от отца Василия я ничего не могла сделать. Сила его молитвы была необыкновенная.

Перед самой кончиной отца Василия (это был декабрь) я получила от батюшки странное письмо с благословением на рождение детей. Странным оно для меня было потому, что я в то время замужем еще не была, какие дети?

Через несколько недель узнала, что нашего охонского батюшки не стало… Спустя какое-то время познакомилась со своим будущим супругом, теперь он отец Александр. И вот после замужества я вспомнила про письмо отца Василия. Вспомнила в час отчаяния, когда мы столкнулись с проблемой рождения детей. Я не то что переживала, сходила с ума. И слова батюшки давали мне силы. Я не прекращала надеяться, и мне становилось легче. Батюшка как будто знал о моих будущих проблемах, знал, что у меня будут минуты отчаяния, уныния и скорби.

Теперь у нас две замечательные малышки. Я благодарна Богу, что моим духовником был отец Василий, мудрый, добрый, кроткий, прозорливый».

Верная спутница

Многие духовные чада отца Василия вспоминают о его необыкновенной нежности и любви по отношению к матушке Антонине. Вместе они претерпели испытания, растили детей, пережили скорби, выпавшие на их долю. Верная спутница, матушка Антонина, была рядом всегда и поддерживала батюшку. Несомненно, в их супружеских отношениях была та полнота бытия, о которой мечтаем мы все. Теперь и могилки их стоят рядышком, и они вновь вместе, в вечности.

Ирина, город Весьегонск: «Восьмидесятые годы – время запрета на религию. Муж мой был коммунистом, работал на руководящей должности, я – работник культуры. По понятным причинам решили окрестить сына подальше от дома. Так мы оказались в селе Охона Новгородской области.

Когда я в первый раз увидела отца Василия, то душой почувствовала, что прилепилась к этому старцу навсегда. Белесая «настоящая» борода, добрые, лучистые, немного усталые глаза и необыкновенное притяжение. Я увидела в нем образ Бога, хотя в религии тогда еще совсем ничего не понимала. Что он читает, что делает? В церкви-то тогда я была в первый раз в жизни, но во время крещения почувствовала настоящую Божию благодать, то, что посылал нам Господь через этого удивительного старца.

А потом было венчание. Тайное, но запомнившееся мне на всю жизнь. Была сильнейшая гроза, выключили электроэнергию. За окнами сверкали молнии, в храме тихо горели свечи, а по куполу церкви гром будто по кругу носился на колеснице. Мне казалось, что из меня уходит душа. А батюшка (не могу без слез вспоминать) читал проповедь о любви к Богу, к ближнему, о своей молодости, об отношениях между супругами. Речь у него была мягкая, тихая, но в то же время строгая. И он все время посматривал на свою матушку, стоящую рядом с нами. И тогда так мне захотелось прожить со своим мужем до глубокой старости, чтобы он вот так же смотрел на меня!

Так до сих пор стоит перед глазами его небольшой, но очень простой и уютный домик. Половички в прихожей, большой деревянный стол, лавки вокруг него. И на столе простое, скромное, но очень вкусное угощение. Любил батюшка угощать квасом собственного приготовления, из березового сока».

Рассказывает владыка Ефрем, епископ Боровичский и Пестовский: «Матушка Антонина была очень доброй женщиной. Приветливая, улыбчивая, мудрая, она старалась держаться в тени батюшки, никогда не выступала на первый план. Не помню, чтобы она когда-нибудь вмешивалась в наш разговор. В этом и проявляется настоящее смирение.

А уж какой замечательной хозяйкой была! Матушка Антонина готовила очень вкусные оладьи. Мягкие, пышные, воздушные. Нигде я такого не ел. Ни до, ни после. Уж как она их делала, не знаю. Пекла в большом глиняном горшке в русской печке. Видя, как мне нравится ее угощение, она всегда старалась к моему приезду испечь эти изумительные оладьи.

Семья отца Василия вообще отличалась удивительным хлебосольством. И матушка Антонина, и батюшкина сестра Ольга Евлампиевна, и его дочь Любовь Васильевна всегда с неподдельным радушием принимали гостей».

«Нельзя не вспомнить трудолюбие отца Василия, – рассказывает Поярченкова В.П., прихожанка храма Святой Троицы в селе Охона. – Сколько раз я видела его с бензопилой в руке. Он сам, часто без чьей-либо помощи пилил дрова для своего храма. А каким хлебосольным был его дом! Когда он просил прихожан в чем-то помочь, то обед приносили прямо к месту работы! После он всех приглашал к себе домой, там хозяйничала матушка Антонина, встречая каждого вкусными пирогами. Матушка Антонина, верная его спутница и помощница, всегда была жизнерадостная, не унывающая. Она словно солнышко обогревала не только батюшку, но и всех нас».

Раба Божия Надежда, прихожанка храма Святой Троицы в селе Охонавспоминает о той нежности, с которой отец Василий говорил с матушкой Антониной: «Как-то сидим мы с батюшкой, разговариваем, а тут матушка проходит. «Устала, – говорит, – уж очень ноги болят». А батюшка улыбнулся и сказал так ласково-ласково: «Магнетизм, матушка, магнетизм. Все это пройдет. Доживем до лета. А летом будет легче».

«Бабушка, – рассказывает матушка Ирина, внучка отца Василия, – несмотря на сложную жизнь (она рана осиротела и сама воспитывала младших братьев и сестер) сохранила веселый и легкий нрав. А уж хозяйка какая была чудесная! Оладушки, пирожки, галушки из русской печки, всегда горячее кофе с молоком в огромной кофейнике… До сих пор помню горницу: сложенные горочкой подушки под кружевной накидкой, тканые полотенца в уголке. Чисто, уютно.

Помогала дедушке во всем, но делала это тихонько, словно стоя на приступочках. И ушла так же тихо. Батюшка сам ее отпевал. Всю ночь молился, читал Псалтырь…»

Филиппова Светлана из Боровичей: «Как-то во время пасхальной трапезы разговор зашел о матушке Антонине. О том, как она любила пасхальные приготовление, звон бокалов, радость на лицах сидящих за столом. Батюшка замолчал, опустил глаза вниз и тяжело вздохнул. «Вот уж сколько лет он вдовствует, – прошептала мне Ольга Евлампиевна, сестра батюшки, – а все матушку вспоминает. Остался один. Я ему хоть и готовлю, его обихаживаю, и ухоженный он у меня, и любимый, а матушки-то все равно не хватает».

Я. Цветков: «Не так давно покинула отца Василия его верная спутница, матушка Антонина, – ушла в мир иной. Зажег он на ее могиле лампадку и подолгу мысленно беседовал со своей верной половиной. Дети уже выросли, избрали свой путь. И церковь Святой Троицы стала для отца Василия его главным детищем. Тем более, что люди теперь тянутся к вере, к свету, ищут у отца Василия духовной поддержки и находят ее. А он несет им святое Божье слово и заповеди Божьи: не убий, не укради, возлюби ближнего как самого себя».

«Никому не давайте растоптать свою душу»

При всей своей доброте и милосердии к людям, нельзя сказать, что отец Василий был мягким человеком. Скорее, наоборот. «У батюшки был очень внимательный взгляд, – рассказывает Филиппов Игорь. – Взгляд, отражающий неимоверную внутреннюю силу. Наверное, это то, что называют харизмой. Я в прошлом человек военный, но далеко не у каждого офицера, видевшего на своем веку жестокость, смерть, прошедшего горячие точки, такой взгляд. Мудрый, твердый. Взгляд отца, который тебе, как ребенку, позволял побаловаться, и одним взглядом может тебя, расшалившегося, остановить. Одним взглядом поставить тебя по стойке смирно».

Люди, близко знающие батюшку, вспоминают о том, что он был непримирим по отношению ко греху. Трусость, ложь, малодушие, «теплохладность» он считал наихудшими проявлениями человеческой личности. Трусость, по словам батюшки, – это самый первый грех, самый главный и, возможно, единственный, рождающий другие грехи. Отсюда проистекает и ложь, и самооправдание, и осуждение ближнего. Когда ты знаешь правду и молчишь – это тоже грех, потому что и это ложь. Ложь в любых ее проявлениях – это хула на Святого Духа.

«Мы часто видим зло, – говорил отец Василий, – в незначительных пороках, но не замечаем его в действительном грехе». Одна прихожанка как-то спросила батюшку о церковных ограничениях. О том, можно ли заходить в церковь неподготовленной, например, в брюках.

– Батюшка, вот ведь мир так изменился. И Церковь, чтобы не терять прихожан, особенно молодых, не может не раздвигать свои границы.

– Есть такая фраза, – ответил отец Василий. – Лучше сидя думать о Боге, чем стоя о ногах. Если человек пришел с больной душой, какая разница, в чем он. Конечно, хорошо, чтобы хоть раз в неделю, женщина, идя на службу в храм, надевала юбку. Но вот, например, врач. Что, он, принимая больного, смотрит, какой тот национальности, на каком языке говорит, в чем одет? Он врач, он идет целить тело. Тело целить, а священник-то душу врачует! Так тем более не важно, в чем человек одет.

«Все мы люди, – часто повторял батюшка, – и все мы подвержены страстям. Важно, хочет ли человек развиваться, идти дальше. Или он уже достиг какого-то уровня и остановился. Например, пост ведь не в том, чтобы не есть мяса. Это, вероятно, самое несложное. А в том, чтобы научиться себя ограничивать. Не лгать, не говорить плохих слов, не пустословить, помолчать, подумать, в себя посмотреть… Прежде всего, в духовном плане себя нужно себя ограничивать. А уж тогда и с голодом можно справиться. Да ведь и не сам голод страшен, а страх голода. Мысль, эмоция идет впереди. А насчет еды, так это во многом условно. До XVIII века бобры, например, считались рыбами. В воде живут. Плавают. И когда нельзя было есть мяса, потребляли бобрятину. Можно ли это считать грехом, вот вопрос».

Игорь Филиппов, в прошлом военный, повидавший на своем веку и боевые сражения, и смерть товарищей, вспоминает об одном разговоре с батюшкой. «Есть ли предел человеческому смирению, – спросил он у отца Василия. – Если угрожают мне или моим близким, разве могу я по-евангельски подставить другую щеку, сложить оружие?» «Знаете, – ответил батюшка, – меня в Сибири боялись уголовники. Молодой я тогда был, горячий, сильный, и свою часть Бога, свою душу защищал. И сейчас защищаю и защищать буду. Никому не давайте растоптать свою душу».

«Мой Алеша вместе с батюшкой Василием…»

Рассказывает Белякова Вера: «Село Охона, с возвышающейся церковью Святой Троицы, было для меня форпостом нашего города Пестова. Куда бы ни ехал, всегда смотришь на храм, как бы получая благословение на дальнюю дорогу. А когда возвращаешься, благодаришь. И как было отрадно на душе, когда там служил и молился за нас мудрый и добрый батюшка Василий. Многие к нему шли за тем, чего не имели в жизни: за милосердием и любовью.

Я очень любила батюшку, мне казалось, что и он благоволит ко мне и к моей семье, особенно к моему сыну Алеше. Он всякий раз его привечая, говорил: «Алексей справится». С чем справится, я понять не могла. Алеша тоже очень любил батюшку, всегда с удовольствием шел в церковь. Был он мальчиком спокойным, скромным, немногословным. В январе 2003 года он стал еще более замкнутым, напряженным и почему-то все время говорил, что боится умереть. Ему было одиннадцать лет, я думала, что он взрослеет, поэтому и начинает задумываться над такими вопросами. И вот однажды сын приходит из школы и говорит, что умер отец Василий. Я очень сильно плакала и никак не могла успокоиться, а Алеша меня даже не утешал. Сидел как взрослый и очень задумчиво смотрел. Как же мы осиротели без нашего любимого батюшки!

На службу в Охону мы попали лишь на десятый день после смерти отца Василия. Накануне мне приснился очень странный сон. Батюшка во всем черном подходит ко мне и, очень смиренно наклонив голову, просит что-то ему отдать. Я сразу же соглашаюсь: «Да, батюшка, берите». А что просит, не понимаю. Ну, просит, значит нужно, ведь зря просить не будет… Так вот, после той службы мой Алеша рассказал, что тоже видел отца Василия. Сидел он у свечного ящика и грустил о батюшке. Народу никого не было, и вдруг он услышал шорох одежды и звуки шагов. Взглянул и увидел батюшку Василия в сияющих белых одеждах. Обрадовавшись, в восторге, Алеша бросился вслед за ним, но батюшка скрылся за дверью собора, туда, где было много света и много людей. Через некоторое время словно дымка рассеялась и мой сын вновь увидел привычный мир: бабушку, маму, сестер.

После этого в жизни Алеши стали приходить странные события. В школе на него ополчились одноклассники, били его, унижали, устраивали какие-то очные ставки, обвиняли в немыслимых вещах. Он же никого не упрекал и ни в чем не оправдывался. «Ему бы родиться не в это время», – как-то сказала его учительница. Мне хотелось плакать, кричать, забрать его из школы, ведь он там совсем один, и никого с ним нет. По вечерам Алеша долго сидел у себя в комнате, читая детскую Библию. И вот как-то ночью мне опять снится прежний сон. Батюшка просит меня отдать ему что-то очень нужное. А утром у Алеши температура почти 40. Температура долго не спадает, его отвозят в больницу, на следующее утро он уже в реанимации. «Все будет хорошо», – сказал мой сын, когда был еще в сознании. Больше я его не видела. На следующее утро его не стало.

В ночь его страданий я долго молилась, вспоминала батюшку Василия, хотела просить у него помощи, но поняла, что все уже решено. Не случайно было видение, не случайно повторялся один и тот же сон. Я должна смирится. На то воля Божия. Такая маленькая жизнь не просто так, а, может, во спасение многих заблуждающихся, жестоких сердцем. Я знаю, мой Алеша вместе с батюшкой Василием, и они молятся за нас, а мы за них, пока живы».

Последняя служба

24 января 2003 года отец Василий Денисенко отошел ко Господу. Незадолго до этого он почувствовал себя плохо, и его отвезли в ближайшую больницу. Необходимо было длительное лечение, врачи предупреждали, что сердце уже на пределе, что любые перегрузки могут вызвать смерть. Но приближалось Крещение, и разве мог батюшка оставить своих прихожан без праздничной службы, без святой крещенской воды? На празднике Богоявления в деревенской церкви как обычно было многолюдно. Как обычно священник неспешно, почти по монастырскому уставу вел праздничную службу. Лишь только паузы между молитвами были чуть дольше, словно батюшке нужно было отдышаться, набраться сил. Нам не дано знать о тех внутренних переживаниях отца Василия, когда он стоял у аналоя в ту последнюю крещенскую службу. «Смотрите, как батюшке плохо, – то и дело доносилось из толпы, – не оставил нас батюшка без святой водицы». Без сил, почти умирая, он довел службу до конца…

Весть о смерти старца Василия разнеслась мгновенно. Прощаться с ним в небольшой деревенский храм приехали сотни людей. Заупокойная служба, священники в светлых облачениях, проникновенные слова архиепископа, последнее целование. И над всем этим скорбь от потери любимого, дорогого батюшки, духовного советчика и мудрого учителя. Скорбь, которая переросла уже в ту боль, когда вместе с людьми скорбит и природа. Гулкий вздох ветра вздымал в воздух кричащих птиц, удары колокола горестно гудели над землей. Но как же от боли изнемогала тогда душа! И люди жались друг к дружке, застыв от горя и пронзительного чувства одиночества.

«Свою последнюю службу, – пишет Т. Кульпинова, – совершил пастырь на праздник Богоявления. Невзирая на строжайшие запреты врачей, поехал освящать воду. Он не мог представить, как это люди придут из дальних сел, а святой воды нет. «Буду служить до последнего часа», – сказал он. Так и произошло. Проводить любимого отца собралось огромное количество народа, несколько сотен человек... Во время отпевания в храм невозможно было проникнуть. Люди стояли на площадке перед церковью, толпились за воротами. Здесь можно было увидеть и бедную старушку, и преуспевающего предпринимателя, и глубоко верующих людей, для которых он был митрофорным протоиереем, и атеистов, уважавших в нем простого и мудрого человека. Своей любовью он одарил всех, а «Бог есть любовь», – говорит Евангелие. Всей своей жизнью, непоколебимой Верой и служением церкви Святой Троицы снискал Василий Евлампиевич Денисенко любовь и уважение пестовчан».

«Во время последней службы, – рассказывает Виктор Павлович Жарких, – на батюшку без слез невозможно было смотреть. Все мы видели, что любые движения причиняют ему немыслимые страдания. И во взгляде было что-то такое… Грусть, отрешенность, словно он знал, что это последняя его служба.

Через несколько дней батюшки не стало. Помню, когда он был уже почти без сознания, правой рукой держался за нательный иерусалимский крестик. Так и отошел ко Господу с зажатым в руках небольшим деревянным крестиком».

Вспоминает одна из прихожанок храма с. Охона: «Через несколько дней после Крещения не стало батюшки. В душе появилась полная пустота. Так о многом еще хотелось с ним поговорить. А я все откладывала, откладывала на потом, какое-то стеснение было что ли. И вот уже прошло девять лет, как нет с нами отца Василия, и, приходя в храм на службу, я каждый раз иду на могилку батюшки, делюсь с ним своими переживаниями, прошу совета, прошу его помолиться за меня, грешную».

Врача Татьяна Владимировна пишет: «В день прощания с отцом Василием храм не мог вместить всех, кто пришел ему поклониться. Это были и глубоко верующие люди, и те, кто делал первые шаги к Господу, и ярые коммунисты. Но всех объединяла общая большая утрата. На лицах была скорбь, в глазах – слезы. Говорили: «Божий человек ушел, человек, данный Господом».