Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Марина Цветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

“Коли милым назову – не соскучишься…”

Коли милым назову – не соскучишься!

Богородицей – слыву – Троеручицей:

Одной – крепости крушу, друга – тамотка,

Третьей по морю пишу – рыбам грамотку.

А немилый кто взойдет да придвинется,

Подивится весь народ, что за схимница!

Филин ухнет, черный кот ощетинится.

Будешь помнить цельный год – чернокнижницу!

Черт: ползком не продерусь! – а мне едется!

Хочешь, с зеркальцем пройдусь – в гололедицу?

Ради барских твоих нужд – хошь в метельщицы!

Только в мамки – не гожусь – в колыбельщицы!

Коль похожа на жену – где повойник мой?

Коль похожа на вдову – где покойник мой?

Коли суженого жду – где бессонница?

Царь-Девицею живу – беззаконницей!

6 апреля 1916

Бессонница

1. “Обвела мне глаза кольцом…”

Обвела мне глаза кольцом

Теневым – бессонница.

Оплела мне глаза бессонница

Теневым венцом.

То-то же! По ночам

Не молись – идолам!

Я твою тайну выдала,

Идолопоклонница.

Мало – тебе – дня,

Солнечного огня!

Пару моих колец

Носи, бледноликая!

Кликала – и накликала

Теневой венец.

Мало – меня – звала?

Мало – со мной – спала?

Ляжешь, легка лицом.

Люди поклонятся.

Буду тебе чтецом

Я, бессонница:

– Спи, успокоена,

Спи, удостоена,

Спи, увенчана,

Женщина.

Чтобы – спалось – легче,

Буду – тебе – певчим:

– Спи, подруженька

Неугомонная!

Спи, жемчужинка,

Спи, бессонная.

И кому ни писали писем,

И кому с тобой ни клялись мы...

Спи себе.

Вот и разлучены

Неразлучные.

Вот и выпущены из рук

Твои рученьки.

Вот ты и отмучилась,

Милая мученица.

Сон – свят,

Все – спят.

Венец-снят.

8 апреля 1916

2. “Руки люблю…”

Руки люблю

Целовать, и люблю

Имена раздавать,

И еще – раскрывать

Двери!

– Настежь – в темную ночь!

Голову сжав,

Слушать, как тяжкий шаг

Где-то легчает,

Как ветер качает

Сонный, бессонный

Лес.

Ах, ночь!

Где-то бегут ключи,

Ко сну – клонит.

Сплю почти.

Где-то в ночи

Человек тонет.

27 мая 1916

3. “В огромном городе моем – ночь…”

В огромном городе моем – ночь.

Из дома сонного иду – прочь.

И люди думают: жена, дочь, —

А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет – путь,

И где-то музыка в окне – чуть.

Ах, нынче ветру до зари – дуть

Сквозь стенки тонкие груди – в грудь.

Есть черный тополь, и в окне – свет,

И звон на башне, и в руке – цвет,

И шаг вот этот – никому – вслед,

И тень вот эта, а меня – нет.

Огни – как нити золотых бус,

Ночного листика во рту – вкус.

Освободите от дневных уз,

Друзья, поймите, что я вам – снюсь.

17 июля 1916

Москва

4. “После бессонной ночи слабеет тело…”

После бессонной ночи слабеет тело,

Милым становится и не своим, – ничьим.

В медленных жилах еще занывают стрелы —

И улыбаешься людям, как серафим.

После бессонной ночи слабеют руки

И глубоко равнодушен и враг и друг.

Целая радуга – в каждом случайном звуке,

И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.

Нежно светлеют губы, и тень золоче

Возле запавших глаз. Это ночь зажгла

Этот светлейший лик, – и от темной ночи

Только одно темнеет у нас – глаза.

19 июля 1916

5. “Нынче я гость небесный…”

Нынче я гость небесный

В стране твоей.

Я видела бессонницу леса

И сон полей.

Где-то в ночи подковы

Взрывали траву.

Тяжко вздохнула корова

В сонном хлеву.

Расскажу тебе с грустью,

С нежностью всей,

Про сторожа-гуся

И спящих гусей.

Руки тонули в песьей шерсти,

Пес был – сед.

Потом, к шести,

Начался рассвет.

20 июля 1916

6. “Сегодня ночью я одна в ночи…”

Сегодня ночью я одна в ночи —

Бессонная, бездомная черница! —

Сегодня ночью у меня ключи

От всех ворот единственной столицы!

Бессонница меня толкнула в путь.

– О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль

мой! —

Сегодня ночью я целую в грудь

Всю круглую воюющую землю!

Вздымаются не волосы – а мех,

И душный ветер прямо в душу дует.

Сегодня ночью я жалею всех, —

Кого жалеют и кого целуют.

1 августа 1916

7. “Нежно-нежно, тонко-тонко…”

Нежно-нежно, тонко-тонко

Что-то свистнуло в сосне.

Черноглазого ребенка

Я увидела во сне.

Так у сосенки у красной

Каплет жаркая смола.

Так в ночи моей прекрасной

Ходит по сердцу пила.

8 августа 1916

8. “Черная, как зрачок, как зрачок, сосущая…”

Черная, как зрачок, как зрачок, сосущая

Свет – люблю тебя, зоркая ночь.

Голосу дай мне воспеть тебя, о праматерь

Песен, в чьей длани узда четырех ветров.

Клича тебя, славословя тебя, я только

Раковина, где еще не умолк океан.

Ночь! Я уже нагляделась в зрачки человека!

Испепели меня, черное солнце – ночь!

9 августа 1916

9. “Кто спит по ночам? Никто не спит…”

Кто спит по ночам? Никто не спит!

Ребенок в люльке своей кричит,

Старик над смертью своей сидит,

Кто молод – с милою говорит,

Ей в губы дышит, в глаза глядит.

Заснешь – проснешься ли здесь опять?

Успеем, успеем, успеем спать!

А зоркий сторож из дома в дом

Проходит с розовым фонарем,

И дробным рокотом над подушкой

Рокочет ярая колотушка:

Не спи! крепись! говорю добром!

А то – вечный сон! а то – вечный дом!

12 декабря 1916

10. “Вот опять окно…”

Вот опять окно,

Где опять не спят.

Может – пьют вино,

Может – так сидят.

Или просто – рук

Не разнимут двое.

В каждом доме, друг,

Есть окно такое.

Крик разлук и встреч —

Ты, окно в ночи!

Может – сотни свеч,

Может – три свечи...

Нет и нет уму

Моему – покоя.

И в моем дому

Завелось такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,

За окно с огнем!

23 декабря 1916

11. “Бессонница! Друг мой…”

Бессонница! Друг мой!

Опять твою руку

С протянутым кубком

Встречаю в беззвучно —

Звенящей ночи.

– Прельстись!

Пригубь!

Не в высь,

А в глубь —

Веду...

Губами приголубь!

Голубка! Друг!

Пригубь!

Прельстись!

Испей!

От всех страстей —

Устой,

От всех вестей —

Покой.

– Подруга! —

Удостой.

Раздвинь уста!

Всей негой уст

Резного кубка край

Возьми —

Втяни,

Глотни:

– Не будь! —

О друг! Не обессудь!

Прельстись!

Испей!

Из всех страстей —

Страстнейшая, из всех смертей —

Нежнейшая... Из двух горстей

Моих – прельстись! – испей!

Мир без вести пропал. В нигде —

Затопленные берега...

– Пей, ласточка моя! На дне

Растопленные жемчуга...

Ты море пьешь,

Ты зори пьешь.

С каким любовником кутеж

С моим

– Дитя —

Сравним?

А если спросят (научу!),

Что, дескать, щечки не свежи, —

С Бессонницей кучу, скажи,

С Бессонницей кучу...

Май 1921

Стихи к Блоку

1. “Имя твое – птица в руке…”

Имя твое – птица в руке,

Имя твое – льдинка на языке,

Одно единственное движенье губ,

Имя твое – пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,

Всхлипнет так, как тебя зовут.

В легком щелканье ночных копыт

Громкое имя твое гремит.

И назовет его нам в висок

Звонко щелкающий курок.

Имя твое – ах, нельзя! —

Имя твое – поцелуй в глаза,

В нежную стужу недвижных век,

Имя твое – поцелуй в снег.

Ключевой, ледяной, голубой глоток...

С именем твоим – сон глубок.

15 апреля 1916

2. “Нежный призрак…”

Нежный призрак,

Рыцарь без укоризны,

Кем ты призван

В мою молодую жизнь?

Во мгле сизой

Стоишь, ризой

Снеговой одет.

То не ветер

Гонит меня по городу,

Ох, уж третий

Вечер я чую ворога.

Голубоглазый

Меня сглазил

Снеговой певец.

Снежный лебедь

Мне под ноги перья стелет.

Перья реют

И медленно никнут в снег.

Так по перьям,

Иду к двери,

За которой – смерть.

Он поет мне

За синими окнами,

Он поет мне

Бубенцами далекими,

Длинным криком,

Лебединым кликом —

Зовет.

Милый призрак!

Я знаю, что все мне снится.

Сделай милость:

Аминь, аминь, рассыпься!

Аминь.

1 мая 1916

3. “Ты проходишь на Запад Солнца…”

Ты проходишь на Запад Солнца,

Ты увидишь вечерний свет,

Ты проходишь на Запад Солнца,

И метель заметает след.

Мимо окон моих – бесстрастный —

Ты пройдешь в снеговой тиши,

Божий праведник мой прекрасный,

Свете тихий моей души.

Я на душу твою – не зарюсь!

Нерушима твоя стезя.

В руку, бледную от лобзаний,

Не вобью своего гвоздя.

И по имени не окликну,

И руками не потянусь.

Восковому святому лику

Только издали поклонюсь.

И, под медленным снегом стоя,

Опущусь на колени в снег,

И во имя твое святое,

Поцелую вечерний снег. —

Там, где поступью величавой

Ты прошел в гробовой тиши,

Свете тихий – святыя славы —

Вседержитель моей души.

2 мая 1916

4. “Зверю – берлога…”

Зверю – берлога,

Страннику – дорога,

Мертвому – дроги.

Каждому – свое.

Женщине – лукавить,

Царю – править,

Мне – славить

Имя твое.

2 мая 1916

5. “У меня в Москве – купола горят…”

У меня в Москве – купола горят!

У меня в Москве – колокола звонят!

И гробницы в ряд у меня стоят, —

В них царицы спят, и цари.

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Легче дышится – чем на всей земле!

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Я молюсь тебе – до зари!

И проходишь ты над своей Невой

О ту пору, как над рекой-Москвой

Я стою с опущенной головой,

И слипаются фонари.

Всей бессонницей я тебя люблю,

Всей бессонницей я тебе внемлю —

О ту пору, как по всему Кремлю

Просыпаются звонари...

Но моя река – да с твоей рекой,

Но моя рука – да с твоей рукой

Не сойдутся, Радость моя, доколь

Не догонит заря – зари.

7 мая 1916

6. “Думали – человек…”

Думали – человек!

И умереть заставили.

Умер теперь, навек.

– Плачьте о мертвом ангеле!

Он на закате дня

Пел красоту вечернюю.

Три восковых огня

Треплются, лицемерные.

Шли от него лучи —

Жаркие струны по снегу!

Три восковых свечи —

Солнцу-то! Светоносному!

О поглядите, как

Веки ввалились темные!

О поглядите, как

Крылья его поломаны!

Черный читает чтец,

Крестятся руки праздные...

– Мертвый лежит певец

И воскресенье празднует.

9 мая 1916

7. “Должно быть – за той рощей…”

Должно быть – за той рощей

Деревня, где я жила,

Должно быть – любовь проще

И легче, чем я ждала.

– Эй, идолы, чтоб вы сдохли! —

Привстал и занес кнут,

И окрику вслед – охлест,

И вновь бубенцы поют.

Над валким и жалким хлебом

За жердью встает – жердь.

И проволока под небом

Поет и поет смерть.

13 мая 1916

8. “И тучи оводов вокруг равнодушных кляч…”

И тучи оводов вокруг равнодушных кляч,

И ветром вздутый калужский родной кумач,

И посвист перепелов, и большое небо,

И волны колоколов над волнами хлеба,

И толк о немце, доколе не надоест,

И желтый-желтый – за синею рощей —

крест,

И сладкий жар, и такое на всем сиянье,

И имя твое, звучащее словно: ангел.

18 мая 1916

9. “Как слабый луч сквозь черный морок адов…”

Как слабый луч сквозь черный морок адов —

Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.

И вот в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим, —

Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

За синий плащ, за вероломства – грех...

И как нежнее всех – ту, глубже всех

В ночь канувшую – на дела лихие!

И как неразлюбил тебя, Россия.

И вдоль виска – потерянным перстом

Все водит, водит... И еще о том,

Какие дни нас ждут, как Бог обманет,

Как станешь солнце звать – и как не

встанет...

Так, узником с собой наедине

(Или ребенок говорит во сне?),

Предстало нам – всей площади широкой! —

Святое сердце Александра Блока.

9 мая 1920

10. “Вот он – гляди – уставший от чужбин…”

Вот он – гляди – уставший от чужбин,

Вождь без дружин.

Вот – горстью пьет из горной быстрины —

Князь без страны.

Там всё ему: и княжество, и рать,

И хлеб, и мать.

Красно твое наследие, – владей,

Друг без друзей!

15 августа 1921

11. “Останешься нам иноком…”

Останешься нам иноком:

Хорошеньким, любименьким,

Требником рукописным,

Ларчиком кипарисным.

Всем – до единой – женщинам,

Им, ласточкам, нам, венчанным,

Нам, злату, тем, сединам,

Всем – до единой – сыном

Останешься, всем – первенцем,

Покинувшим, отвергнувшим,

Посохом нашим странным,

Странником нашим ранним.

Всем нам с короткой надписью

Крест на Смоленском кладбище

Искать, всем никнуть в черед,

Всем, ........., не верить.

Всем – сыном, всем – наследником,

Всем – первеньким, последненьким.

15 августа 1921

12. “Други его – не тревожьте его…”

Други его – не тревожьте его!

Слуги его – не тревожьте его!

Было так ясно на лике его:

Царство мое не от мира сего.

Вещие вьюги кружили вдоль жил,

Плечи сутулые гнулись от крыл,

В певчую прорезь, в запекшийся пыл —

Лебедем душу свою упустил!

Падай же, падай же, тяжкая медь!

Крылья изведали право: лететь!

Губы, кричавшие слово: ответь! —

Знают, что этого нет – умереть!

Зори пьет, море пьет – в полную сыть

Бражничает. – Панихид не служить!

У навсегда повелевшего: быть! —

Хлеба достанет его накормить!

15 августа 1921

13. “А над равниной…”

А над равниной —

Крик лебединый.

Матерь, ужель не узнала сына?

Это с заоблачной – он – версты,

Это последнее – он – прости.

А над равниной —

Вещая вьюга.

Дева, ужель не узнала друга?

Рваные ризы, крыло в крови...

Это последнее он: – Живи!

Над окаянной —

Взлет осиянный.

Праведник душу урвал – осанна!

Каторжник койку-обрел-теплынь.

Пасынок к матери в дом. – Аминь.

Между 15 и 25 августа 1921

14. “Не проломанное ребро…”

Не проломанное ребро —

Переломленное крыло.

Не расстрельщиками навылет

Грудь простреленная. Не вынуть

Этой пули. Не чинят крыл.

Изуродованный ходил.

Цепок, цепок венец из терний!

Что усопшему – трепет черни,

Женской лести лебяжий пух...

Проходил, одинок и глух,

Замораживая закаты

Пустотою безглазых статуй.

Лишь одно еще в нем жило:

Переломленное крыло.

Между 15 и 25 августа 1921

15. “Без зова, без слова…”

Без зова, без слова, —

Как кровельщик падает с крыш.

А может быть, снова

Пришел, – в колыбели лежишь?

Горишь и не меркнешь,

Светильник немногих недель...

Какая из смертных

Качает твою колыбель?

Блаженная тяжесть!

Пророческий певчий камыш!

О, кто мне расскажет,

В какой колыбели лежишь?

“Покамест не продан!”

Лишь с ревностью этой в уме

Великим обходом

Пойду по российской земле.

Полночные страны

Пройду из конца и в конец.

Где рот-его-рана,

Очей синеватый свинец?

Схватить его! Крепче!

Любить и любить его лишь!

О, кто мне нашепчет,

В какой колыбели лежишь?

Жемчужные зерна,

Кисейная сонная сень.

Не лавром, а терном —

Чепца острозубая тень.

Не полог, а птица

Раскрыла два белых крыла!

– И снова родиться,

Чтоб снова метель замела?!

Рвануть его! Выше!

Держать! Не отдать его лишь!

О, кто мне надышит,

В какой колыбели лежишь?

А может быть, ложен

Мой подвиг, и даром – труды.

Как в землю положен,

Быть может, – проспишь до трубы.

Огромную впалость

Висков твоих – вижу опять.

Такую усталость —

Ее и трубой не поднять!

Державная пажить,

Надежная, ржавая тишь.

Мне сторож покажет,

В какой колыбели лежишь.

22 ноября 1921

16. “Как сонный, как пьяный…”

Как сонный, как пьяный,

Врасплох, не готовясь.

Височные ямы:

Бессонная совесть.

Пустые глазницы:

Мертво и светло.

Сновидца, всевидца

Пустое стекло.

Не ты ли

Ее шелестящей хламиды

Не вынес —

Обратным ущельем Аида?

Не эта ль,

Серебряным звоном полна,

Вдоль сонного Гебра

Плыла голова?

25 ноября 1921

17. “Так, Господи! И мой обол…”

Так, Господи! И мой обол

Прими на утвержденье храма.

Не свой любовный произвол

Пою – своей отчизны рану.

Не скаредника ржавый ларь —

Гранит, коленами протертый.

Всем отданы герой и царь,

Всем – праведник – певец – и мертвый.

Днепром разламывая лед,

Гробовым не смущаясь тесом,

Русь – Пасхою к тебе плывет,

Разливом тысячеголосым.

Так, сердце, плачь и славословь!

Пусть вопль твой – тысяча который? —

Ревнует смертная любовь.

Другая – радуется хору.

2 декабря 1921

“То-то в зеркальце – чуть брезжит…”

То-то в зеркальце – чуть брезжит —

Всё гляделась:

Хорошо ли для приезжих

Разоделась.

По сережкам да по бусам

Стосковалась.

То-то с купчиком безусым

Целовалась.

Целовалась, обнималась —

Не стыдилась!

Всяк тебе: “Прости за малость!”

– “Сделай милость!”

Укатила в половодье

На три ночи.

Желтоглазое отродье!

Ум сорочий!

А на третью – взвыла Волга,

Ходит грозно.

Оступиться, что ли, долго

С перевозу?

Вот тебе и мех бобровый,

Шелк турецкий!

Вот тебе и чернобровый

Сын купецкий!

Не купецкому же сыну

Плакать даром!

Укатил себе за винным

За товаром!

Бурлаки над нею, спящей,

Тянут барку. —

За помин души гулящей

Выпьем чарку.

20 апреля 1916

“В оны дни ты мне была, как мать…”

В оны дни ты мне была, как мать,

Я в ночи тебя могла позвать,

Свет горячечный, свет бессонный,

Свет очей моих в ночи оны.

Благодатная, вспомяни,

Незакатные оны дни,

Материнские и дочерние,

Незакатные, невечерние.

Не смущать тебя пришла, прощай,

Только платья поцелую край,

Да взгляну тебе очами в очи,

Зацелованные в оны ночи.

Будет день – умру – и день – умрешь,

Будет день – пойму – и день – поймешь...

И вернется нам в день прощеный

Невозвратное время оно.

26 апреля 1916

“Я пришла к тебе черной полночью…”

Я пришла к тебе черной полночью,

За последней помощью.

Я – бродяга, родства не помнящий,

Корабль тонущий.

В слободах моих – междуцарствие,

Чернецы коварствуют.

Всяк рядится в одежды царские,

Псари царствуют.

Кто земель моих не оспаривал,

Сторожей не спаивал?

Кто в ночи не варил – варева,

Не жег – зарева?

Самозванцами, псами хищными,

Я до тла расхищена.

У палат твоих, царь истинный,

Стою – нищая!

27 апреля 1916

“Продаю! Продаю! Продаю…”

Продаю! Продаю! Продаю!

Поспешайте, господа хорошие!

Золотой товар продаю,

Чистый товар, не ношенный,

Не сквозной, не крашенный, —

Не запрашиваю!

Мой товар – на всякий лад, на всякий вкус.

Держись, коробейники! —

Не дорожусь! не дорожусь! не дорожусь!

Во что оцените.

Носи – не сносишь!

Бросай – не сбросишь!

Эй, товары хороши-то хороши!

Эй, выкладывайте красные гроши!

Да молитесь за помин моей души!

28 апреля 1916

“Много тобой пройдено…”

Много тобой пройдено

Русских дорог глухих.

Ныне же вся родина

Причащается тайн твоих.

Все мы твои причастники,

Смилуйся, допусти! —

Кровью своей причастны мы

Крестному твоему пути.

Чаша сия – полная,

– Причастимся Св<ятых> даров! —

Слезы сии солоны,

– Причастимся Св<ятых> даров! —

Тянут к тебе матери

Кровную кровь свою.

Я же – слепец на паперти —

Имя твое пою.

2 мая 1916

Ахматовой

1. “О, Муза плача, прекраснейшая из муз…”

О, Муза плача, прекраснейшая из муз!

О ты, шальное исчадие ночи белой!

Ты черную насылаешь метель на Русь,

И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

И мы шарахаемся и глухое: ох! —

Стотысячное – тебе присягает: Анна

Ахматова! Это имя – огромный вздох,

И в глубь он падает, которая безымянна.

Мы коронованы тем, что одну с тобой

Мы землю топчем, что небо над нами – то же!

И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,

Уже бессмертным на смертное сходит ложе.

В певучем граде моем купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий...

И я дарю тебе свой колокольный град,

– Ахматова! – и сердце свое в придачу.

19 июня 1916

2. “Охватила голову и стою…”

Охватила голову и стою,

– Что людские козни! —

Охватила голову и пою

На заре на поздней.

Ах, неистовая меня волна

Подняла на гребень!

Я тебя пою, что у нас – одна,

Как луна на небе!

Что, на сердце вороном налетев,

В облака вонзилась.

Горбоносую, чей смертелен гнев

И смертельна – милость.

Что и над червонным моим Кремлем

Свою ночь простерла,

Что певучей негою, как ремнем,

Мне стянула горло.

Ах, я счастлива! Никогда заря

Не сгорала чище.

Ах, я счастлива, что тебя даря,

Удаляюсь – нищей,

Что тебя, чей голос – о глубь, о мгла! —

Мне дыханье сузил,

Я впервые именем назвала

Царскосельской Музы.

22 июня 1916

3. “Еще один огромный взмах…”

Еще один огромный взмах —

И спят ресницы.

О, тело милое! О, прах

Легчайшей птицы!

Что делала в тумане дней?

Ждала и пела...

Так много вздоха было в ней,

Так мало – тела.

Не человечески мила

Ее дремота.

От ангела и от орла

В ней было что-то.

И спит, а хор ее манит

В сады Эдема.

Как будто песнями не сыт

Уснувший демон!

Часы, года, века. – Ни нас,

Ни наших комнат.

И памятник, накоренясь,

Уже не помнит.

Давно бездействует метла,

И никнут льстиво

Над Музой Царского Села

Кресты крапивы.

23 июня 1916

4. “Имя ребенка – Лев…”

Имя ребенка – Лев,

Матери – Анна.

В имени его – гнев,

В материнском – тишь.

Волосом он рыж

– Голова тюльпана! —

Что ж, осанна

Маленькому царю.

Дай ему Бог – вздох

И улыбку матери,

Взгляд – искателя

Жемчугов.

Бог, внимательней

За ним присматривай:

Царский сын – гадательней

Остальных сынов.

Рыжий львеныш

С глазами зелеными,

Страшное наследье тебе нести!

Северный Океан и Южный

И нить жемчужных

Черных четок – в твоей горсти!

24 июня 1916

5. “Сколько спутников и друзей…”

Сколько спутников и друзей!

Ты никому не вторишь.

Правят юностью нежной сей —

Гордость и горечь.

Помнишь бешеный день в порту,

Южных ветров угрозы,

Рев Каспия – и во рту

Крылышко розы.

Как цыганка тебе дала

Камень в резной оправе,

Как цыганка тебе врала

Что-то о славе...

И – высоко у парусов —

Отрока в синей блузе.

Гром моря и грозный зов

Раненой Музы.

25 июня 1916

6. “Не отстать тебе! Я – острожник…”

Не отстать тебе! Я – острожник,

Ты – конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте порожней

Подорожная нам дана.

Уж и нрав у меня спокойный!

Уж и очи мои ясны!

Отпусти-ка меня, конвойный,

Прогуляться до той сосны!

26 июня 1916