Текст книги "Ведьмин век. Трилогия"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ну вот что, Ивга… Мой друг, а твой в какой-то степени свекор мается, надо сказать, дурью. Ему, естественно, интереснее судьба сына… чем наши с тобой доводы. И кое в чем он прав. Сейчас мы выждем немного, ты все хорошо продумаешь и позвонишь… профессору Митецу.

– Нет, – сказала она быстро. – Я не… нет. Я не знаю, что… говорить.

Клавдий с показным удивлением пожал плечами:

– Тогда – что? Что нам с тобой делать?

Девчонка снова напряглась. Ощетинилась, вжимаясь лопатками в угол дивана, и Клавдий в который раз почувствовал тугой комок ее потенциальных возможностей. Хотя… После инициации любая из них может стать как выдающимся воином, так и серенькой рабочей ведьмочкой.

– Позвони, – сказал он примирительно. – Он нервничает. Он тебя ищет… Попытайся понять. Позвони… А я, если хочешь, выйду.

И, не дожидаясь согласия, он прошел в кабинет и прикрыл за собой двери.

Долго, очень долго в комнате было тихо. Потом тихонько зацокали клавиши телефона, и Клавдий удовлетворенно кивнул, на слух распознав номер. Прикрыл глаза и закинул ногу на подлокотник мягкого кресла.

– Это я.

Голос девчонки звучал глухо, но вполне прилично. Твердо звучал, без колебания и всхлипов; Клавдий нашел в ящике стола леденцовую конфету, повертел в пальцах и сунул за щеку.

– Это я… Да.

Молчание. Интересно, о чем говорит добряк профессор, потеющий сейчас на противоположном конце провода.

– Я понимаю, что виновата. – Голос юной ведьмы сделался громче, теперь в нем ясно слышалось сдержанное достоинство. – К сожалению, у меня не было другого выхода.

Клавдий разгрыз леденец и с опозданием вспомнил, что терпеть не может ментола. Кажется, он просил домработницу покупать другие – со вкусом, по крайней мере, барбариса…

– Я понимаю. – В голосе Ивги скользнула металлическая нотка. – Думаю, вам надо решить. И Назару надо определиться… Нет, не беспокойтесь. У меня все хорошо.

Гордая провинциалка, подумал Клавдий угрюмо. После трех бездомных ночей еще станет, пожалуй, врать про какую-то добрую подругу, у которой можно жить в довольстве и безопасности хоть год, хоть десять…

Он вдруг ощутил раздражение. Смутную злость на обоих Митецов, готовых поверить столь удобной для них байке… Да и ведьма хороша, с эдакой подростковой болезненной гордостью…

– Я?

Голос девчонки напрягся; оттягивая, по-видимому, ответ, она переспросила еще раз:

– Я?..

Пауза. Заминка; Клавдий точно знал, что и на другом конце провода молчат тоже. Ждут ответа на поставленный вопрос.

– Я… – девчонка замялась. – Я у… господина Старжа. Да…

Вот оно что. Ивга, выходит, собиралась соврать про телефонную будку, из которой звонит. Или опять же про верную подругу… Но испугалась, что Клавдий истолкует ее вранье превратно.

– Да, – повторила Ивга, и голос ее прозвучал неожиданно глухо. – Конечно.

Клавдий неслышно встал; дверь его кабинета никогда не скрипела.

Ивга стояла у окна, к нему спиной. Витой телефонный шнур разлегся на паласе, как огромных размеров дохлая пиявка. Ивга стояла, втянув голову в трясущиеся плечи, и трубка в ее опущенной руке непрерывно говорила – чуть напряженным, но в общем-то вполне приятельским тоном.

Он вытащил трубку из ее судорожно сжавшихся, но сразу же ослабевших пальцев. Приложил к уху – пластик был еще теплым и еле-еле пах дезодорантом. Недешевым, насколько мог определить искушенный Клавдий.

– …не делается сразу. Ты ведь понимаешь меня, Ивга? Ты бы не хотела причинять Назару… ну лишнюю боль?.. Конечно, это не мое дело, но… Такие вещи не решаются за один день. Он обижен, – в голосе скользнул упрек, – но, я думаю, после некоторых размышлений… И, когда он сам будет готов тебе сказать… м-м-м… Ивга? Ты меня слышишь?

Клавдий протянул трубку девушке. Та отворачивалась, упорно не показывая лица, но голос снова был вполне тверд, когда, переведя дыхание, она сказала в трубку:

– Да. Конечно, вы правы.

Клавдий перехватил ее руку, потянувшуюся к телефонному рычагу; запястье было тонким и твердым, как ветка.

– Да, Юль, – небрежно бросил он, снова завладев трубкой. – Как видишь, я свое обещание выполнил… Могу я узнать, о чем вы договорились?

Пауза. По-видимому, профессор Митец не ожидал столь быстрой смены собеседников.

– Н-ну, Клав… Я не знал, что… Короче говоря, мы договорились дать Назару время на размышление. А потом, когда он придет в себя…

– Потом – это когда? – вкрадчиво осведомился Клавдий.

Митец заколебался:

– Ну, неделя… Может быть, две…

– Юль. – Клавдий сам ощутил, как изменился, наполняясь железными нотками, его ровный голос. – Девочка очутилась в дрянной ситуации. Ей некуда идти, она не зарегистрирована. Ведьмы, не прошедшие регистрацию в течение двадцати четырех часов с момента подписания последнего указа, – он мельком глянул на часы, – подлежат принудительной изоляции. Скажи мне внятно, берете ли вы с Назаром Ивгу под опеку? Сейчас? Или мне вызывать наряд, чтобы тащить ее в приемник-распределитель?..

Девчонка затрепыхалась; не глядя, он поймал ее за плечо. Попросил растерянно молчащую трубку:

– Юль, дай мне на секундочку Назара.

– Он спит, – глухо отозвался профессор Митец. – Мальчик трое суток на снотворном. Если ты думаешь, что он не переживает… что ему не больно… в конце концов, ведь именно ты…

Митец заводил себя; Клавдий прикрыл глаза, усилием воли придавая своему голосу спокойствие и мягкость:

– Я все понимаю, Юль. Мы, к сожалению, живем в мире, где, кроме ведьм, есть еще множество неприятных вещей… Я ни в чем никого не упрекаю. Скажи мне спокойно, как другу: вы можете сейчас взять девчонку… вроде как на поруки? Нет?

– Клав, – голос Митеца сделался усталым и просительным, – ты ведь… можешь что-нибудь придумать. Я умоляю тебя, Клав… Как друга. Придумай что-нибудь…

Клавдий помолчал, слушая, как тяжело, неровно дышит на том конце провода профессор Юлиан Митец.

А Юль-то не в форме. Ранненькая старость, никакого спорта, никаких прогулок, даром что загородный дом… Или его действительно так крепко шарахнуло? По нервам?..

– Хорошо, Юль, – сказал Клавдий почти что весело. – Только думайте быстрее, ладно?

Митец на том конце провода наверняка закивал. Забыв, что его не видят.

– Да, Клав, конечно… Спасибо тебе, Клав, тут такое дело… Щекотливое… Спасибо… Ты уж там… присмотри…

– Ага. – Клавдий не выдержал и тоже кивнул. – Ну, будь здоров.

– Будь здоров, дружище…

Он отнес телефон на место и пинками загнал под столик кольца витого шнура.

– Вы отправите меня в изолятор? – глухо спросила Ивга.

– Не знаю, – честно признался Клавдий. – Мне кажется, тебе там не понравится.

Губы девчонки вызывающе искривились:

– Я не стану так жить… Собственно, не знаю, зачем я к вам пришла. И на что…

Она хотела сказать – «на что надеялась», но говорить плачущим голосом ей явно не нравилось, и потому фраза осталась без конца.

Клавдий вздохнул:

– Видишь ли… Еще неделю назад я со спокойной совестью устроил бы тебя… к знакомым, к приятелям, к друзьям приятелей, к знакомым друзей, секретаршей в неплохую контору, уборщицей в чистенький офис… Да запросто. В этом городе полным-полно людей, которые с удовольствием оказали бы мне эту услугу… Но не теперь. Теперь я не могу тебя просто так отпустить… Ты же знаешь, что происходит… с ведьмами, вокруг ведьм. Да?..

– Да, – сказала Ивга шепотом. Клавдий удовлетворенно кивнул:

– Я рад, что ты понимаешь.

Ивга подняла на него глаза.

Вот теперь они были затравленные. По всем правилам лисьей охоты отчаянные глаза зверька, которому некуда отступать.

(Дюнка. Апрель)

Догадка укусила его на обратном пути.

Он опоздал на последний автобус, но ему посчастливилось удачно поймать машину. Разговорчивый водитель жил неподалеку от студенческого городка и согласился бесплатно подвезти домой усталого измученного лицеиста:

– Я, конечно, все понимаю, парень… Сам таким был… Но по ночам, знаешь ли, пацану шляться опасно, вообще-то…

– Мне уже семнадцать.

– Ну и что? Пацан пацаном…

Клав кивнул, соглашаясь. До общежития было сорок минут на автобусе – добрый и наставительный дядечка довезет его за четверть часа, и как хорошо, что Митец все еще дуется и не надо будет отвечать на вопросы…

На этом его везение закончилось.

У поста дорожной инспекции, контролировавшего въезд и выезд с центрального проспекта, машину остановили. Разговорчивый водитель, нимало не смущаясь, завел с постовым пространный разговор о погоде и качестве дорог на окраинах; тот кивал, изучая документы и подсвечивая себе фонариком. Поодаль стояли двое; Клав вздрогнул, разглядев короткие меховые безрукавки поверх кожаных курток.

– Будьте добры, откройте багажник…

– Ищут, что ли, кого? – беспечно поинтересовался говорливый шофер.

– Плановая проверка, – негромко отозвался один из чугайстеров. У Клава заныло сердце.

Равнодушно оглядев содержимое багажника, чугайстеры одновременно взглянули в лицо шоферу; тот, по-видимому, испытал мгновенное беспокойство.

– Извините за доставленное неудобство, – уронил тот из чугайстеров, что был повыше. – Счастливого пути.

Его напарник искоса взглянул на стоящего рядом Клава. Тому показалось, что подбородка небрежно коснулась ледяная рука.

– Парень контактный, – тихо сказал невысокий. По спине у Клава продрал мороз.

Шофер, уже открывший было дверцу, нахмурился. Второй чугайстер неторопливо подошел к Клаву и тоже заглянул ему в глаза. На плечо ему неприятно, как-то хищно и одновременно вкрадчиво опустилась стянутая перчаткой ладонь:

– С кем ты виделся сегодня вечером?

– Мое дело, – ответил Клав пересохшим ртом. – С чего мне вам докладывать?

– Твое дело, – спокойно согласился высокий. – Но ты контактный по нави. Не хочу тебя пугать…

Я не пугливый, хотел сказать Клав, но промолчал. Стиснул зубы. Пытать ведь не будут?! Откуда им узнать, где он прячет Дюнку?

– Не хочу тебя пугать, – продолжал высокий, – но навы общаются с людьми затем, чтобы убить. Уравнять, так сказать, шансы… Ты в первый раз видел эту девушку? Нет?

– Какую девушку? – спросил Клав, упрямо притворяясь тупицей. Он живет в свободной стране, этот тип в дурацкой безрукавке не в состоянии причинить ему хоть сколько-нибудь ощутимого вреда.

– Девушку, с которой ты несколько часов назад имел интимную связь, – бестрепетно объяснил высокий. – Переспал, иначе говоря. Или ты это сделал с несколькими подряд?

Клав почувствовал, что краснеет. Это он-то, не без основания полагавший, что у него железные нервы! А вот как все просто – несколько небрежно брошенных слов, и вот он уже стоит голый посреди людной площади…

– Малыш, ты сегодня прошелся по бритве. Нечего теперь обижаться на меня, который всего только и хочет, что тебе помочь. В другой раз везение может не повториться… Вчера мы вытащили из ванной пятнадцатилетнего паренька. Вскрыл себе вены.

Ванна. Ванная. Какое противное слово…

Вот тут-то Клава и достала невозможная, отвратительная мысль. И отразилась у него на лице таким непритворным ужасом, что рука, лежащая у него на плече, ощутимо потяжелела:

– Тихо… Спокойно, все уже позади, ничего…

Включенный фен на краю хлипкой полочки. Но как он там оказался?!

Дюнка так плакала…

«Ты сегодня прошелся по бритве…»

– Вспомнил?

Клав проглотил густую горькую слюну. Неправда. Дурацкое совпадение. Подставка…

«Вспомнил. Я живу с навкой, мы снимаем квартиру на…»

– Давай, малыш, говори. Никто никогда не узнает, что именно ты нам сказал. Знать будем только мы.

А водитель?! Вот он, стоит рядом, рот полуоткрыт, в глазах удивление с изрядной долей гадливости…

– Спасибо. – Клав неловко ему кивнул. – Я… уже сам доберусь… Вы поезжайте…

Хмыканье. Звонкий хлопок дверцы; Клав дождался, пока машина отъедет.

– Я…

Как гнусно. Как стыдно.

– Я… был… с девчонкой. Я… на улице… в общем, я ей заплатил.

Губы его еле двигались. Сейчас он сам верил в то, что говорил, верил для пользы дела – но ощущение было, будто он купается в сточной канаве.

– Она сама ко мне подошла, честное слово… На улице… сейчас вспомню… на углу проспекта и Прорывной, возле подземного перехода…

Перед глазами у него встала картина города. Чем больше подробностей, тем достовернее.

Чугайстеры молчали. Выслушали до конца.

– Адрес? – негромко спросил высокий, когда Клав, опустив плечи, умолк.

– На улице Вечного Утра. Там такая гостиница… вернее, там несколько. Она взяла номер на час…

– За час справились?

Это не удержался от насмешки другой чугайстер, тот, что пониже.

– Сколько? – коротко поинтересовался высокий.

– А?

– Сколько стоил номер?

Клав захлопал ресницами:

– Не знаю… Она сама платила…

Одно из двух. Либо сейчас его посадят в машину и повезут отслеживать номер, в котором он якобы был, и при некоторой дотошности скоро поймают на лжи. Либо махнут рукой – потому что на улице Вечного Утра полным-полно сомнительных гостиничек, сдающих номера на час-другой и никаких документов при этом не спрашивающих. Плати – и вперед…

Чугайстеры смотрели друг на друга. Решали. Им трудно было предположить, что мальчишка-подросток умеет так врать. Они не знали Клава.

– Ты все нам сказал?

– Клянусь чем угодно! Хоть на детекторе лжи меня…

Слабые улыбки.

– У тебя есть с собой документы?

Он вытащил из внутреннего кармана завернутый в пленку ученический билет.

– Хорошо, Клавдий Старж, третий виженский лицей… Мы не станем оповещать твоих наставников об этих сомнительных похождениях. Но в другой раз… Кстати, ты не заметил разве, что она – навь, нежить?..

Слово, как небрежно брошенный нож. Как упавший топор.

– Нет, она человек, – сказал он шепотом. Чугайстеры ухмыльнулись одинаково, как братья.

– Главная ошибка, – медленно сказал высокий. – Люди часто видят в них людей… И даже боятся выдавать их в наши руки. Мы-де мучители… А они нежить, мальчик. Они навь. Это, как бы объяснить… если бы к тебе пришел убийца в маске красивой девушки. Или, что еще хуже, в маске твоей матери…

Клаву захотелось сесть. Прямо на влажный асфальт.

Клаву хотелось орать: чушь! Что вы городите, убийцы – это вы сами!..

Но он смолчал, заткнув себе рот дешевой удушливой сигаретой.

Глава 5

– Входи.

Ивга прищурилась от внезапно брызнувшего света. Почему-то она ожидала увидеть здесь грязь и линялые обои – наверное, на нее произвел впечатление темный мрачный подъезд; прихожая оказалась чистой и добротной, даже красивой, и единственным ее недостатком была поразительная теснота.

Впрочем, нет, был еще недостаток; Ивгин нос дернулся, ощутив едва слышный запах нежилого дома.

– Проходи, проходи… Тут сложно разминуться вдвоем.

Массивная вешалка была пуста, и Ивга испытала мгновенный трепет, нанизывая петельку своей куртки на медный изогнутый крючок.

– Это… здесь кто-то живет?

– Иногда я. – Инквизитор извлек из ящика для обуви пару женских домашних тапочек. – Иногда никто… Вот, примерь.

Тапочки были почти новые; Ивга замешкалась. Ей редко доводилось надевать на себя чужие вещи, и всякий раз она испытывала внутреннее неудобство, ей казалось, что прежний хозяин одежды оставил в ней частицу себя. Тепло своего тела… а может быть, свою тень.

Инквизитор искоса взглянул, хотел что-то сказать – но промолчал и ушел в комнату. Ивга, не раздумывая больше, нырнула ногами в тапки. Они оказались чуть велики.

Комнатушка была под стать прихожей – добротная, даже роскошная, но поразительно тесная; два мягких кресла и книжный шкаф занимали почти все ее пространство, оставляя свободными лишь потолок да узенькую ленту дорожки на полу. На книгах лежала пыль – потянув носом, Ивга ощутила ее запах.

– Никто тут не убирает, – равнодушно заметил инквизитор. – Если хочешь – можешь попробовать. В постельной тумбе чистое белье, в ванной горячая вода… Вообще, что найдешь – то твое. Пользуйся, потом положишь на место…

– Это тоже… ваш дом?

Инквизитор поморщился, удрученный ее недогадливостью:

– В общем-то… да. Это тоже в некотором смысле мой дом… Продукты в сумке. На кухне есть холодильник, посуда, кое-какие консервы… Хочешь – ешь. Телефон в спальне, хочешь – звони… Но одно условие будет железным, Ивга. Не переступать порога. Даже если пожар.

Она с трудом улыбнулась:

– Ну если пожар, я, наверное…

Не отвечая на ее улыбку, инквизитор качнул головой:

– Нет. Был бы нормальный замок – я бы тебя запер без размышлений. Но, поскольку заведение планировалось как квартира, а не как тюрьма, единственным замком здесь будет твой здравый смысл. Потому как, Ивга…

Глаза его сухо блеснули. Ивга показалось, что вокруг ее головы сжимается железный обруч.

– Потому как, – инквизитор отвернулся, – оказывая сейчас услугу моему другу Митецу, я делаю то, чего делать, собственно, никак не должен. Но если тебя возьмет патруль – а я надеюсь, он обязательно тебя возьмет, стоит тебе появиться в городе, – ты окажешься в изоляторе на общих основаниях. Тоже, в общем-то, не конец света – но ты ведь хотела этого избежать?

Ивга поспешно кивнула:

– Я… да. Спасибо, я не…

– Вот и хорошо. – Инквизитору, казалось, было скучно выслушивать ее сбивчивые благодарные заверения. – Сюда никто не придет, здесь ты в полной безопасности… Сиди тихо, Ивга. До встречи.

– До… свидания, – выдавила она.

На оконном стекле, давно не знавшем мытья, подрагивали редкие капли прошедшего дождя; прислонившись к стеклу горячим лбом, Ивга смотрела, как человек в длинном темном плаще выходит из подъезда. Не спеша пересекает маленький скудный дворик; его зеленая, как крокодил, великолепная машина выглядит здесь случайным залетным гостем, но мелкая детвора, оседлавшая веревочные качели, не спешит лопаться от любопытства. Подошли, посмотрели – и вернулись к своему развлечению; стало быть, не в первый раз господин Клавдий Старж оставляет перед скромным домом своего не вполне скромного «Графа». «Это тоже в некотором смысле мой дом…»

Тишина пустой квартирки давила. Ивга постояла у окна, глядя вслед отъехавшей машине, потом вздохнула, задернула пыльную штору и, на цыпочках обогнув кресла, заглянула в узкую дверь спальни.

Ах, вот оно что.

Она почувствовала себя дурой. Круглой, как бублик; конечно же, иначе зачем здесь женские тапочки…

Ивга с отвращением посмотрела на собственные ноги. Потом снова перевела взгляд на огромную кровать, занимавшую две трети тесной спаленки.

Одинокий свободный мужчина, не обремененный сердечными привязанностями. Пик карьеры, верхушка общественной лестницы, не станет же он таскать своих, простите, баб… гм. Не станет таскать этих самых баб в официальную квартиру на площади Победного Штурма. У него достаточно денег, чтобы содержать маленький дом свиданий. Нечто среднее между собственным борделем и гостиницей…

Ивга вздохнула. Вернулась в комнату и уселась, прижавшись затылком к мягкой и пыльной спинке кресла. Мысли ее, совсем недавно занятые только горестными рассуждениями о невозможности побега, неожиданно приобрели совершенно новое, не вполне уместное направление.

Значит, стоит ей заглянуть в шкаф… Или, к примеру, под кровать. И там наверняка отыщется кем-то забытый гребень. С двумя запутавшимися длинными волосками. А на полочке в ванной не может не лежать старая, давно потерянная кем-то помада, дорогая, со следами чужих губ на ярком перламутровом стержне… А если пойти дальше, то и элемент нижнего белья предвидится, полупрозрачный, небрежно завалившийся за этажерку…

Она презрительно скривила губы. В подобном образе жизни есть что-то противоестественное; мужчина, перебирающий случайных женщин… Тьфу. Хоть и вряд ли они такие случайные, Великий Инквизитор не станет рисковать ни здоровьем, ни репутацией… Так. Может быть, женщин для него отбирает его канцелярия?..

Ивга поморщилась, будто от вкуса гнили. Собственно, почему она должна об этом думать? Обо всяких мерзостях, до которых ей, в самом худшем случае, нет никакого дела. А в лучшем случае они, эти мерзости, существуют в одном только ее воображении…

Ну тогда ее воображение достаточно испорчено. Она вконец испорченная молодая ведьма. Интересно, далеко ли зайдет ее фантазия…

А может быть, он пропускает через эту необъятную кровать именно молодых, испорченных, свежеотловленных ведьм?!

На мгновение Ивге сделалось так неуютно, будто она сидела на гвоздях. А потом само собой вспомнилось непроницаемое, как бронированная дверь, лицо инквизитора: «Оказывая сейчас услугу моему другу Митецу, я делаю то, чего делать, собственно, никак не должен…»

Ишь ты, говорящий протокол. Да плевать он на нее хотел. На ее женские и ведьминские прелести; может быть, он крайне редко нуждается в бабах. А может, у него таких, как Ивга, девчонок – за монетку пучок…

Она испытала облегчение – и почти сразу смутную обиду. Какие они великие люди, эти самые инквизиторы…

Она вздрогнула. «Я вчера весь день занимался тем, что пытал женщин. А общественное мнение в лице тебя меня, выходит, поддержало…»

Вся усталость последних дней, тяжесть бессонных ночей разом навалилась ей на плечи и вдавила в мягкую обшивку кресла. Нет, об этом она сейчас думать не станет. Оттолкнет от себя, не станет…

С трудом поднявшись, она проковыляла в ванную. Помады на полочке не было; Ивга криво улыбнулась. До чего наивна современная косметика: наверняка спряталась под этажеркой, думает, что там ее никто не найдет…

Она плеснула себе в глаза теплой воды. Некоторое время постояла, изучая собственное серое лицо в овальном зеркале; махнула рукой и побрела в спальню, где повалилась, не снимая одежды, прямо поверх покрывала.

Уже совсем на грани сна ей померещился мужчина в распахнутом темном халате, стоящий у края постели; Ивга вскрикнула и села, таращась в пустой дверной проем.

Маньячка. Ты так мечтаешь, чтобы тебя изнасиловали?..

* * *

Пепельница переполнилась. Клавдий откинулся на спинку жесткого вертящегося кресла и прикрыл глаза. Коротенькая передышка… Кстати, который теперь час?..

Жесткая, подвижная, надежная машина Инквизиции – его заслуга. Его заслуга, что подписанный приказ почти сразу перестает быть бумажкой, оборачиваясь досмотрами и ревизиями, арестами, облавами и патрулями. Не зря он сидел в этом кресле пять последних лет; можно только предположить, в каких именно выражениях проклинают его сотни ведьм – в далеких провинциях и на соседней улице…

Он мрачно ухмыльнулся. Тревога, возившаяся в его душе с самого визита к другу Митецу, чуть притупилась, но не ушла. Потому что эпидемия в Рянке подавлена, трагедию в Однице удалось предотвратить, но никто-никто не понимает, откуда взялся этот внезапный всплеск зла в ведьминых душах, и без того не слишком благостных. И откуда взялась эта новая поросль, безудержно агрессивная, с невиданно глубокими «колодцами», с неумными, даже безумными мотивациями… Неужели это те серенькие, неинициированные ведьмочки, которых в каждом городишке по несколько сотен на строгом учете? И с чего это им всем сразу захотелось в новую жизнь, вернее, в новую смерть?..

Что-то случилось с их чувством самосохранения. Внешняя победа – спокойствие, воцарившееся в стране, – в любой момент может обернуться пес знает чем. Перехватают тысячу ведьм – кто знает, не вылезут ли из неведомого подпола еще три тысячи?..

Он поиграл авторучкой. Великолепное перо, способное одним росчерком прихлопнуть множество поднимающихся голов. Хорошо хоть, чернила не красные…

Он болезненно поморщился. Даже тот упрямый юноша, много лет назад впервые переступивший порог инквизиторской школы, вряд ли предполагал, что придется сидеть в таком… в такой яме. Да погибнет скверна, так ее растак…

Среди его педагогов был некий умный и, кажется, вполне достойный человек, бывший убежденным сторонником «варианта ноль». Официальная Инквизиция старательно декларировала непричастность к самой идее «варианта», однако вовсе не запрещала своим сотрудникам рассуждать о несомненных его выгодах. «Вариант» без затей декларировал, что ведьма в мире лишняя. Вообще. Любая…

Клавдию захотелось раздраженно отшвырнуть ручку. Вместо этого он глубоко вздохнул и аккуратно положил ее на стол.

В окошке селектора трепыхнулся зеленый огонек.

– Слушаю.

– Да погибнет скверна… патрон, приема настойчиво добивается Хелена Торка, учетный номер шестьдесят во…

– Я помню ее номер, Мита. Она одна?..

– Прочих… патрон, прочих было семьдесят два человека, с утра. Я распределила их… короче, их уже приняли. Господин Глюр и заместители. А Торка…

– Я приму ее.

– Да, патрон, – смиренно вздохнул селектор.

Среди множества виженских ведьм только неполный десяток обладал такой привилегией – подвергаться контролю лично Великого Инквизитора. Клавдий завел это правило сам, и за пять лет оно перестало быть новшеством, потому что вошло в привычку; Клавдий не жалел о потере времени. Привилегированные виженские ведьмы были исключительно интересными собеседницами.

Хелена Торка возглавила виженский оперный приблизительно в то же время, когда Клавдий встал во главе Инквизиции; собственно, удержаться на своем посту ей удалось исключительно благодаря Старжу. «Наш новый Великий Инквизитор – человек с широкими взглядами…»

Хелена Торка была «глухаркой», неинициированной ведьмой – несмотря на многочисленные соблазны, импульсивность характера и свои почти что пятьдесят лет. Хелена Торка знала цену слишком многим вещам; главное же – Хелена Торка была предана своему театру. Как собака.

Дверь бесшумно прикрыли снаружи; женщина, чье лицо скрывалось под темной вуалькой на шляпе, болезненно вздрогнула. Клавдий никогда не принимал ее здесь – для регулярных контрольных встреч куда лучше подходила маленькая комнатка этажом ниже, та, похожая на гримуборную, с большим зеркалом и мягким диваном; обстановка же рабочего кабинета не располагала ни к спокойствию, ни к доверительности, скорее наоборот. Никакую ведьму не обрадует дознавательный инквизиторский символ, вырезанный на деревянной обшивке стены. В трех экземплярах.

– Добрый вечер, Хелена. – Клавдий поднялся, одновременно пытаясь ослабить удар, пришедшийся на ведьму. Директриса оперного никогда не могла похвалиться защитой. Хотя бы средненькой.

– Приветствую, мой инквизитор. – Женщина чуть склонила голову. – Тяжкие… времена…

– Нелегкие. – Клавдий подождал, пока женщина усядется в кресло для посетителей. Вытянул сигарету, спрятал снова. – Я, наверное, неприятный сейчас? Сильно давлю?

– Ничего. – Тонкие губы под тенью вуали страдальчески улыбнулись. – Я потерплю… В конце концов, именно ради этого… незабвенного ощущения я просидела в приемной шесть часов.

– Прошу прощения, Хелена, – сухо отозвался Клавдий. – Думаю, вы все понимаете.

Голова в черной шляпке медленно кивнула. Женщина старалась не поднимать глаза на дознавательные знаки на стенах.

– К делу. – Клавдий уселся. – Сегодня не контрольный день. Что побудило вас, занятого человека, вырвать из своей жизни эти самые шесть часов?

– Я не побеспокоила бы вас, – тонкие губы улыбнулись снова, – если бы не считала свое дело исключительно важным.

– Театр?

– Училище. Вы знаете, мой инквизитор, хореографическое училище полностью находится, так сказать, под крылом театра… подготовка новых…

– Понимаю. Что?

– Вчера… взяли пять девочек. Сегодня утром – еще две.

– Сколько их всего? Вас?

– Это очень талантливые дети. – Директриса медленно подняла вуаль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с синими шнурочками вен на висках. – Девочки. От четырнадцати до шестнадцати.

– Сколько?

– В училище – десять.

– Очень много, Хелена.

– Это искусство. – Женщина царственным движением вскинула подбородок. – Не я придумала, что… талантливые дети часто оказываются… нами.

Клавдий откинулся на жесткую спинку. Подобная закономерность не была открытием – среди девочек, склонных к «изящным искусствам», колоссальный процент юных ведьм. Неинициированных, естественно.

– Хелена. Вы не… говорили им о необходимости стать на учет?

Женщина молчала.

– Сколько из десяти – учтенные?

Тонкие губы едва шевельнулись:

– Две.

– Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?

Женщина медленно поднялась. С усилием – но все равно грациозно. Даже горделиво.

– Клавдий… – Она шагнула к столу, и это был шаг жертвы, добровольно напарывающейся на нож, потому что сократившееся расстояние принесло ей новую боль. – Позвольте мне так вас назвать… Клавдий, это особенные дети. Они… – Она вскинула голову. – В театре полтора десятка ведьм. Все на учете, я за этим слежу… Но не подростки. Для них это слишком… болезненно. Некоторые из них так еще и не осознали… Что они изгои. Что они уроды. Что единственный дом, где от них не отшатнутся, – их училище, их театр, их гнездо… Семерых забрали, это… колоссальная травма. Они ведь не понимают, за что. И одна осталась, ждет ареста. Уже сутки не может есть…

Она снова шагнула вперед, и лицо ее болезненно напряглось:

– Я умоляю. Ну можете меня восемь раз сжечь. Но отпустите детей, они ни в чем не виноваты, они живут только балетом, без них не будет театра…

Клавдий прикрыл глаза:

– Назад, Хелена. Не надо. Отойдите.

Женщина отступила. Опустилась в кресло – не упала, а именно опустилась. С прежним достоинством.

– Я не палач, – сообщил Клавдий глухо. – Похоже?

Женщина хотела что-то сказать, но так и не решилась.

– Хелена… каждая неучтенная ведьма становится сегодня смертельно опасной. Я не могу посвятить вас в подробности, но… ситуация, сложившаяся у вас в училище, преступна. А потому травма, нанесенная вашим девочкам, – ваша вина. Их надо было… вы понимаете.

– Я не отрицаю своей вины. – Воспаленные глаза женщины сухо блеснули. – Я готова поплатиться… Но не за их счет.

– За чей? За мой? За счет и вовсе невинных людей? Как иначе я добьюсь исполнения законов, если не буду наказывать за ослушание?

Женщина молчала. Клавдий смотрел, как с ее лица медленно уходит румянец, проступивший во время вдохновенной речи. Уходит вместе с надеждой.

– Чрезвычайное положение, – он накрыл ладонью авторучку, – продлится еще… вероятно, дней пять. Если ситуация стабилизируется, то… короче, большая часть неинициированных ведьм так и так окажется на свободе. Через пять дней вы получите ваших учениц обратно… и, хочется думать, не станете повторять совершенных ошибок. Да?

– Мой инквизитор, – женщина смотрела печально и строго, – я… не инициирована. Однако мой опыт… возможно, я могла бы сообщить вам сведения, которые вас заинтересуют. В ответ на… простое снисхождение. К нашим детям.

Некоторое время Клавдий молчал. Женщина вновь опустила голову.

– Вы хотите поторговаться, Хелена? Вы? Со мной? Столь уважаемая мною женщина… или я неправильно понял?

– Правильно. – Она не смотрела на него. – Чрезвычайное положение вызвано… непонятными изменениями, происходящими среди ведьм. Всплеск активности. Агрессия. Рост числа инициаций. Новые ведьмы огромной силы… их странная, противоестественная солидарность… Да?

Лицо Клавдия оставалось бесстрастным, однако это бесстрастие стоило ему значительных усилий.